Текст книги "Ведунья. Проклятая любовь (СИ)"
Автор книги: Gusarova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
13. Кукла
Пробуждение, хоть и не принесло с собой соплей и больного горла, было во всех смыслах тревожным. И тому имелось несколько причин.
Во-первых, старуха в Настю вцепилась накрепко. Это стало ясным, как божий день.
Во-вторых, перестал писать Серёга. Настя предполагала, что Баянов заподозрил её в игре на два поля. Скорее всего, решил, что Настя нашла себе ещё кого-то и рвётся домой к сопернику. С этим можно было разобраться позже.
Но первое место по масштабу Настиной тревоги неожиданно получил Валера Зорин. Просто-таки молниеносным броском вырвался вперед и лидировал с большим отрывом! Настя пару раз написала ему «Всети», ещё когда добралась домой. Но Валера не объявлялся онлайн с ночи. Возможно, разрулил скандал с директоршей, вернулся со смены и мирно спал. Насте хотелось в это верить. Но сердце подсказывало, что объяснение не прошло для Зорина гладко. Тем более, что ему пришлось ехать домой без пальто. Хоть Валера и кричал вчера, что у него есть запасное, но кто, блин, будет хранить запасное пальто на работе? Ботинки ещё вполне себе, но пальто?
Настя вертела в руках мобильник, размышляя, стоит ли позвонить Зорину, или взять себя в руки и предоставить взрослому мужику решение собственных проблем. Ей не хотелось будить Валеру, но тревога росла. К счастью, виновник вскоре объявился сам.
– Привет! У меня есть предложение, сеньорита, от которого вы не сможете отказаться! – голосом матерого рекламщика провозгласил Зорин, и у Насти камень с души упал.
– Я вас слушаю, – подыграла она.
– Итак, только сегодня вы получаете постоянную пятидесятипроцентную скидку на коммунальные платежи и продукты. А также наш специальный бонус – симпатичного, молодого и, что немаловажно, талантливого художника. А также гармоничное дополнение к коту в вашу просторную двухкомнатную квартиру!
– Зорин, – остановила этот поток красноречия Настя. – Тебя выгнали из дома?
– Ну зачем сразу выгнали, – гордо возразил Валера. – Я, как истинный дворянин, ушёл, хлопнув дверью. И теперь свободен, окрылён и готов на подвиги. Так что, Анастасия? Нравится вам моё предложение? Не руки и сердца, но, согласитесь, столько халявы редко когда можно получить практически задаром!
Настя рассмеялась по большей части оттого, что была рада услышать живого и здорового Валеру.
– Приезжай, вторая комната пустует.
– Вы сделали правильный выбор, прекрасная сеньорита! – продолжил паясничать Зорин. – И ваши призы будут доставлены уже сегодня. Да-да, наши курьеры работают и по субботам в том числе!
– Хорошо, – согласилась Настя. – Жду вас, сеньор Валерий Николаевич. Приезжай, как соберёшься, только маякни за час.
Значит, буря не прошла стороной. Валера крепко попал, отчасти из-за Приблудовой. Что ж, оставалось дождаться Зорина и выспросить, как связаны его выселение и ссора с директоршей. Этой Бенедиктой Камбербетчевной. Ради Валеры Настя даже пошла в магазин за куриными ногами и перенесла покатушки с Дашкой на воскресенье. Да и погода испортилась, со вчерашнего вечера моросил дождик. Прогноз показывал, что в воскресенье будет переменная облачность, так что все шансы хорошо погонять сместились на второй выходной.
Валера не заставил себя ждать.
«Кощей в коробчонке катит, встречай».
Ну ещё бы Зорин сравнил себя с лягушкой! Настя хмыкнула и почему-то обрадовалась. В последнее время ей стало тоскливо и боязно одной в квартире. А с Валерой можно было ничего не бояться.
Первой в доме возникла знаменитая Зоринская лыба. Потом ввалился сам Зорин, таща цветок в горшке, чемодан и сумку с роликами через плечо. Настя оглядела его и спросила:
– Всё?
– Извини, но белого коня сожрал таксист, – бросил Валера. – Куда идти? Показывай мои апартаменты. Та-а-ак. Этаж не сорок восьмой. Вид из окна – не Сити. Автоматических жалюзи нет, датчиков движения на светильниках нет, климат-контроля нет, встроенной в туалет стереосистемы тоже нет. И венецианского стекла за два ляма нет? – изумился он, пялясь на самую обычную люстру, но, когда Настя уже начала подгорать изнутри, сделал заключение: – Шикарно. Боже, продавленный диван! Я не сплю и вижу воочию! У тебя есть самый настоящий, аутентичный продавленный диван!
Зорин бросился на диван и подпрыгнул на нём всеми мослами.
– Вот это я понимаю, роскошь. Всё, Приблудова, он мой. Завоёван в честной битве.
– Э-эй! – Настя погнала его с дивана. – Мы договаривались на комнату, а не на всю хату! Зорин! Катись к себе!
Она подхватила с пола горшок с цветком.
– Странный какой, – Настя повертела горшок, идентифицируя растение.
– Кофейный куст, элитная арабика, сорт «Лос Плейнс», – подсказал Валера и с гордостью добавил: – Я сам вырастил.
– Прикольно, – Настя отнесла куст в комнату. Следом закатил чемодан Зорин.
– А где твой электросамокат? – Настя помнила фотографии со страницы Валеры, где он снимался со своим двухколесным другом.
– Там же, где и «айкос», в прошлом, – вздохнул Зорин. – Зато у нас есть деньги на моё содержание до первой зарплаты.
– И работа тю-тю? – воскликнула Настя.
– И работа. – Валера уставился в потолок. – Всё прошло. Всё отболело, nasty. Кстати, где можно курить?
– На балконе, – махнула Настя рукой. – Вон там.
– Что? У тебя даже есть балкон! С цветочками? – Зорин сорвался с места и устремился на балкон, словно тот был невесть, каким чудом.
– Нет, с велосипедом! – крикнула вдогонку Настя. – И лыжами!
– С велосипедом, с лыжами, какая прелесть! А ещё тут старая тумбочка и бельевой тазик! Господь услышал мои мольбы! – Зорин воздел тощие руки к потолку. – Анастасия, я очарован вашим жилищем. И теперь я ваш верный пёс. Как говорится, гав.
Настя стояла в коридоре и смеялась. Да, определенно, позволить Зорину вписаться к ней было хорошей идеей.
– Пойдем, покормлю, Шарик, – она погладила Валеру по растрёпанным волосам. – И всё же хотелось бы узнать, что привело тебя к жизни такой бездомной.
– Это грустная и поучительная история, – принялся исповедоваться Валера, хрустя куриными хрящиками. – Про одного невчанина-утырка, который приехал в Балясну, поступил в художественную академию по высшему баллу и в течение года так настроил против себя всех преподов, что его радостно поперли оттуда при первой незакрытой сессии. Утырок решил не сдаваться и устроился работать в кафе бариста. Рядом с академией, чтобы пасти своих врагов и бывших однокурсниц. И так сошлись утырские его звезды, что в то кафе зашла супруга одного известного баляснинского бизнесмена. Ей понравилось, как утырок варит кофе, а в этом он уже поднаторел, и она пригласила его к себе в заведение, подаренное мужем. Работать бариста. И в койку тоже. Судя по всему, муж умел нехило заколачивать бабки и дарить жене кафешки, но никак не жарить её во всех позах на ковре у камина, на заднем сиденье «Бентли», на бенефицианской люстре. Ладно, про люстру я приукрасил, – уточнил Зорин, видя, как округляются Настины глаза. – Словом, приобрела себе мадам Яхонтова куколку Валерку, смазливого, наивного, охочего до роскоши идиота, каким я был в девятнадцать. Сняла мне охрененские апартаменты в Сити. Башня Гермес, знаешь? – Настя ошалело кивнула. – Чисто, чтобы у неё завелся красивый мальчик для плотских утех. Тут бы живи и радуйся, но мадам оказалась ревнивицей, и начала нашего утырка сталкерить. Не дай бог, какая цыпа рядом окажется! Она всех моих институтских и школьных подруг устранила, до единой. Не хочу гадать, с чего они перестали со мной общаться, но предполагаю, им хорошо так спонсировали на жизнь. А меж тем утырок ещё и с норовом попался. Жить на хате жил, очень ему вид сверху из окон на ночную Балясну нравился. А подарки не принимал. На тусовки с ней не ездил. Носил только то, что покупал на свои кровно заработанные, то есть, целенаправленно оставался чмошником. Ну и продолжал кофева́рить, надеясь когда-нибудь добиться уважения мадам Яхонтовой честным трудом да талантом. Всю хату увешал мазней. Кажется, Стася даже мужу показывала какие-то портреты, и он, дурачок, одобрял. Хотел бедному юному художнику даже на биеннале пропуск устроить, – Валера усмехнулся. – Бред. Не знаю, как можно было безоговорочно верить Стасе. Я не смог воспользоваться шансом стать знаменитым за счёт влияния парня, бабу которого самозабвенно любил и трахал. И знаешь, nasty, самое невероятное в истории то, что я у неё не один в идиотах ходил. Стася себе завела коллекцию красивых кукол, исполняющих её прихоти. Она сама рассказывала мне, что посадила ещё одного такого же утырка в точно такую же клетку в соседнем небоскрёбе. Ещё двое у неё были заныканы в центре. Про остальных не знаю. Но, кажется, из всех самым строптивым оказался я. – Зорин сжал сплетённые пальцы. – Мож'т, поэтому она и позволяла мне некую иллюзию свободы. Художества, работу в кофейне. Забавляло её это или заводило, сложно сказать. Горячая женщина Стася! Все ей было мало. Поначалу я радовался, как мудак. Думал, это любовь, восхищался ею, надеялся, что она останется со мной. Но одной большой любви оказалось недостаточно. И «удобство» роскоши не стало синонимом морального «комфорта». Ты ведь понимаешь меня как никто, правда? – он прищурился на Приблудову, и она закивала. – Потом, когда сообразил, что за птица Станислава Брониславовна, пытался поговорить, разойтись мирно. Но Стася была неукротима. По её мнению, за время нашей близости я целиком превратился в её собственность. Она стращала меня тем, что всё расскажет мужу, что с моей зарплатой вечного бариста я не найду в Балясне приличного угла. Что я больше ни к чему, кроме половой жизни, не пригоден. Что ни одну из моих картинок на приличном аукционе не продали бы за грош. Что я ничтожество, лимитчик, что без неё при моих способностях только и остаётся пойти торговать смазливой мордашкой на панель. Я долго терпел. Слишком долго... – Валера сник, умолк и барабанил тапками по полу.
– А потом? – Настя отпила молоко.
Зорин поднял на неё глаза и, лукаво улыбаясь, сказал:
– А потом появилась ты со своим Кирюшей. И я понял, что не одинок. Ты была со мной честна и откровенна с самого начала, с первой встречи. Мне этого очень не хватало в Балясне. Тут, я успел понять, с откровенностью у многих проблемы. По счастью, у Стаси нет аккаунта «Всети», поскольку её саму активно отслеживает муж, и кроме того, она слишком увлеклась пастьбой других мальчиков. А на меня положила большой жирный болт, считая, что я смирился и интеллектуально не дорос завести второй, закрытый акк. С которого и писал тебе. После того, как ты смогла послать Кирюшу, я укрепился в уверенности, что тоже так сумею. Когда-нибудь. Послать Стасю и уйти в ночь, в никуда, оставив ключ-карту на стойке рецепшна. То, что ты видела вчера – стало финалом наших отношений. Я сколько угодно мог позволять Стасе унижать себя, но грубость в твой адрес стала её последней ошибкой. Я послал её, собрал вещи, продал другу, Игорьку, самокат и «айкос» – он давно на них засматривался. А заодно узнал про вакансию у них на Никонова рядом с Двадияковкой. Мы там были с тобой недавно. Насть, – Зорин примолк на секунду и, собравшись с духом, сказал: – То, что я стал свободным – твоя заслуга. Ты мой лучший друг, Насть.
– Я не знала, что ты считаешь меня другом, – пробормотала изумленная его признанием Приблудова.
– Это потому, что я циничный утырок, и за всю жизнь не научился быть добрым парнем. Увы, – грустно усмехнулся Валера.
– Неправда! Зачем ты на себя наговариваешь? – перебила его Настя. – Ты замечательный друг! Это ты помог мне! Стать свободной! Слезть с мертвой лошади, смотреть вперед, ценить себя! Валер, ты очень много для меня сделал. И продолжаешь делать! Спасибо тебе за пальто. Ты меня спас. И спасибо за то, что примчался первым, когда... С Кикусом все случилось. Ты не представляешь, как это было важно. Ты всегда оказывался там, где я нуждалась в помощи и поддержке. Где без тебя было бы куда хуже, чем с тобой.
От каждого сказанного Настей слова бледные щеки Валеры всё больше розовели. Он улыбался и смущенно вертел в руках чайную ложку.
– Ну кто ж знал, что местом для оказания помощи ты выберешь «Кофе Док» и конкретно мои пятничные смены. Кстати, nasty, боюсь, по понятным причинам тебе больше не стоит там появляться. С другой стороны – что ты там забыла, если лучший в городе бариста теперь принадлежит тебе безраздельно?
– Лучший в городе бариста принадлежит отныне только себе, – Настя потрепала Валеру по голове. – И я никому не позволю его присвоить! Никакой дохлой лошади.
– Которая, к тому же, не знает и не узнает твоего адреса, – хмыкнул Зорин. – Я схожу, покурю, если ты не против? А ещё, наверное, я бы поспал. Даже прежде, чем распакуюсь.
14. Шрам
Валера уснул на диване. Настя смирилась, поняв, что Зорин облюбовал себе лежанку, словно у неё появился и впрямь – большой и тощий уличный пёс. Чижик враждебно косился на приблудыша, но молчал. Правда, когда Настя попыталась погладить рыжего любимца, тот неожиданно зашипел на неё и, легонько ударив лапой, удрал. Приблудова улыбнулась. Чижик никогда себя так раньше не вёл. Он ревновал.
Валера спал, точь-в-точь как темноволосый демон с картин из Двадияковки. Его красота на свободном от ужимок, расслабленном лице расцвела особенно ярко. Будто бы застывший мраморный мальчик из усадьбы. Настя невольно засмотрелась на Зорина. Ей было невдомёк, почему одним людям достается всё, а другим – так мало. Себя она красивой не считала, хотя Кирилл уверял её в обратном. Возможно, за это она прощала его выходки. А недавно красивой Настю назвал Серёга. Она вспомнила светлое, смешливое лицо Баянова, толстую шею, курносый нос. Да, Серёга тоже не был красавцем. Но, глядя на него, становилось тепло и приятно. Зорин был, бесспорно, красивее, но его красота – холодная, Настя бы сказала, зловещая, скорее отталкивала, чем привлекала. Приблудовой казалось, что яркая Валерина внешность почему-то не дар, а проклятье.
Зорин беспокойно задышал, заворочался. Он отодвинул одеяло, футболка задралась, оголив живот, и Настю бросило в холод. Огромный шрам, аккурат по срединной линии, как уродливая трещина, портил неземную красоту изваяния. От груди до пупка. Настя прикинула, что это след полостной операции. Селезёнка? Желудок? Ей стало неловко, словно она подслушала чужую страшную тайну. Настя подошла и укрыла Валеру одеялом. Тот довольно засопел и повернулся набок, так и не проснувшись.
Не человек, а коробка сюрпризов. Настя привыкла делиться с Валерой сокровенным, имея благодарного слушателя и советчика, но понятия не имела, что Зорин упрямо таит от неё собственные проблемы. Скрывается за маской извечного циника и беспечного разгильдяя...
«Не парься, я ослепнуть не успею. Не собираюсь становиться дедом!»
Настя поёжилась, вспомнив те слова Зорина, брошенные слишком легко и весело, как бы невзначай. Слова человека, смирившегося с тяжкой судьбой. Сердце сжалось.
Валера не делал ей гадостей, за исключением едких реплик и подколов. Он только вчера дал первый серьезный повод переживать. Теперь вот – второй. Зоринское пальто с ночи висело в прихожей, а прикатил он в толстом линялом свитере. Рыцарь без страха и упрёка. Что с ним? Откуда у него эта циничность? И шрам.
Зорин восстал к вечеру. Выперся из Настиной комнаты помятый, но посвежевший. Постонал, потёр глаза, и пробубнил:
– Надо же, я и впрямь сбежал от Стаси. Охренеть.
– Ты ж говорил, ушёл, хлопнув дверью? – уточнила Настя и щелкнула чайник.
– Ушёл. По-английски, – уточнил Зорин.
– А говорил, что послал её.
– Мысленно послал, Приблудова. Невчане посылают дам только в мысленной форме! – Валера пошел в ванную и умылся. – Ох, кайф! А скажи мне, прелестная сеньорита, у тебя комп есть?
– Е-е-есть, – настороженно протянула Настя, чуя недоброе.
– Отлично! Я готов порисовать.
Настя насупилась. Вообще-то она хотела сыграть в «симсов», но с другой стороны, никогда не видела художника за работой. Интерес пересилил желание убить время, и она включила Валере компьютер. Тот принес большую прямоугольную херовину и приладил её к компу. Установил драйверы и программу-«рисовалку».
– Будешь смотреть? – кивнул Насте. – Если честно, это процесс долгий и нудный.
– Я немного посмотрю, – та присела на диван.
– Не против всякое старье послушать?
– Не-а.
Зорин залез к себе на страницу, запустил музыку и принялся водить стилусом по поверхности планшета. На сером фоне экрана компа сами собой вырисовывались четкие, красивые линии женского лица. Словно бы колдовство какое-то! Зорин меланхолично перебирал слои, крутил картинку так и эдак и напевал себе под нос:
– Из далёких степей отныне никто не вернется к ней. У неё на груди навсегда умолк жук-скарабе-е-ей. Но она весела. Её сердце открыто для рыцарей и закрыто для зла. И для демонов. И для полиции¹...
– Старый невгородский рок, – заметила Настя. – Папа тоже иногда его слушает. Эту песню я знаю.
– И мой отец уважал такое. У меня его болезнь, – погрустнел и сощурился Зорин, хотя и был в очках. – Болезнь любви к старому доброму говнороку, – помолчав, прибавил он.
– Твоему папе, наверное, приятно знать, что ты любишь его музыку, – сказала Настя.
– Да, думаю, он был бы рад, – согласился Валера.
– Он... Умер?
– Давно, – кивнул Зорин. – Я был совсем мелким. А лет с шестнадцати сам подсел на то, что он каждый раз крутил в машине. Оказалось, годнота, удивительно. Некоторые песни хороши вне эпохи. Я часто под них рисую.
– А... – смутилась Настя. – Прости, мне очень жаль твоего отца.
– Ничего страшного.
Приблудова смотрела на Валеру и не знала, как деликатнее спросить про то, отчего умер его отец, и про шрам тоже. Она понимала, что так делать невежливо, но ей очень хотелось полюбопытствовать. Словно тут таилась некая разгадка происходящего с Настей и старой ведьмой.
Берзарин, Зорин...
Скарабей.
– Валер, – набралась храбрости Приблудова. – У тебя шрам на животе...
– Где? – изумился Зорин и, оттопырив футболку, гневно воскликнул: – Что ты сделала, пока я спал?! Ты вскрыла меня и украла мою почку?! Я доверился тебе, а ты! Как ты могла?
Потом совершенно осмысленно и с укором глянул на Настю и сказал:
– При всей моей симпатии, nasty, ты бываешь невыносима. Тебеточнохочется это знать? Может, оставим меня с моим шрамом в покое?
– Да, конечно, извини, пожалуйста, – покраснела Настя и притихла.
Валера продолжил карябать стилусом, прорисовывая спортивную фигуру девушки, и, казалось, был полностью поглощён музыкой и процессом рисования.
– ...девочка с глазами из самого синего льда тает под огнем пулемета. Должен же растаять хоть кто-то, скоро рассвет²... – пел тот же голос.
– Рак почки. И слепой кишки. В двенадцать лет, – вдруг сказал Валера, таращась в экран. – Отец умер от рака гортани. Дед – от рака мочевого пузыря. Дальше продолжать?
Настя притихла, не зная, что ответить. И тогда Валера заговорил вновь.
– Я подумал, тебе все равно рано или поздно придется узнать об этом, если ты не собираешься от меня отвязываться. Лучше подготовлю. У нас рак косит всех мужчин по линии отца. И довольно рано. Его забрал в сорок два. Деду больше повезло – пятьдесят четыре. Про прадеда не знаю, его забрала война. Мать надеялась, я тоже хотя бы до сорока допержу. Хрен там плавал. Хорошо вовремя спохватились, что у меня болел не позвоночник, а почка. Особенно обидно загреметь в больницу ребёнком и все каникулы маяться с этими операциями, химиотерапиями, исследованиями, обследованиями, опять химией. И вернуться в школу в ноябре, без части кишок, одной почки, волос и бровей. Меня дразнили сперматозоидом, потому что я был бледным, лысым и худым. Забавно, правда? – Зорин рассмеялся, глядя на то, как притухает от его истории Настя.
– Дети злые, – пробормотала она.
– Я тоже был бы злым, будь у меня больше сил. Но я бросил их все на борьбу с болезнью, обещав маме поправиться. Мне не хотелось, чтоб она убивалась по мне, как по отцу. И мы победили рак.
– Здорово, – облегчённо выдохнула Настя. – Поздра...
– В шестнадцать случился рецидив, – прервал её Валера. – Онкомаркеры опять начали шкалить. Брыжеечный лимфоузел. И снова эта гребаная химия. Пять курсов. Снова облысел. Пока одноклассники праздновали выпускной, я блевал в больничном туалете. И согласился на второй круг, опять же, только ради матери. Я её отчасти понимаю. Когда смерть держит тебя за горло, это не так страшно, как если она вцепилась в кого-то из твоих близких. Снова ремиссия. Ну, что, nasty, второй раз будешь поздравлять? – колко закончил он изложение анамнеза.
Настя смотрела на него во все глаза. Она очень хорошо помнила безутешных Елену Васильевну и бабушку Кирилла и представляла, как тяжело было маме Валеры, потеряв мужа, дважды вытаскивать сына из могилы.
– Потом я понял, что больше так не могу. Собрал чемодан и умотал сюда под предлогом поступления. А на самом деле сбежал. Родной город для меня – стойкая ассоциация с больничным цветом и смертью. Тут я хотя бы чувствую себя живым. Хотя с переезда и не знаю, что там у меня внутри. Когда рванёт очередная часовая бомба? Не хочу больше знать. Матери пишу, что регулярно сдаю анализы, делаю УЗИ, всё окей, а сам просто живу. День. Ещё день. Вроде, всё хорошо. Пока что. Ничего не болит, силы есть.
Настя почувствовала острую необходимость как-то поддержать Валеру. Она молча подошла к нему, обняла за голову. От густых волос Зорина пахло любимым кофе.
– Спасибо, что поделился. Я тебя понимаю.
Зорин понял, что Настя плачет, и отложил планшет. Обнял её в ответ, усадил на колени.
– Э-эй. Я еще тут. И пока что никуда не собираюсь.
Настя заметила, что и его серые глаза под стеклами очков заблестели от скрываемых слёз. Но ему было жалко не себя, а её.
– Валер, не уходи, – попросила Приблудова. – Ты не оставляй меня, как Кикус. Давай сходим, узнаем про твои онкомаркеры? Пожалуйста.
Тот вздохнул, глядя на Настю, и вытер ей слёзы пальцем.
– Как-нибудь потом, – шепнул он. – На это надо решиться. Но из Невгорода я уезжал здоровым, так что, мож'т всё неплохо. Знаю, я бы огорчил тебя, если б помер.
– Ещё как! – Настя снова разревелась и обвила его шею руками.
– Тише, тише, – Зорин похлопывал её по спине. – Я тут, я с тобой. Всё нормально, Насть. Сходим.
– А... Почему это? Всё, – Настя вспомнила важный вопрос. – Что говорят врачи?
– Наследственность, – пожал плечами Зорин. – Фиг его знает. Отец вообще был зожником и греблей занимался. Я хоть курю, уже отмазку докторишкам подготовил.
– Не будешь курить! – взвилась Настя.
– Буду, – твёрдо возразил Зорин.
– Отберу сигареты!
– Буду курить чай, дурочка.
– Чай отберу, – заспорила Настя, смеясь и плача.
– Сухой корм буду курить. У кота позаимствую. Блин, нашёл, идиот, кому и когда рассказать! Не реви ты, окей, я схожу и сдам анализ! – Зорин потряс её на коленях. – И УЗИ сделаю! Для тебя специально! Обещаю. С зарплаты. Дог?
– Ага, – кивнула Настя, вытирая слёзы. – Вместе пойдём.
Валера привычно покривился и, отвлекшись на рисование, сделал мазок оранжевым по контуру волос девушки.
– Снова рыжая, – определила Настя.
– У меня кинк на рыжих, – признался Зорин. – Станислава Брониславовна тоже вошла в мою жизнь в ярко-рыжем цвете. Кто ж знал, что она крашеная.
Из многочисленных нарисованных девушек, присланных Валерой Насте, добрые три четверти были рыжими, так что Приблудова не удивилась ядерному окрасу и этой незнакомки.
– Эльф? – всхлипнула Настя.
– Ага. Светлая эльфийка, мой персонаж. Даже не помню, в каком возрасте я её впервые нарисовал. В двенадцать? Да, точно, как раз в больнице это было. Помню, после операции ужасно скучал, и мама привезла мне альбом с фломиками. Я изрисовал его весь, даже обе стороны обложки. Тогда и родилась Дария. С тех пор она – мой талисман.
– Красивая, – похвалила Настя и встала за креслом, чтобы лучше разглядеть работу. – На мою Дашку похожа.
Зорин просверлил её заинтересованным взглядом.
– Ху из Дашка?
– Подруга моя. И наставница по аквариумам, – объяснила Настя. – Завтра хотим на великах поехать кататься. У нас каждые выхи заезды.
– А можно с вами? – напросился Валера. – У меня ролики есть. И я неплохо езжу.
Примечание к части
¹ – песня группы «Сплин» – «Рождество».
² – песня группы «Сплин» – «Выхода нет».
