Текст книги "Мятежная кровь (СИ)"
Автор книги: Клоденестра
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
Каролина пришла в ужас, увидев его лицо. Бледное, изможденное, смертельно усталое – как оно отличалось от сияния жизни, которое всего несколько месяцев назад излучал принц Эльфланда! Его красота сохранилась, но внутреннее страдание лишало ее прежнего сказочного могущества.
С трудом подавив отчаяние, Каролина сорвалась с места. С криком «Эль!» она сжала его в объятиях, но тут же в страхе отпустила, поскольку он застонал от боли – сама того не сознавая, девушка задела все еще ноющую рану.
– Все в порядке, – Рафаэль попытался стереть с лица мученическое выражение. – Просто я… немного ранен.
К ним подошел Адриан. Глаза его излучали нестерпимую горечь:
– Что произошло, Рафаэль? – спросил он, мягко гладя сына по щеке.
– Ничего, о чем нам стоит говорить, – твердо сказал юноша. – Я приехал к вам ненадолго. Может, на неделю или две. Потом я вернусь.
– Ты можешь остаться навсегда, если хочешь, – сказал правитель Эльфланда. – В родном доме ты не должен отчитываться. Я счастлив, что ты к нам приехал.
Он осторожно поцеловал его в макушку.
– Ты и не знаешь, как много значат для меня эти слова, – тихо прошептал Рафаэль.
Они помолчали. Каролина тронула брата за локоть:
– Ты не хочешь ни о чем нам рассказывать, потому что это… ужасно?
– Нет, вовсе нет. Просто… это не слишком приятно. Но не ужасно.
– Мы не станем допытываться, Каролина, – сказал Адриан. – Рафаэль волен сам решать, что говорить, а что нет. Однако теперь я понимаю, что в тот день должен был проявить твердость и, невзирая на твою решимость, казнить сына Элама.
Как ни странно, эти слова ничуть не понравились Рафаэлю. Кристоф поступал с ним жестоко и несправедливо, глумился над его чувствами и, в конце концов, сломал их, но все равно… стоило ему подумать о том, что он мог умереть, как в его сердце вспыхнуло негодование:
– Я ни о чем не жалею, – серьезно сказал юноша. – Я поступил правильно и всегда буду так считать. Не нужно перекладывать всю вину на Кристофа. И не нужно желать ему смерти. Мне противно это слышать.
Повелитель эльфов мягко смотрел на него:
– Твоя преданность поражает меня, ведь я чувствую, что все твои страдания вызваны этим вампиром. Но ты еще не сломан, и это утешает.
– Я приехал сюда, потому что хочу… выздороветь. И телом, и сердцем. Здесь я смогу вернуть силы, здесь моя семья.
– Конечно, Эль, – ласково сказала Каролина. – Если ты захочешь остаться навсегда, мы устроим этому проклятому демону соответствующую кару.
В ее глазах мелькнула такая суровая решимость, что Рафаэль изумился: видимо, учения отца все-таки не проходили даром.
– Нет, я вернусь. Не думаю, что он так просто отпустит меня.
– Если ты захочешь, он ничего не сможет сделать, – мрачно сказал Адриан. – Я опозорю его так, что в Тамире все будут презирать и насмехаться над ним.
– Хватит. Перестаньте. Я счастлив вас видеть, но говорить о нем у меня нет никакого желания.
– Мне трудно сдерживаться, сын, когда я вижу твое истощенное лицо. Ты весь пропитан его запахом, ледяным запахом вампира… Но к нему примешивается кое-что еще… Что-то светлое и могущественное. Ты беременен?
Рафаэль изумленно уставился на него:
– Нет, я так не думаю.
– Но ты ведь не знаешь наверняка?
– Нет.
– Я не понимаю, почему ты сомневаешься? – хмуро спросила Каролина. – Что тут странного или удивительного?
– Кристоф ничего не почувствовал. Вы думаете, он хотел отпускать меня? Я с трудом вырвал этот шанс! Тяжелое испытание заставило его смягчиться…
– Видимо, два месяца еще не прошло, – заметил Адриан. – Запах еще не возник, и он не догадался.
Задумавшись, Рафаэль пришел к выводу, что все сходится. Очевидно, запах разросся во время путешествия, а когда он уезжал, все оставалось по-прежнему. Какая удивительная ирония! Задержись он еще хоть на один день, и Кристоф не отпустил бы его, несмотря ни на какие уговоры.
Странная невыносимая радость охватила Рафаэля, когда он понял, что отец прав. Чувства, которые он питал раньше к мужу, исковерканные и хлипкие, вдруг вспыхнули и взметнулись к его еще не рожденному ребенку. Тоска и горечь отступили под натиском болезненного счастья, стоило ему подумать о будущем, в котором раздается чистый детский голос. Кристоф ненавидел его и, наверное, презирает до сих пор, но, несмотря на свою жестокость, он дал ему и нечто светлое.
Рафаэль взглянул на родных:
– Король, несомненно, попытается сделать своего наследника жестоким и беспощадным. Наверное, я останусь здесь дольше, чем рассчитывал.
Каролина, засмеявшись, взлохматила ему волосы:
– Почему ты не сказал «навсегда»?
– У меня будет внук, – удивленно произнес Адриан. – Я ждал этого, но не думал, что моя заветная мечта исполнится так скоро. Но все равно… прости меня за мою мягкость. Я всегда буду считать, что должен был уничтожить Кристофа, когда была возможность.
– Хватит уже, – сказал Рафаэль, лицо которого вдруг засияло и стало почти таким же ярким и жизнерадостным, как до его отъезда в Тамир. – Это уже не имеет значения. Кроме того, я вышел за Кристофа, потому что сам так хотел. Глупо теперь жалеть.
Он говорил правду. Боль, страдания, горечь и страх – все растворилось вдали, словно предрассветная дымка. Прощать гораздо легче, находясь на расстоянии. Недоверие и настороженность все еще не давали Рафаэлю покоя, и в его мыслях повелитель вампиров неизменно представлялся источником беспросветных ужасов и кошмаров.
Однако он был далеко, невероятно далеко, и не знал о главном. Юноша сознавал, что когда увидит его снова,– а эта встреча рано или поздно состоится,– страх и отчуждение вновь будут сопутствовать ему, поскольку он никогда не сможет до конца исцелить бесконечные раны, нанесенные Кристофом.
Но вдали от него, среди родных, его сердце прониклось радостью и светом, а мысли о страданиях и несправедливости схлынули, оставив лишь тихую рябь.
Итак, Рафаэль остался в Эльфланде. Поселился в своих прежних комнатах, просторных и светлых, лишенных дерзкого тамирского величия, приятных сердцу и душе. Изо дня в день он говорил с отцом, взялся за портрет Каролины – девушка ради него прилагала воистину огромные усилия, потому что, откровенно говоря, сидеть на одном месте для нее всегда представлялось страшным бедствием.
Его здоровье стремительно улучшалось, восстановился аппетит; снова, как в прежние времена, он гонял верхом по лесу, игнорируя вопли Каролины о том, что это может повредить малышу.
– Прошло всего два месяца, – говорил он в таких случаях, – тряска ему не помешает. И, кроме того, я слышал, что это даже полезно. Мое чудо непременно вырастет прекрасным наездником!
Каролина лишь хмуро смотрела на него, но молчала: видела, что эти прогулки верхом возвращают ее брату прежнюю лихую дерзость и ослепительную красоту.
Да, Рафаэль получал невероятное удовольствие, вернувшись к своим прежним занятиям. В Тамире ему запрещалось выходить из замка, не посоветовавшись с королем – Кристоф нарочно установил это правило, желая досадить своему супругу,– поэтому он почти не видел солнечного света, поскольку не желал иметь никаких дел с правителем. Здесь же он был волен делать все, что вздумается. И пользовался этим, не стесняясь.
Однажды он решил проехаться по столице, красивому городу с высокими стрельчатыми башнями – Антигоне. Слухи просочились быстро, и Рафаэль совсем не удивился, повстречав на улицах множество презрительных и угрюмых взглядов.
Его возвращение вызвало у многих негодование и насмешку. С самого начала эльфы с предубеждением отнеслись к его замужеству, а теперь и вовсе решили, что Кристоф вышвырнул его из Тамира, велев идти на все четыре стороны. Нелепое и безосновательное мнение, но Рафаэль решил держаться подальше от города и довольствоваться безграничными лесными угодьями. Были, конечно, и те, кто принял его с пониманием, но значительно меньше, нежели возмущенных, поэтому юноша решил не раздражать никого своим присутствием.
Он катался по лесу, густому, пронзительно зеленому, вдоль рек, мерцающих удивительными синими отливами; иногда его сопровождала Каролина, но не так часто – Адриан заставлял ее заниматься чуть ли не с утра до ночи.
Рафаэль ездил один. Его длинные волосы, снова ставшие густыми и крепкими, развевались на ветру, взмывая вверх, словно сияющие ленты; простое светлое одеяние шло ему куда больше, нежели вычурные, усыпанные драгоценными камнями наряды. Тихие солнечные мысли придавали его лицу странное умиротворение, а когда он размышлял о своем малыше, то вовсе смеялся от счастья.
Так прошло четыре недели. Пять, шесть… Подходила к концу седьмая, когда счастливую тишину прервало неминуемое обстоятельство.
На опушке леса, возле тихого ручья, стояло могучее дерево с высоченным стволом и огромными извивающимися корнями. Рафаэль часто сидел под ним, закрыв глаза, и прикладывал руки к животу, зная, что внутри него цветет жизнь, которая, в конце концов, вырвется на волю. В задумчивости и радостном умиротворении он наслаждался лесными шелестами, изредка – пением птиц и осознанием своего отрадного уединения.
Однажды он просидел так очень долго, уже начинало темнеть, когда он опомнился от дремоты и вскочил на ноги. Совершенно неожиданно его глаза ухватили впереди, возле ручья, высокую темную фигуру.
Сердце его отчаянно заколотилось, когда он узнал Кристофа.
Вампир молча смотрел на него, и в свете уходящего солнца его черные волосы отливали синим. Рафаэль в страхе стоял перед ним, готовясь к наказанию. Но тот, кажется, не имел намерения ранить его. Стоя на прежнем месте, он тихо сказал:
– Великолепно выглядишь.
Юноша с трудом совладал с чувствами:
– Что вы здесь делаете?
Из-за страха и отчужденности он, сам того не заметив, стал звать его на «вы».
– Я приехал недавно. Всего как полчаса.
– Зачем?
– Нехорошо задавать такие вопросы мужу, которого не видел сорок четыре дня, – сурово заметил Кристоф.
Рафаэль промолчал, хотя, надо сказать, дерзкие слова так и заметались у него в голове.
– Я думал, ты вернешься раньше, – сказал король. – Но, похоже, ты и вовсе не планируешь возвращаться. Меня это не слишком радует.
Ответа не последовало. Вампир недовольно уставился на юношу:
– Я понимаю, простить меня нелегко, но… я ведь хочу исправиться. Почему ты не дашь мне шанс?
– Я давал, – тихо сказал Рафаэль, – и не один.
– Да, когда я не просил. Ненависть ослепила меня, я будто растворился в своих безумных мыслях. А теперь я вижу, как низко и подло поступал и надеюсь на твое прощение. Конечно, ты не сможешь отпустить все так скоро, но ты должен быть рядом со своим мужем. Чувство долга, наверное, уже давно сошло на нет, но ты принадлежишь мне, Рафаэль. И я дорожу этим.
Он сделал несколько шагов по направлению к нему и вдруг замер, широко раскрыв глаза от изумления. Несколько сосредоточенных вздохов открыли ему истину, которую мечтал скрыть Рафаэль.
В зеленых глазах медленно вздымалась ярость. Он подошел к юноше вплотную, свирепо заглянул в его холодные глаза:
– И долго ты намеревался это скрывать?
Рафаэль пристально смотрел на него в ответ:
– Я не хочу возвращаться в Тамир. Я останусь здесь.
Король одолел его долгим взглядом:
– Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Что я скажу в Дагоне?
– Мне все равно. Что я предал вас, изменил или сошел с ума. Неважно.
Вампир отвернулся, сложил руки на груди. Сделал несколько порывистых шагов вдоль ручья. Затем остановился напротив:
– Ты вернешься! Хочешь, или не хочешь – ты будешь жить в Тамире!
– Боитесь позора? Я же говорю: скажите, что я изменил, и вы просто отказались от такого ничтожества.
– Дело не в этом! – зарычал Кристоф. – Ты и представить не можешь, что я пережил за эти сорок четыре дня! Я сходил с ума, изнывал от тревоги, места не находил! Ты мне смертельно нужен! Это я ничтожество, я! Стоит мне подумать о том, что я сделал, как муки вины буквально лишают меня рассудка! Ты мне нужен, Рафаэль… Не будь таким, как я… Мне по силам все исправить, но только если ты дашь мне шанс. Умоляю, прости меня… – он подошел к нему, в отчаянии посмотрел в глаза. – Прости меня… если не ради меня самого, то ради нашего наследия. Ради нашего будущего. И его будущего… Рафаэль…
Юноша тихо прошептал:
– Я не могу.
– Что мне сделать, как доказать, что я говорю искренне?
– Я не могу верить. Когда ты рядом, я тут же вспоминаю все те ужасы… и мне становится мерзко. Я не верю, что ты можешь быть другим.
– Вспоминаешь все те ужасы… – он отвел глаза, испытав непреодолимое желание ударить кулаком по дереву. – Я знаю, что нужно… Нужно заполнить твои мысли чем-то хорошим, что мы делаем вместе. Верь мне, Рафаэль. Будь я проклят, если ты еще хоть раз пострадаешь из-за меня! Вернемся в Тамир, и я докажу искренность своих слов.
– Я не хочу возвращаться, – тихо сказал тот. – Я не верю. И никогда не поверю. Ты не сможешь понять.
Какое-то отчаянное исступление охватило Кристофа. Он вдруг наклонился и страстно поцеловал его, изливая все свое раскаяние, привязанность и тоску, которые так ошеломили Рафаэля, что он задергался только через три секунды после того, как оказался в ненасытных руках мужа.
Кристоф отпустил его, шокированного и задыхающегося, решительно посмотрел в глаза:
– Я – король и докажу, что мои слова не пусты. Ты узнаешь, что я говорю правду и изменишь свое мнение. Только подожди до завтра.
Сказав это, он развернулся и через минуту скрылся в тени надвигающихся сумерек. Тяжело дыша, Рафаэль осел на траву; сердце его зашлось в смятении, странные мысли, отчаянные, исполненные надежды и страха, замелькали в сознании.
Он не мог верить Кристофу, чувства, омраченные его жестокостью, не давали ему такого права, но грозные слова мужа заставили его взволноваться и притихнуть в ожидании.
Что же он задумал, король Тамира? Что он намерен делать? Неужели его вина так отчаянна, что он стремится немедленно обрести его прощение?
Рафаэль чувствовал: завтра случится что-то невероятно серьезное. И трудно сказать, принесет это благотворные результаты, или же повергнет их всех в бездну хаоса.
========== Глава 14. Торжество единства ==========
Грозные слова Кристофа не давали Рафаэлю покоя. Ночью он изо всех сил пытался угадать, что задумал король вампиров, но тщетно – мысли метались, но не приходили ни к какому разумному заключению. В одном юноша не сомневался: решимость Кристофа не принесет ничего хорошего.
Возможно, это мнение не имело подтверждения, но воспоминания о прошлом, пережитые страхи насыщали эльфа недоверием и настороженностью. Душа его и теперь желала верить вампиру, но память, суровая и вездесущая, твердила, что это невозможно.
Адриан и Каролина, вполне естественно, не слишком благожелательно приняли владыку Тамира. В их отношении отчетливо сквозило недовольство, но пределы королевского этикета они не пересекали, зная, что если Рафаэль все-таки решит уехать с мужем, их неучтивые поступки серьезно навредят ему.
Кристоф, тем не менее, держался безукоризненно вежливо, строго и в то же время почтительно; он ни разу не надерзил правителю эльфов, хотя тот был уверен в его неприязненных чувствах к нему.
Хладнокровие, с которым он терпел туманные, тщательно завуалированные упреки Каролины, не укрылось ни от Адриана, ни от Рафаэля. Его смиренное поведение сильно удивляло юношу; он никогда не думал, что безграничная гордость Кристофа может быть настолько подавлена.
Все это, впрочем, не имело никакого значения, когда он ранним утром спустился к завтраку. Тревога, будто воспаленная язва, стискивала его разум и приводила едва ли не в ужас. Ночью он едва сомкнул глаза, а открыл их, вздрагивая от кошмарного сновидения. Таинственные замыслы Кристофа мучили его; он никак не мог отделаться от безотвязного чувства обреченности.
Стояла теплая весенняя погода. Каролина организовала завтрак на природе; позади замка располагалось тихое круглое озеро, усеянное ярко-зелеными кувшинками. Высокие деревья вздымались вокруг, их могучие кроны, словно выгнутые руки великанов, простирались над озером и уютным островком, находящимся посередине. В центре этого островка, на прочном мраморном возвышении, стоял стол и четыре кресла. Придворные уже выполнили свои обязанности и установили блюда с многочисленными яствами на столе. Каролина и Адриан сидели на своих местах.
Невольно оглядываясь, не идет ли сзади Кристоф, Рафаэль взошел на мост и, соскочив к родным, занял свое кресло.
– И где его величество? – недовольно спросила Каролина. – Я не намерена его ждать!
Рафаэль тихо сказал:
– Он никогда не опаздывает. Наверное, его задержало что-то серьезное.
– Серьезное? Ха! Что за дела у него могут быть в нашем замке? Кажется, он просто решил унизить нас ожиданием!
– Нет, это невозможно, – усмехнулся юноша, – если Кристоф мстит, то мстит открыто, прямо, не таясь. Пакостить, как вор – это не для него.
– Ну и хорошо. Тогда я не буду ждать и начну есть!
– Каролина, – вмешался Адриан, – прояви терпение. Рафаэль не желает зла своему мужу, значит, и мы не должны.
– Глупости! – немедленно заявила девушка. – Этот вампир достоин самого жестокого наказания.
Рафаэль снова подивился ее властным порывам. Несомненно, это будет великая правительница, жестокая и беспощадная, как и приличествует королеве огромного государства.
– Перестань, сестра. Кристоф уже не тот, он изменился.
– Меня это не волнует! Твое отощавшее лицо никогда не оставит меня. Я буду помнить его всю вечность, что мне дана.
– Разве это правильно?
– Не знаю. Может, и нет. Но я ведь знаю, что ты никогда не простишь его, – она с состраданием посмотрела на брата. – Я не слишком проницательна, но мне хватает ума догадаться, что он сделал в Тамире. И, даже если ты простишь, я никогда не прощу. Потому что я старшая сестра, и ты – самое дорогое для меня.
– Не простишь, даже если я попрошу? – тихо спросил юноша.
Она не успела ответить, потому что на мосту раздались шаги. Рафаэль непроизвольно оглянулся и замер, широко раскрыв глаза от изумления.
Кристоф явился не в сверкающем царственном наряде, как это делал неизменно, а в простом добротном костюме, состоящем из высоких сапог, плотных черных штанов и длинного белоснежного сюртука. Волосы его были взлохмачены, как будто он ринулся сюда, едва встав с постели; зеленые глаза смотрели серьезно и решительно.
Рафаэль невольно отметил, что в простом одеянии он выглядел еще прекраснее, чем всегда.
Соскочив на возвышение, Кристоф мрачно заявил:
– Я хочу кое в чем вам признаться, король Адриан.
Повелитель эльфов задумчиво смотрел на него:
– Что ж, говори.
Каролина откинулась в кресле, язвительно усмехаясь; Рафаэль сжался, не понимая, что задумал Кристоф. Помолчав с минуту, вампир суровым решительным тоном заговорил:
– Я хочу извиниться перед вами, как перед тестем, за то, что поступал с вашим сыном жестоко и несправедливо. Когда вы отдали его мне в руки, я всячески издевался над ним, причинял безумные страдания: и духовные, и физические. Я унижал его, презирал и ненавидел. Желал ему смерти. Из-за меня он два раза чуть не умер. Я даже… надругался над ним, сломал и растерзал. То, что я сделал, не заслуживает прощения – я сознаю. Но верите вы, или нет, раскаяние все же настигло меня. Теперь муки вины, словно ядовитые кинжалы, терзают мою душу. Я это заслужил; Рафаэль чист и терпелив, как ангел, то, что я с ним делал… ужасает теперь даже меня самого. Не думаю, что мое раскаяние что-то для вас значит, но я готов на коленях умолять о прощении. Моя гордость уничтожила самое лучшее, что я обрел в жизни; вам следует знать, что я говорю искренне, поверьте, говорить все это вам – для меня нелегкая жертва.
– Я не сомневаюсь, – сказал Адриан, с трудом подавляя изумление. – Едва ли мое прощение имеет какую-то силу. Я жалею о том, что сохранил жизнь, принесшую моему сыну столько мук, но… теперь это не имеет значения. Безрассудно враждовать теперь, иными словами, все зависит от Рафаэля. Если он сможет простить всю ту жестокость, что ты нанес ему, сможет отпустить страх и недоверие, возродить надежду – смогу и я.
– Признаться, я удивлена, – фыркнула Каролина. – Видимо, ты, и правда, сожалеешь, иначе не стал бы извиняться перед нами, ненавистными эльфами.
Кристоф не сказал ни слова, его взгляд был устремлен на Рафаэля.
Юноша потрясенно смотрел на него, с трудом осознавая происходящее. Кристоф принес извинения его отцу. Тому самому королю эльфов, что уничтожил в поединке его родителя.
Это, наверное, сон. Гордость, самонадеянность, жестокость и неукротимая жажда власти – вот что такое Кристоф, король Тамира; смирение, отчаяние, кротость и самоотверженность – это явно не про него.
И, тем не менее, он только что во всем сознался Адриану и Каролине. Рассказал то, что сам Рафаэль скрывал, не желая чернить его в глазах родных. Он умоляет о прощении.
От изумления парень не мог вымолвить ни слова. Сердце его неистово заколотилось, в висках застучало. Неужели Кристоф настолько сильно хочет вернуть его? Неужели его раскаяние настолько искренне?
Недоверие и настороженность, уже долгое время отравлявшие сознание Рафаэля, треснули; несколько внушительных стекол отвалились, открыв путь свету.
Неужели они еще смогут стать друзьями? Стать родными? Внезапное признание Кристофа, чудовищно откровенное и безнадежно отчаянное, накрыло своим весом тень его прошлых безумств. Не до конца, но весьма значительно.
Вот что он задумал. Признаться в своих грехах родственникам Рафаэля. Мог ли юноша не простить его? Конечно, так легко все не исправить, но уже одна попытка простить – исцеление для их измученных душ. Рафаэль прекрасно понимал, какое невыносимое унижение испытывал Кристоф, извиняясь перед его отцом. Он принял эту жертву, стремясь обрести его доверие. Мог ли он не простить его?
– Я вернусь в Тамир, – его голос звучал тихо и задумчиво, когда он произносил эти слова. – Я вернусь.
– Думаешь, мне только это и нужно? – спросил Кристоф. – Я извинился, потому что хочу вернуть твои чувства.
Рафаэль нерешительно взглянул на него:
– Это не просто. Нужно время. Много времени. Я слишком измучен.
– Да, это так, – порывисто сказал вампир. – Прости меня.
Рафаэль вдруг осознал, что видеть Кристофа виноватым для него просто нестерпимо. Он встал, подошел к нему, осторожно заглянул в глаза:
– Ты уже извинился. Больше не стоит.
– Стоит, – мрачно сказал тот. – Мои извинения ничто по сравнению с тем, что ты пережил.
– Ты раскаялся, значит, заслуживаешь прощения.
Какое-то странное отчаяние мелькнуло в глазах вампира; он протянул руку, наверное, желая погладить Рафаэля по щеке, но тут же отдернул ее, словно решив, что не имеет права его касаться.
Они стояли друг против друга, отводя глаза, страдая от невыносимого чувства неловкости. Тут-то и вмешался Адриан:
– Что ж, дам вам совет, – со вздохом сказал он. – То, что произошло между вами, не скоро сотрется, но положение исправимо. Если вы хотите все изменить, вернуть доверие и чувства, то должны хорошо узнать друг друга, заполнить пустоту и обрести понимание. А для этого нужно проводить много времени вместе, разговаривать и все делать заодно. В Тамире вам это не удастся, потому что государственные дела отнимают слишком много внимания; лучше вам остаться на какое-то время здесь, в Эльфланде. Тут вы сможете насладиться полным уединением, понять друг друга и привыкнуть. Это мое мнение.
– Но я не могу надолго оставить королевство, – хмуро заметил Кристоф.
– Если ты и в самом деле хочешь все исправить, – сказала Каролина, – то послушаешь мудрого совета. А твое царство, я так полагаю, не рассыплется.
Рафаэль замер, решив, что после такого заявления Кристоф наверняка покажет свою истинную натуру, но, к его великому изумлению, вампир лишь серьезно сказал:
– Я согласен.
Адриан и Каролина переглянулись; откровенно говоря, поведение мятежника несказанно их удивляло, но, впрочем, радовало не меньше. Они горячо хотели верить, что Кристоф искренен, ведь от его поступков зависело счастье их дорогого мальчика. Они, конечно, все еще сердились на вампира и решительно не могли простить, но в одном не сомневались: Рафаэль всем сердцем привязан к нему и рано или поздно непременно простит.
Чувства Рафаэля имели для них куда большее значение, нежели все остальное. Адриан решил приложить все усилия в стремлении помирить их, и Каролина горячо поддержала его.
Ненависть уже ничего не решала. Ненависть – это прыжок в бездну, пустая трата времени. Есть только путь вверх, к миру или окончательному разрыву.
*
Итак, Рафаэль и Кристоф воспользовались тем советом, что дал им король Адриан. Они стали часто разговаривать, что на первых порах приносило одну лишь горечь и тоску, поскольку темы для разговоров решительно ускользали от них, а постоянное присутствие рядом, скорее, угнетало, нежели утешало.
Рафаэль все еще не мог отпустить пережитые страхи, а Кристоф, глядя на него, неизменно вспоминал о своих жестоких поступках, что раз за разом погружало его в пучину холодного отчаяния. Глухая стена, разделявшая их, после извинения Кристофа утратила значительную часть своих сил, но, тем не менее, осталась – такая же могучая и твердая, как прежде.
Адриан всерьез взялся за их примирение. Словно не ведая о понятиях церемонности, он заявил, что они должны спать в одном помещении и, сурово игнорируя недовольные взгляды сына, велел слугам приготовить одну из самых роскошных спален в замке.
В первую ночь супруги не сказали друг другу ни слова. Рафаэль замер на кровати с колотящимся от страха сердцем, а Кристоф хладнокровно сидел в кресле у окна, где и провел целую ночь, ни разу не шагнув к кровати.
Проснувшись на следующее утро, Рафаэль ощутил укол сожаления; вампир ведь извинился, разве справедливо относиться к нему, как к врагу? Эта мысль, как ни странно, расколола его страхи, задавила настороженность и исполнила уверенностью и решимостью.
В следующую ночь Кристоф также, не глядя, уселся в кресло, вооружившись массивным потертым томом. Рафаэль сел на кровати и мягко сказал:
– Это не только моя кровать. Ты тоже имеешь право спать, как все остальные.
Кристоф едва заметно усмехнулся, слова Рафаэля доставили ему невероятное удовольствие:
– Вампиры не нуждаются в отдыхе так, как эльфы.
– Тем не менее, сегодня утром ты спал прямо в кресле.
Вампир внимательно взглянул на него:
– Ты же пугаешься, когда я рядом.
– Ничего. Я думаю, это уже прошло.
Кристоф явно сомневался. Рафаэль вздохнул:
– Прошу, иди сюда. Я не испугаюсь. Знаешь, мне невыносимо видеть, как ты страдаешь от чувства вины. Хуже этого нет.
Удостоверившись, что он говорит от всего сердца, Кристоф погасил свечи и осторожно прилег рядом. Огромные размеры кровати позволяли им спать, не соприкасаясь друг с другом, и все же, как это ни удивительно, Рафаэль открыл глаза на груди у мужа и с изумлением понял, что тот ласково гладит его по волосам, очевидно, проснувшись уже давно.
Когда их взгляды встретились, Рафаэль понял, что снова превращается в того наивного глупого мальчишку, каким впервые увидел своего вампира. Они не сказали друг другу ни слова, но взгляды, мерцающие радостью и нежностью, говорили красноречивее всяких слов.
После этого случая между ними возникла странная связь теплоты и понимания, возрождавшая тысячи тем для разговора, которыми они наслаждались постоянно. Больше не возникало неловкости, тоски или смущения, слова, будто волны, текли непроизвольно, не нуждаясь ни в каких усилиях.
Все чаще слышался смех Рафаэля, все чаще звучали сдержанные смешки повелителя Тамира. Какое наслаждение доставляли им эти разговоры! О детских невзгодах, о нелепых разочарованиях, о смешных проделках; о надеждах, о государственных делах, о других королевствах. Они говорили о многом, и всякая тема укрепляла возникшую между ними связь.
Единственное, о чем они никогда не упоминали, это о беременности Рафаэля. Словно мрачная тень, Кристофа пронзала жестокая вина, стоило ему вспомнить, как он ранил мужа в ту безрассудную ночь. Нет, он горячо ждал своего наследника и уже теперь отчаянно дорожил им, но говорить о нем ему не позволяло разрушительное страдание. Рафаэль же, понимая его чувства, молчал, зная, что исцеление придет к вампиру только после рождения наследника.
Стена недоверия и страха с каждым днем наполнялась трещинами, маленькими и внушительными, готовясь к тому дню, когда безвозвратно падет.
Для окончательного искоренения не хватало лишь одного… Чувственного доверия. Дни, ясные и чудесные, проходили один за другим, а Рафаэль все так же, ложась в постель, отодвигался как можно дальше от Кристофа и уже во сне, сам того не сознавая, тянулся к нему, ища тепла его рук. Однако надо заметить, вампир страдал от этого лишь самую малость. Смех Рафаэля, сияющие фиолетовые глаза, изливающие безграничную нежность, являлись для него самым желанным подарком.
Они часто катались верхом по лесу, что, надо сказать, сильно угнетало Кристофа, так как он считал, что это может навредить Рафаэлю в его положении.
Правда, он не заявлял этого напрямую, а лишь намеками, но вскоре пришел к неутешительному заключению, что эльф будет кататься до тех пор, пока его живот не вырастет до размеров, серьезно препятствующих этому.
Как-то раз они остановились возле реки, отпустив скакунов напиться, и Кристоф присел у кромки, желая проверить температуру воды. Тут Рафаэль, поддавшись внезапному порыву, сильно толкнул его сзади. Король Тамира, чертыхнувшись, рухнул в мелководье, взволновав тихие воды.
Он тотчас оглянулся, впадая в негодование, но увидев хохочущего эльфа, немедленно остыл.
Рафаэль все еще радостно смеялся, когда вампир, схватив его за руку, стащил в воду. Юноша возмущенно закричал, ноги у него мигом промокли до колен; развернувшись, он запустил в мужа горсть воды, тот ответил тем же, разыгралась настоящая битва, сопровождаемая взаимным удовольствием и окончившаяся тем, что Рафаэль, поскользнувшись на мокрых камнях, оказался прижатым к могучему телу Кристофа.
Их взгляды встретились, мучительное желание охватило вампира, он завороженно смотрел в глаза юноши, отчаянно желая поцеловать его. Он уже начал склоняться к нему, когда гулкое сомнение заставило его отпрянуть и выпустить мальчишку.
Рафаэль едва устоял на ногах, с великим удивлением сознавая, что дико раздосадован внезапным отступлением вампира. Мир будто замер для них в ту секунду, прекрасное опьяняющее чувство, словно огонь, пронизало вены. И, в конце концов, ничего не случилось. Эта мысль почему-то вызвала у него приступ тоски.
Что-то мелькало между ними, что-то яркое и ослепительное, но никому не хватало решимости преодолеть туманные сомнения.
*
В тот день, отправляясь на прогулку, Рафаэль щурился от солнечного света, но уже через час погода резко испортилась, мрачные угрюмые тучи повисли над деревьями, готовясь излить на них отягчающие воды.
