Текст книги "Ведунья. Проклятая любовь (СИ)"
Автор книги: Gusarova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
7. Баянов
– Ты трансляцию-то сегодня не смотрела, Настён? – с бухты-барахты огорошил Приблудову Серёга. Порой Насте казалось, что Баянов верит в её способность к телепатии – умению считывать недостающую информацию с подкорки собеседника – поэтому ей необязательно рассказывать всего.
– А? – Настя вынырнула из аквариума.
– Да трансляцию похорон Скопидомова по главному каналу. Четыре часа крутили, ты чо?
– Я работала, – оправдалась Настя и вытерла пот локтем. – Ничего себе, его проплатили!
– Да. Авторитетный человек был, – хохотнул Баянов и поболтал концом антенны в воде аквариума, дразня Аркашу. Аркаша приплыл и смотрел на охранника с явным гастрономическим интересом своими мечтательными красными глазами. – Но, как это? Богом отмеченный. Когда его отпевали, было видно, как по нему солнце пробежало. Красиво так.
– Пф-ф-ф, – фыркнула Настя. – Баянов, это прожектор, точно тебе говорю.
– Да? – обескураженно скривился Серёга. – А натурально смотрелось. Шоумены, ё-моё.
– Слушай, Серёга, – Настя застыла над стяжкой аквариума, – а что ты знаешь про ту бабку?
– Какую еще бабку?
– Да ту, блин, проклинательницу. Которая пророчит всякую хрень и исчезает.
– Я ж тебе раза три рассказывал! – надулся Серёга. – Не слушала, что ль?
– Забыла, расскажи ещё, – схитрила Настя.
– А тебе зачем? – решил уточнить он.
– Интересно.
Зелёные глаза Баянова засияли. Пожалуй, впервые Настя готова была внимать ему с любопытством.
– Ха, это ж привидение местное, Насть. – принялся упоённо рассказывать Серёга. – Многие в неё верят. Докукин, вон, видел сам, говорит – как тебя сейчас. Такая небольшая бабка с клюкой и в сарафане, седая, патлатая. Местная-районная знаменитость. Никто не знает, откуда она взялась, только любит появляться там, где какая-то нездоровая движуха начинается, и разруливает по-своему. Скопидомова на тот свет спровадила. Ну, это недавнее. А был случай, хотели ручей Неприкаянный закопать в трубу. Так она появилась и брякнула главе района: «Как ручью моему в трубе не течь, так тебе воли не видать, мордофиля¹!»
– И чо? – округлила глаза Настя. – Посадили его?
– Во-во! – помахал рацией Баянов. – Накрыли, пока он взятку брал в четыре ляма. А ручей остался, как был. Такие дела, Анастасия. Парк этот её, да и Гиблово, считай, тоже. А почему – никто не знает.
Настя ощутила суеверный страх. По Гиблово бродил призрак, отправивший на тот свет Кирилла. Настя глянула за большое витражное окно торгового центра – там стояла непроглядная темень. И по ней придется ехать домой. Ничего необычного, но все же...
Внезапный бросок из воды заставил Настю чуть не улететь вниз со стремянки. Серебристое тело рыбины взмыло вверх и насадилось ей на палец. Настя вскрикнула, Серёга бросился её ловить и успел задержать лестницу. На Настином пальце остались две ровные алые борозды. Это полуметровая аравана, приняв конечность за упавшее в воду насекомое, попыталась полакомиться ею.
– Белка, твою мать! – рассердилась Настя.
Аравана обиженно уплыла, чавкая усатым ртом.
– Мидию хочет, – рассмеялся Баянов. – Не покалечила?
– Поцарапала, – зажимая палец, буркнула Настя. – Нормально. Я виновата, что болтала в воде.
– Заканчивай своё гиблое дело и пойдём, я тебе зелёнкой помажу, – предложил Серёга.
– Пойдём, – согласилась Настя.
В каморке охраны Серёга чисто ради галочки повазюкал по крошечным ранкам антисептиком и налил Насте чаю.
– Устала? Ты сегодня прибитая какая-то, – заметил Баянов. – Как с креста снятая.
– Да так, – отмахнулась Настя. Доселе она не посвящала Серёгу в тайны личной жизни. – Фигня.
– Ты береги себя, Настён, – услышала она приглушённое и робкое. – У человека человек – самое ценное в жизни. А деньги эти, бизнесы, все так, пыль.
– Ага, – всхлипнула Настя. – Все говорят: береги себя, береги себя, а кто бы вызвался поберечь? Желающих нет.
– Ну зачем ты так, – Серёга придвинулся ближе и аккуратно коснулся пальцами Настиного запястья. – Не поверю, что у тебя нет парня. Ты ж красивая!
– Был, да сплыл, – Приблудова, как назло, снова прослезилась.
– Бросил? – осуждающе сдвинул белесые брови Серёга.
– Помер, – решила признаться Настя.
– Ох, соболезную, – Баянов изменился в лице и придвинулся ближе. – Молодой парень-то?
– Двадцать восемь.
– Погиб?
– От инсульта умер, – нехотя сообщила Приблудова.
– Жалко как. Хороший, наверное, был человек, – озадаченно потёр лоб Серёга. – На плохого б ты не согласилась.
– Не был он хорошим, – вдруг выплеснула правду Настя. – Сильно плохим тоже не был. Но я с ним замучилась, да и расстались мы – прилично уже прошло. Хотя и пытались наладить отношения пару раз, не выходило... Но все равно ужасно больно.
– Больно, конечно. Понимаю, – закивал Серёга. – У нас вот... в Картангаре тоже, помню. Прапор был. Дрючить любил за малейшее. Всех доставал. Все его ненавидели. Мы с Лёхой, сержантом моим, дружком, ему в ботинки колючки прятали – в пустыне их много росло, и такие они, знаешь – впиякаются, не вытащишь. Ругался он на нас, как чёрт! А потом его машина на мине подорвалась. Дорогу заминировали! По кускам разметало прапора. Так жалко было. Никто ему смерти не желал. Эх. А потом и Лёху моего снайпер снял. – Баянов вздохнул и сжал кулаки. – Из нас, девятерых срочников, домой шесть вернулось, один без ног, другой – седой, как дед. Вот...
Настя слушала его, обомлев. Оказывается, весельчак Серёга тоже многое от нее утаивал. Картангар был пару-тройку лет назад котлом ахтышской горячей точки. Да и до сих пор там было неспокойно. Мама Лена все боялась, что Кирилл угодит туда, и выдохнула, когда ему исполнилось двадцать восемь. А Баянов воевал и видел смерть. Лицом к лицу, взаправду.
– А ты, Серёж, – спросила Настя, – попадал под обстрелы?
– Бывало, – признался Баянов. – Но на мне ни царапинки. Как странно случается: вокруг гибнут люди, а тебя смерть словно не замечает? Как точно – нет тебя! Не знаю, для каких подвигов я уцелел. – Он помолчал и затем помотал головой: – Смотрю я на милитаристов наших, как они петушатся, диву даюсь. Кто там был, те помалкивают. Война – зло ужасное, Настён. Ничего в ней героического нету. Беда это. Для всех беда.
Серёга нахохлился и как будто обратился в камень: плотно сжатые губы, сплетённые в узел пальцы, поднятые плечи. Неподвижный, суровый взгляд человека, прошедшего через ад. Настя тоже замерла, прижав чашку к груди. Она не сомневалась, что Серёга сейчас крутит в памяти тяжелые моменты.
– Так вот ты почему в охрану пошел, – пробормотала она.
– Да. У нас смены – неделя через неделю, но я тут считай, что постоянно, сама видишь. Сложно сидеть без работы. Сразу картинки прошлого лезут, мать их. Всё, что там было. Многие наши не справились с мирной жизнью. Кто-то спился. Кто-то себя порешил. Кто – в дурку. Прошлое ты всегда с собой носишь. Но мне не мешает, знаешь. Уже не мешает. Что было, то было. Сейчас могу сказать: я отошёл, сто процентов. И рад, что не сломался. Что я – нормальный.
– Я тоже рада, – Настя ласково дотронулась до его плеча.
Серёга засветился и машинально придвинулся совсем плотно, так, что Приблудова аж физически почувствовала его влечение к ней. Ей стало неловко, но она не успела придумать, что лучше – отсесть или остаться на месте.
– Во угнездились, а? – в комнату, как вихрь, ворвался Докукин, испортив момент. – Баянов, ты в обход не хочешь пойти? А то барышня твоя домой не доберется! Метро скоро закроют!
– Точно же, – Серёга кинул взгляд на часы. – И не проводишь тебя, блин.
– Да я доберусь, не впервой, – отмахнулась Настя.
– Хочешь, такси вызову?
– Не, тут идти десять минут, – засобиралась Настя. – Не беспокойся, не пропаду!
Она торопливо зашагала к метро. До закрытия оставалось еще тридцать минут – как раз, чтобы доехать до пересадки и успеть на свою ветку. Погода всё-таки решила испортиться, и Насте в лицо брызгал мелкий дождик. Надо было взять зонт, но кто же знал? Вход станции «Гиблово» показался необычно пустынным. Двери закрыты, внутри – темно. Настя уперлась взглядом в табличку «Станция «Гиблово» закрыта на ремонт, приносим извинения, пользуйтесь станцией «Берзаринский парк».
Сердце рухнуло к пяткам, по телу прокатилась дрожь. Нет, Настя успела бы добежать и до соседней станции. Только кратчайший путь туда лежал через усадьбу.
Примечание к части
¹ «мордофиля» – (устар.) «чванливый дурак»
8. Старуха
– Ладно. Ну, чего бояться? Подумаешь, метро закрыли. В Балясне ж вечно копают, и копают, и копают. Все нормально. Ну, парк и парк. Я через него сто раз ходила. На сто первый тоже пройду, – стуча зубами не столько от сырости, сколько от боязни попасться призраку, беседовала сама с собой Приблудова, пока спешила к северному выходу. Почему бы не поговорить с умным человеком, если это ты сама и есть?
– Обычный парк. Обычный вечер. Все обычное. Да и потом – я хорошая девушка, – зачем-то начала хвалить себя Настя. – Честная, порядочная, с ж/п, без в/п. С чего бы бабке меня проклинать? Пройду один разок парком, ничего не случится. Очень красивый парк.
«Очень красивый парк» впереди выставил пики черной ограды. Настя на секунду замерла, сжала в руке мобильник. Потом сделала музыку громче и решительно почесала вдоль главной аллеи. Дубы и клёны нависали над ней зловещими громадами, под ногами шуршали листья и мокрый гравий. Настя пребывала в крайнем напряжении. Порыв промозглого ветра в очередной раз стащил с её головы капюшон. Да и фиг с ним. Скорее, мимо особняка. Метро ждёт! А дома Чижик и «симсы». Настя ускорила шаг, почти переходя на бег. За деревьями замелькал бледный силуэт усадьбы.
– Ерунда какая. Тут не призраков надо бояться, а маньяков! – бурчала под нос Настя, едва обращая внимание на долбившую в наушниках музыку и очень чутко прислушиваясь к звукам, доносившимся извне. – Бывшая психбольница же. Вот маньяк тут прям был бы кстати. Самое время. И место.
Стало еще страшнее. Настя вспомнила, что для предотвращения встречи с маньяком в безлюдной местности рекомендуется выключить музыку. Она поставила плеер на паузу и прислушалась. Потом сняла промокшие наушники. После шума пиратской станции тишина парка показалась завораживающей. У Насти на миг перехватило дыхание, ноги сами собой остановились. Она напряженно и зачарованно вслушивалась в лёгкий шепот дождя, стук опадающих желудей и переговор ледяной воды в Неприкаянном неподалеку. Ум начал успокаиваться, дыхание вышло наружу облачком пара. Ночной графский парк был прекрасен, чарующе прекрасен. Своим мрачным обаянием он напоминал Зорина. Настя перевела рассеянный взгляд на аллею позади себя и увидела, что она тут не одна. По дорожке в ее сторону двигался силуэт. Настя моментально подобралась, сердце замолотило бешеным темпом, ноги стали ватными. Темный силуэт приближался, тихо, размеренно, степенно. Настя выдохнула, сообразив, что женщина – а уже сейчас было видно, что фигура принадлежит пожилой женщине с тросточкой, тоже хочет попасть на метро, иначе зачем бы ей в ночи одной тут ошиваться? Настя повернулась спиной к незнакомке, нацепила наушники и устремилась вперед. Женщина шла очень тихо, перебирая тростью перед собой, наверное, была немощной или нездоровой, и догнать Настю никак не могла. Но руки Приблудовой помимо воли стали горячими от впрыснувшего в кровь адреналина.
– Не, точно не догонит. Да и зачем ей? По паркам ночью только такая дура, как я, и может шляться, – заключила Настя и за каким-то бесом оглянулась.
Женщина, к удивлению Приблудовой, догоняла ее. Причем, непонятно, как ей удавалось – шла-то она по-прежнему еле-еле. Настя пискнула и припустила бегом, мимо мускулистых мраморных статуй, мимо львов и живой изгороди из какого-нибудь боярышника, фиг его разбери! Белые Настины кроссовки мелькали, наушники сбились с головы и болтались на шее, а потом вовсе улетели на дорогу. Настя пробежала еще пару метров и развернулась. Нет, страх-страхом, а наушники за десятку она не могла себе позволить потерять!
И столкнулась лицом к лицу со старухой.
Сиплый писк вместо истошного вопля ужаса – все, что смогло исторгнуть Настино сведенное спазмом горло. Она почти безмолвно открывала рот, как рыбина, и таращилась на незнакомку. Старуха оказалась щуплой и невысокой, одетой, в самом деле, как говорил Серёга и как показывали в сказочных фильмах по Баб-Ёг – в расшитый сарафан и лапотки. Деревянная клюка с вырезанной в навершии головой языческого божка, казалось, совсем не нужна старухе, осанка у нее была по-девичьи ровной. Серебристые длинные волосы ручьями спадали на плечи, уши украшали крупные серьги в виде листков и ягод. Насте показалось, что лицом, ничуть, кстати, не противным и без пресловутых бородавок, старуха чем-то напоминала покойную Софью Михайловну. Только необыкновенно яркие для почтенного возраста голубые глаза женщины смотрели не с бабушкиной ласковой добротой, а пронзительно и строго. Настя затряслась, как осинка, когда поняла – перед ней не кто иной, как та самая призрачная ведунья. Старуха смерила Настю взглядом сторожевой овчарки, решавшей – вцепиться лазутчику в горло, или нет. Приблудова переминалась с ноги на ногу, пытаясь хоть что нибудь сделать, и в конце концов сипло выдала:
– Бабусь, вы заблудились? А я тут до метро иду.
Взгляд старухи стал еще более холодным и цепким. Настя раньше не знала, что такое «вибрации души», только слышала от Дашки и всяких недоэзотериков, а теперь в полной мере смогла насладиться этим незабываемым чувством.
– Простоволосая¹ ходишь, захухря², – неожиданно сильным голосом прозвенела по нервам старуха. —Носить тебе железо на голове, коли не хочешь чтоб железо в голову вошло!
И с этими словами исчезла. Просто, мать за ногу, исчезла – ни дымка, ни хлопка, ничего! Пустота. Парк, дождь, листья. Настя.
Приблудова согнулась впополам и опустилась на дорожку, не помня себя от ужаса. Крик вырвался из груди легко и свободно. Вернее, не крик, а какое-то зверье рычание, рвущее связки – звук, который Настя никогда раньше не выдавала. Рука нащупала на дорожке наушники, и Приблудова тут же вспомнила, что они полностью пластиковые. За десятку, блин, пластик! Можно было доплатить еще пять, и тогда у них были бы вставки из железа. Всего каких-то пять косарей могли спасти ей жизнь! Настя схватила себя обеими руками за ворот куртки и забилась в истерике.
– Господи, блин, я не хочу умирать! Я не хочу умирать! Пожалуйста!
– Эй! – ей в глаза посветил фонариком охранник парка. – Эй, что тут за вопли? Ты чего орёшь?
Настя подорвалась с места быстрее лани и помчалась к воротам, за которыми виднелись огни станции. Она перелетела через проспект, едва не попав под легковушку, и стукнулась всем телом о запертую дверь вестибюля «Берзаринского парка». Болезненный удар привел ее в чувство. Приблудова поняла, что опоздала. Брать такси? А если по дороге домой с ней случится плохое? Прямо в машине?
«Железо на голове, железо в голове!» – прозвенели в памяти слова старухи.
Она дала ей и задачу, и решение. Настя полезла в рюкзак, открыла кошелёк, полный мелочи. Выбрала самую легкую монетку – «1 тубер» и, не долго думая, сунула за щёку. От сердца отлегло, но не так, чтобы совсем. Все-таки «за щекой» это не «на голове». Срочно захотелось кофе, и, вместе с тем, пришла идея. Настя решила наведаться в «Кофе Док», но парк решила в этот раз обойти.
– Валер, мне капучино и яблочный крамбл, пожалуйста, – стараясь удерживать монету за щекой, а себя в руках, потребовала Настя и заняла любимый столик.
– Шикуешь? Зарплаточку дали? – подколол её Зорин.
– Типа да... У вас же вилки железные? – уточнила она на всякий случай.
– Адамантовые, блин, – тоном дворецкого Бэрримора бросил Валера и пошел исполнять заказ.
Вернулся он с напитком, десертом и преотличнейшей маленькой вилкой, блестевшей металлом в свете ламп. Настя кое-как съела крамбл, допила кофе и, скатав волосы в пучок, подоткнула их вилкой, как шпилькой. Порядок. Теперь – точно спасена. Оставалось незаметно покинуть кофейню. Настя оставила на столе купюру в пятьсот туберов, что было на пятьдесят больше суммы заказа и, дождавшись, когда Валера переключится на соседнего посетителя, попыталась утечь из-за столика. Она почти юркнула к выходу, как её негромко окликнули, придержав за капюшон:
– Приблудова, а чё, сейчас модно таким способом вилки воровать?
Бли-и-ин.
Настя скривилась и обернулась к Валере. Тот смотрел не осуждающе, но с интересом, пытаясь понять, что происходит.
– Где? Ах, вилка, – рассмеялась Настя. – Слушай, Зорин, а можно я её одолжу? До завтра?
– У тебя крыша едет? – прищурился Зорин. – Нет, конечно. Я не хочу из-за тебя штраф платить, клептоманка.
– Валер, мне очень надо, – понимая всю абсурдность заверения, призналась Настя. – Очень надо. Понимаешь?
– Надо вилку себе в волосы засунуть? – уточнил Валера.
– Не обязательно. Любую железку на голову. Не спрашивай, зачем, надо, и все. Вопрос жизни и смерти.
– Интрига, – закатил лаячьи глаза Зорин. – Шапочка из фольги не подойдет?
– Нет, – серьезно ответила Настя. – Она аллюминиевая, а мне надо железо.
Зорин потёр нос.
– Подожди, раз так «надо».
Он ушел за дверь кухни и, вернувшись, протянул Насте дырчатый дуршлаг.
– Носи с честью. Давно считал, что пора тебя записать в пастафарианство.
– Валер, – проскулила Приблудова, чуть не плача.
Зорин тогда улыбнулся, вытащил из нагрудного кармана и отдал Насте добротную металлическую закладку от книги.
– На, держи, Придурова. В пятницу вернёшь.
– Спасибо! – та радостно воскликнула и кинулась обнимать Зорина.
– Но-но, полегче, – Валера отодвинул её, нервно косясь на кабинет. – Вали давай, и на будущее – есть такие заколки-невидимки, тоже стальные. Рекомендую.
Настя ехала домой в такси и думала о случившемся. Ей все еще было страшно, но условие старухи она выполнила, а значит, с ней не должно случиться ничего плохого.
«Простоволосая!» Ага. Как будто сама прям с французским плетением явилась!
Раньше, в институте, Настя носила толстую, медвяную косу, пока Кикус не обрезал её ножом в припадке ревности. И, чтобы больше такого не повторилось, Настя стала стричься под длинное каре. Она вздохнула. Бабушка всегда считала густые, светлые волосы богатством ее семьи, и теперь Настя могла отрастить их до прежней длины. Ярости Кирилла бояться не стоило. Мобильник в кармане завибрировал, Настя достала его и прочитала смс от Серёги:
«Ты прости меня за сегодняшнее. Не надо было рассказывать про войну. Настя, если захочется, пиши и звони в любое время, я готов тебя беречь!»
Уголки губ Насти дрогнули в улыбке. Вряд ли Баянов мог защитить её от призрака, но она была ему благодарна. Теперь Приблудову занимала одна цель – без происшествий добраться до дома.
Примечание к части
¹ – с распущенными волосами, что в древности считалось недопустимым.
² – растрёпа (устар.)
9. Портрет
Маленькие металлические заколки держались на волосах отлично. Настя даже поехала с ними кататься на велике. Не то чтобы она совсем перестала бояться старухиного проклятия. Но ведь помереть можно и дома, например, поскользнувшись в ванной и приложившись виском о смеситель. А жить-то как-то надо!
Дашка была ослепительна. Как всегда. Вот уж кто походил на яркую и дерзкую ведьму, так это она! Рыжие волосы играли с ветром и переливались на солнце, широкая улыбка и мелодичный голос прогоняли кошмары, большие серо-голубые глаза лучились энтузиазмом. Дашка сегодня особенно зажигала, и так, и эдак подбадривая Настю. Понятное дело, она старалась отвлечь подругу от мыслей о Кикусе, но ей было невдомёк, что недавняя потеря отошла для Приблудовой на второй план. Настя время от времени напряженно осматривалась, нет ли чего опасного, потом снова переключалась на щебет Дашки. Они искатали центральные набережные, домчали до спорткомплекса и еще там поколесили по пролескам и дорожкам. Обычно на втором часу езды Настя начинала ныть, что устала, и просила остановиться отдохнуть на лавочке. Но сегодня она была необычайно энергична. По Дашке было видно, что она удивлена перемене в подруге, но и рада тоже.
– Ого, ты приходишь в форму! – одобрительно заявила Дашка Насте. – Еще немного, и сможем участвовать в велопробегах!
– Было бы здорово, – пыхтела рядом Приблудова. – Может, выиграем что-нибудь.
– Приз самых красивых и самых свободных участниц! – определила Дашка и засмеялась.
Недавно она выгнала взашей очередного кавалера, по причине того, что «опять долбоклюй попался». Дашке, несмотря на красоту, не везло в личном. Всё ей долбоклюи попадались. Ну как, долбоклюи – слабые, безвольные мальчики тянулись к сильной и деятельной Дашке в поисках мамочки. А та сначала увлекалась, сажала себе на шею, а потом спохватывалась, когда поменять уже ничего было нельзя, и гнала. Сценарий повторялся, сменялись лишь актеры и спецэффекты. Настя отчаянно верила, что однажды Дашке повезет, и с ней случится принц. Иначе и быть не могло! После многих испытаний всегда дается награда, так считала Приблудова, и, кроме того, она очень любила Дашку. Девушки отлично провели время вместе, Настя благополучно доехала домой и даже уснула без таблетки. Ее уверенность в том, что она выполнила задание ведуньи и теперь «спасена», росла. Перед сном Настя подумала, что откажись Скопидомов от покупки особняка – тоже мог бы еще коптить воздух. Или Кирилл. Брось он пить... Хотя, о чем вообще тут думать. Рассудив так, Настя отправилась прямиком в воскресенье.
Утро второго выходного стало необычным. Зорин решил поскорее вернуть себе закладку, а заодно пригласил Настю в Двадияковскую галерею. Будучи художником-самоучкой он частенько присылал Насте свои картинки – мультяшных эльфов, сценки, комиксы. Рисовал он хорошо, и Настя жалела, что Валера отчислился из художки. Он был талантлив, и вместо того, чтобы развивать свой талант профессионально – прозябал в каком-то кафе. А жил – у друзей на вписке! Ни кола, ни двора, один талант. Долбоклюй, что тут скажешь.
Zорин: «Ну что, поедешь со мной любоваться плоскими людьми?»
Анастасия: «Давай. В двенадцать в центре зала».
Могло показаться странным, что Зорин способен чем-то восхищаться, но он любил старинную живопись. Надев очки в тонкой оправе, Валера самозабвенно рассматривал картины старых мастеров. Он сразу заверил, что посещение будет не таким долгим, как в невгородском Вернисаже.
«Чё это за галерея, которую можно за день обойти! На нашу недели не хватит!»
Насте тоже нравилось в музее, но она не столько интересовалась техникой написания полотен, сколько изучала изображенные на них лица. Вот роскошно одетая дама в пурпурном платье ведет на поводке левретку. Вот всадник на горячем коне размахивает шляпой с пышными перьями. Вот плетёт кружево рукодельница. Библейские сюжеты, изумительные пейзажи южных берегов, баталии, натюрморты с сочными фруктами и темными винами. И снова портреты.
Настя неторопливо перевела взгляд и уткнулась в Зорина. Нет, настоящий Зорин бродил в двух метрах от нее, чуть ли не водя носом по застеклённой поверхности картины. То был нарисованный Зорин. Со старого портрета на Настю смотрел своими светлыми глазами второй Валера. Те же темные, тяжелые кудри, тот же магнетизм во взгляде, то же утонченное, болезненное благородство в облике. Настя недоуменно покосилась на спутника, сравнивая меж собой изображение и натуру. Да, можно было с уверенностью сказать, что портрет писался с Валеры, только Зорин тогда еще в проекте не значился! Табличка под картиной гласила:
«В.Г. Плетнёв. Граф Григорий Афанасьевич Берзарин. Масло, холст. 1858 год».
Приблудова молча подошла, сцапала Зорина за рукав и указала на картину.
– Прикольно, да? – усмехнулся Валера. – Знал, что ты заценишь. Я тут уже третий раз хожу и удивляюсь. Инкарнация, у-у-у, – он, стращая Настю, пошевелил растопыренными пальцами.
– Это ж вылитый ты, – изумилась Приблудова. – Только у него брови срастаются, а у тебя нет.
– Я открою тебе страшную тайну, – заговорщицки склонился к ней Валера. – Я выщипываю переносицу, чтоб угрюмым утырком не казаться.
– Серьёзно? – вылупилась на него Настя, мельком подумав, что Зорину сложно казаться бо́льшим «угрюмым утырком», чем есть на самом деле.
– Так что я из балясненской аристократии, в чем никогда не сомневался, – продолжал глумиться Валера. – Шутка. Просто сходство, nasty. Хотя, можно замутить годный косплей.
– Берзарин! – внезапно осенило Настю. – Валер, это ж... – она понизила голос, видя, как старушка-работница музея неодобрительно прижала палец к губам. – Это же граф! Хозяин гибловской усадьбы!
– Сто баллов за сообразительность, Приблудова, – пожурил ее Зорин. – Разумеется, это он. Но я не его потомок, тем более, я из Невгорода. У меня все предки с корабельного завода. Рабочие и инженеры.
Настя, приоткрыв рот, замерла у картины. Нет, она не верила в совпадение! Внешность у Валеры была слишком необычной. Настя не встречала похожих лиц. И тут – граф, да еще и сам Берзарин, устраивавший у себя в поместье многочисленные оргии. Погубитель молоденьких крестьянок предстал перед ней во всей красе. Настя повнимательнее присмотрелась к картине и чуть не вскрикнула. Портрет не уставал ее удивлять: на руке у Берзарина, приставленной к бедру, был четко прорисован перстень. Крупный, темного золота, в виде тельца жука-скарабея с рубином вместо брюшка. На картине этого невозможно было увидеть, но Настя точно знала, оборотная сторона перстня носит известнейшее изречение царя Соломона на иврите: «Это пройдет». Она задрожала, прижала пальцы к губам, не веря в увиденное.
Этот перстень был главной семейной реликвией Приблудовых. Его перед смертью отдала маме бабушка, наказав беречь, как внучку. Мама Насти и предположить не могла, что Софья Михайловна имеет дома такую ценность. А теперь Настя видела её на пальце умершего давным-давно аристократа.
Пока она стояла, сама застыв, как нарисованная, и раздумывала на неделе заскочить к маме, чтобы поближе рассмотреть бабушкин перстень, сзади подошел и хлопнул её по плечам Зорин. Настя вздрогнула и пискнула.
– У тебя нервы совсем сдают, nasty, – посочувствовал живой Берзарин и, сняв очки, прищурил колдовские глаза: – Пойдем кофе пить? А то ты что-то загрузилась.
И хотя Валера заверял, что годный кофе в «этом городе» может варить только он один, друзья отправились в кофейню неподалеку от галереи. Валера плевался с местного американо и нахваливал Босха и Рембрандта из Вернисажа. А Настя напряженно думала, к чему было то, что она сегодня узнала, и как попал к Приблудовым перстень графа. В конце концов Зорин заметил, что Настя с него глаз не сводит, потёр нос и сказал:
– «Не продырявь мне башку взглядом внимательных глаз»¹.
– А? – очнулась Настя. – Слушай, Зорин. А почему ты не вернулся домой, в Невгород? В столице лучше оказалось?
– С ума сошла? – скривился Валера. – Переезд в Балясну невгородец воспринимает не иначе, как ссылку.
– Тогда что ты тут забыл? Такой аристократичный в «этом городе», злачном и продажном? – съязвила Настя.
– Не знаю, – Зорин погрустнел и отхлебнул кофе. – Мож'т, себя. А мож'т, тебя.
Настя ехала домой, наполненная впечатлениями. И загадочный портрет, и перстень, и, по-прежнему, ведунья, и искреннее признание Зорина, больше ничем не выказавшего романтического интереса к Насте – в голове витали самые разные мысли. Но ее отвлёк телефонный звонок.
– Привет, – услышав бодрый голос Баянова, Настя немного напряглась. Он мог позвонить в том числе из-за проблем с аквариумом. – Ну, ты как? Как дела?
– Серёж, все в порядке у рыб? – спросила Настя, включив профессионала.
– Да, все пучком, плавают. – Серёга замялся. – Ты как сама-то?
– Тоже плаваю, – улыбнулась Настя.
– Хорошо. – Баянов замолчал, видимо, не зная, что еще спросить, а потом подал голос: – Когда приедешь, в пятницу?
– Как обычно, – Настя улыбнулась так, что у нее свело щеки.
– Ты там смеёшься, да? – нелепо спросил Серёга.
– Смеюсь.
– Молодец. Лады, жду тебя в пятницу!
– Приеду, куда денусь, – ответила Настя.
– Пока.
– Пока, Серёж, – вздохнула Приблудова, гадая зачем позвонил ей Баянов, да еще и в воскресенье. И гадая над этим, она счастливо проехала свою остановку.
Примечание к части
¹ – цитата из старой песни питерской рок-группы «Сплин» – «Весь этот бред» с пластинки «Гранатовый альбом»
