Текст книги "Жизнь взаймы (СИ)"

Автор книги: K.E.N.A

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– Каждый раз? – переспросил он.

– Они давали мне ее вещи – Шейла и Уайатт. Я приходила в ее комнату, сидела там подолгу, пыталась что-нибудь…

– Унюхать? – не удержалась Скалли.

Сильвия бросила на нее полный обиды взгляд, но, судя по всему, реакция Скалли ее не удивила.

– Скорее почуять. – Она задумчиво уставилась в потолок и пощелкала пальцами, пытаясь подобрать подходящее слово. – Уловить.

Малдер переложил одну ногу на другую и заговорил:

– Детектив Пьюзи…

– Чурбан! – Сильвия негодующе фыркнула, но, поперхнувшись дымом, зашлась жутким лающим кашлем.

– Детектив Пьюзи сказал, что вы сами пришли к Беннеттам.

– Конечно, сама. Он небось еще и наплел вам, что я… как это… экстрасенс. – Сильвия вздохнула и затушила сигарету в старой пластиковой пепельнице, обломанной с одной стороны. – Я никогда ни копейки ни с кого не брала. Мне мать завещала: Сильви, сказала она, Бог дал тебе дар. – Скалли громко вздохнула и отвернулась к окну. – Чтобы помогать людям, а не чтобы этим зарабатывать. И если вы думаете, что я того… сижу со стеклянным шаром при свечах и вызываю духи мертвых, то это чушь собачья. Я им помочь хотела, вот и все. – Она посмотрела на Скалли с вызовом.

Выражение лица Малдера заметно смягчилось, и Скалли в очередной раз поразилась тому, насколько легко порой завоевать доверие ее никому не доверяющего напарника.

– И что же вы сделали, когда Лорен вернулась? – спросила она. – Пытались поговорить с Беннеттами?

– Пыталась, а как же? Но они не желали ничего слышать. Еще бы – любой был бы рад обманываться. Но я знала… я знала, что это не она. Так ее нашли?

– Мы не можем точно сказать, – уклончиво ответила Скалли.

– Но хотели бы, чтобы вы взглянули на тело, – неожиданно заявил Малдер.

Скалли воззрилась на напарника с не меньшим удивлением, чем Сильвия Нильсен.

– Малдер, давай-ка выйдем на минутку, – прошипела она. Тот покорно встал, словно не ждал ничего иного, и вышел вслед за напарницей в коридор.

***

– Какого черта?

– Вдруг она увидит еще что-нибудь?

– Малдер…

– Знаю, Скалли, но какой от этого будет вред?

– Конечно, никакого вреда. Куда нам торопиться? – Скалли чувствовала, как ее охватывает странный, совершенно не свойственный ей приступ гнева, а после – отчаянное нежелание оказать ему хотя бы малейшее сопротивление. Несмотря на то, что она прекрасно понимала: эта ситуация (похожих на которую в их совместной биографии было не счесть) совершенно не стоила таких бурных эмоций. Но остановиться не могла.

– Знаешь, Малдер, иногда мне кажется, что работа для тебя – не более чем способ доказать неизвестно кому свою правоту. Тебе не приходило в голову, что в это самое время, когда ты собираешься расшифровывать видения какой-то полоумной, несчастные родители все еще безуспешно разыскивают свою дочь? Что в морге лежит до сих пор не опознанный скелет девочки, который некому предать земле? Что ее убийца по-прежнему на свободе и может убить кого-нибудь еще? Что кто-то совершил подлог, пытаясь выдать одного человека за другого? Что вообще-то мы приехали сюда, чтобы помочь? Что начинать стоит не с экстрасенсов, а с нормального, вменяемого расследования? Тебе что, правда наплевать? – Скалли яростно выплевывала один вопрос за другим, и Малдеру казалось, что она даже не пытается обдумать, осмыслить и взвесить все, что срывается у нее с языка. Поведение, совершенно не характерное для Скалли. – Нет, ты намерен навязывать всем свою паранормальщину. Зачем? Хочешь «доказать»… – Она подняла руки и изобразила пальцами кавычки. – …Что одна из этих девочек – инопланетный клон другой. Я права?

Малдер был сбит с толку и напуган – чувства, ставшие для него такими привычными в последнее время. Если бы с ним говорил фигурант расследования, он с легкостью сумел бы привести его в чувство и успокоить, применив отточенные за годы работы в Бюро навыки. Но как вести себя с такой Скалли, Малдер не знал. Оставалось лишь обреченно признать: любую его неискренность она раскусит быстрее, чем полиграф. И разозлится пуще прежнего. Но слова – ненужные и не убедительные даже для него самого – уже слетали с губ.

– Во-первых, Скалли, я никому ничего не навязываю. А во-вторых, мне кажется, ты воспринимаешь это дело слишком близко к сердцу. – Он успел договорить, прежде чем понял, какую ошибку совершил. Скалли так сильно стиснула зубы, что на скулах заходили желваки, а ее глаза сузились от гнева.

– Сделай милость, – ледяным, опасно тихим голосом произнесла она, – прибереги свои психологические приемчики для кого-нибудь еще. И не забывай: если бы качество моей работы страдало всякий раз, когда на меня сваливаются неприятности, я бы давно стала постоянным клиентом биржи труда. Не вполне понимаю, что дало тебе основания во мне сомневаться. – Малдер открыл рот, чтобы ответить, но Скалли взмахнула рукой, словно безотчетно хотела остановить напарника ради его же блага, и он послушно промолчал. – Вези эту ненормальную в морг, если считаешь нужным. Мне все равно. Я еду в отель.

С этими словами она стремительно развернулась на каблуках и прошагала к выходу, не дав Малдеру сказать хоть что-то в свое оправдание.

Он остался стоять в коридоре и, услышав, как за Скалли захлопнулась дверь, устало привалился к стене.

***

Все еще дрожа от ярости, Скалли распахнула дверцу «тауруса», но, сев за руль, осознала, что не в состоянии вести. Трясущейся рукой она нашарила в кармане пиджака упаковку успокоительных, которые в последние недели выручали ее, спасая от бессонницы по ночам и от перепадов настроения днем, и, проглотив две таблетки разом, откинула голову на спинку кресла.

Она не знала, что именно вывело ее из себя. Теперь последней каплей, кажется, могло стать все что угодно – от потерявшегося телевизионного пульта до соседей по дороге. До сих пор ей удавалось оставаться сдержанной на работе, но сегодня произошло именно то, чего она давно боялась. И именно то, в чем «обвинил» ее Малдер. Наверное, его правота и вывела ее из себя. Если вдуматься, что может быть естественнее?

Скалли положила два пальца на запястье левой руки. Пульс нормальный. Надо ехать, пока ее не начнет клонить в сон от ативана. Несколько дней назад, во время долгого переезда, она остановилась на заправке и очнулась лишь спустя двадцать минут. То, что она не разбилась сама и не отправила на тот свет никого другого, было большой удачей. С таблетками надо кончать. И как можно скорее. Мысленно пообещав себе, что именно так и поступит, Скалли завела мотор.

***

Большую часть дороги до морга Сильвия Нильсен болтала без остановки, не давая Малдеру вставить ни слова (чему он, по правде говоря, был только рад), и лишь за четверть часа до того, как они добрались до пункта назначения, вдруг резко замолчала, словно внезапно вспомнила о невеселой цели их поездки. Едва докурив очередную сигарету, она сразу принялась за другую, уныло и отрешенно глядя куда-то в одну точку за окном.

К тому моменту, когда они оказались в морге, Сильвия совсем сникла и, лишенная возможности привычно занять себя курением, стала заметно нервничать.

– Вы когда-нибудь видели трупы? – поинтересовался Малдер.

– Конечно, видела. – Она обиженно вскинула голову, безошибочно почувствовав подвох в вопросе.

«На похоронах своей бабушки», – угрюмо подумал Малдер. В этот момент он окончательно и бесповоротно потерял веру в то, что его затея приведет хоть к чему-то толковому.

Статистика – вещь неумолимая. Первые три часа после исчезновения ребенка – критический срок. Три четверти детей, оказавшихся в руках злоумышленников, погибают в этот период. Если ребенок не обнаружен в течение первых суток, шансы найти его живым падают вдвое. По прошествии вторых суток – стремятся к нулю. Малдер знал эти цифры назубок – лучше, чем кто-либо иной. Скелет той маленькой девочки, кем бы она ни была, пролежал в земле не меньше пяти лет. Вероятность найти ее убийцу исчезающе мала, и именно поэтому он не хотел пренебрегать ничем – ни единым крохотным шансом. Даже самые абсурдные предположения имели право на существование. К счастью, в том, что касалось более традиционных и здравых подходов, он мог целиком положиться на Скалли: уж она-то точно не позволит им упустить из виду ничего важного. Чертовски жаль, что напарница так превратно истолковала его намерение привезти Сильвию в морг.

Плечистый высокорослый санитар равнодушно выкатил из камеры тело и удалился. Лицо Сильвии Нильсен приобрело отчетливо землистый оттенок. Сжимая в руках свою потрепанную сумочку, которая когда-то, видимо, была расшита стразами, о чем теперь напоминала лишь пара чудом удержавшихся на одной нитке бусинок, она напряженно смотрела в сторону, уже не пытаясь храбриться.

– Здесь только кости, – попытался приободрить ее Малдер. – Поверьте, это гораздо лучше, чем «свежий» труп.

Сильвия не то собралась с силами, не то поняла, что не имеет смысла делать хорошую мину при плохой игре. Глубоко вздохнув, она маленькими шагами приблизилась к каталке. Потом обошла ее кругом, внимательнее приглядываясь к останкам. Сделала еще один круг. Наклонилась поближе.

– У нее… волосы остались.

Малдер промолчал.

– Можно мне потрогать?

Он кивнул, сделав приглашающий жест, и Сильвия медленно, осторожно, словно боясь, что тело вдруг оживет, протянула к нему руку.

– Наденете перчатки? – спросил Малдер. Сильвия резко дернулась и отскочила в сторону.

– Нет, – судорожно вздохнув, ответила она. – Я так.

Снова подойдя поближе, Сильвия наконец дотронулась до пучка сохранившихся, хоть и давно потерявших свой естественный цвет волос и закрыла глаза.

«Представление начинается», – подумал Малдер.

Сильвия долго стояла, сжав волосы в руке, как вдруг ее веки затрепетали. Она принялась что-то бормотать про себя и, не открывая глаза, второй рукой вдруг схватилась за то, что осталось от ладони девочки.

– Это она… – Неразборчивое бормотание неожиданно превратилось в тихий шепот. – Это она! – выкрикнула Сильвия и, открыв глаза, стремительно отпрыгнула в сторону.

Придя в себя, она быстро смахнула со щеки слезу.

– Это Лори, – решительно объявила Сильвия, глядя Малдеру прямо в глаза, и устало сползла на холодный пол, будто эти два слова высосали из нее последние соки.

– Вы что-то увидели? Что-то новое? – с надеждой спросил Малдер, протянув женщине руку и помогая встать. – Хотите воды?

– Нет, нет… Простите… Я увидела, но… все то же самое. – Она говорила сбивчиво, едва переводя дыхание, как будто только что пробежала марафон. – Тот мужчина, шестерка, вода… Простите. Я бы очень хотела помочь.

– Совсем ничего нового? Какие-то детали? Хоть что-то?

– Разве что… Ей как будто бы было больно. И трудно дышать. Но это все. Наверное, слишком много времени прошло. Мне жаль.

Малдер едва сдержался, чтобы не выругаться вслух. Он не рассчитывал на многое, но полученный результат определенно не стоил ни ссоры со Скалли, ни потраченного времени.

– Хорошо. Я отвезу вас домой, – разочарованно произнес он и, не сдержавшись, раздраженно швырнул на стол перчатки, которые, сам не отдавая себе в этом отчет, все это время сжимал в руках так сильно, что побелели костяшки пальцев.

***

Увидев у двери в свой номер женщину, явно ожидавшую ее возвращения, Скалли невольно замедлила шаг. Незнакомка стояла к ней боком, опершись о парапет, и задумчиво курила, но, заслышав стук каблуков Скалли, с наслаждением выпустила последнюю струйку дыма и, одним щелчком отправив окурок вниз, повернулась к ней. Высокая худощавая брюнетка со стильной короткой стрижкой. Практически модельная внешность. Налепить на нее глупую улыбку, добавить вульгарного макияжа – и ее ничего не стоит представить на обложке какого-нибудь желтушного издания для дам среднего возраста. «Отличное название для журнала – “После сорока”, – подумала Скалли. – Со статьями вроде “Как избавиться от целлюлита и продолжить привлекать мужчин”. Или “У мужа кризис среднего возраста. Что делать?” Или “Десять причин не говорить супругу о том, что у вас геморрой”… И обязательно – колонка полезных советов. “Сын притащил домой разведенку с детьми!” “Что делать, если муж отлынивает от секса?”»

Усмехнувшись собственным мыслям и в очередной раз поразившись тому, что они в последнее время живут какой-то своей, мало связанной с ней жизнью, Скалли неспешно подошла к женщине и присмотрелась внимательнее. В этом красивом, утонченном лице было нечто такое, что сразу притягивало взгляд, – глубоко засевшая тоска, надлом, смутное внутреннее беспокойство. Ее глаза – усталые, потускневшие, с пролегшими под ними глубокими морщинами – выглядели так, словно случайно перекочевали к незнакомке с лица какой-нибудь дряхлой, немало повидавшей старухи. Скалли успела понять, кто перед ней, до того, как женщина назвала свое имя.

– Агент Скалли? Я бы хотела с вами поговорить. Меня зовут Шейла Беннетт.

Комментарий к Глава 3

Прошу прощения у читателей за промедление. Умудрилась не заметить, что бета прислала главу еще две недели назад. *Посыпает голову пеплом*

========== Глава 4 ==========

– Полагаю, вы в курсе ситуации, раз пришли. Прошу вас. – Скалли указала на единственный имевшийся в комнате стул.

Шейла кивнула, по-прежнему не глядя на Скалли, но даже не подумала сесть. Напротив, продолжила бродить по номеру, осматривая его с таким интересом, словно очутилась в музее, а не в самом заурядном номере обыкновенной гостиницы, обстановку которой любой американец, хотя бы раз ночевавший в подобных местах, мог описать с закрытыми глазами.

– У меня к вам просьба, – наконец произнесла она. И после долгой паузы добавила: – Уезжайте. Оставьте это дело.

Несколько секунд Скалли пребывала в полной уверенности, что ослышалась. Но даже осознав, что поняла собеседницу верно, не сразу нашлась с ответом. Она ожидала чего угодно, но только не этого. И, пожалуй, удивилась бы куда меньше, если бы Шейла Беннетт попросила ее сплясать голышом, распевая рождественские гимны. От изумления Скалли машинально присела на кровать, но тут же встала и, скрестив руки на груди, отошла к окну.

– Это невозможно, – в конце концов ответила она.

– Вы можете сказать вашему начальству что угодно. Скажите, что ничего не нашли. Скажите, что закрываете дело. Мы подпишем любые бумаги. Что у нас нет претензий, что мы не считаем себя пострадавшей стороной. – В голосе Шейлы появились отчаянные, истеричные нотки. – Я прошу вас как женщина. Прошу вас как ее мать.

– Чья мать?

Вопрос, очевидно, попал в самую точку. Шейла обернулась. В ее глазах стояли слезы, зато на лице читалась неприкрытая злость. Но каким-то невероятным усилием воли она удержалась от того, чтобы выплеснуть свою ярость на собеседницу. Скалли, понимая, что переступила черту, поспешила дать задний ход.

– Простите, я не понимаю. – «Отличная комбинация. Две истерички на грани нервного срыва в одной комнате. Первая под завязку накачана пароксетином (1) и с пистолетом, а вторая, кажется, готова расправиться с кем угодно голыми руками – дай только повод». – Неужели вы не хотите узнать…

– Я не хочу ничего знать.

Скалли молча смотрела на Шейлу, рассчитывая, что та потрудится подкрепить свои слова какими-то доводами. Ну или, быть может, ее мимика или взгляд прольют свет на столь странную просьбу. Но лицо женщины оставалось непроницаемым. Отчаявшись дождаться хоть каких-то пояснений, Скалли, откашлявшись, омерзительно слабым для ее собственного уха голосом спросила:

– А как же ваш муж?

Шейла горько улыбнулась.

– От моего мужа, агент Скалли, давно осталась одна тень. Он умер в тот день, когда пропала наша дочь. А когда она вернулась… – Шейла замолчала. – Лори единственная ниточка, на которой держится наша семья. Понимаете? Пожалуйста, оставьте нас. Если изыщется хоть малейшая возможность, уезжайте.

«Так дело в нем?»

– Поймите наконец: мы не можем этого сделать.

– Если это из-за того, что Лори…

– Это из-за того, что где-то еще одна мать ищет своего ребенка, – решительно прервала ее Скалли. Шок сменился гневом, и к ней наконец вернулся дар речи. Последние слова ей даже удалось произнести твердо, а не тем полувопросительным блеющим голосом, которым она говорила до сих пор. – Из-за того, что убийца все еще на свободе.

После еще одной молчаливой дуэли взглядов, окончившейся не в ее пользу, Шейла схватила сумочку, которую в самом начале разговора положила на комод. Решительно направилась к двери, резко распахнула ее и уже на пороге, не оборачиваясь, тихо сказала:

– Вы ничего не добьетесь, ничего не сможете изменить. Только лишите меня дочери во второй раз.

Она шагнула вперед, но в последний момент ее окликнула Скалли:

– Миссис Беннетт? – Та наконец обернулась. – Когда вы поняли?

Шейла развернулась и вышла из номера, закрыв за собой дверь. Она не проронила ни слова, даже не простилась.

Но Скалли знала, что от нее не ускользнул истинный смысл вопроса.

***

– Какая мать станет просить о подобном?

Она разъяренно швырнула пиджак на кровать.

– Скалли, я думаю…

– А я думаю, Малдер, что она причастна к исчезновению своей дочери. Вот что я думаю.

Малдер только покачал головой.

– Перечитай дело! – Скалли схватила валявшуюся на столе в номере Малдера папку и раздраженно потрясла ею перед носом напарника. – Они поругались из-за какой-то ерунды, поэтому Лорен не стала дожидаться Шейлу. И пошла домой одна… И…

– Ты притягиваешь за уши, Скалли.

– Хорошо, пусть так. – Она раздосадованно взмахнула руками. – Значит, ей в радость жить в мире иллюзий…

– В радость? – Малдер горько усмехнулся. – Послушай, Скалли. Я, конечно, не психотерапевт…

– Все предложения, начинающиеся с «Я, конечно, не…», как правило, прекрасны. Пожалуйста, продолжай.

Малдер проигнорировал ее выпад.

– …Но ты ведь не станешь отрицать, что каждому человеку дозволено переживать свое горе так, как ему проще. Это право, которое нельзя у него отнять. Разве нет?

Скалли закрыла лицо ладонями и несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь совладать с нахлынувшими эмоциями. Но прошло не меньше минуты, прежде чем ей удалось справиться с собой.

– Почему в последнее время ты стараешься непременно перевести тему разговора на меня? – Она опустила руки на колени и впилась в них ногтями с такой силой, что побелели костяшки пальцев. – И непременно в снисходительном тоне?

– Потому что ты не оставляешь мне другого шанса до тебя достучаться. – Он ответил мгновенно, не задумываясь, будто давно ждал этой возможности и уже тысячу раз проиграл этот спор в своей голове.

– И это не случайно, Малдер. С каких пор ты стал таким… – Скалли презрительно поморщилась, словно ей самой было противно озвучивать готовый слететь с языка эпитет. – С каких пор ты перестал уважать мое личное пространство?

– С тех самых, когда ты прописала себе «таблетки счастья».

– Ты… – Ее лицо покраснело – не то от гнева, не то от стыда. – Ты что, теперь еще и роешься в моих вещах?

– Нет, но у меня может не остаться другого выбора, Скалли. Мне ведь не нужно напоминать мисс Я-Врач-И-Все-Делаю-По-Правилам, что некоторые медикаменты довольно паршиво сочетаются с ношением оружия?

Скалли вскочила на ноги – так резко, что на секунду Малдеру показалось, что она вот-вот подлетит к нему, словно фурия, и отвесит пощечину.

«Бинго».

Но, несмотря на то, что хрупкий баланс взаимопонимания, на котором держались их отношения, был безнадежно нарушен, кое-что не изменилось. Скалли все равно знала Малдера лучше, чем кто-либо иной. И успела разгадать его план до того, как ярость окончательно взяла над ней верх.

Разозлить. Заставить орать, плакать, драться. Неважно, что. Лишь бы дать возможность выплеснуть ту дрянь, что она копила в себе.

До сих пор им удавалось решать любые проблемы молча и на полутонах. И Малдер не знал, почему именно сейчас с таким упорством пытался вывести ее на разговор. Пусть даже на ссору. Потому что любил и хотел помочь? Или им двигала всего лишь уязвленная гордость? Тот факт, что в последнее время он понимает ее не лучше, чем находящийся на пике пубертатного кризиса подросток понял бы тибетского монаха?

Скалли стояла лицом к стене и молчала.

«Прячет слезы? Или считает до десяти, чтобы успокоиться и не пристрелить меня?»

– Почему мы не можем просто говорить о работе, как раньше? – Ее голос был тихим, надломленным, слегка охрипшим, от чего вопрос прозвучал немного жалобно. Не ожидавший такого Малдер на секунду растерялся.

– Потому что теперь все иначе. И «как раньше» уже не будет. Никогда.

Она наконец обернулась и опустилась на кровать. Нет, слез не видно.

Малдер вздохнул и сел рядом.

– Буду с тобой откровенен, Скалли. Я ни хрена не понимаю. Я не знаю, что чувствуют люди, впервые увидевшие своего ребенка спустя три года после рождения и тут же потерявшие его. Меня этому не учили. Могу только предположить, что в такой ситуации самым естественным для большинства было бы шагнуть в окно. Но ты не большинство. Я понятия не имею, каково тебе, что ты думаешь и чего хочешь. И это пугает меня до полусмерти. Настолько, что я готов хоть целый день через горящий обруч прыгать, как мартышка в цирке, лишь бы ты начала говорить. Но если мы на время закроем глаза на такую мелочь, как мои чувства…

– Малдер…

– …То работа остается работой, и сейчас мы – как команда – явно не в лучшей форме.

Скалли вскочила и пораженно уставилась на Малдера.

– Надеюсь, ты не собираешься отправить меня домой?

– Нет. – Он покачал головой. – Я просто прошу тебя – как твой напарник – трезво оценивать свое состояние. В чем я тебе, очевидно, больше не помощник. – Увидев, что Скалли снова начинает закипать, он поднял руку и продолжил: – Когда мы расследовали дело Руби Моррис, когда мы искали Ли Роша, ты указывала мне на то, что я не вполне объективен. И ты была права, что бы я ни говорил в тот момент. Я не ставлю под сомнение твой профессионализм. Но все мы люди и иногда видим в жертвах…

Выражение лица Скалли внезапно изменилось. Брови взмыли вверх, а губы растянулись в улыбке, и Малдер ощутил, как ладони в очередной раз покрываются липким потом, а волосы на затылке встают дыбом от страха. Растерянность в одну секунду сменилась паникой – как у человека, которого, не научив плавать, бросили в открытое море.

Скалли рассмеялась, но в этом смехе не было даже намека на веселье. Приправить чуточкой гротескности – и вышел бы образцовый жутковатый хохот из фильмов ужасов.

– Ты всерьез полагаешь, что я вижу Эмили в скелете Лорен Беннетт? Если это, конечно, она. В самом деле? И это лучшее, на что ты способен как психолог? – Она встала с кровати и отошла к окну. – Тогда позволь спросить: почему же ты не сравниваешь ее с Самантой?

– Дело в чувстве вины, а не в сравнениях, Скалли. Я прекрасно понимаю, что нельзя сравнивать чужого ребенка с тем, кого ты любила…

– Ты любил свою сестру, Малдер! У тебя было время, чтобы ее полюбить! А я – да пойми же ты наконец! – я не любила Эмили. Я ее даже не знала.

В комнате воцарилась полнейшая тишина. Спустя мгновение где-то вдалеке, в одном из номеров на первом этаже, один из постояльцев вдруг взвизгнул и запел – нелепо, комично, абсолютно невпопад. А мгновением позже к этому импровизированному музыкальному сопровождению добавился какой-то ритмичный стук.

«Кому-то там либо очень хорошо, либо очень плохо», – отстраненно подумал Малдер. Его мозг отказывался переварить информацию, которую ему только что предоставила Скалли, и предался посторонним размышлениям, по-видимому, в попытке спастись от перегрева.

«А может, они просто играют в пинг-понг».

Он понимал, что выглядит сейчас немногим умнее китайского болванчика – не хватает только придурковатой улыбки до ушей, но не мог ничего с этим поделать.

«Боже мой, еще двадцать секунд такого молчания, и я тоже начну гоготать как умалишенный». Без всяких преувеличений, если на то пошло. «Смех – защитная физиологическая реакция организма, призванная снять психологическое напряжение, возникающее вследствие препятствия ходу мысли», – любезно напомнил Внутренний Выпускник Оксфорда. «Препятствие ходу мысли». Лучше не скажешь.

Скалли настолько ушла в себя, что едва ли заметила затянувшееся сверх всякой меры тяжелое молчание.

– Ты никогда не думал о том, что Эмили была живым напоминанием об одном из самых страшных событий в моей жизни? – снова заговорила она. – О том, что меня использовали в качестве лабораторной крысы, а потом выкинули, как мусор?

Нет, он никогда не думал об этом.

– Знаешь, Малдер, – Скалли горько усмехнулась, – имей я выбор, то предпочла бы, чтобы меня изнасиловали какие-нибудь пьяные молодчики в парке.

«Мечтал, чтобы она начала говорить? Стоит быть осторожнее со своими желаниями».

Во рту пересохло. Малдер попытался сглотнуть, но не смог. Он чувствовал себя так, словно его сковало каким-то магическим заклинанием. Одна мысль о том, чтобы даже на йоту двинуться с места или издать лишний звук, вселяла в него ужас.

– Это насилие хотя бы было реальным, осязаемым. Я бы смогла его осмыслить, понять. Пережить. У меня не осталось бы другого выбора, кроме как пройти тот же путь, что проходят тысячи и тысячи женщин на этой планете. А что сейчас? Я собственной матери не могу ни черта объяснить, не боясь, что она в конце концов не выдержит и просто сдаст меня в психушку.

Скалли замолчала, погрузившись в свои мысли и отрешенно глядя куда-то вдаль, но Малдер видел, что ее внутренний монолог – а точнее, диалог – продолжается. Она взмахнула рукой, словно одергивая кого-то, чей голос сейчас звучал в ее голове.

– Но речь не об этом, а об Эмили. Да, мне было больно, и горько, и жаль ее. Мне дали возможность почувствовать, чего я лишилась. Но о какой любви ты говоришь? У тебя, черт возьми, было пять лет, чтобы меня узнать. И ты все еще не понял, как тяжело для меня открыть свое сердце другому человеку? Полюбить его?

Скалли резко повернулась к Малдеру и впервые посмотрела ему прямо в глаза. Его бросило в дрожь – и от ее взгляда, и от внезапного понимания: речь шла о нем.

Его накрыла еще одна волна паники. Ждет ли Скалли ответа? Безуспешно пытаясь вернуть себе хотя бы толику самообладания, он встал и наконец-то откашлялся, с неприязнью ощутив во рту горький привкус желчи.

– Я не смотрел на это… так, Скалли. Прости. Мне следовало выразиться иначе.

«Господи Боже, да лучше вырви себе язык. На тот случай, если еще раз вздумаешь открыть рот».

Но она, по счастью, не обратила никакого внимания на этот бессвязный бред.

– Знаешь, о чем я часто думаю? О том, что моя жизнь – сплошная, черт ее побери, ирония. – Ее губы вновь искривились в усмешке. – Уж не знаю, кто там за мной присматривает – Бог или дьявол, но они оба наверняка надорвали животики от смеха. Казалось бы, судьба дала мне все, о чем я когда-то мечтала: интересную работу, мужчину, которого я полюбила, и даже ребенка. Вот только почему-то я безвылазно сижу отшельником в этом чертовом подвале, а потом отправляюсь домой, чтобы провести в полнейшем одиночестве очередной тоскливый вечер. Потому что идеальная работа превратилась в кошмар, мой ребенок вырос с другими людьми и погиб, как только я нашла его, а перспектива реальных отношений с любимым мужчиной пугает меня до чертиков. Меня, которая каждый день рискует получить пулю в лоб.

Ошарашенный, сбитый с толку, Малдер просто молча смотрел на Скалли, не в силах ни произнести что-то связное, ни отвести взгляд.

«Забудь, черт подери. Ей плохо. Она имела в виду совсем не это».

«Или именно это?»

– Ну вот мы и поговорили, Малдер. Доволен?

Где-то глубоко внутри него, вопреки голосу разума, тревожно бившему во все колокола, все громче звучал другой голос – обиды и разочарования.

– «Мы»? Не припомню, чтобы смог вставить больше пары слов.

Она стиснула зубы с такой силой, что на скулах заходили желваки. Резко развернулась и направилась к двери.

– Бросай пить эту гадость, Скалли. Не вынуждай меня писать рапорт Скиннеру.

Когда он обернулся, чтобы посмотреть на нее, комната уже пустовала.

Комментарий к Глава 4

1) Действующее вещество некоторых антидепрессантов.

========== Глава 5 ==========

Рождество в доме Скалли.

Поздно ночью, дождавшись, когда в гостиной воцарится полная тишина, она босиком, тихо, словно мышь, пробирается по лестнице вниз.

Крадется к огромной елке, украшенной переливающейся всеми цветами радуги гирляндой, и начинает суетливо перебирать сваленные под ней упаковки с подарками.

И в конце концов находит крохотную коробочку со своим именем – необычной продолговатой формы, завернутую в глянцевую коричневую бумагу.

– Можешь открыть ее, Дана, – раздается позади мягкий голос матери.

Улыбнувшись, она срывает обертку, не обращая внимания на чересчур лаконичный внешний вид упаковки, не особенно соответствующий празднику, и торопливо открывает заветный подарок.

Внутри что-то сверкает и переливается – какое-то украшение. Огни рождественской гирлянды играют на его идеально гладкой, блестящей поверхности.

Это изумительный в своей простоте золотой крестик на тонкой изящной цепочке.

Замерев в восхищении, она шумно втягивает ноздрями воздух и осторожно, кончиками пальцев, словно опасаясь повредить драгоценное сокровище, поднимает крестик к глазам.

Но внезапно замечает, что в коробочке есть что-то еще.

Горстка песка.

Ее глаза удивленно распахиваются, но в следующую секунду изумление сменяется ужасом. Только теперь она осознает, что упаковка с ее рождественским подарком выполнена в виде крохотного гроба.

– Мама… что это?

Голос отказывается ей подчиняться, и она, боясь, что мать не расслышала ее хриплый шепот, оборачивается, указывая на коробочку дрожащим пальцем.

– Это же твоя сестра, Дана. Мелисса.

Голос Маргарет теперь совершенной другой – жесткий, холодный. Обвиняющий. Ее лицо скрыто в полумраке, видны только скрещенные на груди руки.

Она вдруг понимает, что ее щеки мокрые от слез.

– Но… почему? Что это значит? Где Мисси?

Маргарет, не ответив, щелкает выключателем, и комната озаряется ярким, безжалостным светом люстры.

Она в ужасе оглядывается по сторонам. Хорошо знакомая ей комната изменилась до неузнаваемости.

Обшарпанные стены, свисающие клоками обои. Старая подранная мебель, заваленная каким-то хламом и рваньем. На столе – ничего, кроме банки с окурками и пустой коробки из-под пиццы. Каминная полка покрыта сантиметровым слоем пыли.

Только сейчас она осознает, что в комнате чудовищно холодно. Промозглая стужа сочится через щели в стенах, треснутое стекло дребезжит под порывами зимнего ветра. Воздух пропитан запахом прогорклой еды и табачного дыма.

А посреди комнаты стоит высокая, статная, неуместно роскошная рождественская ель.

Чувствуя, как леденеют руки – не то от холода, не то от предвидения грядущей развязки, она молча смотрит на мать.