Текст книги "Месть Фарката Бона (СИ)"

Автор книги: jozy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

– Поставь ушат и иди мне помогай. Живо! – Сам он бросил в изножье постели принесенную с собой ткань, открыл высокую бутыль с самогоном и облил им свои руки до локтя. – Неси, ну волоки в смысле, кресло. Вон то, самое тяжелое, с крепкими подлокотниками. Даже хорошо, что она пока спит.

– За… зачем кресло? – парнишка был ни жив ни мертв, но приказ выполнил в точности.

– Так удобней будет, – ответил Брай, поднимая роженицу с ложа под плечи и колени, и усаживая на массивный, похожий на трон, старинный стул. – Привязывай.

– Что?! – обалдел Фаркат Бон. – Как?

– Крепи, говорю! – рыкнул Тинери. – И под мышками, через грудь тоже. Да не трясись ты так!

– А ты… это самое… делал так уже, Брай?

– Справимся. – Тот был собран и спокоен. – А теперь подол ей задирай, порви лучше. Так, и ноги расставь. Да не ты! – Рыцарь даже улыбнулся. Впрочем, на рыцаря он сейчас похож не был: волосы, скрученные в тугой узел на затылке, были заткнуты двузубой вилкой, сам бос и в просторной чистой рубахе.

– Ой, не простит нам месма позора. Мужеска же мы пола. И вообще мне делать такое не годно, я это, совсем девственный еще! – причитая, как старушка, Бон все же быстро следовал распоряжениям. – Вот очнется – прибьет. Ей-мать Морена, прибьет или в кота опять заколдует! – продолжал он ныть.

– Да она ж тебя не видит. – Браю вдруг стало интересно. – А ты, балабол, разве не всегда котом был?

– Ага, прямо-таки… – начал было тот.

– Буди! – велел, посерьезнев, рыцарь.

Фаркат охнул и рвано дернул рукой перед лицом плачущей во сне, страдающей хозяйки.

– А-а-а! – Она сразу распахнула свои зеленые глазищи. Рванулась было, да ремни не пустили. – Убиваете меня? Режете! За что-о?! Ох, больно, ой, раздирает все изнутри, змеи прокля… – Дарнейла задохнулась и замолчала.

– Отпустило. – Брай вытер ее мокрый лоб тряпицей.

Она простонала, открыв глаза:

– О-о-о, больно как… было! Что это? – И вдруг как заверещит: – Вон! Уходи немедленно! Бесстыдник, насильник, негодяй! – Кота, ясное дело, в гневе и в грустях не разглядела.

– Ну поругайся, побрани меня. – Тинери улыбнулся, скрестил руки на груди и уселся на низкий табурет у окна, дескать, я не при делах, природу, вот, наблюдаю.

– Развяжи меня. Сейчас же… – тихо и как-то неуверенно донеслось из-за его плеча. – Я сама справлюсь, срамное дело – женское. Это родины, да? – голосок месмы задрожал.

– Не бойся, милая, – не поворачивая головы, ответил Брай. – К слову, разве видала ли когда, как бабы… женщины без помощи дитя на свет производили? – продолжал забалтывать испуганную Дарнейлу хитрец. Но тут кот не удержался и ляпнул:

– Да, точно, помощь-то всяко бывает, особо от мужика. Но тока в начале, маленькая такая «помощь», что сопелька, а потом уж с ножками-ручками становится… Э?

– Сгинь, зараза языкастая! – прикрикнул на дурня воин. А месма вроде и не расслышала словоблуда, покраснела вся, и в вырезе рубашки видно стало, задышала рыданием, застывшим взглядом следя, как на пол с дубового сидения ее стула закапало, быстро натекая в лужицу.

– Всё нормально, воды – уже немного осталось, умница! – Тинери мигом опустился между ее распяленных ног. – Вытолкни дитя магией, силой своей освободись от бремени. Кричи!

И она закричала! Просто как зверь, только на миг замолкая, чтобы набрать воздуха для вдоха. Было, наверное, что-то еще, что-то падало. Кажется, разбилось окно…

– Кровь, кровь! – полуобморочно шептал Бон, вцепившись в спинку кресла. Он отмер от повелительного крика: «Подними ее! Уже!». Зажмурившись, схватил тело Киллы, путы отпустили, рванул на себя и услышал только, как она завыла сквозь зубы, потом какой-то хлюп, смех Брая и булькающее курлыканье… Ребенок! И тут Бона выключило… Однако сверток с чем-то мокрым, сине-красным он крепко прижимал к своей груди.

Воцарилась абсолютная тишина.

– Ну, кто там? – спросил рыцарь. Он уложил молодую мать на постель и как заправский мясник обтирал бурые разводы с рук. – Сейчас, только послед схоронить надо…

– Схоронить! – пискнул Фаркат. – Ой, ага… – Опомнился, помотал головой, даже нахмурился. – А я почем знаю… Ребенок! На, забери это лысое, страшное от меня! – Хотя слышать снова он мог, даже соображать немножко, но был весь белый и приплясывал на месте. – Мне это, в нужник нужно.

– Обоссался, кот? – ухмыльнулась плечистая бородатая повитуха, протягивая руки, чтобы забрать у трусишки новорожденного.

– Хуже... – рванув с места, честно просипел мальчишка. – Держи, я щас!

И уже на лестнице до него донеслось:

– О! Де…

(1) вот она, Бражная:

*

Нелегка солдата доля. Ё-хей – еще налей!

То рубись на поле боя,

То корми червей собою.

Что до славы и покою -

Не видали мы такое. Просто, друг, бери и пей!

*

Льется жидкою мочою – ясно дело, не графья! -

Из казенного бочонка.

Эй, пригожая девчонка,

На полатях ляг со мною,

Поиграй с моей "свечою"! (Мой ладней, чем у коня!) и т.д.

(2) – левонное солнце – в зодиакальном знаке Leo, август по-нашему.

(3) – рыбка типа уклейки.

========== Заговор ==========

Поскуливающий Фаркат, как пожарник, бегущий с «кишкой» к горящему дому (Ха, в кишках-то дело и было!), скатился по ступенькам до выхода нижнего флета.

– Что он сказал?! – спросил у деревянной двери. – Нет, нет, не может такого быть! – возразил он уже сам себе, и пальцы перестали лихорадочно развязывать тесемки гульфика... Да и нужда как-то отступила.

– Хотя это было бы неплохо, даже очень замечательно! – Орошая чахлый кустик у поленницы, решил мудрый сиде и, едва заправивши длинную тунику в убогие штаны, побежал назад, наверх, в башню:

– Брай?

Тот обнаружился у постели – укладывал новорожденную дочку месмы в спешно приготовленную Аркаем корзинку. Сама Дарнейла была в сознании, но выглядела не то что испуганной, а какой-то недоумевающей.

– Котик? – спросила она. – Я тебя вижу. Вот ты и вернулся… остроносый, надо же! – И улыбнулась, потянувшись к тому слабой рукой, но тут же схватилась за неопавший живот. – Я умираю?

Фаркат, с разбегу от самого входа в спальню проехавшись к кровати на коленях, тут же оказался у ее изголовья:

– Пустяки! Рыцарь говорит, детей у тебя будет двое. Слушай, я тут смекнул – это здорово… А?

Килла откинулась на подушки и предсмертно застонала, сил у нее осталось немного.

– Ну, что ты стоишь? – засуетился Бон, подскакивая к вдруг оробевшему командору. – Святки, то есть схватки – надо помогать! Она не сможет, колдуй!

Это вывело Тинери из ступора.

– Я не могу! – рявкнул он. – Лоны все пустые, без магии!

– Тогда пусти – я всё сделаю! Много видел смертей – надоело! – Фаркат насупился, потом, слов уже не тратя, махнул рукой, показывая Браю, куда положить бредящую месму. А потом резво запрыгнул с ногами на стол и приказал:

– Держи ее за плечи. – Сам подышал в сложенные лодочкой ладони и, раскрыв их, дунул – появился искрящийся золотистый дымок, а руках у Фраката оказался… кусок сливочного пирога.

– Да что ты делаешь, шут гороховый! – Тенери перехватил тело Дарнейлы одной рукой, отпуская тому подзатылок. – Не время дурковать!

– Не отвлекай! Экий длиннорукий! – Бон даже не обернулся, только по-кошачьи потер ухом о плечо. – Больно же! Меня вообще бить нельзя.

– Это почему? – автоматически спросил Брай, не зная, что делать… Ситуация была идиотской и опасной. Килла почти не дышала, одна нога ее свесилась со стола, живот не шевелился и будто обмяк, родовые потуги прекратились.

– Потому что принц я! – буркнул взлохмаченный Бон. И… сложив губы трубочкой, ласково промурлыкал, будто запел: – Иди сюда, сластеночка, вкусный пирожок кушать, воздухом дышать, молочко попивать и по травке бо’сыми ножками гулять. Вот тебе на язычок липкое повидлице, золотая корочка – покажи головочку… Повернись, не ленись, хватит, маленький, спать – выходи погулять!

И… Ребенок будто послушался – роженица в руках Брая изогнулась коромыслом и исторгла на скомканную скатерть громко заоравшего крупненького мальчишку.

– Получилось! – придушенно вскрикнул Фаркат Бон и свалился со стола!

А потом всё закрутилось еще пуще, словно расколдовал кто время и звуки ожили – загудел турней. Рыцари в двери к магистру ломиться начали, Аркай едва отбивался: то вода в бочках протухла, то дневальный доложил, что кормить прибывшие кводы пора настала, а кашеварить, дескать, некому – сиде куда-то делся, то доспех чистить во дворе принялись, аж зубы у Бона заломило от лязга. И устал он безмерно. Правда, пуповину перерезать, обмывать и пеленать младенца Брай того и не звал, сам справился... Дарнейла спала. Мирно и спокойно обнимая два тугих свертка... Слава Морене, замолчавших, после того как неумелая мамочка сообразила приложить их к груди.

Фаркат больше не помогал, только мешался, бродя, как ленивое привидение по спальне, ставшей вдруг совсем маленькой и тесной. А потом и вовсе свернулся на лавке у окна причудливым клубком, даже голову меж колен зажал; на слова не реагировал, вставать отказывался.

Но, когда уже к утру архонт распорядился послать в деревню воинов, подал-таки голос:

– А завтрак как же?

Брай Асси-лон Тинери, и сам с синими тенями под глазами – ведь трое солнечных коло(1), почитай четыре, в седле да без сна провел! – присел рядом:

– Кормилицу надобно. И имена дать по обряду пора.

– И думать не смей! Обряд! Сами выкормим – коза на что! – встрепенулся Фаркат. – Как явятся гонты (2) новую месму благославлять – так и проболтаются брехушки воксхолловские – никак нельзя. Я решил, – он припал к уху Брая, обнял за шею почти нежно и слюняво зашептал, – не отдадим Иржика и всё!

– Так ведь и казнить могут за такое! – Тот отстранился и с сомнением поглядел в улыбающуюся рожу Фарката. – О таком и не слыхивал никто!

– Вот потому-то и выгорит у нас дельце! Предъявим Матери-гонте Имнею – вот вам месмочка. – Кот довольно захихикал. – Всё честно! Одни родины – одно дитя.

– Ты уже и имена придумал, прохвост! – Вздохнул хранитель и защитник волшебниц. – На плаху вместе пойдем.

– А, ничего! – Махнул рукой Фаркат. – Меня уже один раз вешали, два раза топили… Проклинали, вообще не припомню сколько раз. Переживем!

(1) Коло – сутки, поворот двух светил.

(2) Гонта – восприемница новорожденных месм; увы, она же забирает сыновей в Орден; не позволяется мальчиков с матерями даже на вскармливание оставлять.

http://www.pichome.ru/fzF

http://www.pichome.ru/fzE

========== Думы и задумки ==========

Двухсотлетняя Симмерай Астокля была типичной гмыженкой (1), то есть родилась она в обычной семье и была только третьей ученицей у Геновии Малатесы из Пангуана. Даже дочери у нее не было, не получилось полюбить… Поэтому титула и земель не унаследовала; это другие месмы гордо носили имена Калмейская, Никузанская… Да вот взять хотя бы эту даже не вошедшую в возраст Гейсарнейскую выскочку – а уже, поди ж ты, месму родила! Того и гляди Великая, если девчонка ей по нраву придется и вообще – избранницей наречет!

Симмерай задохнулась сухим кашлем.

– Четыре квода Ордена… Кхе-кхе, пропади ж ты! Ах, если б не немощь моя, не вовремя как! …Эту кильку охраняют, и сам Магистр пишет, что «…из-за неспокойного состояния на границе с баронством Квитарст, через которое лежит путь в Обитель Дум небесной матери Модены, решил лично сопроводить в путешествии достопочтенную Дарнейлу Киллу с приплодом, двором и слугами…» Двор у нее, дворняжки безродной, имеется! – Гонта Астокля отшвырнула свиток. – И кто же это Браю Тинери поведал, что я хворая? Он ведь уже почти полворо'та (2) в Ледяном поле Ронхи разбойников изводит, – сказала она, закашлявшись, своему сидящему на высоком стропиле башни врану. И тут же замолчала, обдумывая остальное втайне:

«А коли девчонка сама на церемонию прибудет, то и Дары придется полно отдавать. Остальные Восприемницы, простушки блаженные, и рады будут башмаков дорогой не бить, да с младенчиком в Моденином дому поцацкаться! И лишку наболтают про Владение и Силу!» – Остальные мысли гонты были темны и нерадостны.

– Возьми нас с собой, Браюшка! – С самого утра Фаркат крутился под ногами собирающего отряд архонта. Тот только рычал и отмахивался, торопя рыцарей к отъезду.

– Мы с Зулом Гийома прямо в Захруте на постоялом дворе обождем, как мышки будем сидеть. Ну скучно же нам в турне.

– А что как лон Рейдент запоздает? Снега уже вот-вот сойдут? Распутица. – Тинери проверял подпруги у коляски, в которой собирались ехать госпожа месма и семимесячная Имнея Целата.

– Ну ты нам денег поболе оставишь. Я совсем в одиночестве свихнусь! Сам куда навострился, коли дороги плохи? – не переставал канючить кот. – Вот мы и перебьемся как-нибудь с Ирж…

– Тц! Нам нужда велит. – Шикнув на него, водитель воинства Астарлингова дернулся из-под коня и прямо о тяжелое литое стремя головой ударился. – Всё из-за тебя, лешачье отродье! Ты и так у нас полоумный, свихнется он – за дитем смотри! Делами займись или просто с глаз уйди, заполошный недопа (3)! – По виску рыцаря поползла темно-багровая «змейка».

– Ой! – воскликнула вышедшая во двор Дарнейла и метнулась с высокого крыльца на помощь. – У тебя кровь, Брай! Я сейчас, потерпи!

– Тьфу, смотреть противно – прямо Самурей и Соккия (4)! – Бон, наморщив нос, скривил кислую рожу, глазищи закатил, а губы уточкиной гузкой вытянул и препротивно причмокнул. – «Без тебя, моя услада, мне и Витларда (5) не надо!» – нараспев проблеял нахалюга. – Усю-сю!

– Да ты, да как ты!.. – Дарнейла покраснела и отпрянула от рыцаря. – Стишки позорные обо мне смел придумать, никому я не навязывалась!

– Лови его, Борк! Синел! – громом прозвучал рев командора. И за резво поскакавшим по ступеням Фаркатом помчались два солдата.

Некоторое время спустя, когда Килла уже уняла боль в разбитой голове Брая Тинери, сбивший дыхание, вспотевший, как обжежчик (ну те, которые в лесу уголь в ямах готовят), воин явился и доложил командиру:

– На крыше он сидит, сир. Снять арбалетом? Сами без приказа не решились.

– А товарищ твой где? Может, он уже подстрелил негодяя? – пряча улыбку, спросил Брай. Знал, что остроносый прохвост успел уже свести дружбу буквально с каждым рыцарем или оруженосцем в новоприбывших кводах.

– Да разве его догонишь! – искренне пожаловался запыхавшийся латник Синел Маркоди. А дальше соврал, выгораживая кота: – Запер я его было в подвале, да по водостоку пострел ушел… в лес, наверное. А что на сей раз мальчишка натворил? За что наказывать?

– Гражданского – не стану. А вот вам за ложь и неповиновение командиру – месяц ссылки и гауптвахта в Гейсарнее до моего возвращения. И, как солнце на Пеши (6) взойдет, приказываю засеять поля во владении госпожи. Пошли вон.

Задрав голову, командор крикнул тени, прячущейся за входным портиком башни:

– Вылезай, кот, едем!

Вот туточки должен я пару слов добавить – для понятку. Месмы ведь только несколько веков как среди наших в почете зажили, а в старину бывало – ой, не добрый путь упомнить, и топили бедняжек, и посжигали немало. Да как мор от народа при короле последнем отвели – так и разрешил он добрым спасительницам в стране селиться, Обитель от налогов навсегда освободил, большие вольности узаконил… Так что и армия своя у месм имелась. Но не об этом я – в годы скитаний приноровились те быстро от груди нажитых младенцев отнимать, но без всякого вреда, наоборот, до трех лет дочери месм (что про мальчиков – не ведаю, только взрослыми воинами их народ видал) быстро росли, чтоб, значит, если с матерью что – выжить. Поэтому в дорогу шустрых близнецов—листопадничков брать Дарнейле было не боязно…

(1) – гмыженка, не имеющая дара практической магии ученица; такие девушки, например, никогда не смогут летать.

(2) – полворота, ворот – год, полный оборот вокруг Солнца.

(3) – человек приносящий неудобства, баламут. Местное такое словцо, воксхоловское.

(4) – знаменитая любовная поэма, сентиментальная и слезливая. Средневековая мыльная опера.

Говорил Самурей, взор слезою блестел:

«Нам прощаться пора – уж восток заалел!»

И взрыдала она, та, что он оставлял:

«Ты жениться спешишь, как отец приказал?

Не обманешь меня! – говорит Соккия. -

Мне и жизнь не мила, если я не твоя».

Отвечал Самурей: «Вот камыш зашумел,

Гнут деревья враждебные ветры.

Нам жестокий тиран разлучиться велел,

Но тебе я остануся верный!

Не отдам злой судьбине в обиду».

Сам за руку берет и к обрыву влечет ...

И никто бедных больше не видел.

Меж крутых бережков Вязка речка течет.

А по ней по волнам плат кровавый плывет...

Дурацкая побасенка, но бабам нашим какой год уже нравится. Это я так кусочек привел… для ознакомления.

(5) – Витлард – аналог Рая или города в небе, где живет Небесная мать Модена и Астарлинги.

(6) – знак рыб, март.

========== Дороги ==========

На розовый снег ложились длинные синие тени; большак был хорошо наезжен, и даже тяжелые рыцарские кони двигались легко. Бон свесил ноги по одну сторону седла и только немного придерживался рукой за высокую луку.

– Вот ты старый... в смысле взрослый совсем, так скажи мне, Брай, с высоты собственного опыта, чего уж такого прекрасного в плотских соитиях?

Одетый в серый овчинный плащ Тинери тронул поводья своего вороного и подъехал к заднему окошку кареты. Нагнувшись, заглянул внутрь, где в приятной теплоте сумерек на подушках крепко спали его любимые... Маленький Иржей сжимал в кулачке длинный материн локон, а Имни подкатилась Дарнейле под бок и, похоже, сосала золотое шитье на рукаве ее бархатного платья...

– А что ты хочешь знать, кот? Не верится. Небось, разыгрываешь меня, ну неужто такой невинный? Все мышей ловил, да сметану воровал? Так ни одной кошечки и не оприходовал? – Магистр придержал коня и дождался, пока Фаркат поравняется с ним.

– Недосуг было, – буркнул тот. – Ну не хочешь, не говори, а чего издеваться... Мне для дела надо.

Рыцарь Брай скинул капюшон и выдохнул, громко выдохнул, улыбаясь и глядя, как горячий воздух становится на морозе мутным облачком:

– Боги нас такими создали, что слаще женского лона только...

– Что? – Вытянул шею Бон.

– Ну, по мне так битва или скачка... – невольно признался его собеседник. – Не всякую полюбить можно, и не в красе дело. Душа должна ластиться, и чтоб как праздник от каждого взгляда, слова...

– Слушай, – внезапно перебил его Фаркат. – Это мне без надобности. Я не про любовь спрашиваю, а про похоть.

– А что, сам никогда матушке стирки не доставлял или кулак свой не радовал? – удивился Брай. – Бон, да не может быть!

– В плену я был… с малолетства. Да неважно… – процедил тот сквозь зубы, отвернулся даже – сам не рад был, что разговор завёл.

– У кого в плену? Мы, вроде, лет двадцать ни с кем не враждовали, и войны не было уже полвека.

– Ну, тогда я вру, как всегда! И забьем на этом, – огрызнулся Фаркат и ударил пятками своего коня в бок – попробовал объехать рыцаря по обочине. Не удалось – свалился неумелый наездник в сугроб. Шли-то военным маршем, да и дорога была неширока.

– Сто-о-ой! – как раз в это время раздался крик ведущего отряд сарджента Лангина. – Захрут… рассредоточиться, строй не держать.

Отряд разделился еще у кордона, в город не въезжая. Командор Асси-лон Тинери принял предложение барона и вместе с Гейсарнейской владычицей и воинами отправился в замок Квирст.

А прибывшие с ними караваном торговые гости остановились в скромной гостинице на окраине Захрута. Пожилой купец, представившийся Заппом Вимником из Воксхолла, заказал себе и своей молоденькой жене ужин в комнату и попросил хозяйку принести козьего молока с хлебным мякишем для их годовалого сынка. Заплатил вперед и полновесным серебром.

– Надо же такой солидный мужчина, видный! – попеняла, вернувшись на кухню, вдовая Мирза своей дочери-перестарке. – Богатый небось, номер-то лучший сняли, багажные торбы кожаные, приличные, лошади справные, сытые. А жена – чисто бесовка, и чем окрутила? Тощая, ни сиськи, ни письки, и жопа с кулачок! Волоса темные, незавитые, так из-под капора палками и торчат. Я только с подносом вошла, так эта, будто лойда (1), на меня даже не глянула. На кровати, не разувшись, сидит, дитенка к потолку подбрасывает, да как кикимора хихикает. А сама мужем помыкает. «Иди-ка, – говорит, – прикажи, чтобы мне воды нагрели, и бадью пусть наверх несут – тут мыться хочу!». Нету справедливости. – Вздохнула огорченная мамаша непристроенной дочки – годы шли, а на пышную, белую Лутту охотников не находилось.

Прошло две седьмицы, и почтенная Мирза, да что там она, многие соседние кумушки задружились с шустрой приезжей, Катой Боной Вимник, – то вместе в карточки сыграют… под наливочку, то фасоны столичные обсуждают; а какие песни воксхолловская молодка знала – животики надорвешь, как запоет!

– А что ж у вас в городе красивые парни водятся? – спросила та как-то вечерком, раздавая колоду. – Не передергивай, Лутка, шестую карту-то за корсаж не суй! – Дала она по рукам приятельнице. Вчетвером в «комарика» дулись.

– А вам на что, вы ж замужняя? – хихикнула девица. – Вон какой ваш супруг симпатичный да статный, как благородный.

– Так то муж – жеванная, пробованная уже морковочка. – Подмигнула госпожа Вимник. – Слыхала, что молодые мужики в баронстве смазливые и горячие. – Она пожала плечами. – Я на прошлые Астарские праздники уже брюхатая была, но матушка… покойница, говорила, что купцы из Квитарста больно пригожие приезжали. Жалко, видно, враки!

Картежницы помолчали, соображая, во сколько же лет их новую товарку замуж выдали, коли уж и ребеночку воро'т сравнялся, но и сейчас выглядела та не боле, чем на… четырнадцать.

– А вот и нет! – Нетрезво хлопнула ладонью по столу кузина хозяйки, Таква Зарева. – У нашего головы сынок – ну чистый жеребец, огонь! И красавец писанный! Высокий, волосом черен. А глаза!

– Да у него же свадьба на Проталы (2)! – сказала Мирза, и разговор свернул не туда. – Самого лойда дочку за себя берет!

– Да тут такое дело, – припав к столу пухлой грудью, зашептала Лутка. – Девки говорят, привез Хедике из-за Ронхи богатство несметное. Вот благородную девицу папаша ему и просватал.

Карты были забыты, и женщины с удовольствием занялись обсуждением невзрачненькой невесты, ее приданого и нового дома, выстроенного старым Хрунком Мерейю на таинственно найденное сынком сокровище. Любопытной иностранке пообещали взять ее на вечеринку, что устраивал отец жениха для односельчан и родственников.

(1) – лойд, лойда – аналог дворянского звания.

(2) – Проталы – первый весенний праздник, не закреплен в календаре, по погоде исчисляется.

========== Древняя земля ==========

Вот что я позабыл рассказать про нашу страну: странная она, право, а так вам ее устройство не понять. Даже названия у нее толком-то и нету – говорят «земля», да и всё тут.

Простите старика, запамятовал, что сами вы не местные.

Начнем с Воксхолла, моей родной деревни: вот, кажись, и деревня, а так поглядишь – целая область получается. Самоуправство, то есть самоуправление есть, староста на один солнцеворот избирается, да все с собранием вместе решают-постановляют в этот срок, но чтоб народу непременно на благо...

Равные все общинники, нету никакой власти сверху.

Про других не скажу, но, к примеру, в Квитарсте соседнем, вроде как, барон имеется, наследный; но люди бают, что хороший мужик, справедливый. Угодья там большие, за лесами. Ледяным полем Ронхи от нас отделяется и горами. Народ тамошний богато живет, и город их главный Захрут называется. Да не город в полном смысле слова. Родами кучкуются – всяк только своих знает. Как большое село из разных деревень и хуторов состоит. Все вокруг главной горы прилепились – так и «закрутились», оттого и название, наверное, я так смекаю.

Дальше к югу правят волшебницы, месмы по-нашему. Тоже на горе осели, в замке огромном, старинном. Шесть веков назад свободу свою от короля последнего получили, войско держат (да вы про то в курсе!). Но только самые заслуженные во главе с Великой тама обитаются. Может, политику и крутят какую, однако войн и смуты нету – и ладно. Шуму от них не наблюдается, значит, и другим нечего в их заумь лезть.

Но за помощью, да там если по хозяйству какие неполадки, людишки малые к своим месмам ходят – к местным. Курицу, бывало, принесешь в уплату услуги или мешок осярницы…

Старики наших стариков сказывали, что за перевалом водятся всякие твари… не то чтобы божества или нежити какие, но что не люди – точно, не к ночи помянуты! Может, и правда, – не ведаю. В лесах наших и так зверья всякого навалом – есть, кого не в шутку бояться.

А про Модену и Воинство ее небесное Астарлингов хоть и поминают почти через слово, да не верит особо никто в богов, скорее – для красы и суеверного глазу, чтоб отвести. Слова… слова, слова, короче!

Вот стихи что-то вспомнил, вроде, говорят, оттудова, из земель Обители. Правда, про что – непонятно, наши бабенки просто так поют, без смысла:

Окатан временем в песчинку

Твой гордый трон, былой король.

И вы, потомки, не ищите,

Не примеряйте эту роль.

Чей голос спорил с бурным морем

И поднимал на бой полки?

Теперь забыт и упокоен

В веках и в саванах тоски.

Сошлись в бою две равных силы -

Никто не смог перебороть!

Коварным умыслом сломили,

Предав врагу, родную плоть.

Как милосердие напрасно!

Неблагодарные сердца,

Своих оставив безучастно,

Не жаль чужих, и слез отца.

Ни рода, ни родства не зная,

Стяжав богатства и почет,

Бессмертья в мудрости алкая,

Спокойно зрят, как жизнь течет...

Обитель месм производила впечатление своей грандиозностью. Сам замок, похожий на стрелу, был расположен на высоком холме, но казался еще выше из-за стекающего из-под его основания бурного водопада, падающего в искусственное озеро, которое кольцом обнимало базальтовое подножие горы и рисовало в своих волшебно спокойных глубинах зеркального близнеца древней твердыни.

Возведенная в далекие легендарные времена, она не выглядела мрачной: на башенных шпилях играли с ветром яркие штандарты и вымпелы, со стен спускались цветные ткани. А погода и совсем была весенней. Чувствовалось дыхание юга. От подножия холма по всей широкой равнине текли, чередуясь, зеленые и желтые полоски озимых, возделанных, и черные – парящих (1) полей. Луга покрылись первоцветами, а сады и рощи в долине Модены стояли в нежной изумрудной дымке молодой листвы.

– Не отходи от охраны ни на шаг. – Тинери, надев шлем и полный доспех, закрепил на плечах парадный плащ и наклонился к лицу своей юной спутницы. – Ты слышишь меня, ласточка?

– Конечно, да, Брай, я же послушная! Но зачем прятать дочку? Они и без того знают, что у меня родился ребенок. – Дарнейла вдруг засмеялась. – Ой, грива твоя щекочется! – Она терла нос ладошками, ловя белые пряди плюмажа, отнесенные ветром с блестящего на солнце шлема. – Тебе ведь жарко будет на приеме.

Рыцарь вздохнул.

– Если бы это было единственное неудобство. – Что-то уж больно часто он в последнее время вздыхал – счастье проведенных в далекой провинции месяцев, весь этот покой и любовь, которые дарила ему Дарнейла Килла и… дети, Иржей и Имнея – его семья. Всё это сейчас было под угрозой: как поведет себя Великая мать месм, что скажут гонты, какие интриги плелись в Обители в его долгое отсутствие? Тяжелые мысли обуревали командора.

С дозорных башен замка прозвучал сигнал, ворота восточного портала открылись – и перед путниками опустился на цепях подъемный мост.

– По коням! – скомандовал Брай Асси-лон Тинери, командир армии отверженных сыновей месм, вступая в материнский дом.

Старый одноглазый ворон, борясь с западным ветром, неловко приземлился на руинах цитадели. Древние стены пропахли сыростью и… смертью. Полуразрушенный Ольхормер спал вечным сном.

Вдруг в гулкой тишине, лишь иногда, когда в гору ударял порыв штормового Борея, нарушаемой далеким плеском моря, скрипнула петля подъемного механизма.

Если бы птица могла думать, то она, вернее он, Шэлк, удивился бы тому, как в тенях набегающих от бурно несущихся по хмурому небу туч то появляется, то гаснет идущее из-под гранитных плит неяркое свечение.

А в узких глазницах семи мертвых башен вспыхивают временами белые огни, да шевелятся, будто ползя друг к другу, выбитые из фундамента ядрами захватчиков камни…

(1) – незасеянные поля, под паром.

========== Прекрасный зверь ночной ==========

Осторожно ступая, чтобы не споткнуться о собственный подол, расшитый камнями и золотыми узорами и ставший от этого жестким, как… обод бочки, Дарнейла поднималась по парадной лестнице Обители Великой матери и поглядывала на чеканный профиль магистра Тинери. Лицо рыцаря менялось, находилось в движении, то ли от того, что шли они по-разному освещенными галереями и залами, то ли от обуревавших его эмоций; он то хмурился, то, казалось, слегка улыбался, уловив в высоких зеркалах ее мимолетное отражение. Ее, Дарнейлы Киллы, своей возлюбленной…

Любовь… Когда это случилось? Месмочка будто спала и спала, плывя куда-то сквозь зиму и следующую за ней весну, без времени, без чувств, и вдруг очнулась в… старинной балладе! Она сама – и есть та прекрасная дама одинокая в своей несчастной судьбе. А он – рыцарь, нежданный друг, спаситель, и – страшно произнести вслух – любовник! Остальное как в тумане или неважно; кажется, всегда так и было – этот взгляд, летящий из-под стрел густых бровей, этот голос, что так испугал ее в первый раз… Его властное мужское присутствие в замке, волнующее даже звуком шагов в тишине ночи, и в то же время дарящее покой… Ее тайные страхи и постыдная тягость от другого…

И драгоценный их первый сладкий поцелуй, когда, держа на руках детей и тихо улыбаясь, он склонился к ней, лежащей в постели на тридцатый день после родин, и сказал, что любит! А потом…

Месма Дарнейла любила их обоих… Нет, речь не о сыне и дочке… Обоих Браев!

Как только спускала Модена покров свой звездный на холмы и долы, пропадал Брай Асси, благородный рыцарь Тинери, и в спальню Дарнейлы Гейсарнейской входил дикий Зверь ночной, прекрасный…

А она сама уже не робкой девчонкой, и не молодой матерью, и даже не смешливой подругой, хозяйкой турнея, которая вечерами, пока не гасли факелы, уперев острый подбородок в кулачки, слушала застольные куплеты, что поет, веселя воинов, ее дружок Фаркат… О, нет, сильной голодной волчьей самкой ждала она его, своего мужчину. И бусы ожерелий, им же даримых, брызгали звонкими каплями на пол, и пот струился по спине, изогнутой в любовной схватке… Да и саму любовь прочь! Только бы воздуху вздохнуть, только бы взять своего наслаждения, бесстыдно, как во хмелю.

Никто не учил месму страсти – всё руки Брая подсказывали, а жар сам рождался в теле. От губ его, не нежных в ночи, от жажды обладания, от резкого и пряного запаха горячего тела, от требующего соития естества… От слов его срамных и сладких, от громкой алчности своей женской плоти…