Текст книги "Десять затяжек (СИ)"

Автор книги: Julia Shtal

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

В итоге Креймер сделал два вывода: курение всё-таки сближало и чувство юмора у Джона напрочь отсутствовало. Это всё самое главное, что он мог понять. И он действительно гордился сделанными заключениями, несмотря на то, что первое было прописной истиной, а до второго, наверное, можно было догадаться и без вреда собственному здоровью. Но Чес был в любом случае рад и, как уже говорилось много раз, ни о чём не жалел. Однако, кажется, это явно не те мысли, которые должны быть в голове, когда продираешься сквозь какого-то пьяницу на этаж, отпихиваясь и отбиваясь от него, и заталкивая его в лифт, дабы как-то отделаться. Справившись с дурно пахнущим источником собрания всех алкогольных ароматов, Чес, выдохнув, направился по тёмному узкому коридору дверей и каких-то громоздких шкафов.

Обойдя это место вдоль и поперёк, он вернулся назад, но решил не ехать на лифте, а пройтись пешком. Ничего интересного в последующие минут десять он не увидал; лишь, оказавшись на тринадцатом этаже, Чес услыхал над собой через этаж какой-то шум, возню, беготню и, кажется, перетаскивание чего-то тяжёлого, но порешил не бежать сразу туда, а проверить сначала пустынный четырнадцатый. Сделано это было тупо для галочки и из-за его прирождённого занудства, но нетерпение всё равно по-страшному жгло в груди. Наконец он смог вернуться на сумрачные лестничные площадки и подняться наверх; по резвой и оживлённой обстановке на этаже можно было с лёгкостью догадаться, что там что-то происходило. Когда Креймер проходил по коридору, его то пихали, то толкали, сопровождая это многочисленными «Извините» или просто угрюмыми взглядами. Квартиры были частью открыты, некоторые люди боязливо выглядывали из-за дверей, а впереди кто-то истошно кричал и плакал. Впрочем, картина типичная для обыкновенного изгнания демона. В конце коридора дверь была открыта настежь, там концентрация криков оказалась выше, что, в общем-то, и понятно; Чес сразу понял, что там происходило главное зрелище. Мимо него то и дело кто-то пробегал, все были напуганы до чёртиков и непонимающе оглядывались на него и робко обходили проклятую квартиру. Креймера никто не спрашивал и не останавливал, только удивлённо посматривали на его олимпийское спокойствие; на деле же никто ничего не понимал, но все знали, что происходит что-то страшное. Собственно, сам Чес также находился в небольшом недопонимании происходящего, но ему было действительно как-то всё равно на это. Он без проблем вошёл в квартиру и сразу в прихожей, рядом с каким-то сундуком с разваленными старыми вещами, увидел причитающую и ревущую женщину преклонного возраста.

– Мой сын, мой сын! – словно молитва, вылетало у неё, а её руки периодически отрывались от лица и взбрасывались вверх. Она сквозь слёзы, показалось Чесу, даже и не заметила вошедшего, а может, увидела, только ей было уже всё равно, ибо прихожая, как потом огляделся он, оказалась наполнена ещё не менее десятью людьми. Кто-то пытался хлопотать рядом с женщиной, кто-то стоял тихо в углу и сдавленным шёпотом переговаривался с соседом, а другие просто нечаянно забежали сюда, с интересом и тихим ужасом поглядывая на дверь и каждый раз вздрагивая от доносящихся оттуда криков и стенаний, а также раз минуту рушащейся мебели. Креймер сразу понял, что его пассажир орудует как раз там, и незамедлительно отправился туда. Кто-то перед тем, как он нажал на ручку двери, предупредительно крикнул ему:

– Парень, осторожнее! Там даже непонятно, кто опаснее: человек или это существо! – Чес удивился лишь слегка и мелко кивнул, нажав на ручку и толкнув дверь. Про себя он улыбнулся и хмыкнул. «Вот уж этот Джон! Распугает всех…» Однако его светлым и милым мыслям пришёл конец, как только он оказался в комнате; не успев толком ничего разглядеть, он оказался грубо откинутым кем-то назад ударом в грудь, из-за чего резко сократилось дыхание, и так сейчас находящееся не в самом лучшем состоянии, а потом вообще упал на спину, головой ударившись о пол; в глазах заплясали огоньки, в мозгах затуманилось, и Чес как во сне увидал перед собой истощенное, бледное лицо с чёрной разинутой пастью и налитыми кровью, безо всякого выражения разума глазами. Креймер в следующую секунду пришёл в себя, увидал, как острые зубы начали целиться в его направлении, а тощие руки схватили его за горло, и приступил к скорой защите. Люди кругом звонко завизжали и мгновенно выбежали из квартиры; лишь ревущая женщина хотела было подползти к захваченному дьяволом сыну, но кто-то с силой оттащил её. Чес быстро и жёстко отпихивал брыкающегося парня и старался откланиваться в разные стороны от щёлкающих буквально в паре сантиметров от его ушей зубов. Силы у охваченного демоном было немного, поэтому даже редко ввязывающийся в драки таксист смог отбиться и последним ударом отбросить его в сторону от себя. Парень приземлился и довольно сильно ударился головой о тот самый сундук, около которого сидела его мать. Пока он очухивался, Чес резко вскочил и побежал к входной двери, чтобы прикрыть её и не дать парню сбежать. Когда это было сделано, Креймер обернулся и увидал: жертва очнулась и теперь стремительно надвигалась на него. Ему пришлось, слегка дёрнувшись в сторону, ловко стукнуть локтем по голове пригнувшегося для толчка ему в живот парня; нечто похожее на удар всё-таки произошло, однако Чес даже не заметил этого, зато получил сполна каким-то острым предметом по тыльной стороне ладони – видимо, когда парень приземлился около сундука, то не стал терять время, а захватил ножик либо спицу. А может, что-то другое – Креймер так и не понял, что там звякнуло об пол и закатилось в угол, ведь был больше озабочен тем, чтобы жертва демона вновь не встала.

Глянув вниз, под ноги, Чес смог увидеть, что удар его оказался силён. Парень был повален навзничь; Креймер ощутил в левой руке жжение, но не обратил должного внимания, всё ещё тяжко дыша и отходя от произошедшего – случилось ведь это всего в какие-то считанные секунды. Таксист нагнулся, а потом и присел на корточки, заглянув в лицо парню и точно теперь убедившись, что тот не опасен. Вдруг тень накрыла его, и он быстро поднял голову, потом как обычно тепло улыбнувшись.

– Джон, а ты знаешь, что люди бояться тебя как демона? – шутливо спросил он, вставая с пола и добродушно глядя на хмуро смотрящего на него человека. Тот лишь хмыкнул и, кивнув в сторону распластавшегося парня, бросил:

– Хороший удар, – как всегда, произнесено с равнодушием. Но Чесу и этого хватило для широкой улыбки. Креймер встал и, продолжая смотреть на Константина, почувствовал, что в его собственном взгляде проскальзывает та самая нотка детского восхищения, из-за которого чувство собственного величия Константина обострялось до небывалых высот.

– Спасибо, Джон, – ответил Креймер и пронаблюдал за тем, как тот взял бедную жертву за шкирку и потащил назад в комнату. – Почему ты не берёшь меня? У вас, я так заметил, очень интересно, – добавил Чес, дойдя до порога и не решаясь пройти дальше, ведь знал привычку Джона изгонять демонов без помощи посторонних. Тот дотащил почти что бездыханное тело до середины комнаты, грубо кинул его и навис, словно что-то пытаясь понять. Потом вдруг вспомнил, что его, оказывается, спросили, и коротко бросил:

– Стоит тебе попробовать делать одно и то же пятьдесят раз, так всякая, даже самая интересная работа покажется нудной и рутинной. И нет здесь ничего интересного, – он вновь встал в полный рост и хмуро глянул на своего помощника. – А вырубил ты его славно – долго ещё не придёт в сознание, – усмешка, ленивый зевок и многозначительный взгляд, явно намекающий на то, чтобы Креймер прикрыл дверь.

– Вот всегда так… – слегка обиженно произнёс Чес и, насупившись, закрыл дверь. Он отошёл было всего лишь на метр, но щёлка приоткрылась, и шёпот возвестил ему:

– Это настолько скучно, что намного интереснее покажется сидеть в машине. Это я сказал не для того, чтобы тебя успокоить, а для того, чтобы ты поспешил спуститься и перепарковать машину, иначе у нас есть великолепная возможность пройтись пешком. Я думаю, два километра до дома после бессонной ночи не есть хорошая перспектива.

Чес прицокнул, закатил глаза, подошёл к двери ближе, заглянув в щёлку на надсмехающееся лицо Константина, и проговорил в ответ, почему-то также тихо:

– Почему ты не можешь обойтись без выбрасывания зеркала на улицу? Мне кажется, в скором времени я пропишусь в автомастерской как постоянный клиент… – он не смог скрыть раздражения, хотя вовсе его не испытывал, а это было так, из-за постоянных очередей на ремонт и довольно крупных сумм. Но и это на самом деле он уж давно простил Джону.

– Оу, неужели мой дорогой Чесси сердиться? – с каплей наигранной приторности и килограммом сарказма спросил он, потом негромко рассмеялся и закрыл дверь. Ещё долго слышался его смех оттуда, а Креймер не мог перестать смущаться от этого странного «Чесси», которое продолжительное время не могло выйти из его головы. Он плюнул, мысленно проклял дар Константина ловко подстебать и покинул квартиру, решив всё-таки, что тот предупредил его не просто так. Около входа в прихожую, рядом с дверью, преданно ожидала мать обуянного демоном, и, только повернулась ручка двери и Чес высунул голову, она сразу накинулась на него с расспросами. Он уверил её, что всё будет нормально, нужно только подождать, и скорее направился к лифтам. Пришлось опять преодолеть туеву кучу народа, где каждый считал своей обязанностью спросить Креймера о том, что происходит и насколько это опасно. По возможности ответив многим общими словами, таксист смог подобраться к лифту и всё же уехать. Опускаясь неспешно вниз, он опёрся спиной о стенку и, вдохнув-выдохнув, закрыл глаза. Что-то его всё-таки сегодня взбудоражило; румянец не спешил сходить с щёк; вы не представляете, сколько раз за всю жизнь Креймер проклял это своё наказание. Наверное, это была плата вперёд за какие-то его ещё несовершённые грехи. Только какие? И когда они должны совершиться? А может, уже совершились? Чес часто спрашивал себя об этом, но потом всё-таки начинал считать, что от таких мыслей можно свихнуться, потому и резко переключался на что-то другое.

Как только двери лифта раскрылись, он услыхал звонкий, переливчатый удар и мысленно попросил, чтобы это было не на его машину. Но, сколько спеши, не спеши, сколько ни старайся успеть вовремя, как много ни проси, карма есть карма; Креймер понял это остро, когда выбежал на улицу и увидал, что злосчастное зеркало приземлилось не иначе, как на его машину. Всё всмятку, даже спасать нечего. Этот раз оказался хуже предыдущих, Чес научился распознавать степень запущенности положения и происходящее сейчас оценил самим высшим баллом по своей шкале. Он выбежал из подъезда, всплеснул руками, крикнул «За что?» и без сил упал на колени. Он понял, что остался без машины, ибо собрать из этого жалкого шлепка металла нечто похожее на автомобиль было невозможно.

Но сокрушаться долго Креймер не стал и вскоре присел прямо на поребрик, со стороны поглядывая на машину и на до чёртиков удивлённые лица прохожих. Даже проезжавшая мимо полиция остановилась, на минуту вышла, поспрашивала прохожих, чья эта машина, и, не удовлетворившись, поехала обратно. Таким образом Чес просидел минут двадцать, а после очнулся от ладони, довольно мягкой опустившейся на его плечо. Он не мог не вздрогнуть и после снова обругал себя – уж слишком это было не по-мужски.

– Ну что, пройдёмся пешочком или предпочитаешь угнать машину? Лично в моём районе это возможно, хотя нам всё равно придётся идти и довольно долго, – Чес встал и, хмыкнув, улыбнулся.

– Пошли пешком, если ты не против. А с машиной сам разберусь, не беспокойся, – дружелюбно сказал он и пошёл вперёд, плечом слегка толкнув Джона, будто подгоняя его, но сделав это совсем нечаянно. Но Константин не поддался и даже не шелохнулся, а наоборот своим плечом притормозил Чеса и, нагнувшись к нему, тихо проговорил:

– Делаю одолжение… даже не знаю, по какой причине. Может быть, через неделю ты увидишь новую машину. А может, и не увидишь…

– Нет, я сам с этим разберусь, – твёрдо проговорил Креймер и продолжил движение вперёд. Уж чем-чем, а своими проблемами он не собирался обременять Джона. Развернувшись, он добавил: – Тебе же наверняка в скором времени нужна будет машина. Через неделю не подойдёт. К тому же, я сам виноват, что поставил её туда. Думаю, что даже можно было что-нибудь сделать с этими обломками, но надо посмотреть.

Константин обернулся в его сторону, растянул губы в ехидной усмешке и сделал шаг.

– Вот ты какой… нет, твой максимализм мне понятен. Однако мне не понадобится машина. В этом и вся загвоздка. Свою вину признавать не буду, со своей делай что хочешь, но от своих слов насчёт новой машины за мои деньги я не отказываюсь, – он зашагал вперёд по улице, оставив позади себя удивлённого Чеса. Тот пару раз моргнул, переварил всё это в мозгу, а после, догнав его, прямо сказал:

– Тогда и мне не будет нужна машина!.. если и тебе не нужна… – говорил, исподлобья смотря на него, Креймер, а после хмыкнул. Тот усмехнулся и покачал головой.

– Какая забавная преданность, – равнодушно и с долей иронии произнёс Константин и зашагал быстрее. Это было единственным ответом на его восклицание, далее последовала тишина; Чес не знал, как продолжить беседу и как воспринимать это молчание. Так-то он был сильно удивлён сказанным Джоном; впрочем, такое изумление от каких-то слов было не впервые. Однако в голове явно не укладывалось то, что сам Константин дарует ему машину; по крайней мере, Креймер не хотел с этим мириться и в любом случае решил, что откажется от ненужной, слишком неприемлемой для него помощи. Правда, всё это было только в мыслях – а так пойди, скажи это ему. Чес понимал, что плохо не уметь давать сопротивление, но отчего-то учиться этому за счёт Джона не хотелось – спасибо, уже кое-чему он научился у него, и это кое-что было отнюдь не хорошим.

Но порешив всё-таки на том, что потом сам восстановит машину, Чес, глянув на адрес улицы и запомнив его ещё раз, лениво поплёлся за ним. Улицы были пока пустынны, люди только-только начинали выползать из своих сонных нор, а дороги стали понемногу заполняться автомобилями с зевающими водителями. Креймер тоже не помнил, как сегодня вообще живым добрался до места встречи, ибо спал от силы часа три-четыре. И сейчас спать хотелось жутко. Или курить. Курить, наверное, больше. Креймер про себя горько усмехнулся и покачал головой: никогда бы в жизни он не подумал, что такие мысли для него действительно возможны. Хотя, вероятно, после встречи с Джоном вообще всякое возможно, пускай и самое нереальное. Только в определённой степени… что-то всё же оставалось в разряде фантастика. А вот что – Чес сформулировать не мог. По крайней мере, на трезвую голову.

– Ждёшь десятой затяжки как нечто особенного? – издевательство было в Константине всегда неизменно, это Креймер понял ещё давно, но до сих пор ему было как-то не по себе слышать это. Казалось, что это должно было пройти и освободить место доброте. Но, во-первых, с какой стати, а во-вторых, Джон и доброта уже по определению вещи несовместные.

– Почему я должен считать, что номер десять что-то значит? – как можно более равнодушно спросил Чес, даже удивившись довольно реалистично выдвинутой лжи в своём голосе – обыкновенно его враньё ощущалось с первого слова. Так повлиял Константин? Или что-то ещё?

Он же пристально посмотрел на него, заметно потряс головой и тихо прошептал, казалось, только для себя:

– Ты становишься похожим на меня… – Чес всё же услышал и с неподдельным удивлением воскликнул:

– Почему? – какие-то остатки детской наивности Джон, видимо, услыхал в этом возгласе и мелко улыбнулся. Эта мелкая улыбка была порой многим для Чеса. И даже сейчас, по прошествию столького времени.

– Почему? – Константин поправил ворот рубашки и стряхнул с плеча прилипший листок. – Да потому что ты дурак, вот почему!

Креймеру, как всегда, пришлось удовлетвориться этим ответом. Он уж давно привык слушать какие-то обрывки, обглоданные остатки и довольствоваться лишь ими. Мы же ещё помним про его роль королевского придворного и эту самую участь? Можно смело заявить, что ничегошеньки не поменялось за эти девять затяжек – всё также. И если уж сегодня уже десятая, то о какой глобальной перемене может идти речь? Чес понял, что уж и не врал, говоря так Джону – наверное, оно потому и звучало правдиво, а врать он так и не научился. Вообще ничему не научился, кроме как курению – так понял сам Креймер.

Знакомые серые, только сейчас малость сонные улицы куда-то сворачивали, извивались, поднимались в горки; Чес вовсе не чувствовал усталости, наоборот понял; в ранних утрах что-то есть. Было прохладно, малолюдно, небо кое-как подёрнулось розовым светом, ветерок был слаб и приятен, а атмосфера сама не была перенасыщена той активной городской жизнью, которой был пропитан каждый, даже самый малый, мегаполис; разница была лишь в том, что вокруг находились многоэтажки, а не тенистые леса с полями. Да даже если прикрыть глаза на пару секунд, то можно было без труда оказаться в воображаемой деревне, а не здесь – уж так похожа была атмосфера. Креймер вдыхал глубже, однако, сколь чист или грязен не был бы воздух, для него он всё время будет с привкусом дыма, а уж хорошо это или плохо – определить было нельзя.

Чес остановился только тогда, когда его спутник неожиданно притормозил около разветвления улиц. Он вопросительно глянул на Константина: тот выглядел хмуро и задумчиво. «Кажется, далее он хочет пойти один…» – бегло пронеслось в мыслях у Креймера; не за много лет, а за эти полторы недели научился он определять намерения Джона.

– Твой дом там. Иди. И приходи к… – он на секунду замялся, подумал и договорил: – К восьми. Сейчас времени нет с тобой возиться. И ещё у тебя что-то с рукой, – указал кивком головы в сторону его располосованной руки и быстро зашагал по мощённой камнем дороге, плавно ведущей вниз. Лишь его плащ как-то слишком красиво развевался на ветру; Чес ощутил, как под сердце ему ввели необходимую ежедневную дозу печали; даже руку саднило менее отвратительнее. Укол был и так болезненный, а само снадобье оказалось куда хуже; однако это горькое лекарство ему нужно – прописано принимать раз в день, можно больше, от приступов феерических мечтаний и грёз. Подписано и заверено доктором Джоном Константином под его страшным диагнозом дурацких мечт с заголовком… какой заголовок дать? Как обозвать эту лабуду? Манерно покачав головой, Креймер нервно улыбнулся и скорым шагом поспешил по своей улице, вовсе не смотря под ноги. С какой стороны к вопросу не подходи, в какие метафорические формы его не обличай, всё равно главное остается загадкой. Он уж, честное слово, не знал, что делать с собой и своим прирождённым глупым ребячеством. А впрочем, вскоре он отбросил эти лишние философствования – всегда считал, что это явно не для него. Чес точно не знал, его ли эта улица и туда ли ведёт эта большая замшелая дорога; кровь с руки удалось кое-как стереть, удивительно, но ничего не запачкалось. Креймера даже выбесила эта его удачливость, ведь он знал, что если повезёт в таких мелочах, значит, он облажается в чём-то более крупном. Собственно, это уже не должно удивлять, правда?

Чес, сжав в руке салфетку, быстро и с безумным видом шагал по улице, совсем не заботясь о том, куда вела та. Больно не было ни внутри, ни снаружи; только как-то странно и пусто. Короче, ужасно. А может, это было таковым только в его видении. Креймер шёл податливо, согласно тому, как вела улица, и не обращал внимания на происходящее вокруг. Он даже не мог сказать точно, где его дом и куда нужно свернуть. Он просто слепо следовал маршруту, указанному Джоном. Снова, в который раз. А не верить означало нечто такое ужасное, что, по мнению его самого, уже нельзя было искупить в Аду. Как и всегда, Константин стал его путеводной звездой; уж было видно, что путь опять окончится каким-то жёстким провалом и стремительной летящей вниз кривой, но Чес был и рад.

Остановило его бесконечный круг размышлений жжение на тыльной стороне ладони, где, как оказалось, хорошенько прошёлся лезвием тот парнишка. Салфетка давно превратилась в красную мокрую тряпочку, Чес выбросил её в первую попавшуюся урну и достал другую. Даже несмотря на кровь, Креймер решил не идти домой, а пройтись где-нибудь вокруг да около – к тому же, кровотечение вскоре остановилось, и боль стала утихать. Но эти глупые мелочи были, ясное дело, не самой главной мыслью в его голове. У парня было такое неприятное предчувствие, когда, вроде, всё вполне себе идёт своим нормальным чередом, то есть не плохо и не хорошо, а всё равно возникают смутные сомнения и волнения. Они мелкие, но столь противные, что, кажется, будь они огромными, можно было умереть сразу только от их представления. Немного удручающее состояние, одним словом. Безо всякой на то причины хотелось напиться и загрустить в какой-нибудь из многочисленных забегаловок, желательно ко всему этому – заказать какую-нибудь шлюху. Да, Креймер и сам удивлялся своим необычным мыслям, столь нехарактерным для него. Но, кажется, он уже давно перестал быть собой. Тогда, когда взял в рот свою первую сигарету. Тогда он изменил всем своим принципам; а всякое изменение сопровождается глубокими последствиями. В его случае итогом была крайняя разбалованность и распущенность, которые, словно пиявки, ловко присосались к его душе; сразу налицо все слабости и невозможность устоять перед ними.

Чес прошёл ещё пару кварталов, прежде чем понял, в какую сторону ему пойти, чтобы встретить нужное заведение с нужными обитателями. В итоге дошёл сначала до многолюдной дороги, потом, пройдя по ней лишь немного, свернул на боковой переулок, ещё большой и опрятный, но постепенно становящийся всё более узким и грязным. В конце концов со всех сторон вокруг него стали виднеться обшарпанные стены, перевёрнутые мусорные баки, странноватые личности с безумными глазами (только сейчас Креймер понял, что шёл в забегаловку, прославленную не только ядерно продирающими напитками и красивыми женщинами, но и сильно действующими наркотиками, которые продавались за мизерные цены во всех углах того здания). Попрошайки сидели практически на каждом шагу, укутываясь в свои лохмотья; вонь стояла не то чтобы дикая, но резко бьющая в нос, а под ногами то и дело попадались картонные пачки и объёмные упаковки. Это была воистину самая грязная улочка в Лос-Анджелесе. Где-то в конце неё должен находиться бар, соединяющий в себе элементы и стриптиз-клуба, и питейной, и танцплощадки, и публичного дома; короче, для разгульных людей находка и только. Ну, может, туда хаживали не только разгульные люди, а ещё и потерявшиеся, но, кажется, это совершенно ненужные мелочи, ибо кто хочет называть себя несчастным, когда впереди его ждёт нечто приятное?.. Конечно о таком не задумываешься, всерьёз при этом не зная той самой причины, что привела туда… а в ней-то и кроется ответ на довольно сложный вопрос.

Вот уж впереди стал виднеться тупик; где-то рядом, знал Чес, находился и бар. Это место ему однажды показал, между прочим, сам Джон, но так, мимоходом и впопыхах, хотя ему раньше и не хотелось туда идти. А теперь было желание просто поселиться там. Хотя это уж чересчур; Креймер решил посмотреть по обстоятельствам. Притом же к восьми нужно было быть у Константина, желательно в трезвом виде; Чес боялся скорее не напарника, ведь тот мог попросту не обратить внимания на то, что его подмастерье под шафе, а себя самого… неизвестно, что он мог наговорить в нетрезвом виде. Алкоголь сильно ударял ему в голову, иногда даже чуть ли не со второй рюмки или стакана, поэтому он не любил выпивать. Последний раз он напился тогда, когда выпускался из школы; помнил юный выпускник из того адского дня, вечера и ночи не многое: полностью место сбора, какой-то захудалый ресторан, все разговоры ровно до половины третьего стакана… чего? Вот на этом и образовывалась огромнейшая пропасть в его памяти, очнулся Чес тогда только на следующий день ближе к вечеру под каким-то деревом. Сначала всё было хорошо: свежий ветерок обдувал, птички заливисто пели, травка была мягкой и не мокрой. А потом началось: свинцовая голова, мышцы болели, сознание отказывалось приходить в себя, на теле – лишь какие-то обрывки рубашки, благо, что штаны были на месте, правда, показалось много странным, что куда-то всё-таки делись трусы, но тогда это было неважно. Все остальные человек двадцать развалились беспорядочной массой на полянке впереди; около деревьев удалось место занять, кажется, немногим. Его бывшие теперь уже однокласснички находились в примерно таком же состоянии: часть одежды отсутствовала, все в дичайшем похмелье, денег в карманах нет, только лишь потом, когда все очухались, удалось собрать кое-как общими усилиями десять долларов и этим оплатить проезд в автобусе, водитель которого сжалился над ребятами. Да-да, ушли от тихого ресторанчика они тогда действительно далеко – аж за семьдесят километров. Наверное, позаказывали машины, которых после не увидали и которые наверняка кто-то угнал. Как оказалось, одна машина всё-таки осталась, но и та была в озере. И вот такие вот, с огромнейшими долгами за плечами, с тяжёлыми головами, без денег, голодные, обмёрзшие, они, прижавшись друг к другу, ехали в автобусе. Чесу едва удалось вспомнить смутные обрывки, однако тогда он решил всё же узнать, что конкретное вчера говорил и делал. Спросив сидящую вблизи одноклассницу, миловидную, но глупую брюнетку, насчёт этого, он увидал весьма странный ответ: девушка, встряхнувшись и едва узнав его, вдруг хитро улыбнулась и покачала свой кудрявой головкой. «Много чего делал… после этого я даже стала тебя уважать». Подробностей он так и не узнал – девушка отключилась. Парень, на чьё плечо опустилась её головка, также улыбнулся и также покачал головой: «От такого тихони, как ты, этого мы не ожидали. А вообще не парься – все вчера были хороши, да ещё пуще твоего». Что говорил и делал в тот роковой вечер, Креймер так до конца и не узнал, но даже по неясным отрывкам таких же подвыпивших людей ясно вынес один урок: алкоголь совершенно выбивает из него человека. Более одного стаканчика чего-нибудь спиртного ему нельзя.

Об этом сейчас почему-то задумался Чес, толкая тяжёлую и железную, безвкусно сделанную под старину дверь. Она никак не вязалась с полусовременным интерьером внутри; казалось, что бар обставляли вообще люди без элементарных знаний дизайна. Здесь ажурные подсвечники, там уж виднеется блестящий шар под потолком, столы и стулья – все сплошь из разных наборов, про посуду и скатерти говорить вообще нечего; а сама барная стойка была вообще будто бы выдолблена в Средневековье из камня и кое-как дожила до наших дней. Впрочем, само помещеньице было довольно приличных размеров для такого рода заведений; в распоряжении были даже два следующие этажа для… а в общем, понятно для чего. Бар назывался «Диана», а отчего так, а не по-другому, вообще неизвестно. Правда, постоянно не горели одна либо две буквы, поэтому и запоминался бар каждый раз по-разному: то Дина, то Дана, то Дна. Снаружи это было неприметное здание, но внутри… говорят, это было одно из рентабельных заведений в районе. Весь первый огромный этаж делился на разные зоны: танцпол, сам бар, столики, пару шестов для стриптиза. Здесь всегда было темно, казалось, окон нет, дым плавал вечным, не ослабевающим облаком под потолком, ибо курили здесь безбожно, лишь подсветка как-то разбавляла это царство тьмы и бесконечно льющегося спирта. Днём в баре было довольно спокойно, но по-прежнему многолюдно; можно было представить, какие вакханалии начинались ночью. К тому же, Креймер пришёл ровно в то время, когда основное веселье заканчивалось и усталые пьяные гости отправлялись по домам. В зале тихо звучала клубная музыка, уборщицы, лениво зевая, убирали горы мусора с пола и со столов, бармены сонно пересчитывали купюры и изредка протирали стойку в одном и том же месте, а подсветка в виде разрозненных синих кружков как-то печально остановилась на танцполе и некоторых столиках рядом. Кроме него, в зале было человек десять, но все выглядели напрочь уставшими и либо курили, либо тихонько тянули из стакана водку. Запах перегара был Чесу больше неприятнее, чем запах сигаретного дыма… хотя он, как вошёл, сразу поморщился, определив, что курили здесь весьма посредственный и дешёвый табак.

Креймер прошёл к бару; молодой, с грубыми чертами лица парень кинул на него удивлённый и презрительный взгляд, потирая какой-то бокал вот уже как минут пять. Чес присел около стойки и сказал:

– Джину, пожалуйста, – кажется, это «Пожалуйста» было слишком неуместным в таком случае; бармен кинул на него теперь уже насмешливый взгляд и достал ловко откуда-то маленькую бутылочку из тёмного зелёного стекла и рюмку. Креймер отсчитал нужное количество денег и положил их на стойку; если бы он пил джин каждый день, то через две недели такой роскоши стал бы совсем бедняком, ибо джин здесь славился отличным вкусом и хорошим качеством, а также заоблачной ценой. Чес схватил бутылку и рюмку и направился к ближайшему столику. Сев за него, он стал с интересом оглядывать присутствующих здесь. Слегка впереди него сидели два мужика, вдрободан напившиеся, но не хотевшие езжать домой; сейчас они что-то негромко обсуждали, заливая каждое предложение рюмочкой. Чуть поодаль и немного влево сидел тоже какой-то парень, слушавший музыку и спавший на своей руке; было странно, что его не выгнали, как и всех засыпающих в клубах. Это были все люди, что находились перед Чесом; посмотреть, кто позади, удалось не слишком хорошо, ибо было темно и неудобно. Да даже лица этих мужчин он не смог увидать из-за сумрака и смрада в помещении, но, кажется, за его спиной сидели в разных углах тоже какие-то в нетрезвом состоянии парни и даже пару женщин – ещё красивых, но уже переходящих в такую стадию, когда ночные тусовки и безмерное количество алкоголя начинают сказываться на их внешности. Но все они были на приличный порядок лет старше Креймера. А сам он точно и не знал, на что надеялся. Просто в душе было какое-то волнение и жуткое напряжение, перемешанное с недовольством, которое ему надоело глушить собственной мужественностью. Хотелось дать себе слабину хотя бы сегодня, когда было странное предчувствие, будто Джона у него забирает неведомая сила… Ах, мы и забыли про это сказать, но в последние два дня его не покидало чувство, что должен прийти скорый конец их затяжкам: то ли по его собственной вине, то ли по вине Константина, то ли в силу внешних обстоятельств…