Текст книги "Эннера"
Автор книги: Карин Кармон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)
Неделю назад она отчаянно торопилась уйти. Опасалась не сколько того, что Эль передумает, сколько растерять собственную решимость под натиском его аргументов. Ведь так легко сдаться, позволив уговорить себя не рисковать. И четкое понимание, что потом пожалеет и будет до конца жизни корить себя за слабость, растворялось, таяло под обеспокоенным взглядом любимых серых глаз. Но за секунду до смогла заставить себя убраться с террасы, исчезнуть, стереть след. Сбежать подальше, сюда, в древний мир тлай, чтобы впервые за все это время позволить себе стать собой в полную силу. Поссорить двух внутренних Мир, столкнуть лбами, заставить принять друг друга.
Она не думала– действовала. Торопилась не успеть, боялась передумать, вернуться. Оказалось, что преодолеть барьер, отделявший Фахтэ от остальных Вселенных, совсем не сложно. Гораздо труднее– понять, как поступить дальше. Куда идти, что говорить, как убедить, заставить поверить. Невероятно трудно– узнать путь обратно. Почти невозможно– вернуться. Но все это случилось уже потом, а в начале…
В начале Мира вряд ли могла объяснить, что именно произошло. Полностью потеряла ощущение времени. Не чувствовала– час, день, больше. Только потом словно прозрела. И вспомнила. Внезапно, сразу, все. Как будто тоже получила доступ к капсуле памяти предков, как Роми в пещере. Осознала, что внутренний голос на поляне принадлежал только ей, знала, что же так настойчиво пыталась добиться от Самара, угрожая уничтожить его мир, что хотела узнать, проникая в его память.
Самый древний атради сопротивлялся до конца, возводил блоки, снова и снова. Она– беспощадно ломала. А Гончие терпеливо ждали ее сигнала. И эта борьба убивала не только Самара, но и ее саму. Тот, кому в определенном смысле должна быть благодарна за свое рождение, оказался слишком сильным. Почувствовал в ней противоречие, нащупал доа, сумел надавить, вынуждая ее бороться с самой собой, тратить оставшуюся энергию на самоуничтожение. Каким-то чудом, будучи уже на грани, Мира все-таки смогла выпустить тех, кто Самару не по зубам. Гончие послушно привели в исполнение смертный приговор, завершили начатое и погибли. Она– тоже почти умерла. И все же сумела проникнуть в часть тайн создателя Тмиора, которые он так тщательно прятал от всех.
Ничего из этого не было ее осознанным выбором. Ожившие инстинкты заткнули голос разума, навязали чуждые желания и стремления. И чем больше она разбиралась в себе, в том, что случилось и почему, тем больше крепла уверенность– Самар мог остановить закрутившуюся смертельную воронку. Мог изменить, мог договориться. Мог, но не стал. Предпочел умереть, прекрасно зная, что тем самым погубит всех, кого так долго создавал и оберегал. И как бы парадоксально это не выглядело, именно она изо всех сил старалась спасти обреченных атради, готовая поставить на кон собственную жизнь ради них. Только это был уже ее осознанный выбор, потому что тлай и бывшие доани не должны ненавидеть друг друга. Может быть иначе. И будет.
Потом, придя в себя, снова вернулась на Эннеру, уже с определенной целью. И появившиеся вокруг Тени, десятки, если не сотни мрачных бестелесных силуэтов, больше не пугали. Они теперь были частью плана. Необходимой частью, чтобы разрушить Защиту, придуманную могущественными когда-то тлай. Мира активировала их всех, кого смогла обнаружить на Эннере. Невидимыми щупальцами притягивала к себе, вынуждая подчиняться. Меняла цель, корректируя программу. Гончие созданы уничтожать, но кто сказал, что это нельзя использовать во благо? Принести их знание и умение в жертву, чтобы пробить брешь в Клетку?
Мира прогнала воспоминания. Встретилась с Ллэром взглядом. Попросила:
– Эль, расскажи мне про Урсейю.
– Урсейю? – он нахмурился. – Она… Хорошо, только погоди. Что с атради?.. Ты смогла?..
– Не всех. Но те, кто выжил, уже на Эннере, – виновато посмотрела на него. – Можно, я тебе потом все расскажу? Сейчас ты… Или нет, подожди, – Мира улыбнулась, не выпуская из правой руки его ладонь, левой ласково провела по взъерошенным коротким волосам. Ллэр только-только приходил в себя. Ослабленный болезненными метаморфозами организм продолжал бороться, сил не хватало, даже находясь под питательными лучами луны. Должно пройти еще много времени, прежде чем он по-настоящему окрепнет, станет доа. Но Мира не хотела ждать. Не умела и не собиралась учиться, потому что знала, как помочь, как ускорить. – Я, конечно, не моя мать, – хитро прищурилась, крепче сжимая его руку. – Но тоже умею воскрешать. По-своему. Правда, есть только один способ поделиться энергией тлай, – она стянула пеньюар через голову, отбросила в сторону. – Подходит не для всех, – села ближе, нежно пробежалась кончиками пальцев по его обнаженной спине снизу вверх. Слегка надавила на плечи, вынуждая Ллэра улечься обратно на песок. – Но тебе повезло, потому что с тобой я могу себе это позволить. И позволю, – осторожно, как будто своим весом могла раздавить, уселась сверху. Встретилась взглядом. – Доверишься мне?
Ллэр вскинул одну бровь, ухмыльнулся, ответный взгляд был красноречивее любых слов. Он лишь глазами, не спеша, скользнул по ее телу, но все остальное– предоставил ей.
Это была не просто физическая близость, не просто секс. Или не секс вовсе. Что-то иное, некий глубокий, значительный обмен энергией. Она ничего ни брала, только отдавала. Делилась своей силой, изучала каждую клеточку на теле Ллэра, наполняла собой. Неторопливо, бесконечно долго, готовая на любые безумства, совершая их, пока у самой не осталось сил.
А потом они привычно лежали рядом, прижимаясь друг к другу. Молчали, купаясь в отголосках наслаждения.
– Помогло? – не вытерпела Мира. Приподнялась на локте, заглядывая в глаза Ллэра. – Учти, это мой первый раз, но я старалась. Очень.
– Надо подумать, – Ллэр покусал губу, – проверить… – нарочито шумно вздохнул, уставился в небо и вдруг повалил ее обратно на песок. Выдохнул в самое ухо. – Может, закрепить?..
– Справишься?
– Сомневаешься?
– Провоцирую, – шепнула она, прикусывая мочку его уха и прекрасно зная, какая последует реакция.
Они сидели на песке, у самой воды– безграничный, спокойный океан мира тлай иногда начинал волноваться, и тогда мягкие волны подбирались к их ступням, мягко, словно чего-то боясь, касались, и снова откатывались прочь.
– У доа совсем другая чувствительность кожи, – задумчиво проговорил Ллэр, глядя на свою раскрытую ладонь, потом на тыльную сторону, сжимая в кулак и снова раскрывая. Его кожа еще не светилась так, как у нее, но уже были заметны изменения. – Атради могут… могли, – хмыкнул, – могли… не ощущать ни холода, ни жары. Если хотели.
– Разочарован?
– Ни в коем случае, – он усмехнулся. – Просто надо заново учиться, привыкать к обычным вещам. Будешь следить за тем, чтобы я тепло одевался?
– Угу, и лечить твой насморк, – Мира рассмеялась. И удивилась, как беззаботно это вышло. Как будто и не было всех пережитых волнений, как будто все страхи отступили разом, как будто плохое, действительно, осталось позади. А впереди– совсем другая жизнь. Абсолютно незнакомая, новая, в которой они могут быть просто счастливыми, в которой обязательно найдется возможность осчастливить тех, кто рядом, кто дорог и важен. – Уже думал, чем собираешься заниматься?
– Неа. И вот знаешь, мне, наверное, впервые за долгие годы не хочется об этом думать. Может, сознание еще не перестроилось… А ты? Чем хотела бы?..
– Собираюсь заключить выгодную сделку с матерью, – Мира загадочно улыбнулась. Теперь, когда она многое вспомнила, а главное, столько узнала от Самара, ей будет чем заинтересовать Таль, заставив согласиться на все условия. – Раз уж я так или иначе необходима для ее экспериментов, то хотя бы должна разбираться, что именно там происходит… в этом ее Институте крови. А еще, – встретилась взглядом с Ллэром, – хочу, чтобы у нас с тобой был уютный дом. Только наш. Не замок. Подальше от всех. И чтобы мир… – снова рассмеялась. – Не важно, какой это будет мир.
Он ответил не сразу. Некоторое время смотрел ей в глаза, улыбался краешками губ, потом опустил голову.
– У меня есть на примете одно место… Дома там, правда, нет, но его всегда можно построить… – задумчиво провел ладонью по песку, сгребая и снова выпуская его. – Хочешь, чтобы было поменьше солнца?
– Хочу, чтобы там был ты, – она перестала улыбаться. Серьезно посмотрела на него. – Расскажешь?
– О месте? – он усмехнулся.
Мира повозилась, устраиваясь поудобнее. Сначала откинулась назад, упершись руками в песок. Тут же передумала, улеглась на спину, положив голову Ллэру на колени, перехватила его взгляд. Нежно коснулась щеки:
– Можешь начать с места, если так проще.
Некоторое время он просто смотрел на нее, ласково гладя по волосам. Потом тихо проговорил:
– Я обязательно все испорчу. И не раз.
Мира испуганно застыла, сжалась. Уже испортил, пронеслось в голове. Но все же заставила себя побороть страх, улыбнуться. Шутливо бросить, сделав вид, что уверена в его ответе, знает, каким он будет, и что после него обязательно на душе станет спокойно и легко:
– Думаешь, будет лучше или проще, если я сейчас исчезну? И мы никогда больше не встретимся?
– Нет, с чего ты?.. Нет… – растерянно улыбнулся. – Просто предупреждаю, чтобы ты хоть примерно понимала, с чем будешь иметь дело. Потому что хочу, чтобы у нас получилось. Правда, я сам не вполне представляю… – качнул головой. – Не умею. Никогда не… – замолчал. – Я клинически упрям, когда у меня есть цель. Но, вот сейчас подумал… Наверное, по-настоящему не верил, что, действительно, найду способ вернуть всем нам смертность, – хмыкнул. – Хотя технически, не я нашел, но это неважно. Просто все очень неожиданно. Ты– неожиданно. Даже больше, – Ллэр сглотнул. Серые глаза вновь смотрели серьезно, с какой-то совершенно новой теплотой. – Помнишь, я сказал, что знакомиться с тобой не входило в мои планы?.. Помнишь, конечно. Не самое приятное, что мог ляпнуть в подобной ситуации. И прости… Но я могу объяснить. Попытаться. Это– хорошо. Что не входило, что не было частью замысла. Потому что когда я что-то планирую, рассчитываю– все, что существует– это цель и средства. Так было всегда. И если бы я сразу собирался через тебя подобраться к Таль, я никогда бы не увидел в тебе– тебя. И я бы… Ты в моей жизни– это свет. Яркий… Ошеломляющий. И я боюсь, что он исчезнет. Я– эгоист и не умею быть с кем-то. Очень, очень хочу научиться…. Если бы вместе с продолжительностью жизни можно было подправить и характер, а?
Он говорил, а ей хотелось одного– заткнуть уши, чтобы не слышать. Исчезнуть, убраться подальше, спрятаться в какую-нибудь темную нору, где никто никогда не найдет, сжаться в комок, зажмуриться, вдохнуть и разучиться дышать.
Он говорил, а она чувствовала, как разрастается в горле ком, как по обнаженной спине ползет холодный, липкий страх, как медленно, глухо и безнадежно стучит ее сердце, словно отмеряет оставшиеся им вместе минуты. И сил– на одно дыхание.
Когда Ллэр, наконец, замолчал, осознала, какая же она идиотка. О чем думала? На что надеялась? Уютный дом все равно в каком мире?! Дура! Наивная дура!
Мира сумела сесть, отодвигаясь. Подтянула к груди согнутые колени, обхватила их руками, отвела взгляд– нагота неожиданно мешала, смущала. Прикусила нижнюю губу, чувствуя, как из глаз готовы хлынуть слезы. Понимала, что Ллэр, может быть, впервые в жизни так откровенен, так искренен. Что не стал бы никогда делиться страхами, обнажать душу, если бы она, Мира, не имела значения в его жизни. Но боль от его слов затмевала всё– все мысли, чувства, желания, логику. Правильно или не правильно– уже не важно, все рухнуло, утратило смысл. Всё смешалось, горело, выжигая в сердце дыру.
Ллэр давно молчал, а в висках по-прежнему стучали его слова.
Она не хотела быть светом. Ни ярким, ни ошеломляющим. Тем более, светом, который исчезнет. Просто хотела быть, рядом, в его жизни, с ним. Без определений, без правил. Без инструкций на будущее. Какой в них толк? Нельзя жить по составленным заранее правилам, опасаясь все время что-то сделать не так. Нельзя любить, мучаясь сомнениями и боясь однажды все испортить. Уж лучше не любить вовсе. Ненавидеть. Уж лучше не жить. Уж лучше бы она подохла на Фахтэ или еще раньше, в том проклятом таксилете.
Ллэр молчал, видимо, ожидая ответа. А Мира не знала, что сказать. Отвернулась, до крови закусила губы, боясь разрыдаться или, наоборот, наговорить гадостей, сорвавшись и выплеснув на него всю обиду и разочарование, всю боль.
А ведь ее предупреждали. Говорили. Но она упрямо не хотела видеть, не хотела знать. Цеплялась за нежные слова, за горячие губы, за ухмыляющиеся глаза, которым не все равно, за ласковые руки, которые не лгали. И вот получила! Поделом!
И вместе с тем отказывалась признавать. Не понимала, как это возможно. Он не умеет с кем-то быть, но разве она– просто кто-то? Он хочет научиться, но что это меняет, если она не умеет учить? Если сама не знает– как? Если верила, что у них все получится, потому что это они. Вот так, легко, само собой.
И даже сейчас продолжала на что-то надеяться.
А Ллэр все смотрел на нее и молчал. Тоже кусал губу, хмурился. Потом вдруг поднялся. Отряхнул ладони от песка, протянул руку.
– Вставай.
Она послушно выпрямилась. Почти прикоснулась к его ладони, потом отдернула руку и все же в последний момент сжала горячие пальцы. Встала, не решаясь посмотреть Ллэру в лицо.
Он не настаивал, развернул ее руки ладонями вверх, сосредоточенно подул на них, мягко сдувая песчинки. Оглянулся по сторонам.
– Одеться бы… Там прохладно.
– Там?..
– Там, – абстрактно подтвердил Ллэр. – Ну да ладно. Все равно, ни твой шикарный пеньюар, ни мои супер-штаны не спасут от комаров.
Мира встретилась с ним взглядом. Думала, шутит или издевается. Оказалось, говорит на полном серьезе.
– Каких еще ко… маров?
Он улыбнулся.
– Мелких кровососущих насекомых… – замолчал. – Хорошо бы, им не понравилась фиолетовая кровь. Ну что, идем?
Ответа он не ждал.
Мир в единый миг преобразился.
Вместо низких туч– темное, почти черное чистое, без единого облачка, небо, россыпь сверкающих звезд, и тонкий серпик одной единственной маленькой луны. Вместо соленого океана– огромное зеркало круглого озера, вместо бескрайних песчаных дюн– пушистый лес, дальше– пики гор, светлеющих к вершинам. Наверное, там лежит снег, но до него– бесконечность.
Пахнет травой, свежей. Густая, она мягким ковром подступает к самой кромке воды. Пахнет молодой хвоей и еще чем-то терпким, кисловатым, но приятным. Тишину нарушают сверчки и какое-то гортанное, раскатистое «пение» кого-то еще.
– Это лягушки, – объяснил Ллэр, хотя Мира даже в мыслях не задавала себе этот вопрос. – Звук… Лягушки. Мелкие, в общем-то, скользкие и противные твари. Точнее, земноводные. У вас их, кажется, нет. И на Эннере тоже нет, наверное, потому что нет пресных водоемов.
– Красиво, – буркнула Мира. – Нет, правда, – торопливо добавила, понимая, каким тоном сказала, и как это прозвучало. – И лягушки… тоже.
– Ага, – он хмыкнул. Улыбнулся. – Но я привел тебя сюда не для того, чтобы наслаждаться концертом. Ничего не чувствуешь? Попробуй прочитать мои мысли.
– Не буду, – покачала головой. – Хватило и слов.
– Мне не хватило. Твоих.
Мира все-таки прикоснулась к его сознанию и поняла– бесполезно. Вторая попытка тоже ничего не дала. Да и с остальными способностями ничего не вышло, как будто исчезли все разом. Только выход из Мира легко ощущался, но по-другому. Словно попала в комнату, где кроме одной единственной двери, через которую вошла, больше ничего не было– голые черные стены.
И тогда Мира разозлилась.
– Не хватило моих слов, да? Настолько, что привел туда, где ничего не смогу тебе сделать? Молодец, очень предусмотрительно. Отличное место для расставаний.
– Еще, – попросил, почти как потребовал он. Серьезно, пристально глядя ей в глаза.
Это подействовало, как удар кнута. Подстегнуло. Заставило выплеснуть все, что бурлило внутри.
– Я верила, что возможно… Что ты и я– это возможно, понимаешь? Верила! Не хотела задумываться, не хотела планировать. Не хотела взвешивать все «за» и «против». Думаешь, не понимала, что ничего не получится? Что рано или поздно разочарую или наскучу, и ты уйдешь? Все я понимала. Всегда знала. Еще в самом начале. Такие, как я… Не важно, – тряхнула головой. – Я не хотела слышать, что ничего не выйдет. Это больно. Еще больнее– убеждать остаться, уверять, что все получится, что сможем. И я не пыталась… Я не буду… Не хочу жить с мыслью, что однажды ты все испортишь. Или я испорчу, что скорее всего. Потому что я тоже не подарок. Потому что тоже не умею, потому что всегда порчу. Ты же знаешь, как я жила… Видел мой дом… там, – Мира неопределенно махнула рукой. – В Миере. Я никогда… – запнулась. Сейчас с уверенностью могла сказать, что не любила. Никого. Никогда. Привязывалась, привыкала, увлекалась, но не любила. Не собиралась любить. Это всегда казалось слабостью. Взбалмошная, непостоянная, упрямая, она не искала домашнего уюта и тепла, хотела свободы, упивалась ей. Ценила независимость, ни в ком не нуждалась и не собиралась нуждаться. Но Эль… Он случился и… – Ты все изменил. Меня изменил, – посмотрела в глаза. – Ты, не Таль, не кровь Адана, не Плешь. Ты. Навсегда. Я больше не умею без тебя, – прерывисто вздохнула, но взгляд не отвела. – И это не повод, чтобы ты остался.
– Мне не нужен повод! Я никуда не ухожу и не собирался, и тебе я тоже не позволю уйти. Потому что это… Нет. Без «потому что». Просто не позволю. Я не сомневался, не думал, что возможно, а что нет, не взвешивал все «за» и «против». Мне не нужны правила и инструкции, не нужно верить, я знаю и так. Все знаю. Но мы не должны молчать. Не можем. Надеяться на телепатию, и на что-то там, как-то там. Потому что мы оба скоры на гениальные радикальные решения. И мне нужно, чтобы ты знала– если… или когда… я все испорчу, я собираюсь починить. Не надо жить с этой мыслью. Просто знай. К тому же… – он улыбнулся, – мой дом ты тоже видела. Тот, что остался, не намного лучше твоего. Разве что… его не взорвали.
Мира молчала. Ошеломленно хлопала ресницами.
– Я тоже постараюсь, – сглотнула. – Починить. Но… лучше бы нам не пришлось никогда…
Он не дал договорить, обхватил ее лицо ладонями. Поцеловал. Мягко, но будто бы продолжая улыбаться. Отстранился.
– Никакого «бы». Справимся.
– Тогда не пугай меня так больше, – Мира обняла его за пояс, заглянула в глаза. Улыбнулась. Сначала осторожно, боясь поверить, что ошиблась, что просто не так поняла, что, как всегда, поторопилась и сделала совсем не те выводы. Потом смелее, облегченно выдыхая. – Никогда не пугай так. И скажи уже, где мы.
– Это… это было мое любимое место в юности. Хотя все выглядело не совсем так в те дни, но тем не менее… Вот там, – он кивнул на лес, – вела к основной дороге тропа. Идти через лес… долго, несколько часов, но оно того стоит. Да и поэтому тут всегда было малолюдно. Дорога, кстати, грунтовая. Ее часто размывало. Этот лес считался заповедником, над ним запрещалось летать, по нему не разрешали ездить на автомобилях. У нас не было таксилётов, карбиолётов и прочих подобных лётов. Та дрянь, на которой ездили наши машины… в общем, не то, за чем скучаешь, – он помолчал. – Приезжаешь, паркуешь машину на выезде, а потом– рюкзак на плечи, и ножками, с палаткой. Богатые бездельники вроде меня много, где побывали, но здесь… Здесь меня никто не стал бы искать, – снова замолчал. Посмотрел на Миру. – Добро пожаловать на Нэшту.
– Этим гадким насекомым, как бы они не назывались, я нравлюсь определенно больше. Наверное, тлай вкуснее, чем доа, – пожаловалась Мира, отмахиваясь от очередного назойливого кровопийцы. Наглости и упорству маленьких крылатых тварей можно было только позавидовать. Не спасала ни одежда, которую принес из Замка на Эннере Ллэр, ни умело разведенный им же костер, хотя предполагалось, что плотная материя и едкий дым– лучшая защита. Мира в который раз раздраженно и совершенно напрасно взмахнула руками, отгоняя летучих садистов. Ощутимой пользы от резких телодвижений не наблюдалось, как и от попыток унять зуд от укусов. Наоборот, чем больше чесала кожу, тем сильнее хотелось. Она обреченно выдохнула, мысленно признавая собственное поражение в неравной борьбе с фауной Нэшты. Укуталась в джинсовую куртку, натянув полы на согнутые и прижатые к груди колени до самых пяток. Пробурчала, покосившись на сидевшего рядом Ллэра. – Неработающие способности– это какое-то последствие или вам всегда так везло?
– И то, и другое, – отозвался Ллэр. – Раньше все вполне работало, хотя среди нэш крайне редко рождались люди с психокинетическим даром, кто его знает почему. Может, те же доа постарались тридцать тысяч лет назад, шандарахнули первым экспериментом, зацепили, может, природа посчитала, что так будет лучше. Нет, у нас, конечно, хватало всяких там экстрасенсов и гадалок, но в девяносто девяти случаях из ста они оказывались или просто шарлатанами или умелыми психологами, досконально знашими язык тела, – он прихлопнул очередного комара, щелчком пальцев отправил то, что от насекомого осталось, в темноту. – Кстати, у нас раньше существовали всякие мази-кремы-спреи и прочая химия, но, честно говоря, мне оно никогда не помогало от этой дряни.
– Ладно, буду фантазировать, что могла бы сделать с этими кусачими уродами.
– Не сдерживай полет фантазии, – Ллэр ухмыльнулся. – Нам еще повезло, что здесь сейчас осень…
– Осень– это?..
Он удивленно вскинул брови, чертыхнулся.
– Время года. Надо же… Я совсем забыл о вашем климат-контроле… Повсеместном. Здесь, на этих широтах– четыре времени года. Лето, когда тепло и даже жарко, все зеленое, яркое, потом– осень, переходное, когда становится холоднее… Листья опадают… – он засмеялся. – Никогда не думал, что мне придется объяснять подобное… В общем, потом идет зима– когда мороз и снег… Ты ведь и о снеге не слышала?..
– Слышала. Представляю в теории. Он– белый. И где-то на вершинах гор, так? – улыбнулась, встречаясь с Ллэром взглядом. – Неправильно? Лучше расскажи сам, раз уж мы именно здесь собираемся жить. Мне необходимо морально подготовиться к таким переменам.
– Про снег? Он холодный… ледяной. Он, кстати, есть и на Эннере, только далеко от Бэара. Могу показать. Чтобы подготовилась. Шубу придется купить. Настоящую, теплую, меховую, – посмотрел на озеро. – Температура воздуха опустится настолько, что оно замерзнет. И заметь, без вмешательства термостатов, запущенных на охлаждение. Страшно?
– Любопытно, – Мира проследила за его взглядом. Попыталась представить, как будет выглядеть замерзшее озеро, но воображение отказалось помогать. Слово «шуба» тоже ничего не говорило. Она не стала спрашивать. Надо купить– значит купит. И шубу и все остальное, потому что неожиданно для себя поняла– она хочет здесь остаться, хочет здесь жить. В этом мире, с Элем. С поющими лягушками и настырными комарами. И со всем остальным, что еще предстоит узнать о Нэште. Посмотрела на Ллэра. – Ты когда-нибудь строил дом?
Он покачал головой.
– Так, здесь… нет. Но кое-что об этом знаю, умею. Учти, он будет одноэтажным, потому что нагнать сюда многолюдную бригаду строителей не получится, да и… Высокие дома требуют глубоких фундаментов, а этот мир не позволит вгрызться ему под землю, – Ллэр помолчал, будто подбирая слова:– Он находится в постоянной регенерации, что ли… Естественным процессам– да, искусственным– нет. Я не уверен даже, что хоть один из прибитых комаров по-настоящему сдох, а не воскрес где-то там в траве.
– Это как? – только и смогла выдохнуть она. – Опять вечность?
– Нет, нет. Нам– так точно. Мы здесь– почти как люди. Если не брать в расчет редкие выходы-входы. Но природа… Вот, смотри, – он вытащил из охапки сваленного рядом хвороста длинную палку, сунул ее в огонь. Подождал, пока та загорится. – Ветки– они как бы уже мертвы, я не ломал их, а только собрал в лесу. Поэтому они горят. Но если… – Ллэр пересел чуть в сторону, поднес огонь к траве, – если поджечь то, что еще живет… – стебли вспыхнули, легко, быстро, тут же потускнели, остались тлеть. А потом, стоило огню погаснуть совсем, выпрямились зазеленели снова. – Будет вот так. Начнем рыть яму для фундамента– итог не предсказать. Может выроем, и все будет в порядке, а проблемы начнутся после, может– земля не даст сразу. А комары– сдохнут, когда придет их час. Хотя… не знаю. Не ставил подобных экспериментов.
– Расскажешь про те, что ставил? И про Урсейю. Ты обещал, – напомнила Мира. Теперь она хотела знать про Нэшту все. И лучше, если сразу.
Ллэр вернулся на свое место возле костра, помолчал. Потом шумно выдохнул.
– Урсейя… она была одним из тех экспериментов. Точнее– его последствием. Наш мир развивался совсем иным путем, чем Актарион или Эннера. Я не думаю, что Нэшта когда-либо вышла бы за пределы своей реальности. Параллельные миры для нэш были вымыслом, слои, Надпространство– таких понятий вообще не существовало. Телепатия– сказки, телекинез– фантастические романы. Я говорил, у нас практически не рождались одаренные необычными способностями люди. Но все-таки появился Алэй, а следом– я. Роми считает, что я сильнее него, и сейчас это так, но раньше… Ты же помнишь, я рассказывал, что он явился к моей матери уже после похорон? Думаю, она даже не понимала, как оно вышло. Сон, призрак, который дарит прощальное чудо… Если бы я не был так на него похож, наверяка поползли бы слухи, но ты сама видишь… В общем, он сделал то, что никто до него и никто после. Сумел зачать ребенка уже практически будучи атради. Бог его знает, может уже тогда что-то в нашем мире изменилось. Может– было иным всегда, и потому позволило. Но, как бы там ни было, это дало мне основания полагать, что раз я уникален, то могу пойти дальше. Мы– можем. Алэй не всегда был ярым противником экспериментов. Когда-то он тоже верил, что поскольку есть я, мы способны на… что-то, – Ллэр покачал головой. – Я иногда сам не могу понять, вспомнить, как, откуда эти мысли зародились в наших умах, в каком горячечном бреду я решил, что имею право попробовать. Не зная толком ничего ни о генетике, ни о биохимии, ни о мутациях или чем-либо еще. На фига…
Мира не стала спрашивать, что именно он сделал. Примерно догадывалась, что услышит в ответ. Как и о причинах, побудивших Ллэра желать ребенка. Все просто– обычная история. Скорее всего, через какое-то время пресытился способностями и новыми возможностями атради, влюбился, захотел, чтобы все было как у «людей» его родного мира: семья, дети… Только образ жизни «пленников Тмиора» такой непозволительной роскоши не предусматривал. И тогда Эль со свойственным ему упрямством бросился доказывать себе и всем остальным, что сможет изменить правила.
– Расскажи мне о ней, – попросила. Невольно улыбнулась, перехватив его удивленный взгляд. – Клянусь не устраивать истерик и сцен ревности. Я, правда, хочу знать. Ты вряд ли поймешь, но для меня это очень важно… – она замолчала. Передумала говорить, хотя собиралась– она ни капельки не ревнует. Наоборот, рада существованию той девушки в прошлом, ради которой он бросился экспериментировать, потому что это доказывает, что когда-то он все же хотел и мог и пытался быть с кем-то… И не просто быть. А значит, у них тоже есть шанс. Прикоснулась к его руке, ласково сжала ладонь. – Как ее звали?
– Унали. Ее звали Унали, – он помолчал. – Первые лет пятьдесят я был похож на наркомана в экстазе, которому хочется еще и еще. Я столько получил, и столько еще мог получить. Узнать, попробовать. Я видел перед собой безграничные возможности и бесконечное время. Только и делал, что мотался по мирам, учился, впитывал, всего по-немногу… Даже проверял, как далеко заходит моя неуязвимость. Знаешь, я ведь к тридцати годам излазил Нэшту вдоль и поперек, все искал что-то, сам тогда не понимал, что. Не находил. Деньги были, забот никаких, на будущее плевать. Вот когда закончатся, тогда и… – он хмыкнул. – Потом, когда появилась Роми, когда я узнал об отце… Сделал вывод, что на месте мне не давали сидеть гены. Сразу вбухал немалую сумму в то, чтобы узнать, из какого теста состою сейчас, пока еще человек. Никто ничего не нашел. Никаких аномалий, особенностей, свойств… Роми меняла меня, я тратил все больше и больше на отслеживание этих изменений, но ничего. Теперь понимаю, что технологии моего мира просто были не достаточно развитыми. Возможно, Таль смогла бы найти то, что не удалось тем, кому я платил. Но это уже не имеет значения. И… в общем, когда я приближался к первой сотне– мне все это вдруг надоело. И я захотел домой. А там…
Мира грустно улыбнулась. Как знакомо все это звучало. Конечно, у нее не было впереди вечности, но первое, что сделала, когда окончательно пришла в себя в Давинаре– бросилась изучать доступные теперь миры. Зная про возможность регенерировать и самоисцеляться, не боялась рисковать. Даже больше– искала опасность. И находила, получая от этого странное удовольствие. И если бы не знакомство с Эйтаном, вряд ли осталась бы так долго в Сейфане. Наверняка, продолжила бы бесцельно мотаться по Вселенным.
Может, виной всему просьба Ллэра не вмешиваться, остаться в стороне, позволить ему самому со всем разобраться. Но ведь и до встречи с ним, гораздо раньше, еще до всех метаморфоз, практически с раннего детства она ощущала неприкаянность и непреодолимое стремление куда-то бежать, что-то пробовать, искать, лишь бы не оставаться по долгу на одном месте. Не умела довольствоваться тем, что имела. Ставила цели, увлекалась идеями, чего-то добивалась, что-то бросала, но ничего не приносило настоящего удовлетворения. Нигде не хотелось остаться, никогда не появлялось желание остановиться. Словно какая-то неведомая сила гнала вперед, куда-то зачем-то к чему-то.
Она облазила единственный материк-государство на Актарионе уже к шестнадцати годам. И так и не обнаружила ничего интересного– только похожие друг на дружку мегаполисы, леса, поля, океан. К двадцати успела сменить с десяток профессий, но каким-то чудом все-таки закончила учебу на дизайнера-декоратора, хотя не проработала и дня.
Чем старше становилась, тем больше находила возможностей и поводов метаться по городам Актариона, завязывая приятные и не очень знакомства. Ввязывалась в истории, с легкостью находила неприятности и проблемы, с такой же легкостью выпутывалась из них. Теперь уже знала– из большинства удалось выбраться только благодаря вмешательству Таль и ее влиянию в Актарионе. Но тогда все казалось игрой. Никакие последствия ровным счетом ничему не учили и не вызывали желание остепениться. Найти постоянную работу, может быть, мужа. Посвятить себя карьере или семье.
