Текст книги "Черное зеркало (СИ)"

Автор книги: J.C.Elliot

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Кромешная темнота мешала мне разглядеть, что именно находилось под моими ногами. Головокружение не проходило ещё пару мгновений, пока я раздумывала, хочу ли найти, на что облокотиться, или все же обойдусь.

Где мы? Уж точно не там, где должны быть. Тьма, вонь, склизкая жижа под ногами… Канализация – вернее катакомбы, куда сливали нечистоты. Оглушительный хлопок, и кто-то упал в грязь рядом со мной.

– Ольгерд? Ламберт?

– Темно, как у утопца в жопе!

Вопрос себя исчерпал. Ламберт звякнул флаконом, сделав быстрый глоток. Ещё одна вспышка, и Ольгерд явно не пожалел о решении облачиться в черное.

– Холера ясна*, где мы?

– В дерьме, – коротко ответил Ламберт, и эхо его слов разнеслось по гулким катакомбам.

– В канализации, Ольгерд, – уточнила я. – А должны были попасть в лабораторию.

Ольгерд вздохнул, отряхнув сапоги от грязи.

– Отправь свою чародейку обратно в Аретузу.

Не думаю, что Кейра виновата в случившемся конфузе – скорее всего, мои бывшие коллеги воспользовались защитными механизмами, не позволяющими телепортироваться прямо в замок, когда началась осада.

– Своей бабой помыкать будешь, – огрызнулся Ламберт.

Я не стала встревать в перепалку. Ещё пара мгновений в этих смердящих катакомбах, и у меня появится клаустрофобия, а в кожу намертво въестся запах нечистот.

Глаза понемногу привыкли к темноте; впереди можно было различить массивную дверь. Пара неуверенных шагов по тому, что я предпочла называть слякотью, и уже можно нащупать до боли знакомый каменный барельеф.

Стоило мне коснуться камня, как прямо посреди двери распахнул веки огромный глаз. Через пару мгновений он сфокусировался на мне; немигающий и неживой, во много раз больше человеческого.

Мысль о том, что смотровая система замка в таком завидном состоянии меня больше обеспокоила, чем обрадовала. Нет ничего хуже, чем оказаться в Горменгасте непрошеным гостем.

– Что это за ебалда? – заинтересовался местными достопримечательностями прозревший от зелья Ламберт.

Оставив его вопрос без ответа, я привычным жестом продемонстрировала глазу руку, но тут же вспомнила, что давно не ношу перстень с символом. От старых привычек трудно избавиться. Тяжело вздохнув, я принялась расшнуровывать рубашку.

– О чем идет речь? – нетерпеливо спросил Ольгерд.

Прикрыв грудь, чтобы в поле зрения и ведьмака, и глаза попадала только метка, я подошла к двери вплотную.

– Леший его знает, – присвистнул Ламберт. – Но твоя баба решила показать этой штуковине сиськи. Охрана первостатейная, надо в Каэр Морхене…

– Ведьмак, – осадил его Ольгерд.

Глаз закрылся, признав в метке символ Табулы Разы. Где-то внутри стен зашевелил шестеренками древний механизм.

Двери скрывали за собой едва различимую во мраке узкую винтовую лестницу. Ольгерд зажег факел – пламени едва хватило осветить уходящие ввысь ступеньки.

– Ни шагу, – преградила я ему путь. – Ловушка.

Канализация – излюбленный лаз воров, и на каждой из ведущих вверх лестницах им был уготован неприятный сюрприз. Автор этой ловушки я – подробность, которой я не стала делиться со своими спутниками.

– Тебе знаком ряд Фибоначчи? Один, один, два, три, пять?

Псевдослучайные последовательности широко использовались в тайнописи – но я не была уверена, что эрудиция Ольгерда настолько обширна.

– Слышал, – привычная непоколебимая уверенность в голосе Ольгерда слегка ослабла.

– Два, три, пять, восемь? Каждое следующее число – сумма двух предыдущих? – обеспокоенная такой реакцией, уточнила я. – Не наступай на эти ступеньки, или сработает ловушка.

Атамана мы пропустим вперед – в случае, если я ошиблась насчет ловушки, ущерб будет незначительным.

– Сказочное начало, – прислонился к стене Ламберт. – Прыгай, фон Эверек.

Прыгать Ольгерду не пришлось – его шаг достаточно широк, чтобы одним махом перешагнуть через три ступеньки. Мы с Ламбертом расположились по обе стороны от лестницы и внимательно наблюдали.

Пятая, восьмая, тринадцатая… Тринадцатая! Ольгерд, дьявол!

Раздался угрожающий щелчок, и на ступеньки с диким грохотом упал огромный каменный валун, стремительно покатившись вниз.

– Назад! – заорала я, словно ему действительно угрожала смертельная опасность.

Слишком поздно. Валун сбил Ольгерда с ног и с треском ударил его прямо в грудь. Ольгерд оказался погребен под камнем, застыв в неестественной позе. Если бы не каменное сердце, в усадьбе кабанам пришлось бы устраивать по атаману панихиду.

– Ах ты ж блядь, недомагики сраные!

С Ламберта слетел весь гонор, когда он увидел распластанное под валуном тело.

– Ольгерд, это же не высшая математика…

Первый раз на моей памяти атаман хоть в чем-то потерпел фиаско. Сдается мне, что познания Ольгерда о ряде Фибоначчи весьма приблизительны, но он не хотел признаться в этом соплячке, которая в четыре раза младше него.

Ещё больше, чем неожиданно почивший атаман, ведьмака шокировала моя крайне циничная реакция.

– Ты над трупом глумиться вздумала?! Жеванный стыд, я всяких видывал, но таких…

Я постаралась сдвинуть валун с места, но тяжелая махина в полсотни пудов оставалась непоколебимой. Ламберт добавил в мой адрес еще пару красочных эпитетов и успокоился, пока внезапная мысль не пришла ему в голову:

– Ладно, хер бы с ним, но деньги кто платить будет?

– Успокойся, я знаю, где его тайник – за картиной в усадьбе.

Я не стала уточнять, за какой именно, чтобы у ведьмака не появилось сомнительных идей. Дворяне в Редании часто прятали свои сокровища за семейными меморабилиями; кроме того, уголок картины был затерт, а красная краска на ней облупилась. То, где и как Ольгерд хранил награбленное, столь очевидно, словно сам Лебеда велел его обокрасть.

Мое наблюдение заставило Ольгерда зашевелиться; одним движением он скинул с себя камень, который я безрезультатно пинала.

– Откуда у тебя, позволь поинтересоваться, такие подробности?

Жутким образом раздробленные кости грудной клетки распрямились и встали на законное место. Короткий траур ведьмака сменился возмущенным недоумением:

– Что это за ебаные чудеса божественные?!

– Атаман так печется о своем тайнике, что решил воскреснуть.

Я предусмотрительно отошла от Ольгерда на пару шагов, прежде чем ерничать; тот поднялся на ноги и посмотрел на меня с откровенным неодобрением.

– Я бессмертен, ведьмак. Что до тебя, Милена – честь идти первой теперь принадлежит тебе, раз ты сегодня такая шутница.

Солидарна – по лестнице действительно лучше пойти тому, кто умеет складывать в уме. Уже не страшно, я убедилась, что ловушка действует именно так, как я предполагала.

Двадцать первая. Тридцать четвертая. Стены и потолок лестничного пролета становились все ниже. Запах горящего воска постепенно сменялся запахом сырости, въевшимся в каменные стены. Дышать все труднее из-за спертого воздуха – даже Ламберт перестал ругаться сквозь зубы.

Наверху нас поджидала еще одна массивная дверь, защищенная шифром. Она бесшумно открылась, когда я привела пластины в правильное положение. Non omnis moriar. Метафорическое высказывание, ставшее для одного из моих спутников суровой реальностью.

В ноздри ударил запах формалина. Лаборатория замка выглядела ровно так, как я запечатлела ее в своей памяти – алхимический инструментарий, ряды стеклянных пробирок вдоль стен под узкими каменными сводами. Раздуваемые мехами печи – плавильная печь, печь для дистилляции и покрытый золотыми символами атанор.

– Ну и бардак тут у вас, господа недомагики, – сказал Ламберт, пнув ногой валяющийся на полу экземпляр «Necronomicon’a» Абдулы Альхазреда. В лучшие времена замка за такое ему бы без лишних разговоров оттяпали ногу.

В лаборатории и впрямь царил полнейший хаос. Как будто все обитатели замка в одночасье сбежали из лаборатории, по принципу omnia mea mecum porto* не сокрушаясь по поводу оставленного имущества.

Я подошла к окну из цветного стекла, взглянув на окружающий ландшафт, словно желая убедиться, что мы действительно в Горменгасте. Острые белые пики Пустульких гор не оставляли сомнений.

Ольгерд тем временем подошёл к пробирке и взглянул на заспиртованного гомункула.

– Создание жизни искусственным путем?

Он задумчиво постучал по пробирке, рассматривая пентаграмму, поддерживающую жизнь в заспиртованном теле. В ответ на его стук гомункул распахнул глаза, заставив Ольгерда отшатнуться от сосуда и потянуться к карабеле. В глазах существа не было жизни – только ее иллюзия. В пробирке нельзя создать душу.

Я буду благодарна Лебеде, если гомункул – единственное свидетельство о сомнительных практиках ордена, которое заметят мои спутники.

– Фон Эверек, – обратился к нему Ламберт. – Не добавляй мне работы, не трогай ничего.

Ольгерд проигнорировал его просьбу и принялся рассматривать схему на столе, отодвинув в стороны колбы с разноцветными жидкостями. Он достаточно разбирался в оккультизме: чем больше вглядывался в начертанное, тем больше хмурился.

– Милена, скажи на милость… чем еще вы тут занимались?

Он повторил указательным пальцем очертания пентаграммы; золотой перстень с янтарем сверкнул в отблеске факела. Ольгерд точно знал, что видит перед собой – ему не хватало лишь немногих улик, чтобы сложить перед собой цельную картину.

– Я тайнописец, Ольгерд. Алхимией и ритуалистикой занимались другие.

Полуправда. Полуложь. Я облокотилась на стол, заслоняя собой схему, которую когда-то случайно обнаружила и из-за которой вызвала Иштвана на неприятный разговор. Sacrificium filius hominis. Ни к чему Ольгерду знать о падении ордена.

– Да, Филипек… Будь я на твоем месте, тоже бы открещивался.

Ламберт то ли из брезгливости, то ли из предусмотрительности ничего не касался, держа наготове флакон с черно-красным маслом. Не иначе как fuga daemonum из зверобоя и мандрагоры. Чародейка хорошо подготовила своего возлюбленного.

Я не видела смысла себя обелять – я не брезговала в жизни ни убийством, ни воровством, ни ложью. Но я никогда бы не принесла в жертву ребенка. Ни в обмен на вечную жизнь, ни на тайные знания, ни даже на спасение от проклятия. Тем более из того же самого приюта, в котором выросла сама.

Но Ламберт прав, никто мне не поверит. Если нечто выглядит как утка, плавает как утка и крякает как утка, то это, вероятно, и есть утка.

Как только я дотронулась до двери, ведущей в кельи адептов, неожиданный звук заставил меня вздрогнуть.

Из башни доносилась невыносимо прекрасная, почти неземная органная музыка. Без аккомпанемента в виде голоса или других инструментов – ничем не отягощенное звучание сотен труб, так подходящее высоким сводам замка.

Искусство, мне не подвластное – у меня не было ни терпения, ни таланта. Оттого восхищение игрой чувствовалось еще ярче: к нему примешивалась зависть, что такую красоту мне не создать.

Органная музыка в заброшенном замке – два словосочетания, которые никогда не хотелось услышать в одном предложении.

– Меня мои уши подводят, или…?

– Нет, тьма болотная, я тоже это слышу.

У каждого человека уникальный, как почерк, стиль игры на музыкальном инструменте. Я не единожды слышала эти чуть более протяжные, чем полагается, низкие ноты – из-за того, что правая нога музыканта была едва заметно короче левой, и оттого слабее нажим на педаль.

Я медленно сглотнула тяжелый комок в горле.

Прошло пять лет с тех пор, как я узнала о жертвоприношениях в замке и для чего они предназначались. Пять лет с тех пор, как я впустила сюда охотников на ведьм. С тех пор, как должен был быть мертв играющий свою любимую «Третью симфонию» Иштван.

Музыка в одночасье смолкла, и на смену ей пришла мертвая тишина.

Комментарий к Невзятый замок

В этой главе хочу выразить благодарность Imthemoon за публикацию в “Ведьмак и Рейневан”, а также за шикарную подборку артов к замку (в иллюстрациях на Imgur).

*omnia mea mecum porto (лат.) – все свое ношу с собой

Холера ясна (cholera jasna) – классическое польское ругательсво

========== Мертвая тишина ==========

– Филипек, ты же говорила, что замок заброшен?

У Горменгаста была чертовски дряная репутация. Послушники пугали друг друга безвкусными проделками; рассказывали о стенающих душах, заживо замурованных в каменных стенах. В деревне Гелибол поговаривали, что раньше здесь стояло пепелище, на котором древние обитатели этих земель приносили своим идолам человеческие жертвы. Но ни одного призрака в стенах замка я еще не встречала.

– Призрак, Ламберт, – холодно ответила я. – Твой хлеб насущный.

И все-таки меня терзали сомнения: в дверных проемах и на порогах никаких следов эктоплазмы. Да и призрак, играющий на органе? Застрявшие между мирами души, насколько мне известно, отличались жаждой крови, а не страстью к музицированию. Словно кто-то нарочно хотел меня напугать.

– Музыкальные призраки, хоть на свадьбу зови, – подтвердил вслух мои сомнения Ламберт.

Узкие кельи сменялись одна за другой. В полумраке можно было различить только очертания грубой деревянной мебели. В северном крыле находились мужские кельи, немногочисленные женщины жили в южном. Напускная благопристойность никого не останавливала.

– Где нам найти дневник, Милена? – Ольгерд держался расслабленно, не в пример Ламберту, напряженно сжавшему рукоять меча.

Факел отбрасывал на каменные стены вытянутые тени. В них мне почудилась какая-то расплывчатая округлая фигура с непропорционально тонкими ручками – но оглянувшись, я никого не увидела. Померещится же всякое.

– В башне. Через кельи в зал – и вверх по лестнице.

На полу виднелась засохшая лужа крови. Когда я наклонилась, чтобы рассмотреть поближе, лужа оказалась парчовым одеялом. Разум играл со мной шутки. Я готова была поклясться, что видела кровь.

– Ни единого трупа, – задумчиво отметил Ольгерд, – никогда не видел бескровной осады. А уж осад я повидал немало.

Я глубоко вздохнула. Голову ни с того ни с сего сковала резкая боль, словно в висок вонзили раскаленную иглу.

– Никс, – раздался юношеский голос позади меня.

Мои и без того растрепанные нервы не вынесли голоса, возникшего из ниоткуда. Я метнула нож в сторону, откуда шел звук. Лезвие вонзилось в дубовую дверь. Мужчина, фигуру которого едва удалось различить, даже не вздрогнул.

– Наконец-то ты вернулась! – радушие при таких обстоятельствах пугает куда больше, чем открытая неприязнь.

Пламя осветило лицо. Корвин стоял, непринужденно облокотившись о дверной косяк, и улыбался, не удостоив моих спутников и взглядом. В перчатках, вымазанных свинцовой пыльцой и грубой черной робе, расшитой алхимическими знаками. Точно такой же, каким я запечатлела его в памяти. Не может быть… Не может быть!

– Иштван уже поседел от волнения, – беззлобно упрекнул он меня. – Вгонишь старика в гроб.

Я сделала шаг навстречу. Ольгерд предупреждающе положил мне руку на плечо. Но это не призрак! Призраков могут видеть только чародеи и ведьмаки. Корвин же выглядел живым, пугающе живым.

– Что случилось? – я сделала вид, что ничего не знаю. Впрочем, судя по происходящему, я не далеко ушла от истины.

– Отведи нас к Иштвану, парень, – возвысился над субтильным Корвином атаман.

Корвин поднес руку ко рту и оглушительно чихнул, развеяв вокруг свинцовую пыль. Сколько раз ему говорить быть осторожнее, а то весь орден сляжет с сатурнизмом!

– Здесь что-то не так, – сказал Ламберт, попытавшись схватить Корвина за плечо.

Рука прошла сквозь плоть. Ламберт в тот же миг ударил по призраку мечом, не причинив видимого вреда.

– Где бы тебя не носило – славно, что ты вернулась. Я скучал, – смущенно улыбнулся Корвин.

Я отчетливо помнила эту фразу. Помнила, как закатила глаза, услышав это неловкое признание. Неуклюжие ухаживания Корвина меня раздражали даже больше, чем его погоня за пятым элементом, lapis philosophorum. Клянусь Лебедой, если бы не я, то орден все равно погиб бы из-за неудачного эксперимента юного алхимика.

– Это не призрак, ведьмак. Четкие очертания и никаких следов эктоплазмы. – Ольгерд провел пальцами по дверному косяку.

– Тонкое наблюдение, фон Эверек, – ухмыльнулся Ламберт. – Написать тебе рекомендацию в Каэр Морхен? Я и без твоих ценных замечаний понял, что это не призрак.

Я слушала вполуха, раздумывая, что могло сподвигнуть фантом появиться. В келье ничего странного не заметила – прогнившая кровать, гримуар в кожаной обертке. Провал во времени? Когда у нас был этот разговор? Лет шесть тому назад, не меньше.

– Это не фантом. Это воспоминание.

Недовольство мужчин друг другом тут же перекинулось на меня. Ламберт иронично вздернул бровь, ожидая продолжения. Как будто оно у меня было.

– Я не знаю, что его вызвало. Мы же не будем здесь стоять и пытаться это выяснить?

Келья. Еще одна келья. Я шла так быстро, что едва не срывалась на бег, стараясь ни в коем случае не вглядываться в темноту. Наконец показалась массивная дверь, ведущая в зал. Пришло время еще раз встретиться с Иштваном, в кого бы он ни превратился.

Безжизненный зал походил на храм давно забытого бога. Такую ассоциацию вызывали мраморные барельефы, на которых были вылеплены причудливые создания. Скульптор явно вдохновлялся иллюстрациями из гримуаров: одно из существ представляло собой клубок щупалец, каждое из которых заканчивалось зубастой пастью. Взгляда на эти изрыгающие ядовитую слюну челюсти было достаточно, чтобы понять: их обладатель не травку кушает. И все это на кривых, отвратительно тоненьких козлиных ногах.

Я бы этого скульптора с удовольствием отправила на костер. Но никто не знает, кто и кому приказал вылепить эти барельефы – Горменгаст был построен задолго до того, как в нем поселился орден. Никому из нас не хватило смелости разрушить скульптуры. Виной тому подсознательный, никем вслух не высказанный страх: потревожишь даже изображение – и тварь обязательно за это отплатит.

Орган, как и прежде, давил своим готическим великолепием на каждого вошедшего, но за пультом не сидели уже очень давно, судя по слою пыли на клавишах. За прошедшие пять лет в зале все осталось прежним – все, кроме одной детали. И она никак не должна была измениться.

– Лестница наверх. В башню.

Ольгерд непонимающе на меня взглянул, потерев пальцами висок.

– Здесь должна быть лестница наверх, – я указала в сторону статуи. – Но ее нет!

– Украли черти лестницу, – хмыкнул Ламберт. – Ничего нельзя оставить без присмотра.

Я не увидела никаких поводов для иронии. Лестница не могла просто так взять и исчезнуть! Ольгерд чертыхнулся, прижав ладонь к виску. Не думала, что его мучают такие обычные недуги, как головная боль.

– Ольгерд! – уперев руки в бока, поприветствовал его молодой, пышущий здоровьем мужчина с черным чубом. Ад и черти, что ж они так выскакивают из ниоткуда!

Стоявшего на возвышении кафедры мужчину я видела впервые – и судя по его вычурной одежде, к Горменгасту он не имел никакого отношения.

– Ты что, тоже один из этих, фон Эверек? Тебе-то чего призраки чудятся?

Такое выражение на лице Ольгерда я видела впервые. Его словно свело судорогой. Нахмуренные брови, скрежет зубов – на мгновение можно было подумать, что он ненавидит этого мужчину, но… нет. Слишком похоже на боль.

– Нет, я здесь никогда… что Витольд… Милена?! – Ольгерд сжал эфес карабелы так крепко, что костяшки побелели.

– Ты что, опять поддатый? – спросила иллюзия, нахмурив брови и осуждающе покачав головой. – Ну как же так, братишка? Как можно так убиваться из-за бабы?

Витольд не обладал такой красотой, как Ольгерд, но обаяния в нем было с Великое Море. Удивительно живое, подвижное лицо и огонек в зеленых глазах. По сравнению с ним Ольгерд выглядел чурбаном.

– Найди, что вызывает эту иллюзию, и уничтожь.

Иллюзия… Я подошла к тому месту, где должна была быть лестница, и постаралась нащупать ступеньки. Моя рука легла на прохладный камень. В яблочко!

– Да понял я, понял, великая любовь! Ольгерд, но послушай ты меня… братец… она выходит замуж за другого. Если бы со мной что-то случилось… Да моя бы дорогу ко мне прогрызла, но не пошла бы под венец по указке родителей!

Да, лестница здесь. Кто-то или что-то намеренно играет с нами, вызывая видения.

– Милена, – прорычал Ольгерд. – Долго еще невидимых существ по углам ловить будешь?

Нашел виноватую. Как будто я могла исправить ситуацию по щелчку пальца! Ламберт подошел к фантому вплотную, потыкав в него серебряным мечом, что, вопреки всякой логике, еще больше раздражало Ольгерда.

– И что ты собрался сделать ради нее? Убить? Убиться? Я тебя не узнаю, брат.

Что это может быть? Иллитид? Но они никогда не поднимаются из подземелий на поверхность.

– Не туманник, – рассуждал в своем ключе Ламберт. – И не призрак. Не реагирует на серебро. Значит, какая-то неведомая херня.

Ламберт отцепил с пояса склянку с fuga daemoneum и брызнул на Витольда. Раздалось шипение, словно кислотой плеснули на обнаженную плоть. Фигура растворилась в воздухе, и по залу разнесся утробный гул, больно ударивший по ушам. В пространстве вспыхнули черные искры.

Резкий запах сероводорода – такой едкий, что пришлось зажать нос. Ведьмак угадал: демон. Лучше бы не угадывал.

– Фон Эверек, постарайся отвлечь тварь на себя. Я буду атаковать со спины. Филипек…

В воздухе начали проявляться очертания огромного чудовища. Моим ножом ему только зубы чистить – как раз после того, как нас сожрет. К черту, сами разберутся! Я ретировалась в нишу, спрятавшись под трубами органа.

– …вот там и сиди.

Лебеда, эта тварь не меньше четырех аршинов в высоту! Чудовищная тень ложилась темным пятном на белоснежные мраморные стены. Туловище из оголенной пульсирующей плоти, все внутренние органы, железы и мышцы торчали наружу, множество длинных членистых конечностей… Меня захлестнула волна отвращения и тошноты. Природа не могла сотворить такое.

Морда здравомыслящему смертному ничего напоминать не могла. Десятки круглых фасеточных глаз и никакого рта. Монстр запрокинул голову в беззвучном крике. Я упала на колени, схватившись руками за голову. В висках молотом стучала кровь, а уши – будто заложило ватой. Неведомая сила кромсала изнутри, копошилась в мыслях.

LEGIO NOMEN IHI (1)

Этот беззвучный вой пронзил мое сознание. Бааль-Зевув, повелитель мух. Демон-мучитель. Демон-иллюзионист, забирающийся в голову, ворошащий воспоминания, чтобы найти самые болезненные и заставить жертву переживать кошмар вечно. В «Некрономиконе» его дьявольскому рою посвящена целая глава, и в ней предельно ясно написано, что простым смертным никогда в жизни не одолеть эту мерзость.

Но Ольгерду это неизвестно. Карабела просвистела перед самой мордой успевшей увернуться твари. Оно ощерилось на Ольгерда, повернувшись к Ламберту спиной.

Ведьмак плашмя ударил по туловищу. Меч разрезал плоть неестественно легко. Ламберт, не ожидавший отсутствия сопротивления, чуть не потерял равновесие. Но успел сделать кувырок в сторону, прежде чем чудовище обрушило на него свои когти, и оставило на мраморном полу глубокие царапины. В ране закопошились черные мелкие насекомые, и она стремительно затянулась.

Ольгерд вонзил карабелу демону в бок. Тот распался на множество насекомых, прежде чем возникнуть прямо позади Ольгерда и зайтись в беззвучном боевом кличе.

HOMULLUS (2)

Псионический удар заставил Ольгерда упасть на колени и закрыть уши ладонями. По предплечью потекла кровавая струйка. Воспользовавшись замешательством, тварь полоснула его, изорвав в клочья и броню, и грудь. От удара Ольгерд пролетел через ползала и ударился прямо о педали органа. Трубы отозвались похоронным гулом.

Мы обречены.

И серебряный, и стальной меч бесполезен. Что делать?! Попытаться заманить в ловушку? Не убьет его ни одна ловушка. Сбежать? Лучшая из всех идей, но нам некуда отступать. Путь обратно закрывает демон, путь наверх иллюзия.

Мне нужно срочно что-то сделать. Демон. Это демон. Как остановить демона, хотя бы ненадолго?

Ламберт остался на поле боя один. Ведьмачий знак отразил смертоносный удар, но магический щит разлетелся на куски. Ламберт атаковал снова, ловким, едва уловимым глазу пируэтом. Из сложенных в магическом знаке пальцев хлестал огонь. Все бесполезно – демон регенерировал с бешеной скоростью. Одно неверное движение – и Ламберту конец. А потом – мне. Судьбе Ольгерда тоже не позавидуешь.

Что делать, ад и черти?! Попытаться выиграть время?..

– Ольгерд, Ламберт, сюда!

Я полоснула ритуальным ножом по ладони. Тварь вздрогнула, обратив многочисленные глаза в мою сторону. Не оборачиваться. Не дышать. Вымазав пальцы в крови, я наспех начертила защитный знак перед порогом.

Грубый толчок в спину заставил меня перелететь через порог. Дверь с грохотом захлопнулась. Ламберт держался за кровоточащее плечо. Схватил какую-то склянку, выпил залпом. Вены на лице окрасились в нехороший зеленый цвет. Ольгерд красной дымкой возник перед нами. Ошарашенный, без привычной карабелы в руках.

Раздался медленный, почти ласковый скрежет по двери. Так заждавшийся гость просит, чтобы его впустили.

– Съебываем отсюда к чертовой матери, это бесполезно.

Если бы только все было так просто.

– Это тупик, – отрезал Ольгерд, скрестив руки на груди. – Я внимательно изучил схему замка.

Ламберт обхватил голову руками и застонал.

– А какого?!.. Филипек, как это убить?

– Никак.

– Хуевый ты демонолог, – покачал головой Ламберт.

Ольгерд отмерил широкими шагами маленькую комнатку и пнул ногой лежащее на полу ведро. Остановился и взглянул на меня – отрешенно, оценивающе.

– Ты сможешь провести ритуал?

Он издевается?! Единственный экзорцизм, который я провела в своей жизни -

изгнание духов из припадочной дочки кузнеца, который на деле заключался в бутафории из тарабарщины и поросячьей латыни.

– Я… я не…

Ольгерд подошел ко мне вплотную, схватив за предплечья и прижал к стенке. Ничего себе способ поднять боевой дух.

– Ты должна его провести и ты проведешь. Или хочешь попасть в ад? – Ольгерд хорошо выучил, как мной манипулировать. – У нас нет другого выбора.

Скрежет за дверью стал настойчивей. Я съежилась, предчувствуя еще одну атаку.

EXPECTAT INFERI (3)

Передо мною возникли зловещие миры, отраженные в глазах Гюнтера о’Дима. Не сомневаюсь, что торговец зеркалами где-то здесь, наблюдает за нами, да хоть бы из того покрытого пылью зеркала.

Либо я провалю экзорцизм и умру страшной смертью, либо даже не попытаюсь, и все закончится тем же. Бездействовать куда страшнее.

– Мне нужна кровь. Много крови. – Я взглянула на Ольгерда. – Надеюсь, не нужно объяснять, зачем.

Он лишь усмехнулся:

– У меня навязчивое чувство déjà vu, Милена. Режь.

В этом замке я похороню призрачную надежду на нормальные отношения с атаманом.

– Запястье или горло?

Из запястий кровь собрать легче, но в таких делах не указывают.

– Кол или виселица? Как тебе будет угодно.

Мне как-то говорили, что лучшие байки травят стоя на плахе.

Кровь хлынула на дно ведра. Ламберт поморщился и прислонился к стене.

– Я думал, у Геральта нездоровые отношения, но вы…

Тварь за стеной не унималась. Мелкие насекомые уже проникали внутрь, в обход защитному знаку. Первый, вышедший из этой комнаты, познает на себе всю ярость дьявольского роя.

– Я выйду первым, – отрешенно, почти буднично сказал Ольгерд. Может, ему нравится боль?

Ламберт кивнул, наконец отпустив плечо. Кровь остановилась. Не перестаю удивляться чудодейственности ведьмачьих зелий. Он протянул Ольгерду стальной меч – тот неприязненно повертел его в руке.

– Выживешь, ведьмак, подарю тебе нормальную саблю.

Ольгерд резко, даже не переводя перед этим дыхание, выбил плечом дверь.

Надо переждать пару мгновений. Раз… два… три…

Я прошмыгнула следом за Ламбертом, прижав к себе ведро. Когти просвистели прямо над ухом. Дьявол! Плечо обожгло острой болью, руки вмиг заледенели. От второго и наверняка смертельного удара меня спас быстрый взмах серебряного меча, отсекший твари конечность. Спасибо, Ламберт… Спасибо.

Лебеда, хоть бы не было заражения… Хотя какая мертвецу разница. Я метнулась к кафедре, стараясь ничего не расплескать. Как же больно, как же трудно сосредоточиться!.. И как неудачно, что тварь поранила правую руку! Левой непривычно чертить, а пентаграмма должна быть безупречной. «Изволили ее вы плохо начертить, и промежуток в уголке остался. Там, у дверей, и я свободно мог вскочить». Где я это читала? Лебеда, почему в голову лезут всякие идиотские мысли?

Сосредоточься. Пятиконечная звезда. ύ, вода. Γ, земля. Что там за звуки, что там с Ламбертом? Я подавила желание поднять голову. Ί, дух. Έ, огонь. Ά, воздух. Я торопливо чертила магическую фигуру, выводя кровью очертания звезды на белом мраморе. Конспекты и чертежи прочно отпечатались в моей памяти.

Готово. Я с трудом поднялась на ноги. В зале продолжала разворачиваться жестокая сцена: Ламберта распластало на земле, демон уже заносил над ним лапу. Черная слизь капала с его когтей. Где Ольгерд? Почему он ему не поможет?!..

– Exorcizamus te, Beelzebub, omnis immunde spiritus (4)… – что со мной? Что за хриплый потусторонний голос?

Тварь подскочила в воздухе, словно подброшенная пружиной. Круглые глаза вспыхнули безумным гневом. Демон схватил статую, и швырнул в мою сторону.

Я припала к полу, стараясь не вылезать за пределы пентаграммы. Цветные осколки витража посыпались на меня градом, оставляя мелкие царапины. Теперь на всю недолгую жизнь у меня останется фобия статуй.

Последняя попытка.

– Exorcizamus te, Beelzebub, omnis immunde spiritus, – ощущение чьего-то незримого присутствия ввело меня в транс, – omni satanica potestas, omnis incursio infernalis (4)…

Прежде чем демон успел кинуть в меня еще чем-нибудь, Ольгерд предпринял напрасную попытку отсечь ему голову. Ведомая каким-то подобием мерзкого юмора, тварь коротким ударом снесла голову ему самому. Нельзя закрывать глаза, нельзя закрывать глаза, мне нужен визуальный контакт…

– Omnis legio, omnis congregatio et secta diabolica… (5)

Воздух дрожал от темной энергии. Тварь прыгнула, оказавшись прямо передо мной, и когти царапнули воздух перед лицом. Голову пронзила знакомая боль. Тварь внушала мне чудовищные образы, копалась в моих страхах.

На полу замка начали проявляться груды тел. Сотни изуродованных, изрезанных, разорванных на части тел. Словно кто-то раздавил муравьиный рой. Иштван. Корвин. Рейван.

Неправда… Неправда! Что там дальше? Видения были слишком ужасными, чтобы я могла сосредоточиться. Я пыталась вспомнить слова, но измученный разум отказывался мне подчиняться.

– Nunquam suade mihi vana, – услышала я голос Ольгерда. Он узнал ритуал. Слава Лебеде, он его узнал.

Слова с трудом слетали с языка, но я повторила за ним. Мой неживой голос эхом разнесся по залу.

И дети… Сколько детей, мал мала меньше!.. Не может быть, чтобы они столько… Я даже не представляла масштабов… Из темного зева твари вырвались низкие надтреснутые звуки.