Текст книги "40 часов в Аду (СИ)"

Автор книги: Jane Люта SkyWalker

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Едва затягиваю резинку маски на затылке, как включается аэрозоль и цвет ламп меняется на фиолетовый. Проходит дюжина секунд – специально подсчитывал, гадая, сколько потребуется на полное обеззараживание после вынужденных суток пребывания на карантинном острове. Так ли хороши эти устройства? Убивают 99,9% всех болезнетворных микробов, грибков и вирусов как в рекламе хозяйственных средств? А вышло ли у них «обновление» в связи с недавним Куру-ВИЧ? Эх, вряд ли не узнаю, однако в коридоре за открывающимися дверьми тем временем разворачивается своя драма, смысл которой понятен с первых шумных реплик:

– Мать моя, не верю! Мы только вчера проливали кровь в их глупые пробирки и вот теперь всё повторяется! Что им нужно от нас? Почему бы им просто не поверить нам? Ещё и так долго ждать этих невоспитанных копуш, твою мать! Народ, никто не хочет пить? Я кажется совсем иссох в этой проклятой Гвинее.

– Ето висе закончится. Со временем. Пирошу тебя, потерпи. Мы висе сделали правильно. Они видяти в нас угрозу. Им пиросто нужно убедиться. Дай им виремя.

– Плевать на них. Я засох. Поищу здесь какой-нибудь автомат.

Опять эта парочка. И если чернокожий парень смешит гневным отношением ко всему, что ему не нравится, то китаянка, оказавшаяся секретным агентом под прикрытием, меня только раздражала преувеличенным чувством справедливости, упрямой верой и стремлением ко всему доброму и правильному. Хотя, может, ей сложно осознавать ту свалку аморальности, дикости и кровожадности, в которую превратился прекрасный Баной? Она же, в конце концов, работала там, а смирение с фактом, что теперь того острова не существует, – по крайней мере, в том значении, которое она вкладывает в него – приносит боль.

Внимательно оглядев своих попутчиков в нынешней лишённой радостей повседневности, зло приправленной ожиданием «баловницы счастья» Йеремы (до сих пор не удаётся смириться с опекой спасённой из пещеры дикарки), решаю задержаться на нашем спасителе. Чистая форма, как выделяющая, так и подчёркивающая его подозрительную невовлечённость в инцидент, полный кровожадных мутантов, своим ядовито-оранжевым цветом (меня в своё время обязали носить гадкую серую) кричащая окружению «я преступник, берегитесь!» Однако именно он вызволил нашу группу из неприятностей, составил продуманный план побега, помог с добычей оружия (военный, взламывающий замки?! Странное сочетание, но я решил не придавать тому значения, ведь прохвостка жизнь часто научала разбираться в разных вещах, ведя по самым непредсказуемым дорогам), провёл на крышу девушек безопасным путём и поднял вертушку в воздух, в конце концов! Да он просто душка в среде злоумышленников. Поэтому мне чудится, когда смотрю на него, что кричащая надпись меняется на «Кевин – ваш смышлёный дружок», который явно наслаждается подобием свободы: сидит и дышит спокойно, скользит по сторонам пытливым взглядом, едва скрытым за прозрачными стёклами очков. С виду кажется, он что-нибудь замышляет, но я не даю волю глупым предрассудкам. Хочу верить в хороший исход. Пока судьба обещает именно его.

Присаживаюсь в коридоре у стены и только сейчас понимаю, как нещадно напрягал правое колено, которое когда-то давно врачи по-менторски настояли беречь, ибо оно начинает понемногу жечь. И с каждой минутой ощущение становится всё более неприятным и болезненным. Любезно заготовленная для меня согревающая и давящая на сустав повязка оказывает хоть и мало ощутимое, но воздействие. Остров подкидывал отличный подарок в виде настоящего крепкого алкоголя. Неважно какой, я пил тот, который быстро погружал в притупляющее боль состояние. И его там было предостаточно, чтобы не плакаться маленькой девочкой и не просить своих приятелей по вирусному несчастью передохнуть. В те два дня было жизненно необходимо постоянно двигаться. Дурак! Я уже мог излечиться от подобной болячки, но боялся операции, да и чёртова страсть, моя необузданная страсть к алкоголю, разрушала кости. И так я застрял в неутешительной воронке, где утром делал лечебную зарядку, а вечером ходил заливать пустоту внутри себя, тем самым совершая круг, из которого не вырваться.

– Логан?! – женский голос ласково пробуждает меня от глубоких мыслей. – Нас отпускают. Сказали, что можем расположиться в отеле. Он находится недалеко, в десяти-пятнадцати минутах ходьбы на север от выхода из больницы, как мне объяснили. Полицейские нас конвоируют. – Перевожу взгляд к ближайшей лестнице и замечаю хмыря с подчинёнными хмырями. Морщусь. Почему бы им не отстать от нас? – Хочешь пить? – Парна протягивает стаканчик с водой.

– Я что, спал? Вероятно, переутомился в душном коридоре и задремал. Я много пропустил? – Она улыбается. И выглядит довольной. Вообще не помню, чтобы Парна когда-нибудь на что-то жаловалась. Глоток прохладной воды слегка бодрит и поднимает настроение перед предстоящим походом.

– Помочь подняться? Ты выглядишь неважно, хотя кого я обманываю?! Мы все как будто через мясорубку прошли. Буквально, – она скорее возмущается, чем шутит. Но выходит это крайне мило. – Снова колено?

– Как бы не хотелось признавать – да. – Протягивает ко мне руки. – Знаешь, мне поэтому и нравилось быть именно с тобой в паре: ты никогда не оставишь меня одного.

– А может всё же из-за того, что я единственная придала значение твоей травме и поэтому мы часто ходили пешком, а не бегали?! По возможности брали автомобиль, и я не напрягала тебя вождением, а предпочитала оставлять на заднем сидении?!

– Не могу не согласиться! – заливаюсь смехом, а Парна вновь улыбается. Слегка, потянув уголок губ, как обычно.

– Йерема. – она отводит взгляд.– Её отнимают у нас. У меня.

И почему ты так к ней «прикипела»? Она же незнакомка, практически никто! Мы достаточно уже её опекали.

Мы нашли её в «сердце тьмы» – очаге заражения. В не знающим что такое цивилизация, аэрогриль и американский футбол племени Куруни, застрявшем в палко-каменном веке. Помимо того увлекающемся поеданием человечины, что устрашало до сердца в пятках. Среди них, как нам внушили учёные и крикливый полковник Уайт, следовало найти образец ткани их умерших предков (на брезгливость мне было наплевать: я жаждал поскорее свалить!), необходимый компонент для создания вакцины от смертоносного вируса. Как выяснилось, подобно остальным, боявшимся нос высунуть из-за ограждений, мы не превращались в тех кровожадных ублюдков, и мистер «Голос» конечно же знал об этом дивном свойстве. Группа ботаников, спрятавшихся глубоко в джунглях острова, в частности добросердечный округлый доктор Уэст, научно-популярно объяснили значение нашего иммунитета. Мы особенны – внимание – из-за группы крови и хорошей физической подготовки. Раз у нас было всё от природы, чтобы при любом несчастном случае бездумно не марать ногти и зубы чужой плотью, поручение не заставило себя ждать. Для него мы привлекли познания пешей навигации уцелевшего вождя племени, чёрного, как техасская ночь. Вследствие чего не без затруднений посетили недружелюбное поселение и гробницу погребённых предков папуасов Последняя находилась на вершине горной изматывающей тропы, заставив меня и друзей пожалеть об оставленных в отеле кремов от загара, солнечных очков или хотя бы шляпы. При этом сильно сомневаясь. что не расплавились бы вслед за нами. Мы блестели от пота подобно моделям, рекламирующим спортивные залы и долго приводили себя в сознание водой. Однако трудности на том не закончились. Совместными оставшимися усилиями мы раскачали и откатили в сторону огромный валун, служащий местным аналогом двери, и прошли во внутренние прохладные покои. Затхлая вонь сразу же ударила в нос. Недолгая прогулка в сакральной усыпальнице (с рассованными полуразложившимися трупами в нишах, як!) привела к примечательной находке – лежащей чернокожей соплеменнице проводника в разодранном одеянии, можно сказать, почти голой. Ввиду недопонимания действий вождя, направленных почему-то на попытку её убийства, пришлось вмешаться. С лёгкой руки решительной Парны смертельные чаши весов наклонились не в пользу нападающего, а не иначе как чудом спасённая заплаканная девушка (не приди мы на выручку, она бы погибла от голода, хотя сперва однозначно свихнулась бы от одиночества, брр, ужасы!), Йерема, как она представилась, трясясь всем телом поведала свою страшную историю. Да, на очень хорошем понятном английском, так нетипичном для этого затерянного острова. Я не особенно вмешивался в её дела, а когда вернулись в лагерь, она как-то очень быстро подружилась с нашей грустненькой и больше не такой легкомысленно-доброй Джин. Как оказалось, их свела общая боль – групповое изнасилование. Прямо остросюжетный фильм! Баной был рассадником человеческих грехов, вероятно поэтому на него наслали эту «чуму». Содом или Гоморра{?}[Два известных библейских города, уничтоженные Богом за грехи жителей.] нынешних дней. Кажется, бытовало такое религиозное заблуждение.

– И как бы я ни давила, не могу на них повлиять. Они оставят её у себя до завтрашнего дня, поклялись, что обеспечат всем необходимым, и ни в коем случае не хотят повторить судьбу учёных с Баноя. После некоторых угроз с моей стороны, конечно, они так решили. – За последние несколько минут она слишком часто дарует мне свою привлекательную улыбочку. Ловлю себя на том, что хочу дольше наблюдать за её чарующей мимикой. – Ну что, можешь идти?

Когда мы шлёпаем из больничного комплекса под пристальным взглядом конвоиров, только дружелюбный заключённый Кевин задерживается и о чём-то подозрительно тихо спорит с врачами. Если бы я прислушался, то понял бы причину их пылких разногласий. Но я готовился к предстоящему отдыху и слишком расслабился, чтобы уделить им внимание. Может и зря.

Никто так не глух, как не желающий слышать. Никто так не слеп, как не желающий видеть.

========== Новый сценарий ==========

Погода на улице начинает радовать: небо, теряющее свою идеально-бирюзовую окраску, смешивается с блёклыми серыми и тёмно-синими цветами. Становится пасмурно. Где-то вдалеке слышится гром. Циклон с дождливого Баноя спешит, гонимый ветром, в прибрежный Вевак. Думаю, ливень не заставит себя долго ждать. Прохлада – вот чего мне так не хватает. Стоит только пожаловаться на погодные условия, как они сразу же будут милостивы к тебе. Надо почаще думать о хорошем.

Поездка до участка и выяснение личностей не заняли так много времени, как я ожидал, и потому от последних приятных мгновений дня на душе становится гораздо легче. Предвкушаю постоять пару минут под тёплым душем, закрыв глаза от блаженства, и вскорости завалиться спать на мягкую двойную кровать раскинув руки. Хочу представлять себе всё именно так. Очень надеюсь, что гостиница, в которую нас определили добросердечные чиновники, обладает этими удобствами. Последние два дня отложились в голове непомерно продолжительными, и создаётся впечатление, что я с месяц не видел цивилизации, и тоска по ней только возросла. Ко всему прочему, вышло удобно и приятно, что тюремные камеры местного участка оказались заполнены, и нас, как возможных преступников или подозреваемых, не принудили околачиваться на жёстких лавочках, мучая нескончаемыми вопросами. Интересно, оказала ли такое сильное влияние женская половина нашей компашки в связи с их правоохранительным прошлым? Если да, то я по-особенному отблагодарю их, когда наберусь сил и приду в себя.

Привлекателен тот факт, что нам оставили деньги, а их, как выяснилось, насчитывалось прилично. На острове, грешно отрицать, мы частенько мародёрствовали, во многом благодаря чему заключали сделки с уцелевшими скупыми скрягами, предлагая им своё и покупая новое оружие. Вполне предсказуемо, что уцелевшие набивали цены на еду и снаряжение в условиях всеобщего беспорядка: рассчитывали обогатиться после того, как кошмар останется позади, а покамест запирались подальше от ходячих тварей.

Местный отель предстаёт двухэтажным привлекательным и таким же белоснежным как больничный комплекс зданием, что уже, честно говоря, не удивляет. В отличие от полицейского участка, предложенных номеров достаточно для размещения всего квартета, – Кевина же задержали для допроса, несмотря на наши единодушные протесты и защиту в его оправдание – и мы незамедлительно занимаем их. Думаю, всех перестают заботить прошлые опасения и обещания, данные оставшимся на Баное, в пользу возможности поскорее отдохнуть. Последний беспокойный сон прервался истошными криками одной несчастной, какую заживо пожирали обезумевшие жаждой крови заражённые, далёкие… двадцать часов назад? Как давно это было. Как давно я изнурён. Даже самые тяжёлые тренировки нашей команды не истощали меня подобным образом.

Привыкший к пятизвёздочным отелям со всеми удобствами, где заведена карточная система открытия дверей, я долго ковыряюсь ключом в замке своего будущего номера. Парна справляется со своим за несколько секунд, с явным наслаждением наблюдая некоторое время за моими мучениями. Вздыхает устало матёрым медвежатником, подходит вплотную и отбирает ключи. Пара секунд – и дверь в комнату под номером «12» отворяется. Благодарю её, на что она поднимает ключи перед моими глазами, дразня словно послушную дворняжку, и выпускает из рук – натренированная реакция не подводит, но я едва не роняю их. Соблазнительной походкой в свой номер она завершает игривое и потешное представление. Она в любых замках мастер? Вспоминая Баной (уже который раз?!), не могу упустить все те случаи, когда мы находили бронированные ящики, чьё содержимое было уж очень полезным в борьбе с ходячими безумцами – качественное и надёжное оружие: от ножей до автоматов. Не знаю, какое назначение имели те редкие подарки судьбы – вооружение это правоохраны или заначки коллекционеров, непонятно, – но они оказывали незаменимую помощь в навязанной нам борьбе. Так вот, именно Парна без особого труда вскрывала их, в связи с чем восторгаться ей перестану ещё очень нескоро.

Меткий стрелок. Бесстрашная. Стойкая. Сильная. Отзывчивая. Чуткая. Самим совершенством назвать её будет сложно, я слукавлю. Но не помню ни одну женщину, которая бы приблизилась к этой планке настолько близко. Я влюблён? Усмехаюсь.

Предоставленная мне на день комната (дольше задерживаться не намерен и рвану первым же рейсом в Техас, как только добьюсь хотя бы незначительной помощи банойцам) выглядит вполне уютно для места, из окна которого открывается вид на мёртвый остров. С узорами бурый ковёр, словно запёкшаяся кровь, скрывает пол, кровать из тёмно-вишнёвого дерева стоит у стены по левую сторону от входной двери, справа – проход в ванную комнату. Пара картин с изображёнными на них кораблями, где один плавает в шторм, а второй – в штиль, а также пара тумбочек с торшерами бежевого цвета дополняют образ домашней тёплой обстановки, успокаивающе-приятной. Солнце, ещё не поглощённое синюшными тучами, заливает комнату ярким оранжевым светом сквозь приличных размеров окно в дальнем углу. Что ж, Картер, неплохой номер для отдыха твоего неизмеримо огромного эго, да?

Проверяю мягкость постели и замечаю стационарный телефон. Трудно объяснить, но в душе возникает горчайшая тоска. Лёгкие плотнее сжимают сердце, при этом колко и остро отдаваясь в груди. Прямо сейчас не терпится сорваться и позвонить. Сказать, что вырезал кучу людей, купался в смрадной крови убитых и помоях канализаций, пробегал с двадцаток миль{?}[В переводе на километры – 32,19] по джунглям, если не больше, питаясь только энергетическими напитками и шоколадками, а также фруктами, которые преподносила матушка флора; спас немало человеческих жизней, снабдил их продовольствием, боеприпасами, медикаментами и стал в восхищённых и искренне счастливых глазах этих людей героем. Поделиться тем, что не умер в долбаном аду, наводнённом убийцами и кровожадными монстролюдьми. Пережил. Несмотря ни на что.

Но мне некому звонить.

В моей жизни – полной часто, читай всегда, случайных женщин, быстрых и очень дорогих машин; большинство лицемеров из команды, которые запросто могли подставить и высмеять меня, – никого нет. Родню и меньшинство я не учитываю, я потерял с ними связь так давно, словно в прошлой, не моей жизни. Виной тому стали конечно же мои нахальные выходки, мой «испорченный» характер, которые разве что преданный агент прощал. Он напополам с матерью иногда навещал в те паршивые и безрадостные годы тюремного заключения, терпел наглость и себялюбие. Но он погиб. Там же, на острове. Скорее всего погиб: пол его в небрежных разводах номера залили кровавые лужи, вряд ли посреди ночи он был готов к нападению. Не уверен в том, происходило ли у меня вообще что-то светлое. Травмы, лицемерие, обман, грязные деньги, наркотики, случайные девки, алкоголь, драки. Ничего положительного. Ничего приятного. Ничего хорошего. Потребовалось для осознания всего лишь пара дней на тропическом курорте! Столько лет неведения.

Настроение стало паршивым. Думаю, с завтрашнего дня возьмусь за сценарий новой жизни, а в ближайшее время просто расслаблюсь. Пора уже смыть весь негатив под струями холодного душа и лечь спать. Однако тело не поддаётся, ощутив мягкость, оно набирает вес, притягивается к матрасу и отключает свет. Я пропадаю некоторое время в пульсирующих картинках, не запоминая ни одну из них. Стук чего-то тяжёлого пробуждает сознание. Как минимум, признателен, сосед сверху, за не совсем мягкое напоминание выполнить долг перед гигиеной.

Встаю и снимаю пиджак, насквозь пропитанный потом и кровью – своей и чужой. Последней – в большей степени. В те чудовищные дни некогда было думать о такой мелочи как переодевание. Баной стал в некотором роде полем для американского футбола. Своеобразного жёсткого футбола. Чёртовы сто двадцать ярдов постоянных испытаний. Сумасшедший бег. Спонтанная тактика. Нет времени на обдумывание и второй шанс. Против нас выступала команда, не признававшая никакого другого понятия, как игра на смерть. На кону стояла ни много ни мало жизнь, и для её сохранения необходимо не допускать себе мешкать, отвлекаться и расслабляться.

Небрежно бросаю полосатый коричневый пиджак на спинку кровати и уже готовлюсь снять футболку, как слышу отчётливый звон стекла. С подозрением подхожу к одежде и проверяю внутренние карманы. Надо же, стоит похлопать своему характеру во время недавнего внешнего досмотра полицейскими служащими, так как я, похоже, подарил себе возможность вновь насладиться «Банойским» виски! Внимательно вглядываюсь в бутылку и невольно вспоминаю, что алкоголь был одним из немногих положительных моментов там, на острове. Можетвызванный им постоянный голод я редко унимал энергетиками и яблоками (сейчас невыносимо сводит желудок, я даже на пару яиц и чёрствый хлеб соглашусь), тем не менее мысли о самоубийстве реже лезли в голову.

Стук в дверь столь тихий и внезапный, что не успеваю обратить на него внимание, как на пороге появляется Парна. Назвать её визит неожиданностью будет слишком мягко. Лучший подарок, просто замечательное событие! Она вызывает невольное удивление и волнение, представ в карминовом (вновь оттенок крови) полотенце, и на зарождающуюся у меня на губах реплику быстро находит свой ответ:

– Судя по всему, ты не пробовал уснуть, иначе не сомневаюсь, ты бы поступил схожим образом. – Застываю в ошеломлении. Она ещё мокрая. Только из душа. – Мне бы с кем-нибудь поговорить, а то закрываю глаза и вижу разные неприятные образы… Это что? Виски с Баноя? – резкая смена темы выбивает из колеи понимания.

– Эээ…да, – косясь на правую руку с бутылкой, с некоторым сомнением отвечаю я. – Нашёл в пиджаке во внутреннем кармане. Я бы назвал это ценным сувениром, но боюсь, больше не хочу знать о нём. Как и обо всём алкоголе в принципе. – Она не реагирует на мои слова, спешно подходит к постели и присаживается. Пристраиваюсь рядом, почувствовав напряжение.

– Дашь глотнуть? – Я столбенею: мне казалось, она убеждённая трезвенница. Не отлипает от бутылки в течение секунд пяти – долго – морщится и вновь изображает на лице замечательную довольную улыбку. Протягивает виски мне.

– Не думаю, что вновь хочу к нему прикоснуться.

– Что-то не так? – Она склоняет голову на бок и прищуривается игривой кошкой, вглядываясь в мои глаза.

– Да, решил начать жить по новым правилам, – глубоко вздыхаю, – исключающим спиртные напитки и поощряющим здоровый образ жизни. А к последнему я стремлюсь уже очень давно.

– Если ожидал, что заявление меня не удивит, то крупно ошибся. Сдаётся мне, тебе понравился кровавая безумная карусель под названием Баной: уж слишком легкомысленным ты был, ну, умоисступлённым. Я не права? – Она делает глоток более уверенно: привыкает ко вкусу и токсичному градусу напитка.

– Пожалуй, стоит надеть маску оптимиста и признаться тебе, да, я действительно извлёк оттуда несколько уроков, которые будут мне очевидно полезны, но не могу. Это было чудовищным событием для каждого из нас, и признаться, то я получал кайф от того, что делал, то… буду циничным отморозком!

– Хм. Вот как… – Непонимающе смотрит на меня и обжигает горло виски. – А мне понравилось. Своеобразная разрядка, возможность излить ненависть и презрение. Такой свободы убивать у меня никогда не было и вряд ли ещё будет. – Сказать, что испытываю шок, значит преуменьшить мою реакцию. Но откуда-то изнутри сильное желание согласиться с этой женщиной невыносимо рвётся наружу.

– Не в праве винить тебя, в моей жизни было столько лжи и ненужных людей, что иногда, если честно, я представлял их гнусные и равнодушные ко всему и всем лица вместо заражённых, – приврал я.

На этот раз ответ её удовлетворяет, и она улыбается. Хочется закрыть глаза от наслаждения и довольства своей победой: я заставил её вновь произвести на свет эту не сравнимую ни с чем мимику.

– Вижу, я тебя потревожила, ты вроде не успел принять душ. – Обводит меня бутылкой небрежно, словно пристыдив, и отпивает. – Должна сказать, он был волшебным. Человеческий организм такой забавный: отними у него что-нибудь приятное на определённый срок, и он «запищит» от радости, когда это вернут. Вот так я себя и ощущала, смыв «островную дрянь». –Немного не понимаю, к чему она описала в деталях свой поход в душ. Неужели надеется, что я её представлю там?! Пускай я не против подкинутой идеи для эромечтаний, но темнокожая стройняшка в слабо скрывающем её прелести полотенце обнуляет мои мысли вновь, когда перескакивает на следующую тему: – Говоришь, хочешь жить по новым правилам, придумал ещё что-нибудь кроме трезвости? Не поделишься?

– Хм. –Причмокиваю.– Что ж, моя жизнь настолько бездарна, что любые попытки двигаться дальше будут полезными. Я не рассчитываю заниматься тем, чем раньше. Гонки, женщины, футбол – всё это оставлю позади, тем более после той аварии я потерял все шансы вернуться в профессиональную лигу. Всё из-за того придурка – Брайана. Мы выпили, нанюхались, а потом он начал заливать, какой он во всём лучше меня и предложил соревнование. –Мой, расплывчато воспринимающий действительность, уязвлённый мозг тогда не мог придумать решение более умного, чем ответить на его наиглупейший вызов.К великому огорчению.– Со мной была девушка, фанатка, с которой я познакомился пару недель назад. И авария произошла из-за того кретина. Вероятно, лучше бы он погиб тогда, а не она: мир лишился бы плоского и гнилого в душе человека.

– Полностью с тобой согласна, однако добавила бы, что вас обоих не нашло заслуженное наказание, – торжествующе улыбнувшись, впервые непритягательно, она отпивает пару глотков спиртного. – Хотя вполне возможно в твоём случае Баной выступил жёстким судьёй.

– Что?!

– Я почему-то не удивлена, что мужчины способны на подобные необдуманные поступки. Эпизод из твоей жизни – пример сомнительной гордости. Покрасоваться перед девчонками? Уесть соперника? Хм. – Мне много раз говорили, что женщины – существа странные, способные преображаться до неузнаваемости, как задумано природой. Но за секунду – из предела мечтаний в сварливую склочницу! Я к такому не был готов. – В большинстве своём вы безмозглые мерзавцы, думающие в любой ситуации своим членом. Власть, деньги, секс. Если у кого интересы состоят более, чем из трёх компонентов, то он просто феномен природы! – Если бы в этот миг рядом приземлилась реальная инопланетная тарелка, я был бы меньше потрясён, чем вылетевшим изо рта словам женщины, что зацепила душу крюком обожания с первой минуты знакомства. – Жестокие убийцы, безнравственные насильники, грязные педофилы, жадные политики – мужчины. Всё собрание отвратного и скверного воплощено в них.

– Ты, наверное, в курсе, что оскорбила меня только определив к той отвратительной массе?! Основательно! – возмущаюсь, исказив привычный спокойный тон недовольным гонором. Она заставляет встрепенуться каждую клеточку моего тела в едином порыве воспрепятствовать, доказать обратное. С ней, способной на такую дерзость, не нахожу сил сидеть рядом. Момент упущен, я встаю и отупело дёргаюсь к окну, разглядывая открывающийся пейзаж. А он невзрачен: туристическая зона, в которой, перемежаясь с грядками тропических цветов, в основном ютятся магазинчики и летние кафе. Вид со второго этажа предлагает мало стоящего, с чем можно встретиться глазами. Сморщившись, я быстро соединяю вместе тёмно-оранжевые шторы из плотного материала и разворачиваюсь. – Твой взгляд на мужчин, каким бы он ни был правильным в твоём понимании, узок. Весьма узок. – Мягко сказано!

Я так рассердился на её выходку, что не следил за собой. Совсем не хотел кричать на Парну, но сорвался. Моей целью стало убедить её, что есть мужчины не без достоинств, что среди отъявленных подонков кроются милые парни. Достаточно посмотреть сквозь призму доверия. Долго доносил, что ей наверняка попадался или попадётся такой, кого бы она полюбила. Никто из нас не идеал, но мы всегда можем стремиться к нему, особенно при появлении весомого повода – второй половинки. И я страстно убеждал её в том, что в силах быть достойным парнем, в том, что я один из тех мужчин, в которых она не верит, пусть я ступал на увеселительные и безответственные тропы, приводящие в лучшем случае в тупик, а в худшем – в исправительную колонию…

Довольно продолжительная перепалка грозила перерасти в драку, дай я изнурённости, подпитываемой раздражением, свободу. Останавливала меня также и очень симпатичная спорщица, которая всем хмурым выражениям лица предпочитала усталую улыбку. От злости и отсутствия новых аргументов у меня хрипнет голос, а она… она вместо этого спокойно наказывает:

– Присядь. – Я слушаюсь, а она приставляет палец к моим губам. – Помолчи, – произносит шёпотом.

Но ласковые команды только подкидывают дров в мой, начинающий внутри разгораться, костёр непреоборимого желания. Я не смог удержаться. Голова теперь занята только ей. Только Парной. Отбираю бутылку из её рук и скорее всего против воли целую. Эти выплёвывающие сарказм и ненависть пухлые губы. Невероятное ощущение. И она не сопротивляется моей напористой выходке, наоборот, идёт навстречу! В душе я ликую, я искренне счастлив. И не лгу, не внушаю разуму любезную сердцу неправду. Я не пьян или под кайфом. Я влюблён.

Аккуратные тонкие пальчики, ранее с изяществом нажимавшие на спусковой крючок найденного нами оружия на Баное, теперь проникают под мою футболку и бережно снимают её с покрытого ушибами и царапинами тела, и конечно же кровоподтёками. Видел большую их часть, но заботливые прикосновения Парны вызывают боль в новых для меня местах. Как бы ни были сладки любовные ласки, с травмами они становятся и наполовину горькими. Дело явно ведёт к сексу, но двигаться мумией, чтобы случайно не задействовать саднящие сустав или мышцу, малоприятно, даже просто лежать иногда больно, особенно когда кто-то прыгает на тебе. Любой американский футболист подтвердит. Может я сейчас и готов вытерпеть боль, но вызвавшую её причину – ни в коем случае! Как же ненавижу тех чёртовых раздутых сумасшедших! На дважды долбаном райском курорте психов держали, настоящих психов в смирительных рубашках! Только в несколько иных, с железными оковами, слабо сдерживающими их порывы всё громить. Судя по всему, на острове собрали самых крупных и буйных личностей. Ох, я и настрадался с ними, больше чем на играх много лет назад. Уверен, они бы были первыми кандидатами в пинатели{?}[Позиция игрока в американском футболе, входит в состав Спецкоманды (англ. kicker). Основные требования на поле – пробить по мячу с специальной подставки на земле или с рук Держателя (англ. holder).], если бы их брали в команду.

Довольно скоро привыкаю к боли, она не уходит, нет, но становится терпимее, даже странно-приятной, сладостной, ведь её доставляет ненарочно она. Кажется, соглашусь на многое, если не на всё, что она словчится мне предложить: всем существом хочу стать игрушкой в её руках. Забыв о прошлых разногласиях, благодарю Баной за подаренную возможность повстречать её. Парна треплет мне волосы и усмехается, неужели читает мои мысли? Стараюсь не обращать внимания и плавно опускаюсь по её чёрной шее вниз, ни на секунду не прекращая целовать местами ещё влажное тело. Тем более, что она буквально подталкивает меня руками. Буду откровенным, я никогда не заводил отношения с женщинами экзотического цвета кожи, и это не на шутку возбуждало. Меня, давно смекающего в бесконтрольной отдаче страсти! Дойдя до груди, останавливаюсь, вроде даже краснею, а Парна испускает смешок. Нет, не потешающийся надо мной, счастливый. Грея себя этой мыслью всё старательнее, сдёргиваю полотенце.

Под ним ничего нет.

Ни черта не понимаю! Внутри кровь кипит от негодования. Она испытывала меня! Пришла ко мне практически голой и утверждала, что все мужчины обязаны быть стёрты с лица Земли, так как не удовлетворяют её взгляды и вкусы! Она – долбаный провокатор! В голову молниеносно приходит идея «отомстить» Парне. Показать на что я способен, чего ни одна женщина в мире не сделает – доставить ей искреннее, непритворное удовольствие. Ни одна «игрушка», ни внушающий опыт никогда не смогут дать этой женщине то, чего она действительно хочет.

Однако Парна оказывается проворнее и поворачивает ход дальнейших событий в свою сторону: осёдлывает меня и небрежно отталкивает на подушку. Сопротивляться ей нет ни йоты желания, вдобавок, отсюда я в полной мере могу наблюдать за её обнажённой привлекательной фигурой. Она совсем не торопится, изводит меня, прекрасно зная, что я изнываю от нетерпения.

В этот промежуток времени путём недолгих размышлений я нахожу сходства между своим положением и – положением моих поклонниц. Именно они были готовы на многое ради своего кумира, давая согласие на едва ли не любые безумства, потому мой выбор поразвлечься всегда падал на них. В кровати – да и везде, где менее мягко – я наслаждался их довольными визгами. Сладкими уху разной громкости стонами. Обожал их. Так вот, в текущей ситуации сам примеряю роль фаната и готов стонать от избытка эмоций, когда она вздумает проделать со мной что-нибудь крайне извращённое. Даже если и нет, то после Баноя, оказавшегося щедрым на попытки выдворить меня с этого света в мир более мрачный с беспрестанными угрозами убить или покалечить, секс – или, в моём случае вернее сказать, занятие любовью – воспринимается прекраснейшим подарком, самым удачным антиподом тех насильственных дней, вновь заставляя благодарить богиню судьбы за её превратные старания показать, какими яркими бывают чувства. А не отсутствие их в запале драк. Она – живительный ток и целебное зелье, вызывающие мурашки, она размеренно разливается по телу бодрящим и горячим покалыванием. Парна и есть моя жизнь.