Текст книги "Всё было совсем не так (СИ)"
Автор книги: Кицунэ Миято
сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 46 страниц)
Часть 4. Глава 17. Чувства.
Быстро прошла весна. Жаркий май плавил воздух, так что мы открыли все сёдзи на первом этаже особняка. Саске продолжал писать свои «Ураганные хроники», а мы с Итачи их читали и перечитывали.
Множество персонажей с их поступками, мыслями, словами. Их прошлое и будущее. Особенно прошлое. Ни меня, ни Саске ещё не было в помине, а он описывал это, словно был на месте событий. Я вспоминал его детские иллюзии-сказки-легенды. На самом ли деле это были легенды, которые он узнал по книжкам и «адаптировал» для меня? Или Саске сам был участником тех событий? Вопросов становилось всё больше, но задавать их своему другу я не решался. К тому же, если он стал это писать, значит, так или иначе хочет поделиться с нами… Возможно, что другого варианта рассказать о своих знаниях у него нет…
В своё время я поклялся, что больше не усомнюсь в своём друге, что Саске всё равно Саске, кем бы он там ни был. Даже… если он как-то связан с «кукловодами»…
Но щекочущее чувство тайны и приближения разгадки к ней не давало спать по ночам. Я размышлял над своими старыми жизнями и осмысливал новую. Вспоминал и сравнивал. И думал, думал, думал…
Догадки и предположения складывались и рассыпались, как карточные домики. Что-то от меня ускользало…
Прижав Итачи, я выяснил, что часть «альтернативной истории» Саске ему уже показывал в иллюзии, когда был с ним в «Акацуки». Ту часть, которая относилась к ним двоим. В подробности старший Учиха вдаваться не хотел, сказав мне, что Саске, если сочтёт нужным, об этом напишет, а я потом прочту сам. Впрочем, многое я и так знал. И понимал, что Итачи вряд ли хочет говорить о своей самоотверженной кончине от руки собственного младшего брата. О том, как он довёл его до такой жизни, что Саске был даже согласен стать сосудом Орочимару, лишь бы убить его, и вообще как ему жилось одному в Конохе без семьи и клана, без друга в моём лице, лишённому наследства и прозябающему в относительной нищете. Чужой марионеткой в чужих руках.
* * *
В середине мая Саске дописал первую часть своей книги, которая закончилась тем, что Саске ушёл к Орочимару, а Наруто, чтобы стать сильным и скрыться от «Акацуки», отправился в путешествие с Джирайей. Потом наш литературный гений объявил, что это черновик и он не будет писать дальше, пока не исправит ошибки и недочёты в повествовании.
Мои льстивые уверения, что он талант, дарование, такой, что Джирайя должен взять у него пару уроков мастерства, погоды не сделали. Саске упёрся и исправлял ошибки. Хотя я честно предложил свою помощь, но мне это дело не доверили.
Саске продолжал заниматься с Ли и Гаем, а также проходить сеансы «чакротерапии» у Хаширамы, который каждый день приходил к нам и ещё долго после того, как заканчивал «измываться», по его же словам, над Саске, сидел у нас, играя в шоги со мной или Итачи, треская выпечку, приготовленную Мито-сан или просто разговаривая. Видимо, сбегал от своей внучки, которая с удовольствием взваливала на него часть обязанностей главы деревни. Хотя бабулька Цунаде тоже частенько заглядывала «на огонёк» справиться о самочувствии нашего ловеласа.
Еве Хаширама нравился, к тому же он так искренне хвалил её, чем купил лисицу с потрохами. Она даже уходила с ним куда-то «просто погулять и пообщаться с умным человеком». Курама внутри меня это едко комментировал, и мне казалось, что он немного ревнует эту меховую засранку. Но надо отдать Еве должное, она всегда подолгу сидела в моём внутреннем мире, разговаривая с моим рыжим другом, который был заточён и не мог выйти на волю, пусть и находился в красивой иллюзии, созданной Саске.
Ева даже, совершенно не знаю и не представляю как, умудрялась проносить Кураме в мой внутренний мир некоторые «вкусняшки», сообщив лишь на моё удивлённое «нафига?», что они несколько необдуманно сократили популяцию кроликов и теперь ждут, пока они наплодятся побольше.
Так что иногда у меня были разборки с Мито-сан, потому что наша домоправительница, например, покупала какую-нибудь курочку или кусок свинины на рынке, а эта белая полярная лисичка могла внаглую стырить и утащить наш будущий обед, чтобы «угостить Кураму».
В общем, мне приходилось делать клонов, бежать за продуктами, которые не всегда были, и мы «наслаждались» одним рисом. Хотя нам не привыкать, но дома хочется всё-таки чего-то поинтересней… особенно, когда так вкусно готовит Мито-сан.
В конце концов мы все вместе сели и договорились, что Ева будет ходить на рынок с Мито-сан, выбирать «вкусняшку», и они будут её покупать, чтобы никому не было обидно. Итачи, гад такой, только хихикал, когда я жаловался на подобные вещи, и совершенно не вмешивался, оставаясь в нейтралитете. Хотя я точно знаю, что одно его слово и Ева становится шёлковой.
Итачи, кстати, стали давать миссии. Что тоже было знаменательным событием в нашей маленькой семье. Значит, ему снова стали доверять.
Старший Учиха теперь стал чуть расслабленней, что ли. А на мои расспросы, «как прошла миссия», Итачи даже иногда улыбался и говорил, что «всё прошло замечательно». Видимо, его самого несколько нервировало непонятное состояние «прощенца деревни», но теперь всё изменилось.
Да и за прошедшие три месяца после Четвёртой войны еле заметное напряжение, которое я, к стыду своему, не сразу обнаружил, по поводу «бывшего нукенина, вырезавшего весь свой клан», несколько улеглось. Ева сказала, что это из-за того, что «Итачи такой милашка», сложно поверить, что такой симпатичный вежливый юноша действительно замешан в кровавой резне, тем более в этом обвинили покойного Данзо и вполне живых старейшин. Но старейшин после суда отпустили, просто отстранив от руководства. Хотя Саске и пробурчал что-то, что с удовольствием бы устроил им «несчастный случай», но Итачи, услышав это, попросил своего брата «не мараться».
* * *
В конце мая, когда мы с Хинатой были на свидании возле водопада, где некогда Джирайя начинал свою стезю моего учителя (одновременно подглядывая за девчонками), она меня поцеловала.
Не сказать, что это было совсем уж внезапно, но несколько неожиданно. Я как раз задумался о тех мыслях Хинаты, что описал Саске во время первого тура экзамена на чуунина, когда она склонилась ко мне и прижалась к губам губами.
Я смотрел на отстранившуюся, раскрасневшуюся девушку и не знал, что делать.
– Я что-то ничего не понял, давай ещё разок, – наконец выдавил я, глядя на опечаленную неудачей Хинату. Просто всё случилось слишком быстро, да и касание было от силы две секунды, а я «тормоз», по мнению очень и очень многих, ну, и в данном случае.
– Я не умею целоваться, – сдавленно призналась Хината, по всей видимости, уже готовая провалиться сквозь землю.
Даже хорошо, что она не владеет этой стихией…
– М… я понял, – я успокаивающе погладил её руку. – Но ты же упорная и легко сможешь научиться. Это довольно просто. Давай покажу.
Светлые глаза забавно расширились, а щёки покраснели.
– Я в своё время научил Саске улыбаться, неужели не смогу научить целоваться тебя, Хината? – я вплёл пальцы в её роскошные волосы и чуть притянул к себе за затылок. Она прикрыла глаза, доверчиво подаваясь ко мне.
Всё-таки какая красивая девушка…
Я поцеловал её в уголок губ, чтобы она немного расслабилась, прижался к маленькой розовой нижней губке, чуть захватывая её и посасывая. Её пульс начал зашкаливать. Крепкие руки настоящей куноичи обхватили меня за шею и прижали ближе. Рот чуть приоткрылся, и я поймал её тихий стон. Провёл самым кончиком языка по её верхней губе, захватывая в плен, а потом, когда она дрогнула и начала отвечать, сначала неумело, а потом всё больше входя во вкус, мысли отключились, и я просто наслаждался поцелуем. От Хинаты словно полилась чистая чакра, это было очень приятно и волнующе. В голове стало легко и пусто, только в ушах гулко билось сердце.
Я заставил себя оторваться от таких приятных губ, только когда почувствовал, что Хината задыхается. Если учесть, что даже самый слабенький шиноби может задержать дыхание минуты на четыре как минимум, то это был довольно долгий поцелуй. И, пожалуй, Хината за его время вполне научилась целоваться. В чём я после нашего глубокого вдоха в унисон смог убедиться.
Мы лежали и целовались, а её тёмные длинные волосы закрывали нас невесомым пологом. Сколько страсти в её «прозрачном» взгляде. Глаза Хьюга всегда казались холодными, безразличными, но это не так. Трепет чёрных длинных ресниц, разгорячённая кожа лица, мягкие губы. Я гладил её спину и держался за тонкую талию, прижимая ближе, почему она ходит в этой мешковатой одежде? У неё же потрясающая фигура!
Внезапно наше горячее свидание прервал голос Курамы:
– Наруто, Ева в панике, с Саске что-то не то!
Это сразу отрезвило и заставило оторваться от этого безумия, так неожиданно меня накрывшего.
– Прости, Хината, мне надо идти, – я поднялся, помогая ей слезть с меня, чувствуя некоторые неудобства в паху. Впрочем, шиноби хорошо управляют всем своим телом, так что я смог быстро унять своё возбуждение.
– Что случилось? Я… Я сделала что-то не так? – её лицо было таким зацелованным и милым, что я позволил себе ещё минуту полюбоваться ею, собирая природную энергию.
– Нет. Всё хорошо. Просто мне надо бежать. С Саске что-то случилось. Я найду тебя позже, хорошо? Извини.
– Ты… – она разглядывала меня и даже активировала бьякуган.
– Так будет быстрее, – пояснил я своё преображение и ринулся домой.
С Саске действительно было что-то не то.
Это я увидел, как только вошёл в режим сэннина. Точка его чакры пульсировала дикой болью, моему другу было очень и очень плохо.
Часть 4. Глава 18. Эмоции.
– А-А-А-А-А-А! – жуткий, нечеловеческий крик на одной ноте заставил подняться дыбом все мои волосы, он будоражил окрестности, и в наш особняк я заскочил почти одновременно с Итачи.
Возле кровати, на которой лежал корчащийся в страшных муках и воющий дурным голосом Саске, с совершенно потерянным видом стоял Хаширама.
– Что ты сделал с моим братом? – сверкнул Мангёке шаринганом Итачи.
Я подскочил к кровати, пытаясь помочь, или успокоить, или сделать хоть что-нибудь для своего лучшего друга. Он вцепился в меня мёртвой хваткой, невидяще уставившись затуманенными болью глазами, и продолжал кричать, судорожно извиваясь.
– Я… Он… Саске… смог выделить достаточное количество чакры, – сбивчиво начал объяснять Первый Хокаге. – Он активировал шаринган, сначала с одним томоэ, потом с двумя, потом с тремя, а потом… Кажется, я видел риннеган, – осипшим голосом сказал Хаширама. – А потом… случилось ЭТО.
Изо рта Саске пошла пена.
– Держите его! – воскликнул, словно очнувшийся от шока, наш недоделанный ирьёнин.
Я сделал трёх клонов, и мы вшестером стали держать Саске, который хрипел и довольно сильно вырывался, используя свою мощную чакру для каждого рывка.
– А-а-а… Убей-те меня… А-А-А-А! …Я х-хочу сдохнуть… А-А-А-А-а-а-а!!! …Мне больно, больно… дайте мне умереть, – крики стали перемежаться подобными пожеланиями, проклятиями, стонами, даже слезами.
Было очень страшно. По мне словно по живому резали ножом, так было больно, сердце сжимало от ужаса и беспомощности. Итачи тоже смотрел на брата и до крови кусал губу, казалось, он умирает вместе с Саске.
– Итачи, соберись! – прикрикнул я на старшего Учиха. – Нефиг раскисать. Саске твоя добровольная жертва не поможет. А ты, когда он очнётся, уже розовым фартуком не отделаешься! Хаширама, проверь Саске на внутренние повреждения! – отдал я распоряжения.
Делать хоть что-то. Лишь бы не стоять и не смотреть, как закатываются его глаза, как покрывает белый лоб холодная испарина, как красивые черты лица искажаются в жуткой маске боли.
– А-а-а… Н-наруто, у-убей меня! А-А-а… друг, сделай одолжение… Мне так больно, так больно, – у Саске снова потекли слёзы. И я почувствовал горячие дорожки и на своих щеках.
– Потерпи, потерпи, потерпи, – повторял я, утирая его лицо влажной тряпкой, которую подала мне Мито-сан, которая тоже прибежала на крики.
– У него нет физических повреждений, – сказал Хаширама, закончив проверку «мистической рукой», и покачал головой.
Саске продолжал кричать и умолять нас убить его, чтобы закончить его страдания. Это было жутко.
Я вспомнил о своих ощущениях сенсора, когда бежал к дому, и попросил Кураму подготовиться к слиянию. В этом режиме я могу даже различать мысли и образы «активно думающих», возможно, так мы сможем понять, что происходит с ним.
– Я объединюсь с девятихвостым, может быть, это поможет узнать, что с Саске, – сказал я, оказываясь во внутреннем мире.
Ева была там вместе с Курамой, без чувств. Её маленькое белое тельце подрагивало, она скулила и перебирала лапками.
– Ты готов? – спросил я Кураму, стараясь не смотреть на Еву. Он кивнул, и мы объединили нашу чакру.
Я ощутил лёгкое любопытство, беспокойство за Саске и надежду от Хаширамы, страх и боль от Итачи, а от Саске… Это даже сложно передать словами. Переполненный всевозможными чувствами, которые смешались в жуткую какофонию в первую очередь боли. Душевной и физической боли, а может быть, душевная боль превратилась в физическую. Я не понимаю, как он всё ещё жив. Это так… так больно. Я просто смотрю на него, чувствую лишь отголоски того, что чувствует он, и мне хочется сдирать с себя живьём кожу.
– Что с ним? – спросил я Кураму, который в данный момент видел всё моими глазами.
– Мне кажется, что Саске вернул все свои чувства, – помолчав, предположил биджуу.
– Вернул чувства? – переспросил я.
– Да. Причём все и сразу.
Как-то во время путешествия с Джирайей мы были в одной стране, где применяли смертную казнь, названную «тысяча порезов». Осуждённого за особо тяжкое преступление убивали, потихоньку отрезая небольшие фрагменты тела. В течениe нескольких часов. Мучительная и долгая смерть, полная боли. Сейчас мне казалось, что «тысячу порезов» испытывает Саске.
Я прекратил слияние.
– Ты понял, что с ним? – с надеждой спросил Итачи.
– Да, Саске испытывает боль от чувств, – сказал я, пытаясь справиться с пересохшим горлом. – Он каким-то образом вернул свои чувства, но теперь испытывает их все. Сразу. Боль. Ненависть. Страх. Неуверенность. Злость. Всё сразу, как будто всё, что он не испытывал последние десять лет, вернулось, увеличенное многократно. Если то, что ты говорил про самогендзюцу, – правда.
Хаширама от этих слов заволновался.
– Похоже, что Саске удалось восстановить свою ментальную оболочку!
От этих слов Итачи вздрогнул и отвёл глаза, словно что-то вспоминая.
– У него она была повреждена? – удивлённо переспросил я, продолжая держать кричащего друга.
– Да, мы пытались это вылечить, но тут могла помочь только такая божественная сила, как риннеган…
– Что? – я возмущённо вперился на Хашираму, активизируя свой риннеган. – Почему, чёрт возьми, я впервые об этом слышу?!
– Только не говори мне… – удивлённо раскрыл глаза Первый Хокаге, заворожено глядя мне в глаза.
– Только не говори мне, что бабуля тебе не сказала… – простонал я.
– У тебя риннеган, Наруто? – так же ошарашено посмотрел на меня Итачи.
Нет, я понимаю, что это как бы тайна, особенно потому что он не виден, но, чёрт побери, почему даже Итачи об этом не знает?!
– Я думал, Саске тебе сказал, – снова простонал я.
Саске выгнулся дугой.
– Наруто, Наруто, не бросай меня, – забормотал он в бреду, дёргаясь. По его щекам потекли слёзы.
Я взял его за руку, и он с силой сжал ладонь.
– Итачи, братик… аники, нии-сан, – жалобно всхлипнул Саске.
Итачи схватил его за вторую руку.
– Я здесь, отото, я с тобой. Мы с Наруто рядом. Мы тебя не бросим, – прошептал его брат.
Следующие полтора часа Саске, казалось, поглотила тоска и депрессия, потому что он плакал, причитал и просил не бросать и не убивать его.
Потом он смеялся, корчась в истерическом припадке, потом снова была боль, много боли. Хашираму мы попросили уйти, помочь он всё равно не мог ничем. Не хотелось показывать постороннему проблем Саске.
– Я хочу домой, пожалуйста, отпустите меня домой, я хочу к маме и папе, я так устал, – просился Саске в бреду. И мы с Итачи уговаривали его остаться. Что здесь Саске будет лучше, что мы не сможем без него, а он плакал и хотел уйти, потом просил его убить, просил его отпустить обратно в Чистый мир.
Это было очень тяжело.
В конце восьмого часа, уже ночью, у него снова началась истерика:
– Кровь… дайте мне кровь… Итачи, убей всех, я хочу крови, ха-ха-ха… Убей всех, ты же можешь, братик, убей всех ради меня, – на Итачи было страшно взглянуть, кажется, за эти восемь часов он постарел лет на десять.
– Я люблю кровь и отрубленные руки… я собираю коллекцию, – продолжал метаться Саске.
– Саске, прекрати! – стал тормошить его я. – Успокойся! Итачи больно.
– Итачи, братик… люблю… ты такой красивый, Наруто… и Итачи такой красивый… Не уходите от меня, не бросайте. Я не буду… пожалуйста, простите, простите меня… – я успокаивающе обнял его, поглаживая по спине, как в детстве, когда позволял использовать себя вместо плюшевого мишки, и Саске наконец затих, уснув.
* * *
Саске не просыпался после случившегося ещё трое суток. Мы с Итачи дежурили возле его постели по очереди, точнее я заставлял поспать старшего Учиха хотя бы немного и обещал тут же разбудить, когда Саске проснётся. Впрочем, через час моих бдений у кровати Саске Итачи выгонял меня из комнаты своего братца, упорно ожидая, пока тот очнётся.
Утром четвёртого дня, после того, как мой друг впал в беспамятство, меня разбудила какая-то возня на животе.
Открыв глаза, я встретился с ясным, голубым, как весеннее небо, взглядом Евы. Странным таким взглядом. Умилительным. Она, по-моему, до этого так могла посмотреть только на тентакли, причём, если бы они были у Курамы, который бы держал в одной руке печеньку, а в другой кусок прожаренного кабанчика (это была какая-то странная фишка в последнее время у нашей лисички).
Может, у неё тоже случилось что-то вроде эмоционального выброса, как у Саске?
– Ах… – глубоко вздохнула лисица, откровенно пялясь на меня.
– Ева…
– Молчи, – мой рот заткнули мохнатой ладошкой. – Дай я полюбуюсь на тебя.
– Но…
– Тс-с-с! – голубые глаза продолжали изучать моё лицо.
– А… – хотел спросить, очнулся ли Саске, но коварная лиса начала вылизывать мои щёки.
Я подхватил её под передние лапы, отрывая от себя.
– Ты чего лижешься?
– Ты мне нравишься, Наруто, – безапелляционно сообщила многохвостая Саске.
– Меня Хината заревнует, – со смешком выдал я. – Она же моя девушка, а не ты.
Совершенно для меня неожиданно от моих слов Ева сильно расстроилась, у неё реально потекли слёзы. Не знал, что лисы могут плакать. Да ещё так… навзрыд.
Ещё полчаса я её утешал, гладил и обещал раздобыть кабанчика, которого я попрошу Итачи зажарить огненным дзюцу. Только на такого кабанчика Ева в конце концов согласилась и перестала плакать. А ещё пришлось несколько раз поцеловать её в носик. И в глазки. И в мохнатые щёчки. В общем, чтобы прекратить эту истерику, я уже был готов даже под хвосты её поцеловать, но обошлось.
Ева ушла в мой внутренний мир, чтобы пообщаться с Курамой, а я с гулко бьющимся сердцем направился к комнате Саске.
Оттуда мне навстречу вышли Хаширама с бабулькой Цунаде, которые тихо, шёпотом переговаривались или, скорее, переругивались.
– Саске проснулся? Как он? – тоже шёпотом спросил я. Цунаде, чем-то расстроенная, прошла мимо, бросив на деда короткий злой взгляд.
– Он проснулся. Но у него эмоциональная буря, – Хаширама посмотрел в спину внучке и ухмыльнулся. – Сейчас Саске переживает острую любовь ко всему живому.
Склонившись к моему уху, он прошептал:
– Представляешь, он предложил грудям малышки Цуны выйти за него замуж.
Полюбовавшись на моё выражение лица, Первый Хокаге хлопнул меня по плечу.
– Ну, ты это, иди к другу, расслабься и попытайся получить удовольствие, – хихикнул он. Вот сволочной дед!
– А Итачи там?
– Нет, Итачи уже получил свою порцию, он вроде на кухне свой чаёк пьёт. Успокаивающий, – жизнерадостно сообщил Хаширама.
М-дя… Как-то после таких слов немного страшно.
Часть 4. Глава 19. Любовь, приятности и неприятности.
– Наруто, ты такой милый, дай я тебя обниму… – при этом Саске смотрел на меня своей убойной техникой «Glazki kak u kota iz Shreka».
Не думал, что спустя столько лет на мне это сработает. Но покорно пошёл в объятия лучшего друга, которых, казалось, если я его лишу, то успокоить Саске жареным кабанчиком, как Еву, не смогу.
– Ты такой красивый, Наруто, такой хороший, ты не представляешь, как я тебя люблю, сильнее я только Итачи люблю, а потом сразу ты, – приговаривал Саске, дрожащими руками поглаживая мою напрягшуюся спину.
– Да ладно тебе, Саске, – я чувствовал, как горят мои щеки. Наверное, стали красными, как томаты. Знакомьтесь, Помидорка-Наруто-кун – любимец Учиха Саске.
– Нет, правда. Ты как солнышко. Такое яркое. Я бы не смог жить без тебя и погрузился во тьму или умер бы, не знаю… – бормотал Саске, подталкивая меня к кровати.
Меня охватила лёгкая паника. Я даже стал вырываться из слишком уж дружеской хватки, но Саске скрутил меня, повалил на кровать и начал… тискать.
Правда, я чувствовал себя любимой кошкой, которая настолько мила, что хочется зажамкать, придушить и зацеловать до смерти. До поцелуев, хорошо, не дошло. Хотя, глядя в лихорадочно-обожающие глаза Саске, я думал, что мой конец не за горами. Попытки освободиться ничего не дали, поэтому я притворился мёртвым и стал представлять, что Саске делает мне… массаж. Стараясь не думать о слухах, что когда-то распускал Сай, чтобы отвадить меня от друга.
– Всё, кажется, отпустило, – пробормотал уже почти нормальным голосом мой друг спустя сорок минут «массажа» и крепких объятий. – Прости, что я так… Почти не мог сдерживаться.
– Да ладно, – улыбнулся я, стараясь, чтобы улыбка вышла ровной. – Когда ещё увидишь столько чувств от тебя?
– Блин, меня так плющит. Я даже понимаю Хинату с её обмороками. Когда увидел утром брата, думал, сердце из груди выскочит, – пожаловался Саске со вздохом. – Даже смотреть на него не мог. Итачи полчаса стоял, не шевелясь, чтобы я привык к его ослепительной красоте. Это были самые прекрасные и одновременно ужасные часы в моей жизни. Я чувствовал себя розовым желе.
– Но это временно… или… – осторожно спросил я.
– Думаю… Надеюсь, что временно, просто я словно испытываю концентрацию чувств, всё то, что не чувствовал… – он запнулся и быстро посмотрел на меня.
– Я знаю про самогендзюцу, – понял, о чём не хотел говорить он.
– Прости, но… ты… я не хотел расстраивать тебя, – смутился Саске и торопливо добавил. – Но даже тогда, в детстве, без чувств я всё равно… Мне было хорошо рядом с тобой Наруто. Ты хороший, весёлый, и забавный, и тёплый… Ты так помог мне… тогда и вообще. Ты мой настоящий друг, – щёки Учиха залил самый яркий румянец, что я когда-либо у него видел. Не, он и до этого, бывало, чуток краснел, раз или два, но как-то не так.
– Ну, я это уже как-то понял в течении последнего часа, – буркнул я, смущаясь, кажется, ещё больше Саске. Сидим, как две помидорки…
– А ты правда признался в любви ба… Цунаде-химе и её грудям? – широко улыбнулся я, пользуясь, надеюсь, что временной, беспомощностью друга перед моим обаянием.
– Блин, стыдно-то как… – хлопнул Саске себя по лбу, снова заливаясь краской. Потом его глаза стали такими же мечтательными, как у Евы сегодня утром. – Но они такие… восхитительные… нежные, такие… одинаковые.
От пускания слюней на выдающиеся достоинства бабульки Цунаде Саске отвлекла вышедшая из моего внутреннего мира лёгкая на помине Ева.
Последовала горячая встреча, после которой они долго смотрели друг другу в глаза, потом Ева посмотрела на меня… риннеганом. Значит, Саске воспользовался той же способностью этого додзюцу, что и я, выправляя Мангёке шаринган Евы до риннегана.
Оставив парочку общаться на тему любви ко всему живому, я пошёл на кухню, где обнаружил Итачи, что-то заливающего в себя из кружки. Вспомнив про «розовое желе» его дорогого братца, я поприветствовал старшего Учиха.
– О, свет очей моих! Самый прекрасный из ныне живущих! Чего пьёшь? Чаёк или чего покрепче?
Итачи внимательно на меня посмотрел, изучая широкую «лыбу» и мои «влюблённые глаза». Должен же я отыграться хоть на каком-нибудь Учиха за использования меня в качестве подушки для обнимания?!
– Не думал, что это заразно, – хмыкнул Итачи.
– Да ладно тебе, могло быть и хуже, – ответил я, не подозревая тогда, что когда говоришь «могло быть и хуже», становится действительно хуже.
* * *
На следующий день после «любви и обожания» у Саске появилась затяжная хандра и депрессия с суицидальными наклонностями.
– Я не могу так жить, оставьте меня и дайте просто умереть, – началось утро с печального тихого, надрывного шёпота Учиха. – Я никому не нужен, и если бы вы всё знали обо мне, то давно сами бы меня убили…
Зная о возможных последствиях подобных настроений, я старался растормошить его, как мог, не давая Саске даже сомкнуть глаза.
Воспользовавшись клонами, я позвал кучу гостей. К нам пришли Сай, Шикамару, Сакура, Хината, Неджи, Ли, Карин с Суйгетцу, Джуго.
Народ делился новостями, мы поиграли в «Якудза», научив играть в эту игру Сая, Карин, Суйгетцу, Джуго и Итачи.
Кстати, Карин и Суйгетцу сказали, что через семь месяцев станут родителями, и пригласили всех нас на свадьбу.
Следующий день Саске громил мебель и жутко злился. Его Ки бешено взвивалось каждый раз, когда он кого-либо видел, поэтому, немного утихомирив свою агрессию (в особняке стало меньше посуды и ваз, а у Мито-сан больше незапланированных покупок), Саске ушёл медитировать в сад. Там как раз расцвели ирисы.
Четвёртый день «смены настроений» мне даже понравился, потому что Саске постоянно смеялся, хихикал и рассказывал всякие смешные истории. Отжигал по полной. У нас снова были гости, и мы классно провели время. После мы с Хинатой гуляли по саду и целовались. Выжившие чудом после вчерашней медитации Саске в саду ирисы ей понравились.
То ли это действительно оказалось заразным, как сказал Итачи, но мне захотелось просто отпустить свои чувства и эмоции. Прекратить думать о том, что всё… может в любую минуту прекратиться. Я решил не отравлять себе, возможно, последние дни жизни, поэтому много времени проводил с Хинатой, друзьями, Итачи, Саске, когда у того было всё более-менее под контролем. Даже миссий пока никаких не брал, попросив у бабульки Цунаде отпуск, тем более был повод: «вдруг Саске снова что-то учудит, а Итачи один не справится».
Пятый день прошёл в непонятных обидах. Саске с утра надулся и ушёл в сад. Вернувшись только к ужину, он сказал, что мы вредные и не пришли его утешить, когда он в нас так нуждался.
Шестой день я назвал «днём капризов». Хотя я даже не припомню, чтобы Саске хоть на толику так себя вёл. Как-то это было… странно.
– Не хочу вставать! – заявил он, когда я пришёл к нему утром.
– Ладно, поспи ещё… – согласился я.
– Не хочу спать… – ударил кулаком по подушке Учиха.
– А чего хочешь? – вклинился вошедший поприветствовать брата Итачи.
Ох, зря он это спросил. В этот день я даже с Хинатой не встречался, мы просто забегались выполнять прихоти Саске. Я даже с некой тоской и ностальгией вспомнил о Шион и её заморочках, которые я когда-то наивно считал «чересчур». Хотя тут же отогнал от себя эти воспоминания и последовавшие далее, не желая мысленно «изменять» Хинате.
За «днём капризов» последовал «день извинений». Как-то Кира Би рассказывал мне про одного парня из их селения, который постоянно извиняется… Думаю, они бы с Саске подружились на этой почве.
Извинения оказались заразны, потому что в этот день «извините», «простите», «я виноват», «мне нет оправданий» и «прошу прощения» звучали столько раз, что при встрече со своей девушкой я сказал что-то вроде:
– Извини, что опоздал. Блин, прости, что извиняюсь, но…
После «дня страха», «слёзного четверга» и «раздражённой пятницы» последовало затишье. И ещё несколько дней Саске переживал короткие всплески сменяющихся эмоций. Он, например, мог замереть, умиляясь, рассматривая чаинки в своей кружке чая. А на вопрос о том, что сделать на обед, швырнуть эту же кружку в стену, потом рассыпаться в извинениях и потребовать «zharenoi kartoshki». А когда Мито-сан не поняла, что он такого хочет, то расплакался и сказал, что мы просто его не любим.
Подобные скачки эмоций ещё больше нервировали Саске, чем даже растянутые на день, потому что ни он, ни мы не знали, что от него ждать в следующую секунду. Поэтому большую часть своих всплесков эмоций он предпочитал пережидать в одиночестве в саду. Мы с Итачи тоже не знали, куда себя деть. Хинату, кстати, со «дня извинений» отправили на какую-то миссию с Кибой и Шино. Причём я переговорил с долбоёбом, чтобы он вёл себя прилично с моей девушкой, а не как обычно. Он вроде бы даже обиделся на меня за это, но после «дня обид» Саске мне на это было просто плюнуть и растереть.
* * *
Мы с Итачи играли в шоги. Солнце палило нещадно, мы пили холодный чай. Саске медитировал в саду, но был в пределах видимости. Ева лежала головой на коленях Итачи.
Было так спокойно. Тихо. И немного странно. Собственное сердце словно билось под толщей воды.
– Знаешь, Наруто, ты напоминаешь мне моего брата, Шисуи… – вдруг ни с того ни с сего сказал Итачи, делая ход.
– Ты… – я вспомнил, что в прошлых жизнях Итачи что-то говорил про Шисуи. Кажется, тот шаринган, избавляющий Итачи от Эдо Тенсей, который он помещал в меня с вороной, принадлежал тому парню.
– Нет, – по-своему интерпретировал мою задумчивость Итачи. – Я не убивал его. Он покончил с собой на моих глазах.
– И чем же я тогда напоминаю тебе твоего брата? – я подозрительно на него посмотрел.
– Ну, он был весёлым, всегда улыбался и шутил... Шисуи был очень добрым. Насколько добрым может быть шиноби.
– И покончил с собой? – удивился я.
– Не было другого выхода. По крайней мере, он его не видел. Он желал мира… Ты же его добился, – вздохнув, сказал Итачи. – Словно исполнились все его мечты. И я исполнил его напутствие.
– Печально, что он этого не видит, – вздохнул я.
– Может быть, видит откуда-нибудь с небес… – сказал Итачи, подставляя лицо слабому ветерку, колыхнувшему его чёлку и принесшему несколько листьев.
– Я проголодался, может, пойдём поужинаем? – рядом с нами появился улыбающийся Саске.
– Тебе уже лучше или ты просто есть захотел? – спросил я. Итачи предпочёл промолчать, но, судя по всему, тоже с нетерпением ждал ответа брата.
– Кажется, у меня всё прошло. Я уже полдня ничего особенного не чувствую. В смысле, то, что я не должен чувствовать, – радостно сказал Саске, потягиваясь. – Ох, как же хорошо-то!
– Я очень этому рад, отото, – сдержанно сказал Итачи. Хотя я прекрасно видел, что он счастлив.
