Текст книги "Пожалей меня, Голубоглазка (СИ)"

Автор книги: Иллюзия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

« Глава 4

– Что вы задумали? – Крот начал сопротивляться, но Леший, крепко его обняв, прошептал на ухо:

– Ты не будешь разочарован, держись за ремень.

– Мне даже не Днюха, за что?

– Нам так здесь понравилось, что вот, решили отблагодарить.

– Хорош заливать, Леший. Я даже выпить с вами не успел.

– Ты и пожрать не успеешь. Тебе сколько давалось? Десять минут. А ты через сколько приехал?

– У меня внезапно встреча открылась. Важная. На дорогах пробки, пятница же!

– Холостой женатому не товарищ, Крот. У меня важные встречи каждый день, и помимо друзей есть ещё и семья. А у тебя? У тебя – только мы. Так что это ты не заливай.

– Леший, бл*дь…

– Тебе понравиться, слово даю. И в следующий раз будешь знать, как опаздывать.

*****

Он ничего не видел. Ни-че-го! Даже своих пальцев, растопыренных у носа. И кого ему ждать? Злобную гейшу? И как? Стоя? Мудаки, а не друзья. Сволочи.

Костя стал пробираться вперед, делая маленькие шажки и вытянув руки. Правую – в сторону, левую – вперед.

– Падла… – уткнулся носком ботинка в ножку кровати: неожиданно больно, несмотря на обувь. Стал осторожно ощупывать. – Ложе любви, полагаю.

Сзади открылась и сразу же закрылась дверь, не пропустив в коротком промежутке ни лучика света. Крот кашлянул, давая понять, что вошедший в комнате не один.

Сначала было очень тихо. «Как в гробу» – подумал некстати. А потом – шаги. Осторожные, но уверенней, чем его собственные до этого. И что самое интересное – чем ближе подходил человек, тем больше Кроту не хватало воздуха.

Он открыл рот, не понимая толком, отчего так делает: то ли от нехватки кислорода, то ли от удивления, то ли от странного, в животе, чувства. Словно забегал там кто-то, заползал. И не успел Костя произнести хоть слово, как чья-то рука наткнулась на его лицо. Аккурат в его открытый рот.

Отпрянула и тут же снова коснулась. Провела по нижним зубам маленьким пальчиком.

«Женщина», – догадался сразу. Исходящий от неё запах моментально вскружил голову. Такой…неуловимый, тонкий, свежий, с нотками пряности – корицы, кажется, – он кружил голову не хуже самых крутых качелей. Костя будто замер на максимально высокой точке – прямо под небом, боясь смотреть вниз и закрыв глаза от невыносимо сильного ощущения.

Внутри бешено заспорили желудок и легкие, решая, кто выпрыгнет первым, и разом прекращая спор, потому что качели полетели к земле. Стремительно, помогая ветру закладывать уши и затыкать воздухом рот и нос, не позволяя открыть глаза.

Аромат женщины, ощупывающей его лицо, был как тот ветер. Он ураганной волной запечатал каждую пору на коже, проникнув до самого центра.

Насквозь, но не сквозным.

Это было похоже на то, как открывается дверь, чтобы захлопнуться после.

Аромат дверь открыл, вошёл и закрыл её.

На засов.

Оставаясь внутри, смешиваясь с эритроцитами и прочими элементами кровеносной системы, достигая с ней сердца и мозга – двух важнейших органов Костиного тела.

Член сразу же встал.

Запах проник и в него, уперся в головку изнутри. У Крота было такое ощущение, что он сейчас описается, выпустив струю не мочи, но духов.

– Тш-ш-ш… – женские пальцы, скользнув по губам, прижались перпендикулярно им. – Тш-ш-ш…

Он понял, что говорить ничего не надо, и если бы мог – вздохнул бы от облегчения, но он не мог, поэтому только кивнул, надеясь, что женщина «увидит» его согласие.

Она "увидела".

Легко ощупала верхнюю половину тела и забралась на колени, вынуждая Костю сделать упор на руки позади себя.

Если честно, то он просто боялся до неё дотронуться. Если честно, думал, что, коснувшись аромата на её одежде, сорвет ту одним движением, нетерпеливо, с остервенением, мечтая добраться до теплой кожи. Вылизать с неё этот дурман, смешанный с личным.

Индивидуальность. Особенная. Одна.

Эти слова выстрелили в горло, и Костя сглотнул их. Возбужденный член оказался в плену горячей промежности – слегка ерзающей и все плотней вдавливающейся в пах.

– Тш-ш-ш… – пальцы обвили его шею. Кадык дернулся навстречу подушечкам больших, и Костя понял, что до взрыва осталась секунда. – Тш-ш-ш…

Он не мог говорить. С трудом дышал. Не хотел терпеть.

Словно почувствовав его состояние, женщина внезапно вскочила с колен, но он, как бы ни был прибит внутренне, не мог согласиться с её уходом. Да он бы умер сразу, так и не кончив. Двойная смерть – кто бы смог выжить?

В тот же момент среагировав, схватил наугад воздух и поймал его вместе с её запястьем. Дернул на себя.

Они повалились на кровать вместе, и Костю накрыл водопад её волос.

Господи…

Она замотала головой. Отчаянно. Пытаясь вырваться. А он обхватил её голову, зажимая в тисках своих ладоней виски, и зарылся носом в густоту шелковых нитей. Вдохнул полной грудью, пробираясь к коже затылка.

Господи…

– Тш-ш-ш… – теперь была его очередь. – Т-ш-ш… – его выдох согрел её волосы в основании черепа, выпуская разбежаться вниз, по шее и дальше, к лопаткам, табун мурашек. Сильный захват ослаб, но дыхание стало намного горячее, обжигающим.

Ая закрыла глаза, закусив нижнюю губу.

Мужские руки, плотно прижавшись, начали путь к упругим полушариям, спрятанным за рядом пуговиц и кружевом под ними. Руки были решительны и нежны, а она лежала на спине, на незнакомце, совершенно забыв, кто кого заказал и что кому надо делать, настолько провалившись в невесомость, что, казалось, летает во сне.

Мурашки спустились на поясницу, задевая мыслимые и немыслимые точки. Между ног стало влажно, и когда чужие пальцы, разделавшись с чередой круглых «охранников» на блузке, проникли под поддерживающую линию бюстгальтера, накрыли груди, защемив нежно соски, Ая гортанно застонала.

– Тш-ш-ш…

Горячо голове.

– Тш-ш-ш…

Горячо телу.

– Тш-ш-ш…

Там горячо.

Сыро.

Много.

Ей казалось, она не сможет выдержать. Тянущая, подергивающая боль была невыносима. Будто нарыв зрел. Может, и правда, он? Сейчас лопнет?

Ей казалось, она умирает в чужих руках, на чужом теле, с чужим шепотом в волосах. Умирает, но как же сладка была такая смерть…

Господи…

Его руки распластались у неё на животе, и Ая поняла, что они дрожат. Накрыла своими. Попыталась успокоить? Смешно…

Соединенные, руки проникли под пояс брюк, в трусики, и остановились на лобке. Чужие пальцы оказались длиннее – они остановились чуть ниже, на том самом месте, и нажав, попали точно в клитор.

Ая дернулась всем телом, «протирая» ягодицами чужой член. Незнакомец выпустил стон ей в шею, закусив прядь. И словно в отместку, стал активней работать руками.

Она не могла отцепиться, но свои все же переместила повыше, обхватив мощные запястья и «ловя» лихорадочный пульс. Раздвинула шире ноги, позволяя незнакомцу больше свободы для действий.

Повернула голову, свесила с его плеча и зажмурилась от накатывающейся горячей волны – предвестницы десятибалльного оргазма.

Господи…

Её ягодицы терлись о молнию безостановочно, не позволяя никуда деться тому, что находилось за ней. Костя сцепил зубы до искр в глазах, терпя из последних сил, но их оставалось все меньше, и выходило, что это самый странный и быстрый оргазм на его уже побитом жизнью счету.

Ягодицы терлись и терлись, и терлись…

Члену было неудобно. Тесно. Больно. Но так хорошо, как никогда до этого.

Женщина стонала, дергая каждым своим стоном Костю за нервы. Будто играла партию.

Стонала сквозь закушенную губу, пряча крики.

Запах…Другой, более вязкий, густой, мускусный…

Её. Его личный феромон.

Они кончили вместе.

Ая поставила точку в дыхании, уткнувшись в кожу кровати, Костя – в кожу Аи, чуть прикусив плечо.

Господи…

« Глава 5

Он бережно и как можно осторожней выбрался из-под неё, сдвинув её тело полностью на кровать. Хотел собрать в руку длиннющие волосы, но понял, что не получится – слишком уж густыми те были. Освободил её лицо от этой копны, скрутив в толстый жгут, и откинул в сторону, чтобы максимально открыть доступ к обнаженной груди. Лифчик сбился под горло той, что подарила ему пик полета, но он не стал ничего поправлять, хоть и догадывался, насколько ей было неудобно, даже больно, быть может.

Незнакомка хранила молчание и расслабленность, не сопротивляясь его манипуляциям и не реагируя на движение. Словно кукла. Но Костя знал: не спит. Он лизнул соски, обдавая влажность вершин горячим дыханием, и уткнулся в ложбинку. Её сердце стучало хозяйке в ребра и ему в лицо, будто не признавало чужого присутствия, пытаясь оттолкнуть. Стучало ровно и сильно.

Кожа была очень гладкой и вкусной, напоминая о шелке, атласе и сакуре. Хрен знает, почему, но именно последнее сравнение пришло на ум Косте, когда он попробовал её кожу на вкус. Лепестки сакуры, присыпанные корицей. Люди именно так сходят с ума?

Он обнял её. Крепко сжал, следуя на поводу у своей потребности полностью раствориться в темноте и в этой девушке.

Вся она была до боли желанной, несмотря на только что случившийся оргазм. В паху разве что не хлюпало, но Костя не обращал на дискомфорт ни малейшего внимания, чувствуя, как снова начинает хотеть эту странно молчаливую женщину. Она была молодой. Так он ощущал. Упругие груди, кожа… Но не думал, что слишком. «Лет двадцать пять», – решил про себя.

В дверь постучали, и Костя ругнулся. Ей в кожу выпустил бранные слова и тут же слизал их, чувствуя себя неловким, виноватым. Женщина зашевелилась, но он рук не разжал. Не пустил. Не мог и не хотел. Ещё уйму вопросов надо было ей задать, выслушать ответ хотя бы на один!

– Кто ты? – спросил тихо, но твердо, понимая, что сейчас начнется борьба. Уже началась.

Расслабленность и равнодушие Аи сняло, как рукой. Она извивалась под ним, словно уж на сковороде, а Костя не хотел, чтобы она испытала страх. Объятия стали мягче, чуть свободней, но не менее надежными.

– Кем ты работаешь здесь? Давно ли? Как зовут тебя?

В дверь постучали сильнее, и Ая уже не просто извивалась – лягалась и кусалась, как молодая кобылка.

– Почему молчишь? Скажи мне всего лишь, как тебя зовут, и я отпущу тебя. Слышишь? Я не хочу причинить тебе вред.

Она очень удачно попала ему коленкой в чувствительное место, чуть выше середины бедра, заставив Костю на мгновение ослабить «капкан», оттолкнула его что есть силы и вскочила на ноги. Метнулась на звук, но её предали. Её подвела собственная красота. Волосы. Длинные и раскрученные в борьбе, они обласкали Костины руки, и когда прощались на тыльных сторонах кистей, он схватил пряди, опять дернув девушку на себя. Ая вскрикнула от боли, врезавшись в него и повалившись на кровать.

– Я не буду извиняться, – прорычал он, подминая её под себя и обхватывая рукой её подбородок. – Как тебя зовут? Я что, прошу слишком много?

Она замотала головой. Вернее, попыталась. А он…он её поцеловал. И как только губы встретились, понял, что пропал навсегда.

Её рот был «Медовиком», «Сметанником», «Санчо Панчо» со всевозможными начинками и черт знает, чем ещё. Он был таким сочным и вкусным, что у Кости начинало рвать крышу. Он ел её. Не смаковал, не пробовал по кусочкам, наслаждаясь идеальным соотношением пропорций, а просто жрал. Голодный, ненасытный и жадный. И ему было чертовски мало.

Пальцы вернулись к её телу, срывая бюстгальтер вместе с блузкой, одним движением посылая «погулять» молнии и пуговицы на брюках.

Он не мог оторваться от её рта, как и не мог остановиться, чтобы не войти в её тело. Скользнув двумя пальцами внутрь, чуть не заскрипел зубами, понимая, как тесно там. Её стоны тонули у него во рту, но он не мог анализировать, от удовольствия они или от злости. Надеялся только, что не больно ей.

В дверь стали колотить: сильно и настойчиво, практически без перерывов. Косте было наср*ть. Все, что он понимал в данный момент – это успеть сделать её своей. Так, как мужчина испокон веков делал женщину. Заявить права. Пройти единственно верный путь, поцеловать головкой матку и оросить её своим соком, чтобы дай Бог, в ней от его любви, страсти и желания зародилось чудо.

Сразу, одной секундой, это пробило его голову, но он находился в таком напряжении, с таким остервенелым нетерпением шёл к своей цели, что напоминал безумца. Слепого безумного м*дака.

О, он с удовольствием выпьет все её крики, приподнимая своей широкой ладонью её голову, пальцами путаясь в длинных прядях и прижимая к себе максимально близко. Она будет кричать, это так же точно, как и завтрашний день. Она будет царапать его спину, запуская длинные ногти под кожу, добираясь, словно кинжалами, до места, где спала его душа.

Он обхватит её ягодицы, насаживая на себя, а она обхватит его талию. Ногами своими обовьет то место, где ждала его мечта. Не надо было темноты вокруг, чтобы понять: в глазах тоже темно. От дикой жажды быть в той, что разбудила в нем зверя. Посмотрим, останется ли в ней смелости станцевать этот танец до последнего па.

В голове шумело, в висках пульсировало, мысли были пьяными, но руки действовали четко и резкими, сильными «мазками». Когда кожа соприкоснулась с кожей, когда его соски встретили мягкость её полушарий, утонув в них, когда подрагивающая головка ощутила жар и влажность её расщелины, Костю накрыло в самом буквальном смысле. Шторка опустилась. Занавес.

Последнее, что мелькнуло в сознании – встреча их криков, когда он врезался в её тело.

*****

– Какого, бл*дь дядю, Крот, ты творишь? Ты вообще в курсе, что сейчас можно будет схлопотать тебе и как надолго? Это же, паскудник ты такой, не шутки!

– Я вас предупреждал.

– Это я тебя предупреждал! И не смей перебивать меня, подлец! Лучше ищи адвоката, да толкового.

– Да пошёл ты с адвокатом вместе! Я её найти должен!

– Она уволилась.

– Что?

– Что слышал. Уволилась. А кто бы на её месте так не сделал?

– Леший, да что ты заладил…Я виноват, да, но она-то чем думала?

– Твой х*р думал за вас обоих.

– Я попросил её по-человечески. Вышла бы на разговор – ни х*я бы ни случилось.

– Это оправдание твое, что ли?

– Нет. Я же сказал, виноват. И мне надо её найти.

– Будешь цветочками извиняться? – съехидничал друг.

– Чем понадобиться – тем и буду.

– Скажи спасибо, что не целкой оказалась.

– Спасибо.

– Так ты расскажешь, что за приступ на тебя напал? Долгое воздержание сказалось?

– Ты что-то попутал, Леший. Когда это оно у меня было?

– Да в последнее время, думаю, было. Может, пора поговорить по душам?

– По душам с тобой поговорит Василиса Андреевна, а мне некогда.

– Ты что же, решил справиться один?

– Я вас не просил мне подсовывать незнакомую сирену, но вы подсунули. Спасибо, сюрприз получился отстойным. Теперь я прошу мне не мешать.

– Все, что я знаю – это то, что работала она за некую Людмилу. Фамилию сказать?

– Леший, проваливай, у меня раскалывается череп.

– Надо было дверь открывать вовремя.

– Да пошел ты…

*****

Ты чем думала, подруга?

– М*ндой своей.

Людка опешила. Сколько она знала Аю, та никогда, ни единого разочка не позволяла себе грубых выражений. Даже общаясь со многими вредными покупателями, она всегда оставалась милой и улыбчивой.

– В смысле?

– Дурой не будь. Ещё большей, чем уже есть.

– В смысле?

– Ты меня попросила тебя подменить – я подменила. Чем я могла думать, работая за тебя? Уж явно не головой.

Людка что-то промямлила.

– Говори громче, у меня миксер! – прокричала Ая, специально включая технику на полную мощь.

Не хотела она никого слушать и видеть. То, что ей всегда помогало – это кухня. Приготовление блюд и выпечка. Занимаясь любимым делом, она защищала себя стеной из четких движений и разумного. Здесь щепотка, там сто грамм. Сюда ложку сахара, туда – три. Все имеет свою роль, вес и соотношение. Она сыплет, перемешивает, формирует. Она. Не её.

И как следствие, появляется сотворенная красота. Вкусная, аппетитно выглядящая и тающая во рту. Приносящая чистейшее удовольствие. Ничем не замутнённый кайф. Высшая проба.

Она справится. Покупателей становится все больше, репутация – все серьезней, мечта – все ближе.

Полностью сосредоточена. Спокойна. Забыла прошлое. Открыта будущему.

Так было до того вечера.

Она постарается не повторится.

« Глава 6

Прошлое.

Он шел, сутулясь и защищаясь от резких порывов холодного ветра, колючего и пробирающего до костей, держа в голове и повторяя про себя один адрес. Слова выгоняли все лишние думы, заставляя держаться за самое важное. Подняв воротник черного пальто и сунув руки в карманы, он шел, не глядя по сторонам, полностью сосредоточенный на скорейшем приходе в теплую квартиру – туда, куда стремился попасть вот уже много месяцев.

Ветер разыгрался не на шутку, то подгоняя его в спину, то, наоборот, толкая в грудь, будто не мог решить: помогать человеку или проверить его упорство. Не было четкого направления у этого воздушного монстра, но мужчина продолжал движение вперед, не обращая на него никакого внимания.

Зима пришла рано, внезапно и одним днем, но снега было совсем мало. Несколько раз падал легкий, еле – еле покрывая асфальт, и тут же был сметен сильнейшим ветром в щели дорожных колодцев, пожухлую траву и к обочинам. Дорога была покрыта тонюсенькой ледяной коркой, и без снежного покрывала становилось очень трудно передвигаться, не спасала даже соляная, разбавленная песком, присыпка. Водители, вовремя «переобутые» в шиповку, – и те не чувствовали себя в безопасности, снижая скорость и крепче держась за руль.

Мужчина посмотрел на фонарь, высветивший нужный дом, и заметив табличку с цифрой «32», расслабил плечи. Слава Богу, дошел. Поднял взгляд выше, на окно, в котором раньше видна была хрупкая фигурка, поджидающая его и нетерпеливо ерзающая на подоконнике. Сегодня окно было темным.

Он ощутил горечь. Знал, что, скорей всего, никого нет дома, но надеялся до последнего увидеть прежнюю картину. Ему все эти месяцы не хватало её. Жил как раньше, но все сильней пробирало чувство чего-то потерянного, оставленного где-то, и с каждым днем росло желание это найти. Вернуть.

Когда он понял, в чем причина, что именно он оставил и хотел обрести вновь, тело прошил разряд. Разом, одним моментом, как и зима в этом году. Он отрицал до последнего, не верил, не мог принять, но факт оказался неоспорим. Непреложен как истина бытия. Как смерть и рождение.

Он хорошо помнил тот день. Ехал домой, после бани, куда приходил с друзьями попариться, потрепаться и пропустить пару кружек темного нефильтрованного, и чувствовал уже ставшую привычной тоску. Раньше после бани он чувствовал совершенно другое. Молодым себя чувствовал, обновленным и в то же время расслабленным до «не могу», а теперь вот… грызло что-то – то, чему не было названия и конца.

До дома оставалось минут десять, когда вдруг яркой вспышкой мозг пронзил образ: косая челка, огромные голубые глазищи и лукавая улыбка, открывающая небольшую диастему. Вспышка мелькнула и исчезла, а Костя мгновенно вспотел, словно опять оказался в парилке. И как только он вспомнил имя той, что улыбалась, сразу, в ту же секунду, понял причину своего состояния.

Сейчас он стоял и смотрел на темное пятно в белой раме, никого сегодня не ждавшее, и представлял, что за ним – за стеклом – спит та, от которой можно было убежать много лет назад, закрыв за собой плотно дверь. Оставить, как ненужный хлам, и забыть. Чтобы окунуться в бешеный водоворот дел и страстей, достойных настоящего мужика.

Костя поежился и, стряхнув с плеч сомнение, зашел в подъезд. Пригладил волосы, опустил воротник и неслышно поднялся на третий этаж, иногда перескакивая через ступени. Вот и она, восьмая квартира.

Дверной звонок был вырван с корнем, замок измазан жвачкой, уже засохшей от времени и потемневшей от грязи, сама дверь была со вмятиной внутрь, как будто выбивал кто, и, наверное, так и было.

Никто не знает, как словами передать ужас, волнение, растерянность и шок. Каждое чувство по отдельности – можно, но все вместе, этот коктейль, долбаный смузи – вряд ли. А то, что передать словами сложно, но очень хорошо можно испытать? В мгновение ока, сразу? Как рухнувшая на тебя волна окатила всеми эмоциями, не только тут же намочив одежду, но и смыв изнутри всю кровь.

Кровь отхлынула вместе с водой и устремилась вниз, на второй этаж… первый…

Он дотронулся до вмятины, пальцами повторяя форму углубления, потом начал отдирать жвачку, с каждым брошенным на пол куском становясь все злее на того придурка, который додумался это сделать. Достал маленький нож с очень тонким лезвием, проверил им сердцевину замка и понял, что резиновая гадость плотно и далеко застряла внутри.

Костя постучал: сильно, громко и особым ритмом. Если она дома – поймет и откроет, узнав его «почерк». И почти услышал торопливые шаги маленьких ног, наверняка обутых в объемные смешные тапки – мордочки коровок.

Почти.

Никто навстречу ему не бежал, не распахивал изуродованную дверь, крича «Ты!» и бросаясь на шею.

Никто.

Ну, он же так и думал, верно? Ведь догадывался? Тогда чего упираться лбом в холодный равнодушный металл и закрывать в отчаянии глаза? Чего расстраиваться тишине по ту сторону? Чего сцеплять зубы, чтобы не произнести «Где ты?» Он же был уверен, что она больше здесь не живет, правда?

Почти.

– Эй, милок, чего там, не здоровится тебе, что ль? – как в хорошем фильме про плохого мальчика, открылась соседская дверь, и старушечий голос спросил.

– Нет, – он повернулся, выпрямляясь, и повторил, уже тверже: – Нет.

Вышедшая на площадку женщина осмотрела его с ног до головы, отмечая аккуратную стрижку, добротную ткань пальто и чистую обувь. Одобрительно прищелкнула языком и указала на дверь, возле которой он стоял.

– Ищешь кого?

Он не хотел отвечать. Какое её ср*ное дело, чем он занимается и кто ему нужен, но понимал: если соседка что-то знает – это в сто раз сократит поиски и потраченное время, что было крайне важно.

– Ищу.

– Взгляд уж у тебя больно тяжелый, милок, видно, должна тебе много.

– Кто?

– Та, которую ищешь, думаю.

– Должна, – решил подтвердить слова старухи, надеясь, что поможет ускорить процесс.

– Так и знала, – женщина покачала головой. – Всем должна осталась, всем, кто приходил, приходит и будет приходить. Всем, кто живет здесь.

– Часто приходят?

– Теперь уже реже, но бывает, ломятся. Правда, вид у них похуже твоего будет.

– Что она задолжала?

– Деньги в основном, вещи…Разное.

Ему стало тошно. Стало тошно так, что хотелось выблевать тут же, к ногам старухи, выплевывая свой желудок. Не мог дышать, будто диафрагму придавили огромным камнем. По конечностям заползали муравьи, поливая кожу кислотой.

Он подошел ближе и умудрился задать последний вопрос:

– И тебе должна осталась?

Соседка попятилась, почуяв запах злобы и не понимая, кем приходится этот солидный, красивый, пусть и мрачный, мужчина той, что раньше жила в восьмой квартире.

– Н-нет, – сказала правду. – Помогала ей, чем могла. Она же глупая, молоденькая совсем была…

– Не была – есть.

– Так говорят, что…

– Врут все.

– Кто будешь-то? – не сдержала любопытства.

– Много, видать, знаешь, раз состарилась уже. Больше тебе не надо – сдохнешь.

Он развернулся, обрывая дальнейший интерес, но женщина крикнула вслед:

– Оставила она кое-что!

Он резко остановился, словно на стену налетел, и занесенная над ступеней нога, вернулась обратно. Обернулся.

– Сказала «Отдашь ему», а кому именно – не сказала, добавила только, что узнаю его, будет отличаться от обычных людей. Смотрю теперь и понимаю, что тебе оставила.

Костя молчал, а женщина зашла в свою квартиру и через несколько минут вынесла маленький конвертик не типографской продукции.

Протянула ему:

– Держи, может, сгодится.

Он смотрел на белую бумагу, местами затертую, и как-то странно себя чувствовал. Не хотел об этом думать, да и показывать свое состояние не видел смысла. Старуха ему была чужой.

– Держи же, ну?

Он взял наконец и, кивнув, начал спускаться вниз, торопясь глотнуть морозного, но свежего воздуха. Бумага жгла пальцы, а тело потихоньку распадалось на молекулы. Он ещё не понимал до конца, что значило для него её отсутствие, что принесет за собой эта потеря, но уже на губах появлялся неприятный вкус, а в ноздри лез отвратительный запах. В голове расползался туман, мешая ясно мыслить.

Выйдя на улицу, он снова спрятал руки в карманы пальто, вместе с конвертом, и отправился в обратный путь. Главное, добраться до машины, припаркованной в километре отсюда. Главное, не сбиться с шага, оставить его твердым. Главное – не рассыпаться на части, подгоняемым ветром. Главное…