Текст книги "Кандалы религии (СИ)"
Автор книги: Julia Shtal
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
– Готов, Джон. Уже давно готов. И тебе глупо спрашивать об этом, – Константину стало не по себе от этой слепой, совсем детской уверенности и бесконечного, слишком глупого доверия. И вот это ни черта не изменилось в нём! Пока он обдумывал это, его бывший водитель встал с места и, продвигаясь к выходу, говорил:
– Ладно, Джон, уже поздно. Мне пора идти. Встретимся завтра… там же, – глухо прибавил он, глядя на него стеклянными глазами. – Но не здесь – если и для тебя это не дом, то и мне здесь тоже будет неуютно. Уж лучше в соборе наших проблем, чем в бездушном помещении. Верно? – подмигнув, спросил он. Джон даже не стал себя спрашивать, как парнишка почувствовал его отношение к этой квартире – вероятно, это всё очень просто, хотя на первый взгляд не так. Он лишь встал с места и, кивнув, последовал за ним в прихожую. Опёршись о стену, Константин наблюдал, как Чес надевает свою куртку и застёгивает её.
– Где ты обронил свою неизменную кепку, Чес? – склонив голову на бок, с улыбкой спросил он. Креймер в ответ усмехнулся, покачал головой и полуразвернулся к входной двери.
– Оставил там, в том прошлом, где и ты много чего потерял… – таинственно произнёс и полностью отвернулся к двери; Джон поспешил отворить ему дверь и взял ключи от двери в коридоре. Отщёлкивая замок, он стоял близко с Чесом и почти что дышал ему в затылок; что-то в этом показалось ему слишком знакомым.
– В таком случае ты просто обязан мне напомнить о них… – тихо ответил Константин, чувствуя, как его подбородка касаются мягкие пряди – Чес слегка дёрнулся назад. К нему ещё на сантиметр стало ближе его тело – тёплое, тёплое, безумно тёплое! Джон провёл взглядом по его шее, по гадкому шраму, по волосам, по видневшемуся профилю лица, задержался на его сухих и обкусанных губах… Через секунду встряхнул головой и только сейчас сообразил, что перестал крутить замок; Креймер краем глаза посматривал на него, силясь понять, что происходит. Джон, рассердившись на себя за такую расхлябанность, яростно отворил дверь и вышел первым, якобы для того, чтобы открыть дверь на лестничную площадку. Чес неспешно шаркал за ним; наконец он открыл и эту дверь и пропустил бывшего водителя вперёд. Ожидая лифта, Чес изредка посматривал на него задумчивыми глазами; Константину было неудобно от каждого такого взгляда. Неожиданно напряжённую тишину прервал звучный голос Креймера:
– Знаешь, я… обязательно напомню тебе о многом, что ты позабыл. Только если ты будешь согласен. – Двери лифта медленно расползлись в сторону, Чес зашёл и удержал кнопку отмены, не спуская глаз с собеседника, словно стараясь по его лицу определить, хотел ли он того или нет.
– Согласен, – твёрдо отчеканил Джон, кивнув. – Что бы это ни было. Напомни. В своей нынешней жизни я покрыл всё прошлое серой массой; теперь не так просто выудить даже самые яркие воспоминания. Так что я надеюсь на тебя… – улыбка Креймера хотела было скрыться за дверьми лифта, как Джон выбежал на площадку и стал удерживать их, раздражённо отталкивая друг от друга; в кабинке Чес тоже решил помочь ему и усиленно нажимал отмену. Наконец двери поддались, и Константин, глубоко и часто дыша, слишком выразительно смотрел на бывшего водителя, расставив руки в стороны и даже теперь не понимая, для чего его остановил. Чес смотрел на него вопрошающе.
– Я стал… слишком нежен к тебе. С этим нужно бороться.
– Борись, – беззаботная улыбка. Карий мягкий взгляд. Константин перестал удерживать двери лифта и отошёл на пару шагов назад.
– Завтра в семь, – говорил будто кто-то за него. – Там же.
– До встречи, Джон, – просто и с той же милой улыбкой ответил Креймер; светло-серые дверцы закрыли его бледное, но отчего-то счастливое лицо. Возвращаясь назад, в квартиру, Джон думал: «Что же ты понял, Чес?».
Джон тоже хотел понять это нечто, что ещё не обрело свои словесные формы. Однако он не знал, стоит ли это того… не знал, что, как только двери лифта закрылись и кабинка тронулась вниз, туда же полетело всё настроение Чеса, а его улыбка быстро сошла с лица. Ни черта это знание не осчастливит его – вот каков вывод! Но когда бы нас и наше природное любопытство остановило бы от такого?..
========== 2. ==========
Все проигрывают в какой-то момент своей жизни. Но чтобы стать настоящим победителем, ты должен понимать, что проигрыш – это часть победы.
Райан Стивен Лохте ©.
Первое, что сделал Джон, проснувшись на следующий день, это посмотрел погоду. И за окном, и в интернете. Облачно, дожди, плюс пятнадцать. Наверное, от сентября большего ожидать и не стоило. За окном лишь гулко барабанили капли, да нескончаемой серой массой плыли по небу тучи. Константин так и знал, что сегодня будет такая отвратительная погода; обычно в дни, когда происходило что-то не столь заметное, но запускающее процесс разрушения души изнутри, шёл дождь. Значит, и сегодня не стоит ожидать ничего хорошего? Да, вероятно; об этом он догадывался, скучающим взглядом провожая разноцветные зонтики, медленно плывущие под окном. Ему казалось, что, ещё имея желание попасть в Рай, он бы уже давно собрал вещи и сбежал бы от своего прошлого, так неожиданно настигшего его в соборе. Но он не будет убегать. Хватит. Вчера Джон для себя чётко решил, что выбьет из Креймера правду, выбьет тот план, который мальчишка задумал, чтобы освободиться от жутких цепей религии. И Константин был готов действительно на многое, лишь бы отвязаться от этого опасного зверя! Но он ещё не понимал той правды, залёгшей в его душе, словно ил на дне болота… правды, гласившей, что делает он это далеко не ради себя и своего спасения.
Джон усмехнулся, опрокинул рюмку виски, поджидавшую его ещё со вчерашнего вечера, и напрочь отодвинул от себя такие глупые мысли. Уж лучше попытаться вспомнить, что такого плохого он сделал Чесу – да-да, вопрос оставался актуальным. И Константин ломал над ним голову всю ночь; итог – нулевой. Никак. Никакие мысли в голову не шли. Никакие воспоминания не выуживались из грязного пруда его памяти. Возможно, что-то потерялось и забылось. В таком случае Чес напомнит; только вот тогда будет слишком поздно, и Джон поймёт, что проиграл, хотя никакой, по сути, борьбы-то и не было. Впрочем, он всегда придумывал себе какие-то войны, в которых, кроме него самого, больше никто не участвовал. Константин ухмыльнулся, отбросил рюмку в раковину, не заботясь о её сохранности, и направился в прихожую, по пути сдёрнув с вешалки своё пальто. Его начинавшееся и прогрессирующее безумие хорошо снимала прогулка. Выйдя из подъезда на улицу, он с усмешкой почему-то понял, что просто обязан в это дождливое гадкое утро встретить свой луч света. Встретить Чеса. Это ведь, кажется, по сценарию, правда?
Константин безумно улыбался и вышагивал по тротуару, стараясь припомнить вчерашний адрес. Да, наверное, через главную дорогу. Он остановился около перекрёстка и стал ждать, силясь сквозь занавеску дождя рассмотреть цвет светофора; и только тут он понял, что забыл зонт. Впрочем, его сейчас уже ничего не могло спасти: весь насквозь промок. Машины с гулом пролетали мимо, окатывая с ног до головы; Джон смиренно стоял на самом краю и даже не хотел отойти на несколько шагов назад – просто знал, что это его не спасёт. Его уже и вправду ничто не спасёт… может, если только план Креймера. Но как бы это не оказалось очередной волной дряни, которая должна будет захлестнуть его! Наконец сквозь дождевой туман пробился зелёный луч света; толпа грузно двинулась с места, и Константин сделал первый шаг. Следующая улица – его улица. Дом 75. Он обогнул впереди его стоявшее здание и стал высматривать цифры: 31, 33… Значит, ему дальше по этой узкой, глухой и будто бы оторванной от центра улочке (хотя она и находилась вблизи с одной из главных дорог района). На ней было тихо, редкий прохожий высовывался из подъезда, окна здесь все были сплошь зашторены, оттуда лился мутный свет; все засели дома, никому не хотелось выходить в девять утра на такую мерзлоту и мерзоту. Джон иногда вздрагивал, но в общем холода не чувствовал. Ему было всё равно: промокло его пальто или нет. Главное то, что ожидало его далеко впереди…
«Семьдесят один, семьдесят три…» – считал про себя Константин, глядя на разномастные номера зданий. Наконец остановился – 75. Обычное серое шестиэтажное здание с синей дверью для входа и кучей вывесок рядом с ней. Оказывается, здесь находились ещё гостиницы три или две – видимо, каждая снимала по парочке этажей и там размещала своих клиентов. Значит, небольшие отели. Джон хмыкнул, покачал головой, ещё минуту постоял рядом с крыльцом, поглядел на видневшиеся ему окна и, развернувшись, поплёлся обратно по этой улице, понимая, что он зря торопит события. Ибо если им суждено встретиться, они встретятся. «Но ведь должно же быть так!..» – с почти что детским нетерпением думал про себя Константин и тут же яростно отметал от себя эту мысль. Вообще, он не признавался, но пребывал в некоем подобии страха – ему, человеку, видавшему многое, становилось жутко при мысли о том, что Чес куда-то уехал и уехал навсегда, что только появившийся действительно свет в его жизни погас так же, как и появился, что обоюдное спасение кануло в бездну, что больше не видать ему приятный, кое-как оставшийся характер прежнего водителя, что… что попросту не удастся ему взглянуть (хоть в последний раз) в его карие глаза!.. Да, становилось более чем жутко. И эту слабость Константин в себе просто ненавидел. Хотя отчаяние своё относительно понимал – Чес появился неожиданно, поэтому и ухватился он сам за него как за последнее чудо света. А может, это было действительно чудо света… Джон встряхнул головой – порой странные мысли приходили к нему насчёт этого парнишки. Что-то важное, казалось ему, он всё-таки упустил в своём прошлом, и теперь это отчаянно давало свои мутные, но явно что-то значащие результаты. Расшифровать бы их. Или уже кто-то расшифровал?
– Джон! Остановись! – раздался позади хриплый голос. Константин вздрогнул (можно догадаться, что явно не от холода) и, сдерживая тихую радость, стал оборачиваться. Прошёл он, оказывается, много – цифра дома была сорок семь. По улице к нему бежал Чес; его чёрный зонт смешно дёргался, а сам он, подбежав к нему, имел вид взмыленный: раскрасневшееся лицо, частое дыхание вперемешку с глухим кашлем. Минуту тот старался отдышаться, согнувшись вдвое; Константин лишь безмолвно за ним наблюдал.
– Джон, ты быстро ходишь, чёрт бы тебя побрал! Знаешь… – Креймер распрямился, – я бежал за тобой от самого отеля – заметил из окна. Конечно, я думал, что мог ошибиться, но почему-то мне показалось, что это просто должен быть ты, – ещё тяжко дыша, он слабо улыбнулся; его вмиг побледневшие губы слегка подрагивали. Джон взволнованно на него смотрел.
– Тебе же нельзя так бегать…
– Пустяки! Всё равно всё здоровье сорвано! – саркастически усмехнулся Чес, махнув рукой и подмигнув слишком серьёзному собеседнику. – Ты без зонта?
– Так даже легче… – Джон развернулся и поплёлся вперёд, даже не заботясь, идёт ли Креймер за ним или нет. Шлёпающие по лужам поспешные шаги сказали ему всё; дождь неожиданно прекратился, а над ним повисло чёрное полотно, будто неожиданно наступила ночь. Константин повернул голову в сторону шедшего рядом Чеса и благодарно посмотрел, хотя в действительности сказал:
– Не стоит, Креймер… Мы выглядим глупо, к тому же, я весь давно промок. Мне теперь всё равно, – Чес лишь сдержанно улыбался, но зонт свой так и не убрал – по виду напарника понял, что тот не против на самом деле. И Джон не уходил, усмехаясь самому себе. Так они и прошли ровно до того места, откуда Константин свернул на эту улицу; во всё это время не хотелось произносить и слова. Почему? Сложный вопрос. И дело вовсе не в настроении – паршивом, как всё вокруг, пропитанное в такое утро серым, безнадёжным цветом. И дело даже не в холоде, теперь пробирающимся под складки пальто или за ворот сквозь полосатый шарф, из-за которого начинали непроизвольно стучать зубы и сводилась челюсть. Нет, дело вообще не в этом… да Джон, по-хорошему, и сам не знал, в чём! Просто именно этот путь в девять домов хотелось помолчать и ощутить что-то иное, чем слова, услышать какой-то другой голос, чем голоса друг друга, понять нечто совсем абсурдное, чем обыкновенно можно себе позволить. Он, не оборачиваясь, лишь боковым зрением мог различить спокойное, лишь немного подёрнутое дымкой болезни лицо Чеса и увидеть его всегда смотрящие ласково и мягко карие глаза – и этого было отчего-то предостаточно! Его тёплая рука, несущая зонт, время от времени неловко касалась его, и в те моменты Константин больше всего желал, чтобы она там осталась навсегда – становилось невыносимо светло и хорошо на сердце от одного прикосновения! Это всё было сколь мило, столь и страшно; куда это может привести потом? Он не знал и уж точно не хотел знать – ему было достаточно этого одномоментного счастья. Дозированного счастья. Но всё-таки счастья.
– Я так и знал, так и знал, что ты придёшь… – шёпотом заговорил Чес, улыбаясь. Только теперь Джон позволил себе глянуть на него и тоже не мог сдержать улыбки. Тем временем они дошли до следующего перекрёстка, но на главную улицу решили не переходить. Решили как-то обоюдно и даже ничего друг другу не сказав. Наверное, это нормально.
– Я тоже предчувствовал, что просто обязан тебя встретить этим утром. Знаешь, это было вполне ожидаемо, – Джон пожал печами и вздохнул. – Впрочем, у нас всё ожидаемо… всегда.
– Ну, уж не говори! – усмехнувшись, перебил его Креймер и вытащил руку из-под зонта, чтобы проверить, идёт ли дождь. – Не знаешь, надолго ли такая погода?
– Навечно, – угрюмо отозвался Константин, а на последующий вопрос Чеса ответил многозначительным взглядом. – Да-да, Креймер, я о том, что тебе уже не мешало бы рассказать свой план. Иначе даже в самый ясный и хороший денёк настроение будет, как сегодня, – Чес тут же виновато опустил голову и стал судорожно искать глазами предмет, на котором можно было зацепиться – лишь бы не смотреть на Джона. Тот это понял и как-то довольно хмыкнул.
– Джон, послушай… я вчера и сегодня многое обдумал и решил, что, когда разговаривал с тобой, у меня… – он немного смутился, – у меня было что-то вроде припадка. Конечно, не совсем оно, но похожее. Вчера я бредил, причём конкретно. Так что на мой воспалённый разум я мог посчитать самое абсурдное решение правильным, – Константин недовольно цокнул и покачал головой. – Да нет же, Джон, не сердись раньше времени! Я просто прошу у тебя ещё хотя бы… хотя бы пару деньков на обдумывание. Ибо это не такой простой шаг, каким он вчера казался мне. Поверь!.. – жалобно воскликнул Чес, обогнал, остановился перед ним, заставив затормозить и Джона, и с явной просьбой в глазах посмотрел на него. Руки его немного дрожали, на лице виднелось расстройство, а кожа стала бледнее обыкновенного – лишь на щеках два нездоровых пятна ярко выделялись на общем фоне. Несмотря на весь болезненный, лихорадочный вид, глаза его смотрели рассудительно, серьёзно и нисколько не безумно; Константин не мог не поверить ему, не мог не дать этих нескольких дней, хотя и был много недоволен.
– Чёрт с тобой! Думай хоть неделю! Мне плевать… – отрезал он и вышел из-под зонта под родные ледяные капли; Креймер тут же догнал его и вновь заставил скрыться под зонтом, хотя и едва успевал идти так же быстро, как напарник.
– Глупо на это сердиться, Джон… – начал было Чес, но пронзительный взгляд тёмных глаз остановил его.
– А я и не сержусь, Чес, – серьёзно отвечал Константин, отворачиваясь в сторону дороги. – Я просто говорю о том, что во всю это неделю мы будем прогрессировать в своих безумствах дальше. Думаешь, рассказав мне свою историю, ты не пойдёшь на следующий же день в церковь и не будешь молиться? Думаешь, и я вдруг ни с того ни с сего заживу разгульной жизнью, так, как я хочу? Ты действительно думаешь, что это так просто?.. – Креймер нахмурился, сильно задумавшись над сказанным. – Просто… просто сам понимаешь: хочется избавиться от того, что отягощает душу, – тише добавил Джон, каким-то мягким взглядом окидывая его. – Ты и сам знаешь, что я целых полтора года искал средство, план, силы, чтобы если не раз и навсегда распрощаться с такой серой жизнью, то найти хотя бы золотую середину в этой религиозной рутине и частью ей следовать. Но только частью. Не полностью. Ибо так – полное убийство. Понимаешь? Целых полтора года! А тебе удалось придумать это… да хоть за те же полтора года, уж я не знаю, но ты ведь смог! Прости… я, безусловно, верю тебе, но сам должен понять мои чувства, когда наше решение проблем вот здесь… – он легонько постучал по его лбу, – в твоей голове, так близко. А ты не говоришь…
– Ты мыслишь очень наивно, – сказал Креймер так, будто выдал окончательный вердикт или поставил страшный диагноз. – Ты думаешь, что я этакий гений и в голове моей ну просто идеальная затея, как сделать наши жизни прекраснее и сбросить с них оковы религии. А всё не так… это жизнь, Джон, очнись! – вдруг проговорил он громче, сверкнув взглядом. – А в жизни редко бывает что идеально… и мой план… Если честно, он мне кажется глубоко ущербным.
– Я не требую идеала, разве я такое говорил, Чес? – на удивление мягко спросил Константин и зачем-то обхватил ручку зонта чуть выше, будто стараясь восстановить справедливость – а то он зонтом пользуется, но не помогает. – Я просто хочу уже какого-нибудь выхода, какой-нибудь пускай глупой, зато идеи. Может быть, это будет моим толчком для придумывания своих идей. Как знать! Но… – он остановился и серьёзно взглянул на него, – я, естественно, не буду торопить. Делай как знаешь. Просто понимай, что мы медленно-медленно, но будем погрязать в этом кошмаре. Просто знай…
– Знаю, Джон, знаю… и всё понимаю, – шёпотом отвечал Креймер, прикрыв глаза на пять секунд. – Однако мне и правда нужно некоторое время, чтобы подумать. Предупреждаю сразу, что могу нести бред. Именно поэтому перестраховываюсь и откладываю на следующие дни.
– А твоя болезнь… так и не лечится? – осторожно спросил Джон, а потом всё равно укорил себя за такой нелепый вопрос. Чес лишь рассмеялся.
– Ну, как тебе сказать? Относительно. Пью все успокоительные и лекарства, что советует доктор, но до конца это навряд ли пройдёт. Все говорят, это из-за того, что я пережил. А я вот не верю… может, мне нравится быть таким и я не лечусь специально? И стал таким безумным осознанно, воспользовавшись случаем?.. – Чес нервно улыбнулся.
– Ты не такой хитрый для этого, – спокойно возразил Константин, пожав плечами и полностью забирая зонт под свою ответственность. – Можешь не нести, давай я. А то нечестно.
Чес опустил руку и вздохнул, словно думая явно о своём. Разговаривая, они совсем забыли об окружающем мире, который сейчас гремел уличной жизнью и постоянно видоизменялся. Шум города скрылся за пеленой во время разговора, а люди стали будто едва заметными и даже прозрачными; даже погода и хмурь ушли на зданий план – были лишь только они. И всё-таки холодная капля, иногда долетавшая до них из «того» мира, напоминала о существовании другой реальности; также и сейчас – разговор остановился, пару прилетевших под зонт капель освежили и заставили ясно вспомнить о происходящем.
– Куда пойдём? – безэмоционально спросил он; Чес, оживившись, поднял на него загоревшийся взгляд.
– Ну… я не знаю. Если мы хотели встретиться сегодня в семь, значит, до семи у тебя могут быть дела. Так что я не держу тебя, Джон. К тому же, это слишком смешно, – он усмехнулся; Константин, заразившись его усмешкой, тоже не мог не усмехнуться. И только лишь после понял, что слабая, ядовитая улыбка Креймера на деле состояла на девяносто процентов из горечи и только на десять – из искренней усмешки. От этого ему стало, ясное дело, не по себе. Они остановились на следующем перекрёстке, и Джон, немного подумав, развернулся к нему и сказал:
– Да, знаешь, есть у меня всё-таки некоторые дела, но все они ждут меня после семи… и мы так долго не виделись!.. Поэтому давай сейчас как обычно засядем вместе где-нибудь в кафе и будем говорить о всякой чепухе, как в прежнее времена, а не о том безумии, которое так и сквозит в наших разговорах. Да и гулять в такую погоду… холодно, – Джон поёжился, улыбнулся парнишке и свернул зонт, подавая ему, – дождь благополучно закончился.
– Но тогда давай договоримся так: в семь нашей ноги около собора не будет. И так желательно всегда. Нечего нам там встречаться. Особенно тебе, – многозначительно посмотрел на него Джон и легонько пихнул вперёд – зелёный свет нынче включался именно для них так быстро. Креймер, шагая по полосам, пристально вглядывался в них, словно в этой белой краске была спрятана вся правда жизни, а потом тихо заговорил:
– Значит, за два километра собор обходить?
– Именно так, – подтвердил он, кивнув. Чес уже начинал безумно улыбаться.
– Ты хоть представляешь, что это… ну, как бы тебе мягче сказать? Невозможно, вот! – воскликнул весело, взглянув на него.
– Очень мягко сказал, – без тени усмешки заметил Константин, краем глаза поглядывая на него. – Ну, а ты уж постарайся невозможное претворить в жизнь. План же придумал!.. А на такую мелочь не способен?
– Мелочь, – Чес рассмеялся. – Кто бы говорил, что мелочь! Для тебя самого это огромное бельмо на всей твоей жизни. А ты говоришь «Мелочь»…
– Я, как могу, пытаюсь выжить. И тебе советую. Хотя готов на любой абсурдный, хоть сколько-нибудь полезный план… – всё говорящим за него взором окинул бывшего водителя и вздохнул. Креймер вновь приуныл – он чувствовал острую вину от своего знания, однако знания такого, которое, как ему пока казалось, счастья мало должно принести. Во всяком случае, видно было, что он запутался фундаментально; действительно, ему нужно дать время. Джон осознал, что подливал масла в огонь, которому обязательно нужно потухнуть. И огонь этот – встрепенувшаяся душа Чеса. На ней слишком много ран, и они горят. Теперь Константину стало стыдно за свои слова…
– Прости. Я не намекаю, – едва слышным шёпотом говорил он.
– Ты просто сходишь с ума и ещё пытаешься себе помочь, – он сделал жест, расценённый Джоном как «всё нормально». – Но я, чтобы ни говорил, всё равно буду чувствовать себя виноватым. Однако, если поверишь мне и выждешь хотя бы пару дней, сможешь многое выиграть.
– Верю-верю. Делай как знаешь, – простодушно ответил Джон, качнув головой в сторону. – Давай в ту сторону. Я помню, недалеко отсюда есть одно хорошее кафе. Можно посидеть там. И… вот ещё что: давай в кое-чём условимся. Больше ни слова об этом всём плохом, безумном и отвратительном, хорошо? А то мне уже начинает казаться, что я потихоньку схожу с ума… Тебе-то это можно, а вот мне – совсем непозволительно.
– Хорошо, договорились, – улыбнувшись, кивнул головой Чес и добродушно взглянул на собеседника. Стараясь держаться рядом, но не слишком близко, они отправились в своё небольшое, но всё-таки интересное приключение. Почему приключение? Да потому что вся прошлая жизнь казалась серым мизером в сравнении с теми двумя днями, что они прожили, находясь рядом друг с другом. Отчего-то казалось, что жизнь становилась куда интереснее, когда они были вдвоём. На вопрос же «Почему?» Джон явно не хотел отвечать – зачем рушить спокойную иллюзию незнания? Конечно, всегда кажется, что легче так…
***
Распрощавшись с Чесом до завтра, Константин решил оставшуюся часть дня посвятить своим действительно откуда-то взявшимся делам. Он думал, что дай бог возвратится к восьми в квартиру, но неожиданно оказалось, что он смог сделать всё, что планировал, уже к полседьмому. Так что теперь, стоя посреди тротуара, Джон думал, что ему делать. Почему-то воспалённая мысль о Креймере возникала в его голове с частотой раз в минуту, но он старательно отгонял её от себя, подменяя другими, более разумными, но оттого и скучными раздумьями. Однако, видимо, он просто не мог не думать о бывшем водителе… просто не мог. Образ Чеса – худого, бледного, ещё с остатками прошедшего над ним испытания – не мог заглушиться ничем; также была сильна мысль о каком-то спасении, выдуманном парнишкой. Ничто больше так не запомнилось ему, как те странные разговоры с Креймером; он даже, если честно, не помнил, о чём они говорили в кафе – наверное, чепуха на то и чепуха, что выветривается из головы бесследно. Зато какие-то чокнутые, странные и, как оказалось, важные разговоры оставались надолго…
Константин понимал, шагая по тротуару в неизвестном ему направлении, что нужно разобраться в их с Креймером отношениях, а то получались какие-то эмоциональные, ничем не прогнозируемые и не удерживаемые скачки. Он должен понять, разобраться, всё взвесить, рассудить. Наконец, поставить его в правильную ячейку и общаться с ним согласно правилам, предусмотренным для этой ячейки. Обычно так он поступал с людьми и раньше даже классифицировал куда-то Чеса; однако после смерча событий, что пронёсся быстро и почти что незаметно, всё перемешалось. В итоге водитель не мог уже занять прежнюю ячейку. Почему-то. Что-то изменилось, да. И, вероятно, ещё до случившейся с ним трагедии. Только вот что? Вспомнить это более чем бесполезное дело; отсюда и начинался снежный ком проблем Джона. И раскатать его без нужных воспоминаний было трудно; проходилось довольствоваться теперешним неустойчивым положением. А может быть, так интереснее?..
Может, и интереснее. Только вот Джону надоело. Надоело не понимать всё и вся, а в особенности себя. Надоело каждый день выдумывать отмазки для своего необоснованного поведения. Надоело прятать от Креймера то, что должно быть на виду, но что пока под видом безумства прячется у него внутри, под сердцем. Всё надоело; а особенно своё неопределённое отношение к Чесу. Впрочем, это всегда было больным местом. Дождь стал накрапывать сильнее, смывая все остатки надежды на приятный солнечный вечер – днём на пару часиков выглянуло солнышко. Теперь всё было как утром; дни стали до ужаса обманчивыми. Однако всё медленно и верно клонилось к дождливой зиме, чем к солнечной осени. «Да, в эту зиму согреться будет как никогда тяжело», – с горечью думал Константин, вспоминая не греющее его настоящее. Ну, кроме этих пары дней, что с ним был Чес. От него и вправду шло какое-то тепло; его бы Джон оставил рядом с собой, несмотря на то, как странно это могло выглядеть со стороны. Хотя уже многое выглядело странным; наверное, это уже и не так страшно.
Он отдал себя на попечение своей меланхолии и позволил ногам ступать так, как они хотели; в итоге Джон, весь обуреваемый мыслями, которым конца края нет и которые после окажутся напрасными, шёл быстро-быстро и совсем не замечал, что вокруг; где-то его нога ступала уже третий раз за день. Он не заметил, как проболтался целый час; вот уже часы где-то показывали полвосьмого. Константин, поёжившись от холода, решил направиться домой: заболеть не хотелось, а мелкий дождик продолжал противно накрапывать, да к тому же, обозлённый на себя за бесполезность и нудность мыслей, он хотел скорее уединиться и никого не видеть.
Но что-то торкнуло Константина, и он неспешно обернулся назад. Первым чувством было далеко не удивление, первым чувством был гнев. Да, именно гнев. В этот момент Джон ненавидел себя за всё, хотя навряд ли случившееся произошло по его вине. Вторым чувством всё-таки оказалось удивление; третьим – полный пофигизм. Но отчего-то он не мог отвернуться и пойти к себе домой; почему-то он ступил ногой на приятно ровную асфальтированную дорожку и пошёл вперёд, видя сквозь ветви деревьев ненавистный фасад и не имея возможности противиться желанию оказаться там, внутри.
Да, Константин вновь оказался под влиянием чего-то высшего.
Что-то высшее опять напоминало ему о необходимости ходить в соборы и церкви ради попадания в Рай.
И Константин с неприятным холодком на сердце ступал на каменные ступени собора, понимая, что разрушил обещание, самим же им придуманное. А Чес, наверное, покорно выполнил его… наверняка смог пересилить себя.
Задумавшись об этом и пристыдив себя, Джон уже хотел было разворачиваться и скорее бежать отсюда, сгорая со стыда и внутренне борясь со своим плотно засевшим и глупым желанием достичь чего-то эфемерного после смерти, как совсем неожиданно его глаза зацепились за знакомую куртку тёмно-синего цвета… Усмехнувшись, обозвав и себя, и его дураком, Джон поднялся по ступеням, прошёл в залу и направился к скамейке, на которой сидел его водитель. Его улыбка была настолько блаженна, что многие невольно оборачивались в его сторону; но Константин не обращал внимания и продолжал улыбаться своим мыслям о том, что они жалко и постыдно проиграли своему же обещанию. Присев рядом с ним и ощутив его дрожь, он, не оборачиваясь к нему, насмешливо проговорил:
– Ну что, сдулись мы с тобой, да, Креймер? – потом позволил себе бегло осмотреть парнишку: тот ни капли не смутился, лишь саркастическая, но почему-то оттого не менее добрая улыбка осветила его лицо. Вздохнув, он облокотился о спинку.
– Да, Джон. И это было настолько ожидаемо, что!.. – Чес покачал головой и так и не закончил фразу. Но Джон его прекрасно понял. Осмотревшись, он догадался, что служба ещё не скоро – многие места были пусты, людей оказалось не так много, площадка величественно пустовала. Да и не было той огромной толпы, направляющейся сюда. Некоторое время они молчали, старательно прислушиваясь к внешнему гулу народа и внутреннему голосу сердца. Но дельных новостей опять не было.
– Ты же не думал, что мы выполним обещание точь-в-точь? – хитро улыбаясь, обратился к нему Креймер. Джон усмехнулся в ответ, но натянуто.
– Я просто знал, точнее, представлял, что когда-нибудь вот такое случится. Просто не ожидал, что так скоро. Просто мы с тобой слабаки… Кстати, ты правда думаешь, что я действительно разрешу тебе молиться?
– А ты, видимо, считаешь, что я тоже позволю тебе поставить свечку или кинуть пару купюр на пожертвование, типа ты сходил не зря? – они перекинулись насмешливыми, таинственными взглядами, а потом расхохотались; многие на них оглянулись, кто-то даже сказал замечание. Но они чувствовали, что смех явно разрядил уж сильно натянутую между ними атмосферу. Когда поуспокоились, Креймер откровенно сказал:
– Да, Джон, вместе мы явно не позволим друг другу балбесничать. Осталось только наконец выйти из-под этих сводов и соблюдать такое каждый день, – его улыбка была такой искренней и наивной, что на секунду Константин и сам хотел поверить в сказанное. Но знал реальность чуточку лучше, чем парнишка. Поэтому на его лицо сразу же легла тень озабоченности, которую с лёгкостью заметил Чес.
