355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » izleniram » Великолепная семерка (СИ) » Текст книги (страница 1)
Великолепная семерка (СИ)
  • Текст добавлен: 7 октября 2018, 23:30

Текст книги "Великолепная семерка (СИ)"


Автор книги: izleniram



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

========== Ви и его Гусеница с кальяном. ==========

У каждого в жизни есть своя гусеница с кальяном. И Тэхёну она тоже встретилась. Такое неприятное существо, грубое, агрессивное и дающее дурацкие советы, которые потом, по какому-то апокалиптическому стечению обстоятельств, еще и работают.

Для Тэхёна такая гусеница с кальяном – это Шуга с его извечной сигаретой в углу рта, за которую, между прочим, его бы выгнать из группы и из агентства к едреням, да только кто ж его выгонит, это ж Мин Юнги, хитконвейер.

Тэхён, чтоб хотя бы до кед шугиных уровня дорасти, тянется изо всех сил, на цыпочки встает. Хотя Юнги и мелочь, конечно, в сравнении с …, да со всеми в сравнении… Просто он всегда и стоит, и ходит на высоких ходулях из авторитета, пафоса и таланта, и до него вообще никому не дотянуться.

А у Тэхёна таких ходулей нет и взаймы не у кого взять, кто ж ему даст-то? У Тэхёна только подушка безопасности из собственной придури к жопе привязана – особо не спасает, но, поскольку на тэхёнкину придурь многое списывается, сильно больно ударяться об землю тоже не дает.

Нафига Тэхёна в этот раз к Шуге понесло – он и сам сформулировать не смог бы. Но, когда шел, знал, что в этот раз гусеницей, дающей дурацкие советы, которые потом работают, может оказаться как раз сам Тэхён. Он даже кальян собрался с собой притащить, но, к счастью, передумал.

Тэхён в дверь студии просочился, рядом с Шугой присел, а у того – сигарета в углу рта и ноль эмоций на лице. И ноль реакций, что характерно. А ведь Тэхён должен как минимум раздражать – есть традиции, которые ломать нельзя. Но Шуге пофиг, Шуга может ломать все. Но, по иронии судьбы, вынужден все чинить. Сейчас очередь чинить Тэхёна, потому что с хуя ли бы это существо просто так в святая святых приперлось среди ночи? Совсем бессмертный, что ли?

Поэтому Юнги на Тэхёна в результате все же пялится, как та гусеница на Алису.

– Хён, я не помешал? – гениальничает вишневый самоубийца и громоздится в кресло напротив. Судя по шугиному взгляду, тот уже придумал как минимум два способа дотянуться до Тэхёна подзатыльником. Но на сахарного маэстро внезапно нахлынуло хённичество, и он снизошел:

– Излагай!

– Видишь ли, хён… если ты вдруг решишь, что не стоит поступать так, как ты вдруг можешь захотеть поступить, то ты должен знать, что поступить следует именно так, как ты решил поступать, даже если решишь, что так поступать нельзя.

В повисшей паузе звенела такая тишина, что можно было услышать, как охеревает аппаратура в студии.

– Ты сам по себе долбоеб или чего-то обкурился? – невозмутимо уточнил Шуга. Потом вспомнил про тэхёнкины способности предугадывать некоторые события и попросил повторить, чтоб отнестись, так сказать, повнимательнее и с меньшей степенью охуевания.

Но Тэхён повторять отказался, аргументируя, мол, а ты сам бы, хён, смог такое повторить? Резонно. Поэтому Юнги задумался. А когда события, которые имел в виду Тэхён, все же начали происходить, сопоставлять их со сказанным было уже недосуг.

========== Чимин и его разбитое сердце ==========

Вот сердце, кстати, разбиться может по-разному. И, главное, нет бы пополам – раскололось и затихло, перестало работать. Или хотя бы на несколько частей, пусть на шесть даже, но чтобы их просто собрать в мусорный пакет и выбросить.

Так нет же. У Чимина сердце разбивается на мелкие осколки, такие мелкие, что на толченый сахар похоже. И каждый осколок мокрый, кровоточит. Собирать начинаешь – липнут осколки к пальцам, колются, напоминают о себе – мол, ты ж не забудь, мы ж сердце твое бывшее, вот, разлетелись тут, во все углы и швы в полах набились, так что мы тебе пятки еще долго будем колоть, не расслабляйся сильно.

И Чимин в результате такой жалкий. Потому что ей-то похуй. Она к-поп не любит, не слушает вообще, даже не в курсе, что он – звезда масштабная и вообще личность неординарная. Она, видите ли, Металлику слушает. Ну похвально, конечно… Но Чимину-то от этого не легче. Чимин-то от этого с осколками лучше не справляется…

Она красивая. И познакомились они так романтично-романтично… Чимин ей на ногу наступил. В торговом центре в Токио это было, возле ювелирных стеклянных прилавков. Чимин извинился, конечно, привычно улыбнулся, отчего его глаза спрятались в веках, щеках и челке одновременно. Обычно его улыбка срабатывала как самая мощная индульгенция, но что-то как-то не в этот раз.

Чимина грубо отпихнули, как-то грубо даже обозвали, а когда он поднял глаза, уже готовый вспылить, то словарный запас растворился в нескольких подряд вдохах. Потому что девушка, изо рта которой вылетали грубости и даже местами нецензурщина, оказалась настолько красивой, что ее не портили ни засаленная косуха с шипами, ни чокер из какой-то облезлой кожи, ни видавшие виды джинсы, ни бутсы, которыми можно убить запросто при желании. Ну вот не портило ее ничего. Потому что она была безусловно красива. Она была прекрасна. Не хватало лишь улыбки.

И Чимин замер. Потом отмер. Потом пригласил кофе выпить. Девушка согласилась, но тут же сообщила, что согласилась только потому, что с утра ничего не ела, и до вечера не предвидится, потому что денег нет, гребаная подруга не пришла, а парень ее доберется до Токио только в одиннадцать ночи. И вот до этого времени ей придется как-то перекантоваться здесь.

Пригласить ее к себе в отель Чимин не мог. Хотя, честно, очень хотелось. Поэтому он ее накормил, отдал всю наличку, которая была в кошельке, а сам буквально вымогательством заставил ее продиктовать ему номер телефона.

И вот уже две долбаные недели каждый божий вечер Чимин набирает ей сообщения, отсылает, а потом пялится в экран и ждет… ждет… и никто ему не отвечает. По его смскам уже можно сценарий для дорамы составить.

========== Хосок и его антифанатка ==========

– Я задержусь! – кричит Хоуп, когда все мемберы, с облегчением вздыхая, разбредаются из хореографического зала.

– Какого хера? – на ходу бросает Шуга, но выслушать ответ он не соизволит, даже если бы Хосок собирался отвечать. А он и мысли такой не держит.

Врубает музыку и продолжает танцевать. Потому что ему надо подумать. Потому что думать Хоуп может только тогда, когда все остальные части тела чем-то заняты, то есть голове больше не на что отвлекаться, кроме как на мысли.

Поводов подумать сегодня необычно много: три! Обычно повод всего один, но разный: чего пожрать, не слишком ли долго он пыхтит в душе над порнушкой в телефоне, почему Намджун такая сволочь, ведь сам же признал, что его голубой батник Хосоку гораздо более к лицу…

А сегодня прям урожайный день на мысли. Мысль первая: нафига он вообще этот аккаунт завел? Мысль вторая: эта леди, которая пишет ему под каждой фоткой, что он гомик и придурок, на самом деле влюбилась в него или он действительно гомик и придурок? И вот бы на нее посмотреть, а то у нее на аватарке какая-то непонятная полка, по которой вниз стекают часы. Типа картина, что ли?

И третий повод задуматься: почему Боженька Хосока мозгами обделил? Почему он не может сразу остроумный ответ придумать на остроумный вопрос? Почему эта девица его троллит направо и налево, а он ей даже ответить не может. Грубить нельзя, потому что потом заклюют хейтеры, поэтому хотелось бы остроумно. Можно, конечно, у Намджуна спросить, но Намджун – сволочь, батник зажал, и Хосок вообще с ним разговаривать не будет.

И вот все эти три мысли, разрастаясь во все триста тридцать три, теснились в его голове, но пределов ее не покидали, потому что все остальные части тела были заняты танцем.

Смартфон тренькнул. Ну вот еще один коммент. Видимо, на ту фотку с концерта, которую вчера менеджер-хён разместил уже ночью. Опять гадость какая-нибудь?

Хосок выключил музыку, присел у стены, взял телефон в руки, вгляделся. Нет, вроде пока обычные комменты – «I love you oppa!», сердечки, смайлики, эмоджи – все в таком вот стиле. Куча. Больше тысячи. Хосок поискал странную аватарку с часами – нет вроде. Странно, обычно она первой отписывается.

Он схватил сумку с вещами и нырнул в дверной проем. Добраться до общежития и скорее в душ. После душа Хосок еще раз проверил свой пост – добавилось штук двести комментов, но аватарки с часами так и не было. Как не было и едкого замечания относительно его гееподобной внешности.

Вечером, сидя на диване, Хоуп рассказывал обо всем Тэхёну. И страшно возмущался, поскольку Тэхён тоже считал, что внешность у Хосока очень даже голубоватая. И язвительное «На себя посмотри» в ответ его в этом мнении не разубеждало никак. Хосоку было обидно. Он нормальной ориентации, у него столько было девушек, что он уже и со счета сбился. Правда, с большинством из этих девушек у него даже до поцелуя не доходило, но это и неважно. Важно, что ему нравятся девушки. А эта нахальная обладательница странного ника все время его троллит этим.

И почему-то ничего до сих пор не написала противного, а Хосок уже мысленно заготовил целых два… даже три остроумных ответа. И если она сейчас же что-нибудь не напишет… то до завтра Хосок может уже забыть, чего напридумывал.

И, думая так, Хосок, конечно, врал безбожно самому себе, потому что в глубине души он знал, и кто эта «девушка», и почему называет его геем, и почему Хосок никогда и ничего ей не ответит.

========== Сокджин и его маленькая розовая принцесса ==========

Вчера родители позвонили Джину. Он схватил телефон так, будто ждал, что они сообщат ему что-то важное, и, судя по всему, именно так и случилось, потому что удивленные бантаны буквально через пару минут услышали, как за ним захлопнулась входная дверь. Минуты через четыре Монстру в какао пришло сообщение «Вернусь завтра вечером, надо срочно».

Так Джин не поступал никогда. И это сейчас сильно всех напрягло. Ощущение было, как будто он не из общаги ушел, а из группы, и навсегда, а не до завтрашнего вечера.

– Кто-то что-то накосячил? – на всякий случай поинтересовался Шуга, хотя, если б имел место чей-то косяк относительно Джина, то об этом бы знали все, и сейчас в комментариях никто бы не стеснялся. Но вот все как-то притихли, переглянулись, и только Золотко продолжал чавкать, листая мангу в смартфоне.

К тому времени, как в общаге все разбрелись по комнатам и к Джину на телефон стали приходить смс-ки типа «Ты куда, бро?» (от Хоупа), «Мог бы не идиотничать и сообщить, куда свалил» (от Шуги) или «Если ты подождешь меня из душа, то я быстро оденусь, догоню тебя и поеду с тобой хоть на край света. А то я себе в трусы печенье раскрошил» (от Гукки). И только Тэхён все знал. И никому ничего не рассказывал. Кроме своих тараканов, естественно.

А Джин ехал в Анян. Метро приближало его туда с немыслимой скоростью, и жаль, что медленнее оно двигаться не могло, потому что до Аняна было не так далеко, а Джину еще нужно было многое обдумать.

«Оппа! Оппа!» – звенело в его мозгу, закручивало виски. Ему вспоминался ненастный серый осенний день, когда родители хоронили двух лучших своих друзей, мужа и жену, попавших в чудовищную по своей глупости и случайности автокатастрофу, а Джину было поручено держать ледяную ладошку их пятилетней дочери. Джину самому-то тогда было всего девять, и что в тот момент чувствовал этот ребенок, он, конечно, не понимал. Но он точно знал, что нельзя выпустить из рук эту ладошку, иначе вечность, которая сейчас, прямо у него на глазах, поглощала родителей Наны, поглотит и ее саму. А он бы этого не хотел. Во-первых, потому что с ней было весело играть в Марио, хоть она и девчонка, а во-вторых, от нее вкусно пахло, и она было очень красивой, хоть и немного пухленькой. У нее были светлые волосы, в ее русскую маму, и красивые темные глаза в ее корейского папу. И поэтому, хоть слезы и набегали в уголки его глаз, он старательно моргал, пытаясь загнать их назад, а еще шмыгал носом, будто ему холодно и у него насморк. Потому что рядом стояла маленькая девочка, держала его за руку и не плакала.

И Джин держал, держал эту ладошку все время, пока они не зашли в дом. Нана не понимала, что именно произошло, вернее, понимала, что домой она теперь не пойдет, потому что родители туда тоже никогда уже не придут. А маленькой девочке одной без родителей нельзя. И она пока останется у Джина. И Джин был этому рад.

Он уступил Нане свою кровать, а сам расположился в комнате у брата на полу. А когда Нана уже улеглась в кровать в своей розовой, пахнущей жвачкой пижаме, он пришел пожелать ей спокойной ночи, а потом почитал ей сказку про маленького принца, да тут же рядом и прикорнул, убедившись, что девочка сладко спит. Среди ночи Нана проснулась и позвала тихо «Мама… мамочка» по-русски. Джин прижал ее к себе и начал баюкать, целуя в мягкую макушку. А в груди его больно разливалось что-то очень сладкое. И он моргал. И шмыгал носом. Хоть было темно, и слез в его глазах все равно никто бы не увидел.

Утром он проснулся от звонка в дверь и громких разговоров внизу. Оказалось, что за Наной приехала ее русская бабушка, которую девочка хорошо знала и любила, у которой частенько бывала в гостях. Джин с интересом разглядывал эту степенную женщину с тяжелым узлом пшеничных волос на затылке. Родители рассказывали потом, что бабушка Наны живет в самом прекрасном городе на земле, похожем на театральные или киношные декорации, в Санкт-Петербурге. Она работает в каком-то музее, где раньше жили русские цари, и что она сама, кажется, имеет отношение к русским царям, вот только какое – Джин так и не понял.

Эта русская бабушка по-царски властно взяла мягкую ладошку Наны в свою узкую ладонь, назвала ее полным именем Анастасия, по-царски обернулась и окинула взглядом Джина, по-царски с признательностью кивнула родителям Джина, по-царски села в такси и по-царски укатила.

С тех пор прошло тринадцать лет. Родители позвонили и сказали, что сегодня вечером Нана, розовая сказочная принцесса из детства, приехала в Анян.

========== Чонгук как Золотко, которое не блестит ==========

Чонгука видеть таким не должны. Потому что он – Золотко, он – Золотой макнэ, его нужно боготворить, холить и лелеять, и все ему позволять, и всячески его ублажать. Ему надо в тарелку лучшие кусочки мяса подкладывать, ему надо сок свежевыжатый ласково подносить, его нужно дружески трепать по затылку и обнимать поперек живота. Но уж никак не грубить ему и не выставлять из теплой квартиры на холодную лестничную площадку.

Почему нуна так себя ведет? Ведь все же было так хорошо? Был этот спортивный лагерь, где ее назначили старшей над его командой, был этот поход к горному ручью, посиделки ночью у костра и теплые нестройные песни. И было первое в жизни Золотка романтическое приключение, когда при свете луны они играли, сидя на скамейке под сосной, в слова, а потом он вдруг наклонился и поцеловал нуну в губы, потому что эти губы в лунном свете переливались и блестели.

Это был первый в жизни Гука поцелуй. В жизни нуны, конечно, не первый. Гук не мог точно сказать, как именно нуна отреагирует на его порыв, и уже готов был стерпеть даже оплеуху, но нуна посмотрела на него кратким и каким-то напряженным взглядом, а потом резко притянула его голову к себе и накинулась на его губы уже совсем другим поцелуем. Гука аж пот прошиб, так ему вдруг стало хорошо. Он почувствовал внизу живота какое-то навязчивое давление, бедра к бедрам нуны как примагнитились, и вот она уже сидит у него на коленях лицом к его лицу, и все это время продолжается страстный болезненный, первый в жизни Гукки поцелуй.

И первый в жизни Золотка секс тоже был с нуной. В последнюю ночь перед отъездом из лагеря. Под плотными, свисающими до самой земли сосновыми лапами, которые, будто образуя шалаш, создали какой-то непонятный мирок, укрытый от посторонних глаз. Лагерь вот он, неподалеку, даже голоса слышны – все бурлят, бродят, упаковывают сумки перед тем, как лечь спать, хотя, конечно, спать никто не собирается. Веселье в лагере только начинается, и как Гук оказался с нуной здесь – он и сам не вполне понял. Его словно течением сюда принесло, потому что шел он на ее голос и на ее улыбку. И едва их скрыла от глаз посторонних тропинка между сосен, как он поймал ее и начал целовать так жадно, словно боялся не успеть получить все то, что ему причитается.

И нуна сдалась под его напором. И сосновые ветки шалашом тоже сдались.

При воспоминании о ее ногах, раздвинутых и согнутых в коленях, у Гука тяжелело внизу живота. Он не чувствовал романтики или какой-то влюбленности – Боже упаси! Но воспоминания о ее коже на внутренней поверхности бедра, о том, как втягивался и дрожал ее живот, когда он проводил пальцем по линии трусиков, заводили Гука невероятно.

И поэтому он, не отвечавший принципиально на все ее сообщения и электронные письма в течение долгих трех лет, потому что не считал нужным разводить все эти сахарные сопли, стремглав понесся к ее дому, когда прознал от тренера, что она возвращается в Сеул.

Ему открыла дверь молодая женщина, все еще красивая и стройная, но какая-то строгая и сдержанная. Он с трудом узнал в ней нуну, а она моментально узнала в нем Золотого Гука.

Узнала, кивнула и выставила его за дверь.

И вот этот факт настолько его возмутил, что теперь он плелся по безлюдному тротуару и не мог понять, почему эта жестокая женщина так с ним поступила. А у него уже были вполне определенные планы на вполне определенный секс, тем более, что воспоминания о том самом, первом, единственном с ней, были щедро приукрашены после многочисленных пересказов друзьям в порыве хвастовства, и потому разрослись до размеров хорошего полнометражного порнофильма с лихо закрученным и даже чуток детективным сюжетом.

Расстроенный и злой настолько, что хотелось плакать, Чонгук брел по одной из аллей парка, пиная попадающиеся под ноги прутики и сосновые шишки. Его руки сами сжимались все сильнее в кулаки, и в какой-то момент он почувствовал, что периодически бьет этими самыми кулаками себе по бедрам. И тут он услышал сзади торопливые шаги.

Нуна догоняла его. Она наспех накинула на плечи куртку, выбежала из дома, как была, в домашних тапочках и домашних вытертых джинсах. По правилам подростковой мелодрамы, нуна должна была сейчас кинуться в объятья своему возлюбленному и горячо его поцеловать.

Но она просто остановилась, перегородив ему дорогу, и так и стояла молча. Потом заговорила быстро, немного смущаясь, но решительно. О том, что их короткий роман был всего лишь глупостью, и с высоты прожитых лет он совершенно неприемлем. О том, что вообще-то ее в то время могли и посадить за развращение малолетних, так что будет лучше, если он никому не расскажет об этом. Или рассказывал уже?

Чонгук хлопал ресницами, таращил глаза, и понимал, что в ее словах пока нет ни одного правильного, то есть того, что он бы хотел услышать. Почему-то слезы на глаза не наворачивались, хотя в любой другой, менее значимой ситуации, они непременно появились бы. И макнэ одной из самых известных в Корее молодежных кей-поп групп, пацан, по которому сохли миллионы девочек и таких же нун по всему миру, просто стоял здесь как остолоп, на этой неуютной сквозняковой аллее, и слушал все эти неправильные вещи, которые говорила нуна.

–., но если хочешь, мы сможем быть с тобой просто друзьями… – прорезались сквозь его невеселые мысли ее последние слова.

– Друзьями? – переспросил Чонгук, стряхивая с себя остатки переживаний. И как-то кивнул неопределенно.

Но нуна и за этот его кивок ухватилась.

========== Менеджер, который любит всех ==========

Менеджер любит их всех, всех семерых. Одинаково. В этом его счастье и его беда одновременно. Потому что он любит их не так, мол, «Ребзи, родные, как же я вас всех все-таки люблю!», а так… до дрожи в голосе… до желания прикоснуться и впасть в сенсорную бесконечность, не отлипая ни за что и никогда… до ревности, срывающей и уносящей крышу далеко в залупоглазную даль…

Короче, любит он их. И если когда-нибудь БигХит решит расторгнуть его контракт и сменить менеджера бантанятам, то он сразу пойдет на крышу и сбросится вниз. И сдохнет к чертям собачьим, потому что вообще никак. Без них.

Каждого любит. Всех и каждого.

Вот из БигХита вернулся Бог хита – в прихожей что-то яростно загремело. И менеджер знает, что Рэпмон за что-то опять зол на агентство. И за что конкретно зол, тоже знает. Но поделать ничего не может. Рэпмон вчера даже плакал от бессильной злобы. А у менеджера сердце сжималось. Потому что такое сердце, как у Намджуна, надо еще поискать. Он ведь не за себя ходит в БигХит ругаться. И плачет не за себя.

У Чонгука под волосами от бесконечных перекрасок трещины и раны. У него аллергия на краску страшная. Но у компании концепция, у них сюжетные ходы в клипе. Поэтому вкалывают антигистамины, поят Чонгука антигистаминами, мажут ему кожу головы антигистаминами. И потом красят-красят-красят.

Этот раз вроде пронесло, не стали макнэшу осветлять: так, притонировали какими-то шампунями… Хоть это Намджун для него выторговал.

Что менеджер может сделать для него? Только подойти к нему в темной прихожей, когда Лидер ожесточенно кулаком в стенку херачит, сжать ему плечи, обнять… Мон знает, что все, что происходит в прихожей с менеджером, остается в прихожей с менеджером. Поэтому слезы его домашнюю футболку хёна пропитывают от всей души. А потому все идут ужинать, и только Шуга исподтишка приглядывается к красным глазам Намджуна и вздыхает.

========== Тэхён и Зазеркалье кей-попа ==========

Вишенка валялся на диване, делая вид, что играет в приставку, а на самом деле, по обыкновению, наблюдал в Зазеркалье свою дублированную жизнь. Об этой его особенности знали, вернее, принимали во внимание, раз уж он так говорит, просто мало, кто в это верил.

Впрочем, Тэхён и не пытался кого-то в чем-то убедить. А зачем?

Вот и сейчас он просто молча наблюдал за происходящей в зеркальном отражении альтернативной реальностью. Краем глаза заметив, как альтернативный Чимин споткнулся о свой же развязанный альтернативный шнурок и со всей дури влетел головой в дверь альтернативного туалета, больно зацепившись ухом о дверную ручку, Тэхён обернулся к появившемуся из-за угла настоящему Чимину и сказал:

– Завяжи шнурки, Чимин-а. А то споткнешься и ухо поранишь о туалетную дверь…

Договорить он не успел, потому что Чимин бегал быстрее, чем Тэхён разговаривал, и поэтому уже через секунду раздался страшный грохот, визг Чимина, а после его взъерошенная голова появилась из-за угла.

– Не мог раньше сказать? – возмутился он, совсем не удивляясь вишневому дару предвидения. – Блиииин.

И ушел на кухню за чем-нибудь холодненьким.

За Чимином трусцой последовал Шуга, выскочивший из комнаты на чимин визг, и мордаха у него была такая обеспокоенная, что Тэхён покачал головой.

У Тэхёна сегодня дел невпроворот. Он должен записать свою песню в студии, забежать в офис, чтобы какие-то документы там сдать и получить, а еще он должен успеть все это сделать до возвращения Гука, потому что у Гука все не очень хорошо прошло, и он должен вернуться и подробно об этом рассказать. Откуда Тэхён знает – не спрашивайте. Знает.

А еще знает, что очень скоро Золотко, который так любит своего друга Тэхёна, что шагу без него не может ступить, люто того же Тэхёна возненавидит. И за что возненавидит, Тэхён тоже знает. И от этого Тэхену не легче, потому что предотвратить он все равно уже ничего не сможет – Аннушка масло уже пролила.

========== Шуга и его «ВКЛючатель» ==========

Вспомнить бы, когда, в какой день и в какую долбаную минуту щелкнул этот выключатель. И особенно бесит, что нет слова «ВКЛючатель», а есть только «ВЫКЛючатель», но в данной ситуации оно не совсем подходит, а природный ум и языковое чутье Шуги не позволяет ему использовать неправильное слово. Но в ту долбаную минуту сработал именно «ВКЛючатель» – он включил в шугином мозгу умение видеть то, чего нет. Вернее, оно-то есть, но его на фига видеть вообще? На фига заморачиваться? Ну жил и жил себе, пиво по вечерам пил перед теликом, отрыгивал смачно, когда никого рядом нет, чуть подрачивал в ванной, когда не лень было… И тут на тебе – у Чиминки вена на виске пульсирует, оказывается! Пиздец подкрался незаметно!

И чего он тогда на эту вену уставился? Ну пульсирует она, бьется… А Чимиха ничего, не пульсирует – вылупился на девушку на пилоне и не мигает. Оно и понятно – первый раз малец на стриптизе, каждое мгновение старался в памяти зафиксировать. Еще и в памяти телефона попытался зафиксировать, но охрана в клубе охренела и пригрозила убить или как минимум выгнать. Пришлось затихнуть, потому что выгнать и без того было, за что.

Потом, когда распаленный Чимин тащился за Шугой по тротуару и ныл, что, если бы хён ему разрешил, и он бы подошел попросил, то девушка наверняка бы ему телефончик дала, и, возможно, вообще бы дала, Шуга так ржал, что птицы на ветках в обморок падали, во всяком случае делали вид, что вот-вот… Сам ржал, а у самого пульсирующая вена перед глазами.

Да дело даже не в вене вовсе. Ну пульсирует и пульсирует, нормальная физиология, если бы не пульсировала, Чимиха сдох бы уже давно – организм человеческий так функционирует… кажется… А дело в том, что к этой вене Шуге хотелось губами прикоснуться. Не пальцем, блядь, потрогать. И не ногтем сошкрябнуть. А губами. Ну ебанарот!

Это что, Шуга теперь пидор, что ли?

Эта мысль не давала ему уснуть еще долго. Чимихе-то чего: он увалился на диван у Шуги в студийной конуре и дрых без задних ног, периодически постанывая, переваривая вечерние впечатления. А впечатления, видать, сильно впечатлили, поскольку бугорок в штанах Чимы был очевиден. И как только Шуга категорично заявил самому себе, что он не гей и вообще всех геев он в рот ебал, как внутренний голос услужливо поддакнул что-то вроде «Ну так, а я ж о чем?» и хихикнул. И предложил протянуть руку и погладить чимин бугорок на штанах. И Шуга руку протянул, погладил. И хорошо, что Чима не проснулся.

========== Рэпмон и его вечер ==========

Больше всего! Рэпмон любит вечер больше всего, потому что в нем – больше всего того, что любит Рэпмон. В вечере больше уюта, в вечере больше душевности, в вечере больше нежных пастельных приглушенных красок. А еще вечером Мон остается в комнате наедине с Хосоком. Хосок для Мона – одна из тех вещей, на которые можно смотреть бесконечно долго. На Хосока можно смотреть, не отрывая глаз. Он всегда разный. Он меняется каждую секунду. И при этом остается прекрасным.

Мону непонятно, как можно быть таким совершенным, например, после душа? Или утром спросонок, когда волосы всклокочены, а под глазами набухли мешки отечности, потому что пиво на ночь глушить литрами, а потом еще стоять на голове, демонстрируя, что назад оно не выливается, нет, а это значит, что можно сходить еще купить, не стоило. И Намджун предупреждал Хосока об этом. Но Хосоку пофиг. Ему вообще пофиг Намджун, создается такое впечатление. Он вообще не придает значения тому, что Намджун постоянно существует в его жизни. Только вечером.

Хосок замечает Мона только вечером. Он вечером переодевается в свою широкую пижаму, которая висит на нем как-то шкодно и по-детски, он вечером подкатывается Намджуну под бочок, он вечером обсуждает с Рэпмоном сериалы и фанфики, он вечером заливисто смеется… и во все эти мгновения ему важно, что с ним рядом Намджун. И Рэпмону важно, что рядом с Хосоком именно он.

А потом приходит время сна. А Хосок не может засыпать один. У Джей-Хоупа давняя психологическая проблема – он не может спать один. Как-то в детстве в их дом ночью забрался вор. Он стоял в темноте за занавесками, дожидаясь, пока все улягутся в доме, а Хосок, внезапно проснувшийся среди ночи, молча смотрел на этого человека за занавеской и не мог ни крикнуть, ни сказать что-то, потому что горло перехватило от страха – совсем так же, как это бывает в снах, когда хочешь крикнуть, но не можешь. Попытка ограбления вышла неудачной, вора спугнула мать Хосока, которая пришла в детскую закрыть форточку, и вор, убегая, попал под машину и погиб. Но в памяти маленького Хосока навсегда отпечатался человек, стоящий за занавеской в темной спальне. И поэтому он всегда засыпал только в присутствии кого-то и только при закрытых форточках и окнах.

Намджун был единственным в группе, кто знал, какая тяжелая проблема скрывается за вечно несмеющимися глазами Джей-Хоупа. И поэтому он был нужен Хосоку, особенно по вечерам. Это было их время. И Хосок это ценил. И ценил это Намджун.

И когда приходило время сна, Намджун мог предсказать последовательность событий с точностью до секунды: Хосок проверял, закрыты ли форточки, задергивал шторы, подвигал свою кровать к кровати Намджуна, забирался под одеяло, подкатывался под бочок к Рэпмону, обнимал его руками и ногами, прилипал к нему всем своим телом и еще долго ерзал, устраиваясь поудобнее, копошился, подбирая одеяло, чтобы оно со всех сторон укрывало его, обволакивало как кокон. И когда все становилось безупречно хорошо, удобно, уютно, он на минутку замирал, наслаждаясь ощущением безопасности. Ровно минуту он так лежал, потом решительно поворачивался спиной к Намджуну, полностью отлипая от него всеми частями тела, потом нащупывал пальцами одной ноги Намджунову ступню, касался им намджуновских пальцев и, словно запитавшись от Намджуна, моментально засыпал. И в течение всей ночи он вертелся и раскидывался руками, он мог повернуться на кровати за ночь на триста шестьдесят градусов, и зарядить Намджуну ногой по весьма чувствительным местам, но главное при этом – всегда оставаться «запитанным» от Намджуна, касаться его пальцем ноги и знать: здесь Намджуни, никуда его Монстр не делся, охраняет его. Поэтому, если вдруг Рэпмону приходилось среди ночи сходить в туалет, когда он возвращался, он находил Хоупи сидящим в кровати, ожидающим его возвращения. И Намджун улыбался, потому что в эти минуты он был счастлив до больного комка в горле.

========== Сокджин и его розовая принцесса из России ==========

Ну конечно же Сокджин знал, как сейчас выглядит Нана, какой она стала, как выросла и похорошела. Ну конечно же он бывал на ее страничках в соцсетях. Но почему-то он никак не мог соотнести ту девушку с фотографий в сети с ребенком, чью ледяную ручку держал он много лет назад на похоронах. Казалось, что эта красотка, судя по всему, обожающая селки, не имеет никакого отношения к его маленькой розовой принцессе.

Переступить порог собственного дома оказалось очень сложно. Он вышел из такси, подошел к изгороди, а затем осторожно сделал шаг на газон и заглянул в окно кухни. Там было тепло. Он видел маму, отца, фигуру девушки со спины, и они смеялись. Но Джину было не до смеха. Он не просто боялся – он испытывал что-то сродни панике и ловил себя на мысли, что ему совсем не хочется ни видеть эту девушку, ни здороваться или общаться с ней. Почему-то.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю