Текст книги "Запреты (СИ)"
Автор книги: Гайя-А
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
– Стыд перед всем народом, когда в доме есть женщина и нет детей, – грозно продолжила старуха, – бесплодие поразит посевы и скотину. Никто не даст тебе больше жену. Соседи будут показывать пальцами. Дети будут кидать камни.
Саргун зарычал, обнажая зубы.
– Соседи могут провалиться в зыбучие пески. Что затеяла?
– Я стара, – сказала бабуля Гун, – мое место у очага не должно пустовать, если я заболею или умру. Я научила ее, я буду учить дальше. Она рабыня и взята с чужого берега, но она лучше, чем то, что ты точно так же можешь купить на этом берегу.
– Не хочу я ее, – пробормотал Саргун. Бабуля безрадостно засмеялась.
– Я стара, но не глупа. Когда ты был маленький, ты воровал у меня из-под носа леденцы из сахара. Ты думал, я не вижу. Я видела тогда. Я и сейчас еще не ослепла.
Договорив, старуха повернулась к внуку спиной и величаво удалилась за свою занавеску.
Ба Саргун вошел в свою комнату. Обстановка не сильно изменилась с тех пор, как он уехал, разве что ненавистная вторая кушетка переехала к его собственной, а ящик с домашним скарбом переместился на ее место.
Это было убогое жилище, но это было его жилище.
Интересно, какими глазами смотрит теперь на все вокруг его рабыня? Она сидела молча, как изваяние, на краешке кушетки, сложив руки на коленях. На низком столике перед ней стоял его обед. У Афса заурчало в желудке. Он был страшно голоден.
– Полей мне воды, – буркнул он и тщательно умылся.
Обедал он молча. Еда показалось ему самой вкусной, что он когда-либо пробовал – дорога действительно была непростая.
Раньше он насладился бы трапезой, но сейчас его страшно раздражала ситуация, когда Эвента сидела рядом под свадебным желтым платком и молчала. В принципе, против молчания он ничего не имел, как и против желтого цвета. Но все вместе – бабушкина отповедь, перестановка, свадебный наряд на рабыне – составляли сокрушающую обыденность картину.
Поев, он сыто рыгнул, вытер лицо и хотел уже вытянуться и уснуть, когда вспомнил, зачем украшен дом и везде развешаны амулеты.
– Ложись, – тяжело вздыхая, приказал он Э-Ви и устало принялся раздеваться.
…
Вздремнув пару часов, он обнаружил Э-Ви всё так же возле себя. За занавеской бесшумно, что было для нее нехарактерно, возилась бабуля Гун. За окном играли соседские дети, а тени на полу подсказывали, что близится закат. Потянувшись и пробудившись окончательно, Саргун отметил про себя, что уж сегодня-то он никуда не двинется с места.
Эвента пододвинула столик к краю кровати, и он потянулся за кружкой.
Как же все-таки прекрасно вернуться домой! Выспавшись, он подобрел и был настроен переосмыслить изменения в распорядках дома.
– Хозяин Ба, – подала голос Э-Ви, – бабушка сказала, мне можно обращаться к тебе.
Он нехотя кивнул.
– Ты был на западе?
Снова кивок.
– Ты зол на меня?
Мужчина недоуменно посмотрел на рабыню. Она всё так же смотрела в сторону. Сердце у Ба Саргуна не было каменным, и он сжалился над сулкой.
– Нет, – потом добавил, – если я злой, то сам по себе злой. На соседей злой. На «никогда нет денег» злой. На тебя нет. Сейчас нет. Слишком устал.
Она кивнула, а затем – Ба Саргун дернулся, когда она прикоснулись к нему сзади – вдруг начала трогать его, мять его шею, спину и плечи, и это было очень приятно.
«Еще один арут, – про себя вздохнул Саргун, отчаявшийся что-либо понять в рабынях и западных женщинах вообще, – но пусть она это делает». Он закрыл глаза и отдался ее нежным рукам.
Дальше, чем в этот раз, на запад он никогда не забредал. Никогда раньше не представлял, что мир так обширен и многообразен. Глядя на женщин, закутанных в покрывала, как то, что было на Э-Ви в день ее покупки, он множество раз задумывался, многие ли из остроухих женщин похожи на нее. Может быть, они все?
За окном постепенно смолкали звуки дневной жизни. Ухали совы. Кое-где кричали ослы. Бабуля Гун, спев и принеся подношения духам очага, ложилась спать и шумно возилась в своем углу, охая и кряхтя. Дождавшись тишины и темноты, Э-Ви выскользнула из своей рубашки и осталась обнаженной – Саргун чувствовал спиной прикосновение ее груди к своей коже.
Делала бы так Фоска, спрашивал он себя? Или её старшая сестра?
– Почему твой народ такой странный? Или это ты странная? – спросил он, не открывая глаз, – или много одежды, или совсем голая.
Мелодичный тихий смех был ему ответом.
– Потому что здесь нет никого, кроме тебя.
– Ну и что.
– Мне одеться?
– Нет.
Какая разница, в самом деле. Всё равно спустя какое-то время он снова захочет ее, и очень может быть, она захочет его даже раньше. А в эти минуты он запрещал себе даже в мыслях произносить «арут», потому что это понятие было неприменимо к ней и ко всему, что она делала. Все в ней было не так, непривычно, неправильно, как ни ряди ее в афсарские рубашки и не крась в зеленый цвет. Это-то и манило.
Совсем стемнело, и Саргун улегся на одеяло, повернулся к ней спиной, которую она теперь гладила – пальцем обводила татуировки и шрамы, что отчего-то любила делать.
– Хозяин Ба, – раздался снова ее голос, – а то платье, что дала мне бабушка сегодня. Это платье для невесты?
– Да.
– Его и свободные женщины носят?
– Да.
Обдумав и оценив услышанное, Э-Ви замолчала, прижавшись к его плечу сзади.
– Если духи одобряют женщину, она может надеть его, – пояснил на всякий случай афс.
– А кто раньше носил его? – любопытство зазвучало в нежном голосе рабыни.
– Моя мать.
Снова она перестала возиться и приутихла.
– А у тебя есть мать? – вдруг услышал Саргун собственный голос. Девушка улыбнулась. Он чувствовал это даже в темноте.
– Я мало знала ее. Когда отец умер, она нанялась в войска и ушла. Она редко приезжала. Потом ее убили.
В голосе девушки была лишь безмятежность далеких воспоминаний, но Саргун подскочил на ложе, сбросив ее руку со своей груди.
– Женщину? Убили? На войне? – поразился он, – это правда? Ты правду говоришь? Что она сделала, что ее убили?
Эвента хмыкнула, потом, должно быть, что-то припомнила.
– Наверное, попала в засаду, – неуверенно сказала она, – или что-то в этом роде.
– Ее звери убили? Или ошиблись? Или болезнь?
– Она была воительницей. Она воевала. Из каждой семьи призывали тогда в ополчение…
На всякий случай она повторила это на хине. Саргун улегся назад, пораженно думая над ее словами.
Женщины в самом деле воюют. Воины. Настоящие, неподдельные, носят оружие и убивают, и другие убивают их, не видя в этом ни удара по собственной чести, ни какого-то особого греха. Но для воина Афсар оружие и женщина – это был арут, из тех, что не укладывались в мировоззрение и ломали его целиком и полностью.
Много лет после сражения при Таше Ба Саргун чувствовал холодок, когда вспоминал нежное лицо воина, что лежал перед ним мертвый в пыли. У мужчин не бывает таких лиц, откуда бы ни вели они свое происхождение. И теперь мужчина понял, что это в самом деле была такая же женщина, как Э-Ви или ее мать.
Ему захотелось рассказать о Таше Эвенте, но он заставил себя побороть это желание. Колдунья она или нет, может, она и обманула духов бабушки Гун, но ему не стоило слишком раскрывать перед ней грудь. Если она и так не была открыта нараспашку уже давно. Женщины-воины! Саргун пытался увязать это со своими представлениями о допустимом и терпел провал.
Саргун размышлял над этим некоторое время, затем нашел, что лучше Эвенты никто не расскажет о странных обычаях западного народа.
– А ты тоже… Хотела бы стать воином? – спросил он ее, не зная, что будет делать, если она ответит «да». Но к его облегчению, она пожала плечами.
– Нет, зачем же? Мой брат был воином. Это горький хлеб. И его не бывает много.
– Ты говоришь как мы, – заключил Саргун, глядя в потолок и закидывая руки за голову, – странно. Ты не скучаешь по своему народу. Не скучаешь по своей земле.
– Я жила не на нашей земле, – раздалось глухо вдруг со стороны Э-Ви, – мы пришли в Тавору только несколько лет назад. До этого жили далеко на Западе.
– Еще дальше? – поразился Саргун, начинавший прозревать относительно масштабов своего невежества.
– Так далеко, что этот путь не пройти пешком за сто дней, даже если не будешь спать и есть.
Не в правилах Афсар было сомневаться в правдивости речей говорящего, тем более, когда этот говорящий находился в его собственности. Саргун честно попытался представить себе расстояние, которое не смог бы преодолеть за сто дней пути. Получалось много.
Он никогда не знал о существовании науки географии. Его познания ограничивались практикой, и должно было бы их хватить, живи он, как все вокруг – прилежно занимаясь торговлей, женясь на дочерях соседей и ездя верхом на ишаках. Но мир вне края Афсар по-прежнему влек его к себе.
Даже после Ташских сражений. Особенно после них. Опытный, страшный, казавшийся непобедимым противник, проникший на территорию непокоренного племени, разметал обученных воинов Афсар, как ураган – песчаную насыпь. Враг умел действовать сообща, планировал все свои действия заранее, переговариваясь на дальних расстояниях. Враг не гнушался обманом и подлостью, и все наивные представления о честной войне у тогда еще совсем юного Саргуна рассыпались в прах. И арут говорил, что враг бесчестен и потому проиграет. А жизнь доказала обратное: на землю Афсар пришли непобедимые воины.
Ба Саргун не оставил мечту стать однажды настоящим воином – лучшим, чем был. Беда была лишь в том, что кроме него, в живых не осталось никого, кто разделял бы его мечту. Их всех, казалось, устраивало оставаться прежними. А те, кого не устраивало, снимали перевязь воинов и становились торговцами, уезжали на юг.
Саргун повернулся на бок спиной к девушке и напряженно размышлял. Вне всякого сомнения, то, что он узнавал в дальних поездках, собирал по крупицам и бережно хранил в памяти, это уже много. Но вот она, все более чужая с каждым днем – и все больше своя – знает много, много больше о том мире, откуда пришли захватчики, разгромившие Афсар с легкостью.
Учись у врага, говорили старики. Хороший враг научит большему, чем плохой друг, а лучше них обоих – хороший друг. Была ли рабыня его другом? Он не знал. Но и врагом считать не мог.
Решив для себя окончательно, Саргун повернулся к Э-Ви.
– Э-Ви, – сказал он едва слышно, – расскажи мне о той земле, откуда ты пришла. Расскажи мне все, что ты знаешь, о тех землях, где я не бывал. Духи развязали тебе язык. Больше не молчи. Говори.
– Я не…
– Сколько знаешь. Сколько сможешь.
…
Чего она только ни рассказывала! О белых городах, о реках, полных пресной воды, о заливных лугах. Саргун слушал и не верил. Эвента видела по его лицу, что доказать свои слова она не сможет в одиночку.
– Спроси, кого хочешь, хозяин Ба, – предложила ему Э-Ви. Видимо, афс послушался ее совета, потому что стал часто исчезать в базарные дни. Где он пропадал, девушка узнала, когда он позвал ее с собой спустя недели три. Точнее, сделал так, что она сама попросилась пойти.
– Приехал большой караван, – сказал Саргун, – издалека. Из-за большой реки и черной земли. Привез много всего.
Эвента встрепенулась.
– Можно мне пойти с тобой? – спросила она у хозяина. Он оглядел ее, словно впервые увидел, подумав, милостиво кивнул, хотя бабуля Гун поджала неодобрительно губы.
.это был лучший для Э-Ви день в Тарпе. Она видела своих. И дело было не в одеждах и даже не языке. На красивых скатертях лежали товары, так трогательно знакомые ей: книги, гадательные руны, трубки для табака – предмет пока небывалый для Афсар, ножи, ножны, кожаная высокая обувь и целый ворох одежды, среди которой попадались как везде носимые рубашки из грубого полотна, так и настоящие сульские вуали из жатого шелка.
Она не смотрела на цены, не искала покупки. Все, что нужно было ей, лежало здесь – зримое вещественное воспоминание о мире, который был в сто тысяч раз больше, чем тупичок Ба, его колодец, козы и соседские сплетни.
Ба Саргун, переговорив с несколькими продавцами, внимательно наблюдал за ней, но Эвента его не видела. Руки ее перебегали с одного предмета на другой, ласково прикасались к символам жизни, недоступной, но по-прежнему манящей. Она не успевала расстроиться – знала, на это будет еще время. Потом, долгими дождливыми ночами.
Наконец, Саргун не выдержал собственного правила о молчании.
– Это что? – ткнул он пальцами в переплет книги, – письмо?
– Книга, – поправила Эвента и повторила для верности, потом попыталась отыскать аналог в речи афсов, – большое письмо.
Он ткнул пальцем в следующий фолиант.
– А это?
– Другое большое письмо.
– Одного мало?
Каждый раз, отвечая на его вопросы, она с одной стороны радовалась тому, что больше всегда молчать не нужно, с другой стороны – огорчалась его дремучему невежеству, и, конечно, бывало, едва сдерживалась от хохота. Но терпеливость – достоинство учителя, как говорили на западе, и Э-Ви старалась стать хорошим учителем.
– Книг много, – пояснила она, – в них память о том, что было и рассказы о том… Как все делать правильно. Ты можешь что-то забыть, но в книге написано, и ты всегда можешь открыть ее снова и прочитать. Так мы ничего не забываем.
Оценив это, Ба Саргун задумался, оглядывая прилавок. Затем, не поворачивая головы, метнул на рабыню косой взгляд.
– Теперь иди домой. Вот, возьми – и купи сладостей и чего захочешь.
И сунул ей в руки две медные ногаты, после чего повернулся спиной, давая понять, что разговор окончен.
…
Два с лишним часа Ба Саргун провел у прилавка торговца книгами, амулетами, благовониями и принадлежностями для черной магии. Для Афсар все эти предметы были атрибутами некоего колдовства – но теперь Саргун понимал, в чем особая ценность больших писем, над которыми так тряслись остроухие и которые так дорого стоили перевозчикам караванов.
Знания! Бесценные знания, дороже оловянных безделушек и оливкового масла! Приходящие из-за черной земли, в виде больших писем, каждый раз разных – Саргун специально проверил это, даже обнюхал их под равнодушным взглядом торговца.
После хорошего заработка оставались еще деньги. Хозяйство впервые за годы не находилось на грани полного упадка. Он собирался купить подарок бабушке. И рабыне. Бабушке – отрез ткани, который она спрячет в сундук, Э-Ви – какую-нибудь безделушку или сандалии, может быть. Но теперь его манили большие письма, на которые так жадно смотрела девушка.
Он пожалел, что отослал Э-Ви домой. Гордость гордостью, но она могла бы подсказать, что именно следует искать на прилавке.
Заметив его изменившийся взгляд, торговец поспешил к потенциальному покупателю.
– Господин желает причаститься глубин науки? – затараторил он с веселыми интонациями зазубренные фразы, – господин желает проникнуть в тайны мироздания? Быть может, господин желает найти отдохновение души в веселых историях из жизни прошлых веков? Здесь товар на любой вкус! И на любой кошелек, – добавил он тише, чтя негласный запрет на произнесение слова «дешевый» в момент рекламы.
Саргун хмыкнул, не желая показывать заинтересованность, но это был опытный торговец.
– Вот здесь, изволите видеть, – вел сул рукой над прилавком, – бесценные рукописные вариации книг пророчеств и толкований Писания; само Писание, конечно, вы найдете в храме или у проповедника абсолютно бесплатно, – он нажал голосом на этих словах, – а за скромную цену вы можете постичь больше из науки богословия.
Видя равнодушие молчаливого афса к теме бессмертия души, торговец приободрился еще больше.
– Здесь, во втором ряду, книги наук, которые нам, грешным, не во зло было бы изучать больше, отвлекаясь от мирской суеты и добывания пропитания. Вот изволите видеть комментарий о движении небесных тел, это новая книга, всего лет восемь как изданная под редакцией университета Таила…
Незнакомые слова надоели Саргуну, но он все еще надеялся разобраться в товаре сам.
– Это, как видите, книги историй и сказаний – упоительные вечера обеспечены вам, супругам, гостям! – тон пройдохи-купца потерял всякий намек на нудную почтительность к наукам, – история о том, как вор проник в сокровищницу Гавани – и нашел там разъяренного дракона; вот сказки женской половины Золотого Дворца на Лукавых Землях. А здесь трактат о любви известного ценителя наслаждений и удовольствий Мастера Лувиэля! И, разумеется, сказание о доблестном рыцаре по имени Волчок-хвоста-Клочок, перевод с сурта, в семи томах, с иллюстрациями!
– Ты умеешь читать? – спросил Саргун, прерывая поток речи. Торговец угодливо улыбнулся, – какая книга была та, что ты читал первой?
Торговец снова улыбнулся во все зубы, демонстрируя непонимание вопроса. Ба Саргун отчаянно надеялся как-то скрыть тот факт, что желает учиться читать – он и от себя пытался это скрыть.
– Дети, – вдруг пришло ему в голову, – моя жена хочет учить детей читать. Какая книга нужна для этого?
Торговец понимающе закивал. Ловкие пальцы его извлекли совсем тонкую книжицу из стопки точно таких же, аккуратно лежащих в углу.
– Это простейшее алфавитное чтение, – скороговоркой заговорил он, – на сурте и хине. Какой язык будут учить дети господина?
«Духи, помогите мне», взмолился про себя Ба Саргун. Наугад ткнуть он опасался.
– Язык запада, – пробурчал он едва различимо. Торговец взял платочек из тонкого хлопка и распахнул перед носом Афса первую из книг.
– Изволите видеть, книга красочная и оформлена доступно. Любой желающий овладеет навыками письма и чтения на хине в кратчайшие сроки…
Восемь монет! Ба Саргун возвращался домой, и голова его гудела. Даже самые простейшие знания стоили дорого, хотя до сказок и фривольных иллюстрированных трактатов о любви им было далеко.
«Трактат, богословие, университет… – повторял новые слова Ба Саргун, досадуя на весь белый свет и себя самого, – знать бы еще, что это. Наверное, я все понял не так. Э-Ви рабыня и дикарка – я-то помню, как она не умела мыть руки! – но… она знает эти слова, а я не знаю».
Холодок недоверия прокрался в его душу. Ведь могло быть так, что за внешней покорностью рабыни скрывалось лютое презрение и злоба на неграмотного хозяина. Возможно, это важно для остроухих жителей западных земель. Все может быть.
Дома он застал бабулю Гун, разбиравшую принесенные домой продукты и расписные глиняные тарелки, но Э-Ви нигде не видел.
Нашел он ее во внутреннем дворе, где она чистила что-то уксусом. Подняв глаза на хозяина, девушка встала приветствовать его. Он сделал знак рукой.
– Э-Ви, я принес кое-что, – сообщил он, открывая мешок, – это будет храниться у тебя.
И протянул ей книгу.
***
Сначала Эвента не поверила своим глазам. Ей подумалось, это какая-то шутка, если бы только у афсов наличествовало чувство юмора. Но нет, казалось, серьезности Ба Саргуну не занимать.
Как выяснилось, не занимать и терпения, и усидчивости. За одну неделю он освоил смысл азбуки. За вторую – научился складывать слоги и читать простейшие слова. Усложняло обучение то, что и сама Эвента на срединной хине говорила не с самого детства, пользуясь чаще диалектом своего народа, а у Афсар и вовсе не было собственной письменности.
И тем не менее, афс Саргун пытался учиться. Письмо давалось ему хуже чтения и произношения, руки не привыкли к тонкой работе, и он потел от напряжения, выводя сложную вязь на песке под каштаном.
Учеба днем так утомляла его, что ночью он засыпал, стоило лишь лечь на продавленную кушетку. Эвента удивлялась его старанию. Зато бабушка Гун не одобряла их, особенно то, что ее внук терял аппетит, был занят дикарский грамотой и ночью, вместо того, чтобы думать о чести рода и делать детей, спал как убитый, сраженный в борьбе с письменностью.
Но точно так же, как раньше он молчал, теперь он задавал вопросы. Он задавал бесчисленное множество вопросов – и иногда такие, на которые ни Эвента не знала ответов, ни книг не существовало.
– Что такое эти знаки? Зачем здесь стоит точка? Почему зверь и птица – это «оно», если есть самки и самцы?
И она терпеливо отвечала, стараясь объяснять лаконично и доступно:
– Это титлы. Точка – это начало имени. Птицы и звери – это «оно», пока ты не подойдешь ближе, чтобы узнать, самка это или самец…
С последним не особо получалось.
– А если птица улетит? – спрашивал опытный охотник.
– Тогда останется «оно».
– Но если это была самка – так и останется самкой.
– Но ты не узнаешь об этом.
На мгновение Ба Саргун задумался, затем лицо его озарилось светом новой мысли:
– Э-Ви! А если птица не улетит, и стрела поразит птицу, но пока я буду ее искать, прибежит шакал и съест нижнюю половину птицы, это будет «оно»? или мне сначала придется убить шакала и убедиться?..
– Тогда… – начала было Эвента говорить, но потом догадалась оглянуться на Ба Саргуна. Он давился от сдерживаемого хохота. Э-Ви открыла рот, но не могла ничего сказать.
Афс шутил! Этого ей еще видеть не доводилось. Она залилась смехом, и тут же рассмеялся и он.
Постепенно ей удавалось объяснить ему и более сложные понятия. И большинство из них Саргун подвергал беспощадной критике, да такой, что многие софисты знатных университетов Поднебесья начали бы чесать затылки, пытаясь достойно ответить. Пытливый ум прирожденного следопыта признавал ценность географии, астрономии, медицины, но напрочь отвергал достоинства истории и философии.
– Ты там была? – ворчливо спросил он, когда Э-Ви попробовала рассказать ему о битве за Элдойр, – ты видела своими глазами?
Ей пришлось признать, что тогда она была слишком юна и находилась далеко от белого города.
– Значит, это неправда, – убежденно продолжил Ба Саргун, – нужен кто-то, кто видел.
– Но он написал книгу об этом! Он там был!
– Все написали книги? Все, кто там был?
Эвента растерялась перед таким вопросом. Насколько она знала, едва ли не половина воевод белого города писать вообще не умели и не видели в том особой нужды.
– Значит, голос одного ценнее остальных? А почему? – видя ее замешательство, рассудил Саргун, – или письмо одного… Нужно спросить всех.
– Книги писали многие, – неуверенно возразила Эвента, – это была великая война. Книг о войнах очень много!
Тут уже настала очередь Ба Саргуна задуматься. Но свои соображения он удержал при себе.
В следующем месяце Ба Саргун окончательно простился с заветной мечтой когда-либо жениться на Фоске Муи. Или на ее сестре. Или на ком-либо еще, за кого пришлось бы платить.
Он долго смотрел на столбики монет на столике у очага. Шесть по пять и еще двенадцать. Шесть по пять – на мечту, двенадцать – на дом и быт. Саргун упрямо сжал челюсти, прикусив губу, постарался остановить сам себя, но…
«Прощай, Фоска, – грустно осознал Саргун, сжав монеты в кулак и бережно опуская их в кошелек, – вы все того не стоите». Решительно облачившись в кожаную перевязь и парадные штаны, нанеся зеленую краску особо тщательно и сердито растрепав волосы, он отправился на базар.
К несчастью, торговец его узнал.
– Господин, – учтиво поклонился он, и буквально расстелился по прилавку, – как Ваше здоровье? Как успехи в науках у достойных наследников? Не сомневаюсь, вы оценили по достоинству качество предлагаемого мной эксклюзивного товара – и я счастлив лицезреть вас вновь.
Он принялся перечислять новинки, привезенные в Тарпу, но Ба Саргун его не слушал, изредка откликаясь на упоминание цен.
Сжав кулаки, он пристально всматривался в обложки книг, с удивлением обнаруживая, что может прочитать некоторые названия!
Пораженный, афс застыл на месте. До сих пор ему казалось, что вся его учеба была сплошным миражом – черчением бестолковых символов на песке и притворством, но сейчас он вдруг смотрел на знаки на книгах, и узнавал их, словно перед ним были старые знакомые.
На-у-ка ал-хи-ми-и, прочел, волнуясь Саргун, ощущая в коленях нечто, недостойное настоящего воина. Он поднял взор на угодливого торговца, который токовал сам с собой, перечисляя все новые и новые достоинства своего товара.
– Я хочу купить книгу историй, – услышал свой голос Саргун и насупился, желая придать тем самым больше твердости своему намерению, – мне нужны истории. Из тех, что на самом деле.
И вновь торговец не удивился запросу покупателя.
– Вы желаете истории забавные? Волнующие? О подвигах? О сражениях? Быть может, истории о подвигах не столь ратных, сколь сердечных? Истории поучительные или развлекательные? Истории те, что можно прочесть даме сердца и разжечь в ней желание? Разнообразные истории в сборнике?
– Да! – краснея от умственного перенапряжения, рявкнул Саргун, надеясь, что торговец умолкнет наконец.
Торговец умолк, глядя на афса как-то подозрительно доброжелательно.
– Только без картинок, – поспешно добавил Ба Саргун, памятуя о том, что книги с картинками – дороже; об этом неоднократно упоминала Э-Ви. Торговец прищурился…
С базара Ба Саргун уходил, ставший беднее на двадцать пять монет – духи зла ополчились на него в тот день! – но богаче на целую толстую книгу. Настоящую. Живую.
========== Отступление ==========
Слова. Книги. Живые и манящие.
Даже добыча охотника, даже черепа врагов так не завораживали прежде Саргуна. Ему казалось, кто-то снял веревку с его шеи и отпустил на волю после многолетнего плена.
В том, что книга жива, Ба Саргун не сомневался с того дня, как взял в руки первую. Она не только пахла совершенно по-особенному, она еще и менялась – от страницы к странице, то веселая, то грустная, то – заставляющая учащенно дышать или даже расстраиваться едва ли не до плача.
Ба Саргун был во многих стычках и одной настоящей битве, но никогда не думал, что слово обладает подобной властью. Властью большей, чем сила мышц и металла. Читая повесть о рыцаре Миртиэле, он переставал дышать на каждой странице, вздрагивал от каждого удара по герою, словно он пришелся по нему самому и вместе с ним ненавидел коварного колдуна, похитившего сестру Миртиэля. И хотя сам он мог пока едва ли осилить две страницы убористого текста, Э-Ви читала бегло и с выражением, и слушать ее мелодичный голос было одно удовольствие.
Глупость рядом с нищетой! – готов был взвыть Саргун, когда дядя Муи отозвал его в сторонку и угодливо, слащавым тоном попросил одолжить ему чтицу на вечер для гостей, отмечавших помолвку племянницы. Бабушка Гун, подозрительно относящаяся к чтению и грамоте вообще, ахнула, увидев шесть монет, заработанные Эвентой чтением. Гости умирали от хохота и рыдали в голос над «Приключениями Сульского Вора в Гареме Золотого Царя», и приглашения посыпались одно за другим.
Ба Саргуну приключения воров, хитрых торговцев и ловких мошенников тоже нравились, но вот истории «Спальни леди Мары» он слушать не мог, потому что леди Мара на страницах книги еще не успевала раздеться, а он уже волок Э-Ви на кушетку. Слишком уж подробно и любострастно описывал неизвестный писатель прелести развратной красавицы, и очень выразительно Эвента умела читать…
Со времен Ба Саргун заметил также, что незнакомые слова все реже остаются непонятными. Оказалось, их смысл можно уловить, вчитавшись, даже и не спрашивая рабыню. Но были и такие, что всё равно требовали пояснений.
Слово «свобода» значило, например, совсем не отсутствие клейма и веревки. Оказалось, что на землях западного народа раб может ничем не отличаться от хозяина и даже быть богат; и даже и так может быть, что у раба есть свой раб, а у того – свой, и так далее. И это называлось «сословие», но как согласовать это понятие с понятием «свобода», Ба Саргун понять так и не смог.
Было слово «граница», и было сочетание «граница чести». Саргун волновался, но понять, где эта самая граница проходит, тоже не смог. Много было сложных слов, не имеющих аналогов в наречии Афсар. Много было странных понятий и много было тех предметов и явлений, которых в обществе Синегорья или Тарпы просто не существовало, чтобы привести их в пример.
Замок. Столица. Монахи. Городской дозор. Иллюминация. Плотина. Корабль. Баллиста. Слов, которые обозначали нечто, неизвестное Саргуну, накопилось столько, что свободного места на глиняной поверхности сарая с козами уже не хватало. Пришлось сшить вместе несколько кусков тонкой кожи и писать углем. А слова все прибывали и прибывали. Вместе с ними открывались и удивительные тайны. Выяснилось, что одно и то же слово может обозначать несколько предметов и явлений. Что на разных языках одно и то же явление называется по-разному и по-разному оценивается. Что существуют слова-арут, произносить которые нельзя, но они все равно существуют – тут Саргун окончательно сделал вывод о безумии западного народа.
А что было, когда он выяснил, что книжные слова умеют лгать! Вот леди Мара со страниц книги, например, как и безымянный Вор – все они оказались персонажи вымышленные. Никогда не жившие. Саргун всерьез и надолго обиделся на автора. Зачем, зачем он узнал правду, и отчего автор не мог написать что-нибудь о настоящих героях! И как жить теперь, когда тех, любимых, на самом деле не существует!
– Хозяин Ба, так уж заведено, – робко возражала Эвента, – не все из тех, кто описан в книгах, существуют на самом деле. И именно такими, как их описывают…
– Это ложь, получается, настоящий обман, – сурово высказался афс, – а значит, арут.
– Ну, раз арут, читать про леди Мару больше не будем.
Хитрая остроухая! Отказаться от чтения Саргун уже не мог.
Идиллия, воцарившаяся в доме Ба, отвлекла афса от печальных размышлений о судьбе племени. Шли недели, а он погружался в волнующий мир западных знаний, и не было ничего, что напоминало бы о приближении беды.
Беда никогда не приходит по расписанию.
Когда по самхитскому тракту на юго-запад потянулись первые повозки переселенцев-сулов, Эвента умчалась из дома под предлогом выпаса коз. Бросив обеих вместе с козлятами, она, глотая красную пыль и задыхаясь, едва догнала караван, уже покидавший предместья Тарпы. Ноги у сулки болели, при мысли, что назад придется идти пешком по той же неровной дороге, начинала болеть и спина.
– Братья! – окликала она переселенцев, но они, завидев ее, чаще отворачивались, чем прислушивались к ее выкрикам.
Наконец, один из остроухих уделил бывшей соотечественнице внимание. Лицо у него было усталое, в русых волосах запутались колючки.
– Хочешь со мной? – безнадежно спросил он и развел руками, – кроме этого осла, у меня нет ничего.
– Что там, на западе, через пустоши? – выкрикнула Эвента.
– Элдойр надавил. Воевода Туригутта идет.
– Одна?
– Она и две тысячи ее головорезов. Набрали добровольцев во многих селениях. Заняли Лерне Макеф и Тавору. Вот мы и уходим…
Тавора под воеводой Туригуттой! Эвента похолодела. Мысли о возвращении к родне, пусть даже чтобы сделаться уже их рабыней, рассыпались в прах. Даже если они еще живы, ловить ей в Таворе нечего после расквартировки войск. Да еще и с добровольцами, что значило буквально – разбойниками.
