Текст книги "Небеса нараспашку (СИ)"

Автор книги: KaliWoo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Пора было включать дуру.

– Я БОГЭМ с гиангскими генами, самка, брожу по галактике в поисках своего места, – затянула песню я, понимая, что от моей убедительности целиком и полностью зависит вопрос того, останусь я тут мёрзнуть или нет, – В этом году настала моя первая весна, и я хотела бы увидеть самок вашего вида.

– Хм, – наездник понюхал воздух, и я заметила, что его шерсть гораздо гуще и пышнее, чем у Вэла, – Только выделяешь феромон?

– Да, сэр.

– Бедное неполноценное создание. Так уж и быть, я подброшу тебя до одного из диких селений, находящегося неподалёку от Главного города, но дальше не пойду: я не собираюсь вмешиваться в дела самок, и не буду ручаться за то, что тебя примут.

– Это уже мои проблемы, – кивнула я.

– Договорились, – по боку громадного ездового зверя прокатилась, разворачиваясь, верёвочная лесенка, – Забирайся.

Некоторое время, устроившись на козлах возле пушистого кучера, я боялась, что моя песенка спета, но наш путь пролегал всё по той же безмятежной белой пустыне без единого намёка на какой-либо конвой, так что я всё же смогла расслабиться, разглядывая наш причудливый гужевой транспорт.

– Этот зверь зовётся жвич, – заметив мой интерес, погладил спину питомца гианг, – Наверняка ты их ещё не встречала. Жвичи хрупкие, их тяжело вывозить с Миту, так что они наше национальное достояние.

Я бы в жизни не заподозрила эту громадную скотину в хрупкости, но лишь покивала в ответ.

Мы ехали так долго, что когда моему взору предстали не заснеженные холмы, а что-то явно рукотворное, я даже протёрла глаза, думая, что картинку исказили слипшиеся от мороза ресницы.

– А вот и селение, – мой провожатый дёрнул поводья на себя, и жвич согласно остановился, – Удачи, да хранит тебя Рэраван.

– Спасибо, – я осторожно спустилась по лесенке прямиком в пышный сугроб, доходивший мне до ключицы. Разумеется, никто не собирался расчищать для меня дорожку, так что я, сомкнув стучащие зубы, направилась к пункту назначения.

Поселение выглядело безлюдным, а в воздухе не носилось запахов пищи. Неужели мой доброхот ошибся, и здесь никого нет?

Вынырнувшая возле меня голова гианга легко опровергла эту версию.

– Кто ты? – тупая мордочка детёныша каймана наклонилась ближе, безбоязненно обнюхивая меня.

– Моё имя Кармен, я пришла поговорить, – мои негнущиеся от мороза пальцы выудили из кармана телефон, на который я сфотографировала вещдок из дела Со, – Вот об этом.

– Где… – морда самки выразила эмоцию, которую я уже научилась определять у Валентино как смятение, – Где, во имя Рэравана, ты это взяла?

– Мне нужно увидеться с той, кто у вас главный. Главная.

Незнакомка сделала моющий жест лапами, и, наконец, решив, что опасности я не представляю, развернулась, показывая более тёмную, цвета соли с перцем, спину:

– Следуй за мной.

Сделав пару шагов, моя новая знакомая нырнула в снег. Приглядевшись, я рассмотрела туннель, замаскированный сугробами. Моя мечта о чинном и исполненном достоинства спуске провалилась, едва я ощутила ледяную гладкость обкатанных стен. Развив приличную скорость и всё же умудрившись не завизжать от испуга, я неуклюже шлёпнулась на гору шкур, буквально потонув в густом меху. Произойди это в другом месте, я бы, пожалуй, сочла такое весёлым.

– Старейшина! – моя провожатая уже встала на четыре лапы, окликая их матриарха, – Я нашла БОГЭМ, которая пахнет, как мы, и у неё с собой снимок хранилища аромата!

Пользуясь возникшей заминкой, я огляделась.

Обитель самок была то ли вырыта в снегу, то ли выдолблена во льду, тогда как надземная часть представляла собой полыми гибридами чердаков и труб, оснащённых виденными с высоты жвича пластинами, пропускающими внутрь достаточное количество света от родных звёзд Миту – тандема из красного и коричневого карлика. Кроме того, тут было на порядок теплее, чем на поверхности, что не могло меня не радовать.

Выбравшись из объятий шерстяного батута, я спустилась на пол, строго-настрого запретив ногам не разъезжаться. Поверхность ничем не уступала первоклассному катку, но встретившая меня самка была способна бегать по нему из стороны в сторону. Тихий звук, напоминающий отрывание застёжки-липучки, заставил меня предположить, что устойчивость гиангов обеспечивают как когти, так и волоски, в изобилии растущие между пальцев и слегка примерзающие к поверхности при каждом шаге.

– Что здесь происходит?

Десять самок, выбежавших оценить невиданное прежде существо, расступились, пропуская одиннадцатую, снежно-белую, с бледно-жёлтыми останками прежнего окраса на сгибах суставов. Цветок на её груди выглядел дряблым, должно быть, Старейшина разменяла не один десяток лет.

– Какое странное дитя, – старая самка приблизилась ко мне, с шумом втягивая воздух, – Кто сотворил с тобой такое?

– Боюсь, я сама, – я вытащила телефон снова, поднеся изображение к подслеповатым глазам собеседницы.

– Быть не может, – Старейшина довольно ловким движением лапы увеличила фотографию, разглядывая склянку.

– Этот вещдок изъят у некоего дзирейра по имени Со, который использовал феромон, чтобы натравить гианга по имени Зейцу на меня и моего напарника.

– Зейцу? Ты сказала «Зейцу»? – засуетилась самка, проводившая меня, – Ты странно произносишь его имя, но… Как он выглядит?

– Большой, очень активный, на шкуре небольшие пятнышки и небольшие уши.

Полный агонии вопль не дал мне объясниться. Он донёсся с другого входа, откуда веяло солёным морским ветром. Закричавшая самка выронила из лап сплетённую из сухожилий сеточку, полную бугорчатых моллюсков.

– Альтейа, – голос Старейшины наполнился металлом, но рассвирепевший четвероногий снаряд уже мчался ко мне. Я застыла на месте, ожидая расправы, но добытчица вовремя затормозила, и лишь раздосадовано стукнула по полу передними лапами в каких-то паре дюймов от моих ног:

– Это ты! Ты покалечила моего сына!

– Альтейа, прекрати немедленно, – Старейшина оскалилась, и две самки безо всякого сигнала оттеснили меня назад, – А ну говори, что ты сделала, негодная девчонка. Ослушалась меня?

– Зейцу – моё всё! Я должна была рискнуть! – шерсть на хребте самки встала дыбом, и я заметила пятнышки, похожие на узор горностаевой мантии правителей человеческой древности.

– Альтейа, ты забыла, что мы, самки, дарим жизнь, но не определяем её, – Старейшина села, сложив лапы под рёбрами.

– Я уберегла моего мальчика от ножа, а эта, – мать Зейцу грозно зыркнула в мою сторону, – Всё испортила!

– Ваш сын попал в руки к маньяку, который использовал его в своих целях при помощи Вашего подарка, – я указала на фото склянки. Шерсть Альтейи пригладилась, гнев уступил место горю:

– Мой сынок… Что же я наделала?..

Обступившие нас самки опустили головы, понимая очевидное: их подруга уже была достаточно наказана.

– Мне жаль, правда, – негромко произнесла я, – Но не сделай я того, что сделала, Зейцу бы убил меня и покалечил моего напарника.

– Я знаю, – голос Альтейи звучал будто со дна колодца.

– Говори, – Старейшина положила лапу на голову своей подопечной, – Говори, что намеревалась сделать.

– Ты знаешь, – отвела от неё глаза безутешная мать.

– Не мне, – матриарх кивнула в сторону меня.

– В том, что сотворила я, обвинили моего напарника, хотя он не сделал ничего дурного, – сжав кулаки, быстро проговорила я, – И я намерена освободить Вэла, чего бы мне это ни стоило.

– Чего бы ни стоило, говоришь? – Альтейа усмехнулась, и я увидела в её глазах жуткую усталость, – Раз так, я расскажу тебе, что случилось.

Остальные жительницы поселения как по команде легли прямо на лёд. Провожавшая меня самка дружелюбно вытянула в мою сторону хвост, и я не посмела отказаться, садясь.

Жизнь Альтейи, как и жизнь многих самок до неё, не отличалась какими-то особенными событиями. У гиангов выращиванием потомства занимаются самцы, но в случае девочек ситуация немного другая: когда те достигают возраста, схожего с подростковым и уже умеют добывать пищу, отцы отпускают их бродить восвояси, вплоть до брачного сезона.

Наступило такое время и для Альтейи. Она повстречала самца из рэра и забеременела, но именно тогда всё пошло не по стандартному для гиангов сценарию.

– Одной из древних традиций нашей расы является принесение даров молодой матери, – бесцветным голосом произнесла мать Зейцу, глядя куда-то сквозь слушательниц, в число которых входила и я, – И это логично, после родов хорошо бы отдохнуть, а не нырять в ледяную воду в попытках отыскать еду. Мы, самки, не приспособлены к ловле быстрой добычи вроде фра-а, – Альтейа открыла рот, и я сразу же заметила разницу: челюсти самки усеивали квадратные резцы вместо иглообразных орудий убийства самцов, – И мой супруг того сезона вознамерился добыть самого большого фра-а во Внутреннем океане, поскольку думал, что я подарю ему мальчика, наследника. Я была рада его заботе. Киблахар нравился мне. Самки постарше говорят, что это всё ребячество молодости, но я ведь понимала, что именно чувствую… Зейцу очень на него похож, такой же… весёлый.

Мы деликатно молчали, пока Альтейа тёрла морду лапами, собираясь с силами, чтобы продолжить. Снова подняв голову, она произнесла только одно:

– Киблахар нырнул в полынью и больше не вернулся.

Как и земные женщины в когтях гормонального шторма, самки гиангов, носящие новую жизнь, испытывают невероятный спектр эмоций. Сначала Альтейа думала, что её супруг тянет со дна настоящий деликатес. Потом, поняв, что время идёт, а его нет, решила, что её обманули и рассердилась. Альтейа отказывалась принять даже малейшую вероятность того, что её избранник погиб в ледяных водах Внутреннего океана, по глупости или из-за какой-то роковой случайности, но минуты становились часами, а детёныш, вознамерившийся увидеть свет, не собирался откладывать своё рождение.

– Он был крошечный, жалкий, дрожащий, и только и мог, что бестолково пищать, – вспомнила былое Альтейа, – Таким Зейцу предстал передо мной, когда я в муках исторгла его на беспощадный лёд. Я была голодна, и никто в целом свете не обвинил бы меня, съешь я чуть больше, чем послед. Но я была той, кто давала жизнь. И, по идее, не определяла, как она пойдёт, – рассказчица недвусмысленно покосилась на Старейшину, – Я могла оставить его там, но что-то во мне не дало этому случиться. Я взяла его на руки, и детёныш затих, пригревшись. Привыкшая заботиться о себе, я и понятия не имела, как ухаживать за ребёнком.

Так началось их путешествие вместе. По словам Альтейи, Зейцу бессчётное множество раз оказывался близок к тому, чтобы повторить судьбу отца, «совал нос куда ни попадя, Рэраван его раздери». Поняв, что не в состоянии справиться с юнцом, грозящим вскоре перерасти её саму, Альтейа держала путь на север, к селениям диких самок.

– А здесь в истории появляюсь я, – проскрипела Старейшина, – Мы согласились принять Альтейю к нам, но её отпрыск должен был отправиться к другим самцам, это было очевидной необходимостью.

– Я научила Зейцу, что он должен был говорить при встрече с сородичами, – продолжила свой рассказ Альтейа, – И проводила его до Главного города. Внушила, что его отец умер, и он скитался один до тех пор, пока не набрёл на город. Своими глазами видела, как моему малышу поверили, мигом загнав к другим детёнышам… Мне бы радоваться и снова жить без хлопот, но тот противоречивый опыт, который я испытала, должно быть, изменил что-то внутри меня.

День за днём мать, терзаемая разлукой, проделывала долгий путь, чтобы повидать сына. Издалека, оставаясь в тени безучастных ледяных и каменных сводов, самка подстерегала момент, когда малышей выводили на прогулку, и они резвились на свежем воздухе.

– Зейцу было не узнать, его кормили тем, что он и должен был есть, а ещё учили всяким премудростям, о которых я не имела ни малейшего представления, – мягко произнесла Альтейа, – Мой мальчик так часто рассказывал свою историю одиноких скитаний сверстникам, что вскоре и сам стал верить в то, что его мать была всего лишь миражом, уловкой воспалённого одиночества. Я не виню его: трудно держать в голове что-то настолько невероятное как заботящаяся о тебе мать, если ты – гианг. Когда же настала пора стерилизации, я… Я не должна была вмешиваться, но я сделала это. У самок тонкие лапы, и некоторые помогают на операции. Я подговорила одну из медсестёр заменить её и сделала в документах пометку, что операция состоялась, срезав, но не удалив наметившиеся тычинки.

Альтейа оглядела нас по очереди, словно призывая судить, но, убедившись, что никто не желает этого делать, продолжила уже гораздо спокойнее:

– Моё сокровище славилось беспокойным нравом. Этого было не отнять. Я понимала, что обман может раскрыться. Мне требовался подкуп. С превеликими усилиями я отыскала друзей моего супруга, моля их о спасении мальчика.

– Подкуп? – Старейшина дёрнула головой, – Но что ты могла им предложить?

– Ха, – усмешка Альтейи была полна горечи, – Я пообещала сезон за сезоном ждать их в условном месте и вынашивать их детей. Ведь потомство – это всё для нашего вида.

– Вот только доброхоты просчитались, отдав Зейцу и Ваш подарок в виде феромонов Со.

– Не думаю, – самка опустилась на четвереньки, – Со выступал в секторе галактики, вход в который был мне заказан, а также, как выяснилось, был убийцей. Рано или поздно Зейцу должен был нарваться на неприятности, и так и случилось. Его фертильность была раскрыта, и теперь, раз он рэра, мой мальчик будет отослан на одну из наших самых дальних колоний на всякий случай, а твой напарник останется в тюрьме до конца жизни, если никто не отыщет способа убрать его раньше.

– Я этого не допущу! – вздыбилась я, – Альтейа, послушайте, я не смогу в полной мере искупить свою вину перед Вами, и именно поэтому я должна придумать, как сделать так, чтобы спасти и Зейцу, и Валентино. Никто не имеет права отсылать невиновного, как и сажать такого же невиновного в тюрьму.

– Что ты можешь, маленькая? – с грустью спросила мать Зейцу, глядя на меня печальными белыми буркалами.

– Одна – ничего, – я подняла голову, – Поэтому мне понадобится ваша помощь. Мы должны выяснить, к какому роду принадлежал отец Зейцу. Киблахар – так его звали, верно?

– Да. Но те, кто знал его, предали его память.

– Верно. Они явно чего-то боялись. Киблахар называл своего ребёнка «наследником», а это весьма странно. Мы пойдём другим путём, – я посмотрела Старейшине прямо в глаза, – Нужно отыскать мать Киблахара и спросить, кто бы её супругом в тот сезон.

По рядам самок прошёл тренькающий шепоток. Было заметно, что они не привыкли к решительным действиям, даже Альтейа, борец по своей сути, выглядела очень уставшей от одного лишь рассказа о пережитом.

– Наши старые самки живут на значительном отдалении друг от друга, поодиночке. Они сочиняют песни о былом и складывают узоры из раковин, – с сомнением проговорила Старейшина, – Если повезёт, и мать Киблахара, кем бы она ни была, не тронулась умом и всё ещё жива, я приведу её. Но кто станет нас слушать? Мы всего лишь самки. Мы даём жизнь.

– Этого более чем достаточно, – я обвела взглядом остальных, подмечая, кто из них уже мог иметь взрослое потомство, – Раз можно найти мать Киблахара, значит, каждая из вас помнит своих детёнышей, даже если они были слишком малы, чтобы запомнить вас.

– Конечно, – Альтейа вслед за мной попробовала скрестить руки на груди и нашла позу удобной, – Но как ты предлагаешь это использовать?

– Мы соберём делегацию из самок, имеющих взрослых детёнышей, и никто из самцов не посмеет дать нам отпор, – мой голос упорхнул куда-то ввысь, к ледяным сводам, – Сможете ли вы смотреть в толпу и находить своих малышей?

– Сможем, но чего мы этим добьёмся? Даже если самцы пропустят нас, даже если ты каким-то чудом добьёшься оправдания моего сына и своего напарника?

– Мы добьёмся мира, в котором ваша культура, ваша история и ваша философия будет достойна тщательного изучения, а не будет предана забвению в опальной брошюрке. Мира, в котором ваши сыновья будут знать не только отцов, но и сыновей. Если это недостойно того, чтобы бороться, то я даже не знаю, что вам предложить.

Конец моей пламенной речи встретило звенящее молчание. Жительницы поселения молча взвешивали все «за» и «против», советуясь исключительно с внутренними убеждениями. Наконец, самка, встретившая меня, шагнула вперёд:

– Мой сын, должно быть, ещё маленький, но я хочу его увидеть. Кстати, меня зовут Паннири.

– Очень приятно познакомиться, – улыбнулась ей в ответ я.

– Мы так обычно не делаем, но… – Паннири помедлила, а затем, поджав передние лапы, опустила голову к земле, оставив задние конечности выпрямленными. Её хвост вымпелом взвился к потолку, и пышная кисточка завораживающе медленно принялась укладываться в новую конфигурацию уже в воздухе, – Я подчиняюсь, доверяя тебе свою голову, и буду следовать за тобой, Рэраван мне в свидетели.

– И я, – ко мне навстречу шагнула самка постарше, тоже приняв подобную позу, – Я хочу увидеть мир, о котором ты говоришь.

– Просто живьём потрошите, – усмехнулась Альтейа, следуя примеру подруг, – Пора вытащить голову из снега и спасти наших мальчиков.

– Значит, решено, – Старейшина обвела сородичей внимательным взглядом, – Я отправляюсь на поиски бабушки Зейцу. Молодые, кто со мной? Вы порезвее будете.

– Наша Старейшина заткнёт за гриву любую, кто посягнёт на то, чтобы обойти её, – ласково промурлыкала Паннири. Её поддержали и другие.

– Ваши бы речи подавать нам на ужин, так они были бы слаще любого фра-а, – засмущавшись, пробурчала матриарх, – Сделаем так, Кармен из рода людей.

И мы, собравшись тесным кругом, подробно обсудили наш слегка безумный, но при этом всё же восхитительный план по спасению Зейцу и Валентино.

… Не могу точно сказать, что подумали стражи города, увидев наш маленький, но решительный женский отряд, но, должно быть, зрелище того стоило. Меня так и подмывало сказать это пресловутое «Отведите нас к своему лидеру», но пока рядом была Старейшина и чётко обговорённый план, сбыться этому сценарию было не суждено.

Остановившись чуть поодаль от крепостной стены, сложенной из громадных блоков непрозрачного льда, мы ждали гонца с той стороны. Несколько самок приняли уже знакомую мне «позу подчинения», повернувшись мордами ко мне. Их хвосты с развевающимися на ветру кисточками были прекрасно видны с любой точки обзора.

Пока ни о чём не подозревающие самцы гиангов совещались в своём ледяном гнездовище, напоминавшем мне обведённую стенами глазунью, я позволила себе оглядеть окрестности. По пути, немного медленном из-за найденной Старейшиной престарелой бабушки Зейцу, мне на глаза попались тёмные участки во льду – охотничьи полыньи, как мне объяснили. Гианги следят за миграцией своей любимой добычи и поддерживают точки входа в рабочем состоянии, периодически откалывая лишний лёд. Увидела я и небольшое стадо жвичей, сородичей того, на котором меня подвезли к самкам. Если с гиангами всё было понятно, то в вопросе того, чем питаются эти громадные звери, я совершенно терялась. Так что я обратилась к Паннири, шагавшей рядом со мной. Та, кажется, удивилась:

– Грызут лёд. Едят снег. На вашей планете большие звери питаются иначе?

– У нас такие огромные животные чаще всего пасутся, поедая растительность.

Моя собеседница весело тряхнула гривой:

– А наши жвичи носят еду внутри!

Только путём целого ряда уточнений мне удалось разобраться, как именно обстоит дело. Жвичи начинают жизнь в море, и, будучи личинками, питаются водорослями. Их тела устроены таким образом, что определённый тип пищи вступает со жвичами в симбиотические отношения, обеспечивая своего носителя питательными веществами в обмен на комфортные условия проживания безо всякой конкуренции. «Водоросли» позволяют жвичам переваривать часть колонии, а животные, в свою очередь, поят их тёплой водой, нагреваемой в защёчных мешках.

Я собиралась было переварить выданную мне информацию в тишине и покое, но тут ко мне подоспела Альтейа. Я привычно замерла, не зная, как с ней разговаривать, но самка окраса далматского дога, казалось, решила позабыть обиды во имя общего дела:

– Странно, что ты, будучи самкой, дружишь с самцом.

– Разве? На Земле это вполне нормально.

– Не верится, – Альтейа клацнула зубами и тряхнула головой, что, видимо, означало удивление и сомнение одновременно, – Мы слишком разные.

– Поначалу Валентино вёл себя как настоящий расист, но он ни разу не оскорблял меня по половому признаку, – чуть подумав, ответила собеседнице я, – Думаю, сначала он воспринял меня как детёныша, о котором поневоле нужно заботиться. Но когда мы вели дела, Валентино общался со мной на равных. Даже считая моих сородичей отсталыми, он всё же нашёл в себе силы дать мне шанс. И я ценю это.

– Говоришь как влюблённая, – на этот раз клацанье челюстей донеслось со стороны Паннири.

– Да что вы всё в крайности да в крайности?! – то ли возмутилась, то ли засмущалась я, – Это ваша неотъемлемая черта как расы? Самцы и самки, матери и няньки, вражда и любовь… Неужели у вас нет чего-то среднего? Нежности, привязанности, дружбы. Альтейа, Вы любили своего супруга и продолжаете любить Зейцу. Вы – середина. Объясните им, что не у всего на свете есть ярлыки!

– В этой промозглой пустыне любить означает чувствовать себя живым, – мягко присоединилась к нашему диалогу Старейшина, – Любить для нас означает хотя бы на время забыть о необходимости выживания. Ты права, землянка, мы не привыкли к полумерам, но, – её коготь бережно ткнулся между моих лопаток, – Будь тут не жар, а слабенькое тепло, ты бы не отправилась на другую планету выручать своего напарника.

– Ну хорошо, допустим! – не зная, что предпринять, на всякий случай надулась я, – Но мы с Вэлом – друзья, и точка!

– Твои чувства – твои слова, – Старейшина остановилась, – Нас заметили.

С тех самых пор мы молчали, терпеливо ожидая посла из города, но наш план решил скорректироваться прямо на ходу. А именно на вопле «Новенькая!»

Такого не ожидала ни я, ни наш отряд амазонок. По невероятному стечению обстоятельств наш маршрут совпал с прогулкой маленьких гиангов.

Когда нам навстречу поспешили серовато-бурые помпоны, я больше была озабочена тем, чтобы случайно не умереть от умиления, чем от попытки классифицировать этих симпатичных крох.

Толстенькие, коротколапые, с ног до головы покрытые волокнистым, словно сахарная вата, пухом, они загалдели разом, окружив меня:

– Ещё детёныш!

– Самочка!

– Давай играть!

– Ты умеешь играть?

– Что с твоим мехом?

Из патовой ситуации меня выручило зычное «Стоять!», и из-за холма показался воспитатель этих пингвинят-переростков. Я обратила внимание на его окрас: градиент от светлого к тёмному на лапах, словно у сиамской кошки.

Мой облик тоже вызвал у новоприбывшего ряд вопросов: это было видно по тому, как он встал на задние лапы, озадаченно принюхиваясь.

– Учитель, учитель, это же малыш, как и мы?

– Она маленькая.

– Давайте заберём её к нам!

– Будем играть!

– Я не пойму, что тут… – наставник молодого поколения рассмотрел весь наш отряд и окончательно замер, думая, что предпринять. Наконец, смекнув, что детёныши успели облепить меня почище муравьёв, отыскавших кусок рафинада, градиентный гианг обратился ко мне:

– Кто или что ты такое? Твой запах сбивает меня с толку.

– Я – БОГЭМ с генами вашего вида. Иду в голов со своими подругами.

– Как странно.

– А мы тоже идём в город! – похвастался ближайший ко мне малыш, приоткрывая пасть, – Мы были на экскурсии, и взрослые показывали нам, как ловить фра-а!

– Вот это да, – тут же подобрав нужный тон, вторила малышу я, заметив, что у него нет зубов, – И как всё прошло?

– Учитель выволок во-о-о-от такущего! – растопырились в разные стороны пушистые передние лапки, – Наш учитель самый лучший!

Я перевела взгляд на их наставника, смущённо заскрёбшего морду, и окончательно поняла, каким образом детёныши гиангов формируют эмоциональные связи со своими брутальными нянями. План в моей голове скорректировался за долю секунды, и железо надлежало ковать, пока горячо.

– Я БОГЭМ, а значит, имею право войти в город и немного поиграть с малышами, – быстро проговорила я. Гианг сиамского окраса даже оторопел от такого заявления.

– Ура! Будем играть! – возопила толпа пушистиков, – Играть-играть-играть!

– Но… но…

– Я безоружная бродяга, и, кажется, нравлюсь им, – я показала руки, – Мои зубы и когти слишком слабы для сражения.

Наставник молодого поколения медлил.

– Думаете, мне, увечной, хорошо живётся на свете? – решила проехаться по жалости я, – Свои меня не принимают, а эти чудесные малыши равнодушны к нашим различиям и зовут играть. Да как Вам не стыдно!

– Ладно! – неохотно, но всё же сдался гианг, – Но потом ты уйдёшь с самками.

– Играть! – засуетились детёныши, а я шустро обернулась к своим новым подругам:

– Ждите меня здесь. Если спросят, скажете, что пришли к главе города, правителю или как его там. К тому, кто стоит над всеми вашими рэра.

– Это неслыханная дерзость, сейчас не брачный сезон, и он не станет нас слушать.

– Скоро вас пригласят внутрь, – заверила матриарха я, радуясь, что восторженные возгласы детёнышей не доносят до учителя мои слова, – Дальше будем действовать по плану, как договорились.

– Кажется, я поняла, – негромко произнесла Альтейа, – Удачи, маленькая.

– Идёшь? – должно быть, наставника молодого поколения раздражала ситуация, в которую он попал по моей милости.

– Да, идём, – кивнула я, отбросив в сторону все сомнения.

У крепостной стены вышла заминка. Стражник у ворот поглядывал на меня с изумлением:

– БОГЭМ? Нашей крови? Кому такое взбрело в голову?

– Кажется, я не удалась, – решила пошутить я.

– Вероятно, так оно и есть, – охранник, по размеру превосходивший Вэла едва ли не вдвое, принюхался, – Запах есть, цветка на груди – нет, как и нашей физической силы и выносливости… Что ж, зверушка, иди, я не могу отказать, раз меня просят такие милые малыши, – громадная лапа осторожно погладила спинку одного из детёнышей.

Когда ворота захлопнулись у меня за спиной, я окончательно и бесповоротно осознала, что впереди меня ждёт настоящий триумф самостоятельности.

Но сначала – игры. И немного пейзажей и интерьеров.

Внутреннее кольцо города оказалось довольно узким, и значительная его часть была отдана под торговые площади.

– Вот такого фра-а мы поймали и съели сегодня! – похвастался один из детёнышей, показывая на витрину лавки неподалёку от нас. Фра-а оказались торпедообразными существами вроде каракатиц, только более обтекаемой формы. Нос существа, похожий на вилку для кутикулы, видимо, предназначался для срезки водорослей или копания в грунте. Лбы некоторых фра-а были охряно-рыжего цвета, и я решила, что это самцы.

– Что ты всё оглядываешься? – проворчал наш гианг сиамского окраса, занятый контролем детёнышей, норовящих разбежаться кто куда.

– У вас красивый город, – озвучила очевидное я. Обустройство было грубоватым и немного топорным, но это придавало особый шарм и отлично сочеталось с жителями. В целом это напоминало вариацию на тему «что было бы, если Средневековье перекочевало в Антарктиду и научилось строить иглу».

– Ха. Не в пример селению самок, да?

Я сочла нужным промолчать.

– Дети, пора в гнездо. Поиграйте с нашей гостьей, а потом спать.

– Но учитель!

– Спать, негодники. И не тратьте время зря, быстрее зайдёте – дольше поиграете, – их наставник смахнул еле заметный полог из шкуры жвича, приглашая детёнышей внутрь выточенной во льду норы, – БОГЭМ, ты тоже проходи здесь. Ты достаточно маленькая. А я закрою.

– Хорошо, – я бы с удовольствием помедлила перед очередным спуском, но навалившаяся на меня группка нетерпеливых экскурсантов живо впихнула меня внутрь.

Совсем как в селении самок, я набрала достойную вопля скорость, съезжая по отполированному тысячей тушек жёлобу, чтобы в итоге плюхнуться на груду мягких и тёплых шкур, и ещё чего-то, в чём я узнала сшитые игрушки, виртуозно копировавшие фра-а, жвичей, а также ещё нескольких существ, названий которых я не знала.

– Вижу, все на месте, – градиентный гианг, притопавший откуда-то ещё, обвёл взглядом вверенных ему малышей, – Я буду стеречь выход, а вы, негодники, делайте, что задумали.

– Да, учитель! – защебетал стройный хор голосов, и, едва хвост наставника исчез за поворотом, детёныши разом повернулись ко мне:

– Во что ты умеешь играть?

… Я очень быстро обнаружила, что гианги знакомы с вариантами пряток и салочек. Ещё в их арсенале оказалась щенячья возня, поразительно напоминавшая реслинг, в чём я в силу хрупкости участвовать отказалась: малыши были не крупнее собак породы акита ину, но уже могли похвастаться мощными мускулами.

Время шло, тихий час близился, а я была занята тем, что учила Элиляка (одного из самых активных детёнышей) фокусу, которым когда-то забавлял меня папа:

– Сколько пальцев у тебя на передних лапках?

– Восемь! – гордо заявил он.

– А вот и нет, давай считать, – я взяла в ладони его пушистую конечность, чьей мягкости могла бы позавидовать даже подушка из гагачьего пуха, – Один пальчик, два, три, четыре. Давай вторую… Считаем?

– Да!

– Восемь, семь, шесть, пять. Пять плюс четыре?

– Де… девять, – он озадаченно щёлкнул беззубыми челюстями, но тут же подпрыгнул, – Ещё! Ещё разочек! Как ты это делаешь?

– Это секрет, – подмигнула я.

– Ну вот… А если я дам тебе свою любимую игрушку, ты расскажешь мне?

– Боюсь, что секрет меняется только на секрет, непоседа.

Элиляк заговорщически огляделся:

– Если я скажу тебе на ушко, расскажешь про трюк с пальцами? Вот остальные удивятся!

– Договорились, – заинтригованно склонилась над малышом я.

– Во льду неподалёку от детской площадки есть трещина, которая ведёт в тюрьму с настоящими преступниками!

– Врёшь, – не поверила я.

– Вовсе не вру! – даже обиделся Элиляк, – Мы с ребятами её нашли! Учитель говорит, под фундаментом протекает река, или лёд тает из-за трения, и строго-настрого запретил нам туда ходить, ведь кого-то может зажать. Дыру залатали, но голоса тех, кто внизу, всё ещё иногда слышны.

– И где она? Эта трещина, – всё ещё разыгрывая из себя воплощение неверия, скрестила руки на груди я.

– Если выйдешь там, где ходит учитель и другие взрослые, иди налево. Сразу не увидишь, придётся прислушаться. А теперь твоя очередь.

Я притянула мордочку детёныша к себе:

– Посчитай пальцы на второй лапке в обратном порядке, и поймёшь, что их столько, сколько нужно.

– Тихий час, – возвестил детёнышей зычный голос их няньки, – БОГЭМ, на выход.

– Я была очень рада познакомиться, Элиляк, – напоследок погладила намечающуюся гривку малыша я, – Кстати, меня зовут Кармен.

– Приходи играть ещё, Кармен, – с радостью взмахнул лапками молоденький гианг, – Скажи, мне отвлечь учителя, чтобы ты смогла увидеть трещину и убедиться, что я не вру?