Текст книги "Отпуск на всю жизнь (СИ)"

Автор книги: Генрих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

И что у меня там, в билете, чем меня удивят? О, первый вопрос об арифметическом корне, неприятная для меня тема. Неприятная была бы, если бы не славный парень Пистимеев Александр! Не поворачивается язык называть его неполным, пренебрежительно обрезанным именем в такой момент. Это он растолковал мне тонкости, которые учебник искусно обходит. В тот момент я испытала ощущение приносящего огромное облегчение щелчка, с которым встают на место выбитые из суставов кости. Ладно, хватит рефлексировать, работать надо…

Время от времени меняю положение ног. Во-первых, чтобы не затекали, во-вторых, дать рассмотреть благодарным зрителям с нового ракурса. Жалко, стрелки на чулках видны не всем и не всегда. Уложить ножки в одну сторону, в другую, скрестить, потом одну слегка отставить… короче, над осаждаемой цитаделью гремит непрерывная канонада артобстрела.

Всё сделано. Сижу, усиленно придираюсь сама к себе. Кое-что подправляю с помощью ссылок. Поднимаю голову, кто-то уже готов, подходит преподаватель смотрит фамилию в экзаменационном листе, приносит письменную работу. Внимательно наблюдаю, руку поднимать не спешу. Меняю положение ног, одну выставляю вперёд так, что ступня изгибается до предела. Но носок туфельки твёрдо опирается о пол, несмотря на мешающей этому высокой шпильке. Не зря мне Эльвира три месяца ступни терзала, так что поначалу казалось, что она их сломать хочет.

Ха! Это выстрел из крупного калибра! Вижу как пара парнишек, сначала один, потом другой, не могут оторвать взгляд. Пристально посмотрел один из преподавателей, и чуть ли не с чмокающим звуком отрывается от зрелища.

Наверное, хватит. Долгое сидение тоже может плохое впечатление произвести. Ловлю взгляды экзаменаторов, делаю жест рукой, то ли поднимаю её, то ли приветствую. Подходит тот, что смотрел на ножки, не старый, но в возрасте. Смотрит в мой лист.

– Молчанова? Готовы?

Я киваю. Приносит мою работу, садится рядом, сдвигая меня от края. Хм-м, это минус, мальчишки уже не смогут мной любоваться.

– Очень хорошая работа, Молчанова. Мы поставили девять.

Против оценки качества ничего против не имею. Но почему девять, а не десять? Просматриваю свои листы внимательно. Блеск! Ни одной пометки красной пастой, только подчёркнуты ответы. Видимо так отмечают правильность результата. Озвучиваю своё недоумение, сбивая экзаменатора, который уже ждёт от меня ответа по билету.

– Почему не десять?

– Десятку мы можем поставить только за феноменальный результат. Поверьте, девять очень хорошая оценка…

Класс!!! Конфликт на ровном месте! Да я же сейчас вас в порошок сотру!

– Извините, не поняла. Нам ничего такого 31-го числа не говорили. Никто не сказал, что десятку получить можно только за какие-то неопределённые выдающиеся заслуги.

– Не нужно ничего особо выдающегося. Хватило бы оригинального нестандартного решения задачи.

– Такого требования наверняка нет в ваших правилах оценивания работ, – парирую я, – Или есть? Покажите!

Экзаменатор не смущается, он подыскивает аргументы. Пока он не контратакует, наношу следующий удар.

– Какая-то странная у вас аргументация. Скажите, каким образом стрелок может получить больше десяти очков за один выстрел? Да никаким! На мишени самая высокая точность обозначена десяткой. Я выбила десятку, а вы не хотите мне её ставить, только потому, что я перед выстрелом сальто не сделала?

– Молчанова, мы заложили возможность оценивания по высшему баллу выдающихся работ. Поставим вам десять, а вдруг найдётся работа лучше?

– Не найдётся, – уверенно заявляю я, – Нет на мишени большего количества очков. Смотрите!

Перелистываю свою работу перед его поскучневшим взглядом.

– Нет ни одной пометки, исправления или замечания! Значит, работа безупречна! Какой выдающийся результат вы ждёте от решения школярских задач? Эти решения давно известны, все ответы на вопросы даны в учебниках. Вы намереваетесь обнаружить грибное место на только что заасфальтированной дорожке? Вы меня сто раз простите, но не могу удержаться от вопроса: вы в своём уме!

Мой последний вопрос слышат ближайшие соседи. Испуганно оглядываются. Присматривается к нам и остальная комиссия. Чуточку придерживаю себя, скандал надо держать в рамках. Мне нужно поступить в Лицей, а не оставить на его месте развалины. Жду. Преподаватель размышляет, собирается с мыслями.

– Мне надо посоветоваться с коллегами, – и уходит к остальной комиссии.

Пока они, склонившись друг к другу головами, обсуждают что-то тихо, но довольно бурно, поглядываю по сторонам. Надо отвлечься. А тут есть симпатичные мальчики, но почти все как-то испуганно смотрят в мою сторону. Кое-кто старается не смотреть. На парочку посмелее стрельнула заинтересованно глазками, чуть улыбнулась.

На настоящий момент из класса вышли три человека. Не знаю, что они получили, нам не сообщают. Впустили пятерых, больше мест нет. За одним столом можно сидеть только одному, его ближайший сосед не ближе, чем через стол. В шахматном порядке мы сидим, если коротко.

Замечаю возвращающегося экзаменатора, когда он уже подходит и садится.

– Комиссия решила задать вам дополнительный вопрос по письменной работе. Ответите правильно и полностью – получите десять. Нет, оставим девять.

– Нет, – коротко и с предельно обаятельной улыбкой безапелляционно отвечаю я.

Я не упрямая скотина и вполне способна согласиться на приемлемые ясные условия. Но оценка устного вопроса всегда более субъективна, чем письменное решение. И звуки речи к документу не приложишь. Слишком скользкие условия.

– Но почему? Молчанова, один вопрос и противоречия разрешены!

– Нет такого в ваших Правилах. Вы их на ходу меняете. Это не допустимо. Ставьте десять и противоречия будут разрешены.

Опять уходит. Опять совещаются. Слегка напрягаюсь, не нравятся мне их взгляды. Не то чтобы злые, но они явно хотят меня проучить. Так, что они могут сделать? Только занизить оценку за устный экзамен. Начинаю готовиться к новой схватке. Какая я молодец, что непрерывно много месяцев интенсивно работала головой именно по утрам! Мозг работает на полных парах, ясный и предельно собранный.

Опять подходит мой экзаменатор. Садится. Садиться, чтобы через полминуты встать. Забегался, наверное, туда-сюда.

– Хорошо, Молчанова. Мы ставим вам десять за письменную работу. Приступим, наконец, к устному экзамену. Давайте ваш билет.

– Не приступим, – ласково улыбаюсь я, – То есть, приступим, но не так.

Тем временем он выводит мне с кровью вырванную оценку в экзаменационной лист. На мои слова смотрит с усталым недоумением.

– Вам так и придётся курсировать туда-сюда. Чтобы избежать всяких споров и сложностей я хочу сдавать экзамен сразу всей комиссии. Прошу вас! – я не могу выйти, стол стоит вплотную к стене. Вообще-то так не принято, наверное, нарочно это сделали, чтобы увеличить расстояние между школьниками.

Возражать не стал, только устало вздыхает. Идём к сомкнутым столам комиссии. Замечательно! Теперь меня будет видно всем мальчишкам. И стрелки на чулках, на которых они обычно залипают. Хорошая позиция.

Мне предоставляют стул. В своём внутреннем представлении я выхожу на поле боя с несколькими противниками. Мне нужна чистая победа, я должна всех уложить. Кладу заготовленные листы перед собой. На каждом написана дата, название экзамена, мои имя-фамилия, номер экзаменационного листа. Тридцать второй он, кстати.

– Начинайте, Молчанова, – это строгий председатель комиссии.

Начитываю первый вопрос, с ходу отвечаю. А что там отвечать? Определение арифметического квадратного корня плюс некоторые пояснения.

– Скажите, Молчанова, а зачем введены такие ограничения: обязательная положительность подкоренного числа и результата извлечения корня? Ведь корень нечётной степени вполне возможно извлечь и из отрицательного числа.

У-п-п-п-с! А вопросец коварный! И некорректный. И что делать? Отказаться отвечать сходу? Не, не буду их так радовать.

– Запишите пока заданный вопрос, – обращаюсь к «моему» экзаменатору, – а я подумаю.

– Нет-нет, запишите номер билета, номер вопроса из билета, потом текст дополнительного вопроса и не забудьте фамилию задавшего вопрос.

– Вы планируете протоколировать весь экзамен? – с лёгкой улыбкой любопытствует председатель. Его сосед сверлит меня мрачным взглядом. Это он задал противный вопрос. Улыбаюсь с искренней симпатией.

– Да.

– Вы нам настолько не доверяете?

– Вы только что необоснованно пытались занизить мне оценку за письменную работу. Почему я должна вам доверять? – голос мой максимально нежен, улыбкой тоже смягчаю жёсткий по сути ответ.

В ответ хмыканье. Кажется, председателя веселит ситуация. И вот, наконец, я могу отвечать.

– Пишите ответ, – обращаюсь к экзаменатору, который исполняет роль ведущего протокол, – Вопрос некорректный. В математике не принято обсуждать определения и вводимые термины, их просто принимают к сведению. Это не законы в парламенте, которые дебатируются месяцами. Про парламент можете не писать. Так как вопрос некорректен, то и мой ответ не может быть полным. Я считаю: для удобства.

– Записали? Пишите дальше моё мнение: вопрос и ответ на него засчитаны и оценены быть не могут в виду упомянутой некорректности.

– Она права, – вдруг замечает председатель, – Да и вообще, это довольно глубокий вопрос и точно не для восьмиклассницы.

Благодарно хлопаю ресницами в его сторону.

Второй вопрос из билета проскакиваю даже без допов. На третьем меня пытаются подловить. Уже председатель. Но получилось наоборот.

– Молчанова, вы сослались в задаче на определение параллелограмма. Что оно гласит, это определение?

Барабаню ответ. Потом вынуждаю протокольщика записать вопрос, ответ и нарисовать плюсик за правильность. Фишка в том, что вопрос очень простой, но он идёт в зачёт. Я же ответила.

– Точно? Вы не перепутали? – председатель хитренько улыбается.

– Точно, точно! – уверяю я, – Мне уже поставили плюсик.

Председатель не выдерживает, фыркает. Я тоже смеюсь. А чего мне не смеяться, я удар парирую, а они – нет.

– Чем отличаются свойства параллелограмма от его признаков? – сильный вопрос задаёт председатель. Но ответ прост, если его знать. Сейчас надо сказать спасибо папочке, это он как-то разъяснил мне этот тонкий момент.

– Каждый признак можно считать свойством параллелограмма. Но если есть признак, то рассматриваемый четырёхугольник однозначно параллелограмм. Наличие свойства в общем случае не позволяет однозначно делать такой вывод.

– Какое вы можете назвать свойство параллелограмма, которого недостаточно, чтобы считать четырёхугольник параллелограммом?

Я притормаживаю, жду, когда запишут мой предыдущий ответ и вопрос. И лихорадочно перебираю в голове все известные мне свойства. Их не так много, но есть недокументированные, не явные, и их много. Ладно, не будем выходить из зоны учебника.

– Одна диагональ делит четырёхугольник на два равных треугольника. Две противоположные стороны равны или параллельны тоже можно считать такими свойствами.

– Вы увлеклись, Максим Леонидович, – замечает мрачный, – есть много других тем для вопросов.

Кидаю удовлетворённый взгляд на красные плюсики, украшающие протокол. Минусов нет.

– Хорошо, – председатель оставляет обширную тему параллелограммов, будь они прокляты! – Маленькая задачка и закончим.

Он вытягивает лист из-под руки протокольного и набрасывает короткое число: 0,(1).

– Вы же знаете, что такое геометрическая прогрессия?

– Ну… да, – неуверенно киваю. Моё смятение возбуждает мрачного.

– Это, как вы видите, бесконечная периодическая десятичная дробь. Переведите её в обыкновенную.

Я думаю, у меня есть время, пока записывается вопрос. Дело в том, что я знаю ответ, хотя… но об этом позже подумаю. С меня формально не спрашивали вывод, значит, я имею право его не делать.

– Вам нужно время подумать? – участливо спрашивает председатель.

– Нет. Ответ: одна девятая.

– Вы просто случайно знали ответ? – неприятно поражается мрачный.

– Запишите этот вопрос тоже, – тычу наманикюренным пальчиком в лист «моему» экзаменатору. И тот вдруг действительно начинает записывать, знала ли я ответ.

Я откидываю голову назад и заливаюсь безудержным смехом. С трудом пробиваясь через собственные смешки, говорю «моему».

– Извините, я пошутила…

Председатель поддержал меня улыбкой, мрачный нет. «Мой» глядит устало.

– Не могу признать ответ полным без вывода, – замечает председатель, когда я успокоилась.

Подумаешь, бином Ньютона. Там в одно действие всё. Быстро накидываю ответ в три строчки. Все трое смотрят, ищут, наверное, к чему придраться.

– Какие геометрические прогрессии сходятся, а какие нет? – спрашивает мрачный.

Они совсем с глузда съехали! Но раскрывать карты не буду. Жду, когда запишут новый вопрос.

– Каков лимит дополнительных вопросов на устном экзамене? Вы уже задали пять, считая некорректный.

Мужчины переглядываются. Я угадала? Думаю, да.

– Не можете же вы терзать меня непрерывно целые сутки? – это выстрел вдогоночку и ещё один, – вы сами сказали, что вопрос про одну девятую последний.

– Некорректный вопрос считать не будем, он не оценивается, – решает председатель, – Отвечайте на последний вопрос и на этот раз действительно закончим.

– Вы записали? – смотрю на «протокол», – Тогда мой ответ таков: сходимость рядов в школьной программе до восьмого класса не изучается. Записали? Ставьте плюсик.

– Хм-м, опять некорректный вопрос? – председатель трёт лоб, как же он не сообразил…

Вид у всех такой, будто неожиданно проснулись в незнакомом месте и теперь оглядываются: а где это они очутились?

– Не важно, – безмятежно улыбаюсь я, они кое-что не заметили, и я получила в руки оружие против них, – Мой ответ абсолютно верен.

– Вопрос некорректный, и отвечать по сути вы не стали, – упрямится председатель, – Вы обоснованно сослались на выход за рамки программы…

– Есть, простите, на это жёсткий ответ: это ваши проблемы, – нежно улыбаюсь я, – Лимит на пять вопросов дан не с потолка. Интеллектуальные ресурсы любого человека имеют предел. Вы его уже достигли. И собираетесь пересечь.

– Каким образом? – вступает мрачный, – Какие ресурсы вы затратили на отказ отвечать?

– Интеллектуальные, – я не смущаюсь, – я мысленно прокрутила в голове весь учебник алгебры за восьмой класс. Несомненно, это умственное напряжение.

А ведь они не оспорили моё утверждение про лимит в пять вопросов! Значит, он есть. Будем знать.

Председатель вздыхает. Сдался?

– Давайте зачётку… то есть, экзаменационный лист.

– Какова моя оценка? – не тороплюсь выполнять указание. Мало ли что он там прилепит.

– Десять, – председатель сдался.

Вспархиваю со стула с ликованием, иду на выход, оборачиваюсь и одариваю всех солнечной улыбкой:

– Всем удачи!

Самый мощный редут пал! В моём листе две высшие оценки! Кто повторит рекорд? Ну, кто? А как они на меня смотрели, когда я уходила!

Походка у меня лёгкая, а вот думы сложные. Направляюсь в кафе, прямо тут, на территории. Экзаменаторы-математики попались. Сами себе вырыли ловушку и запрыгнули туда. Я фактически за горло их держала. Только ничего не понадобилось. Мне даже протокол забирать не пришлось. Всё смывает, все интриги обесцениваетвысший балл. Победа! Возможности для дальнейшей борьбы не нужны. Иначе бы я их на уши поставила и за вопрос о бесконечной периодической дроби. Тема тоже выходит за рамки программы. Эти дроби и сумму геометрической прогрессии проходят в девятом классе. Увлеклись парниши…

А это что за парнишки вдруг нарисовались вокруг? Сижу за столиком в кафе, никого не трогаю, изящно… то есть, изящно сижу, изящно ем мороженое, аристократически изысканно хлебаю кофе, элегантно никого не трогаю, и на тебе! Слегка напрягаюсь, я в близости любых незнакомых существ, способных нанести вред, привыкла видеть угрозу. Тут же расслабляюсь, красивая девушка в этом мире в большинстве случаев существо неприкосновенное, вид парней это доказывает. Они робеют и немного смущаются. Какие милашки!

– Г-х-м-м, – откашливается стоящий поближе, – Ты ведь Молчанова? Поступаешь в Лицей?

Подтверждаю еле заметным кивком. Жду.

– Эта… мы учимся в классе, куда ты поступишь. Ну, если…

– И если зачислят в ваш класс. Это второе «если».

Смотрю, изящно поедаю мороженое, не менее изящно отпиваю мелкими глоточками успокаивающий меня горячий напиток. Кофе обладает замечательным свойством снимать психологическое напряжение.

Я смотрю, парни мнутся.

– А вы чего? Берите что-нибудь и садитесь, – делаю милостивый разрешающий жест.

Парни как-то поначалу бестолково суетятся, толкая друг друга, но могучие их разумы в итоге справляются со сложнейшей задачей рассаживания троих по трём местам. Благосклонно наблюдаю за этой толкотнёй. Подлетевшей официантке делают заказ и вот столик заставляют высокими бокалами с соком и тарелками с бутербродами и какими-то ватрушками.

– Вы из какого класса?

– Девятый ИМ-1, – отвечает самый смелый. Потом они представляются. Самый смелый носит знакомое имя Миша, остальные – Саша и Паша.

– Хорошо бы тебя к нам распределили, – мечтает Паша.

– Не распределят, – вздыхает Саша, – Не знаешь, какая грызня идёт у юристов из-за того, что когда-то одному классу четыре девочки достались, а второму – пять?

– Скажешь тоже, грызня, – это Миша, – так, дежурные нападки.

– А у вас совсем девчонок нет? – меня это живо интересует.

– Нам повезло, – отмечает факт большой удачи Саша, – единственная девочка у нас. Ледяной королевой мы её прозвали.

– Почему?

– Я такого бескомпромиссно белого цвета волос никогда не видел, – впадает в раж Паша, – И она вовсе не альбиноска, глаза синие, как лёд километровой толщины …

– Девушка сказочной красоты, короче, – подводит итог Миша, – потому и Ледяная Королева.

– Ну, и характер, – вздыхает Паша, – если хоть слово от неё услышишь, потом ходишь три дня под впечатлением.

– Ну, и правильно, – беззаботно отвечаю я, – о чём ей с вами, оболтусами, разговаривать?

Мальчишки на мгновенье замирают, я безмятежно доедаю мороженое.

– Почему ты так думаешь? – очень осторожно любопытствует Миша, – И ты же с нами разговариваешь.

– Мне есть о чём. Вы мне много полезного рассказали. А ей не о чём, – растолковываю свой прагматичный интерес, – Она всё это и без вас знает. Если по-другому, вы мне нужны, а ей – нет.

– Да! – вскрикивает Паша, – хоть кому-то мы понадобились, а то ходим неприкаянные, никому не нужные, сирые, забытые…

Гляжу на него с нескрываемым одобрением и откровенной благосклонностью. Клоун! Обожаю таких. С ними весело. В сумочке принимается вибрировать и тренькать мобильник, мальчишки чуть не подпрыгивают от неожиданности. Смотри-ка, а статусная вещь мобильник, ни у кого его нет.

Номер незнакомый.

– А-л-л-ё-о-о-у, – тяну я томно, с излишним изяществом отставляя руку.

– Дана! Ты где? Я тебя везде ищу, мерзавка рыжая! – громко негодует Эльвира. Мальчишки слышат и давят смешки.

– Мамочка, как ты можешь? Рядом мальчики сидят из хороших семей, потенциальные поклонники, а ты меня в их глазах деза-вуи-руешь, – кое-как выговариваю последнее слово.

– Мальчики? – моментально сбавляет обороты Эльвира, – Что за мальчики?

– Ну, я же сказала: хорошие приличные мальчики… – с сомнением оглядываю всех троих, все приосаниваются, – ну, кроме одного, наверное.

Смотрю на Пашу, уже без всяких сомнений. Тот хватается за сердце, осуждение в моём взоре тут же меняется на одобрение.

– Хотя нет, третий ещё лучше, – резко переобуваюсь в полёте. Паша тут же выпячивает грудь и смотрит на друзей с нескрываемым презрением.

– Так. Бросай своих мальчиков и быстро на выход! Нас такси ждёт!

– Пять минут, мамочка.

– Немедленно!

– Только кофе допью… – телефон отключается, – Мне пора, джентльмены. Родители страстно желают узнать о моих высоких результатах.

– А какие у тебя результаты? – мишино любопытство удовлетворять не собираюсь. Встаю, кидаю на столик десятку.

– Не могу сказать. По этическим соображениям. Сначала родители должны узнать, потом… ну, там длинный список.

– А мы, мы в этом списке есть? – влезает Паша.

– Вас нет по простой причине. Вы и сами всё можете узнать. Ещё раньше, чем я до выхода дойду, – закидываю сумочку на плечо, разворачиваюсь на носочках (Светлана научила) и двигаю на выход. Мальчишки ожидаемо залипают. Для кого-то же я надела чулки со стрелкой!

Они догоняют меня, что-то дожёвывая на ходу, едва я на десяток метров отошла. Идут чуть сзади, самое то для меня, себя показать.

Так и топаем, то есть, мальчишки топают, а я исполняю сложный и ответственный танец под названием «божественная походка». Эльвира маячит у входа. Царственно кидаю в сторону предупреждение:

– Внимание, мальчики! Приготовьтесь прикрыть глаза, чтобы не ослепнуть, – Эльвира в своём сногсшибательном белоснежном брючном костюме.

– Привет, мамочка!

– Я тебе дам, мамочка! – Эльвира стартует с места и без разгона, того и гляди бить начнёт.

Мальчишки глупо толпятся рядом и глупо пялятся на Эльвиру. Мерзавцы! Уже и про меня забыли! Ой, и я кое-что забыла.

– Паша, телефон мне свой, быстро, – Паша начинает двигаться с такой скоростью, что руки просто исчезают в вихревом тумане. Ничего ни в одном кармане не находит. Вырывает блокнот, который достаёт Миша. Теперь надо ручку искать. Мне надоедает. Достаю лист бумаги, расписание экзаменов? На обратной стороне пусть пишут, снабжаю их ручкой.

Меня трясёт Эльвира, ей срочно надо узнать, как я сдала. Отстраняюсь величественным жестом, достаю телефон.

– Папочка?

– Дочь, давай быстро, у меня люди в кабинете…

– Сдала математику. Две десятки за письменный и устный, – докладываю я. Тут же параллельно происходит несколько вещей.

1. Папочка выстреливает восторженными междометиями. С этим просто:

– Папочка, меня тут Эльвира трясёт. Отключаюсь.

2. Эльвира издаёт громкий визг, на который заполошенно выскакивает таксист. Что-то держит в руках, кажется, монтировку.

3. Паша издаёт потрясённый вопль «Две десятки! Девочка! За математику! Держите меня!» и валится на руки друзей.

Деловито забираю у висящего на руках товарищей Паши список их телефонов. Величественно, как памятник, указываю рукой мачехе направление к дому, та бесцеремонно заталкивает меня в машину.

В машине отбиваюсь от Эльвиры, бросившейся меня целовать. Когда настаёт время выходить из машины, вид у меня помятый. Дома первым делом звоню Пистимееву.

– Саш, привет, – голос у меня грустный до невозможности, вот-вот заплачу.

– Привет, Дана! Как экзамены? А чего у тебя голос такой? Случилось что? – закидывает меня вопросами Сашок. Вот настоящий друг! Первым делом спрашивает про экзамены. Переживает.

– Новости плохие, Саш, – ною я.

– Да что случилось? Завалила математику? – в голосе такая паника, что я прямо млею.

– Са-а-а-ш, в общем, так получается… плакали твои двести рублей.

– Чего-о-о? Какие двести рублей?

– Ну, я две десятки за математику получила… так что готовься мне деньги отдавать, – и после паузы начинаю снова ныть, – Ты не обижаешься? Всё-таки сумма…

– Тьфу, ну, и дура ты, Данка! – с чувством выпаливает Сашок и бросает трубку. В меня будто горячим мёдом внутрь плеснули, так мне хорошо становится.

После обеда и валяния на диване, цепляю сбрую и выхаживаю, выплясываю, вытанцовываю всё, что попало. Энергия клокочет, вражеский редут разгромлен, судя по реакции окружающих десять плюс десять за математику результат фантастического уровня. Значит, изрядную часть конкурентов я обхожу. А меня обогнать, в принципе, никто не может, двадцать одно очко никто не возьмёт, это вам не карты.

Приехавший с работы папахен тоже счастлив. По-моему, до одного места ему мой Лицей, он счастлив получить повод мной погордиться. Прямо за ужином нарезаемся с ним пива, что приводит его в полнейший восторг, чуть не начал хлопать меня такую хрупкую по плечу, как сына.