Текст книги "Мир своими руками (СИ)"

Автор книги: Kissen_vom_Bett

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

– Что ж. И на том спасибо, – я улыбнулся и отправился обратно к своим.

***

С момента заражения второй мыши прошло три с половиной часа. Первого подопытного мы усыпили через три, так что дальнейшее наблюдение, возможно, преподнесёт ещё какие-нибудь сюрпризы.

– Есть-то он ест, а вот к воде остался равнодушным, – сообщил мне Хэм.

Затем я пересказал услышанное от Биркина. Ни у кого не было объяснений тому, почему вирус настолько по-разному ведёт себя в здоровом и больном организмах. Складывалось впечатление, что ему просто нравится ломать целое и чинить поломанное. Но это, опять же, дурацкие мои мысли, а вирусу не может ничего нравиться или не нравиться.

Мы покормили мышонка ещё несколько раз. Всё, что ему давали, было съедено полностью. Взяли последний анализ крови, так как больше брать нельзя – кровь не восстанавливается. Биохимический анализ уже перестал иметь общие с нормой черты. По-хорошему, нам необходимо будет изучить свойства многих белков, которые продолжали работать в совершенно адских химических условиях, поддерживая какую-никакую, а вполне себе жизнедеятельность этого странного организма.

Крэйг продолжал сопоставлять особенности поведения, спрогнозированные после анализа результатов вскрытия нервной системы. Какие участки были выключены, такие и не работают. Чувствительные нервы, судя по всему, почти все омертвели. Тело не ощущало ни тепла, ни холода, ни прикосновения, ни текстуры поверхности. Болевые рецепторы также пришли в полную негодность. Боль отныне в прошлом для этой мыши. Как в прошлом осталось дыхание, почти полностью – зрение и другие чувства. Всякая высшая нервная деятельность, включающая память, условные рефлексы, тоже безвозвратно утрачены, поскольку кора мозга погибла.

Пытаясь подвести некий итог и постараться описать получившийся организм по его строению и свойствам, я получил полуразложившийся живой труп без каких-либо повадок и потребностей, кроме еды. Да разве ж это куда-то годится вообще? Такие свойства вируса никому не нужны.

Нужно нам кое-что другое, и я только что узнал, как добиться результата.

– Теперь мы знаем, как включается эта пресловутая регенерация. Давайте посмотрим, что ли.

Команда расползлась по рабочим местам. Пришла очередь Томаса идти за новым подопытным, и он быстро вернулся с ним. Несчастную вторую мышь решили оставить пока и не трогать. Тем более, никто вообще не был уверен, получится ли теперь его усыпить стандартными методами, поскольку вряд ли отыщется препарат, работающий в таком организме. Просто мы отставили клетку в дальний угол, потому что терпеть омерзительную вонь уже было невыносимо.

***

Маленький зверёк с белоснежной шерстью ходил по периметру своей клетки, обнюхивая прутья и вдыхая находящийся за их пределами воздух. Наверняка ему уже удалось приметить тот, мягко говоря, неприятный запах, оставшийся после своего сородича. Но третьему по счёту подопытному уготована куда более приятная перспектива.

– Беру на себя проведение анестезии, – Джейн сделала шаг вперёд и подняла руку.

– Крэйг, за тобой самое главное, – скомандовал Том, – Тут больше никто не знает анатомию мышей.

– Хорошо, – меланхолично отозвался учёный и обхватил пальцами подбородок.

Полчаса мы готовились к операции. По максимуму дезинфицировали миниатюрный операционный стол, расчерчивали журнал протокола, рассчитывали дозу лекарственных препаратов, осматривали «пациента» ещё раз для уверенности.

Пока мы занимались подбором инструментов, Джейн вколола мыши седативное, чтобы та не брыкалась в процессе. Процедуру было решено провести под местным обезболиванием, чтобы избежать возможных побочных эффектов, когда в игру вступит вирус.

Крэйг решил начать с левой передней лапы. Ниткой он туго перевязал плечо, затем кое-как умудрился вколоть в тонкую кожу нижней трети лапки раствор лидокаина с адреналином для обезболивания.

– Отрезать будешь? – догадался Том.

– А что ещё делать?

Я старался не думать о всей странности происходящего, дабы опять не впасть в печальные мысли. Просто надо ампутировать часть лапы, чтобы она снова отросла.

Скальпель послойно разрезал сначала бледно-розовую кожу, затем лежащую под ней жёлтую клетчатку, прозрачные фасции, сосуды и нервы. Тёмная кровь маленькими струйками стекалась в рану из таких же маленьких вен и стекала по белой шерсти вниз, в лоток. Крэйг одной рукой слегка оттянул кожу вверх от места разреза, а в другую взял кусачки и уверенным движением переломил кость. Впрочем, она была настолько тонкая, что её запросто можно сломать пальцами.

– Чёрт, я как-то не подумал насчёт зашивания раны, – Крэйг нахмурился и замер, – Начнётся ли регенерация, если сшить ткани? – он обвёл нас взглядом, ожидая ответа.

– В любом случае, оставлять так нельзя. Зашивай, – Хэм махнул рукой, и Крэйг, пожав плечами, схватился за иглодержатель.

– Тогда сделаю минимум швов.

Когда часть с лапой была выполнена, Крэйг отвязал нитку-жгут и положил мышь на левый бок. Обезболив участок на бедре задней лапы, он вырезал маленький кусочек кожи квадратной формы. Затем, подцепив пинцетом мышцу, стал отрезать небольшую её часть. Мышь слегка дёрнулась, а кровь из порезанных сосудов мгновенно устремилась в рану. Крэйг доделал разрез до конца, вытащил из раны ту самую часть мышцы и сразу же заткнул рану ватным тампоном.

– Тише-тише, уже всё, – сказал он своему «пациенту», и стал дожидаться остановки кровотечения.

Белая марля в месте разреза окрасилась в тёмно-багровый цвет. Когда кровь перестала идти, Крэйг поставил мышь обратно на лапки и развернул хвостом к себе.

Затем он последовательно вкалывал анестетик под кожу в нескольких местах вдоль позвоночника и наносил там довольно-таки глубокие порезы, задерживаясь каждый раз, чтобы остановить кровь.

Вся операция заняла чуть больше часа. Раны промыли антисептиком, вкололи обезболивающее и немного физраствора в хвостовую вену и поместили мышь в чистую клетку с едой и водой. Культя в месте ампутации у неё ощутимо набухла и покраснела – кровь из артерий вытекала и скапливалась меж тканей. К сожалению, у нас не было возможности прижечь сосуды, поэтому оставалось только надеяться на самостоятельную остановку.

Мышонок почти сразу проковылял к мисочке с водой, с трудом шевеля раненой правой задней лапкой и, естественно, не опираясь на левую переднюю. Восполнив потерю жидкости, мышь осталась сидеть там же. Если бы животные чувствовали обиду, именно её я бы увидел в глазах зверька.

Я пожал руку Крэйгу в знак уважения за превосходно выполненную операцию. Из угла, в который мы отставили вторую, немёртвую мышь, раздался голос Хэма.

– Никаких изменений. Она просто существует, – я подошёл поближе, закрывая нос рукавом халата.

– Просто существует, – повторил я, – Какая безрадостная судьба.

Всю еду, что давали этому подопытному, он съедал до последней крошки. Медленно откусывал оставшимися зубами и пережёвывал. В чёрных мутных глазах полностью отсутствовало понимание происходящего вокруг. В этом теле больше не было сознания, каких-либо простейших эмоций. Кажется, пора переосмыслить критерии жизни и смерти.

***

Прошло два часа после операции, как мышь начала вдруг метаться по клетке. Сначала она изредка издавала беспокойный писк, а после начала без остановки пищать.

– Может, обезболивающее перестало действовать? – предположил Хэм.

– А, может, начало действовать кое-что другое? – Том прищурился и встал на корточки перед обителью грызуна.

Животное носилось туда-сюда, несмотря на все свои телесные повреждения. Оно изредка останавливалось перед нами, словно прося о помощи.

– Вколем ещё анальгетиков, – сказала Джейн.

– Да-а! Попробуй теперь поймай её! – усмехнулся Томас.

– Тогда добавим в воду. Я сейчас всё принесу.

– Стой, подожди! – вдруг остановил её Том, – Видите это? Порезы на спине?

Ярко-красные расщелины вдоль позвоночника, в глубине которых виднелись прилежащие ткани жёлтого цвета, стали стягиваться. Стенки сами по себе, как магниты, потянулись друг к другу и сомкнулись. Самый верхний слой кожи покрылся клетками, слившимися по текстуре с окружающей поверхностью, и теперь с трудом можно было сказать, что на этом месте были порезы.

– Ничего себе!

– Ого-го!

– Чёрт меня дери…

– Вот это круто!

Я не верил своим глазам. Точнее, я как бы рассчитывал увидеть всё лично, но не представлял, как это будет выглядеть. К тому же здоровая капелька скепсиса всё равно сидела в глубине души, теперь растворённая в озере изумления. Значит, всё это правда. Оно существует. И оно работает.

Грызун подуспокоился, снизив темп своего бега. Пару раз он потряс туловищем, словно отряхивался от чего-то. Когда мышь повернулась правым боком, стало видно, что вырезанный кусочек мышцы тоже полностью восстановился и сверху начала прорастать кожа.

– Крэйг, ты запомнил это место? Надо будет взять оттуда биопсию, – сразу включился Том.

– Да-да, я помню, – торопливо ответил Крэйг, завороженно наблюдая за необычными свойствами животного.

Мышонок вдруг остановился посреди клетки и начал упорно чесать маленькими пальчиками культю.

– Я так и знал, – Крэйг щёлкнул пальцами, – Надо снять швы.

– Мне кажется, лучше сейчас вообще не трогать её, – я рукой остановил нашего хирурга, – Думаю, она сама вытащит нитки.

И действительно: как следует поковыряв нитки и даже пару раз укусив их зубами, мышь смогла извлечь их из своей лапки. А затем было поистине невероятное зрелище. Из раны словно стали выдвигаться косточки. Они удлинялись, приобретая правильную форму. Сверху они покрывались вырастающими из здоровой части лапки мышцами, которые полосатыми белыми лямками сухожилий врастали в кости; мышцы покрывались тоненькими плёночками фасций. Потянулись сероватые «провода» нервов и красные – сосудов, заворачивающихся в необходимых им направлениях. Вот уже сложная система косточек кисти выросла и покрылась новыми тканями. Следом на них накладывались жёлтые зёрнышки клетчатки и кожа.

Это было так завораживающе! Как будто кино посмотрел. Честно говоря, я бы сейчас всё отдал, чтобы посмотреть ещё раз. Ничего, абсолютно ничего более красивого я ещё не видел.

Перед глазами так и стояли эти несколько прекраснейших секунд. Оживление. Полное восстановление утраченного. Бесследное заживление. Не об этом ли я думал, когда хотел сделать из вируса лекарство? Конечно об этом!

Мышь стояла перед нами и умывалась, как ни в чём ни бывало. Уж не знаю: есть разум, нет разума, но такие совершенно необычные вещи, особенно происходящие с твоим телом, должны же быть как-то оценены! С другой стороны, чего я требую от мыши? Это же мышь.

– Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу такое! – Хэм восторженно распахнул глаза и закивал. Думаю, мы сейчас все думали примерно об одном и том же.

Закончив чистить шёрстку, зверёк рванул к миске с едой, жадно выхватывая оттуда все овощи и зёрна и с каким-то остервенением проглатывая их. После таких фокусов нужно как следует подкрепиться, потому что тело потратило изрядное количество ресурсов для постройки новых тканей. Пожалуй, стоит подложить ей ещё еды.

Только я отвернул щеколду двери клетки, как мышь издала какой-то неестественно шипящий звук и кинулась в сторону выхода. Не успев толком понять, что происходит, я на автомате захлопнул приоткрывшуюся дверь и защёлкнул замок. Пару секунд растерянно похлопал глазами и нахмурился.

– Что-то мне это не нравится.

Так. Восхищение восхищением, а о том, что мы имеем дело с пока ещё толком неизвестно чем, надо помнить постоянно. А вдруг она кинулась не на еду, а на меня?

– Испугался? – решил съехидничать Томас. Вообще не к месту сейчас было.

– А ты бы не испугался? Она вообще-то опаснейшим вирусом заражена. На-ка, вон, сам попробуй её покорми, – я всунул ему в руку кусочки сыра, пока он не успел возразить, и отошёл.

Том лишь усмехнулся, пожал плечами и стал просовывать их через прутья клетки сверху. Ладно-ладно! Твоя взяла, умник. В конце концов, я не знал, что мышь поскачет в мою сторону.

– В любом случае, нам нужно как-то взять биопсию… новой мышцы, – я посмотрел на Джейн. Она вдруг улыбнулась, одновременно поджав губы.

– Добавлю в воду снотворного, – сказала она, – Надеюсь, нашему подопытному всё ещё хочется пить.

Идея сработала. Через полчаса, в течение которых мы делились впечатлениями и обсуждали невозможные доселе явления, мышь начала медленно закрывать глаза и вскоре уснула. Затем стандартная процедура седативное плюс обезболивающее, взятие материала и его изучение. Новая рана, возникшая вследствие «заимствования» мышечной ткани, также зажила целиком и полностью, что я не мог не посмотреть, фиксируя глазами каждый кадр. До чего же красиво-то…

Сравнили материал с тканями вырезанного при операции кусочка мышцы. В целом было заметно уплотнение миофибрилл***, что должно обеспечить более высокую силу. Плюс добавилось кровеносных сосудов для адекватного снабжения. Выходит, вирус не только обеспечивает регенерацию, но и в прямом смысле усиливает тело, как минимум. А это, в свою очередь, требует много энергии при работе. Мне вдруг снова вспомнились прожорливые пиявки. Тьфу, как я их не люблю…

– Как всё-таки странно то, что этот вирус совершенно по-разному изменяет здоровый и повреждённый организм, – делился со мной мыслями Хэм, пока мы ждали биохимический анализ, – Почему такое диаметрально противоположное воздействие?

– Да уж, та ещё загадочка, – согласился я. В голове всё ещё крутились кадры с отращиванием мышью лапки, – В целом механизм активации клеточной регенерации очень грубый. Неужели для этого нужно иметь неслабо так искалеченный организм?

– Сомневаюсь. Наверняка что-то конкретное включает интенсивное деление. Вот только придётся сломать голову, чтобы найти это нечто, – мой друг тяжело вздохнул и обернулся к приборам.

Впервые за долгое время я ощутил себя победителем. Пусть это будет совсем маленькая и, откровенно говоря, довольно странная победа, но это именно то, что я так давно хотел увидеть! Наконец-то нашлось свойство, настолько полезное и необходимое многим. Надо только набраться терпения и выяснить механизм активации, чтобы приручить его.

***

Нашу кропотливую работу прервал звук открывшейся двери. Первая мысль, вспыхнувшая в голове, – Маркус. Но фигура в белом халате принадлежала не ему, а Альберту Вескеру. Я облегчённо выдохнул.

– Есть новости? – сразу к делу перешёл парень.

Мы по очереди рассказывали о результатах наших экспериментов. Однако реакция, хм, руководителя была несколько неожиданной.

– То есть ничего нового. А я думал, вы хоть что-то способны сделать без меня, – он покачал головой.

– Так, давай только без хамства, – привстал со своего места Том. Вескер никак не отреагировал. Я решил вмешаться.

– Если хочешь какого-то конкретного успеха, то, соответственно, отдавай более конкретные поручения. Мы же толком не знаем, что ищем.

Альберт хмыкнул. Надеюсь, он признал, что для эффективности так будет лучше, я же вовсе не наезжаю.

– В таком случае даю вам такое задание: сравнить экспрессию генотипов обычных соматических, стволовых и инфицированных клеток. Где-то там должен найтись нужный нам фермент, – на этом наш гость закончил и отправился на выход. А мне надо было кое-что спросить, поэтому я побежал за ним.

– Альберт, подожди минутку! – я нагнал его в коридоре. Парень молча обернулся, – Что там с Маркусом? Как он себя ведёт?

– Я редко его вижу в последнее время. Выглядит как обычно, – значит, всё по-старому. Что ж, главное, что хуже не стало, – Но знаю точно, что он уже ставил опыты на других животных, в том числе на обезьянах.

А вот это было сюрпризом. Хотя, по-хорошему стоило ожидать, что Маркус долго на одном месте топтаться не станет и скорее начнёт изучать более сложные организмы. Но что именно он там изучает?

– Он исследует что-то особенное или всё подряд?

– Этого не знаю. И узнать без его желания не смогу. Да и не хочу, – хм. Неужели всё-таки не я один побаиваюсь заскоков безумного главы лаборатории?

– Что ж, вопросов больше нет. Будем работать.

* – ацидоз – повышение кислотности крови. Из-за этого перестают работать почти все ферменты, и наступает смерть.

** – гемолиз – разрушение эритроцитов.

*** – миофибриллы – органоиды мышечных клеток, непосредственно обеспечивающих функцию сокращения мышц.

Комментарий к Часть 7.

Глава посвящается всем лабораторным животным, страдающим во имя науки. Они страдали за нас, а ты даже не знаешь их имён.

Не знаю, как вы, а я никогда не стану учёным, я слишком люблю животных)

========== Часть 8. ==========

Снова возврат к молекулярному анализу ДНК. То, с чего мы начинали. Работа эта непростая, занимающая много времени, однако на этот раз у нас было примерное представление об искомом. Гудение и щёлканье приборов, пиликанье компьютеров – всё, как почти девять месяцев назад. Именно столько времени я провёл в Учебном Центре. И я уже толком не помню, когда возвращался в Раккун-Сити.

Пока я ждал, когда монитор высветит мне на дисплее полученные данные, невольно снова возвращался к одной и той же навязчивой мысли. Хочу ещё раз увидеть, как регенерирует тело. Как пласты клеток накладываются друг на друга, формируя знакомые по картинкам из атласов очертания, как нервы и кровеносные сосуды стремительно прокладывают свой путь к местам работы, как кожа скрывает от окружающей среды всё нутро. Каждый раз, когда эти кадры прокручивались в сознании, по рукам бежали мурашки. Я не могу внятно объяснить почему, но мне чертовски понравилось это зрелище. Никогда я не видел ничего до такой степени… вдохновляющего что ли. Как будто торжество жизни над смертью.

Надо работать. Приятные мысли могут подождать.

Периодически мы проведывали наших подопытных. Номер Два, как мы окрестили мышь, которой не повезло стать жертвой разрушительного действия вируса, продолжала своё существование, несмотря ни на что. Изредка ей давалась пища, которую она в обязательном порядке съедала, и всё на этом. По сути, ей же даже не нужен кислород. Так может закрыть её клетку каким-нибудь куполом да не страдать больше от этого кошмарного запаха?

Номер Три, счастливая обладательница невероятных способностей, напротив, излучала тягу к жизни, активно передвигаясь по клетке и интересуясь происходящим. Пришлось даже обставить её прибежище колесом и мелкими безделушками, чтобы не сводить животное с ума от скуки. Но это положительные стороны, ведь были и отрицательные. Всё-таки агрессивность у грызуна образовалась, причём, приличная. Хорошо, что ещё никому не «посчастливилось» быть укушенным. Чтобы почистить клетку, приходилось каждый раз прибегать к методу подсыпания снотворного в воду.

– Надо будет придумать другой способ успокаивать Номер Три, – предупреждал нас Крэйг, – Скоро у неё выработается рефлекс, и она перестанет пить воду, после которой обязательно засыпает.

Спустя пару дней наконец-то появились первые стоящие результаты молекулярного анализа. Нормальные стволовые клетки и клетки, инфицированные вирусом, синтезировали похожий фермент, который отсутствовал в обычных соматических. Гены, с которых экспрессировались эти белки мы решили условно и довольно-таки пафосно назвать «генами бессмертия». А ведь это была классная мысль – проверить стволовые клетки. Они же размножаются бесконечно.

– Если эти гены изначально заложены в нас, стоит ли заражаться вирусом? – задумался Хэм.

– Вообще-то стоит, – Том уселся на стул и положил ногу на ногу, – В норме кости никогда не отрастают после ампутации, а мышцы не восстанавливаются после такого объёма повреждений. А значит та разница, которую мы приметили в первичной последовательности белков, неслучайна.

В этом был смысл. Белок, который производили заражённые вирусом клетки, несколько отличался по строению от того, который в норме синтезировали человеческие стволовые клетки.

– Но как этот белок понимает, что в теле есть повреждение и необходимо его устранить? – я прищурился и посмотрел в один из мониторов, словно на нём был написан ответ.

– А вот это совершенно другой вопрос, – подметил Томас, – Как и немыслимая скорость деления, и его остановка в рамках изначальных физиологических границ.

Параллельно я всё раздумывал над тем, что такое изучает Маркус. Если он даёт задания Вескеру и Биркину, то не может знать о бессмертии больше, чем знают они, а значит и мы. Однако раз уж он экспериментирует с разными видами животных, то скорее всего ищет что-то, заинтересовавшее лично его. Что же?

***

Задержавшись сегодня наверху чуть дольше обычного, я спешил в лабораторию. Железный лифт с грохотом остановился, скрипучие створки разъехались в стороны. Поворот направо, и из-за дальнего угла возникает высокий силуэт главы комплекса. Сердце пропустило удар, но ноги не подвели и сами с сумасшедшей скоростью увели меня обратно за поворот. Заметил ли он меня? А может услышал? Как же тут тихо-то, в коридоре…

Ладони без моей воли сжались в кулаки и вспотели, лёгким стало не хватать воздуха. Вот она, паника. Глухие шаги по бетонному полу приближались. Так. Лифт тут, в трёх метрах, если я сейчас же в него забегу… Хотя зачем вообще Маркусу ехать наверх? Я всего один раз его там видел.

Значит он идёт в один из кабинетов. А в одном из них сейчас сидят ребята. Мне хватило решительности сдвинуться с места и аккуратно выглянуть левым глазом из-за угла.

Старику осталось пять шагов до двери. И каждый его шаг эхом отдавался в моей голове.

Два шага.

Один.

Мимо…

Всё-таки мимо. Он дошёл до следующей двери и стремительно скрылся за ней.

Я глубоко вдохнул, потому что неожиданно для себя не дышал несколько последних секунд. Быстрыми широкими шагами я проскользнул к нужному кабинету, тихонько забрался в него, отпустил ручку, закрыл замок и навалился спиной на дверь.

– Что с тобой опять? – я словил насмешливый взгляд Томаса, который стоял ближе всех.

– Ну-ка всем тихо! – прошипел я и предупредительно обвёл пальцем каждого, – Ни единого громкого звука! В соседнем кабинете Маркус!

Коллеги переглянулись и снизили темп работы, с осторожностью выполняя каждое движение. Я прислонился ухом к двери и стал ждать. Всего пара минут длилась невыносимо долго. Все мои чувства были сосредоточены на происходящем за стеной, я даже не слышал ничего, происходящего в этом помещении, как если бы оглох на одну сторону. Раздался звук открывающейся двери, которая затем закрылась, а потом он сменился на удаляющийся стук подошв о бетон. Когда за стеной вновь воцарилась тишина, я ещё несколько секунд пытался выслушать малейшее её нарушение, а после облегчённо выдохнул.

– Пронесло…

Ребята ещё раз посмотрели на меня, переглянулись и возобновили свою деятельность с прежней скоростью. Сердце замедляло свой бешеный ритм, который больно бил мне по грудной клетке изнутри и давящей пульсацией отдавал в виски. Фу-ух, вот так перепугался. А чего я, собственно, перепугался до такой степени?

Идёт себе старик по делам, а молодой здоровый парень шугается его, как козлёнок волка, и бежит со всех ног. Ужас! Как я могу быть таким трусом? Меня аж передёрнуло от неприязни к себе. Надеюсь, никто не заметил.

– Ты как-то совсем неважно выглядишь, – слева от меня возник Хэм и тяжело опустил мне руку на плечо.

– Согласен. Явно что-то ненормальное со мной творится. Жуткая фобия.

– Маркусофобия? – парень улыбнулся, и нервы в моей голове чуть подостыли.

– Я не знаю. Я по какой-то причине до смерти боюсь с ним столкнуться! – неожиданно меня посетила догадка, которая может быть причиной моего панического страха перед главой Учебного Центра, – А знаешь, мне так противны эти чёртовы пиявки, с которыми этот тип возился столько времени. Мерзость! Наверное, они ассоциируются у меня с ним.

– Что ж, вполне возможно, – и стоило мне на миг отвлечься на неприятные мысли, как их развитие было уже не остановить.

– И ещё кое-что. Маркус добрался в своих опытах до обезьян, – в глазах Хэма мелькнуло удивление, – Такими темпами он скоро доберётся до людей, – мой друг, кажется, хотел что-то сказать, но передумал, – А в листе заказов вряд ли можно указать в качестве подопытных людей.

Хэм убрал руку с моего плеча и осмотрел кабинет. Я тоже осмотрел.

– Думаешь, двое мальчишек не остановят его в случае чего?

– Я очень надеюсь, что остановят.

***

Я настраивал аппаратуру для новой задачи. Переключал тумблеры, в строгой последовательности друг за другом нажимал кнопки, вводил данные на клавиатуре и перепроверял всё для надёжности.

В кабинете на этот раз были только я и Джейн, пока остальные возились в химической лаборатории. Работали мы молча, пока девушка ни с того ни с сего решила спросить.

– Для чего ты хочешь создать лекарство? – ответ насколько очевидный, настолько и наивный.

– Чтобы людям жилось лучше, – серьёзно, какие ещё могут быть причины?

– Ты именно ради этого пошёл в науку? Я заметила, что вся твоя цель сводится к его поиску.

– По-твоему, моя цель какая-то плохая?

– Вовсе нет. Я всего лишь говорю, что ты движешься к этой цели, несмотря ни на что.

Так я и не понял, наезд это был или похвала. Но разговор о моей причине становления учёным всегда будил одно очень неприятное воспоминание. Говорят, что если высказаться, то становится легче. Может, высказаться всё-таки? В конце концов, это не грязный секрет и не государственная тайна. Это просто тяжёлое воспоминание.

– Хм. В детстве у меня был друг, очень хороший человек, всегда весёлый, общительный, – в груди немного защемило, – Мы всегда шатались по улице допоздна, гоняли во дворе на велосипедах. В какой-то момент он просто перестал появляться, словно уехал куда-то. И через три месяца я узнал, что он умер, – действительно, после этих слов будто камень с души упал и дышать стало свободнее, – Гигантоклеточная глиобластома. По двенадцать лет нам тогда было. Потом я всеми силами пытался понять, что это за страшные слова такие. Ходил в библиотеки, спрашивал у учителей, у знакомых врачей. Понял, что виной всему – нарушение в работе иммунной системы. А после ещё узнал, что в мире каждый год люди миллионами умирают от опухолей и ещё больше от разных других болезней. Поэтому я решил, что это нужно исправлять.

Джейн молча слушала, наверное, не найдя, что сказать. Да и не надо было ничего говорить. Это – опыт, который во многом определил моё будущее, но эмоционально он должен оставаться в прошлом.

И ещё я осознал, что совершенно ничего не знаю о Джейн, об этой скрытной особе. Когда мы все только знакомились девять месяцев тому назад, она ничего о себе не говорила, как и за всё время в целом.

– Ну а ты? Что ты о себе расскажешь?

– Со мной всё гораздо проще, – равнодушно пожала она плечами, – Выросла у дяди с тётей, так как родители исчезли почти сразу после моего рождения. Семья была нормальной, но тесно мы никогда не общались. Биологом решила стать, потому что хорошо получалось, ну а в процессе даже стало интересно.

– Чего ж ты так тщательно это скрываешь? – девушка рассмеялась детским смехом.

– Я не скрываю. Да просто… не с кем тут поговорить по душам, все вечно заняты, куда-то спешат, ни на что внимания не обращают. А с тобой как-то спокойно, – вот тут я выпал. Со мной-то спокойно?

– По-моему ты крупно ошибаешься, – я не смог сдержать усмешку, – Где со мной спокойно, если я по каждому поводу готов гневно распинаться? Я в принципе человек очень эмоциональный. Да к тому же прихожу в ужас от одной только мысли об этом психе Маркусе, – зачем я это только говорю… Но Джейн было не унять.

– По крайней мере, ты никогда не сидишь сложа руки и всегда ищешь решение возникшей проблемы. Других подстёгиваешь.

– В самом деле? – по-моему, все ребята из нашей команды так делают. Чем же я таким особенным выделяюсь?

– Поверь мне.

Ох, ну спасибо. Теперь в забитой размышлениями голове добавилось дровишек. Что на неё нашло? Впрочем, я же сам начал её расспрашивать. И как вовремя пиликнул компьютер!

На дисплее высветились точные последовательности ДНК генов бессмертия, имеющихся у вируса и у стволовых клеток. Электронная машина сравнила цепочки и указала места, в которых есть расхождения между геномами. Теперь разница окончательно известна.

***

Мы решили немного перевести дух и привычно собраться в особняке, в комнате для совещаний. Сегодня настроение было гораздо лучше обычного. Впервые спустя множество месяцев работы и ужасной нервотрёпки я могу сказать, что добился настоящего успеха. Восстановление погибших клеток, полный возврат утраченной части тела – ещё две недели назад об этом можно было только мечтать! Даже недавний инцидент со встречей с Маркусом сегодня не отзывался во мне негативом.

Возможно, что ещё разговор с Джейн сыграл свою позитивную роль. Мне в самом деле было тяжело жить с воспоминаниями о друге детства. И раньше даже не подводилось случая кому-то выговориться, отпустить прошлое. А насчёт самой Джейн… Не знаю, почему я, по её мнению, заслуживаю отдельного внимания. Вот сидит сейчас чуть сбоку от меня, глядит немного дольше положенного. Всерьёз что ли я ей понравился? Не то чтобы я очень против, но…

Раздался стук в дверь, и на пороге объявились помощники Маркуса, вдвоём. Что, неужели их спор закончен?

– Почему вы не в лаборатории? – поинтересовался Альберт.

– Задание выполнено, шеф, у нас заслуженный перерыв, – Томас покрутил кружкой с кофе и снова начал отхлюпывать с противным звуком. Я заметил, как оба светловолосых парня при этом скривились. Полностью согласен с ними.

– Все данные записаны, они у меня, – я вытащил из кармана сложенную бумагу, чтобы доказать наличие плодов труда.

– Хорошо, тогда наши новости, – Вескер поправил свои извечные тёмные очки и продолжил, – Первое, никому не нужное, но интересное: Маркус решил дать название объекту исследований – Т-Вирус.

– И что хоть это означает?

– Сокращение от слова «Тиран». Не спрашивайте меня, что творится в голове у старика, – как зловеще. Вполне в стиле Маркуса.

– Второе. Уилл, расскажи, – Биркин сделал шаг вперёд и откашлялся.

– Я разобрался, как активируется регенеративное свойство. Т-вирус в первую очередь проникает в регуляторную систему, нейроэндокринную. Когда в организме где-то возникает повреждение, выделяющиеся там вещества информируют о нём, а организм нервными или гуморальными сигналами даёт команду к интенсивному клеточному делению в этой области.

Хм, на самом деле всё не так сложно, как я думал изначально.

– И третье, – вновь заговорил Вескер, – Мне удалось выяснить, почему Т-вирус по-разному работает в здоровом и повреждённом организмах. Когда он встраивается в клетки, то начинает синтезировать свои белки, которые в свою очередь блокируют белки мембран, и клетки быстро начинают погибать. Если же предварительно существовало достаточно массивное повреждение, то находящийся под контролем «перепрограммированной» нейроэндокринной системы организм мобилизует все ресурсы на регенерацию. И белки будут мобилизоваться именно из мембран, а их циркулирующие запасы в крови ресинтезируются на новые мембранные. В том числе на новые белки главного комплекса гистосовместимости первого класса*.