Текст книги "На исходе дня (СИ)"

Автор книги: Гайя-А

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

– Подвинься, – хрипло толкнула она Валенсио в бок, и как-то – потом она сама не могла разобрать – шея юноши оказалась сама прямо перед ее носом.

Особенно сложно было не запачкать одежду – кровь была неожиданно текуча, сытна, и держать добычу приходилось на весу. Ангелина потянула назад шелковую блузку, Валенсио сорвал платок с шеи, отстранился, насколько это было возможно, от жертвы.

Если и был в жизни Ангелины адреналиновый удар, то только в этот раз. Оторвавшись от потерявшей сознание жертвы, она смотрела в пространство широко распахнутыми глазами – и зрачки ее то сужались, то расширялись; все вокруг плыло, и никакого порядка в том мире кровавого хаоса, где она находилась…

– Передозировка? – хмыкнул Валенсио, запихивая студента головой в унитаз, и стараясь освободить хоть небольшое пространство для ног. Он поправил рубашку, достал расческу, встряхнулся, готовясь возвращаться на место.

Ангелина молчала, хлопая ресницами, и пытаясь… ах, уже не пытаясь. С сытых губ капнула последняя капелька крови на белоснежный бюстгальтер.

Она уже не знала, как это произошло – их повлекла друг к другу неведомая сила, противостоять которой не было никакой возможности. Притяжение сильнее всего, что прежде испытывала Ангелина. Эта же сила каким-то чудесным способом уничтожила, смяла, растоптала отчужденность и даже самые малейшие сомнения. Как будто бы они не летели на одиннадцати километрах над землей, как будто бы под ногами у них не лежал едва живой человек…

А целовался Валенсио здорово. Отдавался со страстью и нежностью поцелую, словно не заботясь, будет или нет продолжение – не юнец, спешащий добраться до запретного плода, и не старик, боящийся провала на поле битвы. Возможно, именно поэтому он мог позволить себе быть в меру нежным, в меру страстным, и не дать Ангелине застесняться ни на миг.

Искренни и порывисты его движения, в которых нет ни старания произвести впечатления, ни отработать «обязательную программу». Тоже своего рода охота; тоже на первом месте удовольствие от процесса. А если это охота – то охотников здесь двое, и ни одной жертвы.

Штрихи, возбуждающие в Ангелине сильное желание: черные волосы на его руках, курчавая поросль над пупком, не говоря о том, что там ниже, две родинки на щеке, чуть ассиметричные густые брови, чувственный яркий рот и настойчивые жадные губы.

Детали, смущающие Ангелину: самолет, туалет, кровь, стекающая по ободку унитаза, потеря всякого контроля и полное нежелание искать в душе что-то, отдаленно напоминающее совесть.

– Моя Анжи, – хрипло воркует он, входя в нее с нежным стоном, и вжимая ее спиной в зеркало, – моя красавица.

И в легкой панике и сильном возбуждении Ангелина подчиняется завораживающим смыслам слова «моя». Ее колотит от удовольствия, ее растаскивает на атомы, каждый из которых – отдельный мир наслаждения и неги. Ничего особенного он не делает, нет же.

Затворницей Ангелина не была, и даже пыталась заводить любовников – достаточно было одной встречи, чтобы понять – не то. Так где же было спрятано все это безмерное удовольствие до сих пор? Как у Валенсио нашелся ключ к тайнику?

Или все дело в комбинации самолета, вкусного студента и напарника – комбинации, которая, как знала Анжи, вряд ли когда-либо повторится.

– Быстрее, – простонала едва слышно она ему в губы, – мы, кажется, снижаемся.

– Без нас не сядут, – ответно заворчал Валенсио, не снижая темпа своих резкий, порывистых движений. Корпус самолета слегка затрясло.

…А возможно, это было от перепада давления; а может, от неуверенного стука молоденькой стюардессы в дверь. От запаха возбужденного мужчины рядом, от его блестящих темных глаз, которые он не прятал, смело и нагло глядя ей в лицо и смеясь над ее гримасами. От впившихся в бедра его когтистых рук.

«О еще, еще, еще, не останавливайся».

«И не собирался».

Так или иначе, нельзя было громко закричать, по-настоящему. Ангелине удалось задавить стон – точнее, его задавило внезапное прозрение. Детали сложились в мозаику. Она поняла, кого звала на Охоте, содрогаясь от неизвестной до сих пор жажды.

– Ох, – не сдержался Валенсио, вжимаясь в нее всем телом, и, прикусывая губу, протяжно замычал, смеясь и плача одновременно от нахлынувшего удовольствия и необходимости держать его в узде.

Они едва устояли оба на ногах. Наконец, Ангелина отстранилась, дрожащими руками опустила задранную юбку…

– Пойдём, – позвала она тихо, удивляясь тому, что зачем-то продолжает с ним целоваться, – сейчас уже будем садиться.

«Только бы его нашли уже после посадки, – надеялась Ангелина, расслабленно обмякая в кресле, – все спишут на наркотики, наверняка. Он наверняка выживет, если только не сломает об унитаз шею».

Судя же по лицу Валенсио, который успел даже всхрапнуть пару минут в кресле, его не отягощали опасения.

– Сколько тебе лет? – спросила Ангелина внезапно.

Валенсио понял смысл ее вопроса.

– Двести два, – он отбросил прядь с ее лица, пользуясь особым правом, даруемым близостью, – а тебе?

– Пятьдесят семь.

Они заулыбались друг другу. Земля спешно приближалась.

– Всегда есть, чем удивить себя, – выдохнул Валенсио, вытирая лоб, – прости, букета не припас.

Ангелина приготовилась. Вот и время язвительных комментариев. С другой стороны, вид у Валенсио был слегка растерянный, хотя и счастливый.

– Я тебя не обидел? – отвечая на ее молчаливые эмоции, вдруг.

– Прекрати.

– Ты только начинаешь эту … жизнь. И с тобой просто. А я уже давно… – он поерзал, нервно щелкнул пальцами, вытянулся, – не люблю, знаешь, это. – Он повертел рукой в неопределенном жесте, – была у меня одна подчиненная, но недолго. И несколько дневных женщин.

– А почему именно дневных?

– Их еще можно любить, – прищурился корсиканец, – к ним имеет смысл что-то испытывать. Их можно ревновать, потому что они ненадолго. Они имеют власть над тобой этим своим безвременьем. Ограничивающий фактор: то, что если она умерла не с тобой, ты уже ничего не можешь сделать. И ты не размениваешься на ссоры и притворные расставания, потому что однажды вы расстанетесь так или иначе. Если она уходит, то уходит действительно навсегда. Смерть любимой женщины… парадоксальным образом дарует успокоение какой-то злой части меня.

– Брр, это ужасно звучит, – Ангелину действительно пробрал мороз. Она не могла отнести себя к народу дня, но и встать на сторону ночи в таком вопросе было трудно. Валенсио улыбнулся, привлекая ее к себе, и жадно целуя – снова стена быстро растворилась, даже не рушась – просто исчезла. Блеснули белые его клыки, он обколол щетиной, обдал своим пряным мускусным запахом.

– Не знаю, почему, – прошептал он, прикрывая глаза, – не знаю, почему, но это же чувство я испытываю к тебе. Двойственное. Как будто время может забрать тебя у меня, хотя это не так; и я знаю, что это не так, но ничего с собой поделать не могу…

– Наш самолет приземлился в аэропорту Орлеана. Температура за бортом плюс шестнадцать градусов по Цельсию. Пожалуйста, отстегните ремни… и счастливого вам пути.

«…Я влипла, – отметила Ангелина про себя, когда они ждали автобуса с взлетного поля, – вот это – действительно нечто особое…».

И прищурившись сквозь темные очки, она посмотрела на своего спутника. Вновь собранный, как будто даже слегка посвежевший, Валенсио был безупречен в своей модной небрежности. Непроницаемо стильный, изысканно распущенный, лениво изящный. Двухсотлетний кровопийца, предпочитающий маложивущих женщин.

«У тебя при раскладах, как сегодня, есть все шансы стать таковой».

…

Седьмая встреча с представителем Габсбургов – а отменить ее не представлялось возможным – проходила в унылом кафетерии в Орлеане – где неделю назад объявили Охоту на охотников – Орден Святой Жанны, и куда были стянуты силы многих кланов, особо противостоящих Инквизиции.

«Жанну Орлеанскую сожгли на костре. А теперь делают то же ее именем. Логика Дня».

«Люди жгли людей. Сегодня они перешли на другие виды».

…Герберт Хауф вздохнул.

– Что вам стоит уступить этот бесполезный клочок земли?

– Его Могущество официально отказывает вашему Повелителю. Вновь, – Ангелина постаралась не думать о том, что случится, если Габсбурги вновь облюбуют эту часть Мадьярии.

– Но все знают, что вы достаточно близки с вашим Повелителем. Почему бы вам не…

«Продаться Габсбургу? А почему бы тебе туберкулезными гландами не подавиться?».

– Нам совершенно не хочется конфликтовать с Бескидскими, – возразил герр Хауф поспешно, – вполне можно просто подождать еще пару сотен лет.

«Я видела вашу «Семью». Вы вымрете за эти двести лет».

– Сколько ты стоишь? – не выдержал Герберт первым, – дорого? Все Семьи в шоке. Племянница Римкович. Старые враги его Дома. Так сколько, Ангелина?

– Бесплатно, – обрела она самообладание, – абсолютно.

«Бесценно, тупая ты пиявка».

– Это плохо, – задумчиво сказал Герберт, щурясь, – такие опаснее всего.

– Вы знаете, что моя мать из Римкович, но не знаете, кто мой отец?

– Не сомневаюсь, он был из достойных охотников, – белозубо просиял герр Хауф, – но тем не менее, фройляйн. Почему вы служите именно этому Повелителю?

И на этот вопрос ответа у нее уже не было. Когда она освободилась от власти своей тетки, то ей и в голову не могло прийти, что где-то, кроме как у вампиров, ее ждут. И она отправилась к Ложу Уединения того единственного из вампиров, кого когда-либо встречала не для того, чтобы убить.

Теперь там складировали кровь – Ангелина не могла этого знать.

При входе дремал мужчина. В потрепанном и пыльном костюме, сняв дорогие итальянские ботинки и обнажив ноги в дырявых, да еще разных носках. Очнувшись, вскочил на ноги, держа ботинки в руках.

– А? Что? Кто?

Увидев Ангелину, нахмурился. К вампиру подкрасться так близко было просто невозможно, если он здоров и сыт.

– Пан в отлучке. Иди, иди, ни меду, ни яиц не надо.

Вот за кого ее принимали.

И тогда Ангелина осела на землю, положила все свое имущество – пакет с бумагами – на землю, и усталым голосом поинтересовалась:

– У вас не найдется ли немного крови?

Такова была ее первая встреча с Валенсио. Так она попала к Богуславу.

– Его Могущество не отдаст вам ни пяди земли, – повторила она с нажимом, – и если раз за разом вы не готовы признать это, то ему придется вынести вопрос на Круг. Не думаю, что Повелителям будет приятен подобный исход.

– Проклятый протокол, – вздыхает Хауф, выключает диктофон и машет официантке, – счет, прошу! Дорогая, это наша седьмая встреча. Я начинаю привыкать к этому сомнительному удовольствию. Может, эта добрая традиция стоит того, чтобы укрепить ее?

– Вали в ад, – грубо отрезала она, вставая.

– Да только что оттуда. Обхождение там получше здешнего. Когда теперь?

– По правилам – первая ночь после новолуния.

– Проклятый протокол, – вновь уныло сетует Герберт Хауф перед тем, как без прощания покинуть ее.

И Ангелина знает в этот миг, почему в его – и в глазах других – она чует страх. Ее боятся. Она – честное и стопроцентное оружие в мире беспринципной борьбы. Долго такие не живут, но не в случае Ангелины

Она уже пережила кое-что похуже, чем вампиры. Например, людей.

Флоренция. ВО-

Его Могущество иерарх Бескидский не успокоился, хотя врагов так и не нашлось. И последующие дни его беспокойство достигло прежде невиданных пределов.

– Но когда кто-то копает под меня! Из Народа Ночи! – орал он, швыряясь бумагами, – найдите слабое место!

Теперь его Семья заняла круговую оборону, пока Богуслав поправлял нервы, запивая свою манию преследования Perrier и заедая отрубями. Ангелина получила отгул – который привел ее снова в Италию, на этот раз во Флоренцию.

Ее не оставляло состояние отупения, впервые нашедшее на нее перед вылетом из США. Она не могла по неизвестной причине говорить с Валенсио по телефону, но ей приходилось делать это. Она не могла игнорировать его улыбки – вообще, носивший титул «Дружелюбие Его Могущества», он всегда улыбался, но теперь Анжи в каждой его улыбке видела…

А здесь, в Италии, она на каждом шагу встречала мужчин, на него похожих. Здесь повсюду были клоны Валенсио – разве что с горячей кровью. Здесь везде слышался его акцент и его переливы голоса.

«Надо что-то делать».

«А чем это плохо? Разве роман с напарником…».

«Разовый секс в самолете над надкушенным человеком – это далеко от понятия «роман».

«Тогда о чем беспокоиться?».

…

Тем же вечером она отправилась в клуб «Варфоломеевская ночь», одним из учредителем которого был некто Андреас Медичи; популярное заведение народа Ночи, одно из немногих, где подавали знаменитый «китайский суп» из младенцев, сырые девичьи сердца, и где звучала живая музыка – по-настоящему живая, рок-группы любого уровня, от популярных до малоизвестных.

Ангелину несколько раз сфотографировали для светской хроники, но быстро отстали – в зал вошла какая-то расфуфыренная звезда эстрады, недавно разменявшая девятый десяток. В углу праздновали тридцатилетие чьего-то обращения. В другом углу трагически расходилась пара – хозяйка и подчиненный.

– Анхелика!

Этот голос пришел словно из ниоткуда, и мог принадлежать лишь одному. Ангелина увидела над собой Чезаре, и была сама удивлена, как оживило его присутствие это скучное заведение, когда она уже собралась уходить.

– Доброй Ночи, – он поклонился, – как приятно увидеть вас в наших краях. Вы по работе?

– Повелитель дал мне выходные.

– И вы проводите их… – он обвел театральным жестом дымный зал, – в одиночестве?

– Повелитель может вызвать меня в любую минуту.

– Завидую этому ублюдку, – сказал Ангелине Чезаре с легкой укоризной, – он ничем не заслуживает такой преданности. Вы подарите мне несколько мгновений вашей цветущей юности?

– Извольте. Только если не будете называть Повелителя «ублюдком».

– Он не мой и не ваш, кстати, Повелитель. И я умираю от ревности. Анхелика, у меня идея. А свидание подарите? – предложение его не прозвучало неожиданно, – будем бродить по луна-парку, делать глупые фотографии и кататься на каруселях.

– Ненавижу карусели.

– Все без исключения?

– Все, – твердо ответила Ангелина, – я люблю комфорт. И не помню, чтоб они работали по ночам.

– Да вы пуританка. А танцы? Вы же танцуете, я знаю.

– Совсем делать нечего? – осведомилась девушка.

– Совсем, – чистосердечно признал вампир, – у меня встреча в четыре, на рассвете. Сейчас полночь.

«Вот и разгадка. Так они и ведут дела»

«Мы ведём дела».

– А оружие, Анхелика? Тут минутах в восьми есть чудный шоу-рум. Дома Скуратовых, если мне не изменяет память. Вы любите милитари?

…

Вампиры. Параллельный человеческому мир, негатив фотографии. Детали, впрочем, не сильно отличались. Теневой бизнес, безразличное к играм верхов большинство. Для среднего класса – возрастом до ста пятидесяти, еще не переживших долгих спячек, не сменивших пяти-шести личностей, континентов и конфессий, Ночной Мир представлял собой самое блистательное настоящее. Последние достижения техники, наилучшее сочетание технологического прогресса и специфических нужд ночного населения.

Единственное, что не всегда могли вампиры себе позволить, так это шикарные вывески и общедоступную рекламу. Но на то и существовал этот параллельный мир, чтобы скрывать в себе слишком уж неожиданные для людей стороны.

Службы знакомств с донорами. Системы автоматического определения рассвета и заката в любой точке планеты. Оперативное сопровождение до Хранилища. Спячка – вход и выход со скидкой. Квартиры с абсолютной звукоизоляцией и впитывающими полами. Салоны красоты и стоматологии. Фантазия границ не имела.

И все же мира пересекались. Например, Дом Скуратовых сделал состояние на торговле вполне человеческим оружием. Разве что представлял своим возможность изготовления на заказ. Лицензии требовались и здесь, точно так же как особый охотничий билет и справка от психиатра.

«Вы получаете билет с правом коллективной охоты на человеческих самцов не моложе тридцати пяти лет, кроме редких и исчезающих народностей – список прилагаем – с группами крови кроме…».

Скуратовы обладали отменным вкусом, и их элитные шоу-румы притягивали посетителей со всего света. Прежде всего, необыкновенным дизайном. Оформленные под катакомбы с якобы остатками фресок, мрачноватые залы были излюбленным местом фотосессий, и регулярно фигурировали на первых полосах газет и глянца.

Подсветка выгодно демонстрировала макияж консультирующих красавиц, одинаково безупречных и разнообразно красивых, и одинаково опасных. Сюда не допускались даже в качестве посетителей недавно обращенные и оттого вечно малоадекватные бродяги, безденежные подростки и кровопьющие феи, изыскивающие способ познакомиться с очередным спонсором.

Главным же богатством подземелий Дома было оружие. Цены кусались не хуже мастеров-оружейников. Тут было все, что можно только представить – в доступных для всех залах: кортики, пистолеты, кинжалы, револьверы, безотказно работающие, изготовленные под личным контролем кого-то из Семьи. В закрытых от любопытных людских глаза залах разнообразие было и вовсе бесконечным: автоматы, ружья, мечи – блестящие и матовые, сверкающие и абсолютно незаметные, богато украшенные и аскетично простые.

Да, Скуратовы знали толк в своем деле. Поговаривали, они же поставляют оружие Инквизиции и Церквям, но говорить об этом старались шепотом: мало ли.

Ангелина выслушала экскурс от Чезаре, и, пискнув в рамке детектора и кивнув камерам под потолком, вошла в сумрачный прохладный зал. Ангелина, как ни пытается оставаться если не человеком, то хоть полукровкой, черный жемчуг любит по-вампирски. А его здесь много. Его много в инкрустациях, так же, как гематита, яшмы и малахита. Ювелирный дом Скуратовых давно уже не работает на прежних мощностях, но изделия талантливых мастеров встречались теперь среди оружия.

– Анхелика, взгляните на этот шедевр, – томно протянул Чезаре, вглядываясь в витрину.

Мерцающий, словно в воздухе зависший, меч. Поддерживала его будто бы только тьма. На рукояти горели кроваво-красные огоньки практически необработанных рубинов, но футуристический дизайн и узкая ковка говорили, что ему не более двух-трех лет.

При желании придирчивые покупатели могли обнюхать товар. И от этого оружия не пахло кровью – а значит, оно в самом деле новое, новорожденное. Ведь оружие, знающее кровь, никогда уже не подделать под новое.

Ангелина заметила, как раздуваются ноздри Че, словно у рассерженного жеребца. Он был в искреннем упоении, любуясь оружием.

– Не слишком ли старомодно? – произнесла она, лишь из желания разрушить чем угодно его дьявольски сексуальный восторг. Чезаре снисходительно улыбнулся.

– Смерть и кровь в моде навсегда, пока есть Ночь. Но если вы предпочитаете пистолеты или винтовки…

– Стрельба мне всегда нравилась.

– А мишени? Пластик и дерево?

Да он смеется над ней.

– Арбалеты, – отозвалась едко Ангелина, проходя к следующему ряду, – вот моя любовь навсегда.

– Не терпится услышать историю любви.

– Не ждите, Чезаре, – Ангелина задержала руку возле таблички-локатора у одной из витрин, – тут важен не дизайн, а функциональность. Для тех, в кого стала бы стрелять я, нет никакой разницы, серебро какого типа остановит его сердце.

– Это люди?

– Первые три пункта в списке.

– Надеюсь, моего имени нет в вашем списке? – шутливо изобразил беспокойство Чезаре, – не хотелось бы услышать выстрел в спину…

– Он почти беззвучен.

Она любовно провела кончиками пальцев по стеклу.

– Болт весит сорок три грамма, и облегчен наконечник. Не всякий сплав подходит для хорошего снаряда, но этот безупречен. Пролет без искажения траектории – пятнадцать метров, но Скуратовы обещают восемнадцать. Перезарядка полуавтоматическая, что надежнее автоматики. Бесшумно, практично, безотказно. Укрепленный ворот, можно – видите – заказать подвеску для ножного и коленного натяжения. Если у стрелка вес меньше семидесяти килограммов, пригодится…

Она осеклась, уловив взгляд Чезаре. Опустила глаза.

– Каруселями здесь и не пахло. Анхелика, вы смертоносный цветок. Напоминайте почаще, я иногда забываюсь.

– Я люблю полезную красоту, только и всего, – пробормотала Ангелина, поворачивая к выходу, – да и оружие мое в подавляющем большинстве случаев – авторучка и телефон.

– И глаза, Анхелика. Опаснее всех сокровищ Скуратовых.

…

Керала. Лондон. АА+

«Я беспокоюсь за Богуслава».

«За Повелителя?».

«За Богуслава. Да, у него есть интуиция, и он кожей чувствует опасность, но искать врагов здесь – перебор. Что дальше будет?».

Ангелине хотелось узнать: как перемещались пятьсот лет назад на такие расстояния – не в каретах же? – и почему Богуслав в принципе счел возможным искать врага здесь, в Азии. Сидел бы в своих Горганах, и не высовывался. Разве не логично? – но человеческая, дневная логика не в состоянии объяснить всех порывов существа, которое от скуки готово затеять мировую или локальную войну, крестовый поход или охоту на ведьм. Просто, динамически, не воспринимая, как нечто важное.

Возможно, в Индию Богуслава Бескидского занесло таким же образом. А может, это не его, а Раавана Ракшаса Младшего занесло в Европу.

Правда, сейчас на Рааване – только набедренная повязка, космы его длинных, нечесаных столетия, седых волос заплетены в дреды и косички, а на лбу – синдур и куркума. И в таком виде он похож на спятившего гуру. Он настолько худ, что неясно, как жизнь еще держится в этом истощенном, обтянутом коричневой морщинистой кожей, теле. Глаза его сплошь красны и немного косят в разные стороны: садху близок к слепоте.

Возможно, в прошлом, когда он и Богуслав повздорили, расклад сил был несколько иным.

– Это было упоительное время, – делился старый-престарый вампир-садху с Ангелиной, демонстрируя отсутствие половины зубов, и обволакивая девушку зловонием своей восьмисотлетней пасти, – падение династии Бабура, принц Селим, увлеченный танцовщицами, и я – молодой и красивый.

Зосим, присутствовавший при разговоре, покосился на чашу с дымящимся гашишем.

– Да-да, это было чудное время. Я тогда еще нарушал дхарму – ел мясо.

– И давно вы… вегетарианец? – Зосиму трудно дается это слово, он содрогается: его титул – «Вкус Его Могущества», его обязанность – дегустация.

Выясняется – четыреста лет.

– Но я пью молоко! – делится садху, блаженно жмурясь и вытягивая пыльные ноги на мостовую, – и медитирую.

– Надо предложить Саре перейти на этот режим питания, – ворчит Зосим, – никогда не мог понять, как в такое маленькое создание влезает три литра крови за один присест.

Мимо, звеня бубенцами на шее, проходит корова. Равнодушная, миролюбиво настроенная, необычно упитанная для Индии. Ангелина, закрыв лицо руками, пытается не дышать: ароматы специй, гашиша и коровьего навоза на сорокапятиградусной жаре становятся невыносимы.

Индийские вампиры неотличимы от прочих индусов: все пахнут пряностями, все белозубы и все так или иначе одобряют вегетарианство. И здесь никого не смущают долгоживущие экземпляры: если что, можно списать на реинкарнацию.

Рааван Ракшас Младший – сын Раавана Среднего, а тот, в свою очередь – сын Раавана Старшего. Старшее поколение ушло в глубокую медитацию в горах Тибета, и спускаться не планирует, и их же тропой следует и младшее. Глядя на целую стайку ленивых, накурившихся дурмана вампиров, развалившихся на ступенях храма Дурги, Ангелина начинает испытывать особую тягу остаться в Индии навсегда.

Его Могущество возжелал индийских специй, миндаля, тканей, сандала, еще тканей, еще сандала. В чемоданах его слуг – листья бетеля, уйма бижутерии, килограммы сладостей, кофе и чая. Зосим вытирает все антисептическими салфетками и боится холеры и дизентерии, а Ангелина – с тоской присматривается к надписям на гемма-лингве – среди остальных диковинных иероглифов они теряются, незаметные и никому, кроме вампиров, неинтересные.

Точим зубы. Стрижем когти. Напитки. Аптека. Йога.

– Хорошо тут, – ворчит Зосим, зажимая нос платком, – но в одном случае: если избежишь кремации.

На сайте, посвященном ночному племени в Индии, обнаруживаются удивительные сведения.

«Шри Кумар приглашает на массаж. Адрес: гробницы Голконды». «Семинар «Боремся с Кармой» в ашраме. Приходить голодными!». «Евро-паспорта. Справки. Медицинские документы. Переезд как груз 200. Переезд Семьей (аренда контейнеров). Перевоз крупногабаритных предметов (в т.ч. донорские рейсы)».

Если в прошлом между Рааваном и Богуславом были разногласия, сейчас они явно ушли в прошлое. Вампир-вегетарианец, ну надо же. Живущий на улице со времени колониального захвата, и основное свое время посвятивший распеванию гимнов из Ригведы. Ночной мир не уступает в количестве чудаков дневному.

А может, иерарх лишь делает шаги к старым врагам, надеясь превратить их в новых друзей и союзников – до следующей драки и размолвки, например.

В любом случае, самолет заходил на посадку в Лондоне, и Ангелина чувствовала себя хуже некуда. Ужасно хотелось курить, побыть одной с отключенным телефоном, и хоть на пару-тройку дней отвлечься от паршивой работенки, что подкинул иерарх. Слуге, конечно, не подобают такие мысли, но Ангелина утешала себя тем, что она, строго говоря, слугой не является, а просто – наёмница, каковых в подлунном мире немало.

Случай не замедлил представиться: в Лондоне всегда намечались какие-нибудь светские мероприятия – что для дня, что для ночи, – и Ангелина отправилась на одно из них в компании Зосима, Валенсио и секретарей обоих, и непременных горничных – молоденьких вампирш, недавно достигших зрелости.

…

Когда-то, давно, в монастыре – точнее, в подвале монастыря, там, между квашеной капустой и отмокающими розгами – Ангелина нашла невесть как затерявшуюся здесь книгу. Много позже она узнала, что это была «Сага о Форсайтах». Но не книга заинтересовала ее, а обложка. Точнее, картинка, которую она побоялась уносить в свою келью, когда келью все-таки выделили. Тогда, в подвале, она рассмотрела ее во всех подробностях.

Женщина в прекрасном розовом платье – оттенка чайной розы, – опиралась рукой в перчатке на рояль, мужчина что-то рассказывал ей. Оба выглядели такими счастливыми, такими… самодостаточными.

Она придумывала им истории и имена, развязки их истории – непременно счастливые развязки, после пережитых трудностей.

Она плакала, но не от боли, а от страха, что история, которую она придумала, никогда не воплотится в жизнь, и никогда не воплощалась. Потому что немыслимо было, чтобы что-то или кто-то, похожий на нее, Ангелину Римкович, когда-то выживал и выползал из пыточных подземелий, чтобы одеться в вечернее платье оттенка чайной розы, и непринужденно играть с веером, стоя у рояля.

Поэтому, услышав о том, что в Лондоне намечается светский прием, первым делом Ангелина немало удивила горничных, потребовав найти ей розовое платье, а потом и вовсе измучила их, выбирая из предложенных вариантов.

Ни одного раза до этого дня Ангелина не уделяла внимания тому, во что будет одета на приемах. Эта часть инструкции, написанная для нее Сарой, показалась ей слишком скучной, и она ее просто пролистала. Черный галстук, коктейль, после-праздника… горничные, приставленные к ней – титул обязывал и к этому – ненавидели ее за то, что, собираясь по делам, Ангелина не смотрела лишний раз в зеркало.

Однако перед вечером в Лондоне Ангелина уделила себе столько внимания, что впервые за все время ее попросили поторопиться.

– Пани, – пропищала черненькая, кажется, по имени Зоря, – пан Валенсио и пан Зосим ждут в холле. Машину подали.

– Пани бесподобна!

Марина, люто ненавидевшая Ангелину, при виде нее открыла рот, подавилась, закрыла – и молчала всю дорогу в машине, чего прежде не случалось также никогда.

…

И, как и можно было предположить, вечер был действительно необычным. Под высоким потолком светились китайские бумажные фонари, в зале толпились веселые вампиры из родовитых и не очень семей, а безупречно вымуштрованные молодые официанты порхали по залу с напитками, и преобладали крепкие, со второй положительной.

Белое вино, шампанское, ликеры; нет ни опостылевшего вальса, который только начал выходить из моды, только хорошие обработки средневековой классики эпохи Великой Чумы, и рок – который в моду опять вошел.

– Волшебно! – почти в лицо Ангелине прокричал кто-то донельзя счастливый, и она благосклонно улыбнулась, принимая его желание поделиться удовольствием.

– Да, вы правы, – ответила она.

Зосим и секретарша мгновенно затерялись в толпе: он завидел своего знакомого, занимавшегося медицинскими исследованиями, и тому следовало теперь только посочувствовать.

Здесь действительно было людно – Ангелина не знала, есть ли понятие «вампирно», но его можно было бы изобрести специально для такого вечера. Крепкие веселые шотландцы в юбках, гибкие, изящные японки в роскошных кимоно, и несколько чудачек из Старого Света, не знающих, чем уже выделиться, и надевших что-то из изобретений новомодных дизайнеров – две были в костюмах из мусорных пакетов, одна – в платье из макарон и картона. Мимо, шурша мантильями, шагали донны Веласкес и Гомес. Одна из них кивнула Ангелине, поднесла пальцы к губам в воздушном поцелуе, демонстрируя одобрение ее костюма.

«Наверное, что-то подлили в вино, – думала Ангелина, радостно поводя плечами, – как здесь легко и светло…».

Устроитель вечера – Карл Сакс – с улыбкой летал между гостями, скалясь всем – и никому в отдельности, и расхваливал наряды, погоду, манеры и достижения, кино и музыку. Возбужденная, его дожидалась седовласая графиня Сакс – уже очень дряхлая вампирша, редко выходившая в свет по причине слабости и старости. И, тем не менее, она тоже была здесь, и веселилась, и даже под всеобщие аплодисменты прошла с сыном тур менуэта.

Ангелину окружали сытые, счастливые лица, и ярко-алые глаза; белые длинные платья дам и черные, как смоль, фраки джентльменов. Стайками плыли, как тени, быстрые, взволнованные молодые девушки, для которых это был первый приём в их жизни. Карл Сакс уже пятый раз проходил тур менуэта «по-старинному», каждый раз с новой дамой. Графиня Сакс улыбалась во все зубы, демонстрируя пожелтевшие стершиеся клыки.

– Ты танцуешь? – спросил Валенсио Ангелину, та отрицательно покачала головой: слишком много эмоций, слишком много впечатлений, чтобы еще и танцевать.

– Я танцую! – встряла Марина немедленно, но одним взглядом Валенсио заставил ее побледнеть и съежиться.

Ангелина заметила, что ее напарника что-то гнетет, но была так расслабленна атмосферой праздника и всеобщей безусловной любви, что не придала значения его мрачному и решительному одновременно виду.

– Пойдем в салон, – предложила она, и они пошли через бальную залу, мимо колонн, к уютной анфиладе комнат, где высокие потолки были завешаны портьерами и сари, китайские фонарики весело перемигивались всеми цветами радуги, и горели ароматические свечи.