Текст книги "Жёнка (СИ)"
Автор книги: Katsurini
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
И чего это он обороняется, где же его замашки большака? Тут его взгляд был скорее затравленным.
Я бросила взор на другую кучку женщин, выпрямивших спины и держащих ушки на макушке. Бобылки? Эти одеты были поскромнее: поверх обычной неяркой сорочки, в вышивке которой преобладали чёрные цвета – признак грусти, была надета понька*, а головы были повязаны белыми платками.
Девчата тут же расступились, выпуская Бера из кольца. Мне показалось или он вздохнул с облегчением? Должно быть, у него по молодости вообще от девчат отбоя не было. Почему же такой яркий парень выбрал женой ну не то, чтобы замухрышку Голубу, но в ней не было ничего особенного, во всяком случае во внешности. Да, красива по-своему, но простенькая, обыденная. Вспомнила, как Бер говорил, что отец его хотел утихомирить. Значит, свёкр выбирал невестку. Хорошая хозяйка? Ничуть не сомневаюсь. А ещё добрая и милая, и они и правда счастливы вместе. Значит, отец мужа не ошибся в выборе. А почему же меня выбрал для другого сына? Я ведь хрупкая на вид, что до хозяйства никто не жаловался, да и в новом доме мне замечаний не делали. Но помимо красоты ценилась ещё пышность, коей я не обладала. Деревенские бабы родного селения говорили, что слишком слаба для родов. Красота не поможет выносить и родить.
Муж подошёл к Голубе, утешающей Врана, который неудачно споткнулся, разбив себе коленки. Она, поплевав на ранки, перевязала их платком с подорожником. Бер перекинулся парой слов с жёнкой и выловил меня взглядом. У меня перед очами поплыло. Я обхватила ствол дерева, так и стоя к нему спиной, и не отводя глаз от мужа, быстро приближающегося ко мне.
– Василёк, пойдём? – под локоть меня подхватили заботливые руки Бера. Соседи шепталися, мужики с интересом поглядывали, а вот бабы с неприязнью.
Муж усадил меня за стол, приобняв, и стал накладывать в миску овощи.
– Чего тебе хочется?
– Мяса.
Запахло жарким, перебивающим все остальные яства. В основном тут были жареные птицы, одна свинья, которая ещё готовилась на вертеле, лёгкие закуски, пироги, ягоды, свежие овощи и много разных напитков.
Сглотнув слюну, я накинулась на бёдрышко гуся, которое мне подложил муж.
Утолив первый голод, я огляделась. Народ шушукался, глядя в нашу сторону, мужики посмеивались, бабы были остры на язык.
– Глядите-ка, как муж с нею носится! Вертит им как вздумается, – одна баба распиналася.
Неприятная даже внешне. Неопрятная, прядь волос из-под сороки выбилась. Замужняя, значит, – отмечала я про себя. Чего же злобою пышет? Не могла я у неё увести Бера, ведь он не тутошний, так чего ж тогда враждебна так?
– Не обращай внимания, – шепнул муж. – Просто завидуют. Сама ж видела, многие хотят отхватить меня.
Да уж, видела.
– А Голуба где? – спросила так же тихо.
Бер показал на правую руку от себя. И правда, первая жёнка сидела рядом. Странно, но на душе стало тепло. Я прижалась к мужу.
– Благодарю, – прошептала едва слышно, ведь его забота и поддержка так важны для меня.
Большуха тоже прислонилася к груди мужниной.
– Вась, ты не дури, коли есть хочешь, так кушай, – столько участия в голосе её. На очи навернулись слёзы. Ну вот, вновь расстрогалася.
Муж погладил меня по голове, приобнимая первую жёнку.
Остальные воспользовалися нашим примером и тоже сели за столы. Я наблюдала, как мужики отламывали по куску наметателя и отправляли в рот. Они хвалили, да так, что и Бер не выдержал, попробовал.
– Сделаешь мне ещё, – шепнул после, потянулся за добавкою, да только уже хватать было нечего. Всё растащил народ, отламывая по кусочку.
А после ко мне бабы стали подходить да стали расспрашивать, как готовила яство сие. Мне было приятно, со многими приятно пообщалася. А та неприятная тётка лишь тихо злилася в сторонке, кусая себе локти. Кабы чего не утнула. Страшно мне не было, разве что беспокойно маленько.
После бурного застолья, тостов в честь нового члена общины – меня, цокания кружками с квасом да взварами (а цокание распространяет добрый позыв тоста по кружкам) (отметила про себя, что женщины пили лишь соки да взвары, значит, муж запрещал пить квас по сей причине), были хороводы, песни, пляски. Было весело, ежели не считать небольшого головокружения от сего быстрого мелькания.
Ребята устроили шуточные бои, всё же стараясь показать свою силу и ловкость перед девчатами.
А потом пригласили зрелых мужей поучаствовать. Бера се тоже коснулося.
– Иди уж, давно косточки свои не разминал, – сказала большуха ему, подталкивая его легонько к остальным решившимся.
Мне было интересно увидеть Бера в бою. В его силе я нисколько не сомневалась. Он ведь говорил, что по молодости дрался постоянно, что Голуба со Снежиком плакала, ожидая его ночами.
А дальше я наблюдала за боем. Ежели молодёжь больше выделывалась, стараясь показать выпады или кувырки, то "старички" били чётко, рубящими ударами.
Бер взял палицу, как и его соперник, такого же возраста белобрысый мужчина. Удар – блок, замах – выгиб. Муж поворачивал корпус тела, позволяя удару пройти по касательной, палицею отбивая его. Были и приседания и броски, и Бер несколько раз даже перекувыркнулся. С одной стороны движения были быстрыми, а с другой – плавными. Как он умудряется со своим весом так перемещаться?
Но то были цветочки.
После поединка пришёл воевода, разделся до пояса и вызвал Бера.
Муж уже был в одних портках, потому раздеваться не стал. Дождался, как бывалый воин подойдёт к нему, улыбнулся, здороваясь с ним за предплечие. Надо будет спросить, как воеводу звать. Он ведь детский друг Бера. Не ровен час и в гости нагрянуть может, просто так, по-дружески.
А вот от этой схватки захватило дух. Движения были настолько стремительными, что слышались лишь удары деревяшек, и уследить за мужами было невозможно. Я видела лишь иногда прыжки выше головы, да перелёты, падения, завершавшиеся кувырками. Бой длился с полчаса. Оба соперника остановились, обнялись да разошлись. Оба были все в пыли. А я испытала лёгкое разочарование, что не увидела ударов. Смазанное пятно, которым представился поединок, не принёс удовлетворения. И ежели поначалу скорость поражала, и итог боя был в пользу моего защитника, но лёгкий осадок остался. Хотелось пустить время вспять, а потом его замедлить.
Муж прошёл мимо и от него разило потом. Не сказала бы, что мне такие запахи нравятся, но сейчас едва успела переключить внимание, дабы подавить рвотный позыв.
Неподалёку от полянки, на которой проходили игры, стояла бочка с водой, вот из неё ведром и поливали недавние соперники один другого. Слышались непонятные шуточки и смех.
А после два друга сели за стол и общались, запивая еду квасом.
Мы с Голубой были в сторонке и тихонько радовались, глядя на довольного Бера. Переглянулись с первой жёнкой и впервые улыбнулись, понимая, что ничто не роднит так, как любимый человек.
Муж встал из-за стола веселым, словно был хмельной. Но я знала, он не пил. Просто с воеводою поддались они хорошему настроению.
Уже вечерело, слышалось стрекотание ночных кузнечиков, то и дело разбавляемое чьим-то хохотом. Повеяло свежим ветерком, охлаждающим после жаркого дня.
Всю дорогу домой Бер шутил с нами. А Голуба на него глядела непонимающе. Видно и правда, не привыкла видеть таким мужа. А перед тем, как зайти в дом, он обнял нас двоих сразу и сказал, что очень нас любит – обеих.
– Что ты пил? – насторожилася первая жёнка.
– Дак ничего такого.
– Точно? Дыхни! – она стояла в сенях, на крыльце, на возвышении, вровень с мужем, и не впускала его в дом, перегородив вход. Голуба хоть и не была мелкою, но против мужа что она могла сделать, ему достаточно переставить её в другое место. Выглядело это смешно, суровая жёнка, чуть ли не со скалкою в руках. Муж недовольно закатил очи, одарил её дыханием, после чего велел ложиться спать самим. Мы с большухою переглянулись, и я пожала плечами.
Голуба, перед тем, как забраться на печь, спросила меня, что я думаю на такое его поведение. Я спросила, пил ли он. Не пил? Ну вот и славно, значит, нечего беспокоиться. Сказала, что скорее всего ему надо подумать, потому и не пошёл в дом. На днях вече ж было, скорее всего с этим связано.
Когда дети засопели, я вышла во двор в заветный домик нужду справить. Во след услышала, что не я одна. На улице заметно похолодало, что заставило меня поёжиться.
Уже окончательно стемнело, лишь на летней кухне, ярко освещая двор, горел огонёк.
Остановившись у окна, увидела Бера, склонившегося над чертежами. Как я и думала. Когда ж ещё сим заниматься, как не в ночи?
Я прошла мимо стряпной, позволив Голубе удостовериться, что не к мужу иду, а по потребности. В нос ударил не очень приятный запах навоза. В уборной приходилось дышать через рот, потому как выносить смрад была не в силах.
Справив потребность, прошла мимо первой жёнки, притаившейся возле маленького сруба стряпной. Подошла к нашему дому, отворила дверь да закрыла, проскальзывая за угол дома и ожидая Голубу. Она тоже постояла у окошка, после чего вернулась домой. Надеюсь, ей я не понадоблюсь в эту ночь.
Муж поднял голову сразу, стоило бесшумно, как мне показалось, проскользнуть в отворенную дверь маленького домика, где он сейчас был. Сглотнул, отвёл взгляд. Чего се он?
– Ты правда, сечёшь в чертежах? – его голос был немного охрипшим. Вроде он не пел сегодня. В ответ пожала плечами, а муж жестом пригласил на место рядом с собою.
Я какое-то время изучала бумаги, понимая что они очень поверхностные. Что стало с остальными, можно было догадываться. Ведь строитель – мастер своего дела, должен изображать каждое помещение. А здесь были лишь внешние стены, без размеров. Четырёхугольная равносторонняя крепость с выступающими по углам башнями.
– Из чего крепость строить будете?
– Я так понимаю, вначале деревянные столбы вбиваются.
– Ну, не совсем так. Ты должен понимать, что дерево века не простоит. Его делают для укрепления насыпи. Вы ведь ров копать будете, а с нашей стороны насыпь делать? – муж кивнул. – Она поплывёт, ежели её не укрепить. Для этого сооружаются срубы, которые после засыпаются землёй. Заодно нужно понять, собираетесь ли вы тайные лазы копать, вот их уже надо укреплять и делать так, чтобы внутри ходы не засыпались. Для них нужно обрабатывать дерево особой пропиткой, чтобы не портилось и не горело.
Се первая ступень. Второе, что нужно учитывать – из какого материала крепость будет. Можно ведь земляную всего лишь сделать, ограничиться валом. А можно и деревянную. Но цель такого укрепления? Ежели метать огонь будут, се не убережёт стены от пожара. Значит, стоит подумать о каменных. Из чего вы будете их делать? Камень ведь разный бывает. Можно природный добывать, выкладывая из него стены, используя соединительный раствор, а можно из кирпичей, ежели ещё не загубили производство. Но опять же, на сколько се затянется. Есть ещё один способ.
Я, объясняя всё это рисовала по памяти внутреннее устройство башен, лестницы, ходы, коридоры и бойницы.
– Есть и ещё? – спросил муж..
Смутная тревога заставила меня напрячься. Я, замолкая, прислушалась к внутренним ощущениям.
– На сим всё. Припрячь то, что на столе, быстро. Нехорошее у меня предчувствие, – пока муж прятал в тайник в полу чертежи, я продолжала рассказывать: – Узнай, какие есть заводы поблизости, что добывается и что производится, какие природные ископаемые удобно будет доставлять на место стройки. – Я встала, поцеловала мужа в губы на прощание, собираясь тут же выскользнуть из кухни и идти домой.
Бер же приподнял меня за стан, разворачиваясь и заваливая на стол, покрывая лицо поцелуями. Знаю, се всего лишь для отвода глаз того, кто проник только что на участок, но я так скучала по его ласкам, прикосновениям. Муж на мгновение оторвался от моих губ, гася светильник, после чего продолжил начатое, распуская мои волосы, заставляя забыть про всё на свете, кроме его любви и нежности.
В дом мы вернулись вместе. Я как мышка проскользнула в свою светёлку, стараясь не издавать лишних звуков, словно муж воротился один. На лице играла довольная улыбка. Пусть за нами наблюдали – всё одно не особо среди ночи там можно что-то разглядеть, но его чувства были настоящими, я знаю.
В том, что чертежи припрятаны надёжно, я не сомневалась. Но обыск будет. Завтра стряпчая будет вся перевёрнута верх дном. На сей раз я просто ведала. Никакого шёпота. Хотя не сомневалась в том, что тот, кто шептал, был поблизости всё время. Словно рядом стоял. И я ощущала его чувства, но он не сливался со мною, вызывая боль. Значит, можно обходиться своими силами, ежели я буду открыта для такого общения. Дивным было то, что я не смущалась милуясь с мужем поблизости.
Засыпая я вспоминала руки мужа, ласкающие моё тело через тонкую исподнюю сорочку. Вспоминала ощущения единения с ним и жар, поглощающий наши тела.
Глава 11
Жатва – нелёгкое дело. Трудились все, кто мог. Детей на сей раз пришлось оставить в деревне, дел хватало, а младшенького под присмотром родителей Голубы. Ну и деткам давали наказ помогать старикам, приглядывать за ними. И они уже ощущают себя взрослыми – им доверяют.
Рожь бурею погнуло, потому приходилось тяжко. Особенно мне, когда то дурнота подкатит, то в очах меркнет. Тут же старалась подумать о чём-то другом, стараясь не показывать своего состояния.
Целый день, не разгибая спины мы жали, вязали снопы, а вечером не было сил даже до постели дойти. Очутившись на ровной поверхности, я блаженно засыпала. А ведь домашнее хозяйство никто не отменял. Ладно, мы можем как-то обойтись без щей, но мясо ведь готовить по-любому надо да кашу, да хлеб. Здесь помогали детки, которые с вечера запаривали крупу, а к утру был завтрак. А хлеб готовили раз в седмицу. Снежик руководил Веснянкой, когда она около печи возилась. Они и пасли коровку да лошадь. Дети уже такие большие, я не уставала ими любоваться.
Голуба вставала со мною, ведь скотину накормить, подоить надобно, прибрать навоз. Дети днём выпасут, а Голубе бежать домой в обед да раньше всех вечером, чтоб к нашему приходу успеть подоить. Дети хоть и помогали, да без взрослого совсем не обойтись было. Чад своих мы лишь на ночь видели, уже накормленных и готовых ко сну.
Обнимем каждого, по минутке уделим внимания и спатоньки.
Жали мы ведь озимые, а вслед за ними яровые придётся.
Пока страда была, я прикидывала, что надобно учитывать при строительстве крепости. Какой формы она будет? Пашни никак не огородить, лишь дома с участками. Но три селения – се слишком много, они хоть и рядом, но верхом часа два скакать придётся. А значит, либо отдельные стены для каждой деревни делать, либо пока не делать вообще. Можно построить линию укрепления и сделать башню или редут. А можно и крепость, но за линией.
Потом, ежели делать крепость для военной защиты, а не просто стенами огораживать селение, то форму она должна иметь бастионную четырёхконечную и более, потому как треугольные не имеют никакого толку, внутри не помещается достаточно народу, чтобы оборонять строение. Да и людей где они брать будут. Выделит ли князь или хан военных для сих нужд? Село небольшое, с двадцать изб, пусть в каждом по мужику. Се ж сколько они времени копать ров будут? И только копать. Ещё неплохо бы найти хотя бы плотника, который поможет возвести укрепление для вала. А ведь ещё и лес рубить кто-то должен. Кто всё делать будет? Ну ладно, местным платить не придётся, а ежели со стороны нанимать?
Можно просто земляную насыпь сделать, ведь при копке рва будет извлечено достаточно много почвы. Да и оружие какое войска собрались использовать? Не стрелами же обстреливать будут неприятеля. Есть ли у них пушки? Про военные устройства я читала, только ведь достижения какие-то должны быть за тот век, который уже книги прожили.
Не мало предстояло выяснить всего до строительства. И желательно мне самой се сделать. Понимаю, что меня могут всерьёз не воспринимать, но передавать через Бера воеводе или кто отвечает за строительство укреплений, потом ждать ответ – не дело. Придётся знаниями точных наук доказать, что я не просто баба. Надо мужа попросить устроить нам встречу с главным.
Но я ведь не смогу сама крепость построить. Ну читала я, как се делается, толку-то, опыта ж никакого. А там столько тонкостей знать надобно, да та же усадка земли разная от состава почвы может быть. Я уж не говорю о том, что без чертежей всё без толку. Да и в укладке стен я мало что мыслю.
А ещё нужно учитывать, что за нами кто-то следит. Разбили пару горшков и мисок, пока рыскали в стряпчей, невозможно так дальше жить, ведь семья ставится под угрозу. А значит, нельзя приносить чертежи в дом.
Сии соображения я высказала мужу, он погрустнел, и вновь перестал общаться. Мне кажется или его гнетёт что-то? Почему он не скажет? Голуба рядом, она ему мешает открыться? Но почему? Ведь он её любит, сама вижу, и столько времени прожил с нею? Стало обидно за неё. А ведь через лета и я так же могу ему наскучить...
Нужно узнать, отчего он голову повесил. А что тянуть быка за рога, уже почти дожали се поле, и я решила перейти к делу. Но сперва неплохо удостовериться, что я не придумываю того, чего нет.
Муж жал рожь, потом поднялся и замер неподвижно, что я восприняла как сигнал к действию.
– Голуба, ты се видишь? – потихоньку спрашиваю первую жёнку.
Она оторвалась от связанного снопа и встала во весь рост, приложила руку к пояснице, выгибаясь немного в другую сторону. Я указала взглядом на глядящего вдаль мужа.
– Его что-то грызёт, – ответила она. При сих словах и бровью не повела. Неужели совсем не волнуется? Они ведь столько всего пережили вместе, наверняка, и трудности были, которые преодолевали бок о бок. Она его вообще любит? Или всё, что я доселе видела в ней – всего лишь ревность, привычка?
– Нет, хуже, – возразила я, мне было больно от такого безразличия, а ещё обидно за него.
– Что? – Голуба развязала платок на голове, промокнула им лицо, после чего обратно надела.
– Гложет его что-то, – подсказала я.
– Так плохо? – она посмотрела на него, так и стоящего в той же позе. На сей раз, правда, плечи слегка ссутулились, словно под тяжкой ношей.
– Ты пробовала с ним поговорить? – недоумевала я.
– Сам скажет, – услышала я спокойный ответ.
Хотелось сделать ей гадость. Значит, когда она переживает, он её утешает – так и должно быть, а слова поддержки для него не положено, коли ему плохо?
Как же мне его выпытать? Я понимала, что мужчине "в таких случаях" надо побыть одному, обдумать, и он обязательно вернётся из погружения в себя. Но сейчас уже нельзя было так оставлять. Кабы беды не случилось, а то бывало и такое, что руки на себя накладывали. Не думаю, что се про мужа сказать можно, но чувство гнетущее не даёт покою мне.
– Я уже пойду, дела домашние не ждут, – сказала она громко. Муж словно очнулся от своих дум и вновь стал жать, только вместо колосьев то был воздух. Совсем плохо. Я едва дождалась, когда большуха уйдёт. Почему не хочет помогать? Или считает, что вмешиваться не стоит. Неужели я зазря переживаю?
Стоило нам остаться одним, как мне показалось, что он чуть расслабился. Что же спросить такое, чтобы он открылся мне? Тут напрямую можно, только отмахнётся ведь. Попробую задеть за больное, может вспылит, рассердится, всё одно чувства покажет, а не будет каменным истуканом.
– Бер, а ты не думал стать рисовальщиком? – спросила в лоб. Он повернулся ко мне, и взгляд был растерянным. Я продолжила заговаривать ему зубы: – Отец не дал тебе возможности, но ведь можно не земледелием на жизнь зарабатывать. Ты ведь хорошо рисуешь, можно было б поехать на службу к удельному князю, ему ведь тоже ...
– Нет, – перебил муж. – Зачем ты травишь мою душу? – в его голосе был металл.
С трудом поборола готовые сорваться слёзы. Да, травлю, прости, любимый, но так надобно.
– Бер, ты себя видел? На тебя глядеть страшно. Каждый шаг с трудом делаешь.
– И что, пересилю себя, как всегда. Долг превыше всего, – обронил быстро, словно ежели бы не успел сказать, не осилил бы себя вымолвить си слова. А потом, словно себе под нос, прошептал: – Надоело всё. Я знаю, должен любить поле, землю – кормилицу нашу. А не могу. И жаль прожитых лет. Знаю, нельзя так говорить. Зачем я живу? Чтобы увеличивать население? Выполнить завет предков? – он грустно вздохнул.
– Ты потому книгу пишешь? Неужто уйти собрался?
Он сглотнул.
– Бред! Тебе не понять! Что ты знаешь о долге? Надо кормить детей, жён, понимаю разумом, а сердце не лежит, – в его голосе было столько яду. До чего довели мужика? А мы ведь его доканывали своими разногласиями. Он перехватил серп, делая рукоять продолжением руки, замахнулся им, словно убивая невидимого противника. Сердце неприятно сжалось, причиняя боль, словно она была моею.
Ветер шевелил ещё нескошенные колоски, наполняя воздух духотою, но я видела лишь его затуманенные очи.
И я не выдержал – просто его обняла. Страха не было. Ему ведь тоже нужна поддержка.
– Я знаю, что тебе поможет, – прошептала ему на ухо. – Отпусти меня после жатвы в гости к родителям. Прошу.
– Не вовремя...
– Я знаю...
– Ты не можешь одна...
– Бер, я поеду. Пустишь или нет, а поеду.
– Я не отпущу тебя одну. Отправимся тогда вместе.
– А Голуба, дети? – почему я искала повод, чтобы не быть с ним? Будет ли она меня ненавидеть.
– Я попрошу Влада присмотреть за ними. Он поможет, ежели что.
Мне показалось или в его голосе проснулась надежда? Я чуть отстранилась, а он притянул к себе ещё крепче. И когда я успела полюбить мужа? Всё время сильного, а теперь такого скованного цепями. Неужто началось всё с тех рисунков, которые мне пришлось сжечь? Я не видела, чтобы он сидел с угольком после того.
– Нарисуй меня, – выпалила я и выскользнула из объятий.
Боги, прошу вас, пусть выйдет задуманное, храните наши роды! И словно в ответ налетел ветерок и потрепал меня по голове. Но ведь я в платке? Почему же волосы шевелятся?
Возвращались мы в обнимку, муж держал меня за стан, не позволяя мне вырваться. Пришлось за мною побегать, а я скакала по полю, словно козочка. Давно так не веселилась. В итоге платок был сорван, меня пленили, и мы в обнимку повалялись маленько на земле, муж выпутывал из моих волос остья от ржи и смеялся. Надолго ли сохранятся наши с ним отношения, вот такие – доверительные? Когда можно обо всём поведать. Хочется, чтобы навсегда.
Поле уже было почти всё сжато. Уже не пели кузнечики. Попрятались в траву? Над нами летали ласточки, издавая свои протяжные крики. Интересно, а почему они поют? Вот соловушка весною пел, привлекал самочку, а когда семью создал, так и замолчал. Общаются так? Спросила у мужа, а он рассмеялся. На сердце отлегло. Непролитые слёзы всё же сорвались и заскользили по щекам, окропляя землю.
Мы вошли в деревню, где уже не осталось и следа недавнего набега. Но то и дело сновали взад-вперёд ратники из отряда воеводы. Мне кажется или их больше стало? Муж кликнул одного молодого вояку, у коего ещё молоко на устах не обсохло, неужели и он уже служит? Я понимала, что молодых в бой не берут, а детей отдают на службу уже как двенадцать исполнится, но всё равно как-то неприятно сжалось сердце.
За своими думами не заметила, как парень исчез, а мы изменили направление. Слышался лай собак, блеяние коз. Запахи были навозные... Знаю, его в кучу собирают, сухой травой прикрывают, чтоб лето-два перепрело под солнышком и перегной получился, а на следующий сезон как удобрение использовать будут в поле или огороде.
Вышли мы улочкою за селение, где в шатрах расположились военные. А я думала, что у местных на постое они.
Один шатёр был белым да выделялся среди остальных своею величиною. Бер откинул полог, подле которого было двое дозорных. Они и глазом не моргнули. Внутри был стол с бумагами, над которым склонился немного изнурённый воевода с мешками под очами и неестественно бледным лицом.
– Здравия, – муж отпустил меня, приветствуя друга.
– Здравы будьте, с чем пожаловали? – Влад слегка кивнул мне головою, отвечая на рукопожатие Бера.
– Понимаешь, Влад, тут такое дело... – муж замялся, на меня поглядел.
– Что, вновь шёпот? – спросил вполголоса мужчина, вновь опираясь на стол руками.
Я помотала головою.
– Можно вас спросить? Куда делись остальные чертежи? Ведь не хватает устройства стен, башен, основы. Почему вы не пригласите строителя, изобретателя? – заметила, как муж напрягся. Думает, что лишится сего задания? Боится?
– Мало их осталось, книги пожгли, раньше самоучки были да в роду передавались хитрости. Надо за два лета возвести много укреплений, людей не хватает, – гляди-ка воевода со мной разговаривает, слушает меня да оправдывается. Неужели всерьёз вознамерился принять?
– Одразу после жатвы мы приступим к строительству, – вставила я словечко.
– Мы? – удивлённо вскинул брови Влад.
– Да, Бер и я, – знаю, выгляжу дурой. – Сколько он будет разбираться в том, что вы ему дали, коли ни книг, ни человека, который объяснит всё?
– А ты справишься? – хитро прищурил один глаз Влад.
– Чтобы ров выкопать да насыпь сделать – да. Дальше сложнее. На словах без картинок не пояснишь. Мы не осилим без зодчего. Какова цель укреплений?
– Защитить от кочевников.
– Оружие?
– Лук и стрелы.
– А пушки? – воевода покачал головою.
– Но ведь изобрели и довольно давно...– я быстро задавала вопросы, пока мужчина не опомнился. Но тут важно, чтобы он их просто озвучил, чтобы понял, что бесполезное занятие они задумали.
– Ты слышала, что я сказал? – в его голосе промелькнуло и тут же погасло раздражение. – Пожгли все архивы. Нет ничего.
Он махнул рукой, приказывая мужу вывести меня, что не будет слушать мой бред.
– Но ведь мастера-литейщики остались, – бросила я вслед, выходя сама из шатра и отпихивая руку Бера. Я недоумевала. Как такое может быть? Все знания просто утратили, вот так, враз.
От кого мы защищаться будем? Вспомнила, как мельком, в пылу разговора, опустила очи долу, на карту, разложенную на столе, в которую поначалу вглядывался Влад. Но ведь кочевники с полудня приходят. А стену нарисовали на западе. Тот набег на деревню совершили ведь не кочевники? Против кого воюем? Против своих же?
Все эти вопросы я озвучила мужу, пока шли домой и ответ меня не порадовал.
– До холодов выкопать ров и затопить надобно. Можно треугольной формы делать, но выгоднее наклонный с противоположных боков четырёхугольник. Насыпь нужно будет смачивать, тогда усадка будет лучше.
Муж вновь замолчал и дальше меня не слушал. Потому остаток пути мы шли молча.
На дворе уж давно стемнело. Бер ожил немного, уже взгляд был задумчивый, но не потерянный. Значит, не зря я решилась на сей поступок.
Грустно на душе. В окошках не горит свет. Люди мирно спят. И лишь мы идём в ночи тёплою улочкою, порою какая собака зарычит или залает на нас. И просто молчим, наслаждаясь сими мгновениями. Я ощущаю тепло его тела рядом, запах пота, едва ощутимого, но сейчас приятного. Тереблю его мозолистые пальцы.
Мы уже пришли к своему дому, в калитку меня пропустил муж первой.
– Благодарю Боги! – прошептала я и поклонилась всем, без разбору. И предкам нашим, и земле-Матушке, и скрывшемуся солнышку и загорающимся звёздочкам и Месяцу, ветру и всему живому. Надо чаще просить Богов и чаще благодарить. Всё же они помогают нам.
7158* лето назад мы ведём отсчёт от своей последней вехи. До того были другие летосчисления, от всемирного потопа да и ещё несколько.
Долго ли мы продержимся в сей войне? Влад прикрывается набегами джунгар. Неужели семь с лишним тысяч лет ничему нас не научили? Тогда была война против Великого Дракона, а сейчас против своих. Построим ли укрепления? Как можно было допустить уничтожение знаний? Как мы можем воевать против своих же? Великий Князь предал нас? А, может, его никто и не спрашивал, возможно власть сменилась насильно. Но ведь хан куда глядит, а удельные князья? Значит, Сибири придётся воевать против своего же народа, призванного в Московскую армию. Неужели они пойдут против нас? Печально.
Месяц был почти полный, глядя на нас своими мнимыми очами, озаряя всё мрачноватым холодным светом. Знаю из книг, что то неровности спутника кажутся чертами лица, но как похожи на очи, нос, рот. А ведь Месяц всего лишь зерцало солнышка.
Глава 12
По завершению страды, просушке зерна, обмолоте, наступила пора дождей. Солнышко порой радовало нас, а мы готовились к отъезду. Нетерпелось навестить родителей.
Стройка шла полным ходом, были и умельцы, которые изобретали приспособления, облегчающие копание рва. Меня не воспринимали всерьёз, но муж наедине часто спрашивал совета. Как бы между делом, пока кушал принесённый мною обед или завтрак, ведь мужики были заняты от зари и до зари. Приходил Бер лишь поздно вечером и валился с ног от усталости, в то же время на его лице блуждала довольная улыбка.
Вал со рвом был уже готов, земляною стеною закрывая деревню с одной стороны.
Мы с Голубою таскали зерно на мельницу, помаленьку завершая до холодов основную работу вне дома.
Незаметно наступило время отъезда. Голуба была недовольна мужниным отъездом, чтобы как-то загладить свою вину пред нею, муж распределил наше время так: до отъезда все ночи принадлежали первой жёнке (днём я носила ему обеды), а после он будет лишь мой.
Теперь настал мой черёд наслаждаться обществом Бера.
Бер думал взять мне ещё одну лошадь, но я отказалась. Хотелось быть поближе к нему.
Выехали мы в морось, тёмное, едва посветлевшее небо. Воздух был пропитан влажностью и прелыми листьями. Я куталась в подбитый мехом охабень*, купленный мужем для меня, обработанный какой-то водонепропускающей смесью. Муж же довольствовался рубахою, хотя в седельной сумке имел бурку*. На мой вопрошающий взгляд сказал, мол, до холода привычный он.
Перед поездкой мы изучали карту воеводы, прокладывая свой путь. Ехать следовало несколько дней, при том, чтобы не ночевать на остывшей земле, надо было двигаться быстро.
К вечеру мы добрались до какой-то деревеньки, где нашли ночлег. Отзывчивые люди пустили к себе, ничего не требуя взамен, но мы помогли им, чем могли, не могли не отблагодарить.
В первую же ночь нас хотели уложить по отдельности на двух лавках, либо в сенях на полу, подстелив солому. Мы, не сговариваясь, выбрали сени, пропитанные запахом сушённых ягод да сеном. Зато ся ночь впервые была нашей за долгое время.
