Текст книги "В одну реку дважды (СИ)"
Автор книги: grey_area
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)
В этом хаосе не понять, кто кому враг, а на деле – каждый за себя. Паладин шарахается от огромной туши, но тут же заносит молот для удара. Лишь помощь Шелур спасает их всех от возможных травм, когда она что-то выбрасывает в сторону Каталмача, отвлекая его гнев на себя. Конечно, он видит её насквозь и без труда признаёт врага, в руках которого ещё чувствуется отголосок той же магии, что использует жрец Тени.
У Могрула немного времени, а сил уж точно не хватит сразу на Лограма и человека в маске. Вскормленный действует осторожно, тянет огромные руки и пробует раздавить каменную плоть, но добивается только трещины. Жрец помогает ему, наполняя водянистые мышцы силой и выносливостью, затем призывает столб пламени, который на миг освещает каждый уголок пещеры и устремляется прямо между прорезями маски. Вскормленный, вцепившись в края трещины, просовывает пальцы внутрь, пытаясь дорваться до мягкой плоти, но Теневой жрец из последних сил выбрасывает звуковую волну, чем вызывает цепную реакцию в нестабильном теле своего противника.
В тесном пространстве взрыв оглушает, и Могрулу приходится воспользоваться помощью магии, чтобы снять эту глухоту. Мимо прокатывается голова в маске; стена напротив окрашена красным и зелёным, будто кто краской из ведра её облил. Только запах желчи настырно выбивает дыхание. Силы почти покинули Могрула, хотя раньше он не смог бы выжать из себя и половины того, что смог сегодня.
Переполох разбивает весь хрупкий порядок, если таковой существует во время боя. Орки куда выносливей и поднимаются, чтобы добить людей – каждый жаждет быть первым, тем героем, что убьёт Каталмача. Пусть паладин и является его самой любимой загадкой, всё же Могрул не собирается его защищать – им просто нужны все доступные союзники. Он не мастер по части атакующих заклинаний, как и Шелур, но они вместе, бок о бок, всячески мешают Ослепителям. Она поднимает поднимает одно из тел на подмогу, и Могрул впервые не имеет ничего против.
Большинство заклинаний самозащиты рассчитаны на ближний бой, когда враг подбирается к жрецу вплотную. Могрул успевает парировать несколько явных ударов, но пропускает один в грудину, пока плетёт заклинание. Ослепитель умирает в считанные секунды, и за ним Могрул видит Шелур уже с одним кинжалом в руке. Оглушённые орки неповоротливы, но и она едва дышит. Всего одного удара по голове хватает, чтобы Шелур упала и замерла на земле неподалёку.
Могрулу не справиться со всем этим в одиночку: он слишком сильно положился на Вскормленных, хотя и не знал наверняка, кто представляет большую опасность – Лограм или Теневой жрец. Юртрусу виднее, как распределить свои ресурсы, а Могрул уже потерял нескольких по глупости. Нет, ему нужно присоединиться к тем, на кого можно положиться.
Согорима не видно среди валяющихся вповалку тел, однако Лограм, прихрамывая, целенаправленно куда-то идёт, сжимая в одной руке топор, а другой – прикрывая пробитый бок. Он замахивается, но Катриона, лёжа на спине, успевает закрыться щитом. Удар настолько сильный, что эхо от мерзкого скрежета металла о металл ещё долго разносится по пещере, распугивая летучих мышей. Лограм наваливается, упирается коленом, мешая блокировать, и снова заносит топор.
Согорим кидается на него сбоку, сгребает в охапку и пытается выбить оружие. Пусть ноги его не держат, но зато руки стали куда сильнее, пока он заново учился ходить. В таком положении копьё бесполезно, да и не видно его вовсе, однако Согорим нахватался кое-чего у новой знакомой. Пошарив на земле, он хватается за один из кинжалов Шелур и, не медля, вонзает Лограму в шею – раз, другой, пока тот не перестаёт сопротивляться.
Оставшиеся Ослепители ещё трепыхаются, но их вовремя добивает Каталмач со своим отрядом. Эльфийка, оклемавшись, поднимает на ноги своих друзей, лечит, конечно, куда хуже Могрула, но ему совершенно не хочется соревноваться в искусстве исцеления. Дворф – единственный, кто заслуживает называться берсерком: так глупо он бросается в самую гущу, не глядя наваливаясь на Ослепителей. Парень в лёгком доспехе крутится рядом, подрезая пальцы и сухожилия, точно Шаргаас, Клинок во Тьме. Каталмач старается отбивать удары, как делает это Катриона.
Их отряд такой же необычный, как тот, с которым пришёл Могрул. Наверное, эта ночь располагает ко всему необычному. Пока невервинтерцы прикрывают их, Могрул ползёт к Шелур и первым делом прикладывается щекой к её лицу – дыхание слабое, но есть. Руки в белых перчатках обвивают её худенькое под слоями одежды тело и прижимает к себе, как сокровище.
Глупая, какая же глупая! Вечно лезет, куда не просят!
Она таращится на него широко распахнутыми глазами, и Могрул, точно пойманный с поличным, достаёт из внутреннего кармана мантии журнал с исследованиями, на который пришёлся удар. Нижняя часть листов мгновенно разлетается, точно жухлые листья, но ему совсем не жаль: пока есть голова, всё можно восстановить. Тем не менее, ещё одна часть прошлого, за которую он так цеплялся, только что умерла.
Чтобы услышать Шелур через лязг оружия и крики, Могрул наклоняется, прижимаясь к ней всем телом, оберегая от каждого резкого движения рядом, но, к счастью, Ослепителей теснят к стене. Что будет с ним, когда люди будут искать других орков, он, конечно, не думает.
– Меня всегда пугал твой стол. Обещай, что не положишь меня на него, – точно ребёнок, которому Могрул так и не подарил должной ласки, шепчет Шелур свой самый главный секрет. Столько лет они жили вместе, а она терпела, храбрилась, оказывается – делала всё, чтобы остаться.
Он убирает спутавшиеся волосы с её лица, даже не обращая внимания на чёрные, точно от Воющей Смерти, пятна.
– Я говорил Батур, что девочке не место в храме Гниющего, но вы обе слишком упрямы.
– Семью не выбирают, – прикрыв глаза, Шелур усмехается, а затем просит: – Передай Батур, что я не хотела и столкнулась с ней случайно. Она так обрадовалась, что я едва смогла от неё уйти, – она сглатывает, чтобы выпалить всю накопившуюся желчь с горечью и слезами, застрявшими в горле. – Тебе не объяснить это чувство – оно разрывает меня изнутри, нет уже сил терпеть.
Её рука тянется куда-то под мантию, к горлу, и не без усилия вытягивает верёвочку, на которой Могрул видит знакомую бусину. Некоторое время Шелур держит её на ладони, затем передаёт ему и выдыхает, будто избавилась от тяжести. Она раздаёт Могрулу всё, что имела: единственную ниточку к прошлому и маме, которую она себе выдумала, брата, а затем и свою жизнь. Любовь в ней тяжела, точно гора – теперь ему жить с этим наследством.
Аура наполняется смертью, как чаша в его храме – дождевой водой. Отпустив остатки контроля, Шелур всецело отдаётся той части, что отмерла давно и висит тяжким грузом. Шукул ушёл, но какая-то его часть всё ещё мертва в ней, та, которой Шелур никогда и не обладала – его храбрость, сила и благородство.
Солнце пребывает, он чувствует всей кожей, хоть и сидит под каменным сводом: что-то умирает у него на руках, а что-то рождается в тот же миг.
– Белорукий, прими душу самой непослушной из дочерей, которой твой жрец обязан жизнью. Найди половину её души и воссоедини, ибо одна часть не может существовать без другой.
Шелур говорила, что Юртрус искалечен настолько, что утратил слух, поэтому Могрулу приходится повторять просьбу снова и снова. Он шепчет до тех пор, пока Согорим с усилием не разрывает железную хватку рук. Лицо бывшего вождя опухло от побоев, во рту не хватает нескольких передних зубов, а копьё в его руке переломано пополам – и всё же Согорим счастлив: глаза блестят, чего Могрул, который знает его только калекой, не видел ни разу. От этой радостной рожи его передёргивает, и руки пытаются крепче ухватиться за Шелур.
– Она умерла, Могрул. Послушай меня очень внимательно, – говорит Согорим негромко, но настойчиво, будто гипнотизирует своим сверкающим взглядом. – Ты должен её немедленно отпустить и пойти со мной, – Могрул только рот открывает, не собираясь особо говорить, но Согорим, конечно, понимает. – Я не позволю её тронуть, но подумай о тех, кто ещё жив, подумай о своём храме. Будет время.
«Согорим всё сделает правильно», – так Могрул думал ещё в храме, поэтому доверил свою жизнь и драгоценные воспоминания, не боясь быть непонятым. Вот и теперь он послушно, словно ребёнок, кивает и поднимается. Без лидера орк дичает, проваливается за красную пелену ярости, где здравым мыслям не остаётся места.
Рассудком Могрул понимает, что самое страшное позади, однако на этом моменте жизнь не кончится, не уйдёт в вечную тьму – дальше от них потребуют объяснения, десятки орков в растерянности начнут метаться по недрам гор в поисках жертвы.
Человек, которого Могрул назвал Клинком во Тьме, говорит так же складно, как Согорим – наверняка он тоже лидер:
– Эдан Фарлонг. Рад, что не умер… снова, но хотелось бы услышать объяснения: эмиссар Уотердипа жив?..
Пока решается их судьба, Могрул пытается собраться, чтобы в любой момент прикрыть Согорима. Посох чуть ли не трещит в руках, и эльфийка, бросив на него взгляд, тут же уходит подальше, к воинственному дворфу. Причина довольно очевидна – ритуальные белые перчатки всё ещё на нём, а тонкие эльфийские чувства подсказали, из чьей кожи те сделаны. Пусть сто раз подумает, прежде чем лезть.
Каталмач недолго стоит за спиной их лидера и, заметив что-то в глубине пещеры, отходит в сторону. От чужой молитвы мурашки бегут по коже; магия паладина колкая, сильная, точно раскалённый ветер. Могрул вздрагивает, переводит взгляд и замирает, увидев, что он склонился над Шелур. Не осознавая, что будет делать, он подходит, игнорируя взгляд Согорима, и встаёт рядом с губителем орков, тем, кто крошит черепа, как яичную скорлупу.
Только откуда взялось столько скорби на лице – да по орку? Могрул ошарашено смотрит ему в лицо, затем переводит взгляд на Шелур, будто той ещё может грозить опасность.
– Мне приходилось видеть смерть юных, но я никогда не задумывался, что эта беда – общая, – негромко говорит Каталмач, однако его низкий голос гулко разливается в эхе. Согорим рассказывал, что у паладинов и жрецов много общего, и Могрул только теперь понимает, что именно. Он опускает голову и выдаёт всё, как на духу:
– Это моя дочь и ученица. Я потерял её давным-давно и обрёл вновь лишь час назад. Её брат тоже упокоился здесь.
От паладина не скрыть следы Теневого Плетения, он уже заранее знает эту историю, поэтому Могрул ожидает то замечание, которое озвучил бы сам на его месте, однако Каталмач поворачивает голову, чтобы выразить участие.
– Теперь она свободна. Как и ты.
Могрул недоумённо моргает, а затем кивает. Остаток переговоров они проводят в почтенном молчании, бок о бок, но внутренний исследователь вновь трепещет: всё-таки иногда по трупам не описать истинной картины. Отчасти Шукул оказался прав: полезно иногда вылезти из храма и побывать в гуще событий, чтобы пересмотреть взгляды на мир. Впрочем, видел ли он, этот мир, на самом деле?
========== Эпилог ==========
Он не нужен. Не нужен. Прав был Согорим – бесполезней него орка не найти, даже толком не участвовал в бою и никого не защитил, только в Нишрек души отправил. Дни после Гниющей Смерти будто туманом покрыты, Могрул почти ничего не помнит и не совсем понимает, почему те, кто грозился убить их, теперь смотрят с почтением.
Яйсог тоже рядом – покалеченный, но живой. Человек по имени Эдан Фарлонг, присланный военачальником Каллумом, ещё долго обвинял его в обмане и клялся расквитаться за то, что прислал прямиком в ловушку Лограма, но Согорим не без помощи Катрионы как-то умудрился остановить очередное кровопролитие. Никто и словом не обмолвился, что Каталмач покинул Горы Мечей и отправился обратно в Невервинтер – слава порой работает и без её героя, а оркам требуется хоть какой-то сдерживающий фактор, пока кровь кипит от гнева на Лограма и Вигнака.
В тот же день отряд, в который входят представители всех злейших врагов племени, забирает эмиссара Уотердипа – и так их оставляют в покое хотя бы люди севера. Однако впереди ещё много работы, а время непривычно растягивается. Перемирие зыбко, но его сохранение лежит на крепких плечах Катрионы: она готовит новых ополченцев из близлежащих поселений и хранит покой границ между орочьими территориями и Невервинтером, поддерживая легенду о Каталмаче. Даже лидеры кланов со временем признают, что эта воительница воплощает их главные ценности, однако не одобряют близкие отношения между ней и Согоримом, ведь каждому хочется пристроить дочь в жёны одинокому вождю.
Теперь те, кто пресмыкался перед Лограмом, снова кланяются Согориму. Наверняка его тошнит не меньше, чем Могрула, однако новый вождь куда сдержанней: выжившие Ослепители остались при своих головах. Первым делом он избавляется от наследия Лограма и следов его безумия – больше нет ни прибитых частей тел, ни мертвецов, сваленных вповалку. Кланы получили своих родных для прощального ритуала. Могрулу сказать бы, что трогать их опасно, но он прекрасно понимает чувства своих соплеменников.
Гахт, чьих сыновей нашли в общей куче, долгое время хранит молчание и только работает, скорее по привычке, пока однажды Могрул не находит его сидящим в храме Гниющего. Его волосы белы, как снег, которого никогда нет на Берегу Мечей, и Могрул, опускаясь рядом, подбирает подходящие слова, вспоминая упрёки Шукула в свой адрес. Впрочем, тренировка на Согориме, их разговоры, уже подготовили достаточно крепкую почву, чтобы объяснить орку, какой мерзкой порой бывает смерть.
Только Музгаш приходит, чтобы потребовать наконец всю историю про своих разведчиков. Могрул к тому времени снова гонит из репы крепкое пойло, поэтому они вдвоём садятся в храме, чтобы почтить память погибших. Удивительно, но только сейчас Могрул узнаёт их имена и пишет на стене, чтобы плесень их со временем поглотила.
Старый новый вождь, как и хотел, прошёл своё испытание, закалил ум и стал мудрым лидером для своего народа. Могрул крутит в руке красную бусину и думает о том, что цели смертные придумывают себе сами, а на деле – никому ничего не должны. Что же мешает вождям прозреть и поумнеть раньше? Почему Могрул не мог послушать близких и повлиять на проблемы, что язвой разрастались в храме?
Очагов заражения так много, что не ухватишься за каждый. Юртрус, конечно, мудрый бог, куда более внимательный, чем кажется, однако руки у него только одни – и те принадлежат Могрулу. Белорукий рождён отнюдь не для уничтожения, он любит орков по-своему: они нужны ему, ибо без них не будет и его самого.
Уже никто не произносит имя клана, откуда вышел Согорим, и возрождать его он не горит желанием. При первой возможности вождь уходит сражаться против бандитов, дезертиров и других нарушителей границ вместе с Катрионой, не в силах отказаться от вкуса их общей победы. Даже Могрулу он не рассказывает подробности, но старый жрец порой серьёзно опасается, что однажды снова начнёт воспитывать парочку полуорчат.
Традиции – традициями, однако далеко не всё возможно поменять по щелчку пальцев в неповоротливых орочьих мозгах. И уж точно никому из них не обойти жажду крови; орки справедливо требуют виновников к ответу, и Согорим выкидывает к ногам лидеров кланов трупы Лограма, Вигнака, голову жреца в маске и нежить, в которую тот превратил юных магов. Одну из них – с треснутым черепом от хватки Вскормленного – выдают за Шелур. Близнецов Могрул хоронит подальше от погоста кланов – они с Батур выбирают прекрасное место за укрытием скал, где пытается выжить одинокое дерево. Каждый раз они приносят чистую воду, чтобы полить его.
Имя Шелур звучит чаще других и покрывается толстым слоем проклятий – Могрул отмаливает каждое, жертвуя сном, и терпит, как велит Согорим. Племени нужны предатели, и они их получают. Жрец Юртруса становится героем, который пошёл против предателей из командующих, восстановил порядок и предотвратил вымирание. Со стороны история выглядит ладной и складной, как Могрулу всегда и мечталось – вот же оно, его предназначение, настоящая легенда об избранном. Только ни в одной легенде не говорится о грязи и крови, в которой увязаешь по горло и задыхаешься, периодически её прихлёбывая.
Какая бы жизнь ни была – она у него есть, и урок, подаренный Шелур, не пропадёт даром хотя бы для него. Когда-то давно орки плевали в его сторону, надеясь, что болезненный и тщедушный Могрул помрёт сам, а он, назло им, воровал, коротал дни впроголодь, но боролся за ту жизнь, что даровали Гниющий бог и Лутик – вечная повитуха. Мелкий задохлик живо соображал – наверное, поэтому предыдущий жрец Юртруса взял его к себе или же действительно видел потенциал, необходимый для этой роли. Жаль лишь, что той же мудрости не хватило с собственными учениками. Впрочем, с Шукулом он точно не ошибся.
В пустом храме компанию составляет плесень, которую Могрул сверлит внимательным взглядом, будто та в любой момент может отвлечься и случайно раскрыть свой секрет. После Гниющей Смерти что-то в ней изменилось: приглядевшись, Могрул замечает пустые споровместилища, теперь бесполезными нитями свисающие со стены.
Новая жизнь уже на пути – ещё один круг с благословения Гниющего бога.
За этим занятием – приложившись к стене всем телом, на коленях – его и застаёт Батур. На руках больше нет цепей, а имя очищено приказом вождя в первый день его правления. Только воспоминания не так просто вытравить – орки злопамятные, – однако с этим легко можно жить.
Батур молча садится рядом, будто и не было месяцев недомолвок, страха, угрозы смерти и похорон их детей. Снова они вместе – два отщепенца, два жреца, которым нечего предложить, кроме своей души, безграничной верности… и любви, которая способна кислотой прожечь всё живое. Рука Батур как всегда тёплая, а он как всегда думает, что не заслуживает этой нежности – неужели она так никогда не станет сторониться его?
– Когда уже начнёшь все сначала? – повторяет она свой излюбленный вопрос, который задавала почти каждую неделю, появляясь в храме. Могрул по традиции усмехается, но в этот раз игриво, будто придумал наконец тот самый остроумный ответ.
– Когда Белорукий заговорит.*
Плесень подмигивает желтоватым, болезненным светом, обрывая их хрипловатый, старческий смех.
Комментарий к Эпилог
* (Monster Mythology) На орочьем слово «никогда» буквально звучит как «когда Белорукий заговорит».
