Текст книги "Мятежная кровь (СИ)"
Автор книги: Клоденестра
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Кристоф перестал гадать, что им руководило, когда он совершал такие зверства. Ненависть ослепила его, лишила здравого ума, лишила понимания и рассудительности. Лишила зрения. Он отказывался верить в невиновность своего мужа из какого-то нелепого детского принципа.
За это ему придется поплатиться. Он, правда, пока еще этого не ощущал; не понимал, что осознание пришло к нему слишком поздно. Что даже такое искреннее привязчивое сердце, что оказалось в его власти, может утратить чувствительность.
Кристоф и не заметил, как просидел у постели Рафаэля до самого утра. Когда сияние рассвета коснулось его полузакрытых век, он открыл глаза и увидел, что Рафаэль уже не спит.
Юноша молча смотрел на него, и в его взгляде, тусклом и равнодушном, не было никакого выражения. Король внутренне содрогнулся. Жуткое чувство безнадежности охватило его.
– Как спалось? – тихо спросил он, отводя глаза. Непривычное ощущение довлело над его сознанием. Чувство стыда, которого он прежде никогда не испытывал.
– Хорошо, – ровным голосом ответил Рафаэль, отнимая у него свою руку.
Кристоф помолчал.
– Не думаю, что имеет смысл просить прощения, потому что… едва ли ты простишь меня, но… ты должен знать, – он решительно посмотрел ему в глаза, – я… признаю свою жестокость и несправедливость. Я ужасен. А ты ни в чем не виноват.
Рафаэль по-прежнему отстраненно смотрел на него. Кристоф продолжил:
– То, что я сделал, наверное, не знает прощения, но… я хочу все исправить. Больше ты не увидишь от меня жестокости.
По-прежнему холодная пустота. Вампир наклонился к нему, протянул руку, желая коснуться щеки, но Рафаэль вдруг отпрянул, в глазах сверкнула паника:
– Нет! – крикнул он, отползая в угол кровати. – Не надо! Не надо! Только не это!
Кристоф пришел в ужас. Отчаянная паника в глазах Рафаэля шокировала его и заставила сердце мучительно заныть. Он поднял руки, стремясь хоть как-то его успокоить:
– Хорошо, хорошо! Я не подхожу! Не трону. Я здесь, вот, на краю кровати. Ближе не сунусь. Честное слово.
Эльф заметно успокоился, накинул на плечи одеяло. Кристоф горько смотрел на него:
– Что мне сделать, Рафаэль? Как умерить твои страдания? Я знаю, я чудовище, но, поверь, я все осознал. Я хочу снова видеть жизнь в твоих глазах! Что мне сделать? Чего ты хочешь? Наверняка, есть хоть какое-то желание…
– В Эльфланд, – вдруг тихо-тихо промолвил юноша.
– Что? – изумленно спросил Кристоф.
– Я хочу в Эльфланд, – прошептал Рафаэль, – навестить отца и сестру. Пожить какое-то время на родине. Это мое желание.
Король долгое время молчал, пристально глядя на него, и постепенно, будто мрачная тень, на его лице прояснилась досада:
– Решил меня опозорить, да? – хмуро спросил он. – Унизить перед всем двором?
– Нет, – испуганно зашептал мальчик. – Это же не навсегда. Ненадолго.
Кристоф сорвался с места и, словно хищник, неистово зашагал по комнате:
– Ты никуда не поедешь! – заявил он, останавливаясь напротив кровати. – Твое место здесь, рядом с мужем!
Увидев его разгневанное лицо, Рафаэль страшно перепугался:
– Да, как скажешь, – тихо произнес он, кутаясь в одеяло, – прости меня.
– Нет, Рафаэль, это я должен извиняться! – гнев и горечь сверкали внутри него, словно молнии. – Я виноват! Но, черт возьми, ты никуда не поедешь! Ты останешься здесь. И увидишь, что я могу быть другим!
Тяжело вздохнув, он упал в кресло:
– Я этого не вынесу… Мне все равно, что думают лорды, но твое присутствие… для меня очень важно.
– Но ведь это мое единственное желание, – почти беззвучно прошептал юноша.
– Хватит! – вампир снова вскочил с места. – Перестань! Я сказал, ты останешься, значит, останешься! Останешься, черт возьми!
– Да, да, – глаза несчастного налились слезами, – как прикажешь, – он лег на кровать и отвернулся от него. – Я хочу спать. Во мне совсем нет сил. Если не трудно, оставь меня одного.
Задохнувшись от негодования, Кристоф в бешенстве уставился на него, но уже в следующую секунду вылетел за дверь. Отчаяние, гнев, горечь, раскаяние, злость – все смешалось в фантастическом водовороте нещадного смятения.
Но сильнее всего кричало сердце: раненое, ожесточенное, кающееся; сердце, которое прежде рассудка осознало, что все зашло слишком далеко…
========== Глава 12. Жертва ==========
Постепенно, день за днем, Рафаэлю становилось лучше; мучительная рана затягивалась, наполняя его истощенное тело свежими силами. Долгое время он был прикован к постели – ноги совершенно не держали его – стоило ему встать, как они подкашивались, и он, словно безвольная кукла, валился на пол.
Кристоф навещал его ежедневно и, как правило, находил спящим или же притворяющимся таковым. Догадываясь, что эльф не хочет его видеть, король долго сидел возле кровати, надеясь поговорить и хоть как-то смягчить его, но, в конце концов, сознавая, что напрасно теряет время, в гневе уходил.
Со временем его визиты прекратились: он решил дождаться выздоровления юноши и тогда попытаться вернуть его благосклонность.
К несчастью, его подозрения имели самые неопровержимые основания. Рафаэль и в самом деле не желал с ним разговаривать, а потому, слыша его шаги, кутался в одеяло и замирал, притворяясь спящим.
Страх, пережитые разочарования и жестокость притупили его чувства, сломили веру и преисполнили мрачным недоверием к Кристофу.
Физические страдания непрестанно напоминали ему о безумных поступках вампира, и угрюмое осознание его несправедливости душило желание прощать.
В ту ночь он хотел умереть. Кристоф не дал ему кинуться в бездну, но смерть все равно настигла его. Сердце, хранившее тепло и привязанность, под гнетом ужаса утратило чувствительность.
Холодная настороженность завладела Рафаэлем; если раньше он снова и снова надеялся на ответные чувства со стороны мужа, то теперь эта надежда сгинула, осознав всю свою бессмысленность. Будь Кристоф в ту ночь мягким и кающимся, душа эльфа расцвела бы, словно растение, не знавшее воды много месяцев; но его жестокость безвозвратно все испортила: искоренила сокровенную надежду, которая столько раз очищала его в глазах Рафаэля.
Владыка Тамира пока еще не сознавал, насколько все серьезно; насколько страшные последствия вызвала его бессердечность. Да, пока не сознавал.
Впрочем, к Эллен Рафаэль по-прежнему относился мягко и ласково. Девочка проводила с ним очень много времени, показывала книги с картинками, шутила, смеялась, всячески отвлекала от грустных дум.
Ее присутствие поддерживало эльфа, в сущности, в этом замке она осталась единственным вампиром, которому он благоволил и искренне верил.
Нет, был, конечно, еще Леннар, но он не имел права долго находиться с ним наедине – это могло вызвать дурные толки и навлечь на экрона гнев короля, а Рафаэлю совсем не хотелось терять такого надежного и преданного союзника. Поэтому они разговаривали только в тех случаях, когда в этом возникала серьезная нужда.
Время текло медленно и мучительно, выздоровление затягивалось, даже несмотря на могущественную эльфью регенерацию.
Наверное, именно поэтому заледеневшее сердце Рафаэля несколько оттаяло в тот день, когда он впервые за две недели смог подняться на ноги. Стоял он с трудом, пошатываясь и сильно вздрагивая, но стоял: не валился на пол и даже смог сделать несколько шагов.
Эллен радостно прыгала вокруг, Леннар находился тут же, грустно глядя на его слегка порозовевшее усталое лицо.
Кристоф, которому немедленно доложили о его успехах, тотчас явился к нему. И нашел… спящим.
Рафаэль лежал, отвернув лицо от вошедшего, и тихо посапывал, усердно играя свою роль. Король впал в ярость:
– Ты смеешься надо мной! – воскликнул он, с трудом преодолевая желание сорвать с юноши одеяло. – Я знаю, что ты не спишь! Пять минут назад мне доложили, что ты читаешь на веранде!
Рафаэль хранил молчание. Кристоф сложил руки на груди:
– Мне это не нравится, – хмуро сказал он. – Я виноват, не спорю, но мы должны поговорить, ты так не думаешь?
Тишина в ответ.
– Рафаэль, посмотри на меня!
Юноша все также молчал, отвернувшись к стене.
– Ясно, ты решил меня игнорировать, – Кристоф мрачно усмехнулся. – Что ж, напрасная трата времени. Все равно ты не сможешь вечно притворяться спящим. И, в конце концов, я извинился! Чего еще ты хочешь?!
Молчание. Король с яростью произнес:
– Ты хочешь моих слез? Отчаяния? Если да, то не дождешься! Когда я оказываю кому-то честь и приношу извинения, то этот кто-то должен немедленно простить меня и всю жизнь восхвалять мое смирение! Я ни перед кем не извиняюсь, только ты заставил меня опуститься до этого, и вот твоя благодарность?! Повторяю: мне не нравятся эти шутки! Посмотри на меня! Рафаэль!
Юноша похолодел от страха, но продолжал молчать. Кристоф грозно прорычал:
– Я не намерен страдать, если ты этого ждешь! Мне все равно!
Бешено сверкнув глазами, он кинулся прочь из комнаты.
К несчастью, он врал. Страдание уже почти душило его, холодное отношение Рафаэля сводило с ума, отсутствие прежних трепетных чувств – лишало контроля.
Он отчаянно пытался понять, что должен сделать, но тщетно – укорененная гордость искажала разумные мысли, не давала осознать главное: он никогда не вернет Рафаэля, если не покажет ему безраздельное раскаяние.
Вернувшись в свои апартаменты, король с ужасом понял что только что наговорил существу, которое стремился смягчить в свою пользу.
Он сел в кресло, стиснул голову руками, стараясь подавить рвущие сердце муки. Безразличное поведение Рафаэля не давало ему покоя. Как он мог ранить его, когда тот всячески показывал ему свое расположение? Как мог быть таким безрассудно жестоким? Как он теперь все исправит?
Гулкие мысли, словно раскаты грома, проносились в его голове, сводя с ума. Пока он не знал Рафаэля, его жизнь была отрывиста и понятна: бездушные омеги, военные дела, секреты искусства правления. Отрывиста и понятна… Никаких чувств.
Только привязанность к Эллен и отцу, жестокому лидеру, которым он восхищался, но едва ли питал какие-то теплые чувства. Пустота.
Рафаэль породил в его сердце безумную ненависть: ненависть несправедливую, жалкую и поистине смешную. Но даже эта ненависть заставляла его чувствовать суть жизни, суть существования и реальности. Она придавала его делам осмысленность, мрачную печаль и злую трагедию.
Теперь же ненависть сменилась другими чувствами: истинными, жестокими и заслуженными. Боль, раскаяние, муки стыда, отчаяние и страх.
Рафаэль никогда не делал ему ничего плохого. Только хорошее. И как он его вознаградил? Даже теперь, сознавая свою вину, он лишь унижает его, говорит невероятные глупости и дает гордыне полную власть. Он так жалок, беспомощен…
Конечно, он будет страдать. И ему не все равно. Не все равно… Так он сидел, предаваясь тяжелым размышлениям, не зная, что время раскаяния только началось.
После его ухода Рафаэль сел и равнодушно пожал плечами. Надежда больше не отравляла его разум пустыми грезами, поэтому взрыв Кристофа он принял совершенно бесчувственно. Он перестал ждать от него нежности и тепла. Перестал верить в их счастливое будущее.
Кристофу, в конце концов, удалось внушить ему мысль, что его ненависть никогда не угаснет. И уже не имело значения, что он сам перестал так думать.
*
В тот день Эллен явилась к Рафаэлю в нарядном дорожном платье и с порога закричала:
– Эль, я придумала, что мы сегодня будем делать!
Юноша удивленно взглянул на нее:
– Ты так сильно радуешься… Значит, что-то интересное.
– Гулять! – воскликнула девочка. – Смотри, настала весна, солнышко пылает! Леннар сказал мне, что ты должен часто дышать свежим воздухом.
Рафаэль перевел взгляд на экрона, пришедшего вместе с Эллен. Леннар недовольно покосился на вампиршу.
– Ну, что ж. По-моему, это неплохая идея. Я уже слишком долго никуда не выходил.
– Отлично! Я уже все приготовила: и еду, и книжки, и мяч!
– Здорово. Только, Эллен, не говори о наших планах своему брату, хорошо?
– И не подумаю! Он, конечно, сразу захочет с нами, а это совсем не весело.
Рафаэль невольно усмехнулся:
– Да уж, веселого в этом мало. Но все-таки, Эллен, я думаю, ты должна с ним помириться.
– Ха! Нечего мне указывать! – закричала малышка. – Пусть сначала исправится! Негодник!
Рафаэль погладил ее по головке:
– Ты из-за меня с ним поссорилась, верно? Это неправильно, Эллен. Я – это я, ты – совсем другое дело. У вас должны быть хорошие отношения.
Тут девочка схватила его руку и легонько укусила за запястье. Рафаэль засмеялся: он всегда смеялся, когда она так делала, потому что это было очень трогательно и мило.
– Ты – это я, – заявила вампирша, решительно глядя на него снизу вверх. – Мы друзья, а друзья – это те же родные. Ты мне дорог так же, как и Крис, и я хочу проучить его за несносное поведение! И проучу! Может, он исправится, и я увижу твои глаза веселыми. Мне этого очень хочется.
– Ты такая милая, – юноша постарался смотреть на нее радостно и задорно, но все равно – в его взгляде отчетливо проскальзывала грусть. – Так мы идем гулять, или нет?
– Идем! Конечно же, идем! – малышка завертелась вьюном. – Осталось только сходить в конюшню!
– Я уже это уладил, ваша светлость, – заметил Леннар. – Однако должен предупредить, вас будет сопровождать отряд из двадцати придворных, потому что вампиры из Норигарда, по-видимому, все еще не угомонились и ждут подходящего момента отомстить.
– Ну, ненавижу, когда за нами плетется целая толпа, – надулась Эллен. – Это уже не прогулка, а похоронная процессия.
– Мне это тоже не нравится, – признался Рафаэль, – но слухи часто имеют основания, поэтому лучше смириться. Кроме того, я так давно никуда не выходил, что мне все равно, сколько народу будет нас караулить.
– Прекрасно, – тут же развеселилась девочка. – Хорошо Элю – хорошо и мне. Идем!
И они отправились в лес под конвоем двадцати раззолоченных придворных. Солнце и в самом деле пылало, словно охваченное пламенем. Погода выдалась чудесная: свежая, теплая и яркая. В лесу царила нежная успокаивающая прохлада, мигом поднявшая Рафаэлю настроение.
Эллен, сидевшая впереди него, указывала то на одно дерево, то на другое, с интересом рассуждая, какое из них толще, и эльф с огромным участием присоединился к этому странному занятию, чувствуя неподдельную радость, вызванную, несомненно, живительным солнечным светом и прохладным лесным воздухом.
Кругом свистели птицы, отовсюду раздавались тихие уютные звуки; тоненькие ветки под копытами звонко хрустели, наполняя воздух приятным шелестом.
В конце концов, они выехали на широкую поляну, где росли ромашки: это место Эллен предпочитала всем остальным.
Придворные остановились поодаль и, спешившись, стали тихо переговариваться, развлекаясь вином.
Леннар расстелил на траве одеяла, установил возвышение, заменявшее им стол, разложил на нем многочисленные вкусности, привезенные из замка. Солнышко светило Рафаэлю в глаза, он щурился, испытывая какое-то удивительное пьянящее умиротворение.
Эллен кинулась к ромашкам, намереваясь сплести эльфу венок; словно чудесная экзотическая птица, она порхала в цветах, заливисто смеялась и размахивала руками. Ее кудрявые черные волосы неистово развевались, напоминая стаю взметнувшихся воронов.
Рафаэль, видя, как она радуется, невольно впитал этот восторг, и мрачные мысли отступили от него, наполнив душу светом и нежностью.
Но эта нежность всецело принадлежала Эллен, о Кристофе он даже не думал. Эллен приняла его с самого начала и сохраняла верность и теплоту неизменно.
Рафаэль решил сплести венок и для нее. Правда, он совершенно не умел это делать, но надеялся, что справится по ходу дела.
Он стал рвать ромашки, то и дело смотря вверх, на яркую ослепляющую синеву, исцелявшую его раненое сердце, и на Эллен, мелькавшую в разных частях поляны. Леннар также взялся помочь ему:
– Я вижу, вам лучше, ваше высочество? – спросил он, срывая самые яркие и крупные ромашки.
– Да, – искренне сказал Рафаэль. – Признаться, я не ожидал, что так будет. Мне лучше.
– Вам нужно чаще бывать на воздухе, тогда вы поправитесь скорее.
– Видимо, ты прав.
– Эль! – закричала Эллен с другого конца поляны. – Иди сюда! Я нашла желтую ромашку!
– Иду! – крикнул юноша, немедленно отправляясь навстречу.
Леннар остался на прежнем месте, с радостью глядя, как длинные волосы Рафаэля развеваются на ветру, как он стремительно шагает к Эллен, и в движениях его – упругость, здоровье и сила.
Но тут глаза экрона уловили кое-что еще, от чего сердце его заколотилось от ужаса.
– Ваша светлость! – завопил он, срываясь с места, но, к несчастью, слишком поздно.
Придворные, остановившиеся вдалеке, также ринулись к принцессе, но и они припозднились.
Рафаэль тоже это увидел. Из чащи, что окружала поляну, вылетела свистящая стрела с перьями золотых и алых цветов – символ Норигарда.
И неслась она прямо в спину Эллен, которая, весело смеясь, показывала ему огромную ярко-желтую ромашку. В отличие от всех остальных, юноша имел шанс.
Вампира не просто уничтожить, но медная стрела вполне на это годится. А стрела, несущаяся к Эллен, сияла на солнце, словно огромная пчела.
Рафаэль, не задумываясь, ринулся к девочке, спихнул ее в траву, и тотчас адская боль пронзила его спину. Страшные муки охватили его; вскрикнув, он упал, и Леннар еще издали с ужасом увидел расплывающуюся на его темно-сером камзоле бурую кровь…
*
Странное оцепенение охватило Кристофа, когда он услышал о происшедшем. Словно каменное изваяние, он застыл на троне, молча выслушивая взволнованных придворных. Послы из Норигарда пытались убить Эллен, но Рафаэль, спасая ее, кинулся под удар. Стрела попала ему в спину, чудом не задев сердце.
Король задрожал в смятении, чувства переполнили его, пронзив насквозь. Эллен теперь рыдала в своих комнатах, утверждая, что Эль пострадал из-за нее, а сам юноша находился в сознании: ему уже сделали перевязку; к счастью, для эльфов медь не опасна, и он поправится уже к завтрашнему утру.
Придворные еще продолжали что-то торопливо докладывать, когда король, стремительно спустившись с возвышения, со скоростью вихря понесся в комнату своего мужа.
Рафаэль тихо лежал на постели с открытыми глазами, лицо его выражало безмятежность и странную тоску.
Кристоф остановился на пороге, в отчаянии глядя на него. Бесконечное страдание завладело им, муки раскаяния заставляли содрогаться изнутри, сходить с ума.
Рафаэль, заметив его, тут же отвернулся, давая понять, что не желает с ним разговаривать.
Однако Кристоф, невзирая на это, медленно подошел к нему, упал на колени возле кровати и стиснул в ладонях его запястье. Юноша невольно уставился на вампира, но наткнулся взглядом на черную макушку: королю было стыдно смотреть ему в глаза, поэтому он спрятал лицо в перине.
Но, впрочем, его трепетное пожатие сказало все: в нем чувствовалась вся отчаянная благодарность, вся вина и безраздельное раскаяние, что испытывал Кристоф.
В конце концов, он посмотрел на Рафаэля, и в его глазах нельзя было разглядеть ни злости, ни властности, ни высокомерия. Только вину и всецелое раскаяние:
– Эллен, это все, что у меня есть… – тихо проговорил он. – Дороже ее только ты. Только ты, Рафаэль.
Ни слова в ответ. Только взгляд стал еще недоверчивее. Кристоф горько усмехнулся:
– Я не достоин твоего прощения. Прости меня за все, что я наговорил в тот день, да и в другие дни тоже. Я просто смешон в своем высокомерии. Да, смешон… Ты не заслуживаешь всего этого. Сможешь ли ты простить меня? Хоть когда-нибудь?
Рафаэль отвернулся, с трудом сдержав усталую усмешку. «Едва ли… Едва ли… Не будь меня с моими нелепыми порывами…»
– Знаю, знаю, – сказал Кристоф, сильнее сжимая его руку. – Не простишь. Это правильно, я понимаю, – он тяжело вздохнул. – Но все-таки ты здесь и всегда будешь рядом, надежда не скоро покинет меня. Я спрошу снова: чего ты хочешь? Что тебя порадует? На этот раз я исполню всякое твое желание.
Юноша пристально взглянул на него:
– Всякое?
– Да, всякое, – с решительным видом ответил король.
Рафаэль отвернулся и тихо сказал:
– Пусть вампиры из Норигарда получат чароиты.
– Что? – изумленно воскликнул тот. – О чем ты говоришь? Они ранили моего милорда, а я отдам им чароиты?
– Мне уже лучше, – ровно сказал юноша. – Стрела, к счастью, не была отравлена, так что к завтрашнему дню я буду вполне здоров. А их принц умирает, и он-то ни в чем не виноват. Кроме того, ты же сказал, что исполнишь всякое мое желание, – он хмуро покосился на него.
Кристоф долгое время молчал, напряженно размышляя, и, в конце концов, через силу произнес:
– Хорошо. Я дам им камни, – голос его звучал отрешенно и мрачно, потому что, откровенно говоря, он уже давно решил прикончить всех норигардцев, что попадутся ему в руки. – Ты доволен?
– Это еще не все, – тихо промолвил Рафаэль. – Второе и последнее мое желание – отправиться на несколько недель к отцу, в Эльфланд.
Кристоф кивнул:
– Я знал, что ты это попросишь. Хорошо. Когда ты намерен отправиться?
– Сегодня, – решительно сказал юноша.
По правде говоря, он совершенно не ожидал, что Кристоф согласится, и вопрос о чароитах поднял, желая проверить, насколько искренне он раскаивается, ведь такая уступка значила для короля невероятно многое. И теперь, ощутив прилив надежды, он стремился как можно скорее уехать из Тамира.
– Зачем так спешить? – король поднялся на ноги, лицо его выражало недовольство. – Ты должен сначала поправиться.
– Ну, тогда завтра утром, – сказал Рафаэль, которого мысль о возможном отъезде привела в сильное волнение. – Завтра я буду совершенно здоров, несомненно. Мне уже гораздо лучше.
Вампир хмуро смотрел на него:
– Мне это не нравится. Твое место здесь, ты не должен никуда уезжать.
– Это не навсегда. И потом, ты же сказал, что…
– Да, да, сказал! – ярость и негодование снова заглотили Кристофа. – Но зачем так торопиться? Мы же только помирились!
– Значит, ты солгал, – на лице Рафаэля снова появилось отстраненное выражение.
– Нет, я не лгал! – вампир сел рядом и против воли взял его за руку. – Хорошо, Рафаэль, поедешь завтра. Будь по-твоему. Хотя мне это нисколько не нравится!
Эльф едва заметно усмехнулся:
– Я благодарен. Признаться, я не верил, что ты разрешишь мне уехать.
– Я же сказал: что угодно. Королевское слово – закон. Даже для меня самого.
Меньше всего ему хотелось отпускать Рафаэля, но, к несчастью, он понимал, что должен во всем уступать ему, если только хочет вернуть.
Сердце эльфа окаменело от пережитых кошмаров, и оттает оно, конечно, не сразу, а спустя время. Долгое время. Возможно, годы. И все это время ему должно сопутствовать счастье и тепло, иначе оно станет еще тверже и холоднее.
Кристоф прекрасно понимал это, и отчаянное желание вернуть благосклонность Рафаэля, наконец, пересилило гордость и заставило его идти навстречу. Хотя, надо признать, давалось ему это с огромным трудом.
*
Норигардских вампиров схватили почти сразу после того, как Рафаэля ранили. Кристоф довольно долго не принимал в расчет слухи, но теперь, зная наверняка, моментально загнал врагов в ловушку, оцепив лес Темными Рыцарями едва ли не насквозь. И теперь мятежников приволокли в замок и швырнули к трону, где угрюмо и торжественно восседал король. Александр, представитель Норигарда, ждал от правителя Тамира самого худшего и, вполне понятно, не напрасно. В сущности, его целью была Эллен, Рафаэлю он не хотел причинять вреда, ведь тот вступился за них в день злополучного приема.
Однако значения это не имело. Король Кристоф, несомненно, казнит их всех, и между королевствами неминуемо вспыхнет вражда.
Находясь в том суровом состоянии духа, когда разум готовится к смерти, Александр сильно удивился, когда правитель швырнул ему в руки маленькую черную шкатулку.
Норигардец открыл ее и увидел тусклое сияние трех крупных темно-фиолетовых камешков. В полном изумлении он уставился на его величество:
– Это не моя воля, – угрюмо сказал Кристоф. – А воля того, кого вы ранили. В моих мыслях вы все истекаете кровью и в муках подыхаете. Получили камни? Теперь вон отсюда! И если еще раз увижу кого-нибудь из Норигарда в столице, прикончу своими руками!
Александр и его люди поспешно скрылись, восхваляя Рафаэля за его милостивую поддержку, и грозные слова короля здорово подгоняли их, когда они верхом неслись за пределы Дагона.
Кристоф еще долго терзался возмущением, иногда его охватывало почти неудержимое желание ринуться в погоню и прикончить негодяев, осмелившихся ранить его мужа и покуситься на сестру, но, в конце концов, размышления о предстоящем отъезде Рафаэля потушили его гнев, и остаток дня он провел в мрачном тоскливом уединении.
И до чего горько ему было вспоминать радость, мелькнувшую на лице эльфа, когда тот узнал, что может уехать!..
*
На следующее утро, на рассвете, во дворе замка столпились придворные, многочисленные слуги, делающие последние приготовления к отъезду юного милорда.
Вопреки надеждам Рафаэля, Кристоф организовал ему пышную процессию, состоящую из пятидесяти могущественных лордов – двадцать должны были скакать впереди кареты, двадцать – позади, и по пять вдоль; тридцать знатных графов везли дорогие подарки его сестре и даже, – какая честь! – его отцу.
Рафаэлю, естественно, все это было не нужно, но Кристоф и слушать не хотел о скромном путешествии. Впрочем, эльф и не спорил; он всячески старался уходить от разговоров с ним, и решил принять все, как есть.
Проводить его вышла Эллен. Ее глаза выражали настоящее страдание:
– Ты из-за меня уезжаешь, да? – со слезами в голосе спросила она.
– Конечно, нет, – усмехнулся Рафаэль, привычно гладя ее по волосам. – Ты ни в чем не виновата. Просто я хочу на время уехать. Повидать сестру. Там я как раз ее и нарисую! И привезу тебе портрет.
– Я буду скучать, – всхлипывая, проговорила девочка. – Очень сильно!
– Я тоже, Эллен.
Тут подошли служанки и малышку увели. Ветер трепал черные волосы Кристофа. Он тихо спросил:
– Когда ты вернешься?
Рафаэль пожал плечами:
– Не знаю. Рано или поздно придется.
– Но ты этого, конечно, не хочешь? – в его голосе различалась мука.
– Не знаю. Ради Эллен – возможно.
– Я буду тосковать.
Их взгляды встретились. Рафаэль знал, чего ждет Кристоф: его слов о том, что он тоже будет скучать. Но юноша ничего не сказал. Помахал Леннару, стоявшему впереди, и молча сел в карету.
Через несколько минут экипаж тронулся, сначала медленно, неспешно и уныло, затем скорость стала нарастать, а заодно и настроение, тоскливое под влиянием сурового рассвета, несколько улучшилось.
Рафаэль посмотрел в окно, увидел стремительно отдалявшуюся фигуру короля.
«Прости, Кристоф, но я не могу сказать того же…»
========== Глава 13. Слово короля ==========
Путешествие, продолжавшееся целых три дня, показалось Рафаэлю одним часом. Стоило ему выехать за пределы Тамира, как мучительная грусть, терзавшая сердце, отступила, сменившись тихим удовлетворением. Он старался представить встречу с отцом, твердо зная, что родитель будет искренне рад его видеть.
Правда, его несколько угнетала мысль, что король Адриан заметит постигшие его изменения, безнадежную усталость и начнет задавать не слишком желательные вопросы, но, тщательно поразмыслив над этим, Рафаэль решил, что в таком случае спишет все на перенесенную болезнь.
Жалости родных он не вынесет. Напротив, ему нужно прежнее искреннее отношение, опирающееся на душевную привязанность, интерес и неподдельное участие.
В полдень третьего дня показалась Зеленая Долина, территория великого Серого Леса, ведущая к королевскому дворцу. К счастью, замок находился в некотором отдалении от столицы, поэтому Рафаэль мог не опасаться ненужных разговоров. Впрочем, процессия, что его сопровождала, не оставляла ему никаких шансов остаться незамеченным.
В конце концов, карета остановилась у парадного подъезда, и Рафаэль осторожно сошел на дорожку – норигардская стрела, по правде сказать, нанесла ему серьезные повреждения, он потерял много крови и, в сущности, должен был оставаться в постели еще несколько недель, но в тот момент физическое состояние не имело для него ровно никакого значения.
Белоснежные стены родного замка, желто-зеленые палисадники, золотистая дорожка, ведущая к дверям – все это живо напомнило ему о прежних днях, проведенных на родине. Кажется, прошло столетие с тех пор, как он уехал отсюда, а ведь на самом деле – всего несколько месяцев. Даже воздух здесь лучился воспоминаниями, родными и освежающими. Как ни странно, порыв ностальгии нисколько не расстроил его, а напротив – исполнил радостью и теплом.
Навстречу гостям вышли слуги, нарядно одетые придворные эльфы – Рафаэль невольно усмехнулся, увидев знакомые лица; конечно, всех их он непрестанно видел с самого детства.
Слуги изумленно уставились на него, не столько удивленные внезапным визитом, сколько потрясенные его измученным видом. Многие из них, те, что ухаживали за ним еще с младенчества, хотели на радостях поцеловать нежданного гостя, но вампиры, стоящие позади, хмурыми взглядами дали понять, что это не слишком удачная идея.
– Ваше высочество, – сказал Орми, эльф, с которым Рафаэль с детства играл в шахматы. – Мы счастливы видеть вас в Эльфланде. Я проведу вас к отцу. А ваших проводников, если угодно, устроят в западном крыле.
– Хорошо, – кивнул Рафаэль и молча последовал за эльфом.
Тихие приглушенные тона, мягкие аристократические предметы интерьера – никакого сходства с агрессивным величием дагонского дворца. Он скучал по всему этому и теперь, рассматривая стены, которые прежде видел изо дня в день, чувствовал, что вернулся в родное пристанище.
Здесь его дом. Здесь, не в Тамире. Мысли о Кристофе, суровые, мрачные и гнетущие, отступили, хотя, конечно, сердце эльфа все еще холодело, вспоминая о пережитых страданиях.
Они торопливо шли к тронному залу, просторному и скромному в сравнении с громадным, сияющим пурпуром и алмазами залом приемов в Дагоне, хотя раньше Рафаэлю казалось, что это самое удивительное и грозное место на свете.
Почему-то ему пришло на ум, что Кристоф, наверное, солгал и нисколько не скучает, и это предположение вызвало у него искреннюю радость. Радость, приправленную грустью и странным смятением.
Но вот они вошли в зал, и юноша мигом отвлекся от неприятного заключения. Напротив окна, за широким столом, усеянным всевозможными книгами и документами, сидел король Адриан, а рядом – Каролина. Правитель что-то усердно втолковывал дочери, а она, недовольно морщась, хмуро листала потертую книжку.
Рафаэль чуть не рассмеялся. Адриан пытался учить девушку политическим хитростям.
Орми торжественно воскликнул:
– Его высочество, милорд Тамира – Рафаэль!
Изумление, отразившееся на лицах родных, невероятно развеселило эльфа. Но, впрочем, удовольствие от произведенного эффекта тут же улетучилось, как только он заметил страх в глазах сестры.
