Текст книги "В одну реку дважды (СИ)"

Автор книги: grey_area

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– Как тебя зовут? – интересуется Согорим и первым сразу же вежливо представляется; только груды остывающего мяса неподалёку портят идеальную картину: – Я Согорим, а это Могрул.

– Катриона, – говорит она и опасливо косится на Вскормленных, о которых ничего не сказали.

– Ты хороший вождь, Катриона, заботишься о своих людях – Лограм свой народ предал и спрятался в горах, поэтому мы здесь.

Откровенность Согорима впечатляет только людей – к удивлению Могрула, Катриона начинает мямлить, краснеть и прятать взгляд. Значит, впервые осталась за главную, неопытная ещё, хоть и сражается почти как берсерк.

– Честно говоря, это неожиданно и сбивает с толку… В смысле, мы ни разу не пытались поговорить с вами…

– Орки выходят только чтобы убивать, – наконец заговаривает один из её подчинённых, и воздух вокруг будто становится чуть-чуть холоднее. – Каждый из нас потерял кого-то из-за вас – родных, друзей, соседей. Даже не думайте, что эта сделка что-то поменяет.

Катриона молчит – так же думает и она, что неудивительно. С их племенем орки тоже не собирались разговаривать, в их традиции не входят переговоры даже с соседними кланами: если ты не присоединяешься, ты сражаешься. Да и к чему разговоры, если можно прийти и взять то, что хочется?

– Нужно похоронить убитых, – Могрул чувствует себя уверенней, когда занимается своим делом – тут и Согорим ничего поперёк не скажет, да и люди тоже. Вновь вспыхнувшее напряжение постепенно отходит. Каталмач их странным образом мирит и задаёт цель, даже будучи далеко впереди.

– Я знаю, но мы и так потеряли много времени, – Согорим переглядывается с Катрионой, и та вздыхает.

– Мои люди позаботятся об этом. И о вашем… соратнике тоже. Даю слово.

Она отходит к людям, чтобы переговорить. Двое вызываются пойти с ней за Каталмачом, но остальным дорога явно не по силам – их оставляют в лагере.

– Ты спятила, Катриона, – Могрул слышит их приглушённые возгласы и, конечно, не удивляется: его Вскормленные того же мнения. – Тебя эти твари убьют!

– Если и так, то хоть кто-то из наших останется. Похороните мёртвых – всех! – и идите к Каллуму за помощью.

Могрулу это не нравится: им дали фору, но люди севера всё равно будут идти почти по следу. Однако выбора у них тоже нет. Некого и отправить обратно в пещеры, чтобы убедить племя уйти – упёртость орков и приказ Лограма всё равно не сдвинут их с места, а значит, нет выбора – только преуспеть.

Катриона быстро собирается в путь, возвращает оружие и свой кинжал, окроплённый собственной и орочьей кровью; двое ополченцев не отходят от неё ни на шаг, даже когда выходят на узкий спуск.

– Сам требовал посмотреться в отражение, – ворчит Согорим, когда они поднимают тему мирного сосуществования в будущем уже на пути к месту, куда ушёл Каталмач. Впереди идут Вскормленные, готовые принять удар; Катриона и двое людей, тоже обученные им, замыкают их разношёрстный отряд. – Мы же орки – с нами не о чем разговаривать.

– Неправда, – после битвы и исцеления Катриона высказывается всё так же бесстрашно, но теперь ещё и с нескрываемым интересом, что несколько беспокоит Могрула. Если их встретят с людьми, то ничем хорошим для репутации это не кончится, однако Согорим обещает взять все риски на себя. К счастью, сама Катриона не горит желанием лезть в логово в одиночку. – Вы так и не сказали, откуда взялись… эти.

Она смотрит на Вскормленых со смесью страха и омерзения, однако они не удостаивают человеческую женщину и взглядом, а Могрул, как их создатель, тем более. Мало ли, к кому в плен в следующий раз попадут эти люди.

– Они болеют, – отвечает он коротко, но ёмко. Больше вопросов не было.

С каждым шагом мрачное молчание тянет какое-то тревожное, гнетущее ощущение опасности, и если Катриона с Согоримом могут лишь интуитивно почуять неладное, то Могрул уже на подходе к логову Лограма чувствует характерные отголоски мерзкой магии. Следы пролитой крови видны повсюду, но где-то они разъедают почву, как язвы кожу. Орки не сильно церемонятся с противниками, но не оставляют столько грязи – Могрул постоянно напоминает об очагах болезней, пугает Гниющим богом и добивается хоть какой-то чистоты, приемлемой для замкнутого сообщества.

В пещере Лограма царят вонь и разложение, а там, где селится тяжёлый дух, потенциально есть риск заболеваний. Все самые худшие опасения, конечно же, не оправдываются – всё намного хуже. Могрул даже не верит собственным глазам. Несколько трупов на входе свежие, кровь ещё не свернулась – значит, Каталмач прошёл недавно, – но остальные лежат вповалку в одном зале, как тушки кроликов перед заготовкой.

– Что за чудовище могло такое сотворить? – выдыхает Катриона. Она не торопится приближаться, но Согорим, уже привыкший к трупам в храме, вместе с Могрулом спешит обмотать нижнюю половину лица тканью и подходит к трупам.

Среди орков попадаются и люди, многие очень молоды, почти что дети – и каждый одет в светлую мантию. Один из них лежит в коридоре, и Могрул вспоминает тело Шукула, его руку, вытянувшуюся вперёд, к дому. Орков не собираются хоронить – в ином случае сняли бы доспехи и одежду, – вряд ли даже их кланы в курсе, что случилось с родными – они все живут в каменном мешке, в опасном неведении.

– Ублюдок! – ревёт Согорим, как взбешённый медведь, кружась вокруг горы тел. – Я убью Лограма!

– Успокойся! – Могрулу приходится схватить Согорима за рукав, чтобы тот послушал, однако он даже не поворачивает голову. – Ты ведь не знаешь, где он и с кем окопался. Возможно, он уже и не орк вовсе. Сам говорил, что план нужен.

– Я пойду по следу Каталмача и убью Лограма, если тот не сможет.

– Нет, мы пойдём вместе, аккуратно и не рискуя, – гнёт своё Могрул, и тут Согорим срывается:

– Да что ты знаешь? Может, ты и вылез наконец из храма, но до сих пор боишься поднять голову. Ничего не изменилось! Мы с самого начала собирались убить его, не отнекивайся, а теперь, получив достаточно доводов в пользу этого решения, ты трясёшься, как сопливый юнец. Юртрус позволил мне жить именно ради этого момента, я уверен, так что не мешай исполнять его волю, жрец. Твоё участие окончено, возвращайся к племени и Батур, где ты нужен, предупреди о том, что увидел.

Пока Могрул с мрачным видом молчит, изнутри будто наливаясь холодной сталью, Согорим говорит, что паладины – предсказуемые воины, так что Каталмач попадёт в самую гущу и отвлечёт на себя основное внимание. Даже Катрионе после недовольного возгласа нечего сказать против. Удивительным образом эти двое быстро находят общий язык, хотя и идут на смерть с разными целями.

Без толку Согорим зазывает Вскормленных за собой, точно непослушных волкодавов, затем, ругнувшись напоследок, скрывается в темноте пещеры.

– Идиот, – булькает за спиной Вскормленный.

– А он мне даже нравился, – соглашается другой. – Получился бы достойный вождь.

– Мы с тобой, жрец, но разве мы не должны разнести предателей?

– Глупо лезть в ловушку, когда нас ждут, – откликается Могрул, когда мышцы собственного тела вновь возвращаются под контроль. – Мы обязательно придём, но другим путём.

В нос ударяет смрад иного рода – гниющей изнутри ауры. Могрул уже знает, кто приближается, но всё равно ждёт, когда она заговорит – или ударит – первой.

– Ты совершенно прав, – на чужой, но такой родной голос он оборачивается одновременно со Вскормленными и замечает Шелур у дальней стены, где виден только глухой тупик. Как она проскочила незамеченной разведчиками – ведомо лишь одному Шаргаасу, скрытному подземному богу. В темноте не видно ни лица, ни частички открытой кожи, но Могрул по ауре понимает, что дело дрянь, и сердце его делает подозрительно болезненный кульбит. – Прошу за мной, учитель. Здесь… не убрано.

Равнодушие в её тоне злит куда больше неприкрытой враждебности, которой она встретила Могрула в прошлый раз. Он не понимает свою ученицу, как и всегда, но идёт следом, надеясь, что Батур окажется куда мудрее и прозорливее.

– Жрец! – рычат Вскормленные, не двигаясь, но он жестом просит подождать на месте, не сомневаясь, что они в нужный момент поступят правильно и смешают эту богомерзкую мастерскую с песком, если он не вернётся. Всё как он сказал Яйсогу: «Если и не спасёт, то точно оставит ощутимый след на земле».

В тупике иллюзия скрывает дверь, а за ней ещё одну мастерскую – узкую, уходящую вдаль, но освещаемую промасленными факелами. Порядок кажется смутно знакомым, будто Могрул наконец-то вернулся домой, однако чужая рука чувствуется в мелочах: в том, как расставлены снадобья, инструменты, книги и колбы. Кажется, что он попал в храм Лутик, однако не видно ни одного раненого или больного. Только мертвецы лежат за стеной, но, к счастью, сюда не проникает их запах.

Шелур останавливается у стола, скрытого плотной серой тканью почти до пола, и срывает с головы капюшон. Теперь Могрул может разглядеть свою ученицу получше, однако от той скромной, улыбчивой девочки, которая жива в памяти, мало что осталось. Шелур с трудом дышит, струпья покрывают едва живое, измождённое тело, но она сильная – куда крепче любого человека или эльфа – и вопреки всему держится. Изменения с прошлой встречи настолько разительные, что Могрул не сразу замечает шевеление на столе, под серой тканью.

– Помоги мне, – требует Шелур и дёргает за полог.

Могрул отскакивает, когда бледно-зелёная рука тянется к нему, пытаясь ухватить за мантию; лишь затем, приглядевшись, он признаёт знакомые черты лица. Плоть от плоти восстала. Шелур вернула своего брата, но понимает ли, что это уже не он?

Шукул выглядит куда лучше своей сестры, но он всё равно безнадёжно мёртв. Магия, которая поддерживает тело, не может восстановить поврежденные ткани, включая давно сгнивший мозг; сохраняется лишь простенькая мышечная память, а последнее, что «помнят» пальцы – это хватка за землю и траву. Даже сейчас Шукул пытается подтянуть тело выше и проползти, но мешают верёвки, которыми Шелур привязала его к столу.

Всё это время, пока Могрул сидел в храме и оплакивал загубленное наследие, его сын стремился домой, чтобы упокоиться под чертогами своего бога. Сквозь пелену слёз он смотрит на собственные руки, надёжно спрятанные за толстой эльфийской кожей, и опускает их на сотрясающуюся голову Шукула. Волос нет, а посеревшую кожу избороздили глубокие складки; остаток крови осадком обосновался в затылке в виде фиолетового отёка. Под одеждой не видно состояния тела, но Могрул не сомневается, что на ноги оно больше никогда не встанет, какой бы опытный некромант ни попался.

– Я так и не успел попрощаться, – шепчет он. Последнее воссоединение семьи чуть не отправило Могрула к Юртрусу на Оползень Плоти – теперь же сердце бьётся ровно, щемит, конечно, но в этот раз оно готово отпустить.

Молитва слетает с губ тихой колыбельной, наполняет руки божественной волей, открывает путь в Нишрек, как путеводную нить, чтобы навечно упокоить искалеченную душу, будто той и не было вовсе. Только Юртрус избавляет от вечной боли, и Могрул не сомневается, что его бог с почтением отнесётся к молодой душе своего жреца, пусть и прослужившей недолго.

Согорим прав – Могрул не может убить, только проводить в посмертие тех, кому умереть суждено. Разницу не понять воину и даже магу – жрец в своём мировоззрении зачастую одинок. Он может щёлкнуть пальцами и заразить противника самой неприятной болезнью, сделать так, что черви будут грызть его заживо, но окончательное решение, жить или умереть, принимать не ему.

Шелур рядом молчит и не вмешивается, даже не всхлипывает, когда тело на столе наконец замирает. Её душа уже не похожа на гнойную рану – это зияющая пустота, высасывающая жизнь и даже тепло из окружения; смерть брата, недостающей половины, изувечила её куда сильнее любого оружия или заклинания, однако к каждой ране, к любой боли со временем привыкаешь и перестаёшь её чувствовать. Шелур будто износила вскрытые нервы, потеряв попутно даже любовь к собственному брату.

Они все – заложники чьей-то смерти.

Шелур выглядит настолько потерянной и пустой, что Могрул, вопреки крику самосохранения, спешит приобнять её за плечи. Прикосновение разбивает холод между ними, заставляет её шевелиться. Плоть под слоями мантии всё ещё тёплая, живая, и Могрул чувствует ответственность за бьющееся внутри сердце. Шелур – всё, что у него осталось. Лучше самому придушить, если она не одумается даже сейчас, когда последний мост к прошлому обрублен.

Любовь – заразная, тяжело протекающая болезнь, и жрец заразился ею в тот день, когда взял к себе близнецов. Всё их обучение – поиск подвоха… и самое счастливое время в его жизни. Это они учили Могрула, как пройти через сложный этап безболезненно, в гармонии, но он не желал слушать: любое отклонение от нормы по традициям орков следовало выкорчёвывать, отметать и топтать ногами. Как оказалось, противодействие бывает куда опаснее.

– Спасибо. Я не могла этого сделать – наверное, так и не захотела, ведь у Юртруса…

– … нет иных рук, кроме твоих, – продолжает за неё Могрул. Некоторое время они стоят молча, глядя на Шукула – наконец-то в мире и спокойствии. Таков порядок вещей: что-то умерло, но освободило место для живого – и так до тех пор, пока Юртрус не подведёт цикл к логическому финалу, чтобы вновь начать с начала.

Кажется, что они стоят над Шукулом целую вечность, но на деле не прошло и дюжины минут. Могрул смотрит на тело своего названного сына, но думает о Согориме, которому долг и незаконченные дела ударили в голову. Он уже тратил время зря на скорбь по тем, кого уже нет, но ни разу не пробовал спасти ещё живых от ошибки.

– Я не могу забыть тобою содеянного, это попросту невозможно. Из-за тебя Батур сидит в цепях, на волосок от смерти, а племя вот-вот погибнет…

Он собирается уговаривать её, однако у Шелур достаточно причин желать смерти прежним мастерам. Могрул может работать и с этим, но всё же горько вздыхает, не видя за изрытым язвами лицом ни намёка на прежнюю девочку с красной бусиной, которая, как казалось, промелькнула несколько минут назад.

– Этот Гариус, «Хозяин Пятой Башни» – худший из лжецов, – говорит она, – ведь он исполняет обещания, но не так, как ты грезил. Пока я была нужна, Шукул походил на прежнего. Я так радовалась, что не сразу заметила подвох – отсутствие воли. Эти «бессмертные», которыми гордится Гариус, ничем не лучше обычной нежити, только с остаточной памятью и фанатичной преданностью, – попутно Шелур собирается в бой и некоторое время молчит, затем продолжает ровным голосом: – Когда я раскрылась перед тобой, Теневой Жрец, посланный к Лограму, пришёл в ярость и отрезал Шукула от Теневого Плетения. Я должна была «заслужить» его расположение снова.

Могрул свирепеет, вспоминая самодовольного человека в дурацкой четырёхглазой маске, и уже заранее знает ответ, когда спрашивает:

– Лограм согласился помогать им добровольно?

Что-то в его голосе заставляет Шелур медлить.

– Мне не говорили, совпадение ли, что именно Лограм пришёл к власти, но ему сразу понравилась идея с бессмертной армией. Ничего удивительного.

Каждый орк полезен – а смерть не приносит пользы. Лограму кажется, что он нашёл бесконечный источник ресурсов, однако за них нужно постоянно платить. Обещания некромантов оказались куда привлекательнее безопасности собственного племени – когда власть уже находится в руках, не думаешь о тех, кто остался позади, и необходимости иметь надёжный тыл. Как только орки выполнят свою часть сделки, то перестанут быть нужными, точно ученики Могрула. Даже представлять не хочется, что будет делать Лограм, когда останется только обескровленное племя и его безумная жажда смерти.

А Согорим ещё говорит, что паладины предсказуемые.

Вскормленные рычанием встречают появление Шелур, но, увидев Могрула, не ослабляют напор – как и жрец, они чувствуют смрад полумёртвой ауры. Внутренний исследователь интересуется, как они ощущают себя рядом с тёмной бездной богини Шар, если природа их сил абсолютно идентична.

За последние дни происходит столько нового и невероятного, а Могрул даже не успевает записывать! Похлопав рукой по внутреннему карману и почувствовав твёрдый переплёт журнала, он немного успокаивается.

– Стоять! Мы идём разорять логово Жрецов Тени. Потом разберёмся с теми, кто останется.

Шелур не кажется удивлённой, когда рассматривает Вскормленных, однако в её голосе наконец-то появляются признаки эмоций:

– Это сделал ты? Потрясающе! А мы всегда считали Юртруса самым скучным богом.

Могрул чуть не давится воздухом, когда слышит столь нелестный отзыв. К счастью, Юртрус глух как к просьбам, так и к мнениям в свой адрес… наверное, но лучше перестраховаться, когда его поддержка – последний шанс на выживание.

– Ты же знаешь, что сейчас пик Гниющей Смерти? – намекает Могрул, и Шелур тут же спохватывается:

– Тогда с Днём Рождения, учитель.

– Будет весьма символично, если этот день заберёт мою душу обратно, – бормочет Могрул, представляя заранее, через что ему ещё предстоит пройти за сегодня, однако Шелур настроена куда оптимистичнее.

– Ты же знаешь, что я не допущу этого.

Шукул вновь остаётся в одиночестве, и Могрул чувствует укол совести за своё старческое кряхтение: слишком много ещё дел, чтобы вот так бросить всё и уйти. Слишком эгоистично – но не для молодых.

========== Часть 8 ==========

Молодость спешит жить, спешит настолько, что не замечает расставленных капканов смерти. Старость же дарует размеренность, мудрость и удлиняет время; некуда уже торопиться, а значит, смерти куда сложнее застать врасплох. К счастью, Согорим уже покинул первую группу, но ещё не дорос до второй; линия его судьбы загибает куда более резкие виражи. Любимчик богов, не иначе. Могрул, который ждёт знака от своего молчаливого бога, определённо завидует.

Они коротали долгие вечера в храме за разговорами о божественном, долге и жребии, однако Могрул не озвучил самого главного: мнимое предназначение может раскрыться в совершенно неожиданный момент. Согорим уверен, будто Юртрус подарил ему жизнь, чтобы вернуть порядок, а на деле этим избранным может стать человеческая женщина Катриона, которую тот пощадил и направил совершенно случайно.

К примеру, может показаться, что ты рождён в Гниющую Смерть истинным последователем Юртруса, чуть ли не его смертным воплощением, спасителем племени от мучительной гибели, а на деле оказаться лишь глупым, самоуверенным стариком, которому в лучшем случае отведена роль орудия или козла отпущения. Возможно, он рождён, чтобы уничтожить своё племя – длань Юртруса однажды коснётся каждого, глупо спорить с основной целью Белорукого бога.

Возможно, они все рождены для того, чтобы Шелур и Теневые жрецы принесли порядок вечной смерти этому миру. Слишком много совпадений и общих корней у их магии, чтобы начать сомневаться: рождена та из жажды смерти, пусть и с разными побуждениями.

Со дня появления близнецов Могрул боится за своё учение, за те традиции, которым слепо следуют орки. Если Шукул оспаривал каждое слово, проверял на прочность, пытаясь доказать, что традиция равноценна загниванию заживо, то Шелур продемонстрировала его теорию на практике. Юный поток – это движение. Движение – это жизнь, развитие и новые берега. Племя, запертое в каменном мешке, не выживет; они изначально были обречены, но не знали об этом.

Конечно, Шелур не думает о столь высокой роли во взглядах Могрула – возможно, её предназначение тоже отнюдь не в том, чтобы совершить переворот в племени. Однако пока они идут к приспешнику Гариуса, учителю приходится вновь побыть в шкуре ученика, стать маленьким и ничтожным – даже меньше, чем обычно, – наивным и уязвимым к обману. Быть может, близнецам отведено место в тенях прошлого, но для Могрула во многом они стали учителями, пусть и дорогой ценой.

Совпадений не бывает – иначе можно отчаяться. Батур прекрасно знает это, вот и вселила надежду, но вряд ли она подозревала, насколько проникнется Согорим после увиденных в храме Юртруса чудес. Раньше Могрул бы первым упал на колени и возрадовался распростёршейся Белой Длани, но теперь во всём сомневается. Прожив в иллюзиях, он даже толком не понимает, где реальность, а где обман зрения и слуха.

Всё же Могрул очень похож на своего бога, как ни крути, только мудрости ещё набираться и набираться, а значит, ужасный из него старейшина, но вполне себе способный ученик.

– Ты сильно привязался к этому Согориму, – в голосе Шелур Могрулу слышится ревность, и ухмылка сама собой растягивается на лице, обнажая выпирающие клыки.

– Если бы не хотела убить, тебе бы он тоже понравился.

– В ином случае убили бы меня за бездействие – живой вождь, хоть и бывший, создаёт много проблем. За вами всегда следили, учитель, и вели в Горы Мечей намеренно.

Пока она не говорит ничего нового, о чём Могрул ещё не догадался сам. Ему любопытно, ей ли Согорим обязан своей участью, но он решает, что это не его дело. Между ними и без того достаточно тонкого льда, а Могрул никогда не отличался грацией. Перемирие – штука хрупкая и ненадёжная. Шелур непредсказуема и эмоционально нестабильна, о чём кричит такая же нестабильная, изъеденная аура. Как и Вскормленные, она может взорваться в любую минуту – наверное, поэтому они молча принимают Шелур в свои ряды, но морщатся каждый раз, когда она пытается перехватить инициативу.

Один раз Могрул пробует помочь ей и сплетает исцеляющее заклинание, но Шелур лишь качает головой и шипит – видимо, от боли, – растирая повреждённую кожу пальцами.

– Не обращай внимания, просто иди. Я справлюсь, – говорит она, и сердце Могрула тяжёлым камнем отбивает изнутри рёбра. В её обречённости никто не сомневается, но этот факт ему даётся исподволь. На языке крутятся десятки вопросов, но Могрул как обычно не может сформулировать ничего толкового и клянёт себя за высохший от страха язык. Когда тоннели кончаются тяжёлой железной дверью, Шелур достаёт кинжалы, чем ставит точку на столь непродолжительном единении. – Там будет много магов. Один из невервинтерцев привёл всех своих учеников.

Могрул думает, что передача знаний – логичный порядок вещей, а опьянённые властью и могуществом маги ещё и нуждаются в помощи верных последователей, которым то же могущество не даёт покоя, но не ожидает, что Теневые жрецы своих учеников превращают в безвольных чудовищ. Одна из тварей поворачивает голову и скалится, точно зверь, оголяя вполне человеческие зубы с короткими клыками. Всего миг Могрул пялится на зелёную, как у орков, кожу, обтягивающую череп, и застывает, встретившись взглядом с чёрными, без намёка на белки, глазами. Вскормленные кидаются на защиту жреца, как только тварь взвизгивает. Пещера наполняется гулом выпущенных заклинаний.

– Не стой столбом! – кричит Шелур, и Могрул вздрагивает. Кровь отливает от рук, и без того тяжёлые перчатки точно холодным железом наливаются изнутри. Он с трудом накидывает усиливающие благословения, не замолкая ни на секунду, и вовремя успевает прикрыть себя антимагическим барьером, когда «огненная стрела» прилетает прямо в грудь. – Могрул! – снова вскрикивает его ученица, точно имеет дело с ребёнком.

Стиснув зубы, он перехватывает новый посох покрепче и направляет злость на ближайшую тварь, которая пока безуспешно пытается «кислотными стрелами» пробить со спины защиту Вскормленного. Уронив по швам руки, она застывает – полностью во власти жреца. Усилием воли Могрул заставляет нежить обратить всё своё внимание на стоящего у противоположной стены некроманта, в котором, к своему ужасу, узнаёт Вигнака.

Вскормленные носятся по пещере, сминая хлипких магов в светлых мантиях. Гигантская рука, обмотанная рваным тряпьём, хватает ближайшую тварь за голову и сжимает, как ком бумаги; слышится громкий хруст. Тёмная кровь, больше похожая на струи грязи, вырывается через лопнувшие глаза и течёт по щекам. Могрул морщится, вспоминая, что это всего лишь дети, которые всецело доверяли своим учителям – и к чему это привело?

Он ищет Шелур в гуще битвы и успевает как раз вовремя – когда Вигнак тянет к ней свои поганые лапы в пассе «огненного касания». Заклинание разбивается о щит, выставленный Могрулом. Следующий удар принимает на себя Вскормленный, но не успевает взорваться и падает замертво бесформенной грудой зелёного мяса. Мешки колышутся, как желе, и застывают. Вигнак хмыкает.

– Давно надо было решить наши споры делом, – старый маг кривит лопнувшие, пересохшие губы; его взгляд блуждает по пещере, будто не может сфокусироваться на чём-то конкретном. Раньше Могрул считал Шелур безумной, но теперь Вигнак задал безумию новую планку. Они обходят друг друга и присматриваются, как волки, чьи шкуры испещрены шрамами. За спиной ревут двое последних Вскормленных, и Вигнак явно нервничает, бросая через плечо косые взгляды. – Значит, мы не настолько разные, как казалось, да?

Он всегда попадает в цель, слова разят точно, как ядовитые дротики, но Могрулу некогда болтать: жрецу против колдуна долго не выстоять, а значит, нужно бить наверняка и не жалеть сил. Щит истощился от одной огненной волны. Могрул стоит, но Шелур, которая пытается задеть Вигнака кинжалами, вновь получает ожог поверх того, что оставил сам Могрул при последней встрече. Заметив слабость, которой можно быстро воспользоваться, маг чуть поворачивается, но Могрул вскидывает руку быстрее. Сердце бьётся где-то в висках, и кровавая пелена почти лишает зрения, однако его реакция ещё никогда не была настолько точной; чистая энергия проходит через пальцы и материализуется тонкими, как бритвы, кинжалами.

Секунду длится затишье – Вигнак не сразу осознаёт, что произошло, а когда хватается за горло, уже слишком поздно что-либо предпринимать: кровь из пробитой артерии хлещет потоком, унося с собой жизнь старого мага, который чересчур долго задержался на свете и не желал отдавать привычную власть ни при каких условиях. Иного Могрул не ожидал с тех пор, как увидел Вигнака в обществе приспешника Хозяина Пятой Башни. Что уж говорить о Лограме, если даже его советник, который должен понимать цену этого «дара», начал копаться в трупах.

Шелур оседает прямо на пол, пачкая мантию в крови и едко-зелёной слизи, что вытекает из трупа Вскормленного. Они одновременно призывают целебное заклинание, ожог затягивается, но язвы остаются нетронутыми.

– Что же мне с тобой делать? – вздыхает Могрул, пока растирает кожу на её руке, исследуя повреждения.

– Исследуешь очередной интересный труп и занесёшь в журнал. Он же сейчас с тобой? – она хитро щурится, но вроде как беззлобно, устало. Могрул резко мотает головой и краснеет.

– Я тебя и пальцем не трону. И вообще, заканчивай с этими плаксивыми речами, девочка – тебе ещё жить и жить, только за голову взялась.

Конечно, он не врёт о себе, но жаждущее крови племя удержать не в силах. Даже если он спрячет Шелур или уйдёт с ней сам, долго она вряд ли протянет. Обычное лечение не действует на неё, а наоборот, приносит боль. Ему страшно проверять, вылечит ли её тот приём, которым он убил Вигнака – при любом раскладе результат Могрула не обрадует.

Шелур едва заметно улыбается и кивает.

– Прости, учитель, я отвлеклась.

– Хорошо, мне ещё понадобится помощь, чтобы вытащить Согорима из беды.

Так ложь между ними становится спасительной. Воздух в пещере тяжёлый, безжизненный, он тянет дыхание и тепло из тела; земля чернеет и, точно губка, напитывается противоестественной магией. Могрул водит пальцами над местом, где стоял Вигнак, принюхивается к гнилостному запаху и обречённо вздыхает: если они не остановят людей, то станут их безвольной армией, тенями, лишь издали похожими на себя. Шелур кивает, словно читая его мысли, и настроение окончательно портится.

Тварь в запачканной мантии уже рядом, ждёт нового приказа, и Могрул вздрагивает, совершенно позабыв про неё. Это девушка, судя по округлой фигуре, молчаливая и молодая – непонятно, мыслит ли она или полностью во власти той магии, что подняла её тело. Ни души, ни тем более разума Могрул не замечает. Значит, такими их хотят видеть Лограм и Гариус?

– Ты не должна была идти на поводу у них. Не ожидал от тебя подобной глупости, Шелур, – ворчит он, не в силах уже сдержать рвущиеся эмоции. – Такой должна стать Батур?

– Они умеют убеждать, когда ты потерял надежду и разум от горя.

– Это ответ труса.

Шелур вздрагивает, будто услышав сквозь время слова Шукула – только в адрес Могрула. Вскормленные булькают что-то; зелёная жижа стекает у них между клыков вместо слюны. Они полнятся ядом и явно долго не протянут, оттого и топчутся на месте, как нетерпеливые вепри. Могрул согласен с ними и первым двигается подальше от трупа Вигнака и корней предательства, зародившихся здесь.

Как и при любом заражении, большую часть проблемы создаём мы сами, в своей голове; страх раньше времени мешает жить, толкает к смерти и позволяет хвори разойтись по телу. Чаще заражённые позволяют убить себя, и Юртрус, ощущая слабость, убирает таких орков из мира смертных. Так их собственные лидеры и старейшины стали очагом болезни, который Могрул просто обязан искоренить ради тех, кого ещё можно спасти.

Тоннели ведут всё ниже, в самое сердце горы. Вскормленные идут первыми, собой занимая всё пространство впереди, Шелур прихрамывает, опираясь на руку Могрула. Он всё ещё не понимает её мотивы, но рад, что сейчас они вместе. Сбившимся с пути оркам лишь один путь – через искупление кровью.

Звуки боя гремят эхом, а светлая аура паладина начинает жечь ноздри задолго до его появления на поле боя. Эльфийка, дворф и человек, которые тоже не похожи на солдат в серебряных плащах, лежат на земле, уже не в силах подняться, и Могрул понимает, что явился вовремя. Непонятно, чего они ожидали, когда шли в логово вождя столь скромным составом.

Согорим сражается против Лограма бок о бок с Катрионой, которая прикрывает его от прямых и тяжёлых ударов. Тактика кажется слаженной, будто они всю жизнь бьются вместе. Паладин то и дело дёргается, пытаясь что-нибудь сделать или сказать, но Катриона его осаживает:

– Касавир, я объясню потом!

Орков из клана Ослепителей много, но больше – поднятых магией тварей. Светлая мантия и маска отчётливо выделяются во тьме, точно издеваясь, и Могрул, встречаясь взглядом с четырьмя прорезями, бросает:

– Разорвите его.

Вскормленные несутся на Теневого жреца, используя на этот раз кого-то из нежити в качестве щита. Первый успевает подбежать почти вплотную, а затем изрыгает поток зелёной жижи прямо из горла, видимо, не решаясь проверять противника на искусство ближнего боя. Непонятная субстанция, близкая к той, что находится в мешках, брызгает на стены пещеры и пузырится на светлом одеянии. Маска спасает Теневого жреца от мгновенного ослепления, но ненадолго выводит из равновесия; куски ткани въелись в плоть, а через дыры видны красные опаленные островки плоти. Ублюдок кричит от боли, но та ему только помогает выстоять против Вскормленного – его голова летит Могрулу под ноги. Барьер накинутой «каменной кожи» для яда неприступен, и последний из Вскормленных с рыком отходит в сторону, чтобы раздавить парочку наглых мертвецов.