Текст книги "Запреты (СИ)"
Автор книги: Гайя-А
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
Он задержал руку, удивляясь гладкости и нежности кожи сулки. Э-Ви потянулась и вздохнула. Саргун провел рукой по ее стройной ножке еще раз, и она в ответ сжала его ладонь между бедрами.
Сердце охотника глухо стукнуло. Девушка открыла глаза и потянулась к нему, томно улыбаясь, и для верности придерживая его руку теперь не только ногами, но и двумя пальчиками.
– Еще, – услышал Саргун сладкий шепот в ухо, и задохнулся от нахлынувшего желания.
Через несколько дней, двигаясь в сторону поселения Прам, Ба Саргун намерен был твердо узнать как можно больше о западном народе. Но встречавшиеся ему по пути сородичи не могли сказать о перспективах. Никто не знал ровным счетом ничего. Слышали мельком, что армия стоит на западе и готовится к набегам, но подробности были неизвестны.
Ба Саргун не сдавался. Слишком часто стал вспоминать битву за Таш. Не мог не вспоминать, как воины Афсар проиграли, и он был среди них. Сколько друзей и родственников погибло в том сражении! И захватчиков не было больше, численное превосходство не давало преимущества. Что же давало тогда?
Может быть, оружие? Но и у Афсар были длинные луки и крепкие клинки. Может, лошади? Но Пустоши – не лучшее место для всадников, лошади здесь долго не живут, и рано или поздно наездник станет пехотой. Размышляя над организацией чужаков, Саргун пришел к выводу, что главное отличие было в организации боя. Афсар не подчинялись никому, в том числе, никому, кроме самих себя и арут своего клана. А арут не мог никак повлиять на ход сражения. У чужаков же были военачальники, командиры, и все они договаривались между собой.
Интересно, что они делали, когда не были друг с другом согласны?
Афсар в таких случаях собирали советы. В Старом Праме как раз начинался один из них. Ба Саргун, радуясь возможности снова побыть собой хотя бы недолго, зашел под навес, и приветствовал круг.
– Ба Саргун, приветствую тебя, – Бир Дас радостно улыбался, – ты хорошо выглядишь.
– Зато ты остался прежним, – улыбнулся в ответ Саргун, и обнял старого друга.
– Женился?
– Нет. Дорого, – лаконично ответил афс, и Бир Дас пожал плечами.
– Перебирайся к нам. У нас женщины подешевели…, а оливки подорожали.
Остальные воины тоже все были знакомы Саргуну, со многими он когда-то сражался плечом к плечу в Таше, а потом – против обидчиков племени Мро. Правда, добавилась и пара-тройка молодых афсов. До обидного мало. Семнадцатилетние юнцы. Все еще наивные, полные юношеского задора. Уже знакомые с понятием «арут», но еще ни разу не столкнувшиеся с тем, как способно это понятие их ограничить в повседневности.
Старшие уже знали это хорошо.
– Ты был на западе. Что там?
– Я надеялся узнать у вас, – развел Саргун руками, хмурясь, – все, что я успел узнать – из-за реки снова пришла армия.
– Просто так они никогда не появляются. Будут набеги, – высказался старик Син, – что будем делать?
Афсы пожимали плечами, жевали табак, молча сплевывали красные листья в сторону. Ба Саргун отметил, что выражения лиц у его приятелей были самые будничные. Как будто не они видели разоренный Таш! Хотел бы он предложить что-то друзьям, но и у него не было решений и предположений. Что он знал о захватчиках, кроме того, что их катастрофически много, и они приходят снова и снова?
Растерянно оглянувшись, Саргун ощутил себя как никогда слабым и беспомощным. Хотел открыть рот и сказать о разведке, о том, что нужно начать, наконец, открытый диалог с приезжими остроухими, когда Бир Дас, повернувшись к нему, вдруг молвил со своей привычной мягкой улыбкой:
– Я слышал от родственников, что ты завел себе рабыню из их племени!
Это был удар со спины. Саргун сжал зубы.
– Да, – не своим голосом ответил он: врать был арут. Афсы тут же заулыбались.
– Ну, рассказывай!
Саргун поморщился, но начал свой рассказ. И вставал перед ним на всем протяжении беседы не образ Э-Ви, а вид разоренного Таша.
Он гадал, как повернуть мысли своего народа к будущему, и не мог найти ответа. Об этом думал он на протяжении следующих двух недель, которые провел в Праме. Ходя по пыльным базарам, привычно осведомляясь о ценах и бессистемно торгуясь, чтобы убить время, Ба Саргун не мог отделаться от неприятного предчувствия, сродни интуиции охотника. На лицах своих сородичей он видел печать близкого несчастья и беды.
Они не понимали. Они не хотели понять! Каждого второго воина и торговца он расспрашивал об армиях с запада, и все «что-то такое слышали». Но никто не думал о том, зачем пришли эти армии на восточные земли. Коротка память у Афсар, но не настолько же.
Злясь на свой народ и на себя, осуждавшего его, Саргун решил вернуться домой на неделю позже. Он хотел попробовать переубедить хотя бы часть воинов, отправить кого-то в разведку, когда обстоятельства поторопили его: он заболел.
***
Вернувшись из Старого Прама в следующий раз, Саргун настолько изменился, что Эвента не сразу узнала хозяина. Он почернел и похудел, шаги его были шаткими, а голос прерывался. Бабушка Гун, распознав признаки жара и болезни, не тратя времени, ринулась за помощью, и меньше чем через час приволокла в дом Ба врача – не афса, а самого настоящего северянина. Ба Саргун уже лег на свою кушетку – всё так же молча – и закрыл лицо локтем от света.
Лекарю пришлось довольствоваться исключительно внешним осмотром и даже пульс проверить через ткань платка.
– Нет, не малярия, – пожал плечами лекарь, – лихорадка Синегорья, скорее всего.
У бабули Гун вырвался облегченный вздох.
– Это все дожди, – задумчиво добавил врач, поднимая глаза к небу, – от них простуда, и болезненные миазмы находят слабое место.
Дождями здесь в сезон объясняли все на свете.
– У моего внука нет слабых мест, – поджала губы старуха. Врач с умным видом кивнул.
– Пусть он не проходит мимо гниющих помойных ям, отстранится от работ, в которых потеют. И, змеиное масло на пятки весьма помогает в таких случаях.
С этим напутствием лекарь удалился.
Конечно, старуха не удовлетворилась столь прозаическим объяснением, как синегорская лихорадка. Ей нужен был настоящий враг, с которым она могла сразиться. Все-таки старушка происходила также из воинского племени.
Поэтому на следующий же день во дворе дома появилось два шамана племени Мро и одна ведьма чуть моложе бабушки, увешанная таинственными амулетами и снадобьями, грязная, кудлатая и со всех сторон подозрительная. Завидев ее, собаки поджимали хвосты и уползали прочь с дороги. И, пока шаманы зазывали добрых духов и отгоняли злых у дворового алтаря, ведьма обошла весь небольшой домик, издали глянула на больного и сообщила, что на молодом хозяине страшная порча, ведущая к слепоте, бесплодию, нищете и вечному изгнанию и позору – тут накал страстей достиг нужного уровня, и бабуля заахала и заохала – но, конечно, за умеренную плату ведьма согласилась поведать, как победить бесплотного врага. И даже решила поучаствовать.
Все это происходило без Эвенты. Она сидела возле хозяина и выполняла предписания лекаря.
Ослабший от мучительной, хотя и не угрожающей жизни лихорадки, Саргун противился лечению, считая его признаком изнеженности. Однако здесь союзником Э-Ви стала бабушка, а с бабушкой тягаться воин не мог. Ему оставалось терпеть все: примочки на уши, змеиное масло на пятки, окуривание полынью и противные лекарственные настойки. Утешало лишь то, что много чаще бабушка затевала готовить его любимый орсак – это национальное блюдо пользовалось популярностью у Афсар. Преодолевая тошноту, готовила его и Эвента под строгим надзором старухи Гун, а рецепт, преимущественно состоящий из бараньего жира, чеснока, лука и проса, внушал ей крайние опасения.
За три дня, пока лихорадка не начала отступать, Ба Саргун едва ли произнес и десяток слов. Он был мрачен и зол, а домашние старалась не раздражать его болтовней. А за болтовню Саргун считал почти все на свете, о чем можно было бы промолчать без риска для жизни.
Иногда Эвента пыталась вспомнить, каким она видела афса в первый раз, но понимала, что едва ли может воскресить в памяти его тогдашний образ. Внешне он не изменился. Говорить больше не стал. Но теперь она понимала, что его молчание – это всего лишь арут, и беседует афс с миром не словами, а поступками.
Среди подобных поступков были его вечные попытки заработать, снисходительное выслушивание мелочных забот неугомонных соседей, которые никогда не были ему друзьями. Это Э-Ви тоже поняла, как и то, что семья Ба, отличавшаяся от остальных населяющих Тарпу Афсар, прежде жила очень далеко от плоскостных племен и считала ниже своего достоинства контактировать с ними на равных.
Но кастовое общество Афсар, так твердо хранившее свой арут, к секретам отдельных представителей относилось легкомысленно, и со временем из сплетен соседок сулка выяснила предысторию появления Ба Саргуна на окраине Тарпы.
Это была удивительная история. История, которой могло найтись место в хрониках белого города, в летописях или сагах. Никак не на песках Пустошей, где ее развеет ветер и унесет в безвременье.
Клан Ба был истреблен в битве за Таш. Той самой битве, что освободила земли Таворы и заманила многих искателей лучшей жизни со всех краев Поднебесья. В том числе и ее собственную семью. Раньше об этом Эвента не задумывалась. Подобно большинству представителей своего племени, она привыкла считать земли Поднебесья собственностью, лишь волей злого случая занятой кем-то иным.
Видимо, штурмовые войска самхитов тоже считали так, напав на Таш и разграбив его в одном из дальних походов. Разграбив, спалив оливковые рощи и финиковые сады и обесчестив всех молодых девушек Афсар. Эвента могла лишь вздохнуть. Нравы армий Черноземья были ей хорошо известны. В Загорье дела обстояли не так печально, но и там уже наблюдалось некоторое моральное разложение среди элитных войск.
Денег на них никогда не хватало, налоги росли; пришлые теснили коренных, те снимались с места и все дальше уходили на окраины. Тавора тоже когда-то принадлежала афсам. Собеседники говорили об этом легко. Казалось, они сами себе не отдают отчета в том, что за враг пришел на их землю, и чем им это грозит.
– Тавора, Таш, Тарпа… – перечисляла Эвента, и госпожа Ду кивала.
– «Та» – значит, «земля». Тавору мы оставили лет двадцать тому назад. Кто-то нас прогнал, наверное…
Эвенте было хорошо известно, кто: ее же дальняя родня, бежавшая от честолюбия загорных владык и их повышенных налогов.
– И вы все сражались за свои земли? – спросила Э-Ви у соседки Ду. Та лишь встряхнула косичками – зазвенели вплетенные бубенцы.
– Таш – земли Синегорья, земли воинов. Воины должны сражаться. Они и сражались.
– А если воины… умрут? А если на земле их нет? Вы не защититесь?
Очевидно, подобное никогда не приходило Афсар на ум. Эвента могла лишь удивляться наивности этого странного народа. С одной стороны, они готовы были умереть за свои представления о чести и за свой образ жизни. С другой – что происходит у ближайших соседей их ни в малой степени не интересовало.
На что надеялись торговцы Тарпы, и вовсе было неясно. Эвента прекрасно представляла, что случилось бы в современной Таворе, если бы в нескольких дневных переходах разместилась враждебная армия. Все снялись бы с места и бежали, по пути засыпав колодцы и спалив дотла все, чем могла разжиться армия. Кто-то непременно примкнул бы к врагам. Другие отыскивали бы перебежчиков и распинали вдоль дорог…, но никто не ждал бы равнодушно исхода событий!
Афсар в своей полупустыне обитали, как в раю, бедном, но безмятежном. Самое страшное, что они видели, приносил им суховей. Страх перед малярией был куда реальнее страха перед захватчиками.
И еще Э-Ви не могла не думать, что армия, о которой доносили слухи, состоит из ее сородичей и единоверцев. Это был самый кратчайший путь из рабства.
Дни тянулись медленно. Часы наползали один на другой, а Эвента думала и думала. С одной стороны, возвращаться ей было некуда. Дома ее вряд ли ждало что-то большее, чем у хозяина Ба. С другой стороны, она могла бы отправиться через Черноземье с войсками. Скорее всего, это означало бы превращение в полковую девушку. При мысли об этом сулка бледнела. Она имела представление о судьбе тех, кто сопровождал войска, не владея воинским званием и не найдя одного господина.
Но если войска придут в Тарпу, выбора у нее не останется. Жить среди афсов Эвента категорически не желала.
Особенно, если Ба Саргун уйдет воевать, ведь это значило, что он не вернется. Совершенно точно, не вернется. Воины Афсар не сдавались в плен и сражались до смерти. А Саргун видел смерть лицом к лицу. Это Э-Ви знала по количеству шрамов на его теле.
При свете дня она могла внимательно их рассмотреть, пока мужчина отходил от приступа лихорадки. Невольно взгляд ее падал на свежие рубцы от кнута соседа Ду – и тогда она морщилась. Вспоминала и свои – от хозяйских ударов.
Какая странная двойственность! «Если бы я была чуть благороднее, чуть смелее, – рассуждала Эвента, – я бы могла выбрать между местью и прощением, не надеясь на то, что война решит все за меня».
В один из дней Э-Ви, размешивая мазь, почувствовала на себе пристальный, тяжелый взгляд. Обернувшись, она увидела старуху, бесшумно появившуюся и теперь наблюдавшую за рабыней.
Непонятно, почему, но сердце девушки похолодело. Старуха не любила ее, но этого взгляда на себе сулка никогда не ощущала. Пронизывающий насквозь, оценивающий, холодный – в нем не было ни привычного безобидного презрения, ни равнодушного внимания.
Добившись, очевидно, желаемого результата, бабуля Гун убрала руку от камышовой занавеси и ушла в свой угол.
Через три дня Ба Саргун выздоровел окончательно и почти сразу снова покинул дом, отправившись на заработки на запад – снова. На этот раз он намеревался дойти едва ли не до Междуречья. Эвента сомневалась, что ему это удастся, однако ничего не сказала.
Да и он не ждал напутственных речей – подхватил лук и стрелы, попрощался с порогом дома и был таков.
Э-Ви и бабуля Гун остались одни на неопределенный срок.
…
Снова убогое хозяйство дома Ба навалилось на плечи Эвенты и угрожало раздавить. Небольшие перемены к лучшему в виде стайки пестрых цесарок и новорожденных трех козлят лишь добавляли суеты. Бабушка же, посчитав свою миссию старшей хозяйки выполненной, вовсе самоустранилась от всего, кроме ублажения духов и общения с соседями.
За последнее Эвента была ей особенно благодарна. Она так и не смогла привыкнуть к бесцеремонности женщин Афсар. Рабыню они не считали за существо, обладающее стеснением или личным пространством. Выпытывали у нее все: что ест ее хозяин, что пьет, как спит, спит ли с ней, и довольна ли она едой. О еде афсийки могли говорить бесконечно.
Э-Ви не могла понять, в чем причина этого. Полчаса, никак не меньше, еще совсем молодая жена соседа Ду рассказывала ей о том, что приготовила на завтрак. Нудным, скучным монотонным голосом, почти без выражения, перечисляла продукты, их стоимость и место покупки. За беседу с ней Э-Ви могла задремать раза три, но приходилось делать это, стоя под палящим солнцем с открытыми глазами.
Была соседка Ми, толстая пригожая женщина средних лет, вечно спешащая, говорящая с такой скоростью, что даже ее сородичи половины слов не могли успеть понять. Встретив Эвенту, она, даже не здороваясь, начинала свой разговор словно с середины:
– …дрова и очаг. А ведь дрова нынче по монете. Наняла молодого Ду, чтобы переносил хворост, да он загулял в самхитском тупичке – где теперь искать работника? На базаре хороша вяленая козлятина. Ох, туча. Что-то кости ломит, должно быть, к граду…
Со временем Эвента научилась вежливо избегать общества соседок и предоставила разбираться с ними бабуле Гун. Одиночество уже не так угнетало ее. Общество коз, птицы и корзин, которые получались все лучше и лучше, казалось предпочтительнее злобных женщин Афсар, чьи сплетни слушать было невыносимо.
Вот и сейчас под каштаном собралась целая толпа афсиек. Совместно они пытались решить, правда ли порча поразила одну супружескую пару с улицы, и каковы последствия. Пока что за признаки порчи посчитали гибель трех десятков кур, обрушение виноградника и сломанную ногу свекра. Сай Марут, одна из главных сплетниц тупичка, важно сообщила, что причина порчи – отсутствие детей в семье и тут же прошлась по возможностям мужского достоинства молодого хозяина семьи.
Оппонентом ей выступила бабуля Гун.
– О достопочтенная Сай Марут! – ядовито заговорила старуха, и Эвента вытянулась, жалея, что не может разглядеть эту сцену, – разве у очага твоей невестки звучит детский смех, что ты учишь других?
Сплетница фыркнула. Все соседи знали, что невестка Сай Марут уже пять лет не может родить мужу ни одного ребенка; хуже того было то, что мягкотелый Сай Марут не воспользовался для этих целей рабыней жены, как позволял обычай.
– Бабуля Гун, ты несправедлива, – раздался приторно слащавый голосок с другой стороны каштана; это говорила молодая женщина, – а разве у твоего очага есть хозяйка, кроме тебя самой? Разве не хорошо было бы, чтобы какая-нибудь достойная свободная женщина заботилась о хозяине Ба и тебе? Рабыня есть рабыня. Доверить ей можно многое, но всего не доверишь. Многие из них необучаемы.
Э-Ви заскрипела зубами. В душе ее всколыхнулась слепая ярость. Она знала, кому принадлежит этот словно детский голосок. Форса Муи, конечно. Средняя дочь дядюшки Муи. Широкобёдрая, красивая афсийка с курчавыми красными волосами, предел желаний всех мужчин в тупичке Ба. Не исключено, что и Саргун заглядывался на нее до сих пор – ведь он пытался посвататься и к ней, и лишь нехватка денег не дала ему сделать это.
Но старушку Гун нелегко было пронять. Она мигом сменила тон на снисходительный и обратилась к Форсе.
– Когда ты говоришь о рабынях из нашего низкого Люда или Розового Народа – я согласна с тобой. Это глупые простушки, рожденные в загонах для скота. Их еда скверна для нас, – она подчеркнула слово «нас», напоминая об особом происхождении своей семьи, – когда мой внук сказал, что приобрел себе женщину, я сказала себе: скверна не войдет в мой дом. Но она из другого народа, рожденная свободной, чистого происхождения. Она ценит порог дома и чтит обычаи. Это другое дело.
– Если она бесплодна, что в том радости? – пробурчала еще какая-то женщина. Старушка Гун смолчала.
– Ой, глядите! – вдруг воскликнул кто-то, – едет дядя Ми? Или его сын? Куда он, интересно – разве базар открыт?
Разговор зашел на насущную тему – передвижения членов семейства Ми, и, выждав положенное время, бабуля незаметно удалилась.
…
Едва переступив столь чтимый ею порог дома, она потянула за передник Эвенту, повернула ее к себе, бесцеремонно сдернула с нее шаровары. К грубости старухи Э-Ви привыкла, но на этот раз ее это немало удивило. Бабуля внимательно осмотрела руки девушки, пощупала груди, глянула в рот, похлопала по заду.
– Ты не брюхатеешь, – с претензией высказалась она, точно так же как говорила со своими козами, – почему?
Эвента онемела.
– Не слушаешься его? – размышляла тем временем вслух старуха, заглядывая в очаг, – не молишься. Ешь плохо. Он ест плохо. Бегаете сюда и туда… Духи не любят бега…
Она отпустила девушку и долго смотрела в огонь. Потом, очевидно, придя к какому-то выводу, встала.
– Вернется через неделю, – спокойно сказала старуха, помахивая скрюченным пальцем перед лицом Э-Ви, – будешь делать все правильно. Я научу. Будешь учиться… Нашим обычаям.
…
Саргун не вернулся ни через неделю, ни через две. Судя по всему, это было дело привычное для бабули, к тому же, она нашла для себя новое увлекательное занятие: воспитание сулки по обычаям воинов Афсар. Эвенте это напоминало натаскивание охотничьей собаки.
Сначала ей пришлось прослушать курс истории Афсар, состоящий из двух частей: перечисления пятидесяти семей и их родственных связей, и перечисления мест, где водятся духи. Последних нужно было приманить к Эвенте, чтобы сделать ее достойной женщиной для внука бабушки Гун.
Против вольно живущих духов Э-Ви ничего не имела, но делать приношения им категорически отказалась. Старуха шипела и плевалась, грозя страшными карами, и даже объяснения девушки о смысле жертвоприношений и запретах Единобожия ее не устроили.
– Если твой Великий Бог-Дух против маленьких духов, пусть сам даст тебе ребенка! – выплюнула она.
Но в конце концов, бабушка вынуждена была смириться с тем, что упрямая рабыня не желает дружить с духами Афсар. Посоветовавшись со своей ведьмой и парочкой шаманов, бабуля Гун нашла какой-то компромисс с обычаями, какой – Эвента так и не узнала.
– Может быть, тебе хватит и одного Большого Бога-Духа, – туманно объяснила афсийка, – может быть, он такой большой, что всё равно распугает остальных.
Потом бабуля объяснила Э-Ви правила соблазнения мужчины. Тут сулка хохотала уже так, что бабушка угрожала взяться за кнут. И не взялась.
– Глупая коза, – обиделась старуха, но своих намерений не оставила.
Эвента размышляла, не сообщить ли бабуле Гун, что смешанного потомства у остроухих сулов и Афсар не бывает, но затем передумала. Пусть лучше надеется.
«А я буду надеяться на западные армии, – вдруг поняла Эвента и набрала воздух в легкие, вознамерившись терпеть, терпеть и еще раз терпеть, – рано или поздно все изменится. Я буду верить».
========== Суть слов ==========
Э-Ви жила в Тарпе почти полтора года и за это время ни разу не побывала ни на базаре, ни на ковровом рынке, ни у одного храма, которых, по слухам, в городке было несколько. Странным было это, но у Эвенты не было времени задуматься о том, сколько новизны она упускает. Все ее время было занято трудным хозяйством. Одежды было всего по две смены, а афсы ценили чистоту тела; нескончаемые походы на родник за водой всегда оборачивались очередью, а ишака, чтобы возить большие емкости, у семьи Ба Саргуна не было.
И вот теперь старуха, украшенная всеми своими побрякушками и тщательно приодевшись, отправилась с рабыней в центр города.
Эвента глазела во все стороны. Одета она была в чистое, украшений на ней, кроме оловянных браслетов, не было, но она чувствовала себя красивой и ухоженной, как никогда. Грустно усмехнувшись, она вспомнила былые дни, когда у нее было и серебро и даже кое-что из золота… А на ногах блестели туфли из парчи. Конечно, остальные были попроще, но ведь и из парчи были!
А сейчас серебро давно продано, а золото, наверное, как и туфли, донашивает кто-то из далекой родни в Таворе.
Эвента постаралась отогнать внезапно пришедшие мысли. Бабуля Гун показала ей на возвышающееся над остальными здание.
– Это Бай-Бо, – с уважением произнесла она название храма, – сюда я ходила, пока могла, по четвергам. Сюда будешь ходить ты. Реже.
– Что мне там делать?
– Ничего, – цокнула старуха языком, досадуя на несообразительность рабыни, – просто ходить.
На небольшой площади между двумя храмами и еще какими-то украшенными зданиями расползался пестрый базар. На земле или на сооруженных из чего попало прилавках было все. Вперемешку лежали фрукты, овощи и произведения местных и окрестных ремесленников. Увидела здесь Эвента и корзины, подобные тем, что плела. Были также миски и другая утварь.
Бабуля Гун шла по рядам, изредка здороваясь со знакомыми, и зорко следила за тем, чтобы Эвента не отставала.
Э-Ви же впервые поняла, насколько заметна она была в Тарпе, и как разумно распорядился Всевышний, что не дал ей в свое время бежать. Куда бы она пошла? Здесь женщины с запада не встречались поодиночке, если встречались вообще. За все время она увидела лишь три знакомых ружских покрывала, и каждый раз возле женщины находилось по двое-трое вооруженных мужчин.
Иногда кто-то бросал внимательный взгляд на ее загоревшее лицо под зеленоватой краской и светлые волосы, но, заметив рядом старуху Гун и оценив одежды Афсар, отворачивался, теряя всякий интерес.
Но вместе с тем Эвента разглядела нечто вовсе небывалое. Прямо у новенькой палатки напротив Бай-Бо, улыбаясь и изящно жестикулируя, возвышался над небольшой группой слушателей проповедник-кельхит. Э-Ви дернулась было в его сторону, но оглянувшись на бабулю, решила действовать тоньше. Потихоньку она, привлекая внимание старухи к товарам на прилавках, подобралась ближе к проповеднику и с волнением расслышала знакомые стихи из Писания:
– …И сказал Господь твой: не забыл Я тебя и не покинул…
Э-Ви, не сдержавшись, всхлипнула. Она и думать не могла, что будет когда-либо так сильно скучать по всему, что связано с прежней жизнью! А ведь раньше Эвента не была религиозна. Бабуля подозрительно покосилась на рабыню, затем на проповедника, нахмурилась.
– Ты знаешь его? – резко бросила она Эвенте, – раньше знала?
– Нет, – поспешила ответить Э-Ви, опуская глаза в землю, – но он из тех, кто верит, как я.
– Что он говорит?
– Он говорит о Великом Боге. Читает молитву.
Жизнь духовную бабуля одобряла, потому лишь кивнула и отвлеклась на торговый прилавок. Продавец за ним уже краснел от вопросов старушки. Эвента обошла разложенные прямо на земле отрезы ткани и заглянула осторожно в палатку проповедника. Нашла там еще двоих кельхитов и одну девушку. Все были одеты в прекрасные новые кафтаны с гербами Элдойра.
– Братья, – тихо позвала Эвента, поминутно озираясь, – братья, вы давно здесь?
– Боже, она же… это из наших! – на дурной хине воскликнул один из кельхитов, роняя на стол куриную ножку, – сестра, откуда ты? Что с тобой случилось?
–Я живу в доме одного из Афсар. Братья, у меня нет времени! Правда, что сюда придут воины белого города? – взмолилась Эвента, и мужчины тревожно переглянулись.
– Да, сестра, – наконец, соизволил ответить один из них, – но не скоро, я так думаю. Воевода Туригутта, воевода Сернегор и другие мастера войны прошли Лерне Гай.
– Будет война? – Эвента уже шептала; сзади она слышала противный голос бабули Гун, которая допытывалась об ее исчезновении у торговца. Оставались секунды.
– Сестра, воевать тут не с кем… будет резня. Может, Бог будет милостив, и мы спасем души некоторых из язычников до того, как…
Когтистая рука бабули впилась в запястье Э-Ви.
– Сбежала? – заклекотала афсийка, – пошла торговать собой? Решила опорочить порог дома Ба? Чужие мужчины, арут!
Поймав на себе сочувственные взгляды кельхитов-проповедников, Эвента покорно позволила отволочь себя домой.
Она не слышала речей старухи, не видела ничего вокруг. Все, о чем думала, была армия воевод Элдойра, снова появившаяся в Черноземье. Когда-то ее семья бежала прочь от налогов на эту самую армию, но сейчас Эвента готова была заплатить любую цену. Только бы вернуться к своим.
Дома старуха Гун недолго возмущалась непотребным поведением рабыни и вскоре отошла, радуясь удачному базарному дню. Раздав корм животным, Э-Ви, все еще под впечатлением беседы с кельхитами, принялась подметать двор.
– Не мети от себя, – приказала бабуля, отбирая веник у Эвенты, – мети к себе.
Она уселась на топчан под орехом и довольно потерла ноги, затем принялась чистить овощи.
– Когда духи ночью выходят и ходят по земле, – заговорила тем временем старуха, и голос ее монотонно звенел в полуденном зное, – они ищут грязные места и скверные дома. Там, где грязно, где плохо мыто, где ругают и проклинают, они находят себе пищу. Там, где женщины обманывают мужей, а мужья приносят домой грязные деньги – злые духи.
Ястребиный взор старухи Гун был устремлен куда-то вне времени и пространства. Эвента слушала – и вспоминала Пустоши между Таворой и Тарпой. Разве злые духи могут остановить армию! За сколько пройдут всадники через Междуречье? Дойдут ли?
– Отогнать злых духов можно, если рано вставать, – продолжила бабушка, – если не держать скверны в домах и не оскорблять огонь, воду и землю, не ругать ветер и не носить в себе грех. Добрых духов можно привлечь, если в доме звучит детский смех, – голос ее погрустнел, – если женщины дома встают и, украсив себя, идут за водой до того, как проснутся мужья и сыновья.
Она вздохнула. Теперь ее сиреневые глаза смотрели в то время, когда она жила в большом доме – время молодости и зрелости; время, когда она сама, вставая, украшалась и шла за водой. Эвента словно видела это собственными глазами. Впервые она испытала к старушке сочувствие. Не то, которое ей положено было испытывать – как к любому пожилому члену общества. Перед ней была старая женщина, много испытавшая, прежде чем оказаться в тупичке Ба селения Тарпа. А впереди предстояло гораздо большее испытание, о котором Эвента хотела бы, но не могла поведать.
Кашлянув, бабушка Гун продолжила своим ровным голосом:
– Спать нужно в ту сторону головой, где солнце скрывается из вида. Там, где горит огонь, нельзя хранить воду. Если у хозяйки есть раб или собака – им нужен отдельный загон; нельзя держать их с чистыми животными…
Ба Саргун вернулся через месяц. О том, что он возвращается, предупредил его дальний родственник по линии Ба. Бабушка Гун была во всеоружии. Вычистив все закоулки двора и дома, она извлекла парадные покрывала и коврики и вызывающе сдвинула обе кушетки в большой комнате вместе, а сверху постелила красное толстое одеяло.
Из своего бездонного сундука она извлекла ворох одежды и заставила Эвенту облачиться в одно из платьев – неудобное и плохо сшитое, но весьма богато украшенное.
Наконец, во дворе раздался знакомый свист – это Ба Саргун приветствовал ручных попугаев у соседей – и широкими шагами мужчина вошел в свой дом, ожидая привычных приветствий. Войдя же в дом и поставив копье у двери, он повернулся к бабуле Гун – и так и застыл, открыв рот.
Бабуля восседала на сундуке с решительным видом, а перед ней – и перед очагом – стояла Эвента в наряде афсарской невесты, и лицо ее было скрыто желтым шелковым платком.
– Ну-ка, приветствуй мужчину, – доброжелательно подсказала бабушка, не двигаясь с места, – подай ему воды.
Э-Ви поспешила исполнить ее указания. Машинально отхлебнув из кружки, Саргун оглядел преобразившееся жилище, вопросительно посмотрел на бабушку – но, кроме воинственного выражения, не разобрал ничего, посмотрел на свою рабыню – но она упорно глядела в пол перед собой, и, наконец, сел у очага, ожидая объяснений или хотя бы обеда.
Бабуля Гун, удовлетворенная первым впечатлением, велела девушке удалиться в комнату, задернула за ней занавеску – теперь это была толстая и сплошная штора из тяжелой ткани – и строго посмотрела на внука.
– Милость духов с тобой, бабушка, – слабо произнес он и кивнул в сторону комнаты, – это что?
– Ты будешь делать ей ребенка, – тоном, не терпящим возражений заявила старуха, – духи Ба признали Э-Ви, и она тоже хозяйка очага.
Саргун вскочил с места, но клюка старухи уперлась ему в грудь.
