Текст книги "Жёнка (СИ)"

Автор книги: Katsurini

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

   Бер пообщался с военными и со строителями, и с рабочими на заводах по производству кирпича. Воевода отпустил мужа не просто так. Да, строительство на холоде было невозможно, основу крепости поставили, а дальше только по теплу. Но следовало ещё раздобыть камень для строительства. Потому следовало договориться о привозе материала с нескольких заводов. К тому же, по засекреченным данным, всё же было литьё пушек. Мне никто ничего не сказал, но стоило мне подумать над сим, как в очах мужа появилось оживление. Я всё поняла, без слов.

   Бер иногда уезжал на день-два, велев не высовываться. Остальное же время проходило в учёбе да в починке жилища тестей и инвентаря, деланию деревянной мебели, которую мы потом продавали.

   И с одной стороны, муж был только мой, что радовало. Но с другой, он был всё время занят, что и поговорить нам некогда было. А молвил он, когда учил моих братьев ремеслу работы с древом, или общаясь с учителем, передававшего свои знания. И то, о чём они говорили, я уже не понимала. Уровня моих знаний уже было недостаточно, чтоб догнать Бера. Неужели за несколько месяцев муж умудрился так развиться? Я была рада за него, тогда отчего он не пошёл сразу по стезе зодчего? Отец не дал? Но откуда знания у него?

   А я общалась с родителями, наслаждаясь каждым мгновением, поскольку вполне возможно, что мы боле не свидимся.

   Перед отъездом я-таки собралась проведать старшего братца. Хотела сама сходить, да после случая с Ухватом Бер ежели и отпускал, якобы, одну, то я ощущала его взгляд. Сердиться на него не могла, ведь не приди он вовремя, дитятко могло погибнуть.

   С Ухватом были сложные отношения. Общество не терпит таких выродков, обычно выгоняя их, ставя не сводимую метку изгоя. Потому на людях отрок вёл себя чинно, не позволяя породить слухи. Он считался завидным женихом из зажиточных земледельцев, к тому же, младшим сыном, которому доставалась спадщина* родителей.

   В селе всё было на виду, но вот на гулянках случалось, что оставались мы наедине. Тогда-то он и тянул свои похотливые руки к маленькой мне. Ухват, тоже внёс свою лепту в моё нежелание посещать игрища. Я расспросила как-то маму о нём, она тоже считала, что его жене повезёт, потому я решила, что мне не поверят. Потом Ухват женился, как считали в селе, достаточно выгодно. И как-то встретился со мною. Мы шли одни из града, куда меня посылал отец за инструментом к кузнецу.

   Ухват держался на сажень от меня, весело шутил. Я всё ждала подвоха, но когда ненароком споткнулась, он подхватил меня. То было в небольшом леску. Тогда он и полез мне под рубаху. Я отбилась, вовремя достав батюшкину ножовку, изрядно поранив насильника. Но после того долгое время боялась выходить сама. Что было дальше, я не помнила, но с летами, видно, страх прошёл. Да только зря, Ухват, видно, решил отомстить.

   Потому после недавнего нападения я была благодарна мужу за заботу, делая вид, что не замечаю его слежки.

   Вот и сей час Бер, поддерживая меня за ладонь, чтобы не упала на раскатанном ребятнёй льду, довёл до дома Борьки в городе, и отошёл, ожидая, пока я внутрь зайду.

   Помню ещё когда брат женился, не стал поблизости избу ставить, мы жили ведь близ града. Вот Борис и высказал своё желание поселиться внутри стенам. Градом мы ведь называем огороженное селение. На то потребовалось особое разрешение городового и выделенное властями место. Отец помог – надавил на нужные рычаги, ведь в своё время работал в городе. Брат поселился на окраине, близ городских стен. Сейчас же теперь уже внутренние стены стояли на прежнем месте да только ворота в них были распахнуты настежь и закреплены. Мол, лишняя защита не помешает. Умно! Раньше за стенами был ров, а теперича его осушили, переведя реку в новый яр вокруг увеличившегося града.

   Изба как стояла, так и стоит, да только не узнавала я её. Были достроены горенки под крышей, да и вширь разросся дом. Видно, и нас ожидает переделка в скором времени, ежели останемся в Выселках. Интересно поглядеть, как Борька распределил внутреннее убранство жилища.

   Встретила меня незнакомая женщина, брюхатая, видать, вторая жёнка Бранко. Низенькая, руки в боки держит. Женился он на ней не при мне, тому и не знакома с нею. Внешне так себе, ничего интересного. Серые очи, не выразительные черты лица, а вот нос курносый, круглолицая. Одета добротно, видно из своего приданого.

   – Здравия, а Вам кого?

   – И вам доброго здравия! Бориса можно? – взгляд женщины тут же из доброжелательного стал настороженным. – Я сестра его, – решила смягчить отношение. Баба скользнула взглядом по моему животу, уже сильно выступающему, и отступила с прохода, приглашая в дом.

   – Здравствуй, Хозяин, – сказала шёпотом я и слегка поклонилася, приветствуя домового.

   Борька был старше меня на семь лет. Бранко на три. А женился старшенький лет пять назад. Стоило переступить порог сеней, как рядом пронесся вихрь, чуть не сшибший меня.

   Жёнка схватила сорванцов за уши да потащила к печи.

   Там Борька сидел на лавке, плёл лапти*.

   – Выпори их, они тут гостей чуть с ног не сшибли! – сказала невестка. Не особо она пасынков жалует. Судя по росту четыре и пять лет им.

   – У нас гости? – Борька поднял затуманенный взгляд, а как разглядел, подскочил, бросил всё да подбежал ко мне, улыбается, объятия раскрывает.

   – Сколько лет, сколько зим, Лиска!

   – Отпусти, задушишь, – попыталась я отстраниться. – Малыша не придави.

   – Да что ему будет!

   – Запросится раньше времени!

   Братик тут же ослабил хватку, повёл меня к столу.

   – Звана, накрывай на стол! – крикнул Борька, видно первой жёнке. Обе женщины засуетилися. Первая жёнка, Звана, была ростом с меня, только пошире в плечах будет, да и норов поспокойнее. Звана была по-своему мила, хотя красоты как таковой не было. Да и в селе не гналися за красою, важнее было здоровье и крепость, хозяйственность.

   – Рассказывай, как живёшь поживаешь, сколько деток нарожали уже? – стала я Борьку расспрашивать.

   – Ты, гляжу, не дивуешься.

   – Ты о второй жёнке? – уточнила я. Кивнул брат в ответ.

   – Как ладите?

   – Да не очень. Норовиста она. Всё чего-то ворчит да обижается. Я её уж несколько раз чуть не выставил.

   – Насолила?

   – Не поверишь как.

   – А Звана что? – мне ведь интересно не только поглядеть на них, но и узнать мнение мужика, Бер-то молчит.

   – Ой, как они сцепятся, так летят клочки по закоулочкам. Только разнимай их.

   – Неужто полюбовно нельзя? – подивилась я.

   Брат вздохнул. Не пробовал или не вышло? Я и решила, что больше не стоит расспрашивать, лучше с другого боку зайти. Может, моя открытость поможет.

   – У меня такая же судьба, – стала рассказывать про себя. – Другою жёнкою я теперича.

   – Правда? И как, ладите?

   – Ну, не сильно, но не ссорились почти. Разок сцепилися, когда впервые с мужем миловалась я.

   Борька закатил очи.

   – Ты береги себя, Лиска, не задирайся.

   – Да я мирная, ты ж меня знаешь. Тем паче, у них семья сплочённая.

   В общем, слово за слово, поговорили по душам с братцем, пока жёнки суетилися. А как обед собрали, так молча покушали. Детишек оказалось трое: двое мальчишек и девочка, родившаяся в прошлом месяце. Ну и пополнение ожидается скоро, Вила-то тяжёлая*. Любви между детьми и Вилою я не заметила, будет всегда обращаться к ним как мачеха. Надеюсь, не так зло, как в сказках.

   К мужу питала она какие-то чувства нежные, а вот он – не уверена. Звана же относилась к Виле как к младшей сестре, неразумной да всё одно любимой. Как я разумела, она её жалела, ведь та мужа лишилася. А коль нет любви меж ним и другою жёнкою, то и не ревновала.

   Так и не успела оглянуться, как в скором времени, Бер за мною пожаловал.

   Пока мужики обменивались любезностями, я отозвала вторую жёнку в сторону.

   – Вила, понимаю я тебя, как никто другой, сама в таком же положении. Да только я тебе скажу: коли любишь Борьку, не расстраивай его. Постарайся уважить его выбор. Заинтересуй мужа, ведь наверняка есть то, в чём ты лучше Званы. Вот и добивайся его внимания через поступки. И детей не вздумай обижать, пусть не твои, зато его. Я же видела, как ты глядишь на него. Полюби детей.

   – А ты смогла?

   – Да, мне тяжко пришлось, меня детки обхаживали да Бер, пока я в беспамятстве была. Как можно их не любить? Гляди, какие смышлёные.

   – Я попробую, – неуверенно выдавила из себя женщина. – Ты прости, что плохо тебя встретила.

   Я-то простила, только сие вину с неё не снимает за такое отношение. Обняла её и Звану напоследок, да ушли мы с мужем.

   По ходу разведала, как они живут и все помещаются. Самое лучшее место – считается печка. Так вот, на ней спит Борька, а жён своих за заслуги туда пускает. В основном место рядом достаётся Зване. Но несколько раз Вила выслужилась. Он сам порождает между ними соперничество. Я поделилась с ним собственным опытом. Надеюсь, им се поможет.

   Бранко был хорошим парнем и обхаживал пороги Вилы. Она до сих пор его любит. А за внимание Борьки поначалу и не боролась, пока он не спас её из проруби, когда она прошлой зимой решила утопиться. Вот тогда и начались склоки меж жёнками.

   – Цветочек, – нарушил мои раздумья Бер. Я наградила его пристальным взглядом и ощутила тоску. Знаю, что скажет. – Я хочу уехать из дома. Ежели всё выйдет, я буду хорошо зарабатывать. Но работа ведь от одного града, до другого. Я не смогу быть рядом. В лучшем случае буду приезжать раз в седмицу, а может и раз в месяц.

   – Я поеду с тобой.

   – Цветочек, дома не будет у нас. На постое у кого-то жить надобно.

   – Мы поедем с тобой, – я показала рукою на живот. Затем заслонила ему рот рукою, не давая возразить, заглянула в очи. – Я и малыш. Не знаю отчего, но я уверена, мы справимся. Се не обсуждается, и прикажи обратное, я не послушаюсь. Что до Голубы, я не знаю, как она решит. Но думаю, тоже поедет, с детьми. Ты ведь их родил, тебе и воспитывать. А ежели тебя не будет постоянно дома, то воспитает улица и вырастет из Врана ещё один Ухват – пригляд нужен обязательно. Снежик уже большой, и ты многое в него вложил, но Вран будет в лучшем случае маменьким сынком, так и держащимся за её поньку. Обдумай ещё раз и просчитай все варианты с оглядкой на будущее. Не вздумай только отказываться от строительства. Ты нашёл себя, нельзя потерять теперь.

   Он осторожно взялся за мой стан, притягивая ещё ближе. С несколько мгновений просто глядел в очи. Старается прочесть меня?

   Какое-то время мы просто молчали, встретившись взглядами. А потом я осмелилась озвучить просьбу, начав издалека:

   – Бер, я люблю тебя...

   – Что ты хочешь? – резко перебил он.

   Я отвела взгляд, не могу вынести, когда он так смотрит. Осуждающе что ли. Его руки напряглись, а от былой нежности не осталось и следа.

   – Мне нужно вспомнить. Он ведь твой брат. До тех пор, пока жива память о них, они живут вместе с нами.

   Его руки затвердели, словно камень взял меня в плен.

   – Берушка...

   – Не называй так меня.

   – Расскажи, каким он был.

   – Дитя ведь ещё не родилось, – попытался он возразить.

   – Я не могу спать. Я схожу с ума. Ты всё время занят, а я думаю лишь о нём. Каким он был? Любил ли меня? Как я к нему относилась? Мы ведь должны чтить погибших и ушедших. – Я умоляюще взглянула на него. – Прошу, любимый.

   – Не стоит на холоде стоять. Хоть и солнышко пригревает, да ещё не весна*,– он отстранился. И пошёл в сторону дома тестей.

   А я стояла и глядела ему вослед, ощущая растерянность. Почти всё время я вспоминала брата Бранко, каким он был. Весёлый, но вмиг мог стать серьёзным. Когда мы были маленькие, я хвостиком за ним везде ходила. Он меня учил читать, почти сразу же, как сам научился. Отцу было некогда с подработкой в граде, ведь даже в зиму его почти не было дома. А Бранко любил меня больше остальных.

   С думами о брате возникали мысли о Борове. Я переживала да поговорить с мужем не решалась. Как он воспримет сей разговор? Сейчас я люблю одного лишь Бера, не думаю, что соперник, пусть и в прошлом будет ему по душе. И нынче меня точила обида на мужа. сомневается в моих чувствах к нему? Слёзы не заставили себя ждать. Хотелось просто уйти, куда очи глядят. Что ж за жизнь такая?

   Боги, за что мне все сии муки? Я подняла невидящий взор на небо.

   – Даждьбог? Макошь? Зачем вы даёте жизнь, коли она полна страданий?

   – Пойдём, – я подпрыгнула от неожиданно раздавшегося рядом голоса мужа. Он обнял меня, смахнул изморози от слёз со щёк. – Поговорим дома.

   И я пошла по рыхлому серому снегу, уже начавшему оседать, в объятиях сурового, непробивного, но такого любимого человека. В груди затеплился росток надежды.

   Глава 15

   Вещи были сложены в сундук, который стоял у выхода в сенях и ждал отъезда домой.

   – Пойдём, поговорим, – муж увёл меня в боковую дверь, ведущую в амбар.

   Зимы были снежные, порою снега выпадало с человеческий рост и дверь невозможно было открыть. Потому делали крытые навесы для прохода в амбар, коровник. Более состоятельные земледельцы делали вообще переходы со стенами, полом. Мы довольствовались лишь крышею, которую Бер настелил заново с мальчишками. Снег ежели и наметало, то не так много, и легко разгребалось лопатою. В остальных же местах образовались утрамбованные стены мне по грудь. А что – не можем позволить стены из дерева, так сделаем из снега. Отец очень бережно относился к природе и всех детей приучал так же. Зачем тратить лес на то, без чего можно обойтись. Ну и тут ведь шло почтение к живому лесу, Лешему. Издавна, прежде, чем срубить дерево, спрашивалось на то дозволение у него и у духа лесных угодий. Или заходишь в лес, а тебя Леший уже ведёт, коли с ним поздоровался да озвучил ему причину. На дрова же брали уже поваленные древа.

   Бер же и сам почитал природу, и с отцом моим соглашался в те немногие мгновения, когда они общались, сидя за столом. Дед Тур за столом молчал, словно отрешаясь от происходящего и ни на чьи вопросы не отвечал. Но я видела его хитрый взгляд, он просто понимал важность общения семьи, поэтому отдавал сие время нам.

   Мы пришли к коровнику. Я прикоснулась к двери, выпуклой по срезам досок, но уже гладким, обточенным ветром, руками. Внутри было холодно, по сравнению с домом, но сено делало своё дело – утепляло неотапливаемые стены. Мы же не раздевались, придя с улицы.

   Стоило переступить порог, как в нос ударил запах навоза, сена и коровы. Бурёнка, увидев нас, поприветствовала мычанием.

   – И тебе здравия! – я потрепала нашу старую коровку по голове. Сколько ей? Старенькая уже.

   Муж положил руки на мои округлившиеся бока, притягивая к себе.

   – Василиса, ты точно хочешь вспомнить?

   – Но ты же против...

   – Нет, я беспокоюсь лишь за твоё здравие да нашего малыша.

   – Хочу.

   Муж утянул меня в сторону, умостил на скрученное сено, заключил в объятия, снял платок, расплёл волосы. Он трогал мою голову, перебирая пряди. Нравится ему? Себя успокаивает или меня? Я всегда любила, как меня мама причёсывала в детстве и сейчас люблю, как он ласкает. Неужели муж поможет мне вспомнить? А как? Муж глубоко вздохнул.

   – У нас было сложно с отцом, с самого детства, – начал он довольно тихо и медленно, словно каждое слово давалось ему с трудом. – Он заставлял вкалывать, его мало интересовало, что мы думаем. Он был большаком, и любое неповиновение с нашей стороны заканчивалось розгами или выкидыванием в лютый мороз на двор.

   Я был старше Борова, мне пары раз хватило, чтобы делать вид, что я подчиняюсь. Да и все знания, что отец передавал, я впитывал в себя. У меня была отличная память, стоило однажды услышать или увидеть, как я мог тут же нарисовать и написать буквица в буквицу.

   С братом было сложнее. Он плохо запоминал и постоянно переспрашивал, отец злился и наказывал. Боров, и так с детства был слабенький, а тут простудился, после чего долго болел. Отец же посчитал, что сын прикидывается и чуть было не выкинул его с жаром вновь на холод. Я тогда заступился за брата, забрав его наказание на себя. С тех пор так и повелось, что все наказания зимою я отбывал за двоих. Я знал, что стоять нельзя, околеешь. Потому постоянно двигался: рубил дрова, таскал матери воду с колодца, даже на рыбалку ходил босиком в одной рубахе.

   С тех пор холода и не боюсь. А Боров боялся. Он всегда болезненный был. А мы, хоть и похожи на лицо были: одинаковые очи, волосы, нос – всё одно фигурою были разные.

   Годы шли, я, возясь с починкою забора или чем ещё по хозяйству, постигал азы родового боя, которые сызмальства передавал отец. Я собирался последовать тропою старшего брата, уйти в орду, лелея мечты ещё сызмальства вместе с Владом, да отец был против, считая, что отдали дань орде в виде одного сына, и хватит, и уехал. А потом нашёл мне Голубу. Я был против, да отец уже сговорился. Хотелось сделать гадость и сбежать, да отец напомнил обычаи, что опорочу невесту. Девка потом замуж выйти не сможет, скажут, порченная какая, что жених бросил. Вот я и пожалел Голубу, она-то не была виновата в моей вражде с родителем.

   Отец дом нам поставил. Я тогда на него обижен был, ненавидя всех и каждого. Решил сбежать со свадьбы, да Влад отговорил. Мол, сим покажу свою трусость, а так воины не поступают. Потому я сделал по-своему, женившись и уехав с Голубою в Выселки. Не хотелось оставлять Борова одного с отцом, потому позвал его с собою. Избу собирался большую ставить – места всем хватило бы.

   Да Боров отказался, мол, не хочет на моей шее сидеть, да и отцу помощь не помешает. При всём он не винил того ни в чём и считал порою его гнев справедливым.

   Время шло, я образумился, а с братом связь мы держали через одного купца. А после Боров прислал письмо – женится. Девка красавица, пусть мелковата, зато хозяюшка. Одно удивляло: неужто отец образумился на старости – такой дар ему преподнёс? Мне , правда, с Голубою повезло, отец нашёл хорошую жёнку. Но к Борову он всегда относился не очень и с моим отсутствием, мне казалось, стал его гнобить.

   Потому красивая девка попахивала тухлятиной в руках отца. Я посоветовал брату приглядеться к ней, может, попорченная какая.

   На что было ещё одно письмо. Он повстречал её и стал сохнуть. Не может дождаться свадебки.

   Равномерный тихий голос мужа, вкупе с причёсыванием погружал меня в состояние дремы. Постепенно я начинала видеть обоих братьев, их отца. А когда Бер замолчал, на меня внезапно нахлынули яркие красочные воспоминания.

   После того, как с Ухватом подралася, какое-то время не выходила из дому. Матушка, видя моё состояние, пыталась наоборот посылать то за водою, то ещё куда. С опаской, но я выполняла поручения. Всё же в дневное время народу по селу много ходит, не будет же Ухват прямо на улице приставать. Тогда-то отец уже сговорился с одним дедушкой, улыбчивым старичком, вечно теребящим свою седую бородку. Я не могла дождаться свадебки, да только спешить было нельзя. Мало ли, подумают, что брюхата от другого.

   – Здравствуй девица! – окликнул меня высокий ладно сбитый парень, с серыми очами, тёмными усами и выделяющемся раздвоенным подбородком.

   Он меня напугал изрядно, то ж я и накинулася на него с вёдрами да коромыслом. Окатила водою да избила. Драпал парень – только в путь, неуверенно говоря, что он не хотел обидеть.

   Мужское внимание уже начинало раздражать. Отец говаривал, что я родилась слишком красивой для села – мне б княжною быть. Да только жаловал один Ухват, а теперича ещё какой-то юноша сыскался. После того я его не видела.

   Было даже жаль, что не поговорила, может, зря его так отвадила? С другой же стороны, у меня жених есть и свадьба вовсю готовилась, в то время, как его родители должны были новую избу поставить.

   За мною приехал будущий свёкор, мы всю ночь ехали и следующий день, приехав уже затемно. На дворе уже столы стояли, готовые принять гостей. Уложили спать нас с родителями в отдельной светёлке, на лавках. А с утра суетилися со свадьбою. Набежала куча народу, кто готовит, кто подаёт, дети бегают суетятся – помогают. Меня с утра в баньку париться отправили, вместе с женихом. Увидела, покраснела, очи долу опустила.

   – Ну здравствуй, девица.

   А у меня дрожали губы, я не знала, как глядеть в его очи. Стыдно-то как. Надеюсь, он меня простит, ведь я его избила.

   Попросила у него прощения, да он посмеялся и сказал, что я хорошая. Сам меня раздевал, веником обхаживал. А я списывала жар во всём теле на банный, а сама от смущения не знала, куда деваться. Потом мы поменялися местами – уже я его парила, и после друг друга водою холодною обливали.

   По выходу из баньки, меня бабы забрали, одели в свадебную сорочку, мною вышитую, а вот он не надел ту, что ему приготовила. Не подошла ему моя, пришлось отцовскую свадебную надевать. Будущий свёкр был недоволен, но я не обратила внимания.

   Парень же мне понравился. Руки не тянул, куда не следовало, и страху не внушал боле. Мне спокойно стало, но ещё поплакать надобно, огорчение высказать, что кончается жизнь вольная и мне горько. Девицы затягивали песню жалобную.

   Слёз почти не было, не мастак я притворятися. Даже рада была попрощаться с девичьей честию. Ведь поблизости от Ухвата жить не хотелося.

   Его матушка расплела мне косу девичью, заплела две косы. Приятная женщина. Похоже, повезло мне с его родителями. Передала почти уже свекровь меня в руки жениха.

   А после волхв заключал союз на открытом капище, где ещё трава не совсем пожухла, поклонилися мы богам, клятвами обменялися. Руки нам рушником связали. После и пир устроили.

   Муж почти не ел, да и мне кусок в горло не лез. Пили лишь взвар. Нам кричали "Горько" незнакомые люди, а я глядела лишь на мужа моего.

   Отпустили нас в избу бревенчатую порожнюю новую, свежим древом пахнущую, теперича нашу.

   Боров поднял меня на руки да внёс в дом. То надобно, чтоб домовой любил хозяйку и жаловал, а я словно тут всегда была, ведь порог и не переступала вовсе.

   Муж не сводил с меня взгляда дивного. Я его разула, сняв сапоги красные, и он за мною последовал.

   – Василисушка, родимая, – голос мужа изменился, стал хриплым. Руки очерчивали контуры лица, тела, неуверенно лаская.

   – Боров, муж мой, – подняла робко очи и, не выдержав, расплакалась. Неужели я теперь жена, настоящая? И никто больше не тронет меня? Только Боров растерялся, вытер реки текучие.

   – Не плачь, любимая, коли хочешь, обождём?

   – А как же простыни?

   – Я могу порезатись.

   – Не стоит, милый.

   И я сама, поборов застенчивость,обвила его шею руками, встала на носочки да поцеловала.

   Столько нежности он дарил мне, столько счастия.

   Благодарила я богов за своего мужа. А на утро свекровь явилася. Влезла к нам в постель, согнавши с простыней. Муж попытался возразить матери, да она шикнула на него. Проверила тела наши на повреждения, после чего удалилася, прихватив трофей. Странно ведёт себя, ведь вчера была вежливой, обходительной и соловьём заливалася. Что же теперь изменилося? Боров же тоже странно вёл себя. Почему матери слова не сказал?

   А муж мой стиснул кулаки да по стене ударил.

   -Ты чего дом обижаешь? – напустилась на него. А вспомнив, на кого напустилася, вымолвила: – Прости, – очи долу опустила. Негоже без почтения с мужем говаривать.

   – Да так, прости. Я выйду, надо остыть малость, скоро вернусь.

   Боров наскоро оделся в сорочку свадебную да ушёл, хлопнув сенною дверью, отворил, попросил у дома прощения, да прикрыл на сей раз тихонько. А я стояла и улыбалася. В душе разгорался огонёк неведомого доселе чувства, но прекрасного.

   Только я успела собраться, переплести волосы, голову повязать платком, как услышала шаги за спиною.

   – Уже вернулся? – я повернулась и замерла в нерешительности. Предо мною стоял свёкор. Как мне теперь его величать? Батюшка? – Здравствуйте, проходите! – я отвесила ему земной поклон, теперь они – моя семья. Не важно, зачем пожаловал. Зашёл в гости, принять надобно.

   – Накормишь старика? – подивилась я такому обращению, да виду не подала. Стала метаться по избе, искать, что вчера с пиру осталося, для нас ведь отдельно яства полагалися. Накрыла на стол, тут и муж пришёл. Шепнула ему, чтобы уважил отца, а мне корову подоить надобно, что нам свёкры подарили.

   Быстро, как могла, справилась с коровкою, перелила парное молочко через чистый кусок ткани в чистый кувшин.

   По возвращении мужа не оказалося. Предложила старику отведать молочка, да только стоило оказаться поблизости, как он ухватил меня за стан да к себе на колени усадил.

   В голове билась мысль: что делать? Отогнать страх сперва! А дальше похотливые пальцы деда стали развязывать мою сорочку. Пока он был увлечён моей грудью, я дотянулась до кувшина да разбила его о голову деда, облив нас обоих молоком.

   Встала, брезгливо поморщилась, дед обмяк, откинувшись на стену, по его лицу стекала кровь. Я подняла взгляд и обомлела. На пороге стоял муж.

   – Не подумай... – в душе поднимался страх. А коли не поверит?

   – Правда? Переодевайся, бери узел одежды и уходим, быстро! – велел муж. От сердца немного отлегло. Коли он видел, из-за чего я разбила кувшин о голову его отца, то не должен сердиться. Или нет?

   Мы ушли скоро, пробираясь огородами, где на виду у соседей висела наша грязная простынь. Мерзость какая! Я сорвала полотно и взяла с собою. Постираю, как до речки доберёмся.

   Шли мы долго, почти не останавливаясь, истязая себя думами. Всё же я могла убить старика. Какое наказание меня ждёт?

   Не убей без необходимости, как гласит народная мудрость. Разве там была необходимость? Куда муж выходил? Что у него за отношения с родителями. Что они вообще за люди? Я ведь совсем иного была мнения о свёкре да и свекрови. Притворялися хорошими людьми? Ну ладно дед спятил на старости лет, но баба чего взъелася? Или она знала, что муж пожалует? Злилася?

   Когда мы сделали привал, я не могла даже встать.

   – Прости, я не нарочно, – решила нарушить затянувшееся молчание.

   – Не оправдывайся, я тебе благодарен, – обронил муж, разжигая огонь.

   – Ты хотел его смерти? – теперь уже я была в недоумении.

   – Смерти? – муж поглядел на меня. – Ну, я его ненавижу, но не настолько. А ты что, думаешь, что убила его?

   Я кивнула. А разве нет? Тогда чего мы так долго шли, словно от погони удирали?

   – Да нет же, живой был, когда уходили. Шишка лишь на лбу вскочила да ссадина. Да и я не могу убить отца, какой бы ни был да родной ведь. Да и каторги он не выдержит, хотя и заслуживает. Но я ему благодарен за тебя, Цветочек.

   – Цветочек? – я с трудом встала, подойдя поближе к костру.

   – Ну, василёк. Тебя ж в честь него назвали, – муж сложил уже горкою хворост да пытался трением огонь добыть. – Не печалься, я давненько подумывал из дома уйти, потом женился вот, не хотел тебя расстраивать. А тут, видно, боги направили. Здорово ты ему врезала!

   У меня как камень с души. Не убила, и то радость! Но ноги не держали от нахлынувших чувств, потому подошла к мужу, обняла, уткнувшись в его волосы.

   – Ты замечательный, мне повезло с тобою! – не буду думать о плохом. Я рядом с мужем, не одна, уже счастие. Вместе преодолеем все трудности.

   Меня выдернуло из воспоминаний, возвращая в коровник. В душе была нежность и внезапно накатившая тоска, а по щекам потекли горькие слёзы.

   Глава 16

   Я не сразу осознала, что нахожусь в доме. Лежу на коленях мужа, а он меня гладит.

   – Берушка, – разве се мой голос, такой хриплый, словно я его сорвала?

   Горло саднило. Я хотела встать, но голова закружилася. Муж помог приподняться. Он молчал. Я непонимающе на него глянула. Что опять? Чего очи отводит?

   – Любимый? – наблюдаю за ним, стараясь поймать каждый жест.

   Он опёр меня о стену, а сам вышел. Вернулся с глиняною с детства любимою мною кружкою, протянул мне. Взвар был из сущённой малины, вишен, судя по запаху. Я поблагодарила и осушила полностью. Немного полегчало.

   Так же молча муж принёс мне миску с едой, а когда всё съела унёс. Так странно было наблюдать, как здоровенный мужик нагибается, чтобы не удариться о дверной проём. Долго его не было.

   Случилося чего, что Бер вдруг немым сделался? Обидела чем?

   Стала припоминать последний день: встречу с братом, разговор с мужем, коровник и... воспоминания.

   Боров. На сердце тоска нахлынула с новой силою. Руки, и без того слабые, вовсе упали на колени да сползла я по гладко выструганной стене на лавку. Бер постарался, выровняв все неровности да обновив вид светёлки. Она вновь стала светлою.

   День я лежала, не в силах заставить себя подняться. Бер иногда заходил, проведывал. Заканчивалось всё переглядками, а я тоже молчала – обида давала о себе знать. Хоть бы сказал, чем недоволен. Мне и без него тошно, а вместо поддержки непонятная молчанка. С учителем же муж разговаривал – сама слышала. Вот и мама перекинулась парой слов с зятьком. Значит, только со мною нем как рыба.

   В следующий раз, как заглянул, я ухватилася за его руку, не в силах выносить сю пытку.

   – Скажи хоть за что сердишься?

   – Ты не помнишь? – сухо и тихо спросил он.

   Я рассказала, что вспомнила жизнь до свадьбы и первый день после.

   – Ты вновь называла меня его именем. Я понимаю, что ты любила его и до сих пор любишь. Но ты носишь моё дитя под сердцем. Василиса, я не хочу, чтобы ты во мне видела Борова. Я – не он, понимаешь?

   – Но вы так похожи... Те же очи... И всё остальное... Разве что у него бороды не было да волосы короткие. Ты меня даже называешь так же, – горло вновь заболело и голос почти полностью пропал. Я перешла на шёпот. – Ты знаешь, почему мы с ним ушли из дому?

   – Нет.

   – Ваш отец... Он наутро после свадьбы меня... – я не могла говорить. Грудь сжали тиски, как вспомнила его мерзкие оглаживания, еда запросилася наружу. С трудом подавив отвращение, отогнала воспоминания, так некстати появившиеся перед глазами во всех деталях.

   – Что? – возмущённый муж сжал кулак так, что кости затрещали. – Я его прибью! Жаль, Борову мозги вправить уже не получится.

   – Бер!

   – Что? – муж одарил вопросительным взглядом, но не было там сочувствия или жалости.

   – Он твой отец!

   – Плевать. На чужой кузовок не разевай роток. Я его убивать не стал бы, но он узнает у меня, где раки зимуют.

   – А о матери ты подумал?

   – Она всю жизнь терпела его выходки, плача ночами. Я ещё когда с ними жил, хотел его проучить, да только матушка не позволила. Рыдала, защищая его. А надо было тогда припугнуть его, чтоб на всю жизнь охоту делать гадости отбить, – он замолчал, посмотрел на меня. – Лиска, что скажешь?