Текст книги "В одну реку дважды (СИ)"
Автор книги: grey_area
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
– Я всё равно пойду, даже не смей стоять у меня на пути! Вождь прав: настало время напомнить о себе Невервинтеру!
Юноша перед ним тяжело дышит после столь эмоциональной речи; мощная грудь вздымается под мантией, посох в руке заметно подрагивает, и Могрул невольно задаётся вопросом, что тому причиной – страх или праведный гнев?
Глупо верить, что изоляция отделит Шукула от племени и его влияния. Прежде всего он молодой орк, а потом уже тот, кем Могрул хочет его видеть. Зов предков не перебить, он требует крови – это так же естественно, как солнечный цикл.
– А ты что думаешь? – Могрул поворачивается к Шелур, сложив за спиной руки. Он хочет давить на неё, но при этом показать, что у них происходит конструктивный диалог. Это подлый приём, потому что Шукул любит свою сестру и ничего не решает без неё. Шелур – голос его разума, но сейчас она прячет глаза и медлит с ответом, чувствуя нажим с двух сторон.
– Я… я не знаю. Честно. В смысле, зачем на войне жрец Юртруса? – она искренне недоумевает, взмахивает руками, пока пытается сформулировать мысли. Шукул в нетерпении её перебивает:
– Вождю нужен каждый орк, который владеет магией – это сравняет наши шансы!
– Я сомневаюсь, что ты сейчас говоришь о работе в тылу и лечении ран, – наконец Могрул нарушает временный нейтралитет и с готовностью принимает в ответ уничтожающий взгляд. – У каждого в племени своё место, Шукул…
– Это место труса!
Голос гремит громовым раскатом на весь храм, но последующая тишина кажется Могрулу куда громче. Все трое замирают, инстинктивно боясь её нарушить, но Шукул слишком юн и напорист, чтобы бояться божественного гнева – даже в его доме. Он уверен в своей правоте, а Гниющему как обычно плевать на дела смертных. Глухотой так удобно пользоваться! Наверное, впервые в жизни Могрул искренне желает, чтобы его бог наконец проявил себя и простёр свою белую длань над головой молодого идиота, но эта опасная мысль быстро улетучивается из головы. К счастью, Батур сейчас нет рядом, чтобы разочароваться в нём до конца, а Могрулу искренне стыдно за порыв – они с Шукулом явно стоят друг друга. Он слишком хороший ученик, слишком много перенял.
– Глупо хвататься за традиции, когда в моих руках столько возможностей, – с жаром продолжает его преемник, – ты мог бы подарить племени намного больше, чем мазь от лишая, но ты не захотел из-за какой-то глупой привязанности к прошлому, к тому, что тебе сказали делать! Жрец не ждёт часа, когда пригодится его служба, это тот, кто стремится помогать своему племени с чистым сердцем, всем, чем может. Даже ценой собственной жизни, если потребуется.
Последнюю фразу он добавляет уже с ощутимыми нотками укора, будто ставит своему учителю в вину долгую жизнь и седые волосы.
– Ты глуп, если видишь только войну. Да, жрецам приходится сражаться, но не в интересах растущих амбиций вождя. Ты подумал о Батур, которая останется позади? О своей сестре? Им тоже придётся выживать, а без традиций и мудрости предков они обречены.
Шукул явно его не слушает, и даже родные имена на него не действуют.
– Я ухожу с отрядом Горбаша завтра. Это решено.
Мир точно сошёл с ума, если и рассудительная, тихая Шелур внезапно оживает, решительно заявляя:
– Я иду с тобой!
– Ещё чего! – уже кричит Могрул, мир которого и так опасно шатается. – Хотите погубить своё племя? Один должен остаться!
– Он прав, Шелур, прости.
Они расстаются впервые и только сейчас осознают это. Шукул мрачен, но ему хватает ума не втягивать в неприятности сестру. Она бы правда пошла, но насилие не по её части – скорее уж врачевание и зельеварение. Незачем умножать смерти, если выросла вместе с трупами и тяжелобольными. В дорогу, на удачу, Шелур отдаёт брату свою единственную драгоценность – красную бусину на стёртой до черноты верёвке. Они молчат и не смотрят друг на друга, будто снова, как в детстве, объясняются мыслями.
Могрулу самому себе не признаться, что слова Шукула его пугают. Он не хочет вдумываться, проверять веру на прочность, но кипящая, восхитительная молодость горным потоком мутит тихие воды, создаёт опасные волны. Нельзя менять курс, когда ты зашёл так далеко.
Они не прощаются – два упрямца, неназванные отец и сын, – видимо, надеясь продолжить перепалку позже; надеясь, что жизнь рассудит по справедливости…
…но Шукул не возвращается.
========== Часть 4 ==========
О разговоре с вождём Лограмом Могрулу даже лишний раз вспоминать не хочется. После унизительных объяснений, придуманных на обратном пути напополам с Согоримом, более опытным оратором, Могрул предлагает племени уйти на север, где остаётся один-единственный, но чересчур близкий к границам Невервинтера источник. Когда-то место в Горах Мечей, которое люди называют Колодцем Старого Филина, было орочьей стоянкой, исконной землёй. Однако не так давно люди севера решили проложить новый торговый маршрут через неё, поставили лагерь, и патрули со временем отогнали живущие рядом кланы обратно в сердце гор при помощи взрывных сфер, купленных у гномов – когда дело касается общего врага и продажи вооружения, все народы проявляют удивительную сплочённость.
– Они сражались против против жалких двух кланов и расслабились. Когда мы приведём всё племя, люди севера дрогнут, – заверяет вождь Лограм, и его верные приспешники кивают головами, как болванчики.
Могрула не волнуют средства, только цель: орки любой ценой должны выжить. Мясо теперь тоже есть опасно, ведь дикие звери пьют из тех же источников. Вскоре на многие лиги вокруг их дом превратится в безжизненную, ядовитую пустыню.
«И всё благодаря Шелур», – про себя добавляет Могрул и дёргается, как от удара. Сердце бешено колотится, пробуждая самые мерзкие воспоминания. Наверное, лишь твёрдая рука Согорима, лежащая у него на плече, не позволяет позорно упасть.
– Ты взял в ученики такую симпатичную, юную деву – и не стыдно было забирать у клана? – бывший вождь усмехается, когда они возвращаются в храм, однако Могрула любое упоминание о Шелур толкает на грубость:
– А нужно было взять самого мерзкого орка или каргово отродье? – он приподнимает густые брови. – Ты дурак, если думаешь, что талант как-то связан с внешностью или полом. Мрак в голове, да и только!
Однако Согорим и не думает злиться в ответ – наоборот, поддразнивает ещё раз:
– Никогда не видел симпатичных жрецов, – он вмиг добавляет, поймав грозный взгляд жреца Белорукого: – Кроме Батур, разумеется! Ты тоже не красавец, кстати. Думал, это традиция.
Если бы он только знал, насколько трепетным существом была когда-то Шелур – до того, как сбежала. Смерть – истинная ипостась каждого существа, как учит Юртрус, и даже в ней она прекрасна. Стало ясно, что раньше блестящая скорлупа скрывала гнилую сердцевину, и Могрул задаётся вопросом, насколько уместен теперь обратный вариант, где Шелур всё ещё хранит у сердца веру и настоящую, чистую любовь, а не её болезненные побочные эффекты – горе, отчаяние и пустоту разлуки. Насколько велика вероятность, что она прозреет?
Нет ответов сейчас, когда племя вот-вот вымрет, а Шелур бродит неизвестно где и с непонятными целями. Могрул фыркает и уже молчит. На самом деле ответ его забавляет: Согорим явно пытается сгладить острые углы. Орки – народ импульсивный, страстный, но некоторые решения нужно принимать только на холодную голову, и выбор в пользу Гор Мечей кажется самым очевидным. К вечеру возвращаются самые быстрые разведчики Лограма и докладывают, что источник не тронут, раз из него пьют люди.
Приток больных орков иссякает, и каждый понимает, что племя уйдёт раньше, чем последний скончается. Кого-то придётся бросить на смерть и оставить гнить тела в храме. От этой мысли у Могрула кружится голова: когда-нибудь он вернётся – и что застанет? Кожа под перчатками непроизвольно зудит, и пелена застилает глаза от головной боли, будто он уже убирает сгнившие трупы, полные копошащихся червей, пытается выгнать смрад и вернуть обратно привычную чистоту. Однако ничего уже не будет как прежде – это ясно, как день. Только свыкнуться сложно старику.
Пещеры наполняются гулом, точно улей шершней: орки готовятся покинуть насиженное место. Без сожалений, почти налегке они оставляют место, которое отняло так много жизней. Некоторые кланы вымерли, некоторые, где остались женщины и дети, присоединяются к более сильным. Выбора у них нет, как и права о чём-то торговаться. Однако клан Ослепителей силы не утрачивает: возможно, оттого, что приближённые к вождю и сам он пили не обычную воду, а медовуху – в честь победы над Согоримом.
Могрул всё чаще думает о случайностях и вероятностях, приведших их к настоящему моменту: что же это – шанс стать чем-то большим или же знак предстоящей смерти? Жрицы Лутик хранят молчание. Их осталось слишком мало – стариков так вообще можно пересчитать по пальцам, и все они собираются вместе, чтобы обсудить столь нерадостное будущее.
Вигнак Огнерукий и Яйсог – глава клана Костогрызов – приходят первыми, и Могрул уводит их смежную часть храма, где размещается мастерская. Пока маг рядом, он не боится за сохранность ингредиентов.
– Значит, тут всё и началось… – задумчиво произносит Вигнак, поглаживая длинную бороду.
– Здесь и закончится, – обещает Могрул и не скрывает боевого оскала. Яйсог хитро улыбается.
– Ты что-то придумал, старый лысый пень?
– Если и не спасёт, то точно оставит ощутимый след на земле, – туманно отвечает Могрул, а сам поглядывает на плесень, растущую на стенах, будто та всё слышит. Впрочем, почему бы и нет? Святое место полнится божественной тенью, через края переливается, даруя порой такие чудеса, о которых в здравом рассудке никогда бы не подумал.
Храм постепенно пустеет: те, кто могут уйти – уходят, но некоторые остаются лежать, порой даже на холодном камне, ибо не хватает на всех хотя бы худых лежаков. Постепенно тишина заполняет храм Юртруса, и кажется та зловещей, кошмарной – смерть в последние дни пересытилась, а что она явит, когда лопнет, Могрул не имеет представления. Плесень светится, будто знает какой-то секрет.
Является Музгаш из клана Хребтоломов, их лучший кузнец Гахт Меченосец и Батур, которой после кончины старшей жрицы предстоит возглавить храм Лутик и обучить новых жриц. Вигнак приглашает старейшин выстроиться плотнее, образуя полукольцо, в центре которого встаёт Могрул. Согорим вежливо остаётся в стороне и помогает оставшимся больным, за которыми уже никто не ухаживает, но Могрул знает, что этот хитрец всё слышит.
– Всего шестеро, – подытоживает Яйсог и качает головой. Могрул же подмечает очередное совпадение: шесть стариков – шесть орочьих богов, однако такая мысль граничит с гордыней. – Это все старейшины, кого удалось найти. Вождь ещё не знает, но вряд ли его сейчас будет волновать здоровье стариков: мой клан помогает Ослепителям организовать защиту обоза – к самому необходимому посадим детей, а все остальные пойдут пешком: нужно идти быстро, налегке, чтобы успеть пройти низину незамеченными.
– В долине и на болотах есть другие кланы, – кивает Музгаш, глава разведчиков. – Там молодые и крепкие орки, но полудикие и тупые, как камни. Логрум наверняка захочет от них избавиться. Он пылкий и сильный воин, но слишком молод, чтобы смотреть в будущее.
Старейшины молчаливо переглядываются, и каждый понимает, что без их знаний племя ждёт та же участь: дикость и жизнь на поводу у инстинктов. Большинство членов кланов знают только орочий язык, и лишь единицы – общее наречие. Молодые считают, что язык врага делает врагом и тебя, что это низко – уподобляться людям и эльфам, – и не понимают, что быстро изменяющийся мир, как бы ты от него ни прятался, не исчезнет, и орки являются его частью, а не просто потенциальными завоевателями. Без знаний их ждёт только вырождение и неминуемая смерть, ведь глупый и дикий орк ничем не лучше потерявшегося ребёнка.
Музгаш бережно раскрывает карту – настолько подробную и до мелочей вырисованную, что у Могрула захватывает дух. Когда-то, будучи юным, Музгаш обошёл весь Берег Мечей и нанёс его на бумагу, тщательно отображая каждую деталь местности: горы, тропы, реки и озёра. Именно его труд спасает их сейчас. Морщинистый палец указывает на точку рядом с руинами древнего Иллефарна, где, как помнит Могрул, находятся какие-то древние магические статуи. Вигнар знает больше, поэтому предлагает обойти дикие кланы стороной, чтобы в случае чего те прикрыли тылы, потому что впереди обязательно ждёт серьёзная битва.
– Армия не пройдёт по этим узким тропам, а мы малыми отрядами скинем их в пропасть. Да люди слишком трусливы, чтобы вообще туда сунуться! – голос Гахта грохочет под сводами, сотрясая воздух. Кажется даже, что плесень поджимается в страхе перед этим мощным, пусть и с небольшим брюшком, орком. Глядя на его руки, с трудом верится, что те созданы для созидания – скорее, для отрывания голов дварфам.
– Люди будут охранять торговый путь, сейчас они надёжно укрепились в окружении гор. Но и это ещё не всё: пленники рассказали о странных явлениях, – спокойно объясняет Музгаш и кидает быстрый взгляд вглубь храма, где неспешно перемещается Согорим. – Говорят, будто маги смерти бродят по земле безнаказанно, как хозяева, а болота изрыгают ожившие трупы сотнями. Если это так, то нам…
– Это правда.
Первым Могрул чувствует на лысом затылке острый взгляд Согорима, остальные же реагируют по-разному: Вигнак складывает руки на груди и с интересом ждёт продолжения; Батур хмурится и всё ещё хранит молчание. Лишь пылкие воины рычат и переглядываются, явно не понимая, что происходит.
Могрул рассказывает без утайки обо всём, что выведал и видел собственными глазами, потому что одному справиться снова не выйдет – слишком много на этот раз принесено жертв, да и не в праве он скрывать что-то от тех, кто может помочь и не рубить с плеча, как Лограм. Но видит Юртрус, на месте каждого присутствующего орка Могрул сам бы вскипел от ярости и пожелал покончить с преступником собственными руками. Произнесённое имя на миг оглушает, и пещеру заполняет тишина; Батур обеими руками глушит вскрик, но слёзы уже стекают по её щекам. Могрул не находит в себе сил смотреть на это – на разочарование и боль, которые познал в тот миг сам.
– Милостивая Мать Пещер, сохрани её душу, – шепчет Батур, но Гахт придерживается иного мнения:
– Твоя ученица ворует твою отраву, – на причастности Могрула он делает особый акцент, и, скрестив руки, тот встречает прожигающий взгляд, – а нам скажешь, что всё это, – он обводит взглядом храм Юртруса, где доживают последние часы их братья, и кривится, – случайность? Груумш всё видит, жрец, он не…
– И всё же проглядел, – спокойно констатирует Вигнак и берёт слово, пока Гахт задыхается собственным возмущением. Довольно редко Могрул чувствует к упёртому магу уважение – уж чего, а концентрации ему точно не занимать. – Важнее разобраться, кто хочет нашей смерти. Шелур была способной ученицей, но теоретиком – кто-то ей определённо помогает.
Громкий всхлип вырывается из горла Батур; не в силах больше сдерживаться, она открывает рот, пытаясь что-то сказать, но срывается на рыдания. Инстинкт велит Могрулу утешить её, защитить, но он тут же каменеет, когда слышит:
– Это была я! Простите, – Яйсог и Гахт, стоящие рядом, отстраняются с неподдельным ужасом на лицах, словно Батур только что на их глазах покрылась струпьями. – Простите, я её впустила и не знала… Не знала! Она попросила – как я могла отказать?
Могрул не хочет слышать, но слушает о том, как Батур ждала повода, чтобы отвлечь его. Шелур с ним встретиться побоялась, поэтому воспользовалась добротой почти что матери, вызвав в душе ложную надежду на возвращение, а затем скрылась с ядом. Конечно, Батур до сих пор не знает, что произошло в тот день, когда они нашли Шукула – тогда бы… А что бы она сделала? Тоже какое-нибудь безумство – из-за любви.
– Я считал тебя мудрой женщиной, но ты не захотела разглядеть в ней гниль, не так ли?
На этот раз спокойный и участливый голос Вигнака приводит Могрула в бешенство, и в то же время он не может с ним не согласиться. Орки не говорят о любви как эльфы и люди, потому что она делает их слабыми, уязвимыми – это болезнь, что разъедает податливое сердце и залепляет глаза иллюзиями. Даже лживые создания Нижних Планов не способны так заморочить голову и сломать волю, как может привязанность. Могрул и сам уже давным-давно заражён, позорно и безнадёжно, но самое страшное в том, что он не желает лечиться.
Тем временем Вигнак продолжает изображать из себя хозяина – он пережил уже четырёх вождей и не желает терять место у трона:
– Ты же понимаешь, что я не могу закрыть глаза на предательство? – Батур покорно кивает, смиренно, и сердце Могрула соскальзывает в пропасть грудной клетки.
– Это же смертный приговор! – восклицает он. – Ты знаешь, что её доверием воспользовались, и всё равно готов извести последнюю старшую жрицу? Ты всех нас погубишь, идиот! Сейчас не время…
– Ох, Могрул, – вздыхает Вигнак, и рот его кривится в усмешке, – сейчас самое время. Наш народ напуган, он требует ответов, но ты прав. Однако я не могу позволить убийце разгуливать свободно – кандалы будут лучшим решением, пока мы не доберёмся до Гор Мечей. Потом вождь Лограм восстановит справедливость.
На лицах старейшин Могрул видит один и тот же приговор – весь их самонаречённый клан поставил племя под удар, и, точно прогнивший зуб, его следует вырвать. Самое страшное, что Батур винит себя и согласна отдаться на волю вождя, которому не терпится кровь пролить по любому поводу. Могрулу тоже жить недолго при таком раскладе; пока он нужен, но один большой промах уже ставит под сомнение надобность в услугах жреца Юртруса. Как назло, и божество его хранит молчание, не являя присутствие богобоязливым оркам.
Пока он размышляет о будущем, старейшины снова возвращаются к Шелур:
– Она переметнулась на сторону людей – это как пить дать, – грохочет Гахт. – Мы портим кровь друг другу долгие века, но сейчас они готовы нас извести, как крыс, ради своих торговых путей. Я согласен с Вигнаком и вождём Лограмом: нужно ударить по ним сейчас, пока есть силы и время!..
Остаток собрания Могрул проводит как в тумане, его тошнит, и шрам на сердце скребёт, словно иглой, чувство тревоги. Старейшины обсуждают будущую стоянку в Горах Мечей и находят пещеры с неплохим потенциалом, планируют будущие налёты и маршруты для снабженцев. Батур уже не плачет, и в глазах её он видит мольбу о прощении: «Ты веришь мне? Это же была наша девочка!» Их судьба теперь в руках богов, но Могрул слишком упёрт, когда дело касается чего-то личного: он хватает Батур за запястье, мешая уйти вместе с остальными, и Юртрус свидетель, после недвусмысленных угроз он выпустит её только если его самого убьют.
– Ты сам сказал, что храму нужны наставления старшей жрицы, – говорит она тихо. – Я не могу бросить свой народ сейчас. Не волнуйся, даже цепям не сломить мою веру.
Её рука поднимается и на миг нерешительно застывает у его лица, затем нежно, будто боясь спугнуть, Батур проводит шершавыми кончиками пальцев по коже на щеке. Касание кажется и холодным, и огненным одновременно; Могрул дёргается, рот приоткрывается, однако ничего членораздельного он выдавить не может.
– Я должен… многое рассказать.
– О, не сомневаюсь, – на её заплаканном лице появляется тень улыбки, но лучше бы злилась – слишком часто он доводит её до слёз.
Вигнак без церемоний перехватывает Батур за плечо и уводит из храма, а Могрул остаётся стоять, как идиот, глядя вслед. Ноги будто прирастают к земле. Напоследок он чувствует на плече руку Яйсога, ловит его ухмылку и вспоминает наконец, что ещё далеко не всё потеряно. Да, они заперты в рамках своего долга, но кто мешает трактовать его чуточку… шире? Шукул определённо сейчас рассмеялся бы.
Требуется несколько мгновений, чтобы восстановить дыхание. Когда привычное спокойствие наполняет храм, Могрул, как обычно, направляется к мастерской, чтобы надеть белые ритуальные перчатки. Судя по шарканью за спиной, Согорим заинтересован его подозрительно собранным поведением.
– Тебе не нужно собираться в путь? – на всякий случай уточняет он.
– Всё, что нужно, на мне и в походной сумке. Осталось завершить работу.
Даже ему самому тон кажется безжизненным. Пока Могрул точит нож, мысли в это время сами собой перетекают к Шелур; затем он берёт глиняную посудину, вилку с двумя тонкими зубьями и направляется к разросшейся колонии плесени, выбирая самую жирную и выпирающую часть, готовую будто вот-вот оторваться от стены и уползти. Конечно, всё это выдумка, но Могрул всё равно осторожничает, как обычно.
Подсунув острие ножа под корень, царапая камень, он резко давит на ручку, пока плесень не шлёпается на подставленную миску. При беглом осмотре Могрул замечает тоненькие ростки, что свидетельствует о созревании – вот-вот споры брызнут в воздух. Сложно сказать, дышит ли он ими всю жизнь, или же плесень пребывает в некой спячке – недокормленной, вечно юной, пока не наступает момент для распространения. Оба варианта холодят кровь и напоминают, сколь много Могрул не замечает.
– Что это за дрянь? – Согорим благоразумно держится на расстоянии и лишь вытягивает короткую шею, чтобы разглядеть «урожай» получше.
– Честно, не знаю, – не дыша, чтобы не смахнуть свою невесомую добычу, бормочет Могрул, и судя по округлившимся глазам, Согорим ждал ответа куда более развёрнутого. – Сколько себя помню, плесень растёт в храме, и я даже как-то перестал замечать, насколько она удивительная.
Согорим выражает сомнения фырканьем в сторону – тихо, чтобы не разозлить молчаливого бога, – и Могрул может его понять: обросшие стены и потолок храма – последнее, что видят перед смертью, и ассоциироваться с чем-то приятным они не могут.
Ещё в юности, когда разум был куда податливее, Могрул искал хотя бы похожие описания храмовой плесени в драгоценных книгах и записях учителя, однако и тот не знал, что она из себя представляет. Многие поколения жрецов живут с ней бок о бок и совершенно не замечают удивительных деталей, вроде спонтанного свечения – впрочем, в храме Юртруса можно застать вещи куда более странные. Многие больные в бреду шепчут, что она вскормлена последним дыханием, и совсем недавно, когда Могрул подумал об избытке смертей в храме, то невольно уставился на стены, а плесень будто бы подмигнула.
Впрочем, от недосыпа и стресса и не такое померещится – так бы он и сказал в любой другой день, – однако Могрул решается на откровенно опасную авантюру.
Он опускается на колени перед больным орком и констатирует все признаки горячки: глаза под веками бегают, кожа сочится крупными каплями пота, из приоткрытого рта высунулся сухой, почерневший язык, мышцы сокращаются, мешая уснуть, однако скорее он умрёт от истощения. Это один из последних разведчиков, который испил из дальних источников, встретившихся Могрулу по пути. Должно быть, он был в отчаянии, раз решился на риск.
– Слышишь меня? – почему-то Могрулу важно знать, что второй участник его авантюры даст согласие добровольно. Разведчик наклоняет голову на звук и мычит; веки чуть расходятся, являя красные белки глаз. – Если ты готов послужить племени, доверься Белорукому Богу.
Никто в здравом уме не отдаст душу Юртрусу, но умирающий в горячке цепляется за последнюю нить – даже если смерть только отсрочится, оно того стоит. Не теряя времени на раздумья, Могрул подцепляет часть плесени длинной вилкой, однако на полпути его останавливает рука Согорима.
– Что ты творишь? – шипит он почти в ухо, угрожающе нависая сверху – даже калекой, заметно потеряв в весе, бывший вождь заметно превосходит Могрула в ширине плеч и росте. В любой другой день этот факт ударил бы по самолюбию, напомнив о неполноценности.
– Ему всё одно – помирать и гнить здесь. Если есть даже безумный шанс, надо им воспользоваться – так и работает милость Юртруса.
Хватка слабеет; несколько мгновений Согорим ещё сомневается, а затем, вздохнув, отпускает. Могрул тут же отправляет плесень в глотку разведчику и, чуть приподняв ему голову, помогает запить. Как-то тот находит остатки сил и вгрызается в стакан зубами, пока последняя капля не падает на чёрный язык.
– Что же с ним будет? – с мрачным видом спрашивает Согорим, а увидев, что Могрул идёт к следующему больному, восклицает: – Ты всех решил этой гадостью накормить?
– Если это последнее дыхание живых, то они разделят его на какой-то срок. Не знаю, как распорядится Юртрус, но из храма эти орки уйдут сами, – опережая вопросы и возражения, Могрул добавляет: – Я знаю, на что это похоже, но Юртрус продлит жизнь во служение оркам, а не поднимет безмозглую куклу на потеху некроманту. Вспомни, как Белорукий сам выглядит на изображениях!
Могрула пробирает смех с внезапно обретённой параллели – но какой-то надрывный, отчаянный.
– Как ходячий труп, – бросает нехотя Согорим и снова недобро зыркает из-под выпирающих бровей.
========== Часть 5 ==========
Всю дорогу Могрул хранит молчание. Злоба копится, как едкая желчь, однако тщедушного старого орка никто не замечает, и нет возможности её выплеснуть. Согорим, наученный опытом, держится в стороне; судя по скопившимся у висков бусинам пота, ему тоже нелегко приходится, однако реальность с их проблемами не считается.
Покинуть храм – куда сложнее, чем кажется на первый взгляд: прав был Шукул, когда называл его привязанным к прошлому стариком. Тяжело расстаться с вещами: удобным расположением мастерской, собранными за долгие годы ингредиентами, близкими сердцу безделушками и отметками солнечных циклов на стенах, хоть каждую он помнит наизусть – солнце тоже, как Могрул, не меняется из года в год и ходит по кругу. Мысли то и дело возвращаются к сундучку, из которого он забрал только журнал с исследованиями и запрятал его во внутреннем кармане мантии.
Впереди ожидает воинственно настроенная неизвестность. Чтобы ухватиться хоть за что-то родное, Могрул ищет взглядом Батур и всего один раз замечает знакомую фигуру в окружении других жриц. Те словно защищают свою наставницу собственными телами или же жмутся в поисках поддержки сами, однако глаза женщин горят решительностью. Члены племени держатся рядом, но обходят стороной компанию жреца смерти; кого-то откровенно пугает, что полумёртвые разведчики теперь бодро вышагивают рядом с Могрулом и односложно отвечают на вопросы. Старые мешковатые мантии скрывают разрастающиеся на коже гнойники, а надвинутые капюшоны – пожелтевшие из-за разбухшей печени белки глаз. Согорим до сих пор не может отойти от увиденного утром и кидает на Могрула странные взгляды, в которых читается как откровенный ужас, так и благоговение.
Кажется, оркам нет числа в этом едином потоке, однако так лишь кажется: пусть воины из клана Ослепителей повторяют, что умерли самые слабые, всё же их часть от племени – большая. Нет «лишних» – есть лишь те, кто не приносит пользы, а таковых никогда не было и не будет: даже павший в бою боец исполняет своё предназначение.
Всему есть причина.
Могрул пытается убедить себя, что переход к Горам Мечей – это его решение, не вождя, но и тот с ним вроде как согласен. Единодушие не должно быть подозрительным, однако в глубине души чувство тревоги кричит о ловушке. Судя по хмурым лицам вокруг, не один Могрул так думает – инстинкты всегда вели их народ, как путеводная звезда, и приносили лишь славу. Похоже, кому-то хочется видеть их сломленными, а не просто мёртвыми.
Воины кланов Ослепителей и Костогрызов сопровождают вытянувшийся строй и пыхтят, если кто-то выбивается из ритма; часто вспыхивают мелкие стычки – нервным оркам сложнее держать себя в руках, особенно когда жажда мести ярит кровь. Яйсог, как второй после вождя командующий, старается осадить молодых, но даже он при всех талантах не может быть одновременно повсюду.
Деревьев и зелени вокруг всё меньше, только голые выжженные солнцем скалы защищают обоз от сторонних глаз. Задирая голову, Могрул видит разведчиков на возвышенностях, прикрывающих их сверху. Условный сигнал так ни разу и не звучит – всё чисто. Ни души вокруг, только мелкие птицы в испуге срываются с насиженных мест, а те, что побольше, тянут длинные шеи, с интересом рассматривая потенциальную добычу. Дорога проходит через каньон, у входа в который остаются воины клана Костогрызов, чтобы прикрыть тыл – судя по всему, отсюда отныне начинаются их «новые» старые владения. Могрул никогда не разбирался в картах – разве что только солнечных, – но целиком полагается на опыт и острый глаз Музгаша.
Звуки битвы долетают с эхом через весь каньон, и племя постепенно сбавляет темп. Несколько вспышек пламени вырываются в небо. Согорим спрашивает, не пора ли им вмешаться, но Могрул качает головой: куда им, только под ногами мешаться будут. Когда шум стихает, они продолжают путь и спускаются в пещеры, где жрицы Лутик первым делом раскидывают временный лагерь. Посреди суеты Батур выглядит собранной и строгой, как сама богиня, и Могрул даже не сразу замечает толстые стальные обручи поверх привычных глазу браслетов. Каким-то образом Батур отвлекает внимание от своего положения – или же действительно отдаётся всей душой делу, пытаясь сполна искупить ошибку. Когда Могрул с усилием отводит взгляд, земля шатается под ногами, а сердце снова гулко бьётся в груди.
Первым делом жреца Юртруса ведут к роднику в скале, где уже собрались лидеры кланов: несмотря на довольно посредственное течение, источник воды выглядит надёжным. Чуть поодаль он замечает свежие лужи крови, а рядом – неизвестного в светлой робе и маске с прорезями в два ряда, будто у него две пары глаз. Амулет специально лежит поверх одежды, чтобы указать, кто именно перед ними стоит, но Могрулу рисунок ни о чём не говорит. Зато Вигнак выглядит довольным, пока тихо переговаривается с незнакомцем.
Родник взят в плотное кольцо, и воины намереваются контролировать его и днём, и ночью. Судя по всему, их не смущает присутствие постороннего. Склонив голову и навострив уши, Могрул берёт пробу воды кружкой и кидает туда мелкую лягушку. Как назло, пыхтение воинов заглушает шёпот двух магов.
– Чего копаешься? – бросает тот воин, что стоит между ним и магами – видимо, ему кажется подозрительной заторможенность жреца, а не появление чужака. Могрул топит возмущение в приступе кашля, когда наконец разгибается. Не ему устраивать скандалы, особенно теперь, когда правда обнажена, как открытая рана – теперь остаётся не довести её до гниения.
– Чистый, – некоторое время Могрул молчит, пытаясь подобрать слова помягче, – но нам его не хватит.
Лограм кривится, но кивает и отдаёт новые команды своим воинам: предстоит ещё много работы под носом у людей севера, которые, как говорят, стоят недалеко, но глубоко в низине. Музгаш успокаивает лидеров кланов:
