Текст книги "По собственному желанию - 2 (СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Он все-все и всегда прощал Роману. С самого детства прощал ему все. И то, что он дружил не с ним, а с Андреем; и то, что пренебрегал Сашкой; и то, что частенько поколачивал его, особенно после того, как Воропаев жаловался на их со Жданом проделки; и даже то, что однажды, им тогда лет по тринадцать было, когда Сашка обнял его, стараясь выдать это за дружеские объятия, оттолкнул Саньку с криком: – Не трогай меня, педрило вонючее, – громко крикнул, все дети смеялись.

Он все ему прощал, потому что еще лет в одиннадцать подсмотрел, как Ромка в душе мылся и пропал. Пропал навсегда! Вот Жданову он не прощал дружбы с Малиновским. И не президентский пост так уж нужен был Сашке, его должность в Министерстве была куда более спокойной и куда менее нервной и хлопотной, но отомстить Андрею, унизить его, показать Ромке, что Палыч ничего из себя не представляет, это стало непреодолимым желанием, почти таким же страстным, как обладать Романом.

Как-то, им тогда лет по восемнадцать было, может чуть больше, Андрей приехал на каникулы. Как всегда, собрал своих дружков-приятелей, закупил мяса на шашлыки, ну, фруктов там, овощей и очень-очень много виски, любил Палыч гулять на широкую ногу. У Ромки своя задача была – девочек привезти на пикник. Сам пикник было решено провести в том, первом загородном доме Ждановых. Сашку, естественно, никто пригласить и не подумал. Зачем им стукач на празднике жизни?

И все-таки Воропаев попал на гулянку. Вначале он услышал, как мама в разговоре с Марго спросила:

– А ты не боишься, что детки там весь дом вверх дном перевернут? Да еще и бед натворить могут. Моих вот не позвали, знают, что мои прилично воспитаны. Значит перепьются там и девочек… ты меня понимаешь. Мне вообще никогда дружба Андрюшеньки с этим голодранцем Малиновским не нравилась. Не научит он его добру.

– Да, перестань ты. Мальчики уже совершеннолетние. Ты вспомни, мы в их возрасте тоже не монахами жили. Ничего особо выдающегося они не натворят. Это ты из-за Сашки, да?

– Не знаю, возможно. Ты пойми, он сидит целыми днями дома, одна учеба на уме, не развлекается, не встречается ни с кем… Он такой застенчивый мальчик. Единственный с кем он мог бы выйти куда-то, это Андрей, они же с детства дружат, а как появился этот Роман, так Андрей его все время игнорирует.

Сашка про себя посмеялся, знал, зачем мама хочет, чтобы он всегда сопровождал Палыча. Отец в ту пору начал усиленно готовиться к вытеснению Павла Олеговича из бизнеса и любой компромат на Ждановых собирал.

– А ты уверена, что Саша захочет на эту гулянку поехать? – донеслось до ушей Воропаева.

– Давай мы у него и спросим. Только скажи ему, что Андрей через тебя передал приглашение, а то ему неудобно будет. Саша! Сашенька, иди сюда.

Вот так и получилось, что когда шашлыки уже были не только готовы, но и наполовину съедены, а компания уже была не просто навеселе, а успела разбиться по парочкам, Сашка вошел в частные владения семьи Ждановых.

– О, Сашка, какими судьбами?

– Маргарита Рудольфовна сказала, что вы меня пригласили.

И Палыч, и Ромка уже пребывали в том состоянии, когда все люди – братья, мир прекрасен, а налить Сашке виски, угостить шашлыком и даже предоставить девочку, благо одна без пары была, так это тоже благое дело.

Перепились в тот вечер все до неприличия, кто был еще в силах трахался в укромных уголках, кого виски свалил с ног, засыпал прямо там, где падал. Роман упал в спальне Маргариты и Павла, не дойдя до кровати каких-то пару метров и сразу захрапел. Это был Сашкин праздник, его самая лучшая в жизни ночь.

Он закрыл дверь на ключ, постелил постель, дотащил до нее Романа и уложил его в кровать. Затем медленно, стараясь насладиться каждым мгновением, раздел Ромку. А потом всю ночь смотрел на любимого человека, гладил его, целовал спину, шептал ему о своей любви, и кончал раз за разом, прижавшись к спине Малины и мастурбируя, представив, что его член не в своей руке, а там, в самой глубине Ромкиного нутра.

Его счастье, что пьяное бревно, по имени Роман, не только не чувствовало что кто-то его обнимает, целует и шепчет слова любви, а и вообще себя не ощущало. Не то самая счастливая ночь Александра Юрьевича, стала бы его последней ночью жизни. Нет, конечно, если бы Сашка решился, действительно, совершить половой акт, тут бы Малина очнулся и точно пришиб бы извращенца. Но Воропаев был не настолько глуп. Он довольствовался тем, что никак не могло потревожить богатырский сон пьяного Ромки.

Более того, под утро, когда все еще спали, он заглянул в одну из комнат, увидел там двух спящих девчонок и приволок одну из них под бок к любимому, а сам упал на кровать рядом со второй и уснул сном праведника. Спать ему долго не дали, сквозь сон он почувствовал, как девчонка начала оглаживать его гениталии. Это было противно и грязно, но он понимал, что должен будет сейчас… иначе позора не оберешься.

Сама мысль о женском теле вызвала приступ тошноты, и тогда он вспомнил родное и любимое лицо, ямочку на его левой щеке, бархатную кожу гладкой спины, его упругие, такие красивые ягодицы… И уже через минуту девчонка орала благим матом размазывая слезы по щекам…

Это был его первый контакт с женщиной. Но и за это Сашка простил Романа, как прощал ему потом всех его девиц. Но все они были красивы, все они были как с обложки журнала, а главное, Сашка знал, что никого из них Малина не любил, а значит, пусть не сейчас, пусть в будущем, Ромка может понять, что любить женщин он не способен. И тогда… возможно…

И вот теперь красивым его почерком наискосок фотографии он оставил надпись: «Я люблю Катю П.». Это было невыносимо! Это была беда. Да как он смел так надругаться над самым чистым и светлым, что было в жизни Сашки?

– Сука, сука, сука! – Воропаев уже подвывал.

– Александр Юрьевич, можно? – в дверях показался Ветров.

– Нет! Вечером позвонишь мне, – рявкнул Сашка, поднял с пола журнал, запихнул его себе в портфель и вылетел из кабинета, как ошпаренный…

========== Ступай себе с миром… ==========

POV Автор…

И снова «Зималетто» посетил Vulpes lagopus, небольшое хищное животное семейства псовых, полярная лисица, ну, или песец. Если еще вчера вначале рабочего дня на административном этаже, хотя бы номинально, присутствовало два начальника отделов – Ярослав Борисович Ветров и Милко Вуканович Момчилович, да еще один не пойми кто по должности, но точно акционер – Воропаев Александр Юрьевич, то уже к десяти часам утра того же дня, так называемый «главный начальник», молнией пролетев мимо Тропинкиной и даже не взглянув на нее, исчез за закрывшимися дверьми лифта, а еще минут через двадцать и финансового директора поглотил всепожирающий лифт. Правда, последний к нему не пролетел, а прошаркал с низко опущенной головой, оставив женсовету повод для новых сплетен и раздумий.

Версии выдвигались разные, от «Воропаев обнаружил недостачу и уволил Ветрова», до «Воропаев никого не может уволить. Наверное это связано со Ждановым, Катюшей и Ромочкой. Может и эти двое замешаны в отравлении».

Танюша Пончева пригрозила перейти на подножный корм, а именно, съесть фикус, если Коротков немедленно не купит чего-нибудь пожевать, от волнения ей всегда хотелось есть. С другой стороны, если Маша Тропинкина начинала волноваться, то ей необходимо было свое волнение запить, и как вы понимаете, не водой. Так что единственным из всего секретариата, у которого появилось не какое-то абстрактное, а вполне конкретное задание, оказался Федя, было решено послать его в магазин.

Некоторое разнообразие в ничего неделание внес звонок Романа Дмитриевича, который рассказал о состоянии Кати, Палыча, Олеговича и Марго. О себе сказал, что с ним уже все в порядке, но появиться в «Зималетто» он никак не может, потому что нужен в больнице. Девочки тут же поделились с Романом своими новостями, рассказали о грозном приходе и скором бегстве Воропаева, о том, что вслед за ним исчез и Ветров, а так же о том, что Урядов на больничном, и на закуску поплакались, что на всем этаже остались они одни, да еще Милко в мастерской работает над новой коллекцией.

Роман Дмитриевич думал недолго, затем, строго-настрого велел:

1. Если вдруг кто-нибудь что-нибудь узнает о Кире, то немедленно сообщать в милицию. А уж если Юрьевна сама вдруг появится, то постараться ее задержать. Он так и сказал своей секретарше: – Шурок, вся надежда на тебя. Будь аккуратна, но решительна.

2. Если вдруг в компании появится Вика, за ней нужно будет установить слежку, а если она приведет к Кире, то см. пункт №1.

3. Всячески помогать следствию. Рассказать все, что видели и знаете.

4. Отвечать на все звонки, что руководство, мол, в командировке, будут недели через полторы-две. Принимать все факсы. Помогать Милко, пусть он спокойно и комфортно работает над новой коллекцией.

Роман Дмитриевич, это Роман Дмитриевич. Его слово – закон для Шурочки, да и не только для нее, так что все его поручения стали выполняться немедленно. Все разошлись по рабочим местам, это не значит, что периодически девочки не устраивали общий сбор и не обсуждали новые версии, но все же какая-то видимость работы, появилась. И только Кривенцова, попросив Амуру отвечать на все звонки, начала с особым рвением выполнять личное поручение начальника, то есть проводить свое собственное расследование, готовая в любую минуту арестовать Киру Юрьевну Воропаеву.

А что же сам Александр Юрьевич? Куда убежал, чем занимается? Давайте посмотрим…

Сашка пришел домой возбужденным и злым. Швырнул портфель на диван и прошел к бару даже не разуваясь, что само по себе было немыслимо. Ну, не швырял никогда Воропаев портфель, и обувь, входя в дом, тут же снимал. У него в квартире вообще всегда был идеальный порядок. И никогда не хватал бутербродов на скорую руку, всегда либо заказывал обед на дом в ресторане, либо домработница готовила ему полноценный ужин. И вот тогда только, сев за отсервированный стол, он позволял себе выпить бокал-другой хорошего виски. А закончив трапезу, выкуривал кубинскую сигару, тщательно все убирал и мыл посуду, и только затем отдавался своим тайным страстям, да и то, почти всегда все дома, больше похожего стерильностью на операционную, чем на на жилище вообще, а уж тем более на жилище холостяка.

Но сегодня рухнули все заборы и прорвало плотину. Сашка даже наливать в бокал виски не стал, свинтил крышечку, приложил горлышко бутылки ко рту и, как воду в жаркий день, выпил достаточно приличную дозу. Алкоголь как-то резко и сразу всосался в кровь, возможно потому, что завтракал Алекс еще до того, как узнал о «предательстве», а закусывать выпитое ему и вовсе не хотелось. Со слегка шумевшей головой он достал из портфеля «Гламур-гламур», еще раз, уже внимательно, перечел написанное, затем долго и пристально рассматривал фотографии. Снова приложился к виски, на сей раз пил, пока не закашлялся, после чего со всей силы швырнул недопитую бутылку в стену.

Бутылка, как ни странно не разбилась даже тогда, когда отскочив от стены упала на пол, и только грязные пятна на дорогущих обоях, да лужицу на полу оставив в своем полете. Сашка проследил за ней ничего не видящими глазами в которых стояли слезы, он понял что-то очень важное для себя, и не разбившаяся, в отличие от его жизни, бутылка, стала той последней каплей, за которой или убиться, или убить. Ну, или разгромить все, что попадется под руку…

Сашка крушил свой стерильный дом долго, ломая стулья, разбивая посуду и вазы, ножом вспарывая мягкую мебель. Крушил, пока не выбился из сил и не рухнул на диван таким же сломанным и разбитым, как все вокруг. Казалось, что из него как, из надутого шарика выпустили весь воздух. А он и чувствовал себя сморщенным и скукожившимся безвоздушным шариком, или использованным презервативом.

Перед глазами стояло счастливое лицо любимого человека, целующего ту, которую он любит. Любит по-настоящему, Сашка это понял еще когда бросал бутылку в стену, поэтому и сорвался. Значит, дело вовсе не в том, что Ромка просто не может любить женщин. Может! А раз может, значит никогда бы он не полюбил мужчину. Все было просто, как дважды два. Сашка же не виноват, что женщины вызывают в нем отвращение, вот и Ромка не виноват, что такую же неприязнь он испытывает к мужчинам. Значит, нужно его отпустить с миром.

Просто Ромка оказался счастливее, он смог открыто заявить о своем извращении, а полюбить из всех красавиц, которые окружали Малину, Пушкареву, Сашка считал извращением. Воропаев же, несмотря на смерть отца, роскоши открыто заявить о своих пристрастиях, позволить себе не мог. Слишком высокий пост он занимал. Вот и вся между ними разница.

От мести Сашка отказался сразу, теперь его месть выглядела бы убого. Нужно просто жить дальше, собирая себя по кусочкам и пытаясь найти другой объект любви, если получится.

Нужно было вставать, вытирать слезы и приниматься за уборку, только сил никаких не было. «Дождусь звонка Ветрова, а потом уже буду решать, что делать дальше», – устало подумал он, устраиваясь на диване поудобнее и собираясь вздремнуть. Но встать все же пришлось, кто-то позвонил в дверь.

– Александр Юрьевич, вы простите, что я до вечера не дождался, я вам все звонил и звонил, а вы не отвечали, вот я и приехал. Я испугался за вас, вы такой расстроенный выбежали, что я… – голос Ярослава дрожал от волнения.

«Наверное, и телефоны я разбил», – подумал Сашка и распахнул пошире двери, приглашая гостя войти.

– Александр Юрьевич, что случилось? – Ветров с ужасом осматривал погром во вчера еще сияющей чистотой и порядком квартире.

– Ты сейчас затыкаешься, и молча убираешь тут все. Хочешь – сам, не хочешь – можешь вызвать бригаду. Я дам тебе кредитку, купишь такую же посуду и такую же мебель. Потом закажешь обед на двоих, вот номер телефона, они знают, что я люблю. Когда все будет в порядке и еду не только привезут, но и отсервируют новый стол, разбудишь меня. Это все.

Ярослав кивал головой, как китайский болванчик, решившись задать лишь один вопрос:

– А если мебель привезут только завтра?

– Значит, разбудишь меня завтра, – Сашка пошел в спальню, прихватив с собой чудом уцелевшую бутылку коньяка…

========== Вылетаю… ==========

POV Автор…

Спал Сашка долго, проснулся, приложился к виски и снова уснул. Его никто не беспокоил, в квартире стояла мертвая тишина, словно никто не наводил порядок, не выносил обломки его прошлой жизни, не создавал ему антураж новой. Новой? Сашка даже протрезвел. Нельзя начинать новую жизнь в старом интерьере! Он решительно встал с кровати и пошел в гостиную.

Она была пуста. В гостиной ничего и никого не было, даже пятен на обоях. И бара, пусть даже с разбитыми витринами, но зато с виски и коньяком внутри, тоже не было. Пришлось идти в кабинет. Сашка не знал сколько он проспал, какой был сегодня день и который теперь час, но зато он точно помнил, что в кабинете он ничего не крушил, а стало быть там есть и мини бар внутри планеты, то есть глобуса, и виски в недрах земли. Питье-питьем, но прежде всего нужно было выяснить куда и каким, простите за тавтологию, ветром сдуло Ветрова. И телефон, так удачно стилизованный под ретро, как нельзя более кстати, не разбитый Сашкой в порыве гнева, оказался незаменимым помощником для достижения цели.

– Ярослав. Что происходит? Где ты?

– Александр Юрьевич, вы проснулись?

– Нет, говорю с тобой из глубокого сна, – попытался пошутить Сашка, – я жду ответа на вопросы.

– Я вызвал бригаду рабочих, они все поломанное вынесли из гостиной и из кухни.

– А из кухни-то зачем?

– Так там гора разбитой посуды валялась.

– А кухня осталась?

– Кухня осталась.

– Уже хорошо. А что с новой мебелью?

– Александр Юрьевич, вы только не ругайтесь, пожалуйста, но я столько магазинов оббегал, нигде пока не на…

– Заставь дурака Богу молиться… Зачем ты бегал? Что интернет у меня отключили? Нельзя было посмотреть, где и что есть, да и заказать по каталогам?

– Ой! А я не подумал.

– А тебе есть чем думать? – пробормотал Сашка, но так, чтобы Ярослав не расслышал, почему-то впервые в жизни ему не захотелось обижать человека. Он даже ухмыльнулся и проверил рукой не начали ли у него крылья расти. – Заканчивай свои поиски. Ты вот что… Ты давай-ка купи большой и пушистый белый ковер, хотя нет, не надо. Лови такси и давай подгребай ко мне. Я сам все сделаю.

Ярослав застыл, когда разговор завершился. Впервые Воропаев на него не кричал, не унижал его, не отталкивал. Это было так непривычно и ново, что Ветров от счастья даже забыл, как передвигаются. Просто стоял соляным столбом и глупо улыбался. Правда недолго. Уже через несколько минут улыбка сползла с его лица, потому что Сашка позвонил ему снова и зашипел, как змея подколодная:

– Ярослав, а скажи-ка на милость, ты зачем у меня из стола в кабинете платиновую визу прихватизировал?

– Что? Вы же сами дали мне визу, – Ярик растерялся.

– Я дал тебе свою золотую, а вторая где?

– Н… не… Не знаю. Какая вторая? Вы о чем?

– Ярослав, я сейчас позвоню в банк, а потом в милицию, – Сашка шипел вкрадчиво и так страшно, что если бы Ветров был сейчас дома, а не посреди улицы, он, наверное, описался бы от ужаса. – Давай обойдемся без шума, просто верни визу и забудь о моем существовании.

– Но это не я, Александр Юрьевич! Я ничего у вас не воровал! Даже стакана воды в вашем доме не выпил! Погодите, Александр Юрьевич, погодите, давайте знаете что сделаем. Давайте я сейчас приеду и мы вместе разберемся с вашей кредиткой. Я ведь все-таки в этом хорошо разбираюсь, во всех банковских операциях, я помогу вам отыскать все следы вашей визы, – Ветров чуть не плакал, потом понял, что из сказанного им Сашка сможет сделать совсем не тот вывод. Он может подумать, что Ярослав так хорошо разбирается в банковских операциях, что сумел и деньги снять и следы замести. – Вы только не подумайте, что я…

– Да перестань ты скулить, – голос Воропаева неожиданно перестал внушать ужас, сделался спокойным и взвешенным. – Приезжай, разберемся.

Сашка, и правда, успокоился. Он понял, что кто-кто, но только не Ярослав украл у него кредитную карточку. Прежде всего потому, что он не знает кода, а уж потом потому, что не решится обокрасть его. Код мог знать только один человек. И Александр знал имя этого человека. Сашка все шифровал, и этот шифр знал только один человек. Код был шифрованным производным от имени его любимого человека – 181614115 (18-Р, 16-О, 14-М, 1-А, 15-Н).

Кира всегда и за всеми подсматривала… Она знала его шифр, знала, что он любит Романа, знала, где лежит виза и была у брата в прошлую субботу. Может, тогда и прихватила карточку, а может, и еще раньше, он не пользовался ею уже достаточно давно.

Сестра шантажировала Александра, и он откупался от нее достаточно дорого. Все это продолжалось довольно долго, с тех самых пор, как Кира прочла его первый и последний дневник и до той минуты, как ее впервые запихнули в психушку, когда и у Сашки появился повод для шантажа. Дура-дурой, а прочесть о себе в газетах, что лежала в дурдоме да еще потому, что изо всех разнообразий сексуального удовольствия выбрала собственные руки, Кирюше очень не хотелось.

Сестра знала, как маниакально Сашка был верен раз и навсегда заведенному порядку, и вполне могла подобрать код – производное или от «Роман», или от «Малиновский».

Успокоившись, Александр Юрьевич позвонил в банк, чтобы выяснить проводились ли какие-нибудь операции с его визой, а если проводились, то когда и на какую сумму. Оказалось, что проводились, и на такую сумму, что у Сашки потемнело в глазах. Но самым странным и не поддающимся законам логики было то, что все операции проводились вчера вечером и сегодня утром в… Санкт-Петербурге. Пора было поговорить с сестрой.

Вот тут и выяснилось, что все ее телефоны молчат. И только тогда Сашка вспомнил свой разговор по телефону с Ветровым, еще до того, как он сам пришел в компанию. Все вспомнил. И то, что эта ненормальная всех отравила, и то почему он пошел в «Зималетто». Вот какую недобрую шутку сыграл с ним шок, полученный от прочитанного в «Гламур-гламуре», он напрочь забыл все, что происходило в совсем недавнем прошлом.

Пора было звонить в милицию и Кристине. Пора было что-то делать. Но он решил все отложить на потом. Включил компьютер, зашел в интернет, нашел нужные ему сайты и начал обзванивать нужные номера.

А потом они с Ярославом сидели на только что привезенном белоснежном пушистом и мягком ковре, ели то, о чем еще вчера Сашка и подумать без отвращения не мог – пиццу, доставленную курьером, потом суши, привезенные из ближайшего суши-бара, запивали все коньяком и колой (колой (!), к которой он раньше и не прикасался), занимались сексом, снова ели и пили, и засыпали прямо на ковре, и пачкали его едой и питьем…

И Сашку это не раздражало…

И только через день, или два, Воропаев и сам точно не смог бы ответить на этот вопрос, когда раздался звонок из милиции, Сашка понял, что пора возвращаться. Ветров мешал возвращению к реальности, а потому был отправлен домой отсыпаться.

Воропаев принял душ, достал сигару, прикурил и набрал номер:

– Кристина, у нас тут проблема, ты можешь приехать?

– Сашенька, кукусик, как я рада, что ты позвонил. А что случилось?

– Крис, давай без кукусиков и бабасиков. Кира во всероссийском розыске, в «Зималетто» безвластие, Андрей, Роман и Марго с Павлом лежат в больнице. Андрея с Ромкой, – ему все же очень тяжело было произносить это имя, – Кирюша отравила, а старших Ждановых довела одну до инсульта, другого до операции на сердце и выживет ли Павел Олегович, никому не известно. И еще, Кира убила совершенно постороннюю женщину, а ее малолетнюю дочь покалечила… Крис! Ты меня слышишь? Чего ты молчишь?

– Ты не шутишь?

– Кристина, по-твоему, я идиот?

– Я все поняла, вылетаю…

========== Трагедия Крис… ==========

POV Андрей Жданов…

Я проснулся от неясного чувства тревоги, и даже не сразу понял где я нахожусь и что вообще происходит. Долго, очень долго, может даже целых две или три секунды мне было невыносимо противно от того, что я такой слабак и идиот, что даже сейчас, когда эта мерзавка стала убийцей, я снова пожалел ее, снова ублажал ее похоть, и даже уснул рядом с этой ненавистной дрянью. И вот теперь ее костлявая, отвратительная рука лежит на моей груди, а ее нога, согнутая в колене, удобно расположилась на моем животе. Удобно для того, чтобы в момент пробуждения снова начать о меня тереться, подчиняясь своему бесконечному и единственному желанию – испытать оргазм.

Захотелось бежать от нее, бежать и не оглядываться, но тут она пошевелилась и что-то пробормотала… Вот когда мне по-настоящему стало страшно! А вам не стало бы страшно, если бы вы, впервые за тридцать два года, всю ночь были счастливы, если бы вас всю ночь любила самая прекрасная из женщин, а вы, проснувшись, даже не вспомнили бы о ней, а с ужасом и отвращением думали бы, как от нее бежать, принимая ее, самую лучшую, за самый большой кошмар своей жизни? Вам не стало бы страшно, если бы проснувшись, самые красивые, самые ласковые руки в мире вы приняли бы за костлявые и отвратительные, а те самые ноги, которые полночи обвивали вас, которые вы целовали в исступлении, вам нестерпимо захотелось бы, если не переломать, то сбросить с себя и забыть, как страшный сон?

Да, все это длилось лишь какие-то мгновения, но я не знал, как теперь смотреть в глаза моей Юльке. Я понял, что я отравлен, отравлен навсегда, и не каким-то там «Сиднофеноном», это было сущим пустяком, по сравнению с настоящим ядом по имени Кира. Более того, я всегда буду отравлять всех женщин, к кому бы я не прикоснулся, сравнивая их с Кирой и радуясь уже тому, что они – это не она. Пусть не в момент близости, так назавтра.

А я не хотел оскорблять Юльку радостью того, что она это не Кира. Кого угодно, только не мою девочку. Я, видно, просто обречен на то, чтобы делать людей несчастными…

– Ты проснулся?

– Да, а как ты узнала, я же еще глаза не открывал?

– Почувствовала. Кофе хочешь?

– Очень, а ты?

– Я сок. По утрам я всегда вначале пью сок, – Юлька сладко потянулась. – Тебе какой кофе сделать? Эспрессо или по-турецки? А завтрак чуть позже, ладно?

– Юлька, я поговорить хочу.

– Больше, чем кофе?

– Да.

– Все равно не получится, очень пИсать хочется.

Она поняла, я был в этом уверен, поняла, что я хочу ей сказать, вот и старалась уйти от разговора или хотя бы отложить его, а возможно, надеялась, что я одумаюсь, но я твердо решил не ломать ей жизнь, потому что я умею лишь ломать, а не строить. И это касается не только отношений с женщинами, президентом мне тоже не нужно быть, если я хочу процветания «Зималетто». Все, что я умею, это написать неудачный бизнес-план да… Как Катерина тогда сказала? А, вот: – Только орать и умеете, а больше ничего, – и что-то еще добавила, вот только не очень помню что. Что-то вроде… И тут, как кадры прошли перед глазами, Катя вся красная, с горящими глазами кричит: – Не может произвести примитивных расчетов по схеме. Ромка! Он тупой, ограниченный истерик! Не понимаю, как я могла его любить? Что я нашла в этом павлине?

О, Господи, значит, и Катя меня когда-то любила? Не замечал! Ничего не замечал! Жалкий самовлюбленный баран – вот я кто, изо всех достойнейших людей пожалевший самую недостойную и в угоду ей делающий несчастными всех, кто меня окружает. Катюша права, я павлин и истерик.

– О чем задумался? – Юлька стояла возле кровати, держа в руках столик для завтрака в постели. – Пей кофе и сок. Завтрак будет после того, как я приму душ. Ты что на завтрак хочешь?

– А когда ты успела сварить кофе и выжать сок?

– Пока ты думал, как сказать мне, что я свободна. Пей кофе, это тебя ни к чему не обязывает. И не надейся, я все равно никуда не уйду и тебя никому не отдам, что бы ты там себе не придумал и не решил. По крайней мере, пока ты мне не скажешь, что я тебе больше не нужна. А обо всем остальном мы поговорим после водных процедур. Ладно?

POV Автор…

Кристина прилетела только к двум часам следующего дня. Загоревшая, похудевшая, очень немногословная, даже не заметившая изменений в квартире. Выслушала подробный рассказ Сашки, которого трясло после допроса так, что он пил коньяк бокал за бокалом и не пьянел.

– Сашенька, мы должны ей помочь.

– Серьезно? Чем? Моими деньгами она уже пользуется, а меня теперь обвиняют в пособничестве.

– Ее нужно найти раньше милиции и как-то переправить за границу. А там мы ее положим в частную клинику.

– Я не буду помогать Кире. Никогда и ничем! – Сашка не кричал, по обыкновению, не истерил и не жестикулировал, он сказал это устало, но очень твердо. И Крис поняла, что ни уговоры, ни убеждения не помогут.

– Саша, она наша сестра, – тем не менее сделала попытку повлиять на его решение Кристина, – младшенькая. Мы не можем бросить ее в беде.

– Как хочешь. Хочешь помогать – помогай, я умываю руки.

– Ты не должен…

– Никто и никогда больше не будет мне указывать, что я должен, а что не должен. И ты тоже не будешь. Давай-ка я тебе сразу кое-что расскажу о нашей сестричке, и поставим на этом точку. Ты знаешь, что я…

– Гомосексуалист? Знаю.

– Откуда?

– Ты думаешь, что я не помню того скандала?

– А ты знаешь, что это…

– Кира подсмотрела за тобой, а потом доложила отцу? Знаю. Более того, я знаю, как красочно она все расписала. Слышала своими ушами. Зато ты не знаешь почему у меня личная жизнь не складывается, почему я не родила ребенка, поняв, что замуж уже не выйду.

– Тоже Кирюша?

– Тоже Кирюша. Мне тогда восемнадцать было, я только перешла на второй курс…

Кристина машинально взяла протянутый Сашкой бокал с коньяком и выпила одним махом, пососала лимон и продолжила свой рассказ. Она говорила монотонно и тихо, вообще без эмоций, словно давным давно все отболело, оставив в душе лишь пустоту.

– Знаешь кто это был?

– Понятия не имею.

– Сергей Баринов.

– Тот самый? Всемирно известный художник?

– Да! Только тогда он был нищим студентом, безотцовщиной из провинции. Всегда голодный, всегда плохо одетый, все деньги тратящий на краски и кисти. Сашка! Он был выше всех этих долбанных условностей. Невероятно талантливый, эрудированный и честный. Наш роман начался, когда я была на первом курсе, а он на третьем. Он просто подошел ко мне и попросил попозировать. Предупредил сразу, что денег у него оплачивать мою работу натурщицей нет. Но он может преподать мне несколько уроков колористики и открыть некоторые секреты своего мастерства. Я согласилась. А уже через две недели я поняла, что влюбилась по самую макушку. Через два месяца мы стали неразлучны, а еще через полгода он меня бросил.

– А Кира-то тут причем? Я подумал, что это наши предки вас разлучили.

– Нет, это Кира, руками отца нас разлучила.

– Крис, ты же сказала, что это он тебя бросил.

– А ты не бросил бы любимую женщину…

– У меня не может быть любимой женщины.

– Сашка, просто представь, что может. Так вот, ты не бросил бы любимую женщину, если бы она убила твоего ребенка? Уже живого ребенка, Сашенька.

– Что? Что ты этим хочешь сказать?

– Что я была беременна, что мы с Сергеем уже планировали тайно уехать из Москвы и пожениться, зная, что мои родители ни за что не допустят мезальянса. А то, что такой брак они посчитали бы мезальянсов, в этом я не сомневалась ни секунды.

– Кира подслушала, подсмотрела и сдала тебя предкам?

– Да! Не хочу всего вспоминать, противно.

– Не надо. Тебя заставили сделать аборт? И теперь у тебя не будет детей? Так, да?

– Меня никто бы не смог заставить, а вот обмануть смогли. Папа не стал устраивать скандала, вроде бы даже обрадовался. И я поверила. Мама сказала, что нужно меня обследовать, чтобы ребенок родился здоровеньким и положила в частную клинику. А там у меня случились преждевременные роды.

– Роды? Как это? Какой был срок?

– Почти пять месяцев, хотя живот был едва заметен, но малыш уже шевелился.

– Крис, так может, и правда… Почему ты решила, что… – Сашка растерялся, разволновался, не мог правильно сформулировать свою мысль, и Кристина пришла ему на помощь.

– Я знаю, что это не так. Мне стимулировали преждевременные роды. Я достаточно потом заплатила, чтобы выяснить правду. Жаль, что врачиха к тому времени уже сдохла, я бы ее посадила, видит Бог, посадила бы.

– А почему ты Сергею не рассказала правду? Ты же ни в чем не была виновата.

– Когда я выписалась из больницы, Сергея и след простыл. Через много лет, на его Парижской выставке мы встретились и он рассказал мне, что его не пускали ко мне в больницу, врач сказала ему, что ребенка больше нет, а мама сказала, что я, я сама попросила вызвать мне искусственные роды, не желая губить свое будущее с таким, как он. Как-то удивительно сразу вслед за рассказом мамы Сережку отправили на стажировку в Италию, полностью оплаченную стажировку… А у меня больше не может быть детей.