Текст книги "Черное зеркало (СИ)"

Автор книги: J.C.Elliot

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Демоны желаний используют апаопеш, чтобы их осуществить. Посредник должен быть независимым оалпле.

– Этот демон уже нашел посредника?

Атаман по всей видимости счел, что одного личного вопроса было более чем достаточно.

– Мне нужно узнать одно – что произойдет, если желания неосуществимы. Контракт считается недействительным?

Мне очень не понравилась его формулировка.

– Что ты имеешь ввиду, желания неосуществимы?

Ольгерд поморщился от моей неспособности понять простейшие концепции.

– Именно то, что я сказал. Я могу пожелать, чтобы яблоко падало вверх, а не вниз. Могу пожелать, чтобы мертвые встали и плясали с живыми. Чтобы черное стало белым. Что произойдет в таком случае?

Теперь я знаю, как стереть это застывшее скучающее выражение с твоего лица, Ольгерд. И с удовольствием это сделаю.

– Тогда это существо покажет тебе мир, где земные силы не действуют, и яблоко упадет вверх. Где произошел Раг Нар Роог и мертвые сражаются бок о бок с живыми. Поменяет тебе глаза на те, что видят черное, как белое, и ты даже не увидишь разницы.

Атаман сжал бокал вина, я вижу, как белеют костяшки на его длинных пальцах в вычурных перстнях.

– Чушь собачья. Это не в его силах. Уж точно не в силах ведьмака.

Нехорошее предположение, кого ‚его‘ Ольгерд имел в виду и торговцем чего он обычно представлялся, прокрадывалось по моему сознанию.

Да, я сгущала краски. Но решение загадать невозможные желания показалось мне слишком легким, чтобы только атаман смог до него додуматься. Такая могущественная сущность, как о’Дим, может указать любому посреднику на правильную дорогу к иллюзорно невозможному.

– Читай дальше. Что происходит, если желания неосуществимы?

Нет в этом трактате такого условия. Есть описание, что происходит, когда желания будут выполнены, но такие подробности я не хочу зачитывать вслух. Пусть наслаждается сам – я протянула ему книгу. Ольгерд вчитывался, пытаясь уловить смысл, несмотря на вкрапления бессмыслицы.

Меня на диван уже никто не пригласит, да и места там только у атамана на коленках, поэтому я устроилась на деревянном полу рядом с ним. Судя по реакции, О’Дим уже нашел для Ольгерда посредника. Скорее всего, он уже загадал свое ‚неосуществимое‘ желание. Песочные часы, отмеряющие оставшееся Ольгерду время, перевернулись.

Судя по мрачному молчанию атамана, с каждым прочитанным предложением он все больше понимал, как плохи его дела.

Комментарий к Слепой пастырь

Кому интересно больше о способе шифрования:

https://ru.wikipedia.org/wiki/Шифр_Виженера

========== Город и псы ==========

И еще одна бесполезная книга – копия, списанная с копии, которая в свою очередь списана с еще одной копии. Мои тщетные надежды, что следующей будет Кодекс, рассыпались в прах, но ни одного удобного случая поинтересоваться о чем-то настолько специфичном и не вызвать подозрения так и не представилось.

Ольгерд прикрыл лицо рукой вместо того, чтобы читать расшифрованный мною трактат об исполнителях всех желаний – очередной бестиарий о суккубах и инкубах. Эти безрезультатные поиски его тоже изрядно утомили. Я уже не утруждаю себя чтением всего, что ему передаю, лишь иногда бросая мимолетный взгляд на рисунки.

Страшные картины в этом манускрипте напоминали мне о худшем развитии событий. Не думаю, что торговцу зеркалами нужно было заключать со мной контракт, чтобы забрать мою душу. Такие ухищрения подходят для агнцев Лебеды и ставленников старых богов. В моем случае достаточно будет просто не выполнить поручение.

Что за безумцы с больной фантазией иллюстрируют эти фолианты?

– Добрая половина того, что ты перевела, – холодный голос Ольгерда вырвал меня из безрадостных раздумий, за что я ему несомненно благодарна, – ссылается на один и тот же трактат. Ты знаешь что-нибудь о «Codex Gigas»?

Даже если с небес спустился бы ангел и за руку вознес меня к Лебеде, это произвело бы на меня меньшее впечатление, чем заданный Ольгердом вопрос. У кого бы он не учился, я принесу его наставнику ящик лучшего туссентского вина за то, что научил атамана проверять источники.

Мое воодушевление резко споткнулось о внезапную мысль: именно этот вопрос он не должен был задать.

– Ты… у меня спрашиваешь?

– У бюста моего покойного деда, – его манера шутить без тени улыбки производила довольно своеобразное впечатление. В легком ступоре я и правда взглянула на мраморный бюст скуластого мужчины в нише стены, пока подбирала слова для подходящего ответа.

– Это одна из основополагающих работ про демонов.

Месяцы исследований, а я смогла из себя выдавить лишь скупое и поверхностное описание. У Ольгерда определенно был манускрипт. Кто угодно мог ошибаться на этот счет, но только не Гюнтер О’Дим.

– Никогда не слышал, – он пожал плечами, тут же потеряв всякий интерес к разговору.

Поразительная у атамана способность вводить меня в замешательство. Что бы ему такого соврать? До меня дошли слухи, что Кодекс именно у тебя, но ты не подумай лишнего: воровать я к тебе анисовые яблоки полезла?

– Этот трактат невозможно распознать, если изначально не ведать, что именно перед тобой. Выглядит как бесконечные диалоги монахов о грехах и их искуплении.

– Ты описала каждую вторую книгу в моей коллекции.

Безумно хотелось вырвать у него из рук бокал с вином и выпить залпом. Я буду снова и снова задавать вопросы, пока не найду малейшую деталь, за которую смогу ухватиться.

Ольгерд встал и подошел к окну, скрестив руки на груди. Он явно любил долго и задумчиво вглядываться в одну точку. Вылитая статуя, с него сейчас хоть картину пиши. Интересно, Ирис написала его портрет именно в этой позе?

– Скажи мне, а этот трактат не имеет никакого отношения к магу по имени Вильгефорц из Роггевеена?

Кодекс будет иметь отношение к чему угодно, пока Ольгерд говорит о нем.

– Да, – уверенно отвечаю я. – Да, такое вполне может быть.

Ольгерд медленно вынул карабелу из ножен. Ничего хорошего это не предвещало.

– Я приобрел его коллекцию у одного скупщика краденого под Меттиной, – он внимательно посмотрел на свое оружие, словно выискивал в нем изъяны. – Было там что-то похожее. Бесполезное словоблудие за баснословную цену.

– Я могу проверить, – ответила я, не в силах ждать, пока он наконец предложит это сам.

– Сомневаюсь, – Ольгерд вгляделся в отражение на лезвии. – Я передал трактат одному профессору из Оксенфурта.

– Шезлок, – мы оба прекрасно понимали, о ком идет речь. Шезлок уже больше года не выходил из комнаты, встречаясь только с редкими учениками. Скрылся от окружившего его зла под покровом бесчисленных защитных пентаграмм. Кодекс стал бы последней каплей в чаше его безумия, – в огромной опасности. Прочтение манускрипта может убить Шезлока, если его не убьют воры в поисках наживы.

Последнее замечание прозвучало крайне неуместно: Ольгерд – равнодушный, но очень внимательный слушатель.

– Воровка с золотым сердцем. И что же вызвало такую заботу о ближнем? – он оторвался от самосозерцания и уставился на меня. – Я как раз размышлял, что именно ты пыталась у меня украсть?

Слава дьяволу! Ну наконец-то! Единственный вопрос, который я жаждала услышать, и могла ответить без предательской заминки:

– Книгу.

– Ты меня не удивила. Какую?

– Codex Seraphinianus, – я выпалила это название. Надо было переждать пару мгновений перед ответом. – Я узнала, что она у тебя. Хотела получить информацию об одном проклятии, а затем продать ее подороже.

Видимо, я недостаточно заинтересовала Ольгерда. Что-то он не спешил расспрашивать о проклятии и не рвался слушать мою слезливую историю.

Ольгерд вложил карабелу в ножны:

– Сойдет за правду. Ты поедешь со мной в Оксенфурт.

Я боялась даже дышать, чтобы не спугнуть наконец-то улыбнувшееся мне лицо Фортуны.

Пока атаман отдавал распоряжения, я уже торчала в конюшне под грозным присмотром одного из кабанов, того самого, что сообщил Ольгерду о прибытии ведьмака. Не имея возможности узнать его имя, я нарекла его Чубом.

Это, конечно, не та черта, по которой можно различать людей атамана, но у этого мужичка бросающаяся в глаза прическа отличалась особым задором. Мне импонировало его искреннее любопытство, которое он тщательно пытался скрыть за суровым выражением лица.

За лошадью атамана ухаживали, как за самой Анной Генриеттой.

А кобылка – загляденье! Ухоженная и холеная: блестящая бежево-серая шерсть и стройный мощный круп выдавал ее чудесную родословную. Ни дать ни взять – нильфгаардская. Не исключено, что родственница хваленых вороных липпицанов Белого Пламени.

Я завороженно провела рукой по шелковистой гриве красавицы и тут же отдернула. Кобыла заржала, норовя встать на дыбы. Появившийся словно из ниоткуда Ольгерд быстрым движением опытного наездника натянул поводья, что-то тихо нашептывая кобыле на ухо. Леди Годива. Кличка была ей под стать.

С животными я не в ладах. Даже с кошками, хотя более дьявольского создания и не придумать. Ольгерд заметил это. И наверняка подумал про то, что обычно думают в таких случаях: животные чуют дьявольщину.

– Протяни руки.

Этот приказ развеял мою призрачную надежду, что совместное чтение книжек нас как-то сблизило.

– Я знаю, что ты убьешь меня, если я попытаюсь сбежать. Я не самоубийца.

Ольгерд скептически вздернул бровь.

– Я бы с этим поспорил. – Интересно, он своей жене таким же высокомерным тоном рассказывал о вечной любви и о том, как мечтает о ее нежных прикосновениях? Иного пока не наблюдалось.

Я уже не знала, как можно пасть ниже, чем мне пришлось за последние сутки. Мне опять ничего не оставалось, кроме как позволить себя еще раз связать. Когда-нибудь я отплачу тебе за это, атаман.

– Тебе нравится связывать женщин? – Упрек прозвучало двусмысленно без моего ведома.

– Обычно обхожусь без того.

Я и так неуверенно чувствовала себя в седле, а со связанными руками – и подавно. Не меньше полсотни верст до Оксенфурта – приедем затемно.

Леди Годива неслась галопом по дорогам, почти разрушенным ураганами. Ненастье добавило кметам страданий – излишне скудный урожай сказался на их и без того печальных лицах. Жители местных деревень больше походили на обтянутые кожей скелеты.

Мы проезжали мимо заброшенной уже долгие годы усадьбы Мольдави. Вокруг некогда роскошного здания все заросло бурьяном. От дома веяло печалью и какой-то жуткой историей. Ничего удивительного, ведь практически каждый дом в Редании хранил в стенах невидимую для посторонних глаз темную правду.

Мне так и хотелось развеять давящую тишину вопросом об условиях сделки с о’Димом. Но даже малейшей иллюзии, что я получу ответ, увы, не было. Больше всего дразнила мое любопытство Ирис. Безумно интересно узнать, как выглядела возлюбленная Ольгерда? Мне она представлялась белокурой и синеокой красавицей с печальным лицом.

Нужен ли Ольгерду сон? В нем не чувствовалось ни капли усталости. Любой другой отложил бы поездку до следующего дня, но атаман даже ни разу не зевнул.

Интересно, каково это, когда тебе перерезают глотку? Я более чем уверена, что большинство своих шрамов он получил по собственной беспечности. Ведь если ты бессмертен – самое время лезть на рожон, дабы развеять тоску вечной жизни.

Вильгефорц. Вряд ли это совпадение. Слухи вкупе с тем предположением, что Кодекс находился именно в его библиотеке. Досадно, ведь его талант некогда меня безмерно восхищал. А теперь он все больше походил на четко разработанную фикцию.

Наконец вдали замаячили очертания Оксенфурта. Великолепие прибрежного университетского городка оскверняли кишащие в нем люди Радовида. Свирепый подобрал себе самых гнусных ублюдков, которых только носила земля, готовых испепелить все сущее во славу Вечного Пламени. Если в Оксенфурте с моей меткой вести себя чуть подозрительнее обычной горожанки, то за каждым поворотом меня будет ждать заботливо разожженный костер.

Мы остановились почти у самых ворот.

– Не хочу привлекать лишнего внимания в городе, поэтому развяжу тебя, – я с облегчением протянула ему руки.– Ты здесь далеко не убежишь. Либо я, либо охотники на ведьм – выбор за тобой.

– Даже не думаю пытаться. – Конечно, я только об этом и думаю. Но мои жалкие попытки станут лишь приглашением на казнь.

Студенческий квартал закрыт для посетителей, но для знати как всегда сделали исключение. Ольгерд еще со службы в реданской армии знал начальника стражи. Я вполуха подслушивала их разговор до тех пор, пока начальник не упомянул, что дом Шезлока находится под присмотром охотников на ведьм. К нему нам не пробраться.

Я прекрасно знала этот аккуратный дом из темно-серого кирпича, но не помнила, чтобы раньше на нем были гвоздями забиты ставни. Не помнила и патруля из религиозных фанатиков в широкополых шляпах, так и жаждущих разговора по душам с каждым излишне любопытным горожанином. Мы остановились в темном близлежащем переулке.

– Придется все же привлечь внимание. – Рука Ольгерда уже лежала на ножнах. Созвать сюда весь Оксенфурт и еще больше напугать полоумного профессора казалось мне крайне опрометчивым решением.

– Атаман, у меня есть идея получше, – прошептала я, приподнимаясь на цыпочки, но все равно едва доставая до его уха. Шрам у него на голове все-таки чудовищный. Наверняка до кости резанули.

– Идей у тебя как из рога изобилия.

– Тут неподалеку студенческая коммуна. В ней живет ученик Шезлока. Он сможет помочь нам связаться с профессором. А я знаю, на какие рычаги нужно нажать, чтобы он это сделал.

Ольгерд еще раз окинул взглядом псов Радовида и кивнул. Отрадно слышать, что он не всегда прибегает только лишь к насилию. Я слегка потянула его за полу кунтуша, призывая следовать за собой.

Мне хотелось прикрыть лицо капюшоном, когда каждый прохожий бросал на нас взгляд. Напрасно я принимала внимание на свой счет – мой спутник обладал гораздо более запоминающейся внешностью.

Студенты держались подальше от нас, когда мы приблизились к потрепанному, но еще сохранившему былую добротность белоснежному зданию коммуны. Уже не в первый раз я «сотрудничала» с Болуславом и знала, где его искать.

Из-за двери раздавались чувственные женские стоны. Хоть у кого-то сегодня хороший вечер. И это был не единственный женский голос за стеной – ему вторило еще одно такое же томное сопрано. Прекрасный дуэт нарушало лишь тяжелое юношеское пыхтение.

– Первый раз жалею, что выучился в Нильфгаардской военной академии, – усмехнулся Ольгерд, облокотившись на обшарпанную стену с красноречиво расписанным пожеланием Радовиду Свирепому сношать гусей.

Я постучала. Совершенно предсказуемо на стук не обратили никакого внимания, и мне пришлось повторить настойчивее. Реакция последовала, но иного рода – стоны одной из девушек стали более прерывистыми и частыми.

– Дай им немного времени. – Атаман вдруг подобрел, что я задумалась: уж не допплер ли передо мной?

Выразительный концерт действительно закончился лишь немногим позже, и я заорала во все горло: «Болуслав, это Милена, открывай!». Мой крик вызвал переполох, за которым последовала брань и короткая ревнивая перепалка.

– Да хули тебе опять надо-то, блядь? – Распахнулась дверь, в проеме во всей своей первозданной красе появился герой-любовник.

Ольгерд был определенно поражен, как непритязательны стали девы к физической красоте, а Болуслав был поражен не меньше увидеть на пороге вооруженного до зубов атамана. Пытаясь сократить ущерб от столь неэлегантного приветствия, он снова захлопнул дверь перед нашим носом.

Видимо, такая неожиданная встреча пробудила в нем нечеловеческую скорость – меньше, чем через минуту он предстал перед нами в помятых одеждах.

– Чем я могу быть полезен, господин фон Эверек? – спросил Болуслав у атамана, четко определив собеседников по степени влиятельности.

Я откашлялась, переключая внимание Болуслава на себя. Он сделал вид, что мое существование – ошибка природы.

– Нам нужно встретиться с профессором Шезлоком. Немедленно.

В отсутствие кавалера девушки переключились друг на друга, да с таким рвением, с коим не кинулись бы на самого богатого дворянина Оксенфурта. Суккуб, оказывается, была всеядной.

– Профессору все хуже и хуже. Даже студентов перестал пускать.

– Болуслав, прошу тебя, нам очень нужно с ним поговорить. У тебя же был ключ? Мы не можем рисковать со взломом, – с помощью этого ключа он обычно и пробирался к профессору в дом через черный вход, чтобы раздобыть информацию.

Ни малейшей тени энтузиазма на лице Болуслава не отразилось.

– Парень, – вмешался Ольгерд. – Мне нужен этот ключ.

Болуславу не нужно было угрожать для того, чтобы он почувствовал угрозу. Мысленно противопоставив Вольную Реданскую Кампанию и охотников на ведьм, он сделал выбор в пользу первых и скрылся за дверью.

Все двери длинного коридора были слегка приоткрыты. Разной природы звуки и крики не оставляли ни одного любопытного равнодушным.

Я прислонилась к стене напротив Ольгерда. Он все еще внимал концерту на два голоса.

– Ключ, – Болуслав протянул Ольгерду оловянный ключ и мстительно посмотрел на меня. – С тебя еще флакон, – сразу же переосмыслив свои навыки торговаться, добавил: – Еще два.

Я готова была налить ему целую бадью крови суккуба.

Оксенфуртские улицы уже погрузились во тьму. Время у меня еще имелось. В отличии от идей, как же поскорее отсюда вырваться.

Для начала надо хотя бы дождаться, пока патруль пройдет мимо двери черного хода. Эта дверь пугала меня много больше, чем подземное царство Аида, о котором мне рассказывал Иштван.

Комментарий к Город и псы

У лошадки атамана роскошная грива:

https://ru.wikipedia.org/wiki/Леди_Годива

========== Избави нас от зла ==========

Дверь в дом Шезлока издала протяжный скрип. Обитель профессора казалась мертвой – комнату освещали лишь несколько почти истлевших свечей. Ольгерд ступил прямо в рассыпанную перед порогом соль. Я быстро поправила носком соляной полукруг. Береженого Лебеда бережет, пусть такие предосторожности скорее всего и лишь паранойя Шезлока.

Гнетущую тишину нарушало бессвязное, лихорадочное бормотание. Ольгерд бросил на меня вопросительный взгляд, я лишь пожала плечами в ответ. Стараясь не шуметь, мы направились к источнику этих потусторонних завываний.

Посреди комнаты, в которой Шезлок в лучшие времена наверняка принимал гостей, была начерчена идеальная пентаграмма. Человеческой рукой не нарисовать таких ровных линий, не достичь такой завораживающей симметрии. Проблемы профессора были куда глубже, чем просто душевная хворь.

Заклинание, закрепленное в этой пентаграмме, ограничивало свое защитное влияние лишь на свернувшегося в позе эмбриона пожилого мужчину. Выйти за ее пределы означало бы для него мгновенное самоубийство.

Шезлок спал, но сон не приносил ему покоя. Лежа посреди разбросанных книг, он метался в когтях ужасного кошмара.

– Амелия, доченька… Прошу тебя, милая… Открой глазки… Амелия!

Эти обрывки фраз были пропитаны отчаянной болью. Профессора мучили видения о дочери, но никто из студентов о ней не слышал. В глаза бросились искусанные ногти. Это явно не первая его кошмарная ночь.

Как тяжело видеть одного из самых блестящих умов демонологии столь поверженным. Профессор был слишком привержен науке, чтобы тратить свое время на тайные общества. Тем он оказал им еще большую помощь, оставив после себя страницы бесценных исследований и заметок.

Неужели под рукой профессора обернутый в грубую черную кожу манускрипт? Вне сомнений, это был знаменитый Кодекс. Ускользающий мираж наконец-то обрел физическую форму. В другой руке Шезлок сжимал Добрую книгу Пророка Лебеды. Яд и противоядие. Последние скептики обращаются к религии, когда начинают чувствовать жар адского пламени.

Я встала на цыпочки, стараясь двигаться беззвучной тенью, и прокралась за спину профессора. Стоило мне только вытянуть руку к заветной добыче, как незрячие, молочно-белые глаза Шезлока широко распахнулись, а старческие пальцы плотно сомкнулись на манускрипте.

– Кто здесь?! Убирайтесь, проклятые твари, рано пришли, я пока еще живой!

Для слепца профессор будто точно знал, в какой стороне я нахожусь. Даже если эта ярость предназначалась и не мне, он сумел меня напугать. Я отшатнулась, едва не упав на пол.

– Ольгерд фон Эверек, – атамана ничем не пронять. Иного объяснения его спокойному тону у меня не было, – я пришел забрать Кодекс Гигас.

Немигающие глаза профессора обратились в другую сторону, следуя голосу Ольгерда. Жилистая рука сильнее сжимала в руках книгу.

– Ольгерд фон Эверек, – тихо вторил ему Шезлок, – будь навечно проклят тот день, когда ты появился на моем пороге.

Ольгерд, слегка касаясь ножен, словно окаменел. Лишь гневные желваки ходили на крепко сжатых челюстях.

– Будь проклят тот день так же, как и ты, атаман, продавший свою душу Стеклянному человеку, – продолжил профессор. – Я не могу вернуть тебе Кодекс.

Последняя фраза прозвучала как приговор:

– Ты продашь его, чтобы обогатиться, как продал своего родного брата.

Ольгерд не приемлет воров, но ради денег продал брата? О дворянский чести он вспоминал, видимо, только когда ему это выгодно.

– Шезлок, – Ольгерд нахмурился и расправил плечи, – отдай то, что принадлежит мне.

Едва профессор успел раскрыть рот, как я одним движением выхватила из его цепких пальцев книгу. Пытаясь ринуться за мной, профессор остановился у самого края пентаграммы.

– Отродье, – без злости, но с глубокой горечью сказал Шезлок, – не смог я уберечь его от вас.

Его выпад пролетел мимо моих ушей, ведь в руках лежал Кодекс во всем своем великолепии. Положив его на резной деревянный стол Шезлока, я распахнула пыльные страницы.

Восторг пронзил меня с ног до головы, стоило мне увидеть эти аккуратные рукописные буквы, почувствовать, что скрыто за ними. Мир замер вокруг меня, голоса на заднем плане стали похожи лишь на слабо различимый шум.

Я листала страницы из тончайшего пергамента, ведомая лишь одной мыслью: “Удастся ли мне найти то, что казалось лишь пустой надеждой?” Я на одном дыхании расшифровала заголовки, как будто они уже были давно отпечатаны в моем сознании. Мне не нужно было искать ключ к легендарному Кодексу. Ключ был частью знака Табулы Разы: «non omnis moriar». «Весь я не умру».

Контракты с дьяволом. Продажа первенца дьяволу. Мои руки дрожали, а текст расплывался перед глазами. Страх мешал начать различать скрытый текст.

Что, если… на Страшном Суде для меня не существует иного вердикта, кроме как бездна преисподней? Мне уже чудились жаждущие крови лица всех моих жертв. Тех, кто заслуживал смерти, и тех, кто лишь волею случая пал от моей руки.

Комнату сотряс жуткий, предсмертный хрип. Профессор тяжело осел на пол, схватившись за сердце и выпучив пустые глаза.

– Ад пуст! – вырвался из Шезлока последний отчаянный стон, – все дьяволы сюда слетелись!

Ольгерд, да какого хера?

Но он не имел к этой смерти никакого отношения. Его прищуренные глаза были обращены не на обмякшее тело бедного профессора. Мне не хотелось поворачивать голову, чтобы увидеть, на кого же он смотрел. Я намертво, до боли в пальцах, вцепилась в манускрипт – в свою последнюю надежду на спасение.

– Добрый вечер, господин фон Эверек, госпожа Филипек.

Пожалуйста, пусть это будет лишь видением. У меня ведь еще было время. Гюнтер о’Дим обещал мне встречу через сутки в Алхимии. А я обещала доставить манускрипт через трое суток… или как можно раньше.

Или как можно раньше.

– О’Дим, – голос Ольгерда так и отдавал презрением, – чем я снова тебе обязан? Я загадал желания. Геральт их выполняет. Не вижу никаких иных причин терпеть твою мерзкую рожу.

Гюнтер О’Дим и бровью не повел. Ничто, даже недружелюбность Ольгерда не могла стереть умиротворенную улыбку с его лица.

– Ольгерд, ты очарователен в своем неизменном убеждении, что мир вращается вокруг тебя, но дело у меня к твоей спутнице, – рука Ольгерда плотно обхватила эфес карабелы.

– Милена, я пришел высказать тебе свою глубокую благодарность за прекрасную работу.

Любое имя в устах о’Дима будет звучать как проклятие. Любое слово демону – еще одна ловушка. Не могла позволить себе вступить в диалог и дать ему увлечь себя в пучину потайных смыслов и необдуманных фраз. Припав на коленях к книге, я пыталась разобрать расплывающееся слова. Я не могла отдать ему манускрипт, пока не отыщу желаемое!

– Видишь ли, мой дорогой Ольгерд, госпожа Филипек, которая сейчас так невоспитанно воздержалась даже от приветствия, обещала добыть для меня Кодекс.

Мне не хотелось сейчас видеть лицо Ольгерда.

Я не успею. Я просто не смогу успеть ничего преобразовать, слишком ужасен вкрадчивый голос о’Дима и слишком громко стучал маятник старинных часов.

– Милена, милая моя, я всецело разделяю твое волнение, но это невежливо. Будь так добра, – Краем глаза я увидела, что он просяще протянул мне руку ладонью вверх.

Мое сердце крепко схватила невидимая сила, хоть о’Дим и находился в доброй сажени от меня. Это предчувствие ада толкнуло к последнему порогу. К самому отчаянному поступку, который мне довелось совершить в своей никчемной жизни.

Я с силой потянула за хрупкие страницы кодекса, вырывая с корнем весь раздел о контрактах. В ушах зазвенело. Белые мертвые глазницы Шезлока смотрели на меня с ужасом. Главное не сдаться сейчас. Не дать липкому страху поглотить с головой.

Я протянула вырванные страницы Ольгерду, и он молниеносно перехватил их. Невидимые когти крепко вцепились в мое сердце. Перед глазами все стало сливаться воедино, казалось, я снова тону в черном болоте. Пальцы вмиг онемели, ноги задрожали. Я не могла сделать и шага, не могла повернуть голову. Петля на моей шее затягивалась все крепче, лишая возможности вдохнуть.

– Страх – самое древнее и сильное из человеческих чувств, Милена.

Кодекс выскользнул из моих пальцев. Сознание ослабело вместе с руками, и мир затянулся багровой пеленой. Акапелльное пение потусторонних голосов разрывало мою голову на части. Среди них был и голос Иштвана, вкрадчиво рассказывающий о том, что делают с предателями Ордена. И незнакомый голос, глумливо шепчущий, что я не заслужила даже имени.

Вечный Огонь, святой Лебеда, молю вас, избавьте меня от лукавого! Я судорожно повторяла ту молитву, которую меня заставляли повторять в приюте, пока на губах не выступит кровавая пена. Пастырь мой, если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной…

Настоящую волю к жизни можно найти лишь по ту сторону отчаяния. Моему охваченному агонией сознанию нужно было сформулировать лишь одну мысль, которая может меня спасти. Голоса озвучить ее у меня уже не будет.

Гюнтер о’Дим, я передаю тебе…

глаза тех, кто порицают отца и мать свою, да выклюют вороны

…Кодекс Гигас.

а плоть их будет сожрана стервятниками

…Наш контракт выполнен.

Страх перед неизведанным. Самый древний страх.

Вспышка. Пелена спала с моих глаз, обнажая яркие цвета пламени свечи и глаз о’Дима.

Глаз, в которых виделось отражение неизвестных мне миров. Тех, где льдистые дюны скрывали посреди черных морей бесконечности храмы чудовищ. Нет слов в существующих ныне языках, которые могли бы все это описать.

Оцепенев, я не могла отвести взгляд от могильного холода, таившегося в его глазах.

Гюнтер о’Дим поднял Кодекс с пола, брезгливо его рассматривая. Я все еще видела вертикальные зрачки, даже когда он уже не смотрел на меня. Оставался ли Кодекс для о’Дима все еще Кодексом?

Ольгерд смотрел то на меня, то на о’Дима, но не пытался вмешаться.

– Очень скоро, Милена, мы побеседуем с тобой о том, что делает книгу – книгой, а розу – розой, – он провел рукой над манускриптом, и страницы перевернулись вслед за движением. – Но боюсь, тебе придется лишь внимательно меня слушать.

Он тепло мне улыбнулся, лишь слегка покачав головой, словно отчитывал нашкодившего ребенка.

Ольгерд крепко сжимал в руке страницы. Напрасные усилия, о’Дим не может ничего отнять у того, с кем его связывает контракт. У каждой, даже самой дьявольской игр, есть свои правила.

– Не убейте друг друга, выясняя, кто из вас больший грешник. Оставьте удовольствие судить об этом мне.

Гюнтер о’Дим щелкнул пальцами, прежде чем раствориться в темноте. На меня сокрушающей лавиной посыпались золотые монеты, погребая меня под собой. Щедро одарит и сребром и златом…

Не так я представляла момент своего долгожданного обогащения. Но, слава всем существующим и несуществующим силам – я жива. Я пыталась увернуться от металлического града, но орены неумолимо били барабанной дробью по моему лицу, оставляя болезненные ссадины.

Ольгерд подал мне руку и одним резким движением помог выбраться из завала. Он выглядел так, будто только что узрел дьявола во плоти. Да что там, Ольгерд и сам на него походил со своими глубокими шрамами и красными, как пламя, волосами.

– Зачем ты это сделала?

Я отвернулась, не желая смотреть в его сверкающие гневом глаза.

– Ольгерд, – его имя тяжело далось мне в первый раз, – клянусь, я не желала тебе зла!

Его пальцы глубоко впились в кожу на моих плечах. Пожалуйста, не убивай меня. Я не хочу снова увидеть эти желтые глаза…

– Зачем ты вырвала страницы?

Даже если о’Дим не мог убить меня после того, как я выполнила его контракт, для него не составит труда подождать окончания столь короткой человеческой жизни. Мое единственный шанс избежать долгожданной встречи – попытаться снять проклятье.

Но с точки зрения Ольгерда это был самоубийственно бессмысленный поступок. Как я могу извлечь из этого пользу?

– Не смей. Мне. Больше. Лгать, – отчеканил атаман, прежде чем я смогла набрать воздуха для очередной лжи, – иначе, Вечный Огонь мне свидетель, я разрублю тебя пополам.

И я была уверена, что Ольгерд не шутил. Тогда меня даже божественное вмешательство не спасет. Мысль сказать ему правду казалось почти непристойной, сродни публичному раздеванию.

– Я была проклята еще до рождения. Я пыталась вырвать страницы, которые связаны с контрактами, и…

Я потерялась на половине предложения и закрыла лицо руками, сидя на коленях в куче золотых монет.

Ольгерд облокотился на стену одной рукой и принялся рассматривать вырванные страницы, на которых играли блики пламени свечи.

– Вырвала страницы про контракты с дьяволом, – повторяет за мной Ольгерд, и его рука сжимается в кулак. – Ты родилась под счастливой звездой, Милена.

Странные у Ольгерда представления о счастливых звездах. Но ведь он прав. Меня осенило, что мне повезло как никогда в жизни. В вырванных мною страницах имелся ключ не только к моему спасению. Ольгерду пока что выгодно оставлять меня в живых.

Как же причудливы иногда повороты судьбы.

Орены и флорены переливались золотым цветом. Слишком неприличные в своей роскоши, посреди разрушенной комнаты. Я принялась собирать монеты, пытаясь засунуть как можно больше в широкие карманы штанов. Даже десятой части так тяжко заработанных денег мне не унести.