Текст книги "На исходе дня (СИ)"

Автор книги: Гайя-А

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– Моя мать из народа Дня, Чезаре.

– Не прячьтесь в раковину, Анхелика, – устраиваясь удобно, добавил тот, раскрывая меню, потом закрывая его и откладывая, – я называю вас народом Сумерек. Кто-то – народом Зари. Меня восхищает и поражает тот факт, что вы, в отличие от большинства, примкнули к Ночному племени. Нужно быть незаурядной карьеристкой, чтобы так рисковать…

Ангелина не знала, как оформить словами то, что нужно было ответить. В замешательстве она опустила глаза, мгновение боролась с собой – и нарушила инструкцию, подняв лицо и уставившись взглядом во внимательный прищур Чезаре: «Не делайте выводов, судя со своей позиции». Мужчина дрогнул, выдохнул, пристально в ответ посмотрел на Ангелину.

– Потанцуйте со мной, – хрипло проговорил он, и протянул ей руку.

Низкий дым режет глаза, проникает в складки платья и щекочет шею вместе с горячим дыханием и запахом коньяка и виски.

– Пинья Колада! – торжествующе звучит над дымовой завесой.

– Ола!

Его руки ползли по ее талии, как будто бы невзначай задирая юбку. Слегка, лишь намекая на будущее, лишь обещая грядущие удовольствия. Во рту стало горячо и остро; это, как жгучим перцем, обожгло губы его коротким приветственным поцелуем. Укол щетиной.

– Признайтесь, Анхелика.

– В чем же?

Он сжал ее ягодицы коротким, неуловимым, абсолютно незаметным со стороны движением.

– Вы давно не танцевали для себя. Даже сейчас… вы же не на задании. Или я заблуждаюсь? – зашептал Чезаре, – или здесь вы тоже – лишь воля Хозяина?

Она рванулась вверх, и их глаза оказались на одном уровне впервые. И на этот раз Ангелина не улыбалась. Взгляд ее был прицельно серьезен.

– У меня нет, и не может быть Хозяина, и вам это должно быть известно.

– А как же…

– Вы разрушили всю красоту, – пробормотала она, размывая круг танца и увлекая Че назад за столик, – всю начинавшуюся красоту вечера. Как вам это удается? Вы принимаете особый яд и делитесь им с избранными?

Чезаре усмехнулся недоверчиво, отпуская ее руку с явным нежеланием.

– Ядовиты здесь лишь вы, радость моя.

– Когда вы звали меня Анхеликой, вы нравились мне больше.

– Зачем вам этот официоз? Такой молодой, красивой… такой…горячей.

Ее рука дрогнула, когда Че опустился к ней с поцелуем.

– Давайте оставим эти разговоры. Мы оба можем вести их часами, но здесь по делу, в конце концов.

Она отдернула руку. Чезаре тяжело вздохнул

– Если бы я не был уверен, что вы разбиваете сердца, не думая и не стараясь, я бы назвал вас сущей ведьмой. Добро. Поговорим о деле. Начинайте.

Он откинулся на спинку стула, и Ангелина с удовольствием увидела, как буквально за доли секунды соблазнитель мафиози обратился в делового коммерсанта, с которым она и встретилась.

– Я слышала, скоро иерарх Венский потеряет свой титул. Если это так, то мне хотелось бы знать, кто займет его место – у нас нерешенные споры за территорию.

– То есть, вы говорите: скоро Его Могущество Габсбург будет убит, и вам нужен заказчик до того, как это произойдет? – осторожно осведомился Чезаре, комкая салфетку. Ангелина кивнула.

– Это невозможно, Анхелика.

– Если дело в цене…

– О, это так по-вашему! – зло улыбнулся Че, и Ангелина вдруг поняла – по длине и оттенку его выступивших в этой улыбке клыков – что он далеко не юнец, – дело не в цене, сеньорита. Ни за какие богатства мира вы не сможете узнать ответа на этот вопрос. Более того, я вообще сомневаюсь в том, что он существует. Никакой кретин не станет покушаться на Габсбурга.

– Габсбург слаб, и…

– Извращенец? – осклабился Чезаре снова, встряхнул запястьями, сверкнул из-под густой челки глазами, – транжира? Полоумный наркоман? Все так. Если бы не его беспробудно дрыхнущий дядюшка – и, между нами, поговаривают, что из этой спячки он уже не выйдет – никто не стал бы даже близко подпускать его к наследию Семьи. Но, Анхелика.

Он повертел дорогие часы на запястье. «Рубины» – бездумно отметила девушка камни, утопленные вокруг циферблата в платине.

– Буду честен… насколько умею, – Че ослепительно оскалился, умудрившись не обнажать клыков, – вы мне нравитесь, Анхелика. У вас есть стиль, есть свои отработанные методы, и даже что-то… манящее. Но все же вам, народу Истока, не понять, как ведутся дела в старушке Европе. При всем уважении, опять же.

Он подался вперед, посмотрел в глаза Ангелине.

– Никто не будет убивать Габсбурга. Если даже кому-то такая идея и придет в голову, будьте уверены, его тут же переубедят. Даже самыми жесткими способами. Вена сегодня – основной транзит доноров, а Габсбург – владелец крупнейшего в Западной Европе резервуара. Оборудованного по последнему слову техники. То, что он до сих пор не монополизировал поставки – чудо. Если на место вырожденца Габсбурга встанет кто-то другой – кто угодно, чей интеллект будет чуть выше, чем у этой кровопьющей инфузории – разорятся десятки Домов и Семей. Шесть кланов Австрии, не говоря о Голландии, Дании и Германии, окажутся лишены своего главного поставщика. Разорятся банки крови; не все, но достаточно для того, чтобы заставить даже средний класс серьезно затянуть пояски. Половине придется уйти в спячку или мигрировать на восток.

Он выдохнул, и выдохнула Ангелина. Только теперь она осознала, что слушала его, ни разу не вдохнув. Голова слегка кружилась.

– Так что, Анхелика, для чего бы ни интересовались вы состоянием дел иерарха Венского, его позиции можно только позавидовать. Всем нам, – Чезаре пальцем поманил официанта, – Буэнос ночес. Есть ли у вас что-нибудь из Италии сегодня?

– Мне «Корсику», пер фаворе, – не узнав свой голос, вставила Ангелина, – вторую отрицательную, крепленую.

– Сию минуту, сеньора.

Чезаре посмотрел на Ангелину одобрительно.

– Предпочитаете горечь?

– Мне нравятся крепкие напитки.

– А мужчины?

Ангелина задумчиво подняла глаза. Прищурилась, зная, как играют в мутно-зеленых болотах вишневые искры, поднимаясь со дна.

– Вы тоже нравитесь мне, Чезаре, – в тон ему ответила она, – в вас есть страсть, но в вас есть рассудок, и даже какой-то компромисс между ними. Редкость, надо признать. Я полагаюсь исключительно на второе.

– И никогда ни одного безумства?

– Ваша «Корсика», сеньора.

– Ну же, Анхелика. Был же хоть раз, когда ваше хладнокровие…

Вместе с горячим и горьким воспоминанием и «Корсикой» в жилах вскипели и ощущения.

«Как это расстегивается?». И длинные клыки, впившиеся в плечо – левое, правое. Прокушенные запястья, ледяная кровь иерарха Богуслава на губах, на руках, на лице; и его острый язык, ласкающий и опасный, и его желтые глаза, налившиеся кровью до черноты, когда он схватил ее за волосы – и его же слова, которые он произнес, перед тем как отпустить ее. «Теперь ты моя».

Вместе с ним сама ночь взяла ее тогда.

– Я не ошибся, – вздохнул Чезаре, с легким разочарованием, как показалось Ангелине, – значит, был мужчина.

– Нет, – решительно отвергла предположение она, – это не то, о чем вы подумали. Вы что-то сказали о «старушке Европе». Я не совсем поняла…

Специфический вампирский флирт вновь уступил место переговорам.

– Сложно объяснить, – протянул Чезаре задумчиво, катая в бокале римское красное, – вы из Истока: закон, честь, охота, магистрат. Западнее полная демократия: инквизиция, жалобные комиссии, доноры, права меньшинств. Добром вряд ли кончится, но тот сброд, что всплывет на поверхность при таком раскладе, легче будет убрать.

Он пожал плечами, и вновь Ангелина бездумно отметила, до чего невозможно красивы его руки. Не изнеженные, не холеные – крепкие, умелые, руки не аристократа, а сицилийского разбойника … вспоминался Валенсио и его смешное предупреждение.

– В ночном мире демографических взрывов было многовато за последние сто лет, как и в дневном, кстати. В сороковых бум рождаемости и выхода из спячек, мало обращений. Кровь сытна и дешева, увернешься от нацистов, коммунистов и их свар – напьешься вволю, напоишь семью. Муссолини и не знал, думаю, как неплохо некоторые … впрочем, это наша история, и вас не касается.

Его ухмылка Ангелине не нравилась, в отличие от гипнотизирующих жестов.

– Лавина обращений в шестидесятые – все эти сексуальные революции, новая эзотерика, хиппи. И девяностые – десять лет торжества и войн. Дошло до дефицита охотников. Последние годы открыли неприглядную истину. Нас становится меньше, Анхелика. С каждым днем. С каждым часом. И не в абсолютном – в относительном значении. Добыча научилась отбиваться, и даже наносить упреждающий удар, подчас эффективный. Добыча плодится быстрее нас, и перемещается стадами, в которых совсем скоро мы не сможем учуять друг друга, и потеряем связь. Нам придется организоваться….

– А вы чего хотите? – напряженно спросила девушка. Вампир пренебрежительно фыркнул.

– Сеньорита, я Че – сам по себе. Мне меньше всего есть дела до семейных ценностей и традиционного уклада. И еще меньше – до сытого благополучия вконец зажравшихся евровампиров. Я не играю в людские игры – в отличие от того же Габсбурга, а потому, если какие-нибудь Дзюбэи из Японии или китайские Тианг, или кто угодно, в один прекрасный день пережрет всю эту толпу педерастов, я только поаплодирую. И взывать к этой самой толпе с пророчествами и призывами «опомниться и воспрянуть» не буду. Чего я хочу? В данный момент смотреть на вас, Анхелика. А потом – потом еще выпить – пожалуй, стоит попробовать вашу «Корсику». Ола!

========== Часть 2 ==========

Острова Фиджи. АО+

Курсы грамматики гемма-лингва с носителями! Для новообращенных, доноров и неполнокровных начальный курс – три месяца. Занятия ведутся очно, по утрам ближе к рассвету. Квалифицированный преподавательский состав, возможно индивидуальное обучение и репетиторство

Попробуйте потрясающее лакомство от шеф-повара – оцените всю роскошь традиционной кухни. Только самые свежие продукты. Только самые чистые доноры. Почувствуй себя Императором. Ресторан «Калигула».

Наш специальный корреспондент с места проведения ежегодного фестиваля «Краса Ночи» имени Елизаветты Батори. Напомним, в этом году честь принять фестиваль у себя принадлежит Лиме, столице Перу…

Соленый морской ветер, солнечный луч, скользящий по телу, запах папайи и манго. Ангелина под лучами палящего солнца наслаждается тем, что снова стала человеком. Хотя бы до заката. Как и всякое холоднокровное – вот как та ящерица, например, – она нежится под дневной звездой, зная, что не тратит энергии на поддержание себя живой. Полуживой. Наполовину немертвой. Ах, есть ли разница! Упоителен солнечный день и прекрасен соленый ветер.

У полукровок есть преимущества, например, можно загорать, без риска испепелиться дотла. Конечно, на самой жаре не посидеть, да и вечером нужно быть осторожной, но ведь одновременно Ангелина может наслаждаться ночной жизнью в полной мере. Зрение ее позволяет ей видеть мир в кромешном мраке. Закат уже полыхает на западном горизонте, и ленивое южное солнце гаснет быстрее, чем на севере – за какие-то минуты. Из теней выползают ночные жители.

Индийский океан полон жизни. Вокруг танцуют пестрокрылые бабочки и диковинные птицы в ярком оперении. Ангелина ловит светлячка левой рукой. Она приветственно поднимает наполовину опустошенный бокал, глядя на гостя в упор, и потягивается в шезлонге.

– Будете? – приглашает она, – игристое, вторая положительная. Японский поставщик.

– «Сакура»? – интересуется наугад представитель Габсбурга. Девушка смеется.

– Нет, «Якудза».

Приходится выискивать силы играть.

– Герберт Хауф, – представился вампир и мило оскалился. Оба посланника Семей сделали вид, что на них что-то, кроме плавок и купальников, было надето. Герберт взял бокал. Пренебречь волшебством игристой второй положительной было просто невозможно. Ангелина не сомневалась в коварстве «Якудзы», и потому отставила бокал в сторону – по крайней мере, до окончания переговоров.

– Согласно протоколу, – предупредил Герберт, и включил диктофон, – мой Повелитель, иерарх Венский Габсбург, полномочным представителем которого я являюсь, посылает приветствия и пожелания доброй охоты и мира Семье, вашему Повелителю, иерарху Бескидскому Богуславу…

Ангелина не моргала, пока он зачитывал традиционные напевные славословия, полные обыкновенной и неприкрытой лести. Вот он упомянул многочисленные стада «добычи», сетуя на вынужденный завоз в Вену мигрантов. Вот он намекнул на перспективу породниться, говоря о «высокой чести и доблести Семьи», которая представляла собой народ Истока.

«Чертова уйма слов и никакого смысла. Однако же протокол. Протокол. Ох, если бы. Если бы взять такой осиновый кол, большой, трех метров в длину…».

– И просит уделить мгновения Его Могущественной вечности размышлению о спорных территориях Мадьярии. Площади угодий невелики, и Его Могущество иерарх Габсбург смиренно напоминает, что около ста двадцати лет назад по независящим от нас обстоятельствам…

«Смазать кол чесноком, наточив как следует перед этим, прочитать заупокойную…».

– …И отчуждение угодий произошло вопреки договорам и преимущественному праву охоты…

«Заткнись, крови святой ради, если я немедленно не моргну, роговица отслоится, и придется полдня ходить слепой».

Голос изнутри, как и всегда, принадлежал Ангелине Другой. Той, которую звал Валенсио ласково «Анжи», ночной хищнице с острыми клыками и когтями, опасной и кровожадной, какими все они бывают в критическом возрасте около шестидесяти лет.

Ведь именно этот возраст – расцвет юношества кровопийцы. Тот возраст, когда человек много знает, но почти ничего уже не может. А она – может. Например, попробовать на вкус этого подхалима с редкой рыжей шерстью на груди, плечах и даже пальцах ног.

«Чертов неандерталец».

Вторая положительная пузырится и пьянит, чайки кричат, на песке в густеющей с каждой минутой тени лежит Валенсио, не спешащий на помощь коллеге.

Иерарх вывез слуг и собственность (в лице пяти очаровательных модельной внешности красавиц) на юга, а сам прячется в роще финиковых пальм: с недавних пор он уединяется с эзотерической литературой и музыкой для медитации.

А Ангелина – Чистота Его Могущества – вынуждена отдуваться на дипломатическом поприще. Например, сейчас, в изрядном подпитии, она выслушивает первую из восьми официальных нот, которые иерарх Венский обязался выслать Богуславу. «Вампиры, – слегка презрительно звучит в голове девушки, – или много слов, или голову долой. Примитивно. Но работает тысячелетия».

Ангелина надела темные очки и вволю проморгалась. Герберт на автомате пробубнил положенные страницы текста, выплюнув в конце едва ли не вместе с клыками:

– …С почтением и благими пожеланиями, крови благой ради, на процветание Народа Ночи.

– Принято, – лениво процедила Ангелина в ответ, – всё?

– Всё, – с явным облегчением плюхнулся вампир рядом на песок, – всего-то. Если учесть, что назад мне плыть на лодке, потом на катере, затем на пароме, и делать две пересадки на самолете…

– Вам не нравится Южное Полушарие? – осведомилась светски Ангелина.

– Мне не нравится путешествовать по тропическому поясу. Порядочные охотники предпочитают Заполярье.

– О, как печально. Мы можем утешить чем-то паникующего фотофоба? – это включился Валенсио, наслаждавшийся бездельем, ведь прежде пытки официозом доставались ему, – быть может, вас накормить? Инфра-солярий? Мануальный терапевт? Клизма со шнапсом?

Герр Хауф так споро щелкнул челюстями возле руки Валенсио, что тот едва не расплескал вторую положительную.

– Запихни себе, и не забудь пустить струю, дорогуша.

– Тебе в морду, куколка.

– Порядочные охотники, – миролюбиво вставила Ангелина, не делая ни движения, – выбирают выражения в разговоре с собратьями.

Герберт подумал вслух – и услышали все в радиусе ста метров: «Подстилкам слова не давали». Валенсио дернулся было, но даже самые официальные правила запрещали воздаяние за ментальные оскорбления.

– Мое почтение, госпожа, – издевательски поклонился Хауф, – и мои соболезнования: не всякому доводится работать в паре с олигофреном. Примите как необычный опыт.

…

– Ненавижу его, – выдохнул хрипло Валенсио спустя молчаливые пять минут.

– Он тебя тоже.

– Еще бы! Я уделал его год назад, ему пришлось продать свой цех, и пойти на побегушки к педику Габсбургу.

Валенсио посмотрел на девушку.

– Но за такие слова в твой адрес…

– Ой, оставь. Это даже не слова были.

– За косой взгляд уже убивать.

Если бы Ангелина способна была любить, то задохнулась бы в эту минуту от чувства, с которым он дерзко вывел это «убивать», но она – не способна, и потому ее не кольнуло даже слегка.

Валенсио, впрочем, и не ждал отклика. Он завалился на песок и посмотрел на ночное звездное небо.

– Видела Чезаре? Он года два назад выжрал целый бордель таких, как этот Хауф. Ему предъявили обвинения, но он ловко выкрутился. Одиночки получают преимущества.

– И пулю в затылок, – пробормотала Ангелина, – за что никто также не ответит. Тебе хотелось бы?

– Всякое бывало. У Навахо лет девять назад получил мощный укус в лопатку. Чуть не разложился, отращивая ребра. В девяностом однажды попал под лифт.

– Что?

– Закладывал взрывчатку в Шанхае по заказу Аум Сенрикё.

– Шутишь!

– Да-да, а представь, каково это, когда вместе с лифтом от тебя уезжают печень и кишечник. Я имел счастье полюбоваться. Впечатляет. Размотало кишку метров на четырнадцать…

Ангелине против воли вспомнились избиения в монастыре. И тошнота. Тошнота в заушных впадинах, кислое предчувствие боли и страданий.

– Анжи, ночной остров вызывает Анжи!

– Наливай, – она протянула ему бокал, – а где Его Могущество?

– На корте. Или постигает дзен в финиках.

Его Могущество пятый иерарх Бескидский наслаждался массажем. Три очаровательные зубастые тайки крохотных габаритов деловито суетились вокруг длинного жилистого тела вампира. Тот тем временем утробно ворчал, отвечая неслышному голосу из наушника – Его Могущество стремился узнать все, что проспал, а за триста лет любопытных новостей накопилось немало. Недостаток информации восполняло радио и желтая пресса, в борьбу с которой включались все члены Семьи – и все же иерарх простодушно внимал ей.

– Валенсио.

– Да, Ваше Могущество.

– Что такое «плацентарный»?

– Повелитель?

– Плацентарная маска. Придает коже упругость и блеск. Что это?

Валенсио, подумав, ответил на языке Народа – гемма-лингве, в котором для каждой части тела существовало свое, особое, точное определение. Иерарх гадливо нахмурился.

– Люди и вампиры уже неотличимы друг от друга, и, к сожалению, не в лучших деталях. А «гликозиды»? Что такое «гликозиды»?

Валенсио запнулся. Вступила Ангелина – слегка склонив голову, хоть иерарх и не мог ее видеть

– Особые вещества, действующие на организм теплокровных. Люди часто используют слова, неизвестные большинству из них же самих, чтобы продать товар дороже.

– Ничего не меняется, – проворчал Богуслав, – закажешь мне эту маску, посмотрим, что за черная магия.

И он вытягивается вновь, мурлыча под опытными руками тайских массажисток.

Возле иерархов дежурят более молодые приближенные вампиры – таков порядок вещей. Иерархи владеют безупречно интуицией, умеют воздействовать на собеседника ментально, но в контакт с человечеством Дня давно не пытаются входить; их задача – организовывать и контролировать Народ Ночи. И между ними и временем стоят титулованные слуги – те, что неотступно следуют за иерархами, и принадлежат им по праву клятвы.

У иерарха Богуслава шесть таких слуг, дежурящих возле него круглосуточно. Зосим, Люций, Джо Сара, Валенсио – и Ангелина. Ангелину выделили в напарники Валенсио, но иногда она составляет пару с Джо – когда подменяет кого-то из отсутствующих. Люций слишком стар и высокомерен, чтобы работать с ней, хотя признает ее рабочие качества. Зосим страдает от приступов ипохондрии и панических атак, и подход к нему знают немногие. Изо всех слуг Богуслава Сара проявляет к Анжи самое живое участие, но она – пресс-секретарь Дома, и слишком занята, чтобы даже лишний раз с кем-то перемолвиться.

В тех редких случаях, когда слуг можно увидеть вместе, эта картина заставляет улыбнуться. Непохожие друг на друга, они привыкли двигаться слаженно и отвечать по очереди; но то и дело их муштра спадает, как шелуха, и бравый отряд коммандос тут же превращается в бестолковую свару.

Валенсио красив и строен. Красота его жестковата, даже слегка груба. Широкоскулое, смугловато-оливковое лицо, с продолговатыми миндалевидными большими глазами – когда-то наверняка черными. Ростом он лишь слегка выше Ангелины. Сильные, словно у кавалериста, ноги чуть кривоваты, но нельзя не любоваться его твердой походкой.

Ангелина привыкла к Валенсио за годы работы с ним, и даже не осознает, как красиво дополняет его брутальность своей мягкостью, как слаженно смотрится их работа со стороны, и как иерарх может гордиться, владея такими слугами. Поправочка: владея таким слугой, ибо Ангелина – единственный в Семье работник по найму.

И она даже получает зарплату – не кровь, как можно было бы подумать, а дальние переезды, античные выставки и прогулки по Парфенону в любое время дня и ночи (Диоген с годами озверел и был сослан в своей амфоре на Халкидики). Богуслав любит баловать своих подчиненных, особенно теперь – когда он восстанавливает свои силы и владения, и скромность помощницы выводит его из себя. Валенсио, например, в удовольствиях себе не отказывает. Мулатки, креолки, толстые танцовщицы, тощие манекенщицы, и даже одна вуду-жрица – короткая интрижка с которой стоила ему левого нижнего клыка.

– Человечество опаснее, чем кажется, – рычал он гневно, наблюдая за медленно отрастающим зубом.

Машины, гонки, ставки – сам Валенсио не ездил, но регулярно наведывался на соревнования. Рулетка, покер, скачки, Лас-Вегас – популярный вампирский город, где шансы уравнивались у игроков со стороны Ночи и Дня.

– Параллельные миры тоже пересекаются, – довольно делился он подробностями своего отпуска, вернувшись, – и я в выигрыше в результате пересечения.

– На этот раз, – не преминул съязвить Зосим.

Параллельной реальностью здесь звали народ Дня. Даже карта мира Ночи была похожа на ту, что показывали в дневных новостях, лишь очертаниями материков. Вот – Гренландия и Аляска, «спальные» широты для степенных вампирских семей. Плато Путорана в далекой Сибири. Камчатка – рай дауншифтеров. Вот южный тропик и Огненная Земля – западный Исток, где человек, отобедавший вампиром, не редкость. Острова Микронезии, Полинезии, всех прочих «незий», – каннибальский рай, любимые края свадебных путешествий и отпусков. И, конечно, Европа, тесная, и уже не такая изобильная. Элитные северные страны – вновь «спальная» широта. И опасные земли Истока – Балканы, Карпаты, Родопы, а восточнее – Скифия и Парфия, еще две кровавые державы, вечные соперники Европы. Латинская Америка, где, потерпев неудачу при Монтесуме, вампиры ушли в подполье, сохранив ностальгическое воспоминание о праздниках жертвоприношений на пирамидах ацтеков и тольтеков…

Ангелине пришлось отвыкнуть от многого, что окружало ее среди людей, но взамен она получила больше. Например, телевидение. В монастыре телевизор находился под запретом, да и смотреть его было бы некогда. Но телевидение народа Ночи поражало, и первые дни после освобождения Ангелина не могла просто физически его отключить. Да и теперь, впрочем, она питала к нему некоторое пристрастие.

– А сейчас мы начинаем игровое шоу «Угадай Донора», приветствуйте участников!

– Как ты смотришь эту дрянь, – поморщился Люций, – это все подстава.

– Не порть настроение, включи обратно немедленно!

На экране появилось три угрюмых лица, представляющих собой портреты доноров. По запаху угадать принадлежность крови не составило бы труда, но зрение, конечно, совсем не то. Требовалось применить логику.

А лотереи? А магазины-на-диване, где можно было заказать сепаратор для крови с насадкой для взбивания всего за сорок девять и девяносто центов… а новости, тревожно повествующие о падении цен на серебро, росте цен на третью положительную или распространении желтой лихорадки – будьте бдительны, остерегайтесь случайных жертв и доноров… требуйте справку на станции переливания.

О, эти доноры. Внекастовая элита, люди, допущенные к сердцевине кровавых ночных тайн, огромные семьи (вернее, как называют их в Народе – породы), выведенные тщательными десятилетиями упорной селекции, линии с идеальной кровью. Доноры, лишенные порой имен, воспитанные вне контакта с остальным человечеством…

Добровольцев встретить можно было значительно реже. Случайные «подарки» крови – это вовсе не жизнь ради донорства. Каково это – всю жизнь оставаться едой, живым консервом? Ангелине приходилось общаться с философски настроенными донорами, почему-то в основном мужчинами, которые с нездоровым блеском в глазах рассказывали о дойных животных, экспериментах с гирудотерапией и продлении жизни. За их напускным восторгом кроется простая правда: срок службы (и жизни) донора – сорок пять-пятьдесят лет, не больше.

Тем не менее, добровольцы представляли собой приятное разнообразие в однообразном ночном мире каст и иерархии. Кого только не было в этой пестрой толпе! Мазохисты, уставшие от самых странных игр. Поклонники некромантических культов, многие из которых и создавались Народом, как ловушки для потенциальных жертв. Нигилисты, желавшие за небольшую плату прожить жизнь весело, комфортно и развратно. Дамы лет сорока, уставшие от собственной сексуальной неудовлетворенности и ищущие новых приключений. Бесчисленное множество романтически настроенных девочек и юных лишенцев, перманентно находящихся в поисках смысла жизни – а нашедших лишь путь в самое незавидное место в пищевой цепочке…

Породистый донор был почти-вампир, смотрел те же программы, и даже обладал некоторым специфическим влиянием на события (если у еды есть своя воля, покрыться плесенью или иным образом испортиться), и знал свое место. Добровольцы играли со смертью в поддавки. Кто-то становился закуской (большинство), кто-то – вампиром из трущоб (редко), кто-то находил себе спутника из ночного племени (еще реже).

…Работаем после рассвета! С 19 мая по 21 июня дневная выставка-аукцион. В меню: изысканные теневыносливые породы, неприхотливые подращенные девочки на разведение (до первого приплода сопровождение ветеринара – с беспрецедентной скидкой 40%!!!), племенные самцы кенийской породы (устойчивость к малярии и лейшманиозу). Спешите! Ждем вас!

– Скидки? – осведомилась любопытная Сара, заглядывая Ангелине через плечо, для чего ей пришлось подтянуться изо всех сил, – а, доноры. Это для сельской местности.

– У тебя же их три, – подначил зевавший Джо. Сара дернула обнаженным плечиком:

– Самцы. Все трое ручные. Я их на улицу не выпускаю, и не развожу. Просто они мне нравятся.

– Еще скажи, что ты их не ешь.

– Какой ты… – захихикала вампирша, и просияла в оскале, – а сам-то?

– Мимо, принцесса. У меня была одна. В общем, с домашними животными столько мороки. Я ее отдал.

– Мне, – недовольно процедил из темного угла Зосим, – ты, алкоголик, едва не угробил девочку.

– Ты ее все равно потом съел.

Ангелина прикрыла глаза. Богуслав задерживался, и подчиненные его начали скучать. Сон никак не шел, а отрешиться от беседы о преимуществах человеческих пород не получалось. Ангелина вздохнула, и принялась листать журнал, наискосок проглядывая рекламу и даже не пытаясь вчитываться в тексты.

Она читала журнал «Vampire’s Times», отмечая отчеты о бесконечных светских мероприятиях, и просматривая поздравительные блоки одним глазом. Журнал претендовал на элитарность, но фактически работал себе в убыток, и недостачу в финансировании восполнял, публикуя на последних пяти страницах бесконечную кустарную рекламу и прочие объявления.

«Двадцать девять лет со дня обращения! Ценю тебя, Казимир. Твоя Хозяйка». «Счастливой спячки, дорогие наши Джулия и Хорхе. Мама и папа». «Соболезнуем магистру Отто в связи с безвременной кончиной его тёщи. Коллеги и друзья» (здесь в скобках стоял смайлик и несколько восклицательных знаков). «С пробуждением, иерарх Цинния!».

Ангелина прищурилась. Вот как быстро окрепли силы Ночи. Когда пробуждался иерарх Богуслав, его точно не поздравляли, и в его честь не звучали салюты и песни. Она знала это – она присутствовала.

Когда он проснулся и возжелал навести порядок на подконтрольной территории, об этом узнала Милица. Вместе с Витязями она поспешила к месту пробуждения. Словно наяву, вспомнился Ангелине склеп, притаившийся в яблоневом саду, густая поросль незабудок и гусиного лука, и кружевная тень, легшая между ними и входом. Мирное майское утро. Ангелину веселил страх Милицы и сопровождающих. Даже в запахе этого места не было ничего угрожающего.

Склеп – Ложе Уединения. Таких много в разных краях земли, и умельцы отточили мастерство, сооружая их для тысяч спящих. Прежде их делали именно такими: в виде пышных гробниц и усыпальниц. Потом сообразили, что мародеры переименовались в археологов и рано или поздно доберутся до беспомощных вампиров. Современные Ложа строили, маскируя под водонапорные станции и канализационные очистные.

Ангелина видела страх на лицах витязей, монахов и Милицы. Но сама чуяла лишь аромат легкой печали, ощутимый возле гробницы простой, тихой и даже уютной. Внутри было очень сухо, сухо и темно.

Посреди траурного зала спиной стоял мужчина в золотом пиджаке – очевидно, разбудивший иерарха, и, когда вошли люди, он глухо зарычал, предупреждая кого-то в мерцающей искрами темноте.

– Богуслав? – произнесла Милица, нанося удар своим глубоким голосом, – высший совет…

– А, – спокойно донесся ответ из мрака, – подожди, самка. Я занят. Завтракаю. Вы всегда врываетесь в спальни без предупреждения?

– Это Витязи одной из Церквей, – скривился вампир в золотом пиджаке.

– И это освобождает их от необходимости соблюдать приличия, не так ли? За триста лет мало что изменилось, Люций. Это прискорбно.

Голос был насмешлив, спокоен и вовсе не жуток. Но когда из тьмы появилось тело, то все отшатнулись. Кроме Ангелины.

Потому что именно в тот миг ее сердце пронзила щемящая жалость. Прежде она не умела жалеть: ни сирот, ни Христа, ни бродячих собак. Как можно жалеть кого-то, чьим мукам однажды придет конец? И не одной ли ей придется голодать и выживать веками на грани безумия?

Но с первым же взглядом на Богуслава Бескидского Ангелина болезненно, до слез, ощутила жалость.

– Вот оно что, – он подкрался ближе, держась за стену, нарушил тишину, дотронулся высохшей серой рукой до ее плеча, и от прикосновения она внутренне сжалась, – вот оно как нынче. Ты из моих, девочка?

Господь святый, до чего же он был страшный.

Но с одними звуками хриплого голоса захотелось хотя бы узнать, возможно ли попробовать – как это, быть из «его». Может, бить будут чуть меньше, кормить чуть чаще, а уж слушаться она умеет. Это все, что она умеет. В то утро она готова была на все, что прекратит ежедневные истязания.