Текст книги "Запреты (СИ)"
Автор книги: Гайя-А
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Слишком далеко от Элдойра и запада. Здесь войска любого государства могли означать только усугубление анархии.
Собеседник правильно истолковал замешательство Эвенты. Устало вздохнул и потер лицо. Щеки его чахоточно алели, и выглядел он паршиво.
– Мы уйдем в Самху, – сообщил он, – к морю не пойдет даже Туригутта. Можно надеяться, что там от нас ничего не будет нужно, ни налогов, ни пошлин. Ты с нами?
– Я всю жизнь бегу куда-то, – пробормотала сулка, – и все равно догоняет то, от чего бегу.
Переселенец недобро усмехнулся.
– Беги и сейчас, девушка, – посоветовал он от души, – так далеко, как унесут ноги. Если есть у тебя еще кровь в жилах и немного рассудка в голове, беги.
Следующие три дня Эвента не могла есть и спать. То и дело она просыпалась среди ночи, подскакивала на своем месте и бросалась смотреть на запад: не горят ли костры? Не видно ли армии? Не кричат ли с западной стороны боевой гимн белого города?
На седьмой день напряжение достигло пика, а на западном горизонте появилась пугающая красная полоса. Полоса все ширилась и ширилась, пока не превратилась в столб пыли, похожий на те, что вызывали к жизни степные смерчи.
– Пыльная буря? – заметила бабуля Гун. Эвента же, почти онемев, отрицательно покачала головой. Жеста ее никто не заметил. Сомнений у девушки уже не было.
Буря. Это буря, но не из пыли. Нет ничего реальнее и опаснее бури, что надвигалась на Тарпу и Пустоши. Буря из стали и смерти. Армия восстановленного королевства Элдойр. Как наяву увидела Эвента вздымающиеся высоко копыта отборных коней, которыми славились штурмовые отряды, блеск кельхитских сабель, вьющиеся по ветру стяги восточных войск.
Как странно. Уроженка запада, она находилась в восточном краю Поднебесья. И боялась своих.
Хотя – своих ли? Пики, стрелы, копья и клинки не интересуются именами и родословными. Разве мало убивали свои своих? На памяти Эвенты такое постоянно происходило. Кто она теперь для голодных и озлобленных воинов Элдойра? Опять лишь добыча, женщина врага. Лучшее, что ее ждет, это ночи у общего костра, сиреневые ленты в волосах в знак распущенности и туманная перспектива найти рано или поздно постоянного покровителя. Остаться при нем до его выхода в отставку. Вместе с ним жить в его земельном наделе на краю света. Кто знает, куда занесет?
Была бы у нее ослепительная красота. Богатство. Были бы способности к предвидению или хотя бы умение их изобразить. Но таких, как она – десятки тысяч. Ничем не выдающихся. Хотя ее история и необычна, это не спасет ее и не поможет пешком преодолеть Пустоши и Черноземье, перебраться через великие реки и добраться… куда же?
Не совсем соображая, что делает, Эвента вышла со двора. В начале тупичка Ба играли дети. Где-то ревел ишак. Мерзко завывала чья-то собака. Стучал молоток: ленивый работник, два-три удара, минута тишины. Знакомые звуки быта. Скоро. Очень скоро. Столб пыли превратится в конницу, конница растопчет хлопковые поля, а оливковые деревья пустят на дрова для очагов. Очень скоро всех юных красавиц Афсар, а вслед за ними и всех, кто отдаленно смахивает на женщину, поимеют по два десятка грязных и грубых мужланов. А сестры-воительницы брезгливо поделят между собой украшения, хотя какие у афсиек украшения.
Ждать недолго. День? Два?
– Хозяин Ба! – выкрикнула Э-Ви вдруг и помчалась назад.
Домой.
…
– На старости лет я опять куда-то еду, – бормотала бабуля Гун и поминутно оглядывалась. Опасливо, внимательно, то и дело принимаясь бормотать заговоры, будто со спины на нее нападет не только армия, а все духи ущелий в придачу.
– Мы едем в Синегорье, бабушка. К дому предков.
– Я посадила лаванду на дворе!
– Она все равно бы не выросла.
– Сай Марут разворует мою кучу навоза…
Бабуля Гун ворчала. Ишак упрямился. Но вот Э-ви, насколько видел Ба Саргун, была абсолютно счастлива. Тихая, сидела она с его книгами в руках и загадочно улыбалась. Саргун досадливо дернул плечом. Теперь он понимал ее еще меньше. Явилась, растрепанная и в панике, пот смывал с нее зеленую краску, а ресницы слиплись от слез. Отчего плакала? Армия ее родственников спешила к Тарпе!
Афсар от родственников не бегали. Да и от врагов тоже не бегали. Ба Саргун проклинал день, когда привел сулку в дом. Все испортила, изломала. И его самого тоже.
– Хозяин Ба…
– Чего? – буркнул он, не оборачиваясь.
– Далеко нам ехать?
– Не знаю. Если не останавливаться, полтора дня.
Как раз накануне они изучали понятия расстояний и времени, и Ба Саргун потерпел очередной крах. Запутался он где-то между понятиями «полуверста» и «полчаса». Почти отчаялся. По крайней мере, разницу между пространством и временем он осознал. Злился опять на себя.
Что за невыносимое создание эта Э-Ви!
– А где мы будем жить?
И вопросы у нее невыносимые. Откуда самому Саргуну знать, где им жить теперь? На улице, должно быть. Под кустами ракитника. А может, в старом доме родителей. Хотя, когда настанет зима, его нечем будет топить.
– А что мы будем там делать?
Замолчит она или нет? Как будто он знает, что они будут там делать. И почему едет вообще. Почему нарушил арут, бросил товарищей, предпочел жизнь смерти. Утешало ли его, что семейства Ду и Муи безропотно снялось с места и отправилось вслед за ним, Саргун не знал. Даже то, что Фоска Муи была на расстоянии вытянутой руки, и вернулось желание стать с ней ближе.
Смотреть на нее в дороге было одно удовольствие. Она не задавала вопросов, не интересовалась ничем, просто покорно и молчаливо следовала за отцом и дядей. Делала свою женскую работу споро и ловко, варила похлебку и чистила овощи. Вытряхивала одежду. Мило улыбалась Саргуну, и эти редкие улыбки почти примиряли его с реальностью.
Если бы только можно было вытащить все, что ему нравилось, из остроухой рабыни, да и переселить в Фоску. Вообще вычеркнуть Э-Ви из мира, оставив на память очень немного. Ба Саргуну хотелось отдалиться от сулки, что он и пытался сделать, пробудив в себе прежние желания к Фоске Муи.
Не потому, что Э-Ви была плоха. Потому, что Э-Ви была чужая. Чужбина догоняла по следам, напоминая об этом. И Ба Саргун терялся в собственных мыслях на эту тему. Чтобы отвлечься, повторял про себя правила грамматики и спрашивал у рабыни новые слова. В такие минуты Э-Ви казалась ему книгой, только облаченной в тело живой женщины.
Бездонные знания прятались в ее светловолосой голове, и Саргун хотел выведать их все.
Политика. Правительство. Школа. Трон. Последнее слово его впечатлило, но разъяснение разочаровало. Оказалось, тот самый трон, которому служили, это всего-навсего сиденье, на котором расселся один остроухий, которому повинуются другие. И сейчас на этом сиденье сидел главный воин, которому подчинялись все остальные, лишь потому, что на сиденье сидел именно он. Ну бред же.
Еще бредовее было то, что воин, сидящий на сиденье за тысячи верст от Тарпы, вздумал вдруг отправить своих соратников через все Поднебесье в край Афсар. Зачем? Саргун силился понять и не мог. При всей ценности оливок и ковров, сам он никогда не поехал бы дальше Старого Прама даже за самхитскими лимонами. Должно быть, воин-на-троне очень любит оливки и финики, рассуждал потерянно Ба Саргун.
Еще удивительнее было то, что возглавляла врагов женщина. И Э-Ви, прилетевшая домой как ошпаренная, умоляла на коленях бежать, путаясь в словах и только объясняя больше жестами, что эта женщина опаснее тысячи мужчин.
– Говорят, она пьет кровь тех, кого побеждает, – захлебывалась Э-Ви в ужасе, – это сама воевода Туригутта! Хозяин Ба, никто еще не выжил в сражении с ней!
– Это всего лишь женщина, – возражал афс. Но рабыня не успокаивалась:
– Она не обычная женщина, Ба Саргун. Духи зла на ее стороне.
«Духи зла» в устах сулки убедили Саргуна, и он неохотно согласился с рабыней: должно быть, воевода Туригутта действительно опасна. А потом Э-Ви ничего не стоило убедить бабулю, что их настигает смерть, и вот теперь все семейство Ба в полном составе, включая коз и цесарок, двигалось с примкнувшими соседями к Синегорью.
Чтобы не сморил сон, Саргун расспрашивал Э-Ви о незнакомых словах, но злиться на нее ни на минуту не прекращал.
Кроме «трона» и «политики», были и хорошие слова, тем не менее. Мода. Это слово Ба Саргуну очень понравилось. Очевидно было, что у Афсар мода была. Нравилось афсу слово «популярность». Чудесное слово! Вот чего не хватало Ба Саргуну на собраниях воинов в Синегорье!
При бабушке перечитывать незнакомые слова из «Спальни леди Мары» Саргун не стал. Не стал и на следующий день, когда три семьи – Муи, Ба и Ду – разбили палаточный лагерь у Гряды. Но ждал, очень ждал мгновения, когда узнает их все.
Повеяло свежестью от горных речек, наполнявших каменистые неровные русла. Появились терновые кусты и разлапистые туи. Афсы с наслаждением вымылись, уступили место женщинам и разложили очаг. Уже видны были сопки Синегорья вдали. Погода ощутимо изменилась. На скалах все чаще можно было разглядеть вороньи гнезда. Их хозяева провожали путников внимательными взглядами.
Ночью у костра Ба Саргун не мог уснуть. Храп старого Ду мешал. Мешало и осознание того, что в палатке дремлет Фоска. Могла бы спать в его палатке, с его детьми. И помнил Саргун о том, что в Синегорье женщины дешевеют, а значит, надежда еще не потеряна.
Днем она смотрела на него. С прежним восхищением в ясных милых глазах. Она в нем не сомневалась. Или вела себя так, словно не сомневалась. Положила ему еду первому. Проигнорировала недовольство дядюшки Муи. Полила воду на руки, опередив со стремительной грацией рабыню. И красота, красота Афсар была в ее движениях. Фоска знала, что красива, любовалась собой и щедро делилась своей красотой с миром. Саргун таял, как масло на солнце, наблюдая за ней. Если побег нужен был для этого, пусть духи продлят дни побега!
Вот она, суть Афсар. Умение жить здесь и сейчас, сегодня, а значит, навсегда. Никакого угловатого рывка вперед. Сегодня то же, что вчера, тысячу лет назад и тысячу лет после.
«А все-таки духи ведут меня к земле предков, – задумался Саргун, глядя в небо, – может быть, не случайно туда придет и Фоска. И не случайно именно Э-Ви предупредила о нашествии своей родни». Прежнее недоверие к рабыне испарилось, хотя вопросы остались. Но лжи в ней Саргун не чувствовал, лишь отчаяние.
И он очень удивился, когда сзади к его груди прижалась теплая тонкая ладонь Э-Ви. Удивился и обрадовался. Снова разозлился на нее, уже с оттенком жалости и понимания.
– Пойдем, – он постарался подняться бесшумно, – здесь нельзя.
Вдали от костра было холоднее. Второе одеяло очень пригодилось. Ухал сыч. Где-то слышался шорох камней. Наверное, шакал ждет, пока костер потухнет и можно будет поживиться объедками.
Э-Ви была обнажена и горяча.
– Почему ты предупредила о нападении? – задал афс мучивший его вопрос. В темноте он не увидел ее лица. Услышал прерывистый вздох.
– Я не знаю, – прошептала она и прижалась к нему крепче, – а почему ты поверил?
Он оставил вопрос без ответа. Правда была в том, что и он не знал. Может, если бы он не поверил, ничего не случилось бы. Может, это на самом деле пыльная буря. И его еще проклянут за трусость и панику. За побег из Тарпы.
Значило ли это что-нибудь?
– Снова ничего нет, – вслух подумал он, закинув руки за голову и глядя в звездное небо, – ни дома, ни денег. Снова я плохой и бедный.
– Фоска? – хмыкнула Э-Ви из-под его руки будто неодобрительно. Саргун нахмурился.
– Откуда…
– Между тобой и ней как будто что-то есть.
– Это как?
– Не дружба. Другие отношения, – она заговорила на хине.
– А между нами? – Ба Саргун вскинулся, подмял сулку под себя и требовательно заглянул в лицо ей. В темноте не очень было понятно, что она испытывает, да и мужчина уже отчаялся это распознать. Видел упрямо сжатые губы и хмуро сведенные брови.
Это точно не дружба. Но и не вражда. Что это?
– Арут, – услышал он в ответ сдавленно такое знакомое слово, – между тобой и мной – арут.
…
– Арут, – растерянно повторил афс в полумраке над ней и вдруг лег рядом, не прикасаясь к ней. Смотрел в небо своими пронзительными черными глазами. Думал о чем-то. Потом снова придвинулся ближе, сохраняя тепло.
Эвента горько усмехнулась. Подумать только! Афс задумался о сути отношений, не прошло и двух лет после того, как он стал ее хозяином. Фоска Муи в двух десятках шагов. идеальная пара для воина-афса. Для его репутации. Для его семейного счастья.
Но он сейчас рядом с ней лежит, и черные лохмы спутаны с ее отросшими льняными волосами. И ее светлой кожи, пусть и под слоями въевшейся зеленой краски, касаются его неловкие большие руки. Странная нежность, похожая на ту, с какой Ба Саргун брал на руки новорожденных козлят и цыплят. Прикосновение к незнакомой новизне.
Множество новых вопросов, которые ему хочется задать. Которых он уже начал стесняться, чем дальше, тем сильнее.
– Говори, – беззвучно сложила губы в просьбу Эвента, не глядя на мужчину, – что хотел сказать, скажи.
– Спросить хочу.
– Я отвечу.
– Э-Ви, что такое поцелуй, – пробормотал, наконец, Ба Саргун.
Вытянувшись вдоль его тела, она приподнялась на локте и улыбнулась.
– Поцелуй – знак любви.
– Что такое любовь?
Она закусила губу. В языке афсов существовали двадцать оттенков слова «владеть» и не меньше для понятий «собственность», «деньги», «положение в обществе», но слова «любовь» не было. Когда она задумывалась об этом, Ба Саргун начинал казаться еще более далеким, чем обычно. Возможно ли испытывать то, смысла чего не понимаешь?
– Любовь бывает, когда мужчина и женщина ложатся вместе, – попыталась она нащупать нужное определение. Саргун пожал плечами, – нет, не это… Любовь… Когда бабушка говорит тебе поесть, а ты только что обедал. А она всё равно думает, что ты голодный. Или когда… Помнишь козу Рыжую? Помнишь, ее козла у дядюшки Муи зарезали, у нее пропало молоко на две недели? тоже от любви.
Саргун хмыкнул.
– Козлы. Бабушкины обеды. Это странное слово. Слишком большое. А где тогда этот знак?
– Знак? – растерянно переспросила Эвента.
– Знак любви?
Он обнимал ее лишь в поисках тепла и с трудом примирился с нежеланием рабыни просто лежать, не шевелясь, пока быстро удовлетворяет физическое желание близости. Он совсем недавно не умел читать, писать и почти не разговаривал – отдавал приказания и задавал прямые вопросы, на которые ждал коротких и четких ответов.
Но где-то внутри жила все та же душа, способная на чувства, и в это Э-Ви истово верила. Поэтому она приподнялась над ним, приблизилась к его лицу – освещенному лишь отблесками далекого костра и месяца – и медленно поцеловала.
Губы у него были жаркие и сухие. Он приоткрыл их несмело, поддаваясь ее настойчивости, и на какое-то время замер в неподвижности. Но затем, хрипло выдохнув, сбросил оцепенение, подался вперед и закрыл глаза, отдаваясь первому в своей жизни поцелую. В широкой, покрытой татуировками и волосами груди под руками Эвенты ухало с перебоями его сердце. Его руки жадно шарили по ее телу, теперь ему мало было поцелуя. Она торопливо скинула мешающее одеяло, затолкала его куда-то вниз, к ногам.
Он был возбужден, но от ее рта не отстранился. Прихватив его нижнюю губу своими, Эвента медленно, надеясь не напугать его – если он чего-то боялся – добавила к поцелую язык. Пряный, жгучий сок красных листьев еще оставался в его рту, и ей нравился вкус его слюны, когда он сначала робко, а потом все более напористо, стал отвечать. Издав низкий, протяжный стон, Саргун впился ногтями в ее бедра, как будто Эвента могла вырваться и убежать, лишив его нового удовольствия.
Саргун подсадил ее к себе на колени, подхватил и с приветственным гортанным рычанием вошел в нее: это оказалось несложно, она была влажной. Она помогла ему, показала, где именно желает чувствовать его руку, снова поцеловала…
Потух костер. Закатился молодой месяц. Померк свет звезд. Мир тесной комнатушки в Тарпе исчез, и исчезла бабушка Гун. Исчезла память об ударах кнута, палатки с соседями, побег в Синегорье и советы воинов. Испарились торговцы, рабы, захватчики, караваны. Пропали невесть куда соседские собаки, овцы, пустыня и горы. Во всей вселенной больше не было ничего, ничего, лишь мужчина и женщина, слившиеся в одно целое, бесконечное и великолепное.
Когда они после лежали, мокрые, счастливые, и руки и ноги их переплетались, как ветви сросшихся деревьев, Ба Саргун первый обнял ее. И первый прижался к ней, вдыхая запахи ее тела.
– Значит, это поцелуй, – возвестил он. Э-Ви обняла его в ответ.
– Поцелуй был в начале, – напомнила она, – это была любовь.
Он замотал головой, сопя и пыхтя.
– Неважно. Я понял теперь.
И уснул.
Синегорье впечатлило Эвенту, как ничто из прежде виданного в Поднебесье. Казалось, еще час назад или два вокруг была лишь пустыня да колючки. И внезапно вокруг раскинулись плодородные террасы на пологих склонах предгорий, а затем – ущелья, туи и можжевеловые заросли. И водопады. Синий гранит то и дело вспыхивал вкраплениями кварца, все чаще появлялись на скалах веселые рисунки Афсар, а потом показались предместья Таша.
Бабуля Гун заулыбалась. Чем ближе к родине, тем меньше она ворчала, и тем сильнее предавалась ностальгии. Все чаще обращала внимание на изменения, произошедшие за время ее отсутствия, одни осуждала, другие одобряла.
– Понастроили мостов, – ворчала бабуля себе под нос, – заняли броды. Где теперь женщины стирают белье? Ах, мостки. Придумали, вот еще! В наше время мы и купались в реке, и никто не утонул. Безо всяких мостков.
Таш появился перед путниками внезапно, вырастая из синих камней во всем великолепии. Э-Ви лишь разинула рот. Заметив это, ее хозяин горделиво улыбнулся.
Ничего общего с Тарпой. Никаких песчаных насыпей. Никаких глиняных домиков. Настоящие каменные дома на настоящих каменных фундаментах. Таш утопал в садах и цветах. Проходя по извилистым улочкам, осыпающимся камнями, Эвента не могла не смотреть на афсарские дворики за каменными заборчиками, знакомые вязы и каштаны, но совершенно другие лица афсов. Более благородные и утонченные, нежели в Тарпе. Похожие на лицо Ба Саргуна.
Он же словно сам преобразился. Замкнутость его таяла. Многих из встретившихся по пути жителей он приветствовал. Бабушка приветствовала всех.
– Смотрите! Ба-Гун возвращаются! – кричали со всех сторон.
– Да, мы возвращаемся, – горделиво отвечала бабушка, словно забыв, что возвращается не по доброй воле.
– Ба-Гун? – пробормотала Эвента.
– Я из семьи Гун, – пояснила доброжелательно настроенная бабуля, – а его отец из семьи Ба. Мы были знатными, и сохранили оба имени… здравствуйте и вы, плодородны ваши поля и сады! Здравствуйте! Да, мы возвращаемся.
– Мы слышал, что произошло на плоскости, – возбужденно приветствовали соседи новоприбывших, – вести о войске с запада пришли.
– Придут ли они второй раз?
– Мы беспокоимся!
Э-Ви пораженно оглядывала синегорцев. Таш разительно отличался от Тарпы. Здешние соседи не только знали и любили Ба Саргуна и его семью, но и заботились друг о друге. То, как они придержали ослов дяди Муи и семейства Ду, поднесли им воды, хоть те и не были с ними знакомы, говорило о совершенно другом уровне их воспитания и общей культуры.
Может быть, здесь жить будет несравненно лучше, чем в Тарпе. Может быть – если Туригутта и ее налетчики снова не доберутся сюда.
– Вот мы и дома, – радостно провозгласила бабуля Гун, показывая на полуразвалившуюся каменную арку перед собой, – приветствую порог, амат!
Сердце защемило у Эвенты, когда она, прикоснувшись к порогу, вошла в запущенный и просторный сад старого дома Ба-Гун.
В тени яблонь, груш и орехов еще виднелись остатки цветников, с любовью выложенных разноцветными валунами и галькой. Кое-где видны были стершиеся от времени рисунки мелом на камнях. Поодаль виднелись аккуратные загончики для коз и овец, а еще дальше – небольшой сеновал с остатками прелой соломы. Сам дом, пусть и с проваленной тёсовой крышей, показался Э-Ви настоящим дворцом, таким большим он был после хижины в Тарпе.
Из обстановки внутри не сохранилось ничего. Но даже совершенно пустой, дом дышал жизнью и памятью о хозяевах.
–Кто построил дом? – спросила Эвента.
– Дед моего прадеда, – ответил тихо Ба Саргун, – но он построил его на прежнем фундаменте. Предыдущий был слишком мал, и его увеличили.
Эвента лишь покачала головой в удивлении.
Это был дом ее мечты. Она представляла его не таким, совсем не таким. Была бы голубая вуаль… река Велда под окнами и ее полноводные притоки, ромашковое поле и светловолосый супруг…, но стоило ей увидеть неровную каменистую кладку из синего гранита, мощенную дорожку через сад с уже не цветущими тюльпанами – и она задохнулась в нахлынувших ощущениях. Увидев его, она уже не хотела отсюда уходить.
Ей столь о многом хотелось сказать Ба Саргуну! Ей хотелось теперь обнять его и извиниться перед ним за свои мысли, за то, что она считала его дикарем-каннибалом безо всякого представления о цивилизованной жизни. В доме из синего камня, где упокоились шесть поколений его владельцев, была даже купальня. В нем были высокие потолки и виноградник, разросшийся без ухода и заплетший всю юго-восточную сторону. В нем все еще чувствовался дух старой семьи, поколениями жившей здесь.
Дом ее мечты… ничего общего с Таворой, Тарпой и даже с Загорьем. Если здесь много потрудиться, год, два, десять лет – это будет райский уголок. Снова зацветут цветы, и весело побежит по расчищенному каменистому стоку отвод от ручья. Заросший сад принесет свои плоды. На новом столе во дворе встанут в ряд заготовки на зиму, а на дорожке будут играть дети…
Эвента сжала зубы. Бабуля Гун не уставала внушать ей, что произвести как можно больше потомства – основная ее обязанность. Бабуля поила ее беспрерывно всевозможными горькими отварами и настойками. Ба Саргун не говорил о намерениях бабушки ничего. Казалось, ему все равно. Может, ему и все равно. Раньше Э-Ви удовлетворялась этим вполне.
Но сейчас сулка как никогда захотела любой ценой остаться в этом доме. И никогда не делить его с Фоской Муи, с кем бы то ни было. Быть единственной хозяйкой во дворе с синим камнем и чистым ручьем.
…
Ба Саргун, обойдя ближайших соседей, возвращался к себе мрачнее тучи. Все оказалось хуже, чем он предполагал.
Воевода-женщина, об опасности которой предупреждала его Э-Ви, остановилась в предместьях Тарпы, забрала себе все оливки и финики, и совершила три набега на урочища Кемет. В Кемет традиционно жили самые бедные Афсар, но следопыты Синегорья, побывав там на днях, сообщили, что от жителей не осталось ни следа, а костры и очаги их целы. Видимо, сделали печальный вывод лазутчики, западные остроухие угнали их в плен. В рабство.
На урочищах остались только мертвые тела слишком старых афсов, младенцев, которые в дороге были бы обузой, да головы сопротивлявшихся на высоких кольях. Тела уже растаскивали шакалы, кострища и следы крови заметали ветра. Пройдет всего несколько недель, и Пустоши поглотят земли Кемет, как многие другие прежде. Исчезли навсегда и жители Кемет.
Взять с них было нечего, и враг взял их самих как добычу.
Уже три недели Саргун и его семейство обустраивались в Таше. С утра до вечера он, Э-Ви и бабуля только и занимались, что обустраивали старый родительский дом для жизни. Накопленные с трудом средства разлетались, а богатства не прибавлялось. И все же дом оживал. Саргун сколотил две добротные лавки, расчистил очаг и дымоход, озаботился колодцем – на всякий случай, если ручей вдруг пересохнет, что бывало в засушливые годы. Э-Ви за день обжила скотный двор. Бабуля Гун налаживала отношения с соседями и ездила на базар, значительно более бедный, чем в Тарпе, но с более высокими ценами на все привозное. Книг здесь купить точно было невозможно. Саргун несколько приуныл, но заставил себя думать о насущных проблемах.
Земля предков словно наполняла его силой заново. Странно, но он почти не уставал, хоть и трудился с утра до ночи. Иногда за день он забывал о еде и питье. И пару раз уже, принимая из чьих-то рук кувшин с родниковой водой, он не смотрел на того, кто подает ему эту воду. А это была Фоска.
Ее он встречал теперь повсюду. Она обнаруживалась у его забора, у его сада, по дороге на базар. Семейство Муи разбило лагерь достаточно далеко, на склоне, не занятом под пастбища. Семейство Ду затерялось где-то в предместьях. Наверняка, они займутся и здесь своей традиционной работой старьевщиков, будут перекупать никому не нужное барахло и перепродавать тем, кто на него позарится.
Ба Саргун для себя уже твердо решил, чем займется. Да, он будет ходить на советы воинов. Непременно будет восседать со всеми под каштанами, и жевать красные листья и табак, вспоминать лучшие времена и загадывать на будущее. Но потом откроет школу. Школу для детей Афсар. Идея эта, неприличная для мужчины – возиться с детьми, вот еще! – укрепилась в нем за одну ночь. Он начал искать возможность ее осуществления.
Сам он учился в круге у старого воина. Мальчики постигали науку охоты и сражения. Слушали истории. Так будет и впредь, но в его круге они будут учиться читать и писать. В детстве, как считается, всему учиться легче. Да и Э-Ви рассказывала, что у них на западе тоже есть школы. Он откроет свою. У него маленькие воины Афсар будут читать о том, что иначе никак не узнать и не увидеть. А он будет рассказывать значения слов и фраз. И однажды все изменится вокруг.
Когда-нибудь, когда закончатся дни злых духов, Саргун исполнит свое намерение. А пока он без устали носил хворост к дому, свозил каждый клочок сена для коз и всеми силами экономил, работая иногда за одну еду у всех соседей подряд.
Эвента все так же плела корзины и мела дворы. Бабуля, щурясь своими почти слепыми глазами, шила и штопала. Все чаще они молчали, объединенные новой общей идеей обосноваться в Таше заново. Враждебности больше не было, хотя мелких бытовых распрей между старушкой и молодой рабыней не только не поубавилось, но и прибавилось.
– Зачем ты вешаешь тряпку на окно? – дулась старуха, злобно срывая упомянутую тряпку и потрясая ею перед носом сулки, – тебе не жалко нашего добра?
– Но солнце слепит….
– А не надо спать подолгу!
– Но хочется скрыть то, что происходит в доме, от тех, кто идет мимо.
– А что такого может происходить в доме, что это нужно скрывать?
Идею сплошных дверей бабуля тоже отвергла. Но Ба Саргун разрешил их спор, молча поставив дверь на свою комнату – там же жила и Э-Ви.
Дом был пуст, но мертвым не казался. Словно замер в ожидании чего-то, прежде невиданных перемен. Из пяти комнат заняты оказались две, и то, лишь по настоянию Саргуна, бабуля отказалась от идеи выделить себе уголок в одной комнате, и там же обустроить кухню.
Ему нравилась идея жить с Э-Ви вместе. Ему нравилось их уединение по ночам.
Ему очень нравились эти ночи.
Все изменилось после переселения. Что именно, сказать он не мог. Вроде бы, все происходило точно так же, как всегда, только теперь его рабыня всегда настаивала на своем и раздевала его перед соитием. Обнаженный, он чувствовал себя уязвимым, но странным образом это возбуждало и волновало кровь.
Он в ответ мучил ее поцелуями. Научившись этому удивительному способу доставлять себе и женщине удовольствие, он готов был бы отказаться от всех прочих. Гениальный западный народ! – радовался Ба Саргун. До чего додумались! Поцелуй в своей гениальности далеко обогнал всякие там «политики» и «баллисты».
Поцелуи. Много поцелуев. Быстрые, медленные, поцелуи в губы, в глаза, поцелуи рук и даже ног. И еще были стыдные поцелуи там, под шароварами или набедренной повязкой, от которых захватывало дух, а удовольствие становилось нестерпимым до крика.
– Трогать там арут, – шептал он в ухо Э-Ви, сам проникая руками под ее шаровары, – арут – трогать там языком…
– Тогда мы не будем этого делать, – хлопала она в ответ ресницами и усмехалась, зная, что он не остановится.
Удивительнее всего было, что теперь она тоже становилась, как мужчина. В чем причина, Ба Саргун не совсем понимал. Что-то изменилось. Что-то важное. Она тоже теперь часто дышала под ним. А то и на нём, и тоже иногда кричала и стонала, как он сам. Так же бесконтрольно дергалась. Так же потерянно сжимала его плечи, пропускала волосы между пальцем и прерывисто вздыхала, глядя сонными голубыми глазами ему в лицо и улыбаясь. Нездешней, расслабленной улыбкой. Ей нравилось! – и это был не арут, потому что афс вообще никогда не интересовался, могут ли женщины что-то испытывать от сношений. И никто не интересовался. А она испытывала такое же удовольствие, как он сам, если не большее.
Пусть не говорила об этом, спрашивать ее было стыдно и неловко, но чувствовать Саргуну запретить было невозможно. И он чувствовал и замечал.
Вот она выгнулась под ним, обхватила его поясницу ногами, подавила вопль, вот ее ноготки впились в его ягодицы. Вот сжалось само ее тело внутри, и она часто задышала.
Вот она подала ему еду. Ласково провела рукой по его руке. Вряд ли осознанно. Оттого более ценно.
Несколько раз подошла к нему среди дня и молча обняла со спины. Поцеловала шрамы от кнута. Сама, среди дня, прямо во дворе! – один сплошной арут, но вместо того, чтобы отпрянуть в сторону, он развернулся и поцеловал ее в ответ. И целовал долго.
Может, кто-то и видел. Может, даже Фоска, которая везде ходила за ним хвостом. Сначала заманчиво поигрывала запястьями, демонстрируя отсутствие татуировок на них, потом уже смотрела на него печальными глазами, потом с разнесчастным видом просто следовала по пятам.
В доме Ба Саргуна было пять комнат, а семейство Муи все еще обитало в палатках.
– Они дадут тебе ее бесплатно, если ты поселишь их здесь, – заявила бабуля Гун однажды, когда Фоска опять мелькала за заборчиком. Саргун задумался.
– Их много, будет тесно…, но у них много овец.
– Нет, не бери ее, – поспешила исправиться бабушка, – она нам здесь не нужна. У нас здесь есть Э-Ви.
«У меня есть Э-Ви», подумал афс, и с того дня Фоска, словно прочитав решение его души, перестала преследовать Ба Саргуна.
========== В осаде ==========
Эвента проснулась среди ночи. В последнее время она часто не могла спать, но этой ночью ее буквально подбросило на кровати. Оглянувшись в сумраке, она обнаружила справа от себя мирно похрапывающего Саргуна – черные лохмы, расписанные татуировками плечи, курчавая поросль на пояснице сзади – нащупала под рукой его костяное ожерелье. Снял все-таки, наверное, кололось.
За окном было тихо. Возможно, подозрительно тихо. Ни звуков лая, ни ранних петухов. Предчувствие кольнуло сердце сулки, и она потрясла афса за плечо.
– Ба Саргун, – прошептала она, – что-то не так.
