Текст книги "Мятежная кровь (СИ)"
Автор книги: Клоденестра
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)
Кристоф встревожился, велел немедленно возвращаться, но ливень все же настиг всадников. Дождь хлынул свирепыми струями, закрывая видимость, превращая плотную почву в жидкие ручьи грязи. Наездники гнали изо всех сил, но, оказавшись в замке, промокли почти насквозь.
Как ни странно, им удалось проскочить мимо Адриана и Каролины. Те имели привычку встречать их после таких продолжительных многочасовых поездок.
Они вернулись в спальню, теплую, освещенную мигающими свечами, стали торопливо стягивать мокрые плащи. Дождевые капли проникли Рафаэлю под сюртук, и он, стремясь отделаться от неприятного ощущения, быстро скинул его. Кристоф сделал то же самое. Они повернулись друг к другу и вдруг замерли, как вкопанные.
Что-то такое пронеслось между ними… Что-то неистовое, отчаянное и безумное. Затаив дыхание, Рафаэль смотрел на мужа, на его сильное мраморное тело, а тот, в свою очередь, ненасытно оглядывал его нежные хрупкие плечи, словно созданные для поцелуев.
В какую-то неуловимую секунду их взгляды схлестнулись, и доводы истерзанных рассудков утратили всякое значение.
Они ринулись друг к другу, отпуская все сомнения, лишая значения пережитые страдания, грехи и порывы. Взрываясь от нежности, Кристоф горячо поцеловал Рафаэля, хаотично и жадно проводя руками по его телу, а тот, будто в отчаянии, изо всех сил прижался к нему, неистово отвечая. Дыхание мгновенно стало прерывистым, громким и тяжелым; они упивались страстью друг друга, теряли рассудок от всепоглощающего желания.
Вампир стал ненавязчиво подталкивать юношу к кровати, и когда тот упал на одеяла, немедленно приник к его шее, покрывая долгими поцелуями нежную кожу. Его прикосновения воспламеняли Рафаэля, точно огонь; юноша, сам того не сознавая, сладко стонал от его чувственных ласк, вздрагивал от каждого яростного поцелуя, от ощущения сильных рук на спине и талии.
Он и не представлял, что Кристоф может быть настолько пылким, нежным и страстным; видя от него одну лишь жестокость, он решительно исключил возможность чувственного наслаждения между ними и теперь, впервые сознавая всю безграничную пламенность вампира, безнадежно таял в его руках.
Кристофа поражала его чувствительность, невероятная нежность, потрясающая невинность; тихие стоны Рафаэля приводили его в восторг, он ласкал его еще мучительнее и сильнее, стремясь вырвать громкие крики наслаждения.
Он знал многих омег, но никогда не испытывал такого сокрушительного удовольствия. Наверное, потому что ни к кому из них не питал сердечных чувств.
Вскоре ощущения стали почти невыносимыми, и Рафаэль, сильно выгнувшись, мучительно застонал. На секунду Кристофа охватило смутное сомнение, но он решительно отмел его и, крепко поцеловав мужа, начал осторожно подготавливать его. Эльф беззащитно откидывал голову, полностью доверяясь ему, и, кажется, хотел умолять, но, сгорая от непереносимого чувства, был не в силах связать и двух слов. Свирепое желание ударило Кристофу в голову; глухо зарычав, он развел ноги эльфа и стремительно толкнулся в него на всю длину.
Проникновение ошеломило их, словно молния, разразившаяся среди ясного дня. Дикая фантастическая страсть охватила Рафаэля; восторженно вскрикнув, он непроизвольно дернулся навстречу, впиваясь в плечи вампира, а тот, впадая в странное безумие от вида его блаженного лица, с хриплым рычанием начал вонзаться в него, каждым толчком вызывая феерическое наслаждение.
Его мечта осуществилась. Сладострастные крики Рафаэля раздавались почти непрерывно, доставляя ему безумную радость и восторг. Чувства и ощущения смешались в потрясающем водовороте жаркого единения. Близость сводила с ума, поражала сознание, словно дурман.
Чувства переполняли их, вся невысказанная нежность, все сдерживаемые прикосновения выплеснулись в этом беспорядочном порыве.
Страхи Рафаэля, затаенные на дне сознания, стремительно испарялись, вина и печаль Кристофа, ставшие проклятьем его души, искажались, медленно теряя свою силу. Они отчаянно тянулись друг к другу, наслаждались, отпускали и прощали. Безраздельное единство исцеляло их, словно магическое лекарство.
Прошлое теряло всякое значение, будто дымка, уходящая с появлением солнца; словно тень, смещенная светом. Остались только чувства: искренние, отчаянные, откровенные и ослепительные.
Хищное рычание Кристофа становилось все более надсадным и хриплым, крики Рафаэля – отчаянными и короткими. Экстаз окатил их одновременно, словно волна густого пламени; только что не взрываясь от ослепительного ощущения, Кристоф с глухим стоном излился, и Рафаэль, неистово закричав, тут же последовал за ним. Все еще содрогаясь от пережитого взрыва, король Тамира упал на кровать рядом с мужем и, натянув на них одеяло, крепко сжал юношу.
Они ничего не говорили друг другу, потому что слова не имели никакого значения. Все сказали чувства. Тепло и нежность во взглядах, мягкость поцелуев, счастье и удовлетворение в чувственном единстве. Счастье уснуть, впитывая взаимное тепло.
Да, в эту ночь они заснули совершенно счастливыми. Твердо зная, что стена, долгое время разделявшая их сердца, безвозвратно разрушена.
========== Глава 15. Мятежная кровь (заключение) ==========
Возвращение в Тамир сопровождалось долгими напутствиями со стороны Адриана и угрозами – со стороны Каролины. Кристоф хладнокровно вытерпел все ее колкие замечания и, когда она заявила, что непременно явится в Дагон через несколько месяцев – проверить состояние брата, решительно сказал, что будет рад ее видеть.
Отправляясь в путь, он не пожал руки правителя Эльфланда, видимо, не в силах преодолеть укорененную неприязнь, но все-таки расстались они почти, как друзья.
Вампир с огромным теплом и нежностью относился к Рафаэлю. Былая его жестокость иссякла, смещенная осознанием вины и раскаянием. Рафаэль, несомненно, отвечал ему тем же.
Все, что им пришлось пережить, одарило каждого серьезным отпечатком, отметившим сердца памятью о безрассудных поступках и пережитых страданиях. Но, впрочем, взаимное стремление помочь друг другу искореняло печальные воспоминания, и дружеское тепло придавало решимости отпустить прошлое.
Эллен с невероятным восторгом встретила их; ее мечта осуществилась: в глазах Рафаэля мерцала неподдельная радость, а при виде ее и вовсе вспыхнуло веселье.
Девочка долго и внимательно рассматривала портрет Каролины и, в конце концов, заявив, что у нее гордое и противное лицо, утащила картину прочь.
Рафаэль пришел в полное недоумение, но Кристоф быстро разъяснил ему причину столь странного поведения. Взрослое и серьезное лицо Каролины, скорее всего, навело Эллен на мысль, что родная сестра имеет огромное влияние над Рафаэлем, и ее сокрушил порыв ревности.
Они от души посмеялись над этим, но юноша с тех пор никогда не заговаривал с Эллен о сестре.
Вскоре они вернулись к своим королевским занятиям, и первое, что сделал Рафаэль, получив возможность высказывать свое мнение, это уговорил Кристофа пожаловать Леннару титул герцога.
Поняв его замыслы, король немедленно согласился. Они подарили верному царедворцу многочисленные земли, роскошные дворцы и, конечно, много золота и других драгоценных металлов.
Леннар всячески благодарил их, только что не сходил с ума от радости, ну и, естественно, едва вступив в права герцога, ринулся в Тринидад, просить руки Луиджи. Мать юного наследника, узнав о новом титуле Леннара и, к тому же, выяснив, что он теперь сказочно богат, некоторое время сомневалась (видимо, для приличия, она ведь столько раз гнала его с самыми нелестными замечаниями), но вскоре дала свое согласие.
Через несколько недель они поженились, и Луиджи поселился в Тамире, вместе со своим мужем. Они много раз являлись в королевскую резиденцию, стремясь излить благодарность Рафаэлю (ведь это была исключительно его щедрость), но юноша, не желая выслушивать бесконечные восхваления, атаковал их вопросами, лишая возможности высказать слова признательности.
Он совершил этот поступок от всего сердца, желая вознаградить Леннара за верность, а Луиджи – за участие. Благодарность не имела для него никакого значения. Его открытое благородное сердце не нуждалось в превозношениях.
Впрочем, не только Леннар всячески старался выразить ему признательность. К великому негодованию Кристофа, в Дагон явился наследник Норигарда, стремясь лично увидеть своего спасителя. Он увидел его и, кажется, упустил из внимания тот факт, что в приемном зале, помимо Рафаэля, присутствовал также и король.
Красота эльфа поразила светловолосого вампира, он так откровенно таращился на него, что Кристоф чудом сдержался и не свернул ему шею. Выразив все свои чувства и извинения,– гораздо пламеннее, чем рассчитывал,– принц удалился, оставив Кристофа сожалеть о том, что он все-таки не прикончил его.
– Как же я ненавижу этого щенка! – заметил он, повернувшись к Рафаэлю.
Тот удивленно взглянул на него:
– Разве он сделал что-то не так?
– Конечно! Он нагло таращился на моего мужа!
– Я уверен, он смотрел так же, как и все.
– Мне виднее, – хмуро сказал Кристоф.
Юноша накрыл ладонью его руку:
– Прости, что я не могу стать видимым лишь для твоих глаз.
– Ты не должен извиняться. Никогда, – король сурово посмотрел на него.
– Перестань. Пусть прошлое останется в прошлом. Мы начинаем заново, как будто ничего не происходило.
– Но ведь происходило…
– Разве это важно? Главное, что мы теперь вместе и можем смотреть друг другу в глаза, не опасаясь увидеть там ненависть или страх.
Кристоф едва заметно кивнул:
– Ты прав. Как всегда.
Он ласково сжал его руку и, видимо, хотел сказать что-то еще, но в этот момент им пришлось отвлечься, так как в зал вошли послы из другого королевства.
Между ними не осталось секретов, остался лишь осадок, мутное прикосновение увядающих страхов, да и тот затаился в преддверии счастливого дня, и уж наверняка растает, когда этот день наступит.
Носить под сердцем экрона гораздо труднее, нежели вампира или эльфа. Такая беременность длится не девять, а одиннадцать месяцев, тревожных и радостных, исполненных неуверенностью и счастьем. Рафаэль отчаянно ждал того дня, когда сможет взять свое чудо на руки.
Кристоф ждал вместе с ним, не менее отчаянно и трепетно, но, по правде говоря, не показывал этого даже своему мужу, из опасения, что муки вины, порожденные прошлым, вырвутся на волю и все испортят.
Время, кажется, замедлилось, скованное тихим счастьем, время единства и понимания, о котором Рафаэль так долго мечтал.
*
Восемь месяцев спустя
В огромном, изукрашенном пурпуром зале толпились многочисленные придворные, стоящие вдоль стен с самыми терпеливыми и хладнокровными лицами. Впереди, возле входа во внутреннюю комнату стоял король Тамира – его напряженная поза ясно свидетельствовала о том, что он взвинчен сверх всяких пределов.
Рядом, в красивом бархатном кресле, сидела принцесса Эллен, испуганная и в то же время решительная. Тут же величественно прохаживалась госпожа Каролина, приехавшая в Тамир всего неделю назад.
Внутренняя комната навязчиво приковывала взгляды всех присутствующих. В эту самую минуту там находился милорд Рафаэль, и с ним – лекарь Демарио, которому предстояло принять роды. Они скрылись уже как девять часов и тридцать семь минут – Кристоф очень внимательно вел отсчет, ежесекундно поглядывая на часы.
Глухое молчание царило в зале, страшная тревога пронзала короля, волнение за мужа и унылые опасения лишали его всякого покоя. Мысли о прошлом раз за разом окатывали его холодными волнами безнадежного отчаяния. Ведь он столько грешил против Рафаэля, неужели у него есть право надеяться, что юноша выживет, родив экрона?
Смутная тоска охватывала Кристофа по мере того, как минуты ускользали в бездну, а его размышления, проникая в сердце, становились все мрачнее и тоскливее.
И тут, ни с того ни с сего, Эллен спрыгнула с кресла и недовольно уставилась на Каролину:
– Я первая буду держать малыша!
– Вот еще! – фыркнула та. – Я старшая, значит, все привилегии мне.
– Нет! – воскликнула Эллен. – Я сестра короля!
– Это не преимущество, глупая.
– Я не глупая!
– Весьма глупая.
– На портрете Рафаэля ты гораздо приятнее, чем на самом деле!
– Едва ли это что-то меняет, – Каролина, похоже, получала удовольствие, дразня ее.
Кристоф хмуро поглядывал на них, потому что, откровенно говоря, их споры страшно давили на нервы, но как раз в тот момент, когда он отвлекся от двери во внутреннюю комнату, в зал вышел Демарио.
Как всегда, лицо лекаря ровно ничего не выражало, поэтому не имело смысла заключать какие-то выводы по его виду. Вампир сурово взглянул на Кристофа:
– Можете заходить, а вы, леди, подождите здесь. Торопиться незачем.
Каролина и Эллен возмущенно переглянулись, но Кристоф этого уже не видел. Он осторожно вошел в комнату и сразу увидел Рафаэля.
Юноша сидел на кровати, склонившись к изящному возвышению, расположенному рядом. На этом возвышении лежали два крохотных свертка, издающих тихое едва различимое сопение.
Сердце короля замерло в смятении. Он молча сел рядом с мужем и принялся завороженно рассматривать младенцев.
Он словно потерял ощущение реальности, не в силах поверить, что у него теперь не один, а целых два наследника. Два мальчика. Два альфы.
Их открытые глаза, кажется, проникали ему в душу, искореняя застарелые сомнения и упрямую вину. Крохотные розовые лица морщились, словно от недоумения, но глаза: у одного ярко-зеленые, у другого – светло-лиловые, смотрели совершенно осознанно, как будто зная и понимая все, что видели.
Король растерянно усмехнулся:
– Похоже, всем хватит, кого держать.
Рафаэль кивнул: вражда Эллен и Каролины разразилась уже давно и трудно сказать, какие мотивы руководили принцессами. Ну, теперь-то они наверняка помирятся, ухаживая за драгоценными племянниками.
Кристоф продолжал очарованно глядеть на своих беззащитных наследников.
– Знаешь, – вдруг заговорил Рафаэль, – я придумал, как мы их назовем.
– И как? – машинально спросил тот.
– Элиот и Карлин, в честь сестер. Что думаешь?
– Прекрасная мысль.
Юноша усмехнулся, видя, каким изумленным и восторженным взглядом Кристоф смотрит на своих деток. Вампир и не предполагал, что может быть настолько счастливым.
– Смотри, – вдруг сказал он, – у зеленоглазого волосы цвета снега, а у аметиста – черные.
– Я знаю. Кажется, они взяли у нас всего понемногу.
Кристоф протянул руку и осторожно погладил младенца с фиолетовыми глазами по щеке. Малыш уставился ему прямо в глаза и крохотными ручками сжал его руку. Король затаил дыхание, всепроникающее безграничное тепло завладело им.
Рафаэль мягко рассмеялся, с радостью читая на его лице многочисленные светлые эмоции, такие яркие и сильные, каких, кажется, он не видел еще никогда.
Внезапно король повернулся к нему и тихо сказал:
– Ты успокоил мою мятежную кровь, подарил радость и наследие, исцелил раны и умерил ненависть. Ты дал мне все. Но что получил взамен?
Рафаэль ласково посмотрел на него:
– Отпусти вину. Мы прошли через многое, но, знаешь, даже в худшие дни я не жалел о своем решении. Ни разу не пожалел. И теперь я могу уверенно сказать, что тогда, решив стать твоим мужем, поступил совершенно правильно. И что теперь я бесконечно счастлив.
Счастье и странная тоска пронзили Кристофа. Он порывисто обнял юношу, зарылся лицом в его мягкие встрепанные волосы, чувствуя, как тот обнимает его в ответ.
Он отпустит вину. Непременно. Ведь это желание Рафаэля, а его воля – единственное, что имеет для него серьезное значение. Ну и, конечно, воля его наследников, когда они подрастут.
Но до этого еще далеко. Пока же он имеет полное право обнимать своего эльфа и с наслаждением чувствовать ответ.
Конец
