Текст книги "По собственному желанию - 2 (СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Простите, но я не понимаю, – сказал Андрей.

– Чего, батенька?

– Вы вчера позвали Андрея попрощаться с отцом, он всю ночь с ума сходил от горя, а те… – влезла я.

– Даю вам слово, – перебил меня врач, – что если бы Андрей вчера не навестил своего папеньку, то сегодня Павла Олеговича уже не было бы. Я не понимаю как, но факт налицо, вы спасли вашего батюшку.

Я сразу простила врачу все. И испуг Андрея, и все эти его слащавые «батюшка», «папенька», «Машенька», и даже «матушку» ему простила. Потому что он сделал сейчас самое главное для Андрюши, он дал ему повод не только обвинять себя во всех бедах, даже когда он совершенно не виновен, врач дал Жданову повод воспрянуть духом и жить.

Они скрылись за дверьми и я ничем пока не могла больше помочь Андрею. Я могла только молиться и ждать…

POV Андрей Жданов…

У входа в палату отца я струсил. Как бы не было стыдно сознаваться в этом, но я испугался. Испугался сразу всего. И того, что врач мне просто солгал, а я войду сейчас и там… Испугался, что не буду знать, как разговаривать с отцом, если все же доктор сказал правду, и папа жив. Испугался, что он разволнуется и ему может стать хуже.

Не знаю, как доктор понял мое состояние, но он отодвинул меня, вошел первым и заговорил.

– Ну вот, батенька, мы пришли. А вы нам не верили, думали, что мы Андрюшеньку прятать будем. А мы никого не прячем, вот он, сыночка ваш. Целый и невредимый. А потом вы поспите, а когда проснетесь, мы и Маргариту Рудольфовну позовем. А как же. Ей, матушке тоже порадоваться не помешает.

До ужаса раздражало, что врач позволяет себе разговаривать с отцом, присюсюкивая, словно с младенцем или недоумком. Но я увидел, как чуть дрогнули уголки папиных губ, как начали фокусироваться его глаза и подумал, что я неправ, может именно так и нужно разговаривать с теми, кто одной ногой так недавно стоял за чертой.

– Андрей Павлович, он вас слышит, попробуйте установить с ним связь. Помните, что он моргает один раз, если «да» и два раза, если «нет». Я оставлю вас наедине, только не надолго. Павла Олеговича нельзя утомлять.

Я сел на стул возле отца, взял его за руку и почувствовал, что он едва ощутимо попытался сжать мою руку. Папа послал мне сигнал – он тут, он жив, он с нами. В этот момент я почему-то подумал не о нем, а об Анечке, которая сидит сейчас одна у входа в реанимацию, так близко и так далеко от меня. И ждет, что и я оживу и сумею послать сигнал.

– Папа, я так счастлив, что ты вернулся, – горло сдавило спазмом, на глаза навернулись слезы…

Комментарий к Вернулся…

* – https://youtu.be/r_lXwlF0JEQ

** – это совершенно реальная история из моей практики.

========== Степень доверия… ==========

POV Андрей Жданов…

Мне не дали и пяти минут побыть с отцом. Я понимал, что он устал, что ему нужен отдых и лечение, а не мое тупое сидение рядом с ним. Но уходить все равно не хотелось. Хотелось, как в детстве, после какого-нибудь страшного сна, забраться к нему в постель, свернуться калачиком и уснуть, твердо зная, что ни одного бабайку он ко мне не подпустит, и бояться больше совсем нечего.

Была и еще одна причина, по которой мне не хотелось уходить. Как это не покажется странным, я не хотел сейчас видеть Юлиану. И стыдно было за свое малодушие, и никакого сигнала я ей пока послать бы не мог. Ни того, что я оживаю, ни того, что она мне нужна. Ну, не был нужен мне никто в эту минуту. Хотелось спать, а не выяснять отношения и оправдываться. Язык казался свинцовым, им трудно было пошевелить даже для для того, чтобы сказать, что отец пришел в себя, и даже маме, а не то что Юльке.

Какой же я идиот. Вопиющий, непроходимый, законченный идиот! Меня оправдывает только то, что я и предположить не мог, что так бывает. Я ведь всегда думал, что отношения между двумя – это когда я за кого-то отвечаю, когда я должен, даже обязан постоянно извиняться, умолять, утешать и оправдываться, когда от меня, как от юного пионера, требуется всегда быть готовым, и удовлетворять по первому намеку на желание партнерши. Я думал, что отношения это тяжелая повинность, поэтому, и только поэтому я выходил из реанимации с таким нежеланием видеть сейчас Юлианау. Ну, не было у меня сил на еще один раунд боев.

Кира? Да, конечно, Кира, вернее отношения с ней, сделали из меня идиота. Но ведь не только она постаралась. Все, все без исключения мои связи начинались и заканчивались одинаково. Начиналось с того, что мне хотелось секса, нормального секса, с живой женщиной, старающейся и мне доставить удовольствие, а не обязательного удовлетворения бревна с клитором. А заканчивалось тем, что от меня требовали обеспечить место на подиуме или в глянце. Я обеспечивал, и дальше мне уже не хотелось продолжать отношения. Получалось, что мы оба использовали друг друга.

Я не знал, что женщина может дарить тепло и покой, что с ней можно, как с папой в детстве, почувствовать себя защищенным и хотеть (!), хотеть, а не быть обязанным, ее защищать. Я не знал, что меня можно любить ради меня, а не ради себя, и любить таким, какой я есть.

Я хочу рассказать, как я понял, что я идиот…

Из реанимации я выходил, собрав свои последние силы и волю для того, чтобы извиняться, посыпать голову пеплом, ублажать и выяснять отношения. Но ничего этого не понадобилось, Юлианы просто-напросто не было в коридоре. Я расслабился и побрел в свое отделение. Немного постоял перед маминой палатой, снова собираясь с силами. Войти, пусть и с такой замечательной новостью, было очень трудно. Пришлось бы говорить, пришлось бы улыбаться.

– Маргарита Рудольфовна, я обещаю, что когда разрешат, я сама повезу вас к Павлу Олеговичу. А перед этим накрашу и причешу. Так что отдыхайте, вы должны быть свеженькой и красивой, – раздался голос Юлианы по ту сторону двери, а следом за голосом и сама она появилась в холле. – Андрюша, я все уже сказала твоей маме. Пойдем, я тебе чай заварю и бутерброды сделаю, а потом хорошо бы тебе отдохнуть, ведь всю ночь не спал. А я, если позволишь, лягу у тебя в палате на диванчике и тоже чуть-чуть подремлю. Потом нужно будет заниматься Маргошенькой.

Я «поплыл» с первых звуков ее голоса, так спокойно мягко и плавно она говорила, что меня начало накрывать волной добра и теплоты, волной нежности и полной защищенности от всего мира. Мне захотелось утонуть в этом голосе, полностью отдаться под его опеку.

– Я только душ приму, ладно?

– Конечно, делай, что хочешь.

– Юлька, у меня совсем нет сил, правда, – я уже пошел в сторону душа, но остановился.

– Душ принять? Хочешь, я помогу?

– Очень хочу, только ты не подумай…

– А я ничего и не думаю. Ты же знаешь, как я отношусь к наготе и к воде. Иди в душ, я там стул пластиковый поставила, ты садись, я сейчас приду.

Я почему-то знал, что могу ей доверять, что если мы даже оба будем в душе голые, это вовсе не будет значить, что я что-то должен предпринимать, но чтобы ее не смущать, плавки я снимать не стал. Сел на стул и… задремал. Сквозь полудрему я слышал, как льется на меня вода, а заботливые Юлькины руки мягко, но решительно смывают с меня усталость, страх, боль и апатию. Глаза я не открывал, боясь увидеть картину далекого прошлого и не выдержать.

– Домывайся, я выйду. – Ана скрылась за занавеской.

– А ты?

– А что я? Я потом приму душ.

– Я сейчас, я быстро, Юленька.

– Не спеши, я пока заварю чай.

– Так ты же мокрая.

– Не переживай, я завернулась в полотенце. Их тут много, одно я повесила для тебя на радиатор, оно теплое, будет приятно вытираться. Вот только не хотелось лазить по твоим вещам, так что я не могу тебе подать чистые и сухие трусы.

– Ничего, я тоже завернусь в полотенце. Тем более, что оно теплое, а пока ты будешь мыться, я успею переодеться.

Господи! Теплое полотенце на радиаторе, горячий свежий чай по выходе из душа и никакой обязаловки… Слезы катились по моему лицу, смываемые струями воды. Как мало, оказывается, нужно человеку для счастья и как, оказывается, много. Я был счастлив. Абсолютно, безусловно, безмерно счастлив! Впервые с того момента, как родители увезли меня пятнадцатилетнего с дачи в полшестого утра двадцать третьего июля.

– Сам поешь, хватит сил? Или покормить? – спросила Юлиана с мягкой улыбкой, когда я влажный, чистый и счастливый опустил свой зад на стул возле стола.

– Держать чашку, может и смогу, но вот на бутерброд точно сил не хватит, – я улыбался разглядывая свою Анечку, завернутую в полотенце, без косметики и с влажными блестящими волосами. Нет, мне не секса хотелось в этот момент, мне очень захотелось ощутить ее тепло и тяжесть на своих коленях и гладить, гладить по этой мокрой красивой головке и этим покатым, нежным, белым женским плечам. Я даже задохнулся от желания прижаться к ней. – Юлька, сядь ко мне на колени, на одну минутку, пожалуйста.

– Я, конечно, легче бутерброда, но все же постарайся меня не уронить, – она легко опустилась на мои колени, без всяких далеко идущих мыслей, обхватила меня одной рукой за шею и стала нежно и ласково гладить по голове.

– Почему от тебя не пахнет дюшесом?

– Потому что ни грудь, ни плечи так и не научились сосать леденцы, а таких духов еще не придумали.

– Жалко…

– Мне тоже. Минутка прошла, давай я тебя покормлю, и ложись.

– А ты?

– А я приму душ и тоже лягу.

– Юль, я могу тебя попросить?

– Конечно.

– Нет, ничего. Не важно, – я думал, что она начнет расспрашивать, но она промолчала, мол неважно, так неважно. Скормила мне два бутерброда и ушла в душ.

Мне так хотелось, чтобы она легла не на диван, а со мной. Чтобы можно было уткнуться в нее и спать, чувствуя себя счастливым, но я посчитал, что это будет по-свински, а может и вовсе оскорбительно – пригласить женщину к себе в постель без далеко идущих планов. Я же тогда еще не понимал, что я идиот. Я понял это позже. Когда она вышла из душа…

– Подвинься, я лягу с тобой, так будет уютнее.

– Юль, я ничего не могу тебе сей…

– Ох, Жданов, Жданов, какой ты еще маленький. Самая большая степень доверия, это не трахаться, а просто спать в одной постели…

– Тесно прижавшись и точно зная, что можно обнять, уткнуться друг в друга и спать, – закончил я за нее…

========== Точки над «i»…. ==========

POV Андрей Жданов…

Я мгновенно уснул, едва моя рука успела обнять Юлиану и плотнее прижать ее к себе. И выспался я тоже молниеносно, уже через час я проснулся абсолютно свежим, отдохнувшим и бодрым. Вот что значит спать с женщиной, даже во сне дарящей мне покой, тепло и силы. Юлька еще спала и я боялся пошевелиться, чтобы не потревожить ее и не разбудить. Но она сама почувствовала, что я бодрствую и сладко потянулась, грациозно, как кошка.

– Ты сказала, что твоя первая любовь… что он, ну, я… оказался трусом. Почему ты так сказала? – мне очень важно было расставить все точки над «i».

– Андрюша, а может не будем прошлое ворошить? – Юлиана повернулась ко мне лицом и уткнулась носом в мою грудь. Стало щекотно и очень приятно. – Хотя… может ты и прав. Может нужно не заново пытаться знакомиться и«начинать с чистого листа», а выяснить все раз и навсегда?

– Ну, конечно, какой «чистый лист» – это же наши жизни. И ластиком не сотрешь. Я до сих пор обижен, например, что ты меня тогда не разыскала. Ты же знала и мою фамилию, и в какой школе я учился. И то, что ты всегда знала кто я, но ни разу даже не намекнула, это тоже меня гложет. А я не хочу, чтобы между нами стояла не то что стена, а даже малюсенький плетень. Понимаешь, мне понравилось просыпаться рядом с тобой, – я сказал ей больше чем мог, Юлька, моя Юлька, должна была понять, что это такое, просыпаться вместе. И она поняла.

– Хорошо, я согласна. Давай все выясним. Скажи, а почему ты тогда уехал даже не попрощавшись? Ни ночью не сказал, что завтра уезжаешь, ни записки не оставил – ничего. Просто исчез, и все.

– Под утро к моим родителям пришла твоя мама. Устроила грандиозный скандал, кричала, что я… ну…

– Андрюша, я взрослая девочка, можешь смело рассказывать, что ты сделал.

– В общем, якобы я лез к тебе руками в трусы, потом доставал свой член и совал его тебе в руку.

– А больше никуда не совал? – Юлька засмеялась.

– А больше никуда совал, – буркнул я.

– Ну, тогда ты был просто невинным младенцем, – она продолжала хохотать.

– Жаль, что родители так не считали, – засмеялся и я, и словно гора упала с плеч, я быстренько рассказал про угрозу обратиться в милицию, про папино нежелание публичного скандала, и про то, как нас с Ромкой увозили чуть ли не под конвоем. – Я очень расстроился, но я надеялся, что ты меня разыщешь. Целый год надеялся и ждал, это правда.

– Понятно. Прости меня, Жданов.

– За что, Господи? В чем ты-то виновата?

– За то что поверила маме, решила, что ты трус и не стала тебя разыскивать.

– Интересно… И что же тебе наговорили?

– Ничего особенного. Мама спросила, что между нами было. Я ответила, что ничего такого, у нас не было. Просто поцеловались пару раз. Но мать не поверила, она все кричала, что нас видела маленькая девочка, что к ней приходила мама этой девочки и все ей рассказала. Она так интонационно выделяла это «все», что я не выдержала и засмеялась. Сказала, что все это бред, плод воображения маленькой девочки, что если она мне не верит, то может спросить у тебя. Вот тут она меня и окатила ушатом холодной воды, сказав, что уже была у вас, сказала, что обратится в милицию и устроит скандал, что сообщит в твою школу.

– И что я сделал, чтобы избежать неприятностей? – в горле пересохло и запершило, как будто кто-то наждачкой скребнул.

– Ты попросил родителей дать маме денег для меня и пообещал, что больше никогда в мою сторону даже не взглянешь, тем более, что я девочка не вашего круга. Чтобы доказать серьезность своих намерений, ты предложил сразу же исчезнуть из поселка. Мама размахивала тремястами долларов… Если бы не деньги, я может быть, и не поверила бы ей. Но у нас тогда никак не могло быть своих триста долларов. Андрей, ты меня искал бы после этого?

Я вполне мог допустить, что отец сунул эти поганые баксы матери Анечки, он всегда решал проблемы с помощью денег. Господи, за что же они так с нами?

– Юлька, прости отца. Умоляю тебя, прости. Ему сейчас нельзя, чтобы кто-то на него обижался.

– Андрюша, да ты что? Я давным давно простила. Я даже благодарна Павлу Олеговичу. Да если бы не та обида, да если бы не те деньги, я никогда не стала бы тем, кто я есть. Я ведь тогда решила всем доказать, всему миру, что я не просто вашего круга, что я выше вас всех. Учебу подтянула, в институт поступила, крутилась, как только могла, но лезла вверх и вверх. Замуж выскочила за влюбленного в меня денежного мешка… Но это уже после того, как ты меня не узнал на презентации вашей коллекции. Ох, и наревелась я тогда, всю ночь ревела, а наутро дала согласие на замужество.

– Девочка моя бедная, прости меня, – я крепко прижал к себе Юленьку.

– Бедная? Да ты что? Бедной я была до замужества. Но Алекс меня по-настоящему любил, понимаешь? С ним я объездила весь мир, стажировалась во Франции, закончила годичную школу бизнеса в Нью-Йорке. Бедная! Ну, ты меня рассмешил. Он дал мне все, что мог, потом купил мне агентство и развелся со мной, понимая, что я его не люблю. Вот второе мое замужество, это, конечно, твой грех, – шутливо сказала Юлька. – А первое… это искупление всех грехов. Мы с Сашкой до сих пор большие друзья. Понял?

– А что второе замужество?

– Я не люблю об этом говорить. Просто в двух словах обозначу. Четыре года назад вы с Кирой объявили о помолвке и я не раздумывая выскочила снова замуж. Вот тут я огромной ложкой наелась дерьма. Последней каплей стало… А пошел он. Не хочу даже вспоминать.

– И не вспоминай. Все плохое уже позади, я никому тебя больше не отдам, Анечка.

– Как ты меня назвал?

– Как называл всегда. Мне и в голову не приходило, что Ана – это производное от Юлиана. Я думал, что ты Анна, Анечка. Понимаешь? А знаешь, кто был той маленькой девочкой, разлучавшей нас всю жизнь?

– Догадываюсь. Кира?

– Кира. Я все расскажу тебе. Все-все. Только не сейчас. Ты помнишь, как учила меня целоваться?

– Помню. Только мне кажется, что с тех пор ты успел пройти не только курсы повышения квалификации, но и университет закончил, а может и аспирантуру уже. А к чему ты это?

– Я хотел проверить, не разучился ли я.

– Андрюша, это палата, конечно, частная, но все же это больница. И в любую секунду в двери могут постучать. А я не хочу, чтобы нас прерывали. Нам и так достаточно мешали жить. Согласен?

– А что мне остается? – не успел спросить я, как в дверь и правда постучали.

Потом Юлька прихорашивала маму, потом мы вместе везли ее к папе, он уже выглядел чуть бодрее, хотя говорить еще не мог. Потом, приходили Малина с Катюшей. Они что-то рассказывали о «Зималетто», я вроде бы, даже слушал. Потом приходил следователь, брал у нас всех показания. Потом мы навещали Оленьку, а потом у нас состоялся очень серьезный разговор с Юлианой.

– Андрей, я не знаю, получится у нас с тобой что-то или нет.

– Обязательно получится, Юлька, вот увидишь.

– Подожди, не перебивай… А если у меня будет ребенок?

– Оленька? – нам даже говорить много не нужно было, мы понимали друг друга с полуслова.

– Оленька!

– У нас.

Потом еще много чего было. Потом… потом… потом…

А я весь день думал только о том, что Юлька договорилась с врачом и вечером заберет меня к себе. На всю ночь!..

========== Тем временем в “Зималетто” ==========

POV Автор…

Что-то давненько мы не бродили по кулуарам нашей любимой компании с морозно-жарким названием «Зималетто», а ведь там страсти кипят ничуть не меньшие, чем в Пироговке. Вы не против? Тогда берем бинокли и рассаживаемся в зрительном зале, согласно купленным билетам.

Чуть меньше суток после того, как скорая помощь увезла все руководящее звено в лице президента, личного помощника президента и начальника отдела маркетинга в больницу, а начальник отдела продаж саморастворилась, в компании царила анархия, временами перерастающая в полный беспредел. А как иначе назвать то, что произошло? Вначале женсовет отпаивал Шурочку, которой пришлось попасть под раздачу Жданова, находящегося в полном неадеквате, да не водицей отпаивал – водкой, вода ей как-то не очень помогала. Затем и всем остальным, видевшим, как вывозят полумертвых Жданова с Пушкаревой, а следом полуживого Малиновского, понадобились сорокоградусные успокоительные капли, примерно грамм по сто. И все это под закуску в виде щедро сдобренных специями сплетен. А потом Тропинкина, принявшая чуть большую порцию капель, устроила бунт на тонущем корабле.

Ради справедливости нужно сказать, что спровоцировал мятеж сам Урядов, приобнявший Машу за талию и начавший ей угрожать увольнением за долгое отсутствие на рабочем месте и характерный запах изо рта. Правда, он пообещал не давать делу ход, но это только за особые заслуги симпатичной секретарши.

Вот тут и начался бунт! Перефразируя Пушкина можно смело сказать: – Не дай Бог увидеть бабий бунт, бессмысленный и беспощадный.

Вот где нашелся выход перенасыщенным переживаниями и страхами эмоциям женсовета в этот тревожный день, когда они вначале обсуждали статью из «Гламур-гламура», потом воочию узрели ухаживания Малиновского за Пушкаревой, потом приезд скорой и непонятные действия Воропаевой, страх за жизни начальников и Катюши… в общем слишком много всего, чтобы стерпеть еще и мерзкие приставания скользкого начальника отдела кадров.

Пять полупьяных девиц и одна чуть более трезвая дама почтенного возраста устроили Урядову такой скандал с тумаками, что бедному Федору Короткову пришлось вмешаться и отбить у баб похотливого стареющего повесу, проводив его до самой его машины в гараже.

Всемирно известный кутюрье Милко Вуканович, краем глаза увидев незавидную участь Георгия Юрьевича, и припомнив свои грешки в виде насмешек и оскорблений в адрес женщин женсовета, решил, не испытывая судьбу, ретироваться в мастерскую, где и начал работу над новой коллекцией, периодически покачивая головой и восклицая: – Это не мыслЕмо. ТолькО я работАю во всей компанИи. ТолькО я! А зАчем?

На всем административном этаже остался один единственный начальник – Ветров Ярослав Борисович, финансовый директор компании и ярый почитатель Сашки Воропаева, который как зашел утром в свой кабинет, буркнув на ходу: «Здрасьте», – и не отвлекаясь ни на какие внешние раздражители, так и вышел из него лишь в обед, где-то в районе двух часов пополудни, когда не только президент и его свита покинули, правда не по доброй воле, стены родной компании, но и Урядова уже след простыл.

В его финансовой приемной было пусто, что само по себе вызывало недоумение, ну ладно Пончева, ей всегда хотелось есть и при каждом удобном случае она сбегала в буфет или еще куда-нибудь, чтобы перекусить, но Светлана Федоровна была достаточно дисциплинирована во всем, что не касалось ее бывшего супруга, однако и ее не было сейчас на рабочем месте. Ветров пожал плечами: – «Сплетничают в курилке», – подумал он и пошел к лифтам.

Каково же было его изумление, когда возле ресепшена он увидел и Светлану, и Пончеву, и Шурочку и весь остальной, так называемый, женсовет полупьяным, возбужденным, что-то очень горячо и бурно обсуждаемым.

– Светлана, а что здесь происходит? И почему вы не на рабочем месте, – спросил Ярослав.

Он даже отпрянул, когда женщины отряда «ВВС», заговорили все вместе, перебивая и перекрикивая друг друга. И такой пыл шел от их, разгоряченных последними событиями лиц, что Ветрову и самому стало жарко. А может, это от последних новостей ему жарко стало? Кто разберет? Главным сейчас было, по возможности без ущерба для здоровья и психики, вырваться из плотного кольца окружения и сразу позвонить Александру Юрьевичу, а вдруг он еще не в курсе последних новостей, поэтому, гостеприимно распахнувший свои дверцы лифт, оказался как нельзя более кстати.

Александр Юрьевич, и правда, был не в курсе последних событий, произошедших в «Зималетто», но за звонок, по обыкновению, поблагодарить забыл, а может, просто был выше таких условностей, как благодарность. Зато Ветрову повелеть отправляться на рабочее место и аккуратно выяснить детали происшедшего, а так же, по возможности, вообще разведать обстановку, и главное, проверить по уставным документам может ли он, господин Воропаев, уже завтра законно занять президентский трон – этого Сашка сделать не позабыл.

Ярославу Борисовичу ничего другого не оставалось, как наскоро отобедав в ближайшем же ресторанчике, спешно вернуться в родное «Зималетто», чтобы не пропустить происходящих в нем событий, да еще успеть поднять все уставные документы и суметь найти в них пункт, в котором однозначно говорилось бы, что Александр Юрьевич совершенно законно сможет отныне занимать должность президента. Потому как, если такой пункт, не дай Бог, не отыщется, то Воропаев в этом однозначно назначит виновным самого Ветрова. И совершенно неважно, что Ярослав Борисович был не юристом, а финансистом, и вполне мог не обнаружить каким образом усадить Александра на трон президента законно, шишки все равно посыплются на его голову.

У них вообще были странные взаимоотношения. С некоторых пор Сашка стал на себе ловить взгляды финансового директора, иногда чуть более пристальные, иногда восхищенные, иногда томные и призывные. Что это значит, Воропаеву не нужно было объяснять. Он и сам изредка бросал такие же взгляды на Милко. Но только в тот период, когда у него случался разрыв с очередным тайным партнером.

Александр не был бисексуалом, он был ярым приверженцем однополой любви. Правда, еще в далеком детстве, когда вечно подсматривающая за всеми Кирка, рассказала отцу, что он гладил письку у соседнего мальчика, а мальчик у него, и оба они были голыми, и обнимались, отец всыпал Сашке так, что на всю жизнь отбил охоту к демонстрации своих предпочтений. Запрятав подальше от людских глаз свои страстишки, он публично встречался с женщинами, которые бросали его после первого же полового контакта, настолько он был груб, не считался с их желаниями и вообще вел себя по-хамски. Он же распускал слухи, что это он меняет баб одну за другой.

Не было ничего проще, чем сделать из Ветрова очередного временного тайного партнера, но Сашка слишком хорошо себя знал, все его пассии после расставания становились если не его врагами, то уж недругами обязательно. Ну, не умел он красиво расставаться, а на долгие отношения способен и вовсе не был, просто потому, что всю жизнь любил одного единственного, которому не было до него никакого дела.

С Ярославом он себе такого позволить не мог, по крайней мере, пока тот ему был необходим, именно как финансовый директор, а не как любовник. Для него Сашка придумал совершенно другой вид отношений. Однажды переспав с Ветровым, он сделал вид, что сам в ужасе от того, что произошло, ведь он любит женщин и только женщин. Что это, мол, была только минутная слабость. Таким образом, он привязал к себе Ярослава покрепче, чем веревками – надеждой на повторение такой же минутной слабости, а может, и не однократной, и в дальнейшем.

Ох, что-то я снова далеко в сторону отошла. Пора возвращаться… вместе с Ветровым в «Зималетто».

Компания гудела, как растревоженный улей. Еще бы! За время отсутствия Ярослава Борисовича возле ресепшена появились два новых действующих персонажа, которые, предъявив удостоверения, разделили свои обязанности. Один стал поочередно опрашивать женщин, а второй, сразу после рассказа Амуры, первой из опрашиваемых, о подмене графина в кабинете Киры Юрьевны, прошел в этот самый кабинет, где, надев перчатки, упаковал этот графин в полиэтиленовый мешок и отправил его в свой кофр. Затем пошел по всем помещениям, включая туалеты и курилку, где стал собирать улики. Например, в корзине для мусора в женском туалете обнаружилась пустая пластинка «Сиднофенона», а на полу в кабинете президента – осколки стекла, как видно от разбитого стакана…

Ветрову пришлось очень несладко. Ему нужно было и уставные документы смотреть, и быть в курсе последних событий одновременно, а это было очень трудно сделать. Поэтому он отдал предпочтение документам, положившись на пересказ событий устами секретарш. Вот так и получилось, что ничего из порученного Александром, Ярослав не смог выполнить на отлично. Ни пункта нужного в уставных документах найти не смог, ни точного описания происходящего не знал, ведь девочки описывали происходящее преломляя его каждая через призму своих догадок, видений и эмоций. И только перед самым уходом домой Ветрову повезло, компанию потрясло новое известие. И Павел Олегович, и Маргарита в больнице. У Марго инсульт, а Павел вообще, не известно выкарабкается ли. Теперь законность была не так уж и важна.

Как финдиректор и догадывался, вечером он получил знатный нагоняй от Сашки, но это было не так уж и страшно, потому что для доклада и выработки стратегии ему было позволено явиться в дом Воропаева, а там он сумел снова соблазнить любовь всей своей жизни, этого брутального, нервного, такого красивого и такого желанного мужчину. Бедный глупый-умный Ветров! Да Сашке было абсолютно все равно с кем переспать в этот момент. В момент, когда он решил, что уже завтра взойдет на престол. Так отчего бы не сделать приятное своему адепту? Пусть потом служит еще вернее.

Итак, было решено, что анархии пора положить конец, что уже завтра утром Александр Юрьевич начнет работу в «Зималетто» в качестве президента компании, а законность этого действия должны будут потом обосновать юристы. И прямо завтра, с самого утра, нужно будет начать закручивать гайки…

========== Страсти по… ==========

POV Автор…

Знаете, как бывает? Человек предполагает… Ну, например, предполагает человек захватить власть в отдельно взятой компании. Приходит ее захватывать, а отнимать-то ее не у кого, вот она власть, вместе с троном, простите, с креслом, лежит перед тобой продажной девкой развалившись на постели, бери – не хочу! И что с ней прикажете делать, с властью этой? Когда она никому, кроме тебя, и не нужна вовсе. По крайней мере в данный момент. А ты? Ты сам? Что ты можешь? А ничего ты не можешь. Потому как, ни в банках, обслуживающих компанию, твоя подпись не завизирована, ни с поставщиками у тебя нет полномочий заключать договора, ни с покупателями. И ты понимаешь, что вся твоя власть – это одна большая профанация. Даже денег для себя, любимого, причитающихся тебе, как проценты с прибылей по твоим акциям, ты не можешь получить. А все потому, что ты, по факту, никто.

Тогда ты предполагаешь… Ну, скажем, навести железной рукой порядок в захваченной тобою компании. Ага! Как же… предполагай, милый, предполагай. Но только скажи мне на милость, как ты будешь это делать, если у тебя нет полномочий подписать хотя бы один, не то что приказ – распоряжение. А тот у кого такие полномочия есть, Урядов Георгий, что характерно, как и ты, Юрьевич, после вчерашнего позорного бегства, предпочел переждать этот смутный период анархии и беспредела, купив себе больничный лист пока на две недели, но с опцией его продлить, если будет такая нужда. И он ни знать не знает, ни ведать не ведает, что ты, такой весь из себя красивый и важный, уже сидишь в президентском кабинете, на президентском же кресле. И на телефонные звонки он не отвечает, уйдя в глухое подполье.

Но со всеми этими неприятностями Александр Юрьевич еще, возможно, и справился бы, слишком полон он был решимости перекроить «Зималетто» под свой размерчик. Да вот пришла беда откуда не ждали.

Как вы все, наверное, помните, а кто не помнит, тому я напомню, аккурат перед скандалом с Катюшей, Андрей Павлович почитывал «Гламур-гламур», да так и бросил его на своем рабочем столе. И надо же было такому случиться, что сразу же после того, как Сашка, так удачно отчитав Тропинкину и пригрозив ей увольнением (ни за что, он не знал о вчерашних событиях, просто так, чтобы боялись), заявив о себе, как о строгом и грозном начальнике, вошел в, теперь уже свой, кабинет, уселся на, теперь уже свое, кресло, оглядел строгим взглядом, теперь уже свой, стол и… сердце остановилось.

На обложке глянцевого журнала, прикрыв глаза от удовольствия, стоял тот, которого Ваю любил больше жизни, целуя при этом… Нет, этого не могло быть по определению, он не мог пасть так низко. Тот, которого любил Сашка, был эстетом, с врожденным чувством прекрасного. Тот, которого любил Сашка, никогда не смог бы даже приблизиться к этой уродине, тут явно была какая-то ошибка.

Воропаев схватил журнал и начал лихорадочно читать тринадцатую и четырнадцатую страницы.

– Сука, сука, сука! – журнал был отброшен. Кого он называл сукой, он и сам не знал. Того ли, которого любил, ту ли, которую ненавидел? Он знал только одно – Малиновский его предал.