Текст книги "По собственному желанию - 2 (СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Не сейчас. Ромочка, давай не сейчас. Вот сделают папе операцию, тогда все, что хочешь.

– Ну вот, а сама говорила, что любишь.

– Я и люблю. Только… Ладно, давай уже поедем. – Катя взяла Романа под руку и они пошли к лифтам. Навстречу им шла очень симпатичная кареглазая брюнетка в очках, с короткой стрижкой, тоненький трикотажный свитерок соблазнительно обтягивал ее грудь третьего размера.

– Не пялься, – шикнула Катюха, – у меня не хуже…

Комментарий к Шок…

* Басня А. Крылова «Ворона и Лисица»

========== Узнана… ==========

POV Юлиана Виноградова…

Катя с Романом убежали такие радостные и счастливые, что я даже немного позавидовала им. Нет, конечно, я была за них рада, и очень рада, сама ведь руку приложила к их счастью, но и грустно немножко стало, что мое-то счастье все время бродит где-то рядом, но в руки никак не дается. Я взглянула на Жданова, он тоже с грустью смотрел на дверь, за которой пару секунд назад скрылся его лучший друг, влюбленный, поглощенный Катюхой по самую макушку, и слабо замечающий все, что не связано объектом его любви.

– Что, Палыч, грустно?

– Нет, что ты. Я очень рад за Ромку. Правда! Никогда бы не подумал, что он способен влюбиться…

– А ты?

– А что я?

– Ты любил когда-нибудь, Андрей?

– Я? Ну, у меня были женщины, кроме Киры. Но нет, никого из них я не любил.

– Я догадываюсь, что у тебя были женщины. Только я тебя не о трахах спросила, и даже не о влюбленности, а о любви. Знаешь, когда не просто крышу сносит, а когда сердце замирает при одной лишь мысли о любимом.

– О любимом? Нет, Юлька, я не по этой части.

– Ну, что ты все ерничаешь, я ведь серьезно. Ты хоть кого-нибудь, когда-нибудь любил?

– Только однажды, давно. Так давно, что и не помню я, что это такое – любить, мне тогда всего пятнадцать лет было.

– И что? Как и у всех? Первая любовь прошла бесследно?

– Юль, мою первую и единственную любовь тупо и банально растоптала маленькая тварь. Тогда маленькая, – задумчиво произнес Андрей, – а потом маленькая выросла и тварь, живущая в ней, выросла тоже.

– Ты о Кире?

– Ну, а о ком еще. Она мне всю жизнь мою испоганила. Ладно, давай не будем о грустном. А ты? Ты когда-нибудь любила? Хотя, о чем это я? Ты же была уже пару раз замужем.

– Да, замужем я побывала неоднократно, а вот любила тоже только однажды. И тоже в подростковом возрасте.

– И что, у тебя как все закончилось?

– Как и со всеми – разрывом. Моя первая любовь, оказался большим трусом, при первом же препятствии бежал так, что пятки сверкали, даже до свидания сказать побоялся.

– Бедная Юлька, – Андрей обнял меня за плечи, – тебе повезло еще меньше. Моя любовь была смелой и очень смелой. Знаешь, она даже голышом купаться не боялась. Она вообще была чудесной, моя Анечка.

– А ты ее вспоминал когда-нибудь потом?

– Я тогда год мучился, переживал, мечтал разыскать ее, но… Вот что такое дурак! Я ведь даже фамилию ее не спросил, не знал где она живет или учится. А потом… потом как отрезало. А вот сегодня ночью снова вспомнил ее. У меня бред был, мне же только сегодня перестали давать седативные. Так вот мне привиделось, что она пришла ко мне сюда, погладила меня по голове и поцеловала. Нежно так прикоснулась к моим губам, и ее губы, как и в детстве пахли дюшесом. И я все-все вспомнил. И так тепло стало, так хорошо… – он все плотнее прижимал меня к себе, закрыв глаза и вспоминая свою первую любовь. Это становилось опасным, я же не железная, вот я и решила прервать этот лирический настрой, тем более, что в палату заглянула какая-то грудастая медсестра.

– Ладно, Андрюх, давай заканчивать с воспоминаниями и приступать к делу, – сказала я, высвобождаясь из объятий. – Вот держи, – я достала из сумки папку и передала ее Жданову, – мне нужно, чтобы ты это прочел.

– Что это?

– Это бизнес план, по спасению «Зималетто», его Катя со своим другом сделали, еще когда она была в палате напротив. Тебе сколько времени нужно, чтобы это прочесть и понять?

– Не знаю, где-то часа три без ноутбука.

– Тогда изучай, а я пока по делам схожу и вернусь. Ты все изучишь, и, если ты поверишь в этот план, то мы с тобой предметно поговорим. Договорились?

– Договорились.

Я вышла из палаты Андрея. В холле у самой двери его палаты сидел охранник, а на диванчике рядом с фикусом, или не фикусом, а каким-то другим лопоухим растением, медсестра оживленно беседовала с еще одним стражем порядка, в руке у нее был лоток, накрытый салфеткой.

– Скажите, пожалуйста, где лежит Маргарита Рудольфовна? – обратилась я к ней.

Она повернула ко мне голову, почему-то вспыхнула, резко встала и вышла из холла. Что-то в облике медсестры мне показалось знакомым, но я не придала этому никакого значения, мало ли, может я видела ее, когда мы с Катюхой шли сюда.

– Вот в этой палате, – охранник показал мне рукой на дверь.

– Маргарита Рудольфовна, добрый день, – сказала я, заглядывая в палату.

Она сидела на своей постели, сидела сама, даже подушки не поддерживали ее тело. И она ела, и тоже сама, хотя сиделка была рядом и очень внимательно следила за всеми ее действиями, готовая в любую минуту прийти на помощь. И она меня узнала! Ох, как же это было здорово, значит мозг восстанавливается. Я знаю, что такое инсульт не понаслышке, сама маму выхаживала после него.

– Юли…а…на… – медленно, но все же выговорила она.

– Правильно, Юлиана. Какая же вы молодец, госпожа Жданова, что так быстро начали оживать. Вот через несколько дней приведу к вам стилиста, он из вас красотку сделает.

Марго попыталась улыбнуться, и у меня защемило сердце, такой кривой вышла ее улыбка. Но все равно, она попыталась, а это уже было хорошо!

– Как Па… ш… шень… ка? – длинная пауза. – Мне… не… го… Я не… зна… ю.

Сиделка бросила на меня быстрый, предостерегающий взгляд, а то я сама не понимаю, что можно говорить, а что нельзя.

– Павел Олегович? Ой, он замечательно! Он идет на поправку. Вы даже не сомневайтесь, все будет хорошо. А Андрей сейчас изучает новый бизнес-план, – я постаралась поскорее свернуть со скользкой темы. – Его Пушкарева составила. И план замечательный, «Зималетто» обязательно выберется из кризиса. Вы вот мне лучше скажите, а вы мне поможете?

– Ч… чем?

– Понимаете, пока вы все в больнице, в компании творится не пойми что. И Воропаев может захватить власть.

– Не… мо… жет!

– Почему? Вот именно это, все нюансы мне и необходимо знать, чтобы я могла осуществить задуманное. Я понимаю, что вам непросто говорить. Давайте вот что сделаем, я буду вам задавать вопросы, а вы будете на них отвечать. Я постараюсь все формулировать так, чтобы вам не пришлось отвечать длинными предложениями.

– Маргарите Рудольфовне нужно говорить, и как можно больше, – встряла в разговор сиделка, – врач велел ей, а она молчит, не разговаривает, только головой кивает. Так что вы уж не формулируйте ваши вопросы так, чтобы ей не пришлось отвечать длинными предложениями, а лучше наоборот.

Марго улыбнулась и мы приступили к делу… Где-то через час, когда Жданова была выжата, как лимон и сиделка сама выставила меня за двери, я решила сходить в ближайшее кафе перекусить и подумать о том, что мне открылось после беседы с Маргаритой. Да и вообще, потом нужно будет возвращаться в больницу, разговаривать с Андреем, убеждать и уговаривать его, так что о еде можно будет забыть.

Мимо окна кафе прошла девушка, чем-то похожая на медсестру из больницы, и тут меня словно молнией шандарахнуло – Кира! Это была Кира! Едва успев расплатиться, я бросилась обратно в палату к Андрею, на ходу доставая мобильный…

Комментарий к Узнана…

Следующая глава будет только в четверг. Завтра у нас Судный День.

Всем, для кого это актуально – Гмар Хатима Това.

Всех, кого я обидела вольно или невольно, я прошу простить меня.

========== Запах дюшеса… ==========

POV Автор…

Юлиана бежала по улице в сторону Пироговки ничего вокруг себя не замечая, постоянно набирая один и тот же номер, и каждый раз выслушивая одну и ту же фразу: – Вызываемый абонент недоступен или находится вне зоны действия сети, оставьте ваше сообщение после сигнала, – дальше следовал тот самый сигнал, Юлька нажимала «отбой» и снова набирала номер.

– Андрюшенька, миленький, ну, ответь, ну, пожалуйста, – шептала Юлиана и тайком утирала слезы. Но Ждановский мобильный молчал. Пожалуй, это было впервые в жизни, чтобы Виноградовой настолько отказали мозги, что она даже не подумала позвонить в милицию.

И только вбегая в ворота самой больницы и увидев охранника, что-то щелкнуло в ее голове.

– Пожалуйста. Там в платном отделении убийца.

– Что?

– В платное отделение проникла убийца. Свяжитесь по рации с охраной, я сама им все объясню.

– Дамочка! У вас все в порядке с головой?

– Если сейчас там что-нибудь случится отвечать будете вы, – уже не сдерживаясь, закричала Юлька, – я вам устрою не только увольнение, вы у меня под суд пойдете.

Охранник, конечно, был не из робких, но уж больно дамочка была сердита и респектабельна, чтобы продолжать ей не то что хамить, а и вообще перечить, проще было, действительно, связаться с охраной платного отделения, что он и сделал.

– Пост номер шесть, пост номер шесть.

– Слушаю.

– Пост номер один. Тут с вами поговорить хотят, – охранник передал рацию Юлиане.

Стараясь быть краткой и говорить только по существу, Юлька напомнила парню кто она, спросила не заходила ли медсестра с которой он болтал в какую-нибудь палату и, услышав, что да, заходила к Андрею, а сейчас пошла к Марго, постаралась как можно четче и спокойнее объяснить, что это и есть разыскиваемая Воропаева. Рация на другом конце эфира мгновенно замолчала, и Виноградова, передав рацию ее законному владельцу, бросилась в отделение, стараясь как можно дальше отогнать мысль о том, что Кира уже побывала в палате Андрея.

Казалось, что сердце взорвется от бега и страха, когда Юлиана подлетела к прикрытой двери в холл с четырьмя палатами, но какие-то крики и шум слышались очень хорошо. Виноградова попыталась войти, не получилось. Охранник, тот, который показывал где находится палата Марго, просто отшвырнул Юльку из платного блока и, захлопнув двери, закрыл их на замок.

– Откройте, пожалуйста, откройте, – кричала Юлька и лупила со всей дури о косяк.

На крик в коридоре стали появляться люди. Какой-то врач вплотную подошел к Виноградовой и, схватив ее за запястья, строго сказал, глядя прямо ей в глаза:

– Немедленно прекратите крики и стуки. Что случилось?

– Там убийца, – Юлька мгновенно заговорила тише, показывая пальцем на запертую дверь, – она в розыске. И туда не войти! – голос снова предательски задрожал и пополз в верхние регистры. – Что она может натворить никто не знает, а там парализованная женщина, ребенок в гипсе и Андрей. Я предупредила охрану, но вы же видите, дверь заперта!

– Успокойтесь. Сейчас все решим. Нужно будет выбьем дв…

Договорить он не успел, створка двери отворилась, и один из охранников вывел упирающуюся и орущую благим матом брюнетку, скованную наручниками. Лицо его было залито кровью, которая даже не сочилась, а лилась из его правой брови. Второй охранник, вышедший вслед за ними, о чем-то говорил по рации, при этом страшно морщился и держал свою левую руку в области паха. Врачи, меж тем, напротив, устремились в холл. Вместе с медработниками и Юлиана попыталась просочиться внутрь, но ее снова не впустили, сказав: – А давайте, вы не будете нам сейчас мешать. – Тогда она бросилась к охраннику.

– Пожалуйста, ну, пожалуйста, – она тормошила того, кто держался за пах, – скажите, все живы?

– Да… и смену, нам обоим нужна медпомощь… Да… так она бешеная, – парень вяло отмахивался от Виноградовой, заканчивая разговор по рации.

– Это я вас предупредила. И я имею право знать, что случилось. Все живы?

– А я что, доктор? Женщина, да отвяжитесь вы от меня. Сейчас сдадим эту чокнутую, за ней уже наряд на подходе, а все остальное потом. Нам с Петей тоже помощь медицинская нужна. Видите у него бровь рассечена?

Через несколько минут двое милиционеров увели Киру, изрыгающую проклятья и угрожающую уже не только Ждановым, Малиновскому и Пушкаревой, но и охранникам, и Юлиане. Люди тоже постепенно начали рассасываться, а Виноградова стояла, прислонившись лбом к двери и тихонечко поскуливала. Ее богатое воображение рисовало ей картины, происходящие внутри, одну страшнее другой.

Наконец, двери распахнулись настежь и мимо Юльки на каталке провезли Маргариту, которая то ли спала, то ли… Нет, о таком и думать-то было страшно, да и везли ее головой вперед.

– Живой, Господи, ты живой! – вскрикнула Виноградова, оторвав глаза от каталки, подняв их вверх и увидев Андрея, – Что с Маргаритой Рудольфовной?

– Мама под снотворным, ее повезли на томографию. Успокойся, у нас все в порядке.

Андрей старался говорить тихим ровным голосом, чтобы успокоить Юлиану, но у него это плохо получалось. И сам он еще не мог отойти от происшедшего, и ее била крупная дрожь. Эта сильная, всегда спокойная и даже хладнокровная женщина, сейчас сама на себя похожа не была. Она то говорила с нервическими нотками, то плакала, то смеялась каким-то истерическим смехом. Затем, схватив Жданова за руку, потащила его в палату.

– А девочка? Как девочка? Эта тварь до нее не добралась? – спросила Юлька, едва закрыла за собой двери.

– И с девочкой все в порядке. Ну, успокойся, ну, пожалуйста.

Вот тут и случилось то, что обязательно должно было случиться, и понятно было, что оно случится еще в тот момент, когда Юлиану осенило, что никакую не медсестру она видела у палаты Андрея, а Киру, в тот момент, когда появился животный страх за жизнь единственного человека, которого она любила, любит и будет, наверное, всегда любить – Виноградова с рыданиями бросилась на Ждановскую широкую мужскую грудь. Сквозь рыдания можно было разобрать отдельные слова: – Испугалась… жив… трус… бежал… ненавижу… Кира… – и что-то еще, такое же маловразумительное.

POV Андрей Жданов…

Юлиана ушла, оставив мне папку с бизнес планом, разработанным Пушкаревой совместно с каким-то ее другом. Чтение захватило меня с первой же строки. Это был не план, это была бомба! Мне катастрофически не хватало ноутбука для окончательной проверки выполнимости этого плана, но уже сейчас можно было говорить с уверенностью на девяносто девять процентов, что этот бизнес план не только жизнеспособен, но и революционен, и рентабелен. Он – спасение для «Зималетто». Все, что мне было нужно, это выходить поскорее из больницы и начинать претворять его в жизнь.

Ах, Катя, ну и умница-красавица! Ромке, несомненно, с ней повезло. Я отметил про себя, что впервые с момента, когда понял, что под ворохом тряпья скрывается симпатичная девушка, подумал о Пушкаревой отстраненно, без зависти к Малине. Вот что значит всю ночь грезить об Анечке.

В палату вошла медсестра или санитарка, кто их разберет, с подносом еды, расставила все на столе и вышла, тихонько прикрыв за собою двери. Я машинально отметил про себя, что фигурка у девочки была бы что надо, если бы не абсолютно плоская, какая-то мальчиковая задница. А так… все при ней. И талия тонкая и грудь, просто конфетка, да и ножки стройненькие, ровные, с узкими лодыжками.

Есть, действительно, очень хотелось, но и маму хотелось навестить. Я решил вначале заглянуть к родительнице и, если она не спит, то рассказать ей о плане. Ее это могло бы очень порадовать.

Мама, увы, спала. Зато не спала Ириша, ее работница, которая теперь исправно выполняла роль сиделки, не зря папа нанимал домоправительницу с образованием медсестры. Она и рассказала мне, что мамуля долго беседовала с Юлианой, почти час, и что очень обрадовалась ее визиту, что речь у мамы восстанавливается понемногу, что она уже сидит самостоятельно, занимается упражнениями и вообще, идет на поправку.

Постепенно наш разговор перешел на события того страшного дня, и я попросил Ирину рассказать мне все подробно. Она начала свой рассказ, и я тут же пожалел о своей просьбе. Несмотря на все, что я уже знал о Кире, я все-таки был не готов услышать:

– Андрюша, я уверяю тебя, это маниакальный психоз. Она маньячка. Если бы ты видел ее глаза! Это страшно, – за спиной послышалась какая-то возня. Я повернул голову. Та же медичка, которая приносила мне еду, сейчас расставляла тарелки на столе в маминой палате, стоя ко мне спиной, но я все равно ее узнал по черным коротким волосам и совершенно плоской, как у Киры, заднице. Она вообще со спины очень напоминала Киру. – Представляешь, она с интересом маньячки смотрела прямо в глаза Павлу Олеговичу, словно жаждала увидеть момент, когда из него начнет уходить жизнь. Она опасна, эта сумасшедшая тварь.

Не знаю, почему я обернулся, возможно интуитивно, а возможно услышал скрип зубов, правда, не знаю. Знаю только, что обернулся я вовремя, рука с гирей, уже опускалась на мою голову. Гирьку весом примерно с килограмм выдали маме, чтобы она делала упражнения, вес вроде бы совсем небольшой, но его вполне хватило бы, чтобы сейчас я лежал если не с проломленным черепом, то с хорошей, добротной травмой головы.

Но меня испугала не эта, занесенная над моей головою рука, нет! Глаза – вот что было по-настоящему страшно. Глаза той, которую я мечтал уничтожить. Безумные глаза, пылающие ненавистью…

Мне удалось оттолкнуть руку, занесенную над моей головой, и Кира взвыла, поняв, что ее замысел не удался, бросилась к столу, схватила нож во вторую руку и снова рванулась ко мне.

Я мог бы ее убить одним ударом. Мог бы? Теоретически, конечно бы мог! А вот практически… Я не смог ее даже ударить. Черт побери, да если бы передо мной был мужчина, или если бы она бросилась на маму, или на ту же Иришу, то, наверное, я бы смог это сделать. Но она бросилась на меня, и я не смог. Смог только увернуться.

К моему огромному счастью, в палату влетели двое охранников. И тут началось такое, что я до сих пор не могу понять, откуда в Кире было столько сил. Пока они сумели ее скрутить, одного она гирей ударила прямо в пах, другому ножом резанула бровь и лицо его залила кровь. При этом она так дико кричала и проклинала всех на свете, что даже мама, спящая под сильными снотворными, и та проснулась, правда, не надолго, тут же уснула опять.

Киру в конце-концов удалось остановить, ей надели наручники и попытались вывести в холл. Это тоже оказалось весьма непросто, она брыкалась и все норовила лягнуть ребят ногами, но и с этой работой охрана все-таки справилась.

Я сразу пошел в палату к ребенку, Оленька могла слышать крики и испугаться. И хорошо, что я зашел, девочка плакала и дрожала всем телом. Я и сам начал дрожать, как от отходняка, но маленькой постарался этого не показывать, успокоил, как мог и снова вышел в холл.

Ни Киры, ни охранников уже не было, зато было много врачей и я попросил позаботиться о девочке, дать ей что-то успокоительное. Как раз в это время маму вывезли на каталке из ее палаты.

– Что с ней? – почти закричал я.

– Ничего, все в порядке, но она просыпалась во время скандала, хотим сделать на всякий случай компьютерную томографию и убедиться, что не было второго инсульта.

– Живой, Господи, ты живой! – раздался голос Юлианы, – Что с Маргаритой Рудольфовной?

– Мама под снотворным, ее повезли на томографию. Успокойся, у нас все в порядке, – ответил я.

Мне хотелось ее успокоить, никогда раньше я не видел, чтобы она была взвинчена или истерична, но у меня плохо это получалось, потому что я и сам спокоен не был. Юлька схватила меня за руку и потащила в мою палату.

– А девочка? Как девочка? Эта тварь до нее не добралась? – спросила Юлька, едва закрыла за собой двери.

– И с девочкой все в порядке. Ну, успокойся, ну, пожалуйста.

И тут произошло то, чего я меньше всего мог ожидать. Она бросилась мне на грудь и зарыдала. Сквозь рыдания можно было разобрать отдельные слова: – Испугалась… жив… трус… бежал… ненавижу… Кира… – и что-то еще, такое же маловразумительное. Я не вслушивался, в ее слова, не пытался понять их. Я только знал, что совершенно не переношу женских слез, а значит нужно их поскорее остановить.

Я обнял Юленьку, стал гладить по голове и по спине, но это помогало мало, и я решился на крайнюю меру. Подняв ее голову за подбородок, я впился губами в ее губы.

Запах дюшеса… родные губы… Юлиана… Ана… Анечка… Я ее нашел!..

========== Последние жертвы… ==========

POV Автор…

– Почему ты молчала, Юлька? Почему ты все это время молчала? – спрашивал Андрей, отрываясь от ее губ, чтобы набрать воздух, и снова, не давая Виноградовой ответить, впивался в них.

– О чем ты, Жданов? Я не понимаю, – наконец удалось ей ответить.

– Ты Ана, я узнал тебя. Твои губы я не смог бы перепутать ни с чьими другими. А ты знала кто я всегда. Почему ты молчала, Юлька?

– Ты уверен, что хочешь это знать? – Женщина словно пришла в себя, стала аккуратно выбираться из объятий.

– Да, я хочу это знать.

– А ты уверен, что именно сейчас время и место для объяснений?

– Нет, Юль, ты права. Скорее всего, сейчас сюда придет какой-нибудь следователь и все равно помешает нам говорить. Только ты, пожалуйста, запомни, от разговора тебе все равно не отвер…

За дверью раздался какой-то шум, потом крик, потом топот ног. Юлиана с Андреем тут же бросились в холл. На первый взгляд ничего не случилось.Только возня и шум, раздающийся из-за закрытых дверей палаты Маргариты Рудольфовны, создавали у Андрея ощущение déjà vu. Словно там еще раз арестовывают Киру.

Андрей с Юлей сунулись было в палату Марго, но их туда не пустили, даже двери открыть не дали. Напротив, какой-то человек в штатском вышел к ним сам.

– Вы Андрей Павлович?

– Да, а что происходит?

– Следователь районной прокуратуры Кузнецов Михаил Григорьевич. Давайте пройдем в вашу палату, нам нужно побеседовать. Если можно, наедине.

– А я? Это я опознала преступницу, – Юлиана вцепилась в руку Андрея.

– Хорошо, пройдемте вместе, это все равно не допрос, а беседа.

Он казался вальяжным и медлительным домашним котом, этот следователь… до тех пор, пока взгляд его не упал на стол в палате Андрея. В одну секунду из старого, сытого и ленивого котяры, объевшегося сметаной, Михал Григорьич превратился в молодую поджарую собаку-ищейку.

– Когда вам принесли обед? Кто? – бросился следователь к столу.

– Кира и принесла.

– Вы что-нибудь отсюда ели?

– Нет!

– Не прикасайтесь, – он выскочил из палаты, – Стас, – услышали Андрей с Юлианой, – в палату к девочке, еду изъять. Сюда эксперта. Андрей Павлович, – сказал Михаил снова заглядывая в палату, – кто ухаживал за вашей матушкой?

– Здесь, в больнице?

– Да.

– Ирина, наша домопровительница. А что? Стоп, почему ухаживал? Почему в прошедшем времени?

– Увы, Андрей Павлович, увы. Она мертва.

– Как мертва? Вы что, шутите? Да я с ней разговаривал полчаса назад. Она была жива, когда Киру арестовали. Помогала маму уложить на каталку. Да что случилось-то? Скажите.

– Михей, – в палату вошел молодой симпатичный парень, – что здесь?

– Еду забери. Я думаю, что и здесь печенье. Потом пришлешь ребят, пусть они все здесь осмотрят. А мы пока побеседуем в коридоре. И вот еще что, палату малышки тоже нужно бы осмотреть.

– Бу сде, – шутливо отсалютовал парень и пошел к столу.

Пока Андрей, Юлиана и Михаил Григорьевич беседуют, я вкратце расскажу вам, что же произошло и мы сможем отправиться дальше. Согласны? Тогда слушайте.

Маргариту Рудольфовну увезли на компьютерную томографию, а Ириша осталась ее дожидаться в палате. Как и всегда, моменты сильных волнений работнице необходимо было заесть, вот она и взяла несколько миндальных печений, лежащих на белоснежном блюдечке…

Через пару минут в палату вошла санитарка, чтобы сменить белье, пока обитательница палаты отсутствует, но помочь Ирине уже ничем было нельзя. Ее синие губы, синие ногти и характерный запах изо рта, однозначно указывали на то, что она угостилась цианидом…

Тут же была вызвана, следственно-оперативная группа, как и положено в таких случаях. Но никто даже не подумал зайти в палату ни к Андрею, ни к Оленьке. Никому не пришло в голову, что они могут получить еще несколько трупов. И это неудивительно, все были на нервах и не вполне адекватны. Удивительно другое – никто, кроме Ирины не пострадал. Андрею было, к счастью, не до еды, а в палату к ребенку Кира и не заходила.

Забегая вперед скажу:

Что и у Андрея в палате миндальное печенье было щедро сдобрено цианидом.

Что оба охранника не просто получили огромный нагоняй, их обоих ждало служебное разбирательство за то, что больше смотрели на красивую девичью грудь над подносом с едой, да на кокетливое обещание встретиться вечером, чем исполняли свои обязанности.

Что у Маргариты Рудольфовны повторного инсульта, к счастью, не случилось.

Что Киру благополучно доставили в КПЗ.

Что Андрей, вынужденный опознать тело Ириши – Ирины Яковлевны Голубевой, несколько дней ходил как потерянный, периодически собирал всю свою волю и заходил в палату к матери, улыбался, на вопросы об Ирочке отвечал, что у нее немного скачет давление и врачи велели ей отдохнуть немного.

Что еще через пару дней он, выслушал план Юлианы по спасению “Зималетто”, согласился с ним, завизировал свое согласие на реализацию бизнес-плана, разработанного Катюшей и Колькой и подписал приказ, где:

1. Назначал временно исполняющим обязанности президента Малиновского Романа Дмитриевича.

2. Назначал вице-президентом Пушкареву Екатерину Валерьевну.

3. Увольнял Ветрова Ярослава Борисовича с должности финансового директора.

4. Назначал на его место Зорькина Николая Антоновича.

Что, когда еще через неделю к Андрею пришел врач и глядя куда-то поверх его глаз сказал, что хорошо бы ему зайти к отцу, пока тот еще жив, сын бросился в палату Павла Олеговича, попросил, чтобы их оставили наедине. А через полчаса вышел, побрел к своей палате и рухнул, как подкошенный, на свою кровать лицом к стене и никого больше не желая ни слышать, ни видеть. Пришла Юлиана, но он попросил оставить его в покое. Насовсем…

И только прислушивался к шагам в коридоре, каждую секунду боясь, что вот сейчас кто-то придет и сообщит, что отца больше нет и никогда не будет.

И под утро шаги раздались…

Комментарий к Последние жертвы…

Я случайно удалила последнюю часть. Простите.

Она почти вся сохранилась у меня в черновике, я немного ее переделала и выкладываю снова.

Правда она печальнее предыдущего варианта.

Зато это последняя тяжелая глава.

========== Вернулся… ==========

POV Юлиана Виноградова…

В тот день на пляже у кого-то из магнитофона целый день пела Пугачева:Без меня тебе, любимый мой,

Земля мала, как остров,

Без меня тебе, любимый мой,

Лететь с одним крылом.*

Эта песня была такой грустной и красивой, что уже с третьего или четвертого раза я выучила ее наизусть, она въелась, влипла в меня, стала преследовать всю мою жизнь. Уже утром следующего дня, когда Андрей исчез, я целый день пела ее про себя, пела и понимала, что это не без меня ему «лететь с одним крылом», а мне без него. Вот так и летала по жизни однокрылой до той минуты, пока он сказал: – Ты Ана, я узнал тебя. Твои губы я не смог бы перепутать ни с чьими другими. – И сразу выросло второе крыло, и я взлетела…

Я летала полторы недели счастливой двукрылой птицей, все время откладывая разговор о прошлом, на потом, на когда-нибудь, когда все прошлое уже станет неважным. Наверное, это было неправильно, потому, что вместо того, чтобы все выяснить и разложить по полочкам, мы начали заново наши отношения, потому что он понятия не имеет, что я люблю его, потому что он не знает о потерянном крыле и о том, что без него все становится серым и ненастоящим. Он ничего этого не знает, может поэтому, когда он вернулся от Павла Олеговича, он сумел так просто от меня отказаться, сказав:

– Меня больше нет, оставьте меня в покое. Все. И навсегда.

– Дурак ты, Жданов. Это меня больше нет, если я снова тебе не нужна. Только мне уже не пятнадцать, я не буду тихонько плакать в сторонке. И даже не двадцать два, когда твой отец пригласил меня пропиарить вашу коллекцию и я пришла в «Зималетто». Ты помнишь, как мы встретились впервые, на показе? Это ты думал, что впервые, а я летела на своем одном крыле и мечтала, что ты меня узнаешь, что все еще можно будет вернуть. Но ты едва оторвался от какой-то длинноногой блондинки, бросил на меня мимолетный взгляд, едва мне кивнул и снова вернулся к охмуряжу своей модельки.

Я могла говорить до второго пришествия, он все равно меня не слышал. Все было бесполезно. По логике вещей, мне нужно было уходить, но я не могла оставить его одного дожидаться страшной вести, и я осталась. Ему было все равно здесь я или уже исчезла…

Он вскочил с кровати только в полшестого, когда раздались шаги в холле. Взлохмаченный, с ввалившимися лихорадочно блестящими глазами, такой испуганный, такой обреченный и такой несчастный, что у меня сердце зашлось от жалости.

– Андрей Павлович, вы не спите? – в палату вошел немолодой и какой-то очень усталый врач.

– Нет, я готов.

– К чему, батенька?

– Ко всему, говорите.

– Вас Павел Олегович зовет. Пойдемте, батенька.

Да, Андрей был готов ко всему, кроме того, что услышал. Да и как можно было быть готовым к тому, что отец, с которым ты уже попрощался, вдруг позовет тебя к себе? Оторопь, шок, прострация, ступор, когнитивный диссонанс… что там еще? Какими словами я могу описать состояние Андрюши?

– Вы что, издеваетесь над человеком? – я даже не проговорила, я прошипела, как змея. – Вначале ведете его попрощаться с отцом, он всю ночь ожидает самого ужасного, а теперь приходите и заявляете, что отец его зовет. А потактичнее нельзя было сообщить Андрею о смерти отца?

– Я не издеваюсь, что вы, матушка! Павел Олегович хочет убедиться, что слышал ваш голос. Ох, я понял. Андрей Павлович, вы не волнуйтесь, ваш батюшка не просто жив, он вышел из комы. Это, конечно же, противоречит всем законам не только медицины, но и вообще всем законам. Давайте мы уже пойдем, и по дороге я вам все расскажу.

Даже если бы они меня сейчас наручниками приковали к чему-нибудь, я все равно сумела бы вырваться и пошла бы с ними. Но меня никто не приковывал, никто не мешал мне вцепиться в Андрея и пойти рядом с ним. Пусть даже всего лишь до двери, ведущей в реанимацию.

– Я не знаю о чем вы говорили с батюшкой, но после вашего ухода осциллограф вывел на экран какие-то не вполне понятные, едва различимые сигналы его мозга. В любом случае, это было впервые с момента операции. И это было не мимолетно, сигналы усиливались. А где-то через полчаса нитевидный и угасающий пульс стал более стабильным и угасать передумал. Тогда мы отключили ИВЛ. И он задышал, сам задышал, представляете? А минут пятнадцать назад вдруг открыл глаза и стал нервничать. Осцилограф такие сигналы начал подавать, что можно было подумать, будто в голове Павла Олеговича проходит заседание Государственной Думы, – доктор захихикал. – Самое трудное было понять, чего он хочет, что его волнует. Но Машеньке, это сестричка в реанимационной палате, удалось выяснить и это. Она нашла общий язык с вашим батюшкой. Нет, говорить он пока не может. Девочка просто задает ему вопросы, а он моргает один раз, если «да» и два раза, если «нет». **