Текст книги "Язычница (СИ)"
Автор книги: Hioshidzuka
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Княжна говорит что-то ещё. Ветте остаётся только слушать – кланяться этой женщине девушка не собирается. Пусть ей кланяются Изидор. Это для них она – великая княжна, глава рода и всё такое. Так что Ветта просто стоит и ждёт, пока женщина перестанет говорить. Тогда можно будет уйти снова в свою комнату, а ночью выбраться через окно на крышу. В своей родной одежде Ветта чувствует себя куда увереннее, она не так боится, что может подскользнуться и свалиться оттуда. В конце концов, на Леафарнаре она лазала по деревьям, забиралась на крышу терема, когда ей хотелось посмотреть звёзды и высоты нисколько не боялась.
Когда Сибилла заканчивает говорить, Ветта кивает ей и выходит из покоев женщины. И понимает, как близко она находится к тому, чтобы снова стать свободной.
Ветта не видит рядом ни Айше, ни кого-либо ещё. Никого. Видимо, Сибиллу так боялись, что никто не осмеливался ждать певнскую княжну здесь. Что же… Так только лучше. Из окна в комнате великой княжны девушка видела, что конюшня находится недалеко. Стоит просто перебежать вот этот коридор, спуститься по лестнице и потом пробежать по внутреннему саду – видимо, в Дараре было два внутренних двора, в которых располагались сады. Просто в один из них Ветту не пускали. Странно. Впрочем, девушка не очень переживает по этому поводу. Сейчас она всё сможет увидеть. Коридор оказывается довольно длинным. И лестницу удаётся найти далеко не сразу, но в конце концов Ветта со всем справляется. В конце концов, это не так трудно. Должно быть, это самая простая часть её побега – дальше всё может быть только сложнее. Просто сейчас девушка старается об этом не думать. Как она сможет пересечь Аменгар, чтобы оказаться в том месте, откуда можно перенестись на другой уровень? Да и стоит ли? Изидор могут хватиться, не стоит ли поискать в этом случае щелей между уровнями? Тогда для Ветты всё может кончиться благополучно.
Девушка добирается до конюшни довольно скоро. Она не слишком смотрит по сторонам, не разглядывает сад, который, должно быть, очень красив. В конюшне оказывается не так уж много лошадей, и большинство из них устали, седлать их сейчас совершенно бесполезно. И вот – находка! Конь в стойле стоит просто замечательный. Вороной, ухоженный, с пышной гривой, необыкновенно умными глазами. Он не похож на Шалого внешне, но вот глаза… Ветта протягивает к нему руку и осторожно гладит по гриве. Конь смотрит на неё понимающе и не дёргается от её прикосновений. Ветта подходит немного ближе, но не чувствует в поведении животного какого-либо страха.
Ветта гладит его, осторожно и ласково – мать всё время фыркала, что Ветте стоило бы с таким же трепетом относиться к своему вышиванию, чтобы оно стало хотя бы сносным, как она относится к лошадям. Что же… Пригодилось бы ей это вышивание здесь!.. А так она хоть понимала, что жеребец не сбросит её, что можно седлать его, что можно ехать… Он домчит её до конца Аменгара в одно мгновение – он совсем похож на её Шалого…
– А ну быстро отпусти коня! – слышит княжна недовольный резкий голос. – Что это ты тут делаешь?
Ветта резко оборачивается и почти сталкивается с молодым человеком, самодовольным и грубым даже по выражению его лица. Пожалуй, его можно было бы назвать красивым, если бы не застывшее презрительное, раздражённое выражение на его лице. Ветте он совершенно не нравится. Он смотрит на неё так зло, что впору бы отшатнуться от него, только вот певнская княжна и похуже видела. И ничего. Жива. Не будет же она пугаться только потому, что здесь дома он?
Юноша этот едва ли намного старше её. И лишь чуть-чуть выше – где-то на дюйм. Руки и лицо у него такие загорелые, что в первое мгновение Ветте думается, что он слуга. Лишь потом она понимает, что вряд ли тогда он был бы одет так богато. И держался бы, пожалуй, куда скромнее. Ветта держится уверенно. Ей нечего бояться, она уверена. Что он может ей сделать? Она гостья. И она невеста. Сибилле не было бы выгоды от того, что невеста её племянника умрёт или будет покалечена, а она умная женщина и о своей выгоде явно заботится.
Он стоит очень близко к ней. Девушка чувствует его дыхание на своём лице. И чувствует, что его переполняет ненависть. Что же… Ветта тоже его ненавидит. Ненавидит всем сердцем, и он может считать, что угодно – у неё не меньше прав презирать его, чем у него так относиться к ней. Пусть смотрит как ему хочется, Ветта не будет бояться его только потому, что, пожалуй, это она виновата.
Он хватает её за косу. Грубо, даже больно. Впрочем, у Ветты четыре брата, из которых трое её младше. И уж точно у Ветты не больше поводов сдаваться, чем их было, когда она была ещё ребёнком. Неужели этот парень думает, что он сможет причинить ей больше боли, чем Яромей в детстве, когда ему хотелось, чтобы Шалый принадлежал именно ему – они тогда так сильно подрались, что потом обоим пришлось, наверное, неделю лежать в постели, а Ветте пришлось ещё долго извиняться перед Мерод, на которую она упала. Отец тогда довольно поздно успел разнять их, потом он подарил ещё одного коня Яромею, чтобы этой драки не повторилось. Эшер часть дёргал её за волосы в детстве. А пальцы у него всегда были цепкие. Милвен редко дрался с ней, но порой они делали друг другу гадости. Этот человек может считать, что ей слишком больно, что ей слишком страшно, но это далеко не так.
Глаза Ветты горят от злости. Она спешно соображает, что бы такого ей сделать, чтобы он отпустил её. Чтобы выиграть эту схватку. Одной рукой девушка толкает этого парня в грудь, а другой успевает вынуть кинжал из широкого пояса. Отец всегда учил её держать оружие близко. Этот кинжал Ветта успела забрать из дома, когда Нарцисс увозил её. И теперь он ей пригодился. Певнская княжна ненавидит этого человека, как и всех Изидор, что пытались отобрать у неё свободу.
Ветта хватает этого юношу за руку, которая у него свободна, сжимает так сильно, как только хватает сил, а вторую, с кинжалом, подносит к его шее. Кажется, он не сразу понимает, что именно произошло. Он не ожидал, что она всё сделает именно так. В его тёмных глазах читается удивление. Что же… Он-то не был одним из её братьев, так что не знает, какова она.
– Только тронь, – шипит Ветта, – отец учил меня, как следует вспарывать горло обидчикам!
Рука, что держит её косу, не разжимается, он лишь перехватывает волосы Ветты повыше, почти у самых корней, так, что ей становится почти больно. А вот вторую руку парень пытается освободить, что у него не получается. Ветта держится за неё крепко, понимая, что это её, возможно, единственный шанс сбежать.
Они так и стоят, пока в конюшню не спускается Нарцисс. Ветта видит укоризненное выражение на его лице, и ей становится немного стыдно. Нарцисс Изидор был хорошим. Он и внешне не был похож на остальных Изидор – черты лица его были мягче, голос более приятным… Ветта понимает, что он смотрит так укоризненно именно на неё и опускает руку с кинжалом.
– Актеон, – строго говорит великий князь, – твоё поведение возмутительно. Эта девушка – твоя невеста, а ты так обращаешься с ней!
========== IV. ==========
Гости съезжались в Дарар. Это началось уже несколько дней назад – с тех пор, как объявили о дате свадьбы наследного князя Актеона Изидор. Представители всех подвластных князьям Изидор домов, представители великих дворянских родов, люди из Сената, из свиты императрицы Ибере, из свит божеств, полубожеств, коллегии кардиналов, должны были приехать двое падишахов и один генерал. Свадьба наследного князя в великом дворянском доме – событие слишком значительное, чтобы быть мелким семейным праздником. Об этой свадьбе на следующий день будет знать весь Ибере. Несколько дней до этого Дарар мыли, чистили и украшали – нельзя, чтобы хоть кто-то из гостей подумал, что Изидор недостаточно богаты или воспитаны. Позолота в этот день кажется особенно яркой, цветы в садах – особенно красивыми, а девушки Дарара – особенно воспитанными и обаятельными. Дарар наполняется гостями, ко дворцу подъезжает множество потрясающей красоты экипажей, украшенных гербами и коронами. Гости шумят, располагаются в выделенных им комнатах, гуляют по садам Дарара, читают древние свитки из изидорской либереи¹, любуются искусно вышитыми полотнами на стенах, на которых изображены сцены из легенд и мифов, с удовольствием вкушают сладости, которых нет нигде больше во всём Ибере, кроме Альджамала, восхищаются внешним и внутренним убранством дворца. Генерал Киндеирн Астарн лично приезжает на эту свадьбу. Аелла считает это дурным знаком – Киндеирн не так давно женился в четвёртый раз. Аелла считает, что союз Актеона Изидор и Ветты Певн не будет крепким и счастливым, считает, что Киндеирн одним своим присутствием проклинает молодых, желает им всяческих несчастий. Что же… Однако то, что Киндеирн приехал лично, можно считать и хорошим знаком тоже – возможно, он сумеет найти общий язык с великой княжной Сибиллой, и тогда не будет войны. Из падишахов прибывают Огнедара Азер и Огастус Роналл, совершенно незнакомые Селене Изидор. Не сказать, правда, что других падишахов она знает намного лучше. Можно увидеть и Джулианну ГормЛэйт – эту жутковатую и очень странную женщину, сестру первой супруги алого генерала. Глав великих родов больше нет, что Селену нисколько не расстраивает. Политика и дела рода – слишком сложные вещи. И девушке совершенно не хочется вникать в это. Ей не хочется говорить о войне, о том, какая партия сейчас является ведущей в Сенате, о прочности крепостных сооружений или о чём-то подобном. Её куда больше интересуют цветы, песни, убранство дворцов и замков… Её куда больше интересуют песни о любви, нежели сказания о бесстрашных воинах и могущественных богах. Впрочем, крутиться под ногами и мешать гостям обустраиваться в Дараре Селене не дают. Её просят подождать самого праздника, который вот-вот должен начаться. Её просят не покидать женской половины Дарара, чтобы не мешать происходящему. Остаётся только наблюдать издалека – забираться тайком в обсерваторию и смотреть оттуда (обсерватория Дарара была самым высоким зданием во дворце, оттуда вполне можно было увидеть то, что происходило в нижних садах). Селена забиралась туда не одна. У неё есть четыре сестры и около дюжины кузин её возраста. И всем жутко интересно увидеть, как идёт подготовка к торжеству, какого ещё не было на протяжении всей их жизни. Ещё неизвестно – выйдет ли Мадалена когда-нибудь замуж, а уж Нарцисс или Сибилла вряд ли когда-нибудь обзаведутся супругами. И всем девушкам было жутко интересно увидеть, как всё подготавливалось. На торжество их, конечно пустят – всех, кому исполнилось хотя бы тридцать лет. Только вот тогда вряд ли будет возможность как следует разглядеть всех гостей, гербы на их каретах и необычные наряды дам с других уровней. Тогда будет куда интереснее смотреть на невесту, на священника, который будет венчать их с Актеоном, на Сибиллу, которая снова появится в одном из своих роскошных парадных платьев… Тогда будет не до гостей. На празднике будут танцы, вкусная еда, приглушённый свет свеч и музыка. Разве будет время разглядывать наряды представительниц других родов? Тем более, что многочисленные тётушки обязательно будут следить за тем, чтобы молодое поколение вело себя в высшей степени прилично. Да и гербов на каретах там тоже не будет. И едва ли можно будет поговорить со всеми, кто прибыл в Дарар. Поэтому остаётся только наблюдать издалека, столпившись у окна в обсерватории.
Подготовка к грядущей свадьбе наследного князя поражала своей грандиозностью. Сколько жемчуга было потрачено, чтобы вышить один только свадебный гобелен! Сколько цветов было срезано, чтобы украсить парадный зал Дарара! Сколько музыкантов было приглашено со всех концов Ибере! Сколько съехалось гостей из великих родов! Любая из девушек рода Изидор была бы счастлива, если бы её свадьба была такой по своему масштабу. Впрочем, вряд ли кто-то из них хотел бы выйти замуж за Актеона – он был слишком увлечён мыслями о предстоящей войне, был иногда чрезмерно груб и резок, не умел идти на компромиссы. Он не умел общаться с девушками, совершенно не умел. С ним едва ли можно было поболтать о чём-то интересном. И за что только его выбрали наследным князем? Он не был полностью Изидор – его отец был незнатного рода, и брак между родителями Актеона считался морганатическим. Невесту Актеона Селена видела лишь однажды – когда Нарцисс привёл её в женскую половину дворца после происшествия с кузеном. Ветта Певн была тогда очень расстроена произошедшим. Ещё бы! Это можно было понять! Селена искренне надеялась на то, что Нарцисс как следует наказал Актеона за его проступок. Подумать только – как он посмел схватить её за волосы?! Селена уверена, что соверши он такое с ней или с одной из её сестёр или кузин, Нарцисс обязательно хорошенько всыпал бы ему за подобную дерзость. Селена была бы вне себя от ярости от такого обращения. Селена бы устроила истерику, плакала бы и жаловалась сёстрам и кузинам. Ветта же была просто расстроенной. Она оставалась спокойной, Селена даже поразилась её выдержке. Невеста Актеона показалась девушке вполне милой. Она была её ровесницей – ей тоже было сто семнадцать. Селене она понравилась. В Ветте было что-то удивительное. Она была сильной, храброй, умной – это всё читалось в её глазах. Её высокий лоб, её густая длинная коса, её высокий рост – всё внушало невольное уважение. Впрочем, пожалуй, Селене было жаль эту девушку. Всё в Ветте было иным, совершенно не таким, как на Альджамале. Она казалась в Дараре совершенно неуместной. В каждом её движении чувствовалось, что она привыкла к совершенно другому окружению, к другой природе, к другой магии… Чувствовалось, как ей здесь тяжело. Наверное – невыносимо тяжело. Селене не хотелось даже думать о том, что она может оказаться на другом уровне когда-нибудь, в другом роду, когда никто не хочет понять, когда нет ничего знакомого, привычного… Невеста Актеона ещё держалась – насколько княжна знала, Ветта Певн за всё время на Альджамале не проронила ни одной слезинки. Сама Селена, должно быть, заливалась бы слезами и просила бы вернуть её домой, к матери и сёстрам. Возможно, после свадьбы всё станет лучше. Тогда Ветта будет женой наследного князя, княгиней. Тогда она будет чувствовать себя увереннее. Селена надеется, что им удастся подружиться. Селена надеется, что когда-нибудь Ветта почувствует себя своей в Дараре или во дворце, который принадлежит Актеону. Возможно, что старая нянька Аелла совершенно неправа – подумаешь, на свадьбу приехал Киндеирн. В конце концов, нельзя сказать, что Варвара Феодорокис или Елизавета Фольмар чувствовали себя особенно несчастными только потому, что обвенчались с ним. Возможно, конечно, что Марии ГормЛэйт и было неприятно, что её муж выбирал себе всё новых и новых жён. Возможно, что Катрина Шайлефен чувствовала себя уязвлённой, когда Киндеирн находил себе новых любовниц, каких было великое множество. Впрочем, у Актеона-то вряд ли будет много любовниц! Селена уверена, что у него и невеста была лишь потому, что тётя Сибилла решила его женить. Вряд ли у Ветты будет много соперниц за сердце её будущего супруга. Актеон совсем не так обаятелен, как Киндеирн, пусть и куда красивее. Самого Киндеирна Селена видела лишь одним глазком. Он держался так, как следовало бы держаться самому императору Ибере, если бы такой был. Впрочем, ходили слухи, что Арго Астал и был императором Ибере, пусть и некоронованным. Он чувствовал себя хозяином этого мира. Полновластным хозяином, который не собирается давать кому-либо больше прав, чем полагается. Наверное, он и был хозяином. Из всех своих министров императрица выделяла его, ставила над всеми. И он управлял Ибере с таким же усердием, как если бы это был только его мир.
Селене хочется верить, что всё будет хорошо – с ней самой, с сёстрами, с Веттой Певн, с Дараром, с Альджамалом… Её совершенно не интересуют вопросы чести рода. Ей хочется, чтобы подольше длилось то шаткое перемирие, которое повисло в воздухе около ста пятидесяти лет назад. Ей совершенно не хочется думать, что всё может разрушиться в один момент. Она предпочла бы отдать всю власть Киндеирну, чтобы продолжить сидеть в своём дворце, вышивая и рисуя, бегая с девушками по саду и играя в прятки. Ей плевать, как именно будет поделена власть в Ибере.
Селене не нравится поведение Актеона, и порой ей хочется закричать, когда ей приходится с ним разговаривать. Впрочем, с Актеоном она старается разговаривать как можно реже. То ли дело с Юмелией, его старшей сестрой, девушкой во всех отношениях куда более приятной. Селена была бы рада, если бы Актеона отрекли от их рода. Он был таким грубым, таким вредным, что из всех Изидор, помимо Сибиллы, Нарцисса и Аврелии едва ли мог найтись кто-нибудь, кто мог бы переносить его. Впрочем, Юмелия тоже относилась к нему снисходительно, хоть и порой стыдилось его взрывного нрава и привычки всегда слушать только себя самого. Но Юмелия была ему родной сестрой, единственным человеком, который знал его ещё ребёнком…
Айше расчёсывает длинные волосы княжны. У Селены ужасные волосы, если говорить честно – они вьются, они совершенно непослушные, всё время путаются… Вот у Мадалены волосы просто прелесть. Впрочем, дело там, пожалуй, в отцовских генах. Мадалене не нужно их даже заплетать, а Селене приходится стягивать их в тугой узел и укладывать на затылке, закрепляя так, что потом болит голова. Иначе причёска княжны выглядит так ужасно, что она едва ли сможет показаться на свадьбе. Впрочем, большей части волос Селены видно не будет из-за головного убора.
Айше сегодня сама одета в парадную одежду – она будет сопровождать одну из младших кузин Селены на пиру. Той кузине всего тринадцать, это будет её первое появление на людях, и для неё очень важно, чтобы был кто-то рядом, чтобы кто-то мог сопровождать её, помогать ей. Селене самой бы хотелось, чтобы это был её первый выход в свет – она впервые появилась на Нертузском балу в четырнадцать, окружённая множеством девушек в громоздких атласных платьях с кринолинами и корсетами, увешанных лентами и кружевами, в туфлях на высоком каблуке и с пышными причёсками, украшенными жемчугом, атласными лентами, перьями и живыми цветами. Танцы у Нертузов были ужасно медленными, чинными, с множеством поклонов, приседаний и шагов. Графы Нертузы были одним из самых богатых дворянских родов, что не относились к великим. Они не участвовали в войне, хоть и были в родстве с Астарнами – один из младших братьев Киндеирна был женат на женщине из этого рода. У Нертузов всё было совсем иначе, чем у Изидор или у их вассалов. Селена тогда чувствовала себя отвратительно – среди всего это обилия лент, пышных юбок и жеманства. И никого из сестёр или кузин рядом не было. Как не было рядом и служанок, матушки и тёток. Только дядя, которому было совершенно безразлично, как Селена себя чувствует на этом балу. Так что, Вельвеле очень повезло, что первым её большим праздником будет свадьба Актеона и Ветты.
Селене бы хотелось, чтобы эта свадьба произвела на невесту впечатление, хотелось бы, чтобы Ветта стала чувствовать себя как дома, хотелось бы, чтобы Актеон не вёл себя так отвратительно, чтобы Ветта не думала, что все Изидор такие вредные и грубые, как её жених… И, всё-таки, было ужасно любопытно, какие именно платья будут на всяких там герцогинях, княгинях, княжнах и графинях. Селене бы хотелось посмотреть на все эти платья, украшения, кружева, ленты, хотелось бы побольше поболтать с Ахортонскими девушками – наследный князь Ахортон привёз на свадьбу двух своих дочерей…
Впрочем, княжна ещё не оставляет надежд на то, что ей всё удастся. В том числе, и одна задумка…
Айше рассказывает Селене про Ветту. Служанке певнская княжна совершенно не понравилась. Айше рассказывает, что Ветта стояла совершенно неподвижно, хмурая, всем недовольная, пока её мыли и одевали. А когда уже одели, чтобы вести к Сибилле, эта девушка сорвала с головы и крыльев покрывало и сказала, что пойдёт к великой княжне в традиционной для своего рода одежде. Айше чуть не плачет. Она рассказывает, как груба была к ней певнская княжна, рассказывает, как распоряжалась ей, словно бы Айше была ей рабыня… Селена спрашивает, во что они одели Ветту – этот вопрос почему-то её очень интересует. А когда Айше всё-таки отвечает, княжна едва ли может сдержать смех – служанки перестарались. Сибилла вряд ли стала бы смотреть на то, как аккуратно одета невеста наследного князя. Её это волновало бы в невесте меньше всего, Селена была уверена в этом.
– И зачем вы это сделали? – смеётся княжна. – Можно было просто убрать ей волосы под платок – этого было бы вполне довольно! Певны тоже так делают!
Айше смотрит на неё удивлённо. Словно бы эта мысль даже не приходила ей в голову. Что же… Возможно, так оно и было. Вполне возможно, что матушка Айше была так обеспокоена тем впечатлением, которое Ветта должна произвести на Сибиллу, что совершенно забыла, что Сибилла была вовсе не тёткой Мирьям, на которую могли произвести впечатление подобные усилия Норины и Айше. Селена смеялась бы и смеялась над этим случаем, если бы у неё было довольно времени на это. Нужно было готовиться к свадебному торжеству.
– Но… Но мы хотели, чтобы всё прошло как лучше!..
Селена расхохоталась. Что же… Вполне возможно, что Айше и Норина старались сделать всё как лучше. Впрочем, почти всё самое ужасное на свете делалось с этим намерением. Селена уверена, что даже война, которую Киндеирн и Сибилла развязали между дворянскими родами, начиналась с той мысли, чтобы сделать всем только лучше, обеспечить всем справедливость и процветание. Только вот княжне кажется, что лучше пусть каждый род живёт так, как считает нужным. Именно так будет лучше для всех. К великой княжне Изидор Селена относилась с уважением, но настороженно. Киндеирна она видела лишь один раз в жизни – в чердачное окно в тот день, когда он приехал в Альджамал на свадьбу Актеона. Тиберия Ахортон Селена и вовсе ни разу в жизни не видела. А о князе Эливан слышала лишь то, что он выступил ещё одной стороной в этой войне. Селена даже не знала, как его зовут. Впрочем, она и не хотела этого знать. Не хотела слышать ничего о войне, о дворянских домах, гербах и прочей скукотище! Впрочем, наверное, почти все её кузины были с ней в этом солидарны – пожалуй, кроме Аврелии, Мадалены и Цемины. Политикой занимались Нарцисс и Сибилла, Селене не было места в этих играх, в которых она обязательно наделала бы множество ошибок, если бы только была вынуждена вникать во всё это. Селене не было места в этой войне, она не чувствовала в себе достаточно сил, чтобы сражаться или хотя бы быть уверенной в чём-то. Селене порой кажется, что ей стоило родиться в другой семье. В одном из малых дворянских родов, у каких-нибудь вассалов того же герцогского рода Херитеджей – рода, который пока ещё не вступил в войну. Селене бы куда больше подошла роль мелкопоместной дворянки, которая выйдет замуж по любви и родит множество детишек. Селене совершенно не хочется стать очередной жертвой династического брака – конечно, она надеется на то, что Актеон поладит с Веттой, очень надеется, но…
В конце концов, Актеон скорее всего останется таким же занудой, как и прежде.
Волосы княжне служанка расчёсывает долго, куда дольше того, что было обычно, сегодня девушка хотела бы появиться не с привычным простым узлом из кос, а чем-то более сложным и красивым. Селена терпеливо ждёт, пока Айше уложит ей волосы. Та делает свою работу сегодня необычно долго. Впрочем, княжна на это не сердится – на свадьбе она должна выглядеть как можно лучше, пусть и не является невестой. Платье она себе подобрала уже давно – как только Сибилла обмолвилась с Мадаленой, что хочет найти наследному князю невесту. Это платье кажется Селене просто очаровательным – из ткани небесно-голубого цвета, какой нет нигде на Альджамале. Селена уверена, что большинство девушек их рода будут в платьях розового или кремового цветов, а женщины наденут пурпурные или карминовые – в жёлтом или золотом вряд ли будет кто-то кроме Сибиллы и, возможно, невесты. Впрочем, на счёт Ветты Селена не может быть уверена – Айше говорит, что эта девушка наотрез отказалась венчаться в чём-либо кроме собственной родовой одежды. Княжна уверена, что её служанка просто преувеличивает. Ветта показалась Селене девушкой весьма милой, пусть и несколько вспыльчивой. И княжна уверена, что Ветта не будет настолько упряма, чтобы отказываться от традиционных изидорских покрывал или чего-то такого. Ещё Селена надеется на то, что Ветта не покажется старшему поколению Изидор слишком упрямой и вздорной – вот тогда ей придётся несладко. Впрочем, как и всем, кто осмелится с певнской княжной заговорить или подружиться. Селена уверена, что Ветта будет выглядеть необыкновенно на своей свадьбе. Во всяком случае, на фоне изидорских княжон и княгинь. А ещё Селена надеется, что сама она понравится кому-нибудь из союзников рода Изидор, ей хочется, чтобы кто-нибудь влюбился в неё… Хочется, чтобы эта любовь была такой, как пишут в древних сказках… Впрочем, вряд ли когда-нибудь Селене может настолько повезти.
Когда причёска уже сделана, когда волосы покрывает тонкая жемчужная сетка, из тех, что были недели три назад привезены одним купцом с Альджамала, Селена может отдохнуть. Ей надоело сидеть в душной комнате, но на улице вряд ли намного лучше – на Альджамале всегда слишком жарко, а к фонтанам вряд ли есть возможность подобраться из-за большого числа гостей. Впрочем, это не отменяет того факта, что Селене до полусмерти надоело сидеть у себя и ничего не делать. Ей хочется пробежаться, найти кого-нибудь и рассказать что-нибудь интересное, что-нибудь интересное услышать в ответ и побежать дальше – в ту часть Дарара, которая называлась запретной, куда не мог пройти никто, кроме великих и наследных князей и княжон. Селене, пожалуй, до смерти хочется увидеть что-нибудь из того, чего ей видеть не положено. Она встаёт перед зеркалом и начинает рассматривать своё отражение. То, что она увидела, ей вполне понравилось, так что Айше была отпущена с дюжиной серебряных монет, чтобы девушка могла купить себе что-нибудь понравившееся на базаре, как только ей представится такая возможность. Сколько Селена знает Айше, та всегда обожала сладкое.
Княжна чувствует себя ужасно уставшей, хотя ещё только утро – венчание Актеона и Ветты должно начаться в полдень. Девушка надеется на то, что праздник не будет слишком скучным – всё-таки такое грандиозное событие следовало отмечать со всем возможным в этом случае размахом. Возможно, на пиру будут танцы – если Сибилла сохранит после венчания достаточно хорошее настроение, то юным княжнам разрешат остаться на пиру до самого вечера, разрешат танцевать с гостями. И Селене хочется этого сейчас больше всего на свете. Даже больше, чем мира во всём Ибере. Она так давно не танцевала – нормально, а не на Нертузском балу, где нельзя было и шагу ступить, не нарушив какого-нибудь очередного глупого правила. На Альджамале правил было куда меньше – во всяком случае, тех, нарушение которых было бы заметно сразу.
Девушка выходит из своих комнат, чтобы зайти к Юмелии и попросить её что-нибудь рассказать. У Юмелии всегда было множество интересных историй про запас – она придумывала множество сказок, которые тут же рассказывала всем своим младшим кузинам, искренне обожавшим её. С тех пор, как эта девушка очутилась у Изидор, она стала всеобщей любимицей – она была очень похожа на свою покойную матушку, женщину весьма приятную в обращении и очень добрую, хоть и довольно упрямую, когда дело касалось её чувств. Юмелии было шесть, когда умерла её мать, и десять, когда умер её отец. Она была одним из тех несчастных детей, которых жалко всем. Нужно сказать, что внешностью она мало напоминала Изидор – в мать лицом пошёл именно Актеон, а Юмелия была похожа на своего отца.
Юмелия кажется грустной, даже более грустной, чем обычно. Сколько Селена её помнит, она всегда казалась необычайно задумчивой и тихой, что, пожалуй, соответствовало действительности. Она была полной противоположностью своему деятельному, но буйному и грубому братцу. Она редко на кого-то повышала голос, а если повышала, то потом долго стыдилась этого. Юмелия всегда умела придумывать красивые сказки. Не о любви, правда, но о любви многочисленные княжны Изидор могли прочесть и в книжках, если только добирались до либереи Нарцисса – в либерее княжны Сибиллы было куда больше книг интересного содержания, но она рассердилась бы куда больше, чем её брат, если бы узнала, что её племянницы туда проникли, даже не спросив разрешения. Юмелия придумывала сказки о магии. Придумывала сказки о всяких необыкновенных существах, о людях, которые живут в далёком-далёком мире… Все её сказки были грустными и обыкновенно кончались так, что хотелось плакать. Но сейчас Юмелия явно не в настроении придумывать даже самые грустные из своих рассказов. Кажется, что она вот-вот расплачется. И Селена наклоняется, чтобы её утешить.
Юмелия всхлипывает. По её лицу не текут слёзы, но это кажется Селене даже более пугающим. Все девчонки иногда ревут. К этому вполне можно было привыкнуть – сама княжна тоже часто плачет из-за всякой ерунды вроде запрета танцевать на каком-нибудь родовом празднике. Но с Юмелией всё было иначе. Она никогда никому не возражала, не плакала, не пыталась заставить кого-нибудь из жалости отменить своё решение – даже тогда, когда тётушка Мирьям запретила ей даже думать о своей свадьбе с юношей из одного из вассальных родов – того тогда женили на кузине Азили. Юмелия даже тогда казалась всем очень спокойной. Хоть и очень грустной. Быть может, всё дело в том, что на свадьбе скорее всего будет и Исаак? Возможно, всё дело именно в этом. Впрочем, Селена не может позволить себе напоминать кузине об этом событии. Юмелия кажется уставшей, очень уставшей и очень горячей. Это немного пугает девушку – стоило помнить, что родители Юмелии умерли именно от болезни лёгких, правда, это случилось совершенно на другом уровне, сыром и холодном, где зимой обыкновенно был снег. На Альджамале снега никогда не было. На Альджамале всегда было тепло, даже скорее жарко. Селене кажется глупой мысль, что Юмелия могла заболеть здесь. Разве можно было заболеть чем-нибудь здесь, на Альджамале, где всегда было так хорошо и спокойно? Но Юмелия так бледна, а на её щеках, обыкновенно таких же бледных, как и лицо, застыл румянец, который никак нельзя назвать здоровым. А ещё княжна сильно похудела за последнее время, пусть этого обычно и не слишком видно из-за её нарядов. Она всегда была худенькой, но сейчас Селене кажется, что от Юмелии могут остаться одни глаза – настолько тонкой и почти что прозрачной она кажется. Княжне остаётся только надеяться, что это не проявляется та страшная болезнь, которая свела в могилу обоих родителей этой девушки. Правда, от княжон обычно скрывали, как протекают те или иные болезни, в одной из книг дяди Нарцисса девушка вычитала, что тот недуг проявлялся именно так – в чрезмерной худобе, бледности, жаре и лихорадочном румянце.
