Текст книги "На исходе дня (СИ)"

Автор книги: Гайя-А

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

========== Часть 1 ==========

Продается уютный даунхаус в самом центре одесских катакомб. Удобный подъезд, охраняемая парковка, круглосуточная охрана. Ближайшее хранилище в трех километрах, за отдельную плату перерегистрация охот. угодий (10 гектар). Две спальни, оранжерея, хороший загон для доноров, отопление электрическое, защищенный канал связи (nightpeople-telecom). Дружелюбные непрожорливые соседи. Возможна беспроцентная рассрочка платежа на тридцать лет. Звоните с 20.00 до 3.00 по номеру…

Горящие туры! Только до конца месяца вы можете посетить уголок нетронутой природы, насладиться лицензионной охотой в племенах Народа каруба на девственно чистых островах Полинезии, Амазонии и Новой Гвинеи всего лишь за 2400 евро на одну персону! Проживание по желанию клиента в бунгало (4 звезды), или аутентичном Гнезде. Молодоженам и Новообращенным скидки.

В добрые руки отдам послушного мальчика тридцати пяти лет. Группа первая, резус положительный. Расцветка смуглая, порода ассирийская. В еде неприхотлив. Знает английский, немного читает на гемма-лингве. Привит, обучен, очень ласковый. Причина отдачи: у жены аллергия.

Венеция. АВ-

– Перезвони мне, Валенсио. Перезвони, это срочно

Богуслав положил трубку, удовлетворенно полюбовался антикварным телефонным аппаратом, и с хрустом размял пальцы. Когти соприкоснулись со звуком, какой обычно издают японские флейты, подвешенные в оконных проемах «на счастье».

Богуслав, иерарх Бескидский несмотря на почтенный возраст, любил играть с собственными когтями.

Эту правда он скрывал ото всех, кроме Семьи, конечно, и еще одной личности; с недавних пор (шесть-семь лет для вампира – это именно «недавно, буквально на днях») он завел себе секретаршу-полукровку, исполняющую скорее роль ближайшей помощницы, ассистентки. От такой привычек не скрыть, да и не надо. В конце концов, ее обязанность – им потакать. Предыдущие секретари долго продержаться у капризного вампира не могли: уж слишком скверным характером Богуслав отличался, а после трехсотлетней спячки терпимее он не стал.

Богуслав полюбовался видом и окна, приветственно поднял бокал, услышав звон колоколов собора Святой Магдалины. Голуби, белоснежные, рыжие, черные, пестрые и сизые, с шумом хлопая крыльями, роняя перья в каналы, разлетались в разные стороны.

Венеция. Нет, нет, только лучший богемский хрусталь и только четвертая, отрицательная, ради такого случая.

Венеция.

…

Между третьей и шестой авеню тринадцать кафе и с десяток бистро; однако и на уличных развалах уже продавали кебаб и пахлаву. Рассыпчатые пирожные по-венски – сливки, сахар, много крема и цукатов; блестящая празднично натуральная глазурь, карамель и тягучая нуга – все это наполняло весенний воздух сладким ароматом, предвестником будоражащих знакомств, легкого флирта, необременительных романов.

В некоторых случаях – обильной добровольной добычи.

Конечно, никто из охотников не носит черных плащей и очков. И вряд ли на лице будет сиять жажда, скорее распугивающая, чем привлекающая.

Но Ангелина в это раннее утро не охотилась. В подвале резервуар с кровью, в мансарде – дорогие светоотражающие панели, с функцией «псевдозакат», а ровный загар гарантирован инфракрасным солярием, изготовленным на заказ где-то в Корее. Семеня в узкой юбке и проклиная дресс-код, введенный иерархом Бескидским, Ангелина, тем не менее, дышала воздухом Венеции с удовольствием Пусть даже истина оказалась далека от лубочных картинок с рекламных проспектов, это был чудный, чудный город. На часах восемь вечера (если бы Ангелина была человеком), и девушка проснулась чуть раньше, чем обычно, чтобы начать свою рабочую ночь с упоительной прогулки пешком.

Если бы не требовательный визг телефона, ей бы в голову не пришло прервать любование вечерней Венецией.

– Анжи! – приветственно возопил Валенсио, – Шеф хотел видеть нас пораньше. Где ты? Я заскочу.

– Если только вплавь.

– Гондолу возьму напрокат, – не растерялся Валенсио, коренной корсиканец, – скажи только адрес, примчусь пулей.

– Я почти пришла, не спеши.

– Понял. Встречаемся в холле.

«Прощай, очарование Венеции», – с легкой грустью подумала Ангелина, и повернула к отелю, распрямляя плечи – иногда приходилось себе об этом напоминать. Увы, прошлая жизнь накладывает отпечаток на всех.

Карточка на входе пискнула, секьюрити уступили дорогу, почтительно (однако на ее обтянутый юбкой зад пялились вполне себе алчно), и лифт с надменным швейцаром поплыл плавно вверх. В полированном трудолюбивыми филлипинками стекле Ангелина видела свое бледное лицо, и оттенок этот выступал даже под слоями искусственного загара.

Вечер вступал в свои права, покрывая медным сиянием черепичные крыши. Скользили ленивые тени по пустым коридорам. Охрана, положенная Его Могуществу, стремилась слиться с цветом стен; Богуслав не выносит присутствия посторонних. Но Ангелина по непонятной причине включена в список его близких. Если не считать одного хищнического приступа сексуальной лихорадки, она ни разу более не сближалась с ним, и оказываемое им доверие за последующие годы ничем не подогревала.

Хотя она никогда не пыталась об этом рассудить.

Янтарно-желтые глаза отразились в стекле окон, Ангелина привычно опустилась в глубочайшем поклоне, грозящем перейти в коленопреклонение – как и обычно. И, как и обычно, Его Могущество улыбнулся.

– Как тебе Венеция? – спросил он, обходя опустившую голову девушку по кривой и возвращаясь к столу, – роскошь, не правда ли?

– Она прекрасна.

Богуслав прикрыл глаза, наслаждаясь скользившим по его спине лучом закатного солнца. Музыка откуда-то из-под потолка наигрывала ненавязчивую джазовую композицию. Богуслав уютно развалился на диване, щелкнул пальцами – и Ангелина, наконец, поднялась из поклона.

– Ну что ж, дорогая моя. Это чудно, что Венеция пришлась тебе по вкусу. Надеюсь, ты успела осмотреть все достопримечательности, потому что здесь мы ненадолго – увы.

Богуслав – один из немногих иерархов кровавого племени, кто действительно предпочитает солнечный свет лунному, и это делает его одним из сильнейших. На режиме дня это, быть может, и не сказалось, но все же он не отворачивается от солнца, лишь слегка щурится, глядя задумчиво на западную сторону горизонта.

Блики золотят поверхность воды, и легкий ветерок несет майские ароматы над землей

– Куда вам угодно заказать билеты? – осведомилась Ангелина. Богуслав поморщился, взмахнул рукой – шелк вычурного халата взметнулся и опал, как лепестки дивного цветка.

– Не рушь момент, лучше выпей.

В его левой руке материализовался второй бокал.

Ангелина вновь благодарно поклонилась. Конечно, она не в первый раз пробовала то изысканное угощение, что приготовил для любовании Венецией Его Могущество.

Четвертая. Отрицательная. Пряный солод, ласковые лучи, скользящие по загорелой коже, немного фламенко… натуральный продукт, разумеется: другого иерарх не держал даже для горничных и водителей. Против воли Ангелина погрузилась на долю мгновения в воспоминания. Ночь, голод, выдача пайка раз в неделю – лишь для того, чтоб сохранить ее достаточно безопасной для окружающих. Побои не заживают, и все тело болит, бесконечно болит. И пластиковый пакет без дозатора, наполненный фильтрованной, прогретой, практически безвкусной жидкостью, смешанной с плазмой…

Богуслав легонько дотронулся до ее бокала своим, и Ангелина рискнула встретиться с ним взглядом. Это лишь дополнило контраст – между сладостью греховного настоящего – и аскетизмом прошлого. Между пылающими ненавистью или безразличной брезгливостью глазами охранников в монастыре, где Ангелину держали вместо цепной собаки – или…

– Ты зарабатываешь свое маленькое кровавое удовольствие прилежно, Ангелина, – улыбнулся вампир, кивая девушке, и без труда читая ее мысли, – только тебе можно поручить такую работу, такую особую работу, которую я не рискну поручить никому больше.

– Прикажите, Ваше Могущество.

– Эх, Ангелина.

Он сокрушенно покачал головой – длинные косы упали на грудь, зазвенели вплетенные бубенцы. Несмотря на прошедшие годы в современности, иерарх иногда не отказывал себе в радости принять свой первый, древний облик.

– Я, дорогая моя, хочу не приказать, – он отставил бокал и с сожалением проводил взглядом угасающее солнце, – у нас возникла проблема. С нашими охотничьими угодьями на границе Европейского Блока. Нас стало многовато, и пока не все еще перешли под наш контроль, мы уязвимы. Некоторые семьи спят и видят, как бы объявить нас вышедшими из-под закона и уничтожить.

– Например…

– Например, иерарх Венский Габсбург, – охотно продолжил Богуслав, вновь щелкая пальцами, – мы с ним неплохо повздорили, и теперь я не в состоянии изыскать в своей фантазии способ примириться, не задевая ни его, ни своей чести.

Его Могущество зажмурился, катая на языке последний глоток четвертой отрицательной.

– Ты поедешь к нему. Валенсио купит билеты и сопроводит тебя. Наделяю тебя полномочиями представлять мои интересы. Нужно много терпения и идеальное соответствие этикетному порядку Народа.

Если Ангелина и была ошарашена, то нашла в себе силы скрыть это, хлебнув из бокала, правда, многовато.

– Ваше Могущество… – обратилась она, и он взмахнул рукой снова:

– М-м. У меня нехорошее предчувствие, что тут не все так просто, как наши старые споры за территорию. Я предчувствую угрозу. Лично мне. Но… я желаю, чтобы этим занялась ты. И еще, дорогая. Будь так обольстительна, чтобы все эти паразиты свихнулись от похоти, и так недоступна, чтоб их трехсотлетние задницы тряслись от желания. Правила кровавой демагогии ты лучше меня знаешь. Нужно произвести впечатление…

Он отставил опустошенный бокал в сторону – густая и бордовая, терпкая и будоражащая кровь медленно стекает с ободка и сворачивается на донышке. Он потянулся к Ангелине – и он ощутила все тот же животный трепет, как в первую встречу-и провел когтями по ее руке. Атласная блузка оказалась плохой преградой для холода его руки И для жара, которым от прикосновения вспыхнула девушка.

– Хотя глупо тебя учить. Просто будь собой.

– Да, Ваше Могущество.

Она удалилась с той поспешностью, что со стороны не выдала бы смущения. Но Богуслав знал, чуял и видел.

– Да, да, дорогое мое дитя, – пробормотал он, потягиваясь навстречу восходящей золотой луне, – это даже меня чарует.

…

Вена. Брюссель. АА-

Если бы Ангелине показали ее отражение лет двенадцать назад, она не узнала бы себя, нет, не узнала. Разве ее это лицо – с легким выражением томной скуки, разве ее руки – с удлиненными ногтями, дорогими драгоценностями, явно не знающие тяжелого труда? Разве ее это волосы – уложенные вместо скромной косы в замысловатую прическу, словно сошедшую с картин эпохи Возрождения?

И, конечно, самой себе кажущаяся развратившейся, она смотрелась почти монахиней среди пестрой толпы в приемной зале иерарха Венского. Длинное черное платье с очень открытыми плечами заставляло ее чувствовать себя одновременно обнаженной и необычно защищенной, словно она была облачена в броню. Завистливо косились многие дамы – выглядеть одновременно элегантно, невинно и соблазнительно могло удаться либо опытной светской львице, либо той, что стараний вовсе не прикладывала.

Простота выигрывает, и Ангелина подсознательна всегда это знала.

– А! – гулко прозвучало с мраморной, слегка аляповатой, лестницы, – вот и посланница! Но неужели? О! До чего же шарман! Мадемуазель.

Вертлявый брюнетистый жиголо с лицом утомленного педераста опустился к ее руке с поцелуем. Хотя и в перчатке, но Ангелина буквально ощутила его слюнявые порочные губы на коже, и едва сдержала гримасу. Ведь возможно, это референт самого…

– Его Могущество иерарх Венский Габсбург! – издает виг точно такой же юнец, только чуть более костлявый и юный, и смазливое чудовище, прилипшее к ладони Ангелины, самозабвенно раздает поклоны.

«Чтоб меня. Этот отмороженный – иерарх?!».

Должно быть, ей показалось, но девушка явственно услышала смешок Богуслава в голове. Но нет же, это Валенсио подобрался с грацией призрака, невесомого и бестелесного, сзади.

– Позвольте представить госпожу, – твердо и обольстительно звучит полушепот Валенсио над ухом, – пани Римкович Бескидская, Чистота Его Могущества иерарха Бескидского Богуслава…

К этому пришлось привыкнуть. К тому, что ее имя теперь неизменно соединено с именем монстра, и, более того, что она, Ангелина, его «Чистота». Самый сомнительный титул по отношению к любому вампиру. Чистота – чудовища, полумертвого создания, демона, вокруг чьей шеи бывают обмотаны зловонные кишки, между чьих сведенных в судороге экстаза пальцев – струится тяжелая венозная кровь…

«Такая уж ты. Половинчатая. Слово есть – а смысла нет».

Венский иерарх тупо пялился с улыбочкой на Ангелину, его миньон суетился рядом.

– Очаровательно, очаровательно, – закатив глаза, придуривался иерарх, – тур вальса за мной, госпожа моих глаз. Шампанского! Музыку!

Вокруг закружились маски. Карнавал был слегка не в стиле Вены, но Ангелина уже поняла, что сегодняшний вечер обещает быть необычным.

Подхваченная руками Валенсио, она грациозно закружилась в вальсовом круге.

– Анжи, умоляю, улыбайся. Или хотя бы сделай свое обычное лицо.

– Ты его видел?

– Анжи… Восемнадцатый век, опера, кастраты-певцы и эпидемия сифилиса. Его вряд ли обошедшая.

– Боже.

– Да, Бог обладает специфическим чувством юмора, – Валенсио заложил руку за спину, и они исполнили под завистливые взгляды наблюдателей стремительный пируэт «лодочку».

– Его Могущество тоже не обошелся без шуток, – тихо сказала Ангелина, старательно выводя на лице самое светское выражение, – послал меня обольстить этого… содомита. Это скорее тебе под силу. Ты же у нас красавчик.

Валенсио коротко, но предельно ясно обнажил клыки.

– Ты в курсе земельного вопроса? – полюбопытствовал он, кружась, – у нас нерешенные споры уже лет двести. Его Могущество хотел возобновить переговоры, но все время что-то срывалось. Теперь они отправят к нам представителя, если следуют правилам.

– Кого?

– Не имею понятия. На титулы Габсбург щедр. Очередной его любовничек из молодого поколения. «Искренность Его Могущества», или что-нибудь эдакое. Хорошо, что протокол ограничивает число встреч и их длительность.

– Помолчи, прошу тебя, и так тошно.

– Понимаю. Шарман! – тут же пропел Валенсио восторженно-идиотским голосом какой-то подвыпившей паре, пролетевшей мимо в безумном вальсировании.

– Если о подходах к Габсбургам и их Семье кто и знает, – продолжил беззвучно Валенсио, – то только Че. Я сведу тебя с ним.

– Че? Кубинец?

– Сицилиец. Был, пока был жив. Редкостная мразь, но лучший осведомитель.

– Как обычно.

– Анжи, только прошу, не влюбись…

– Ты идиот, или прикидываешься?

– Прикидываешься, – одними губами усмехнулся Валенсио, и изящно завершил положенный последний круг танца, поклонился своей даме, и отвел ее на место у колонны с напитками и фуршетом.

Здесь оживленно шумели украшенные донельзя модницы-фаворитки, сопровождающие старших и Хозяев. Ангелину они окинули оценивающими взглядами, и быстро ретировались. Ангелина же не успела поблагодарить напарника. Он тут же был атакован крупной нахальной немкой, и с виноватым видом позволил ей увлечь себя назад к танцующим. В подмышечных впадинах могучей фройляйн темнели пятна пота.

«Вампиры практически не потеют. Раньше хоть этим выделялись. А теперь каждая вторая и каждый третий колют в подмышки ботокс. Люди становятся все мертвее, а мы… твое время, Ангелина».

Голос имел обыкновение появляться не вовремя. Всегда.

– Мадемуазель! – подплыл к ней миньон иерарха Венского, – Его Могущество просит вас почтить своим присутствием его кабинет в бельэтаже!

«На хер такое «мое» время».

Иерарх Габсбург задумчиво разглядывал три дорожки белого порошка на роскошном столе красного дерева. За его спиной Ангелина углядела портрет строго и властного мужчины – семейное сходство отдаленно угадывалось, прежде всего, в форме челюсти, манере поджимать губы, очертаниях глаз.

– Мой дядя, Спящий Габсбург, – заметил вампир, и повертел в руках сотенную купюру евро, – угоститесь?

– Благодарю, но я так разгорячена танцем…

– Шарман!

Бодрствующий Габсбург лихо втянул в ноздрю первую дорожку. Глаза его, тускло-карминного оттенка, коротко полыхнули рубиновым. Догадка превратилась в убежденность, более того, Ангелина теперь понимала, отчего ей мерещится, будто дядюшка с портрета смотрит на наследника Семьи с явным омерзением.

Нынешний иерарх Венский могуществом явно не отличался. И долгие годы злоупотребления человеческими пороками явно привели к специфическим последствиям.

– Его Могущество Бескидский Богуслав шлет сердечные поздравления по поводу ежегодного фестиваля вальса… – неуверенно начала Ангелина, присев в реверансе, – что было излишним, так как Габсбург не отрывал отупевшего взгляда от стола, – и просит Ваше Могущество почтить Семью возобновлением переговоров по известному вопросу…

– Решительно подтверждаю! – невпопад широко развел руками встрепенувшийся иерарх, – определенно, все в силе, и будет в ближайшее время исп… исполь…

Не сообразив, как получше развернуть небогатый лексикон, вампир вновь приник к наркотику. Шшшх! – и он запрокинул голову, довольно урча и потирая ноздрю.

«Вырожденец. Деградирующие кланы. Полная потеря достоинства. Разложение мозга…».

– …территориальные претензии…

– Ууу. ШШХ!

– …сохранение влияния Домов…

– Шарман!

«Что. Я. Здесь. Делаю».

– И решение вопроса без привлечения совета иерархов на ближайшем Круге в Праге, – завершила Ангелина свою речь, глядя сквозь окончательно обалдевшего вампира на портрет его дядюшки.

«Спящий Габсбург, если вы меня слышите, уверена – вам больше всего хочется оторвать голову своему недоделанному потомку».

– Вы точно не желаете присоединиться? – и Габсбург растекся по креслу в стиле барокко, украшенному вензелями Австро-Венгрии, – высший сорт, вчера из Колумбии.

«Валенсио бы стал смеяться. Джо – не сомневаюсь – присоединился бы».

– Благодарю, Ваше Могущество. Позвольте удалиться, дабы не нарушать…

– Шарман! – завопил, как оглашенный, миньон Габсбурга, приникая в порыве страсти к плечу патрона. Ангелина поспешила убраться прочь, раскланиваясь, тем не менее, самым светским образом.

Валенсио, прижатый немкой к угловой колонне, выглядел замученным. На свое несчастье, он говорил по-немецки.

– Анжи, душа ночи, забери меня, умоляю тебя. Ради нашей дружбы, – прошипел на гемма-лингве Валенсио, и свеча замерцала от звуков древней речи, – она имеет на меня виды, и жаждет продолжить общение втроем, со мной и каким-то Гюнтером.

– Я подумаю… Это ведь не бесплатно?

– Анжи!

– Ладно, ладно, – и она, растаяв и изобразив легкое смущение, подхватила напарника под руку и увлекла за собой прочь от любвеобильной дамы.

…

– Притон. Для душевнобольных.

– Теперь это называется «демократия».

– А при Спящем так же было?

Валенсио задумался.

– Не помню, – признался он, – при Спящем приемов в году было ровно три: осенний, рождественский и пасхальный. И там точно не водилось колумбийской наркоты и дешевых проституток.

Ангелина вздохнула.

– Теперь понятно, почему Его Могущество уверен, что за ними кто-то стоит… самостоятельно они вряд ли вообще вспоминают о существовании других Семей. А что там с Че, который не кубинец?

– Его зовут Чезаре Пьенто Патриций. Не спрашивай, откуда имя, он сам не знает. Лет сорок назад очень поднялся на оливках и обуви, до той поры нищенствовал на Сицилии.

– Подчиняется иерарху Марко?

Иерарх Римский Марко спал уже более ста лет, и намеревался проспать еще столько же. Вместо него в Риме руководила целая стая его вечно грызущихся между собой родственников.

– Нет, одиночка. Ни Семьи, ни Дома.

«Занятно, – отметила Ангелина, – сильный охотник, полагаю. И ни за что не поверю, чтоб на Сицилии он нищенствовал».

– И что связало с Габсбургами этого Чезаре?

– Не только с Габсбургами. Говорят – ну ты знаешь сплетни ночи! – будто Че служит по найму для Инквизиторов, – Валенсио подмигнул, – но я не верю. Инквизиция не для засранцев, как он.

Ангелина привыкла, что Народ раздираем внутренними противоречиями, и даже к тому привыкла, что единственное чувство, объединяющее его – голод; никакой тебе морали, громких слов. Лишь инстинкты и их изящнейшая реализация. И неудивительно было, что море выходцев из Народа с удовольствием способствовали истреблению сородичей, как по личным мотивам, так и просто от безделья.

– А ты с ним в каких отношениях? – полюбопытствовала Чистильщица уже для поддержания беседы. Валенсио скривился.

– Вооруженный нейтралитет. Стараемся не пересекаться без дела.

– Я учту.

– Не сомневаюсь… о, слышала байку о Добряке? Услышал от его сестры на вечере.

«Очередная сплетня ночи».

– Это такой бородатый? У него еще псарня и хозяйства…

– Именно! В Нормандии. В общем, какой-то кретин в Голландии устроил выставку, высокое искусство happening. Привязал собаку к столбу, не давал есть и пить, пока не околела, билет стоил дорого. До чего дошли, животные… платить еще за это… в общем, Добряк это прознал, обозлился, отправился в Брюссель, договорился с кем-то… поймал художника, его семейку – тоже какие-то извращенцы – и позавчера вечером открыл свою альтернативную выставку. Художника напоследок, насколько я знаю, оставил. Посадил на цепь.

– А вокруг бродят Добряковы собаки? – неожиданно заинтересовалась Ангелина, – при смокингах и с бокалами?

Валенсио присвистнул с восхищением.

– Анжи, да в твоем лице мы теряем ценителя! Настоящее концептуальное мышление! Сама знаешь, Добряк не так тонок. Но еще не поздно подсказать ему. Думаю, у нас есть все шансы успеть поучаствовать в представлении, пока действующие лица не окочурились.

– Приглашаешь?

– Да.

…

Галерея была заполнена настолько, что перед входом выстроилась очередь. Ангелина обнаружила знакомые лица. Многие из Народа постоянно отслеживали новости искусства, и теперь в нетерпении приехали полюбоваться на «Собачий Реванш», как Добряк именовал свое шоу. Сам он – мало чем от себя в обыденной жизни отличающийся – стоял поодаль, хмуро созерцая гостей. Могучего телосложения, заросший косматой бородой, он явно не привык к изысканному обществу и к костюму, который дурно на нем сидел. Зато рядом вертелся устроитель выставки – знаменитый галерист Реджинальд, обитающий в Брюсселе последние лет двадцать.

– Реджи в ударе, однако, – прокомментировал Валенсио, – взгляни-ка! Да это же Елена! А вот и Вольфганги, вон там… весь цвет ночи! Пойдем, засвидетельствуем почтение Хозяину.

Добряк, сложивший руки на груди, все так же хмурился, сурово сжимая губы.

– Доброй охоты, родич, – учтиво поклонился Валенсио, – позволь представить сестру – Чистоту Его Могущества. Это она, моя Анжи.

Взгляд богатыря слегка потеплел.

– Наслышан, наслышан. Вы уже видели…?

– Нет, – ответила Ангелина, стараясь подавить желание встать на цыпочки, чтобы рассмотреть гиганта получше, – но хотелось поблагодарить за воплощение справедливости.

Добряк сжал ее руку с неожиданной мягкостью. Валенсио ловко испарился – Ангелина не сомневалась, что он исчез обольщать каких-нибудь обращенных дурочек.

– Большая часть пришла из садистских побуждений. Но моя цель была иной. Вы знаете, я держу псарню.

– Слышала однажды, – дипломатически подтвердила распространенность сплетни Ангелина.

– Я уверяю вас, собаки ничем не заслуживают подобной участи. Люди не намного разумнее. А та бедная такса, которую он мучил…

Ангелине, должно быть, показалось, что бородач всхлипнул.

– В общем, мы спорили с друзьями о высоком искусстве. Я простой крестьянин, и грамоте мало обучен, но вторую сотню разменял, и кое-что смыслю в жизни. И я сказал, что не успокоюсь, пока этот изверг не окажется на месте собаки. Пришлось сгустить краски – но это идея Реджи.

Ангелина покосилась на Реджинальда. Тот увлеченно вещал о современном абстракционизме и перспективах реалити-шоу.

– Вы окажете мне честь, сестра, если взглянете на него.

Добряк ввел ее под руку в зал экспозиции. Ангелина оказалась в черном, как смоль, зале с глянцевыми стенами, наполненном негромким звоном бокалов и ароматом черной икры. Многочисленные плазменные экраны транслировали в разном темпе запись мучений несчастного животного, бодрые слоганы призывали защищать природу, а вампиры увлеченно группировались вокруг «экспоната».

«Экспонат» представлял собой две клетки, разделенные стеклом и пятью метрами все того же глянцевого покрытия – по контрасту с черными потолком и стенами, абсолютно белого. В левой на полу лежала обнаженная женщина, в правой, запустив руки в волосы, сидел, монотонно раскачиваясь, мужчина. Над вольерами висели большие часы – красные цифры показывали точное время, прошедшее с начала заточения. Ангелина не сомневалась – кто-то уже непременно сделал пару ставок.

Возможно, и Валенсио. Тотализатор всегда был его слабостью.

Ангелина прислушалась к звукам, издаваемым заточенным художником. Бессвязные стоны мешались с хриплыми проклятиями. Когда он поднял лицо, девушка вскинула брови: кожа была покрыта продольными глубокими бороздами царапин.

– Это он сам?

– Да, сестра, – Добряк улыбнулся, обнажив клыки в сторону «экспонатов», – мы посадили ее на цепь два дня назад. Первые сутки терпела. На вторые начала ныть. Ему воду даем, но она уже не встает. Еще сутки или двое, не больше…

– Ставки приняты! – завыл кто-то на гемма-лингве из угла, – не принимаем!

– Я этого не одобряю и не играю сам, но Реджи… – извиняющимся тоном пробасил Добряк, – все равно, я поставил условие: половину прибыли на благотворительность и защиту животных от людей.

– Вас несложно уважать и еще проще любить, – изысканно поклонилась Ангелина, и покосилась осторожно в сторону плененного художника.

«А уж бояться вообще элементарно».

– Если вы простите – я должен к гостям подойти. Доброй охоты.

– Почетной добычи.

Валенсио стоял к Ангелине спиной с каким-то незнакомым ей мужчиной. Со стороны они даже были чем-то похожи: примерно одинакового роста, оба темноволосы и оба одеты с присущей истинным франтам небрежностью. Но незнакомец был бледен, его белоснежная кожа отличалась от оливковой смуглости Валенсио, и черты лица были чуть мельче и не столь резки.

– Чезаре. Прошу.

«Че. Знакомиться. Осторожно», – предостерегающе прозвучало где-то в заушинах.

Валенсио обернулся, втягивая воздух ноздрями. В его взгляде Ангелина прочла особое беспокойство.

– Позвольте выразить восхищение, – Чезаре склонился над ее рукой, окинул оценивающим взглядом дорогое коктейльное платье, улыбнулся, и отвел ее к столу для фуршета.

Ангелина знала эту часть этикетных обязанностей наизусть. Руки ее и ноги подчинились автопилоту. Первые полчаса – сорок минут разговор с вампиром никогда не бывает посвящен делу. Только и исключительно беседа ради его удовольствия.

Потому что он хочет потратить время. Время – самое интересное из того, что ты можешь подарить ему. Чем старше кровопийца, тем сложнее удивить его чем-либо. И потому Ангелина не пыталась произвести впечатление, и даже не напрягалась не менее получаса, пока Чезаре лениво осыпал ее комплиментами, изысканными притчами и воспоминаниями, а она кивала, улыбалась и поддакивала. Как вы находите выставку, как вы находите вечер, эта луна сегодня просто великолепна, ах, если бы вы видели ту луну в Боготе. Вы были в Боготе? Это Колумбия. Прекрасные места.

Инструкция: физиологически, первые полчаса посвящены тонкой дегустации. Дегустация (см. соответствующую статью) касается вопросов состояния не только физического тела, но и общего нравственного положения предполагаемого партнера, добычи или противника.

Комментарий Джо: Короче, что попало есть, и с кем попало спать – не буду.

– Вы позволите, Анхелика? – впервые назвал ее по имени Чезаре, давая понять, что этикетная часть беседы подходит к окончанию, – как вам служится у иерарха Бескидского?

Ангелина отметила, что он не назвал Богуслава «Могуществом». Принцип одиночки.

– Интересная служба, – дипломатично увильнула она от подробностей, – вы давно один? – тоже этикетный вопрос, – вам не одиноко?

Инструкция: вежливо пригласить одиночку в Семью – непременное (дважды подчеркнуто) условие начала переговоров.

Комментарий Зосима: Скорее всего, откажется. Но пригласить все равно надо.

Чезаре в ответ на это вежливо-уклончивое приглашение вежливо улыбнулся, уклоняясь от темы легким кивком головы. Вступительная часть окончательно завершилась.

– Вы позволите пригласить вас встретиться в другое время и другом месте? – вдруг придвинулся он ближе – неприлично близко, – могу я просить вас об этом… буду откровенен, здесь есть лица, которые могут омрачить наш вечер.

– Конечно, – заморгала девушка, сдаваясь перед внезапным натиском, – где вам угодно?

Инструкция: возвращать инициативу одиночке.

Комментарий Сары: Мы же уважаем его право прозябать одному.

…

По дороге к ресторану Ангелина пребывала в некотором замешательстве.

Одиночки. Каста, с которой все начиналось. Их немного осталось в век глобализации, совместных закупок и массовых убийств. Были Стаи, Семьи, Дома. Были кланы и были самые настоящие племена. Но такой вампир, который не образовывал хоть на день пару с равным себе, встречался все реже и реже.

«Или очень горд, или очень хитер. Или все сразу».

Ресторан назывался «Касик», и оформлен был в том среднем стиле пошлых вампирских заведений, который почитался ночным племенем за «шикарный». Прежде всего, это касалось манеры встречать гостей – три швейцара принимались скакать перед посетителем, едва учуяв, а официанты не просто зарабатывали деньги, а участвовали в важнейшем действе – пробуждении аппетита у всем пресыщенных кровососов.

В меню не значилось «кровавых» блюд – их нужно было просто назвать самим, и официант, тут же скалясь радостно, и приветствуя тем самым сородича, отправлялся прямиком к шеф-повару.

Ангелина не интересовалась, но «Касик» прославился в Ночи. В свое время, когда ресторан только был открыт, шеф-повар не отказывал себе в удовольствии присмотреть «свежий продукт» среди рядовых посетителей. Однако, после серии разбирательств с участием дотошных человеческих детективов, эта практика ушла в прошлое.

– Вы даже не поменяли платья, – приветствовал ее Чезаре, привставая из-за стола. Ангелина улыбнулась в ответ.

– А должна была? – садясь, ответила она. Че пожал плечами:

– На моей памяти, так поступали все в Народе Ночи.

Это уже была почти открытая провокация, и Ангелина презрительно скривилась – внутренне, незаметно снаружи. Упрекнуть ее нечистой кровью? Ее, Чистоту Его Могущества? Пятьдесят лет пыток за родство с Народом Ночи далеко заткнули за пояс те жалкие подначки, которыми только и мог оперировать вампир.