Текст книги "Ведунья (СИ)"

Автор книги: Gusarova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Валерка сидел дома и рисовал под панк-рок.

– Очень жаль, что ты тогда мне поверить не смогла в то, что новый твой приятель не такой, как все. Ты осталась с ним вдвоем, не зная ничего о нём. Что для всех опасен он – наплевать тебе¹!

Настя зашла в комнату и увидела, как Зорин неистово шоркает стилусом по планшету и исступленно орёт:

– И ты попала! К настоящему колдуну, он загубил таких, как ты не одну! Словно куклой в час ночной теперь он может управлять тобой!

Перед Зориным на столе стояло Настино косметическое зеркало, он изредка смотрелся в него, сверяясь с оригиналом, и писал на экране компа осанистого черноволосого человека посреди сумрачного поля с вороньём. Длинный плащ колдуна развевался сотней клочков и перьев, уносясь в небеса, а взгляд почти белых глаз был бешеным и таким правдоподобно жутким, что Настя покрылась мурашками.

Она подкралась к Зорину, тот увидел её через зеркало и задиристо подмигнул.

– Представляешь, тут сто пятьдесят девять слоёв, и на одном из них я ляпнул точку. Теперь задача понять на каком, и не пыль ли это на экране.

– Берзарин, – восхищенно улыбнулась Настя.

– Ага. Я всё думал, думал, а потом понял, что не могу его не нарисовать. Он, конечно, мерзавец, но будоражит воображение, да?

– Ещё как, – Настя положила голову на плечо Валере. – Тебе обязательно надо вернуться в институт. Ты губишь великий талант.

– Да, я тоже об этом думаю, – согласился Зорин. – Зря я там со всеми пререкался.

– Гены покоя не дают, – подсказала Приблудова.

– Не знаю, что делать с книгами, – кивнул Валера в сторону разбросанных по дивану фолиантов.

На одном из них уже пригрелся довольный Чиж. Видимо, на самом «энергетически обогащённом».

– Там одна магия. Травник, какие-то заговоры, призывания тёмных духов, обряды, гадания, привороты, наговоры, такое чувство, что сплошной фольклор, если не знать правды. Неужели это всё работает? Тогда понятно, отчего Берзарины были такими богатыми людьми.

– И страшными, – добавила Настя, наблюдая, как Зорин аккуратно выводит линии автопортрета в образе чернокнижника Григория.

– Как думаешь, что делать с моим проклятьем? Есть у меня шанс от него избавиться?

– Аграфена сказала мне: «верни псу пёсье, себе своё», и тогда она упокоится, – рассудила Настя. – Перстень я тебе отдала. Так что, первая часть завета выполнена. Касаемо тебя.

– Получается, я спасён? – замер Зорин. – Но она же закляла перстень. По крайней мере, как то иначе я себя чувствовать не стал. А должен бы, если перстень подлинный, Соломонов.

– Не знаю, – вздохнула Настя. – Но сегодня я Аграфену не видела, хотя и была там, где мы обычно встречались. Думаю, указания ещё последуют.

– Ты уже по ней скучаешь? У тебя со старухой по ходу крепкая связь намечается, – усмехнулся Валера.

– А у тебя с Берзариным, – поддразнила его Настя. – Хотя, я с ним, как ни странно, связи не ощущаю. Аграфена мне сказала в среду: «род очистился за восемь колен». Наверное, поэтому.

– Ты тоже думаешь, что твоя родня пошла от той девочки?

– Да. Я должна носить фамилию Столетова. А сама – Приблудова. Я – дальняя правнучка Аграфены и Григория.

– Не могу представить, как кайфово должно быть обращаться в ветер и рулить всем вот так, по щелчку пальцев, – мечтательно сказал Зорин и странно притих.

Потом, подумав о чем-то другом, окликнул:

– Насть.

– М? – отозвалась Приблудова.

– Я никогда тебе не нравился, как мужчина?

– Блин, Зорин, самое время спросить! – вспыхнула Настя. – И, кстати, где Дашка?

– Решила навестить предков на даче, свалила до понедельника, – отрапортовал Валера. – Да ты не подумай, я не клеюсь. Так, просто спросил.

– Ну, – отчего-то заволновалась Настя. – Вообще, ты красивый. Объективно. Очень привлекательный.

– Спасибо, ты тоже, – глядя в экран, тут же признал Валера. – Заводная и клёвая. Ой, прости. Восхитительная! Мордашка – прелесть. Про характер я вообще молчу. Удивительный человечек.

Насте стало совсем неудобно. Она отодвинулась от Зорина, не понимая, куда он клонит.

– Да не отсаживайся, – тот удержал Настю возле себя одной рукой. – Говорю ж, не буду приставать. Мне интересно вот что. Мы оба разнополые, симпатичные друг другу существа. Ладно я со своими заморочками по здоровью. А ты? Почему ты со мной так себя ведёшь, как будто я реально твой брат? Не нечто большее?

– Валер, – фыркнула Настя.

– Ну ты скажи, – он обернулся к ней и снял очки.

– Я... – затушевалась Настя, – я. Как бы сказать. У меня на тебя тормоз внутри стоит. Мне с тобой очень хорошо, и я тянусь к тебе...

Зорин кивнул, подтверждая, что это взаимно.

– Но мне как будто что-то подсказывает, что с тобой не надо. Нельзя. Не дальше дружбы, – с трудом оформила Настя мысль. – Внутренний голос, или шестое чувство.

Зорин с пониманием уставился на неё и улыбнулся:

– Аналогично. Ты мой самый близкий человек, Насть. Соулмейт. Я в этом уверен. Но я, как хороший бариста, понимаю, какие ингредиенты стоит смешивать, а какие – нет. Не хочу быть вторым Берзариным.

– Очень верно, – Приблудова успокоилась и обвила его спину руками, крепко поцеловала в щёку. – Ты мне тоже очень дорог, Валерка. Я тебя очень люблю.

Зорин счастливо засмеялся, потянулся к Насте рукой, зарылся пальцами в светлые волосы.

– И я тебя, сестрёнка-ведьмочка.

Он вскоре дорисовал набросок и свалил к себе спать. Настя лежала под одеялом на разложенном диване и думала о том, что для крепкой духовной связи вовсе не обязательно становиться любовниками. Достаточно заиметь одно родовое проклятье на двоих.

Комментарий к 23. Колдун ¹ – песня «Кукла колдуна» группы «Король и Шут»

====== 24. Аграфена ======

Настя Приблудова нечасто видела запоминающиеся сны. Еще реже те, которые можно было бы осмыслить или счесть пророческими. Недавно рассказанный Валерой сон – про ручей и девочку, очень впечатлил её. Она была уверена, что маленький Зорин тогда, на операционном столе в другом городе, приоткрыл завесу тайны своей семьи. Теперь же подобный сон привиделся самой Насте.

Она без труда узнала Гиблово, только оно было стародавним и диким, совсем, как в зеркале торгового центра «Яхонт» в тот день, когда ведунья озвучила ей подлинную свою волю. Всё началось с того, что Настя бежала бескрайним полем, будто играла с отцом в догонялку. Она знала, что кто-то со смехом преследует её и даже мельком видела рослый тёмный силуэт за плечом. Настя перепрыгивала через кочки и сама хохотала, чувство радости и азарта переполняло её вместе с солнечным светом. Она бежала к лесу. И вот, мягкие травы расступились перед ней, еловые лапы пропустили в чащобу, на голову опустился приятный сумрак. Настя оторвалась от погони и прислушалась. Нет, лес не пугал её, скорее, наоборот, она была в нём, как дома и словно знала каждое дерево, каждую нору и спящего в ней зверька. Настя шла, и лес величественно раздвигал перед ней ветви, пропуская вперёд, тропка мерцала едва заметными волшебными искорками. Настя слышала шептание деревьев и трав, оно походило на колыбельную, которую пела в раннем детстве бабушка. Вот послышался её родной голос, зовущий из глубины чащи, Настя без боязни устремилась туда. Она сердцем чуяла – бабушка где-то рядом, и выбежала к говорливому ручью с перекинутым через него горбатым мостиком. Ручей она узнала сразу – Неприкаянный, или Ведуньин – да и мостик ещё сохранился на прежнем месте. На том конце у старой графской беседки её поджидала светловолосая женщина, очень похожая на Софью Михайловну, только более строгая, и, как показалось Насте, могущественная. «Хозяйка!» – мелькнуло в голове, и в тот же миг она узнала Аграфену Столетову. Ведунья строго взглянула на Настю бездонно-голубыми глазами и поманила её к себе. Настя робко подошла и села рядом. Аграфена взяла её за руку, и прикосновение ведьмы в этот раз не было пугающим или губительным – Настя ощутила небывалую силу её маленьких обветренных рук.

– Привечаю тебя в моих угодьях, Настасья, – почтительно сказала ведунья. – Любо ли тут тебе?

– Да, – завороженно озираясь, призналась Настя.

Шустрая белка тут же оказалась у неё на плече и принялась играться в ленточках длинной, медвяной косы. Настя засмеялась и попыталась погладить зверька, белка пугливо отползла по рукаву, но не ушла. Ведунья улыбнулась.

– Полюбилась ты мне, Настасьюшка. Род столетовский в тебе говорит, сострадательный, добрый, рукодельный. Духом ты вышла сильным, храбрым, самостным. Хочешь ли всю правду о нас скажу, не утаю ничего, а ты сама решишь какую путь-дороженьку выбрать?

– Расскажи, бабушка, – согласилась Настя.

– Издревле землица грибовская нашей была. Столетовы, колено за коленом были в ней хозяевами, ведали тайное, лечили хвори, помогали добрым зверям и людям, хранили лес. И род наш передавался по-женски – от матери к дочери, от дочки – к внучке вместе с силой ведьмовской. Одно условие было: выбирать суженых из простых людей, не примешивать колдовской, чёрной крови, дабы сохранить чистое наше материнское умение. Так и были Столетовы – ведуньями. Всяк нас уважал и слушался.

Но однажды облюбовали наш лес колдуны, отстроили имение. Афанасий Фёдорович, граф старый, сразу смекнул, что у мест свой хозяин имеется. Это в людях, Настасьюшка, есть сословия, а у чародеев – равенство сильных. Афанасий относился к моей матери, Марфе, с почтением, никогда не лез с колдовскими чарами в угодья, почитал на равных и дружбу водил. Матушка дружбой с ним дюже гордилась, даже кумом старика Берзарина звала, а он её кумой, меня – крестницей. И был у него сынок. Буйная кровь, злое племя, дурная голова. Сызмала было видно, Гришка особый, дюжий, непокорный. Такому на заветы да на устои плевать. Афанасий им гордился, ждал, что по зрелости остынет его сынок, а тот все ярее становился. Как росла в нём сила, так вместе с гонором. И краса бесовская расцветала, жгучая. Лютая.

Повадился за мной ухлёстывать Григорий, видать, приглянулась я ему. Матушка моя против была, да и Афанасий сына отговаривал. Был как-то разговор у кума с матушкой, чтобы поженить нас с Григорием, да матушка наотрез отказала. Чтобы кровь пёсья, тёмная, от чернобогов прилилась к Столетовым, видано ли? Всегда мы светлыми ведьмами были. Эх. Жаль только, что ведьмы своей судьбы не видят. Чужие сколь угодно, а своя – тёмное болото. Так уж природой заведено, а то бы я ни в жисть не повелась с Берзариным! Да что теперь. Слушай дальше.

К тому времени у меня завелся милый друг, Прохор Лыков из грибовских. Всем пригож был Прошенька, и лицом, и делом, и словом радовал. Матушка к нему благоволила и дала добро на скорую свадьбу. Прознал про это Гришка, графьёв сын. Выследил он Прошу в поле, вызвал на ратание. Проша мой, сокол, был не робкого десятка, вызов принял и гонял Гришку-вертопраха¹ из края в край на коне, пока тот не напустил бесовскую воронку на моего суженого. И сгинул Прошенька. С конём вместе нашли его, опосля, неживого.

С тех пор Гришка ко мне повадился, и роздыху не стало. Бывало пряду в светёлке, а он тут как тут, в окно метит, вочками плющит². Или идешь за водой на ручей – налетит, веток наломает, по щекам нахлещет и смеется – гляди, каков я, девица! Или явится сам на двор, станет и скалится, сорочьи очи щурит – пойдешь ли за меня?

Недолго я крепилась, недолго помнила Прошеньку. Знаю теперь, чары на меня балахвост³ навёл. Но как на духу скажу тебе, Настасья, не будь во мне влечения к Гришке – не одолел бы он. Я и сама бы отдалась ему, не будь Проши, не запрети матушка. Хорош был Григорий. Такого сокола боле не встретишь, знала я это. Вольным ветром он был, ветром прилетал ко мне, и страшил, и звал, и миловал, и душа моя по нему ныла. Разве супротив лихого, буйного ветра выстоит ведьмино сердце?

Взял меня пёсий сын. Дурманом ли, добром ли, не ведаю. Сладко мне было с супостатом в высоких травах, ой, сладко, Настасья! Когда любишь – и яд елеем кажется. Отяжелела⁴ я вскоре. Гришка обещался с отцом поговорить, чтобы получить благословение на свадьбу, да только Афанасий был непреклонен. Вышел у них с Гришкой спор, да тогда ж и загубил мой колдун родного отца. Такое у них, чернобогов бывало, не редкость это, Настасья. Я уже на ту пору смирилась, знала с кем спуталась. Матушка моя горевала по Афанасию сильно. А Гришка посватался вновь и перстень мне заговоренный подарил. Я и допредь знала – у колдунов сила часто в цацках хранится, и тут такое же было – перстень силу рода берзаринского вобрал. Вроде как Гришка меня хозяйкой своей сделал. Я поверила ему и матушка меня с ним отпустила.

Не хочу рассказывать, Настасья, что тут в имении за бесовщина творилась. Сколько бесчинства я видывала, сколько душ загубленных. Помогала им как могла, в силу ведьмовства, духов отпускала и крестьянок, если видела дурное. Вызывала гнев Гришин, каждый раз боялась, что он меня развеет. Но ему нужен был наследник. Я ведала уже тогда – дочка растёт, моя Аннушка, кровь столетовская, смешанная с пёсьей, и все равно моя. Думала, Гришка увидит дочку, и смилуется. Как бы ни так. Прогнал нас в лютый мороз, я после родов слаба еще была, еле ноги передвигала. Но сумела отомстить нечестивому за мое поругание. Свершила обряд на своей родильной крови да его перстне, чтобы не было ему добра во веки вечные. Эх, тогда и свет во мне померк, Настасья, от чёрного деяния, тело моё девичье состарилось вмиг, одряхлело. Но мне уже судьба моя была безразлична. Хотелось мести. Подалась к матушке, а та увидела меня старухой, да дитя порченной крови – и там же онемела с горя. И почила моя матушка-Марфушка с кручины о роде нашем и о чёрном моём деянии.

Аграфена примолкла, вздохнула тяжело и заговорила снова:

– Я Аннушку снесла в божий дом, к дверям уложила и приписала: «Анна Приблудова», поскольку Столетовой не могла уже звать её и сама не имела чести носить родовое имя. Вернулась к Гришке. Ох, сорвала на нём злобу, Настасья, ещё больше провинилась перед родом! Прокляла его, наслала поветрие и сверх того лютые немочи на всех его родичей. Он же меня расстрелять велел. Не упокоилась я после погибели, Настенька. Не смогла. С Гришкиной ли милости, со своей ли беспутной злобы. Так и маюсь теперь по Грибову неприкаянной старухой. Гибловым теперь его зовут. Сгинул заповедный край, одна топь осталась и нечистое место. И имение Гришкино с родом сгинуло. Видела я, устроили тут лечебницу, а в ней – сестрой милосердия пошла моя Аннушка. Не могла я её оставить без памятки. Один раз пошла моя доченька полоскать простыни на ручей, тут я ей Гришкин перстенёк и показала. То-то она обрадовалась! Я знала, сохранит моя кровиночка памятку, а ежели утеряет – я возвращу. Так и тянулась от колена к колену нашему память о проклятье пёсьей крови, пока ты, Настасьюшка, не родилась. Ты первая чистая из тех Столетовых, что после меня народились. Первая неосквернённая кровью колдовской. Тебя я приметила и проверяла, насколько крепка ты и добросердечна. Не убоялась ты меня, Настасья. А я к тебе прикипела. Столетова ты, и потому, держи ответ: хочешь ли вернуть себе во владение ведьмовское наше Грибово? Сможешь ли месту чистоту возвратить и благодать? Сумеешь ли род продолжить с честью? Ответь, Настасья.

Настя, ни секунды не колеблясь, сказала:

– Да. Но у меня тоже есть условие, ба.

– Говори же, хоть я и знаю, чего хочешь ты, – ведунья оглядела её по-доброму и приласкала.

– Освободи Валерку от проклятья. Он нормальный, ба. Я за него поручусь.

– Как скажешь, преемница. Освобожу и перстень. Приходи к ручью завтра в Велесову ночь. Я тебе власть над местом передам. И приводи берзарина вымеска.

– Спасибо, бабушка!

– Не благодари. Это мне надобно тебе спасибо молвить. Прощай же! И до полночи.

Настя вздрогнула и открыла глаза. Долго лежала в тишине ночной квартиры, пытаясь прийти в себя и вспоминая пронзительные голубые глаза своей несчастной прабабки. За стеной вовсю храпел Валера. Настя прислушалась к этому ставшему таким родным звуку. Потом набралась решимости и тихо сказала:

– Мы придём, бабушка. Обязательно придём. Обещаю.

Новый сон сморил её мгновенно, и до утра субботы Настя проспала, как младенец.

Комментарий к 24. Аграфена Музыка: «Мельница» – «Ветер»♥️

Мы движемся к финалу!

¹ – «беспутник, куролес» (устар.)

² – «напряжённо смотрит» (устар.)

³ – «гуляка» (устар.)

⁴ – «забеременела» (устар.)

====== 25. Пожар ======

Пробудилась Настя оттого, что Валера тормошил её за плечо.

– Приблудова! Спящая красавица, вставай, блин, ночью «Кофе Док» сгорел! А сейчас в «Яхонте» дымовуха! По всем новостям крутят!

Настя вскочила с кровати, еле продрав глаза. Она ещё слабо понимала, что хочет от неё маньяк Зорин, но сердце мгновенно наполнилось вчерашней тревогой.

– Какого...?!

Настя выпуталась из одеяла и поскакала вслед за Валерой к телеку. По главному каналу будто крутили фильм-катастрофу. Настя сразу узнала гибловский торговый центр в непроглядном дыму. Её объял ужас.

Там же Баянов! И рыбы...

– Валер, а что стряслось?

– Говорят, ночью был офигенный скачок напряжения по всему Гиблову. Только полыхнул, почему-то, газ. То ли утечка была и искра, то ли изоляция полыхнула, ЧС до сих пор разбираются. Вроде, пострадавших нет. Пока что. Странно!

– Но почему в двух местах сразу? У них что, одна система?

Валера очень многозначительно зыркнул на неё и заявил:

– Ага. Одна система – Яхонтова, называется. Она ж жена хозяина торгового центра! И, помнится, некто ей на днях от души пожелал, чтоб она горела синим пламенем со всем своим добром, – он ткнул пальцем в Приблудову. – А газ как раз синим цветом и горит!

– Бли-и-ин!!! – Настя прижала ладони к щекам. – Блин! Блин! Ёкарный Бабай! Я еду туда! – она побежала собираться.

– Я с тобой, естественно! Насть, жертв нет, – поспешил Валера успокоить Приблудову.

Та замерла с джинсами в руках и прислушалась к внутреннему голосу.

– Да. Пока обошлось. Но всё равно, погнали!

Настя всю дорогу тщетно пыталась дозвониться то Серёге, то Докукину. Она ужасно волновалась за них. Валера сидел рядом, обнимал за плечи и приговаривал: «всё хорошо, nasty, все живы, там уже вовсю тушат». Он то и дело отслеживал новости по вай-фай в метро. Потом резко убрал телефон и устремил неморгающий взгляд вперед.

– Что?! Валера! – Приблудова потрясла его за рукав. – Что там?!

– Насть, там... Кровля обрушилась, – стиснув зубы, нехотя выдавил Зорин. – Насчёт жертв неясно.

– Ох, бли-и-ин, – Настя задрожала. – Это я виновата! Господи, Валера, я виновата в пожаре!

– Ментам не говори только, а, – попытался отшутиться Зорин. – Они охотно поверят. Но, по-моему, в этот раз реально виновата ты.

Настя обхватила голову руками и закачалась в истерике. Кто бы мог подумать, что сила её слова окажется такой действенной! Она же наорала на Стасю просто так, даже не думала толком, что говорит! Чувство вины, стократ большее, чем тогда, с Кикусом, захлестнуло Настю.

Только бы Серёга был жив. Только бы никто не погиб! Из-за неё...

Вся Верхняя улица была в дыму. Легкая завеса и гарь ощущались даже у метро. Несло палёной резиной и пластиком. Люди выходили на улицу, морщились, прикрывались платками, возле «Яхонта» собрались зеваки. Приблудова помчалась сквозь толпу, расталкивая народ, Валера кашлял и бежал за ней. На месте работали несколько пожарных бригад, стояли менты, скорые, суетился рой журналистов. Тихий гибловский район превратился в гала-представление для всей Балясны. Настя влетела животом в заградительную ленту и тормознула на мгновение, потом подлезла под неё и устремилась ко входу в «Яхонт», закрываясь шапкой от дыма. Её поймал один из ментов и осадил:

– Стой, дура! Куда летишь?

– Там мой парень! Пропустите, пожалуйста! – запищала Настя, дрыгая ногами.

– Давай назад, не хватало, чтоб тебя пришибло ещё! – крупный мужчина в форме потащил Настю за заградительную ленту.

На мента налетел запыхавшийся Валера и был встречен толчком дубинки в грудь.

– Стоять! Назад оба, я сказал!

К полицейскому на помощь спешили ещё двое.

– Там мой парень! – продолжала истерить Настя. – Пустите! Пустите немедленно, отпустите меня, телеухи королобые¹! А не то я вас...

Тут её рот был спешно прикрыт теплой ладонью с перстнем на безымянном пальце.

– Тихо, щ-щ, сестрёнка, не надо. Не плоди ненависть. Пойдём, – это, конечно же, был Валера. – Извините, пожалуйста, её, ладно? Она не в себе, – он поднял руку перед полицейскими, уводя плачущую Настю обратно за ленту. – Там работают профессионалы, успокойся, – говорил он ей на ухо, покашливая. – Подождём со всеми.

Настя прижималась к Зорину и плакала. Она набрала мокрыми пальцами Серёгин номер и снова услышала долгие гудки.

– Баянов, пожалуйста, ответь. Пожалуйста, я же люблю тебя, ответь, умоляю, – скулила Настя. – Он не может умереть там, Зорин, правда?

– Жертв нет, – сверился со статистикой Валера.

Подъехали ещё четыре пожарные машины. Забегали люди в ярких оранжевых комбезах, начали суетиться, разматывая шланги. Потом, в кульминации шоу, прилетел вертолет и начал заливать «Яхонт» с воздуха.

Приблудова отстранённо наблюдала за этим кошмаром. Все мысли были о Серёге и о том, что она никогда не простит себе, случись с ним что ужасное. Вдруг из дыма, окутавшего двери торгового центра, показалась группа пожарных, а с ними троё чумазых охранников. У Приблудовой сердце пропустило удар, когда она узнала светлую макушку Баянова. Серёга был ужасно грязным и весёлым, он бежал от «Яхонта» и о чём-то ржал с такими же потрёпанными Докукиным и Русланом.

– Серый! – ткнул Настю Валера.

Та встрепенулась, и закричав:

– Серёга!!! – вновь помчалась к заграждению.

Серёга повернул полосатое от сажи лицо, его глаза по-детски широко распахнулись, и, прежде, чем Настю вновь отловили менты, Баянов подхватил любимую на руки. Защёлкали вспышки фотоаппаратов СМИ, Приблудова разрыдалась от счастья, пачкая лицо и одежду в саже. Серёга тёрся о Настю щетиной и приговаривал:

– Настён, Настёна, все хорошо, я целый.

Пожарные проводили их до кареты скорой помощи, диагностировали у Баянова пару ссадин и мелких ожогов. Настя с облегчением узнала, что тот даже угарным газом не отравился. Её телефон уже обрывал Зорин.

Zорин: ну чего вы там?

Анастасия: всё хорошо, Валер.

Zорин: ну я же говорил. Ищу вас.

– Как задымилось, я сразу твои слова вспомнил! – рассказал Баянов, растирая по голове чистую воду, которую Настя лила ему из канистры на затылок. – Но я послушный, Насть, я всё же обошел, везде понюхал. Было штатно. Потом, после десяти утра началось. Мы быстрей народ выводить. Выходной же, ёлы-палы! Одни мамки с детьми в лифте застряли, пришлось между этажами двери выламывать. Картангар прям! Когда нас с Димкой кровлей отсекло на галерее четвертого, я было подумал, всё. Прощай, старшина Баянов, допрыгался. И тут меня поманил Стасик, этот призрак наш, наркоша. Вижу его тень, а он рукой машет, типа иди сюда. Не зря ему пива наливали! Я Димку хвать, и почесал через горящие балки. Там нас пожарники и поймали. Ох, Насть, вот шороху было! А знаешь, не страшно умирать. Жалел, только, что я тебе не успел сказать, – Серёга выглянул из-под полотенца.

– Чего не сказал? – пролепетала Настя, – вытирая его поцарапанный лоб.

– Что я тебя люблю.

Время замерло, в горле стало сухо, как в печке. По телу прошла приятная дрожь.

– Я тебя тоже люблю, Серёж.

Баянов засиял улыбкой, привлёк Настю к себе и поцеловал её долгим, сладким поцелуем. Та отдалась его сильным рукам, благодаря вселенную за то, что спасла её суженого.

– Вот вы где, – донёсся сзади ворчливый голос и покашливание. – Дашка сюда катит. Тоже извелась вся за вас.

Настя отпустила Серёгу и прыгнула на шею Валере. Парни пожали друг другу руки. В это самое время опустевший «Яхонт» обвалил вторую часть кровли. Стало ясно, что торговый центр перестал существовать. Насте до безумия было жалко рыб. Но она понимала, что для них шанс выжить оказался минимален.

«Слава богу, люди не погибли, – думала она, обнимая скверно кашляющего Валеру. – Сегодня вечером надо обязательно явиться к Аграфене».

Комментарий к 25. Пожар ¹ – «тупые дурни» (устар.)

Неужели вы верите, что тётя-аквариумист в своей книжке убьёт рыб? Я тоже нет. 😏😏😏

====== 26. Столетова ======

Время близилось к одиннадцати часам вечера, когда группа молодых людей гуськом вошла в берзаринский парк. Нельзя сказать, чтобы сегодня в нём было безлюдно, несмотря на накрапывающий дождик. Хэллоуин, как никак! То тут, то там доносились возгласы отмечающих День Всех Святых, играла музыка, мелькали огни и фейерверки. По аллеям сновали ряженые в нечисть балясненцы, но четвёрку ребят, казалось, совсем не волновал праздник. Они даже не были разодеты вампирами и ведьмами. Совершенно обычная молодежь в самых обычных куртках и пальто. И это уже было странно.

Возглавлявший шествие светловолосый парень всё время зевал и тёр глаза. Было видно, что он с удовольствием остался бы где-нибудь под кустиком досматривать пятый сон. Замыкающий группу даже без костюма вампира смотрелся готично со своим длинным чёрным пальто и диким, всклокоченным видом. Возбужденный взор его почти белых глаз так и шастал от дерева к дереву, выискивая вероятную опасность. В середине семенили две симпатичные девчонки – миниатюрная блондинка со строгим, напряженным лицом и прячущая под свободным плащом бейсбольную биту рыжая девица.

– Даш, вот ты скажи на милость, – вразумляла Светлую Настя. – Нафига тебе бита?

– Я в любой непонятной ситуации с ней себя увереннее чувствую, – объясняла Дашка.

– Ты ею по призраку не попадёшь!

– Ага, Дарина не попадёт, так Серый шмальнёт из «Макарова», – добавил Валера. – Кстати, Серый, откуда у тебя такое богатство? Разве их не запрещено иметь?

– Травмат, – неохотно признался Серёга. – Копия. Все документы в порядке, разрешение есть.

– Зашибись, а? Мы будем палить по привидению из травмата, – театрально взмахнул руками Зорин. – И добьём битой, если что.

Баянов одарил Валеру не самым дружелюбным взглядом.

– Валерик, – сказал он обиженнно. – А ты в армии служил?

– Не, – беззаботно оскалился Зорин. – А чё?

– Откосил, значит?

– Ага, папа отмазал. За большие деньги.

– Ясно, – набычился Баянов.

Настя ткнула его ладонью в спину:

– Ну хватит!

Внезапно из чьего-то мобильника сзади раздался проигрыш самой гнетущей музыки к фильму ужасов. Настя с Баяновым резко обернулись:

– Валер, не смешно!!!

Зорин вылупился на них и помотал головой, показывая, что он тут ни при чём. Дашка, виновато улыбаясь, сунула биту подмышку, вытащила телефон и объявила:

– Извините, это мама звонит. Привет, мамочка! – проворковала она. – Да ничего не делаем, гуляем с ребятами в парке. Да, тут все спокойно и весело. Я перезвоню. Целую.

– Нормальный у неё звонок на маму, – Баянов облегченно вздохнул и продолжил вести группу вглубь аллеи.

– Звонок, как звонок, – решил поддержать любимую Валера.

– Да хватит уже! – шикнула Настя. – Зачем я вас всех только взяла!

Чем дальше ребята продвигались к усадьбе, тем тише становилось вокруг. Словно бы даже в самый пугающий праздник года желающих прогуляться ночью рядом с Неприкаянным ручьём не нашлось. Настя шла и думала, что же произойдёт с ней сегодня. Не то, чтобы ей было страшно, скорее страшно интересно. Парка она больше не боялась. Вокруг простиралась территория её прабабок-ведьм, так чего было бояться? Настя горько сожалела о том, что долгое время эти заповедные места причиняли зло и неприятности всем, кто обитал на них и рядом. И всё из-за одного-единственного предательства.

Ребята прошли мимо усадьбы и спустились в овраг к ручью. Здесь сгущалась и путалась между вековых деревьев непроглядная тьма. Это место и впрямь недаром звалось гиблым. То и дело на в кронах дубов мелькали белесые девичьи тени, где-то горестно и одиноко плакал младенец, из теней тянулись нежные бледные руки, пытаясь ухватить гостей за штанины джинс. Группа старшины Баянова прижалась друг к другу плотнее, как одна ползущая вперед гусеница. Настя уткнулась головой в спину Серёги и втянула плечи. Она ничего не имела против самостоятельности, но понимала, что первой бы ни за что не пошла. Серёга дышал, как паровоз и тоже был на взводе. Зорин споткнулся о дубовый корень и чуть не опрокинул всех, за что был обшикан по полной. Они приближались к мостику.

С низко висящей над ручьем ветви, издав пронзительный короткий крик сорвалась женская фигура и с плеском исчезла в Неприкаянном. Серёга от неожиданности прыгнул за куст и уволок туда Настю, Дашка одним мигом снесла Зорина в другую сторону, и они затихли за соседним кустом.

– Это мавка, – шёпотом определила Настя. – Их тут, должно быть, много. Григорий наделал.

Серёга кивнул и осмотрелся. Настя тоже подняла голову и ахнула.

На горбатом старом мостике стояла женская фигура, облачённая в пестрый сарафан. Сквозь тьму Настя уловила испытующий и внимательный взгляд синих глаз Аграфены. Приблудова отлепилась от Серёги и, поднявшись во весь рост, сказала:

– Ба, мы пришли.

Ведьма кивнула ей и поманила жестом к себе.

Настя двинулась навстречу судьбе и почувствовала, как её за руку взял Валера. Она сильнее стиснула пальцы Зорина и повела его к старухе. Аграфена при виде Валеры помрачнела. Она печально оглядела его и промолвила:

– Вот, Настасья, крови он пёсьей, а глядя на него, душа как заполошная становится. Сердце оживает. Колдовская краса, погибельная. Не вздумай с ним род связать, помни мой проступок. Подойди сюда, ветрогон, чернобог, псово племя.

Валера угрюмо приблизился. Аграфена потянулась к его лицу, положила старческую ладонь на бледный Валерин лоб и Настя ахнула, увидев, как морщинистая кожа её руки стала гладкой, бархатной. Ведунья ласково провела по лицу Зорина и там, где касалась её рука, остался неровный черный след, как от жирной грязи. Валера боязливо поморщился.

– Сколько лет прошло? И вот опять роды Берзариных и Столетовых на одном мосту стоят супротив друг друга.

– Не супротив, – выпалил Валера. – Я не желаю зла. Тебе и Насте. Я не виноват в том, что было.

– Знаю, Валерьян. Потому и освобожу тебя от чар.

Ведунья легко улыбнулась и толкнула Зорина с моста, совсем, как в его сне. Тот с криком рухнул в ледяную воду Неприкаянного и захрипел, задергался в ней, точно в предсмертных корчах.

– Валерка! Валера! – разом завизжали Настя и Дашка. Они с разных сторон было метнулись к Зорину, но поняли, что их ноги приросли к тверди.

– Пусть отмоется, – грозно прозвенела Аграфена. – Ему до́лжно.

Валера сгорбился, сидя в ручье, ухватился руками за гальку, из глаз его полились чёрные слёзы. Он хрипел и кашлял сгустками грязи тёмного цвета, которая, шипя, расползалась по камням Неприкаянного и смывалась его чистыми водами прочь. Потом Зорин выполз к берегу, и Настя услышала, как его жестоко тошнит. Он скатился обратно в ручей и замер лицом в воде. Потом вынырнул и вытерся ладонью, рассматривая грязь, текущую по ней. Брезгливо сполоснул кисть в струе воды и, бледный, измождённый, хрипло сказал девчонкам: