Текст книги "40 часов в Аду (СИ)"

Автор книги: Jane Люта SkyWalker

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Все наши жертвы – обезумевшие монстры, а не обычные люди, – раздаётся чёткая реплика опалённой Мэй.

– Спорно утверждать так, Сянь нюши[3]. – Глаза китаянки округляются, услышав знакомое обращение. – Учитывая, что на первой стадии эта болезнь вполне себе излечима. – У Парны заметно изменяется лицо. Волевой дух срубает на корню, когда она вспоминает всех недавно заразившихся. Их испуганный взгляд, панические крики, как её приговаривающие пули оседают в их головах. В мыслях она пытается убедить себя, что преступник от страха и отчаяния лжёт. – Проанализировав все действия по видеокамерам, я ожидал с вашей стороны некой исключительной самоотверженности в поисках обидчика. А так как мне было нужно устроить здесь испытательный полигон для… своих целей, то предвидел, что вы понесётесь за мной. Заражённые и ваша дорогая подруга были необходимы как сдерживающее средство против вас. Поэтому меня не пугает возможность пролить её кровь, – подчёркивая свои слова, Харон играючи водит острой стороной ножа рядом с щекой и шеей Йеремы. Та еле слышно постанывает.

Человек позади, вплотную грудью прижавшийся к ней, уверял в том, что не намерен навредить. По сути обстановка представляется такой наигранной и лживой, что любой бы на её месте приоткрыл тонкий и прозрачный занавес напущенного фарса, прекратив напрасную напряжённую словесную перебранку. А она обладает подобной властью. Если Кевин в самом деле не обманывает, а она более чем уверена в нём, то одними движением и фразой может всё прекратить. Она способна предотвратить вероятность каждого из этих людей стать жертвой обстоятельств. Спасти всех в помещении. Чего ей безмерно хочется, ведь окружающие ей не враги, даже вопреки нынешнему положению.

– Кевин, прошу, остановись, – молит Йерема шёпотом, прикоснувшись к притворно угрожающему ножу.

– Что ты пытаешься сделать? – осторожно и тихо обращается её на ухо Харон, но из-за небольших размеров хижины его слышат все.

– Не убивай их, я пойду за тобой, только не причиняй им вред, прошу, – последнее слово съедается голодным волнением, сломавшим Йереме голос. Она поворачивается к своему похитителю, не чувствуя заметного противодействия и, принимая во внимание его уязвимость перед нацеленным оружием Парны, загораживает собой.

– Что, чёрт возьми?! – единый смысл доносится от уцелевшего квартета по очереди разными словами.

С любовной нежностью, какую себе позволяют лишь люди, давно знающие друг друга, Йерема, эта хренова бедная пленница, управляет действиями похитителя, несносного преступника, держащего нас на прицеле! Кто-нибудь такое предусматривал вообще? Когда-либо? Где-либо? Эмоции распирают изнутри, желают вырваться наружу и излиться в просторную комнату хижины, как переваренная кипящая каша. Мне хочется вырасти в размерах или уменьшить этих двоих, взять каждого в свою руку и закричать: «Какого дьявола вы здесь устроили?» Уставлюсь на Йерему и скажу: «мы вообще-то пришли вызволять тебя». Затем переведу взгляд на Кевина и закончу фразу: «и по возможности прикончить тебя или засадить обратно в тесную клетку!» Чепуха! Такого не бывает! У меня горячка.

Кевин прищуривается, вглядываясь в тёмно-зелёные глаза, сперва ошибочно определимые под тинистые, замутнённые, без капли разумения, шокировавшей его девушки, в ту единственную область на застывшем округлом лице, в зеркала, способные показать искренность намерений. Он умеет читать эмоции, и сейчас она не пытается обмануть или воспрепятствовать его действиям. Она спасает его из сложной ситуации, в которую он загнал себя сам, ну и конечно же муссон, ведь дождь не намеревается закончиться ни сегодня, ни завтра, ни вообще когда-либо. Смывать кровь ему предстоит ещё долго.

Лёгкие увеличиваются в размерах, сердце гулкими стуками отдаётся в голове, показательно дрожат руки. У него остаётся шанс выбраться с острова живым. Как он и рассчитывал. Едва заметно качает ей головой в ответ.

Кевин, приятель, ты сам не понимаешь, что она делает? Чёртова папуаска и для тебя выглядит сверх меры необычной, верно? Но почему и ты смотришь на неё так доверительно, словно вы давние друзья? Ох, я не понимаю. Где ты нашёл манипулятор мозгами и заставил её слушаться тебя? Как иначе объяснить её поведение? Я окончательно теряю связь с реальностью.

– Йерема. Ми пришли спасти тибя, что ти задумяла? – не понимая её мотивы, спрашивает потрясённая Мэй.

– Да, какого хрена ты вытворяешь? – солидарен с ней Сэм.

– Отойди и дай мне выстрелить в этого мудака! Это просто, Йерема, послушайся меня, – убеждает Парна.

Вместо того, чтобы дать ответы или прислушаться, не такая уж и несчастная заложница следует к вооружённой Парне, всё ещё закрывая собой её цель, и берётся рукой за затвор взведённого пистолета. Мотает головой из стороны в сторону. Взгляд её цепляется за браслетик на запястье, который она сбросила с себя в больнице, чтобы друзья нашли её. Теперь это неважно.

– Дай мне оружие, Парна, – с равнодушием, безрадостно просит она. – Он не выстрелит, если вы не станете угрожать ему. Поверь мне. Сделай, как я тебя прошу, и никто не пострадает.

Во мне кипит так много ярости и негодования, что я предпочитаю стиснуть зубы, сдерживая порыв произнести что-нибудь такое же неподобающее, как мои друзья, повышая шансы навлечь на нас беду. Не навлекла ли уже своими действиями «мисс внезапность» на нас печальный рок? Хотя я совершенно не сознаю, как развернулись бы события, если всё происходило ровно так же, как во всех виденных мною фильмах в сценах с заложниками. Союзников, обязанных нам жизнью и при этом имеющих бронетранспортер, у нас вроде бы нет, а Николай вряд ли починил свой говнолёт, чтобы явиться в последний момент и упасть на голову вооружённому предателю. Неужели Йерема делает нечто… правильное? Чертовски неожиданное, но… спасительное. Мы поменялись с ней ролями?

– Что ты… Йерема, почему? – лицо Парны теряет форму, «раскисает», обвисает, уголки её дрожащих губ тянутся вниз. Она словно плачет без слёз от обиды, рвущей её нутро. – Он же злодей, убийца, тот, кто скорее всего причастен к ситуации на Баное! – повышает голос, ослабляя давление на спусковой крючок. Такие неопровержимые доводы способны заставить задуматься и одуматься любого человека, по её мнению.

– Это сделала я. Я тоже убийца, – неожиданно заявляет Йерема, поддерживая изумление людей в хижине. Несколько секунд все усиленно обрабатывают реплику, стараясь состыковать происходящие события в единое целое.

– И ты хочешь последовать за Кевином, извините меня… – кладу ладонь на грудь, поняв ошибку; – подонком, чтобы продолжать вытворять подобные ужасы? – не могу держать себя в руках и кричу на псевдопленницу.Преступник за ней ехидно искривляет губы.

– Нет. Он и его… – осекается Йерема, желая сохранить его откровенности в тайне, – придумали мне другое назначение. Миру больше не придётся сталкиваться с подобным насилием, – наивное утверждение заставляет почти всех улыбнуться.

– Он обманывает тебя, как ты не можешь понять? Ты – оружие для его… где бы он ни состоял! – пытается докричаться до неё Парна, но Йерема по-прежнему безэмоциональна.

– Они выкачают из тебя кровь и выбросят на свалку, а сами тем временем заразят этой куру – или чем там – весь мир! Ты должна понять это! – взбешённо восклицал Сэм. – Самое невероятное безумие на свете – довериться ему!

– Ещё будут догадки и препирательства? Кто-то хочет остаться калекой? – устав от словесных распрей, угрожает Кевин. Йерема оборачивается на него и мотает головой.

– Хорошо, – сдаётся Парна и позволяет упрямице взять пистолет. – Сделай мне приятное, застрели его сама, – шепчет так, чтобы было слышно лишь им двоим. – Иди с нами, умоляю тебя.

«Какой к чёрту у неё может быть выбор?» – хочу спросить я возмущённо, но молчу, наблюдаю за действиями Йеремы с пистолетом в руке. Голова услужливо рисует самые мрачные из последствий: перво-наперво воображение представляет себе то, как она стреляет в Парну – и оно ужаснейшее, потому как с её потерей я никогда не смирюсь; пустит пулю в меня – нелогично и странно, но подсознательный страх за собственную жизнь никто не отменял, инстинкт самосохранения, все дела; выстрелит в Кевина, что будет самым наилучшим исходом для всех, как считаю; наконец, последним образом соображаловка не исключает вариант самоубийства незадачливой папуаски, но этот исход также фантастичен, как и её готовность переметнулся на сторону врага. Неужели такое возможно? Выходит, я прав?

Пандора экзотической статуей замирает на месте, а у четвёрки создаётся впечатление, что она даже зрачками не двигает и не дышит. Лишь Парна, стоящая строго напротив, замечает, как мечется её душа. Земля словно начинает расходиться аккурат между ног, заставляя сделать выбор в пользу кого-то одного, вынуждая не провалиться в вечную темноту со своим пугливым смятением и несостоятельностью. Если это будет шаг вперёд к четвёрке, к тем, кто продолжит оберегать её, смогут ли они защитить от нападок учёных, военных или всех вместе? Шаг назад на первый взгляд кажется неочевидным, неправильным и аморальным, но тот мужчина не даёт поводов сомневаться в нём, он также заинтересован в её целостности и обещает найти применение её проклятой крови, что будет совсем кстати в осложнившемся положении. Может, он прибыл как раз вовремя, чтобы показать, насколько она пандемически опасна и заберёт подальше, в некое «надёжное место» для окружающего мира и самой себя. Обе стороны заинтересованы в её благополучии, но выбор сделать необходимо.

Что же в Кевине есть такого? Определённо он обаятелен. Его поведение, манера говорить и мимика. В нём нет этой страстной увлечённости убивать. Каждая жертва была призывом к чему-то, попыткой повлиять, устранить в целях сохранности анонимности его Консорциума, нужных ему людей и его самого. Она глядит в маленькие бледные глаза в попытке прочесть эмоцию и замечает страх. Он тоже жертва обстоятельств? До какого порой вздора доводят ассоциативные рассуждения! В её же друзьях нет ни двойственности, ни искорки лицемерия и власти, они просто сражаются за добро и желают принести мир всюду, до чего дотрагиваются. Прискорбно, что не всегда это получается.

Цели двух сторон не так и отличаются друг от друга, знали бы они это.

Мнимый выбор, если честно. Зажмурившись Йерема шагает назад. Парна, желавшая взять несносную ситуацию в свои руки, лишается шанса отобрать пистолет из неуверенной хватки Йеремы и исполнить то, что спланировала ещё не войдя внутрь хижины. Теперь, чтобы проделать такой манёвр, она будет вынуждена подставить под удар чью-то жизнь, возможно, даже свою. Самоуверенная женщина упускает шанс свершить истинно правильное в текущей ситуации действие. Раздраженная собственным бессилием Парна хочет зарычать, но только глубоко вдыхает.

– Внизу у рукоятки есть защёлка, поверни её слегка, – Харон угадывает намерения Йеремы, с любопытством рассматривающей и вертящей в руках огнестрел, и подсказывает, как освободить пистолет от магазина. – Да, вот здесь. – Она следует совету, ловит откреплённую деталь и суёт Кевину в карман, нагибаясь в этот раз за брошенными автоматами. – У них он просто выдёргивается, потяни вниз, – спокойным и непринуждённым голосом Кевин раздаёт указания, словно следит за новичком в стрелковом клубе и совершенно не имеет понятия о том, что находится между ногой нападающего и мячом, устремлённым в ворота другой команды. Рядом с теми, кому не терпится переломать ему все кости при любой подвернувшейся возможности. Предельная близость к смерти и умелое ускользание из её лап донельзя повышает уровень адреналина, храбрости и собственного превосходства довольного манипулятора. – И проверь боезапас у них в карманах, будь добра. – Пандора кивает головой и послушно щупает куртку Парны. Не обнаружив посторонних предметов, она перемещается к Мэй. – Нет, этих двоих пропусти. Они предпочитают не пользоваться огнестрельным, – со знанием дела утверждает хозяин ситуации, дрожащие губы его норовят оскалить зубы в приторно-лиходейской улыбке.

Внутри него призма, ловящая и отражающая свет в различные стороны, нет, он будто целиком состоит из фосфора, слепит, раздражает своим удовлетворённым, победным сиянием ярче стадионных софитов. Накрыть бы его чёрным трупным пакетом и дубасить молотком до кашеобразного состояния, чтобы не останется ни единого намёка на его вытянувшиеся в довольной ухмылке губы и противного блеска в светлых глазах. Я хочу сказать что-нибудь, но на языке ждёт своей очереди только нецензурная брань.

– Не верю ни своим ушям, ни глазям, Йерема… – затихающий голос Мэй не в силах выражать эмоции. Лицо немеет, привычная добродушная улыбка исчезает, когда она понимает, что не властна над ситуацией. Вновь обратиться к аргументам, уговорить Йерему кажется Сянь Мэй малоосуществимым, а если действовать активно и решительно, в открытую, то это только разозлит уже преждевременно наслаждающегося своим триумфом мерзавца.

– Да ты, очевидно, шутишь над нами, куколка! – сердится Сэмюэль. – Что ты за подонок такой? Втёрся в доверие к молодушке, затуманил её мозги и стоишь с улыбкой? Ты просто ничтожество… – он презрительно высказывает недовольства медленно и чётко, словно объясняет маленькому ребёнку, что так поступать нельзя. Сэм кажется единственный, кого не пугает находиться на мушке.

– Как вы думаете, мистер Битти, какой свободой в ругательствах и унижении моего достоинства вы располагаете, прежде чем я выстрелю? – нервной речью, торопящей слова, угрожает Харон и наклоняет голову вбок, нацепив кривую улыбку на равнодушное лицо. Парна испытывает к нему крайнюю степень омерзения, её разве что не трясёт, она сжимает кулаки, сдерживаясь от опрометчивого поступка.

Колкое заявление вынуждает утихомирить пыл и проглотить все недосказанности. Тишина впервые наведывается в хижину и решает задержаться. Сюда же заглядывает яркий свет широкого фонаря, завидев который Кевин заметно воодушевляется:

– Возможно, уже давно пора поставить зазнаек на место, наказать за плохое поведение.

Он приподнимает кольт на уровень головы и прицеливается в Сэма. Тот замирает в нерешительности и испуге, язык мгновенно становится тяжёлым и прилипает к гортани, даже не пытаясь помочь своему обладателю примириться с вооружённым психом. Сэмюэль сглатывает, и этот горловой звук отражает всеобщее напряжение.

Только не это, мужик, ради всего святого в мире, прошу тебя, не вычёркивай никого из жизни нашего славного квартета. Мы же так много пережили вместе, ты представить не можешь! Не стреляй! Неужели я сказал это в уме? Адская канитель, а ведь я даже не помогу своему другу? Не успею предотвратить трагедию?

Йерема рядом тяжело дышит. Она могла бы встать напротив и загородить намеченную цель, но понимает, что это способно повлечь за собой другие разрушительные последствия. То, что она уже сделала, изменило их судьбу, вмешиваться ещё раз, значит поставить под сомнение жизненные законы. Духи заставят её поплатиться за это, она знает. Йереме в данный момент хотелось верить Кевину, но губы уже предостерегающе шептали:

– Нет, не надо, – плаксиво выдавливает она, но выстрел, вопреки просьбе, всё же оглушает её.

Она закрывает ладонями уши. Верещат в отрицании женские голоса. Сэм валится на этажерку с дрожащими мячиками позади, дыша так тяжело, как будто выныривает из глубокого водоёма. Пуля едва не задевает его ухо и прошивает бамбуковую стенку хижины проката спортинвентаря.

– Следующим не промахнусь, – хитрец улыбается так широко, что обнажает зубы, едва не смеётся.

– Кароно! – звучат картавые мужские голоса с пляжа, встревоженные выстрелом.

– Я здесь, в хижине! Будьте осторожны, со мной заложники! – предостерегает своих друзей агент на незнакомом большинству языке.

– Сраный ты угрёбок, как же ты меня напугал, – внезапно приливает губительная смелость на Сэмюэля.

– Чёрт возьми, заткнись ты уже! – доносятся с двух сторон до Сэма женские упрёки. Только тогда он слушается и начинает смиренно молчать, что в жизни у него, наверняка, выходит крайне редко. Йерема приоткрывает глаза и рот в радостном удивлении.

Мне же хочется улыбнуться. Не подвёл, промазал! В таком убийце, как он, есть сострадание? Может я и вычеркнул его из списка союзников, но не рано ли вписываю в перечень злейших недругов? Безусловно, если ещё придётся иметь дела с мразями и ублюдками, предпочту, чтобы мне противостоял только он. Воу, ну и откровения. Не ожидал от себя такого. Глубоко выдыхаю напряжённый воздух и ощущаю болезненное сердцебиение. И почему меня не тревожит скорое появление его дружков? Потому что мы встретим их полным командным составом, а это чертовски поднимает боевой дух?!

– Полагаю, мы всё между нами уже выяснили, – сочувственно смотрит Харон на не отошедшего от страха чернокожего верзилу, жмущегося у стены. – Отойдите дальше, дайте проход моим коллегам! – группа беспрекословно выполняет указание, медленно ступив назад. Кроме Сэма, тот и так почти слился с этажеркой в одно целое. – Моё время здесь подходит к концу, так что… – Он страстно желает произнести «Пандора», выданное прозвище, позлить четвёрку, но вовремя осекается: – Йерема, – ласково обращается к спутнице, – одевайся и выходим.

Она молча кивает и послушно накидывает невысохший больничный халат, нерешительно прибирая к рукам и позаимствованную Кевином у мертвеца тёмно-синюю мужскую рубашку. На несколько секунд она задумывается над последствием своего выбора, но мотает головой и прогоняет подозрения. Ничего тревожного и ужасного не произошло. Она поступила правильно. Она спасла их. Снаружи уже слышно тяжёлое дыхание мужчин, бегущих в направлении домика, пострадавшего от огнестрельного оружия.

– Поверить не могу, – голос у Парны такой печальный, что кажется, будто она плачет. – Дорогая моя, не смей манипулировать собой. Убей, уничтожь его при первой возможности! – грустная интонация, однако, не исключает серьёзность её гневного настоя. – Лучше останусь во мнении, что ты заранее спланировала осточертенно смелую диверсию и устранишь его проклятую шайку, члены которой по локоть в крови, изнутри! – на конце реплики в проходе образуются два азиата средних лет в непромокаемых куртках с капюшонами, в руках у них – высоко поднятые пистолеты-пулемёты. Они переглядываются с Хароном, приветствуют друг друга, кивнув головой. Смятение квартета вмиг усиливается.

Ловко переложив нож в руку с огнестрелом и привычно подхватив девушку в халате за плечо, Кевин двигается к выходу, напоследок остановившись перед Парной.

– Я позабочусь о ней, мисс Джексон, – хитро ухмыляется он, – будьте уверены, что она не пропадёт со мной.

Парна еле сдерживается, чтобы не ударить его или хотя бы не плюнуть. Никто и никогда в жизни не вызывал в ней ненависти сильнее этого бритого уголовника, даже педофил Джеффри Лукас[4], из-за которого она потеряла работу, сместился на второе место. Так как тот недоделыш уже умер. Смерть этого – станет следующей целью в её жизни.

– Хочу, чтобы тебя акулы съели и не подавились, мерзость, – тихо ипоследовательно выговаривает Парна, наконец обличив свою ненависть в довольно безобидное напутствие. При учёте её пылкости, конечно же.

– Эх, не взаимно. Вы мне симпатичны, – почти огорчившись, кидает Харон. – Мы уходим, друзья, – постановляет он на эсперанто и медленно бредёт к выходу, к мокрому пляжу и катеру на кровавом берегу, который, разрезая пенистые синие волны, выведет его с зелёного архипелага, где он пробыл уже слишком долго.

______________________________________________________________________________

[1] Акроним – устрашающий акт (англ. terror – ужас, устрашение и act – действие).

[2] Или Морус. В греческой мифологии существо надвигающейся гибели (др.-греч. Μόρος, – погибель, возмездие).

[3] В Китае на официальных церемониях к женщинам принято обращаться «госпожа» следом после фамилии.

[4] Подробности о персонаже можно прочитать в официальной новелле Марка Морриса «Dead Island».

========== Дарованные жизни ==========

Комментарий к Дарованные жизни

Именно эта концовка имеет продолжение в виде следующих книг.

Он только уходит со своим эскортом и заложницей за порог (хмурые ребята, лица которых не разглядеть, не забывают властолюбиво проводить нас дулами своих пистолетов-пулемётов), как сразу посеянные им «семена» всходят. Семя раздора, несомненно, зреет в Парне: я чувствую, как мысленно она водит Кевина по ею сооружённой камере пыток, выжимая из него жизненные соки. От подробных представлений меня даже передёргивает. Сейчас она разве что не гнёт руками автомат без боеприпасов, сопит, ненавидит, думает, как поступить дальше. Однако это цена – любить такую страстную женщину, терпеть её яркие проявления чувств. Возможно, она огорчена поступками Йеремы, но, как обычно в последнее время, выражает гнев. Парна не понимает её выбор – а кто понимает вообще? – и злится. По хорошему, мне бы поступить также.

Печаль овладевает хрупкой Сянь Мэй, которая выглядит ещё более беззащитной, чем за стойкой в приёмной отеля. Она подобно другим омрачена действиями Йеремы и не находит внутри себя ни крохи оптимизма, чтобы прийти в норму. Вероятно, ещё мешает боль в подвёрнутой или сломанной лодыжке, но я располагаю лишь предположениями. Напрямую спросить будет нетактично, учитывая всё ещё не сошедшую улыбку с лица. Она ведь ещё на мне?

Страх по-прежнему виден и в резких действиях Сэмюэля, и в его испуганном мечущемся взгляде. Ещё бы, его чуть не застрелили! Плохо представляю, что такое словить пулю в текущих условиях, как минимум очень больно! Кто-нибудь оказал бы первую помощь? Мэй – медик отличный, но без инструментов и лекарств никто не протянет дольше положенных минут, в течение которых необходимая для жизни кровушка, какую я и так не раз проливал на нерайском острове Баной, не покинет организм. А ещё грязь, инфекции, гной, уфф, лучше не думать об этом. Кевин может тот ещё отморозок и хладнокровный убийца, но я безмерно радуюсь, что ни одна из его пуль не угодила в нас, когда мы все нелепо втиснулись в треклятую хижину. Точнее я, вынуждая остальных проследовать за мной. Теперь у меня навсегда сформируется привычка заглядывать за проёмы и углы.

В завершении хочу сказать, что во мне посадили самое благостное, доброе семя – облегчения, спокойствия. Я в восторге, мы остались живы! Я думал, момент, когда душа уходит в пятки, – полковник Райдер Уайт постарался со своими импульсивными выходками с оружием! – уже никогда не испытаю. Но засранец, ранее рассекавший перед нами в оранжевой робе, кажется, решил повторить его выходку (несмотря на то, что был перепуган больше нашего). Благодаря чему я буду вдвойне взвинчен по части нахождения на мушке, и в следующий раз, точно не стерплю, сделаю нечто крайне глупое и опрометчивое. Вы, верно, спросите, почему ни одна из перестрелок в прогнивших в бедности районах Баноя не вызывала схожих опасений, и я с уверенностью скажу, что Парна показывала по истине волшебную меткость и скорость (чего скромничать, она научила достойно держать огнестрельное в наших с Сэмом ручищах: помощь нужна и таким ангелам-хранителям, как она). Помешанные мерзавцы – рэсколы вроде, – падали один за одним либо от её выстрелов в голову, либо от привлечённых на шум ходячих. Так что такие ситуации с вооружёнными «злодеями» реально опасны и непредсказуемы, в отличие от кучки худотелых неумех, стреляющих в воздух и падающих на лопатки из-за отдачи автоматов и дробовиков.

Это опасное обстоятельство завершилось. В нашу ли пользу?

– Ну что, двинем? – Сэм первым озвучивает давно засидевшийся на наших языках вопрос, призывающий действовать. Он подбирает с пола молоток, а вакидзаси меняет владельца и отправляется к нашему свирепому лидеру.

– К военным, – раздражённый голос Парны раздаётся следом. – Любым способом, хоть самостоятельно переплыть проклятое море, но нужно добраться до корабля. Быстро!

Мне становится интересно, когда её решительность уступает сомнениям, ведь даже в нынешней ситуации она не отпускает воздушный шарик вероятности спасти Йерему, а заодно и весь мир, крепко держит его за верёвочку, когда другие просто хотят давно отдохнуть. Я хочу. Или эгоизм во мне снова занимает главенствующее положение и плюёт на нужды остальных? Подыграю ей, хотя организм растерял все физические и моральные силы. Перекидываю правую руку мисс Мэй Сянь себе за шею и берусь за её тонкую талию. Моя очередь позаботиться. В этот раз во мне нет ни капли возбуждения или похоти. Сейчас я не пустоголовый любовник, а уцелевший, и я, чёрт возьми, жажду попасть домой, но прекрасно знаю, что до него ещё тысячи миль пути. Кораблями и самолётами, через врачей и специалистов, лаборантов и оперативников спецслужб. И это только малая часть того, что могу навскидку перечислить своим уставшим внутричерепным веществом. Трудности не кончились, а книжонка об опасных приключениях на Баное пополнится дополнительными материалами в виде прибрежного Вевака. Может, в самом деле написать автобиографическую книгу? Нет, лучше пригласить специалиста. Я же займусь какими-нибудь неизящными набросками, повеселю читателей. С её помощью засияю я со своей славой ярче Атланты или Нового Йорка ночью. Ведь она мне ещё важна?

– Есть причял совсем рьядом с тем местём, где мы сёшли с вертолёта, – поясняет Мэй, но, кажется, нашему лидеру по умолчанию давно всё известно. Я же карту так подробно не изучал и в очередной раз просто доверюсь словам знающих девушек, сведущих вероятно во всём в последнее время.

– Нужна машина, – непроизвольно вырывается из меня, когда примерно оцениваю расстояние. Мэй такой путь пешком явно не преодолеет. А под «Мэй» я ещё подразумеваю и себя.

Парна Джексон за вместо ответа устремляется на выход. Жалобно трещат деревянные ступени под её громоздкими полусапогами на платформе, а затем утопают в мокром песке. У берега, где виден выразительный след причалившей-отчалившей лодки ребят Харона, она останавливается и смотрит вперёд. Долго, выискивающе, сосредоточенно. Серость погоды скрывает преступников. При взгляде на неё просятся на ум нелепые сравнения. Полагал, она станет кидать камни, падать на колени и швырять песок, выть в горизонт, но я похоже насмотрелся слишком много дурацких мелодрам. Она изящно срывает повязанный браслетик, который нашла в больнице, – ввиду сильного расстройства или отказа спасать её? – и швыряет в прибывающие волны. Они, может, и стараются содействовать нам в поимке «Кевина и Ко», несут их против движения, гонят на берег, но попытки их слабы и неощутимы, как и наши возможности сейчас. Добраться до военных – самая здравая мысль, но как привести план в действие – тот ещё ребус.

Сэмюэль подходит к Парне неслышно и неожиданно, и она вздрагивает.

– Они убьют её, как тот отморозок покончил с Джин. – Она хватается за лоб. – Убьютбез сожалений…

– Будем надеяться, что нет. И у нас есть время им помешать. – Беззастенчиво он заковывает её в своих объятьях, и Парна безвольно поддаётся. Ревную ли я? Должен ли быть на его месте? Не знаю.

С каких пор он проявляет участие ко внутреннему состоянию других? Банойско-вевакская «мясорубка» пробудила в нём альтруизм? Ох, я же углубляюсь в себя. Я надеялся, да что ж там, был уверен, что обрёл пассию в отеле и уже, можно сказать, определился в дальнейших планах. Решительно настроился угробить себя – в худшем сценарии, конечно, – ради этой женщины, если потребуется. А потом случилась она. Хижина. Она разделила меня и её на двоих совершенно разных людей, которые просто случайно встретились. Ей нужны Харон и Йерема, мне нужно домой и отдохнуть. С этого момента мне мнится, что наши пути разошлись. И не ошибся в своих горьких суждениях.

– Валим с невзрачного надоевшего берега, – хмуро восклицает Парна, в этот раз заставив двинуться наш короткий пассажирский состав, снова застрявший ненадолго на месте.

– Мы безоружны, – вмешиваюсь со своей редкой разумной репликой.

– Стало быть, с удвоенной внимательностью смотрим вокруг и не позволяем себя никому ранить, – раздражается она, что, к сожалению, укрепляет взгляды на наши текущие отношения. Видится мне, она заражена одной идей. Идеей настолько нездоровой и крупной, что на личное благополучие решает глубоко наплевать. Сколь бы сильно я ни желал иного, её мнение будет первенствующим, решающим. Любовь – чувство взаимное, двустороннее, не получив ответа от одного из участников, она не имеет право так называться.

Проглотить её слова трудно.

Ты уверена, что тебе нужна моя помощь? Может, необходима поддержка? Хочешь, и я обниму тебя? Предложения, которые уже не озвучу.

– Недалеко пролегает шоссе, мы однозначно найдём себе подходящий транспорт, – как-то пессимистично обнадёживает Сэм, не выражая никакой радостной эмоции. Обсуждение на том заканчивается. Все предпочитают молча идти по пунктам заданного распорядка действий Парны, будто изначально приписаны следовать за ней. Только с недавних пор почему-то мне начинает данное правило не нравиться. Впрочем, о мнениях и не спрашивают. Задача первая: найти машину. Что ж, пошли.

В городе на отдалении слышен шум попавших в беду или кричащих о её последствиях. Этот фоновый кошмарный звук преследовал меня весь долгий день в Морсби. Каждый раз громкий рёв вынуждал оборачиваться и проверять наличие любой угрозы за спиной. Мне всегда казалось, что все завывания и крики звучали поблизости. Тогда же казалось, что гусиная кожа останется со мной навсегда и ребристыми шрамами испуга покроет всё тело.

Совсем быстро промелькнувшая набережная с неровной серой плиткой выводит к дороге, по которой изредка проскакивает забитый вещами выцветший старенький седан или купе. Можно заметить и какие-то неказистые местные внедорожники, вызывающие у американского туриста, меня, интерес. Заглядевшись на такую машину, что не останавливается перед активно махающей рукой с автоматом Парной, и медленно скрывается за серпантином дороги, я наступаю на стекло. Картина, конечно, вызывает логическое отторжение: люди настолько напуганы ситуацией, что инстинкт убежать движет ими глубоко на уровне подсознания и нарочно пренебрегает внешними, видимыми источниками угрозы. Да, Парна с оружием архиопасна, даже без патронов. Но вернёмся к стеклу. Режущая боль появляется кстати к ноющей коленке, гудящей голове и истощённому моральному духу. Кажется, я стал лучше представлять состояние изнурённого и раненого Джона МакЛейна, пусть он и был невольно заперт наедине со смертельно опасной бандой в небоскрёбе. В общем, в ситуации многим отличной от моей. Пожалуй, теперь я испытал максимум из курортного городка, который изначально должен был стать нам прибежищем. Как бы сейчас ни ненавидел Кевина, я слишком устал проявлять сильные эмоции. Произошедшее в хижине проката на берегу отняло у меня всё хорошее. Стоит всерьёз опасаться за своё состояние. Что литература, что фильмы (тот же упомянутый «Крепкий Орешек») представляют читателям и зрителям персонажей, наделённых завышенной выдержкой. Преодоление ими трудностей, их «железобетонность», становится тем более неправдоподобным, чем глубже погружаешься в сюжет. Если кто вдруг посмеет сказать, что я не стерпел тяготы и лишения, вою как маленькое чадо, то я им спокойно – совсем нехарактерным для меня сейчас тоном – отвечу: «переживи Баной, придурок, да попробуй избежать смерти в спасительном Веваке, а я на тебя посмотрю». Попутно же не стоит давить такими обстоятельствами, как гибель хорошей приятельницы, предательство союзника, безрассудная страсть к едва знакомой женщине, отношения с которой постоянно претерпевают состояние в духе «есть ли – нет ли»? Думаю, да, будет слишком жестоко.