Текст книги "Кандалы религии (СИ)"
Автор книги: Julia Shtal
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
– Останься, Чес… – почти шёпотом и даже просяще. Никогда бы Константин не подумал, что может так. Креймер на мгновение даже язык проглотил, но потом всё-таки оттаял и неуверенно спросил:
– Зачем тебе это, Джон? Мне показалось, что ты давно исключил меня из своей жизни… – тяжко вздохнув и дёрнув плечами, говорил он с невесёлой улыбкой, спускаясь по ступеням. Константин лишь молча смотрел на него и не находил никаких более или менее внятных и вменяемых причин; на секунду ему закралась мысль в голову: может, и правда не нужно?.. Может, это лишь его очередное эгоистичное желание, ни на чём более не основанное? Тут-то и стало ему страшно. Точнее, жутко. Он молчал, ступая на мягкую гнилую подстилку листьев, и глядел под ноги, на сменяемые серо-коричневые пятна.
– Я ведь скучал, Креймер… – вдруг тихо добавил Джон, вздыхая и злясь на себя за то, что нужные слова не приходят в голову. – Не думай, что я просто бездельничал и наслаждался жизнью. Я, решив перерубить связи с прошлым, считая его грешным, старался теперь жить с чистого листа и так, чтобы иметь право ступить в Рай. Я думал, что это довольно не сложно, но… всё оказалось куда ужаснее. Если ты за эти полтора года чему-то учился, выкарабкивался из трудных ситуаций, словом, жил, то я просто существовал. Прозябал это время, – он резко поднял голову кверху, смотря на разбавляемое чёрной гуашью ночи небо, и ощутил, что так стало легче. – Знаешь, чтобы попасть в Рай, нужно пройти Ад. Я это понял, но слишком поздно. В моей жизни теперь нет ни толики радости или счастья, у меня нет друзей – всё лишь однодневки, каждый мелкий грех приходится залечивать ненужной добродетелью. Короче, я загнал себя в рамки. И, знаешь, один мой день был похож на другой, хотя я и старался выходить на улицу чаще; что уж и говорить, я с неё вообще не уходил. И вдруг, среди этого жуткого мрака моей слабохарактерной жизни, появляешься ты! Ты, кого я также причислил к прошлому, с которым нужно обрубить все связи! Пойми, я не хочу терять… хотя и, возможно, приведёт это к чему плохому, но я не хочу… Готов даже признать, что мне нужно прошлое, чтобы ты остался. Готов на всё… – горько ухмыльнулся и безрадостно посмотрел на Чеса. – И даже сейчас, вместо того чтобы извиниться, я глупо закидал тебя своими проблемами. Сам видишь, какой тряпкой стал повелитель тьмы…
– Прекрати, – Чес резко развернулся и схватил его за ворот пальто; пару раз встряхнув, он продолжил: – Ты просто потерялся! И вовсе не тряпка. Пожалуйста, делай что угодно: жалуйся, плачь, проси о помощи, но только, прошу тебя, не унижай себя! Так ты становишься мало похожим на себя прежнего… но ты ведь прежний. Сейчас, передо мной!.. – Чес отпустил его и прямо заглянул в глаза; Джону был невыносим этот прямой, вскрывающий всю его душу взгляд. А ещё дико не верилось, что он прежний; Константину захотелось покачать головой, усмехнуться и сказать, что тот ничего не понимает, но слишком серьёзное выражение лица Креймера сбило его с намеченного плана: он будто бы поверил. Хотя нет – и правда поверил.
Толпа стала проходить мимо не оглядываясь; наверное, таких сцен здесь было предостаточно. А они стояли ровно посередине; также и эти слова, сказанные Чесом, – встали в жизни Джона где-то ровно на середине, на очень важных отрезках. И он предполагал, что последующая жизнь зависит от его слов. Но каких? Насколько нужных? И вообще: необходима ли ему эта новая жизнь? Уже и так натерпелся от разных переворотов в ней… Но Константин решил, что всё-таки нужно. Хмыкнув и улыбнувшись, он опустил голову, неспешно выдохнул и пристально взглянул на ожидающего его ответа Чеса. Хотя Чес ничего и не спрашивал, он явно ощущал, что тот требовал от него какого-то ответа. Подул сильный ветер, и на их головы полетели желто-оранжевые листья; Джон очнулся и тихо начал:
– Прости, Чес… ты прав: я и правда запутался. Я сам не свой, хотя, возможно, и прежний. Здесь уж я не знаю. Тебе… тебе со стороны виднее, – он быстро поднял взгляд, столкнулся с карими глазами и тут же обратил взор на позади стоявшее дерево – эти глаза умели обжигать. – Просто, несмотря на то, что я бежал от прошлого, я теперь понял одно точно: я не хотел бежать от тебя. Тебя бы оставил в своей жизни, но так получилось, что ты… И я до сих пор виню себя за то, что произошло там, в ту ночь… что я разрешил тебе увязаться за мной. Ведь всё чуть не окончилось смертью… твоей, – Джон ощутил неприятную дрожь, а на тёмном небе со стороны востока стали будто бы вырисовываться те мрачные ужасные картины. Он встряхнул головой.
– Пустяки, что ты! – Креймер усмехнулся и провёл по волосам, заглаживая их назад. – Тут я виноват кругом: сам ведь напросился несмотря на риск. Не бери это в голову, Джон! – он искренно улыбнулся, похлопал его по плечу и пошёл вперёд как ни в чём ни бывало; Константин лишь оторопел от такой реакции, хотя в следующую же секунду понял, что прежний Чес неисправим, и нагнал его. Вот всегда он обделывал все самые сложные дела так легко! Может, какие-то изменения с ним и произошли, но главное, основное, то, что Джон так любил в нём, осталось в неизменном виде. И он был рад, что никто не сломил его парнишку, не согнул его в три погибели и не омрачил его естественного света внутри себя. Лишь эта гадкая тварь под названием жизнь наложила ему глубокий отпечаток серьёзности на лицо, но всё изменить ей не удалось. К счастью. Молча ступая рядом с Чесом, Константин пристально глядел на его профиль, на сжатые губы, на куда-то в упор глядящие глаза и не мог насмотреться, будто этот парень был его наркотиком и этого наркотика его лишили аж на целый год.
– Впрочем, Джон, если захочешь, то можешь рассказать мне всё: хоть я и не был твоим лучшим другом, но всё-таки немного понимаю тебя и знаю… Просто поверь мне, – Креймер искоса глянул на него и слабо улыбнулся – вообще, все его сегодняшние улыбки казались измождёнными и до ужаса убитыми, казалось, что на самую искреннюю и простодушную он тратит неимоверно много сил. Джон знал, отчего это: здоровье того было подорвано из-за множества операций. Даже сейчас, спустя год реабилитации, он ступал нетвёрдо и выглядел бледно, а каждую неделю непременно наведывался ко врачу. И это Константин на всякий случай отслеживал…
– Я верю тебе, Чес. Верю и расскажу. Собственно, я уже практически всё рассказал. А ещё я чувствую, что наша встреча… какая-то роковая. Или ты предпочитаешь верить в случайности? – он улыбнулся; Креймер усмехнулся, покачал головой, неуверенно пожал плечами и зачем-то поднял с сырого асфальта только что упавший позолоченный лист; между тем они выходили из сквера.
– Я уже запутался, Джон, во что я верю, во что не верю… – тихо говорил он, вертя в пальцах листок и пристально его рассматривая. – Религия говорит одно, государство – другое, душа – вообще что-то третье и едва осязаемое, эфемерное. И вот разрываешься между этими тремя частями. А ещё знакомые (якобы друзья) нагнетают со всех сторон свои твердолобые и гнусные мнения!.. В общем, сам видишь, Джон, я запутался не хуже тебя. И ещё предлагаю помощь… вероятно, я очень отвратный психолог, – он поднял голову и улыбнулся, но на этот раз только глазами; Джону казалось, что только карий цвет мог излучать такой свет – больше никакой.
– Нет, ты, наверное, хорошо разбираешься в людях. Однако проблемы у самого психолога редко влияют на качество его консультаций. По одному простому принципу, что это его работа, – Константин перевёл взгляд на сухой, с светлыми виднеющимися жилками лист в бледных пальцах Креймера и улыбнулся. – А это не твоя работа. Ты можешь дать мне совет, а можешь его и не давать. Это твоё право. Но что происходит у тебя? – Джон резко поднял свой внимательный, но далеко не пристальный взгляд на лицо Чеса, а потом тут же добавил, осёкшись: – Извини, если вопрос слишком личный… ты имеешь полное право не отвечать.
– И также полное право ответить, – усмехнувшись уголками губ, докончил за него Креймер и легко выпустил из пальцев листок, пустив его в ближайшую мутную, тёмнонебесную и светло-звёздную лужу; оба слегка приостановились и проследили за тем, как отчасти спокойную гладь нарушил лист и заставил мелкую рябь пройтись по ней. Потом вновь продолжили свой неспешный бесцельный путь.
– Я так же… так же, как и ты, Джон, был не очень счастлив новой жизнью. Во-первых, всё омрачили эти бесконечные операции, уколы, таблетки, строгий режим, правильное питание, здоровый образ жизни, постоянное наблюдение у врачей и пару месяцев лёжки в постели. Это было не то чтобы ужасно – жаловаться мне вообще грешно в таком случае, но это оказалось слишком скучно. Никто не навещал меня. Все забыли про парня, которого звали Чес Креймер, а когда он вышел, удивлённо заохали, лишь некоторые извинились за то, что не посещали по причине занятости. Но, честно, я бы находил время для друзей всегда… Во-вторых, я полностью ушёл в религию – не хмурься и не удивляйся, Джон, если бы не она, мы бы не встретились, – заметил вдруг серьёзно Креймер, сузив глаза и заглянув в его душу. Да, в душу. Именно туда. Константин сразу же хмыкнул и слегка пристыдил себя. Чес спокойно продолжил: – Но и здесь оказались подводные камни: утоляя одно желание, натыкаешься на кучу проблем. Так всегда. В любом деле. Вот и я… нет, знаешь, я не стремлюсь в Рай, – задумчиво говорил он, опустив голову набок и смотря в пол. – Я точно знаю, что ничем не заслужил такое. Поэтому остаюсь лишь обыкновенным человеком, слепо поклоняющимся высшей силе. И я не живу так добродетельно, как ты, и оттого у меня совсем другие проблемы. Религия обвилась плотным кольцом вокруг шеи и душит меня, – он быстро взглянул на него и вновь опустил взгляд, как бы проверив, не смеётся ли над ним Константин, но тому было далеко не до смеха. – Я чувствую, что когда-то давно добровольно позволил ей накинуть этот хомут на себя, а теперь никак не могу развязать его узел. Это был я. Я сам себя убил, Джон. Точнее, убиваю. Понимаешь, Джон? Меня убили не смертельные удары и не проблемы с позвоночником, а именно я, я себя убил! И я не могу сказать, что недоволен жизнью, что лишь существую, что мне чего-то не хватает – всё в нужной мере, и даже счастье изредка светит в мою захудалую избёнку, – но религия, все эти её запутанные молитвы, все эти хитромудрые словечки, нарядное убранство, будто какое наблюдающее за тобой око – это всё отягощает мою жизнь. Нет, не спеши называть меня сумасшедшим – я не раз бывал у психолога и…
– Вовсе не считаю, – мягко перебил его Джон, уверительно похлопав по плечу. – Просто я буду всегда исходить из такого мнения: если признают сумасшедшим тебя, то умалишённым с этого времени буду и я; а если ты абсолютно нормален, значит, и я здоров. Пусть будет так, хорошо? Наши проблемы имеют одинаковый корень, но две разные ветви, два разных направления. Только я не могу понять, что тебя душит?.. Хотя отчасти я близок к этому пониманию…
– Этого не передать, Джон! – вдруг воскликнул Чес и, не удержавшись, схватил его за рукав. – Это началось после случившегося со мной… мне нужна была опора, так как на земле вся раньше существующая и, как оказалось, мнимая убежала в разные стороны. И я серьёзно схватился за Бога, как утопающий за тростинку. А теперь я не могу оторвать руки от этой тростинки, будто она была покрыта клеем, а я уж давно не в воде. Может, это моя плата за спасение? Тогда это слишком коварно… – он опомнился и отпустил рукав; Джон не вымолвил и слова. – Просто я понял совсем недавно, что все эти молитвы, вся эта смиренная жизнь и образы святых вовсе не для меня – я слишком прост для той священной морали. Я хочу вновь не верить. Но не верить не получается – это будто болото, в которое когда-то увязла одна моя нога, и теперь я весь потихоньку затягиваюсь туда. Я стараюсь грешить, даже недавно начал делать разные гадкие делишки… – запнулся, покраснел – ей-богу, как мальчишка. – Но всё равно, каждый раз я снова возвращался в церковь и начинал исповедоваться. Не знаю, какая такая сила ведёт меня обратно в это проклятое ложе, но она явно играет нечестно. Что-то засело в моём мозгу и не даёт жить нормально. Но я знаю точно: есть средство против этого, – Креймер поднял загоревший какой-то мыслью взгляд на собеседника; тот крупно заинтересовался и даже затаил дыхание. Между тем они остановились на перекрёстке; по серой дороге мелькали разноцветные пятна машин, кругом стояла толпа, слышался разномастный говор, в минуту происходили тысячи движений, светофоры мигали согласно своему плану, потихоньку зажигались фонари. Константин смотрел на серьёзного, увлечённого Чеса и не мог оторваться; Господи, это уже становилось неприлично!
– Какое… средство? – шёпотом спросил он; Чес стопроцентно не услышал, но наверняка догадался даже по движениям губ или выражению взгляда, поэтому продолжил, хотя видно было, что он мог продолжить и так:
– Я чувствую, что, совершив какой-то огромный, совсем непростительный грех, я смогу полностью снять с себя тяжёлые кандалы католичества. Да, вполне понимаю, что меня ждёт Ад; хотя это лишь вероятно, но не возможно на все сто процентов, я готов даже к такому. Пусть Ад, хотя, наверное, мои глупые слова покажутся тебе просто детским лепетом – тебе ли не знать, как там, в Аду, чтобы слышать такие фразочки! – Чес хитро дёрнул губы в улыбке. – Но я готов на Ад. Однако вместе с тем я буду пытаться выпросить для себя местечко в Раю, делая после этого много хороших дел, только уже без помощи злосчастной религии. Она – паразит. Я это понял. И ты, Джон… ты счастливчик. Ты презираешь всё это, хотя в душе веришь. Но веришь ты легко, так, что сегодня если захочешь, то будешь католиком, а завтра, по одному лишь желанию, станешь уже атеистом. Ты свободен. Хотя всё равно несчастлив и полностью запутан в себе. А я наоборот. Понимаешь, зачем мы столкнулись? – светофор слишком вовремя включил (будто бы) спасительный зелёный свет и уныло запищал; повелитель тьмы и его бывший водитель тронулись вместе с толпой.
– Получается, ты хочешь кого-то убить? – усмехнулся Джон, внимательно глянув на Чеса; тот замотал головой и сжал губы. – Но как же?.. Это довольно тяжёлый грех. Ну, либо у тебя есть в запасе семь смертных грехов – здесь точно не промахнёшься…
– Нет, Джон, всё не то! Мне противна мысль об убийстве. Мне противны все эти семь вариантов, мне противно даже красть, чёрт возьми!
– Так может, ты и создан для религии? Для веры в Бога? У тебя, по правде сказать, действительно чистая душа… – заметил Константин и вновь шагнул на асфальт; они свернули на менее людную улочку.
– Нет-нет-нет! – схватившись за голову руками, почти что кричал Креймер. – Я… я просто слаб, Джон. Называй вещи своими именами. У меня душа лишь с виду чиста – ты не представляешь, сколько в ней грязи…
– Так думает практически каждый. Ты не оригинален в этом.
– Вот видишь! Я даже не оригинален. А ты говоришь про какую-то душевную чистоту… бред это всё, Джон, – уже опустив руки и успокоившись, шёпотом добавил Чес; его взгляд вмиг стал стеклянным и упёрся в асфальт. Константин с минуту смотрел на него и ожидал продолжения; в его расстроенных мыслях и так творился хаос, а теперь всё запуталось ещё больше. Когда они дошли до очередного перекрёстка, он начал первым:
– Креймер, давай я придумаю какой-нибудь грех, который ты сможешь претворить в жизнь, но и такой, чтобы тебя потом совесть не замучила…
– Я его уже давно придумал, Джон. И ты в нём… занимаешь не последнюю роль, – горько и даже отчаянно усмехнувшись, выдал вдруг Чес и поднял на него свой взгляд: какой-то убитый, взгляд загнанного в угол человека. Константин сразу почувствовал, что это даётся тому нелегко.
– Может, не надо? Это, кажется, для тебя похуже убийства…
– Не знаю, Джон. Мне нужно ещё много чего обдумать. Это… это, конечно, не убийство, но что-то в наших с тобой душах обрушится конкретно, может, нам с тобой после этого будет закрыта полностью дорога в Рай. Именно поэтому мне нужно ещё всё хорошенько обдумать и взвесить… – Креймер вздрогнул от накатившего холодного порыва ветра и укутался побольше в свою куртку. – А ещё мне нужно понять, насколько это окажется полезным и для тебя. Может быть, одним грехом мы сможем убить двух зайцев… может, и твоя проблема будет решена, – он поднял на него слишком серьёзный, слишком пристальный взгляд – такого взгляда у прошлого Чеса, которого Константин знал, не было. Его передёрнуло от всей этой таинственности, серьёзности и непонятности, но он ответил лишь сдержанным кивком, выражая покорность и согласие. Тем временем улица поспешно заканчивалась; они перешли на другую, чуть побольше этой – в принципе, было жутко всё равно, куда идти, лишь бы была дорога, а её направление – не важно. Спустя минуту задумчивого молчания Джон негромко заговорил:
– Но, может, тебе и не стоит слишком оттягивать это событие? В смысле, свой план? Может быть, это единственное наше спасение, а ты скрываешь… – на это Чес лишь горько усмехнулся и, покачав головой, принялся греть дыханием свои оледеневшие ладони; у него был вид мудреца, знающего наперёд, что и куда может привести. Только теперь Константин начал понимать ту перемену, произошедшую в нём; принять это оказалось для него самого не таким простым делом. Он не мог свыкнуться с мыслью, что его вечно беззаботный водитель теперь такой… такой взрослый и серьёзный. Будто ему должно исполниться не двадцать, а уже лет пятьдесят, будто прожил он за эти полтора года намного больше его и намного больше знает. Знает и понимает, что приведёт к погибели, а что – к спасению. И, возможно, самый явный вариант есть самый пагубный.
– Кто знает, может, наше спасение сейчас как раз в том, что я своего плана тебе не рассказываю? – задорно глянув на него, весело спросил Креймер. Джон покачал головой, усмехнулся и буркнул «Дурак!». В это время улицы стали складываться в знакомые очертания дворов, а дома постепенно становились привычными; он начал понимать, что неосознанно вёл Чеса в свой дом. Через пару кварталов – его квартира. Бегло взглянув на вновь призадумавшегося Креймера, он выдал:
– Зайдёшь? – Чес нежно посмотрел на него и кивнул – Константин вздрогнул, увидев этот взгляд: это было как приветом из прошлого, как неким напоминанием Чеса, что в нём многое осталось на прежних местах. И вот это всё хрупкое, дорогое, но определённо имеющее корни в прошлом Джон и любил… и не понять, сколько его ещё осталось там. Хотелось верить, что достаточно; но почему же он не обращал внимания на это в своё время? Он и не знал, и не думал, и не хотел думать; кажется, в прошлой жизни он был глупцом. Теперь же частицы прошлого оставалось собирать по крохам, но ничего, Константин соберёт.
– Знаешь, мы с тобой странные. Полтора года не виделись, начали разговор с какой-то странной, почти безумной темы, а тем не менее друг друга поняли. Что это? – удивлённо заметил он, смотря на равномерно передвигающиеся носки своих чёрных ботинок; Креймер пожал плечами, хмыкнул, расстегнул верхнюю пуговицу и только потом ответил:
– Я, кстати, могу знать ответ и на этот вопрос. Но он тесно связан с моим планом… ну, насчёт греха, – отчего-то смутился и опустил голову. – Поэтому ты узнаешь всё в своё время. Мне нужно собраться с силами, чтобы сказать тебе об этом, мне нужно понять, таков ли ты, что сможешь принять мои слова. Хотя я точно знаю, что повелитель тьмы и мой план весьма далеки… – тяжко вздохнул, покачал головой, улыбнулся. – А вообще, я просто и искренно рад, что мы встретились. Я ждал этого. Мне кажется, ты – моё спасение. От всего. Ты всегда был им. А потом исчез, и началась эта жопа… Ты ведь тоже это понял, да? – хитрая улыбка зажгла бескровные губы; Джон вздохнул, поёжился и свернул в боковой двор, потянув его за собой.
– Понял ли я? Наверное понял. Да, ты прав. В моей жизни началось тоже что-то странное, когда я уехал оттуда, оставил тебя и все свои воспоминания, – задумчиво соглашался он, остановив свой стеклянный взгляд на видневшемся галстуке Чеса. – У меня вдруг стали появляться безумные идеи, которые и вовлекли меня в нынешнее безрадостное положение… Если ты считаешь, что несёшь тяжкий груз, хотя и не хочешь и вроде пытаешься вырваться, то я сам, добровольно тащу его, но лишь ради конечной цели. Лишь ради Рая. Но… теперь, признаться честно, после года такого житья мне уже всё опостылело. Я хочу избавиться от этого: я понял это как только ты появился в моём поле зрения. Мне теперь остро стало всё равно – попаду я или не попаду в Рай – мне хочется жить. Жить, как настоящему человеку. Потому что мне кажется, что ещё чуть-чуть, и из этой пропасти религиозно правильной жизни меня будет не вытащить. Я становлюсь скучным, чёрствым. А Писание предполагало другое. Видишь, сколько в религии минусов? – Джон потёр лоб и стал искать в кармане ключи от подъезда; Чес молчал, с совсем недетским видом переваривая эту информацию у себя в голове. Его губы чуть подрагивали, глаза уставились в одну точку и будто в одно мгновение побледнели, а дыхание стало редким и тихим. Константин остановился около тёмно-зелёной двери и, шаря в карманах, изредка поглядывал на Креймера; в одну секунду ему показалось, что тому стало плохо – уж слишком бледным было его лицо. Чес, заметив его вопрошающий и взволнованный взгляд, ответил слабой улыбкой и покачал головой.
– Нет, всё нормально, Джон. Но ты и сам должен понимать, что я теперь здоровым не стану. Я даже на работу едва-едва устроился… сам знаешь, каково мне искать место с плохой рекомендацией из института, – грустно улыбнулся и сжал губы, устремив взгляд в пол, словно прокручивая в памяти что-то. Константин достал таблетку от домофона и приложил её; между тем в него будто бы пустили немного кислоты – сказанное начало сильно разъедать его душу. «И ведь правда, он без высшего… наверное, сложно. И это я виноват. Ну, хотя его никто не заставлял, но я…» – Джон поморщился и отворил тяжеленную дверь, пропуская Креймера вперёд. Да, всё-таки и в этом было немного его вины. Да, он кругом виноват! Ему стало тошно от этого; уж не это ли его грех, тянущийся из прошлого? Нет, не он – твёрдо мог заверить Константин, ступая по тёмным узким ступеням. Если бы это было тем, он бы ощутил небольшую лёгкость на сердце; а так – ничего. Даже хуже стало. Но это дало ему крохотную подсказку: грех связан с Чесом. Правда, что он ему сделал?
Они вошли в маленький лифт; Джон нажал на шестой этаж. Двери бесшумно закрылись; кабинка стала неспешно подниматься. Шелковистый гладкий свет падал как раз на лицо Креймера, делая цвет его кожи более здоровым. Константин смотрел на него, на его опущенный взгляд, на лёгкую полуулыбку своим мыслям и не мог дать себе отчёт, почему готов наблюдать за ним хоть час. Нет, не вечность – это что-то слишком долгое и банальное. Такое говорят, это да, но для Джона это пустой звук; он точно знал, что мог смотреть, не отрываясь, на бывшего водителя ровно час и не больше. Но почему, почему так? Курчавая прядь мягко упала на его лоб, Креймер поспешно заправил её и мельком глянул на Константина; тот не стал отводить взгляда, продолжая внимательно его разглядывать. «Что же я сделал тебе, Чес? Почему мой грех связан с тобой? Я ведь чувствую, что с тобой. Я хочу понять, чем я испортил твою жизнь. Понять, что кроется за этой коричневатой оболочкой твоих глаз… Чес, в чём должна состоять моя помощь? Или уже не помочь?..»
Джон знал – пока ответа не будет. Они вышли на площадку; он принялся открывать входную дверь в общий коридор, а потом дверь в свою квартиру. Креймер не проронил ни слова, лишь, кажется, беспрерывно наблюдал за своим бывшим клиентом. Наконец они смогли войти в квартиру; своё нынешнее местожительство Константин не любил: оно было раза в два больше его прежней каморки, но из-за своей просторности, больших комнат и светлых тонов казалось холодным, неуютным, чужим. Джон не считал эту квартиру своим домом, лишь какой-то гостиницей, в которой он немного задержался. Чес же поспешил высказать восхищение его шикарным убранством и простором; Джон лишь ухмыльнулся на эти слова и пригласил его в пройти в гостиную и чувствовать себя как дома. «Если сможешь… даже сам хозяин не чувствует себя здесь так», – саркастически подумал он. Креймер сразу поспешил пройтись по всем комнатам и всё осмотреть, шагая неспешно и даже забывая закрывать рот от удивления; Константину оставалось лишь улыбаться его почти детскому изумлению и любопытству. В это время он приготовил чай и поставил две небольшие кружки на журнальный стол в гостиной; кое-как заставив Чеса оторваться от просмотра ради чая, который в его прохладном доме быстро остывал, он уселся на диван. Его бывший водитель примостился рядом, будучи в явном восторге: глаза засверкали, кровь даже подступила к лицу, сделав его цвет более здоровым.
– Ты хорошо живёшь, Джон! Это прекрасная квартира! – восклицал он, осматривая гостиную; Константин безучастно проследил за его взором и лишь хмыкнул: он не понимал, что Креймер находил во всех этих безделушках. Причём безвкусных. Обычный интерьер без претензии на оригинальность – так считал сам хозяин. И ничего переставлять или менять он не собирался уж точно – зачем такая мука? Ему было наплевать, живёт ли он в квартирке размером двадцать квадратных метров или же в шикарных апартаментах; а это помещение попалось ему на глаза случайно. Вот честно, он мог бы жить и в бедном захолустье, а это… ну, правда, так получилось. Хотя перед кем он оправдывается? Уж не перед Чесом ли, который наверняка живёт в экономии, хотя с виду и не скажешь? Джон заметил в нём много перемен, в том числе и в одежде: всё новое, хорошо выглаженное, куплено не в дешёвых магазина Лос-Анджелеса… Впрочем, почему он остановился на таких мелочах? А, вспомнил: видеть Креймера в костюме было для него непривычно. Тот всегда носил простую одежду. Заметив его заинтересованный взгляд на своём пиджаке, Чес мягко улыбнулся и, отхлёбывая чаю, весело проговорил:
– Удивлён? – Джон помотал головой с какой-то горькой усмешкой на губах и тоже взял кружку в руки.
– Ты изменился… – почти шёпотом сказал он, отпивая крепкий напиток и морщась.
– Нет. И в то же время да. Это сложно понять. И это всегда было моим главным вопросом, Джон, – беззаботно, но вместе с тем и как-то напряжённо улыбнулся Чес и поставил кружку на стол, опустив взгляд вниз. Константин смотрел на него и действительно не мог понять: то ли он изменился, то ли нет… Впрочем, нескольких минут молчания хватило для успокоения внутренней бури на душе; чай заканчивался, тема разговора была остро необходима.
– Значит, ты в этом месте ненадолго? Приехал лишь ради… собора? – спросил Джон, оборачиваясь в его сторону. Чес будто бы очнулся, вскинув голову на него.
– Да! Да… – тише добавил он, грея ладони о полупустую кружку и смотря вниз. – Я хотел уехать, а потом понял, что не уеду. Потому что ты здесь. А значит, и спасение где-то недалеко… Если я уеду, Джон, я опять заживу той отвратительной жизнью. Я не могу больше так… – сдавленно и даже отчаянно прошептал он, опустив голову на колени и пару раз вздрогнув всем телом; могло показаться, что он рыдает. Но на самом деле слёзы для этого человека – что-то низкое, знал Константин, а значит, это просто от нервов. Но не факт.
– Ах, не смотри на меня так… будто жалеешь, – приподняв голову, заговорил тихо Чес, смотря на него лихорадочным взглядом. – Ты знаешь о моём здоровье всё, так что чему удивляешься и о чём горюешь? Это бесполезно! Сам видишь: я болен. Мои нервы не в порядке. Я уже год лечусь, и… ничего не проходит. И не пройдёт. Говорят, иногда я могу быть безумным и нести бред. Впрочем, рано или поздно всякий начинает нести чушь, верно? – Креймер распрямлялся и быстро отхлёбывал из кружки, горящим взглядом смотря на собеседника. Тот вздыхал, кивал, а жалость из своей души вычистить не мог.
– Я буду рад, если ты хоть ещё на чуть-чуть останешься, – и Константин явно ощущал, что разбивал всякую надежду на спасение. На то спасение, которое было бы в их случае правильным и истинно верным. А не то, о котором они втайне помышляют. Глаза Чеса радостно заблистали, и сам он мило усмехнулся; Джон понял, что действительно любил эту усмешку. А может быть, и что-то ещё…
– Значит, придётся продлить бронирование в гостинице. Я тут недалеко живу, кстати, – Чес сказал адрес.
– О, да это вообще на улице, параллельной моей и идущей через дорогу, – Джон усмехнулся, а потом, подумав, что нужно действительно начать говорить уже о чём-то менее туманном, вдруг спросил: – Где ты теперь работаешь?
– Также: таксистом, – пожав плечами, улыбался Креймер. – Правда, уже в другой компании. Едва взяли. Но сейчас, слава Богу, всё хорошо. Понемногу работаю, ибо из-за болезни на полную ставку не могу. Но, в общем, всё довольно отлично. По крайней мере, я жив. И всё только благодаря тебе…
– Перестань! – перебил его Джон, махнув рукой. – Я просто сделал то, что хотел. Разве дождёшься от кого-нибудь из твоих помощи? Знаешь, я попросту не хотел терять своего водителя…
–…которого потом всё равно не использовал в этой роли, – хитро улыбаясь, договорил за него Чес; Константин усмехнулся и назвал его дураком, но как-то слишком мягко; нет, на полном серьёзе он ругать его уже не мог. Что-то безвозвратно поменялось.
– Ну, а ты как поживаешь? Неужто ещё продолжаешь демонов ловить? – с неизменной улыбкой на губах спрашивал Креймер, внимательно глядя ему в глаза и удерживая одним пальцем кружку.
– Да, продолжаю. У меня никогда не будет дефицита работы, уж поверь – демоны пристрастились к людям и навряд ли когда-нибудь решат отстать от них, – оба рассмеялись. – Но, знаешь, мне определённо надоело ходить всякий раз пешком, особенно если происшествие где-то далеко, или нанимать каждый раз нового водителя… А повелитель тьмы, едущий в автобусе на работу, это как-то слишком… сам понимаешь, – Чес смеялся и не мог остановиться – видимо, представил. – Однако я ни на что не намекаю, не думай… – Константин вдруг серьёзно на него глянул, и смех затих. Креймер, почесав затылок, выдал:
– Да нет… даже если ты хочешь, чтобы мы как и в прошлые добрые времена работали вместе, я не против. Только вот с тем условием, что, кроме как бессмысленно возить тебя туда-сюда, я буду выполнять ещё и другие функции. Всё-таки, я твой ученик. И, сам знаешь, кое-что и умею делать… – он посмотрел на него также посерьезневшим взглядом. Джон хмыкнул, глядя на него.
– Над этим нужно подумать… ты так запросто готов уйти из своей уютной фирмы ради меня? Готов променять стабильную плату за скачками выдающиеся деньги? – Чес улыбался на каждый этот вопрос уверенно, так что тот понял сразу: напугать не удастся.
