Текст книги "The Symmetrical Transit (ЛП)"

Автор книги: everythursday

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Нет, боюсь, что нет. Честно, я даже не понимаю, почему он вам так нужен…

– Ты его продал? Жена отдала дочери, подруге?

– Нет, лишился его так же, как и получил.

Еще когда-то давно Лаванда шепнула Гермионе, что у ДеЛойда проблемы с азартными играми. Что он погряз в долгах и продолжает играть на вещи.

– Ты проиграл его.

Гермиона все еще сомневалась. Она знала, что он игрок, но была уверена, что если бы ДеЛойд осознавал, что это за вещь, никогда бы с ней не расстался.

Мужчина кивнул.

– Да.

20:42

– Мне просто не верится, что тебе этого хватило. Да он же мог врать нам в лицо!

– Твою ж мать, тебя никогда ничего не устраивает, верно? Если бы я допросил его, силой выбил ответы, ты бы назвала меня варваром и потом еще пять часов выносила бы мозги. Я не тронул этого кретина, и ты все равно…

– Но это же крестраж! Две недели назад кое-кто не поверил официанту, что у них закончились стейки, и угрожал парню расправой в случае невыполнения заказа. А тут человек, который может укрывать крестраж. Да возможно, он все еще у него! А ты просто уходишь!

– Человек, у которого уже есть проблемы, не будет хранить у себя подобную вещь, даже знай он, что это такое. Темный Лорд был бы в восторге, и ДеЛойд об этом знает. Он бы не держал…

– Но это как раз и может быть той причиной, по которой Волан-де-Морт на него разозлился! Ты же сам сказал, что не знаешь, почему…

– Если бы крестраж был у ДеЛойда, преследовать этого идиота было бы еще большей проблемой. Он был бы уже мертв, узнай Темный Лорд хоть что-то. Он…

– Я все равно считаю, что он у него.

– Он сказал нам, что проиграл кулон в покер Бакли .

– Лжет! Мы отправляемся… куда-то, чтобы найти игрока в квиддич, а ДеЛойд соберет свои вещички и исчезнет навсегда! Вместе с крестражем!

– Я отлично разбираюсь в людях…

– Ох, пожалуйста! И этот Бакли, ко всему прочему, еще и профессиональный игрок в квиддич! Ты хоть понимаешь, как трудно будет к нему подобраться? Невозможно!

– Тогда отправляйся домой…

– Прекрати так говорить! Мы оба знаем, что я никуда не уйду, но ты все равно пытаешься спровадить меня каждый раз, стоит мне высказать недовольство твоими планами. Можно подумать, я должна соглашаться со всем, что ты хочешь делать, просто потому что… быть здесь – огромная честь или что-то в этом роде! Ты что-нибудь знаешь о компромиссе?

– Хорошо, – Малфой развернулся и подошел к ней. – Я собираюсь привести в чувство ту пару, вернуться в гостиницу, найти Бакли и отправиться в это место. Вот мой компромисс. Хочешь – оставайся здесь и следи за ДеЛойдом. Вперёд. Делай, что хочешь, Грейнджер.

– Это не компромисс!

– Тогда, наверное, я не знаю, что это такое!

– Ты просто невозможен!

– А ты меня бесишь!

========== Семь ==========

День тридцать третий; 2:03

Гермиона открыла глаза, увидела возвышающуюся над собой фигуру и, задохнувшись, нырнула под одеяло. Сердце болезненно билось в груди, а только что очнувшийся ото сна мозг всё никак не мог определиться, что делать телу: продолжить ли и дальше вжиматься в матрас или вскочить и действовать.

Где-то наверху раздался приглушенный одеялом смешок, и Гермионе потребовалась пара секунд, чтобы осознать происходящее. Она забыла о том, что надо смущаться, выбралась из своего кокона и уставилась на густую тень над своей кроватью.

– Ты что делаешь? – прошипела она.

– Это – твой чудесный инстинкт? Твои боевые качества? Теперь я понимаю, почему… Прячешься под одеялом? Как ребенок, увидевший в шкафу монстра ?

– Ох, заткнись. Я устала, сейчас глубокая ночь, ты надо мной навис, а моя реакция замедлена…

– Отреагировала ты вполне резво. Одеяло оказалось на твоей голове через секунду.

Она прищурилась, когда Малфой снова начал смеяться.

– В следующий раз буду сразу бить. А теперь ты мне объяснишь, в чем дело?

– Грейнджер, нам надо идти.

– Что? – и сказав это, Гермиона поняла, что двигаться совершенно не хочет.

Всё ее тело было против. Бунтовало и возмущалось. Двигаться? Двигаться? Ну, нет уж, это не ко мне.

– Поезд через двадцать…

– Мы же должны уезжать в половине восьмого, разве нет? А сейчас всего два часа утра, Малфой.

– Грейнджер, вставай, – он махнул рукой, и в комнате зажглись лампы, ослепляя Гермиону.

– Что случилось? Что-то произошло? – она моргала, но глазам все равно было слишком больно – пришлось прикрыть веки, чтобы привыкнуть к яркому свету.

– Что-то типа того. Пошли, у нас нет времени.

Гермиона ничего не понимала, но из кровати все же выбралась. Дойдя до ванной и, как в тумане, упаковав вещи, она появилась на пороге в уже относительно нормальном состоянии.

– Что случилось?

– У меня предчувствие.

– Предчувствие? – никакой реакции. – Малфой, ты поднял меня посреди ночи, вытащил из постели и выталкиваешь за дверь из-за предчувствия?

– Двигайся.

– Это всё паранойя из-за ДеЛойда. Давай вернемся в кровать…

– Нет, – рявкнул он.

– Малфой…

– Грейнджер, твою мать, просто доверься мне и шевелись.

Она замерла на месте несмотря на приказ. Просто доверься мне, просто доверься мне, просто доверься мне. И Гермиона так растерялась, что именно это и сделала. Последовала за ним из гостиницы и не сопротивлялась, когда он схватил ее за руку и повел по темным переулкам и улицам в одному ему известное место. Покорно шла, пока они не повернули за угол, и в отдалении не показалось здание железнодорожной станции. Малфой все еще держался рядом, постоянно оглядываясь назад и дергая Гермиону, чтобы та не высовывалась на открытые пространства.

Она не представляла, что именно он увидел или почувствовал, но не сомневалось, что что-то было. Поэтому пошла за ним. Немного, наверное, ему доверившись.

18:05

– Знаешь, чего я не понимаю? Я не понимаю, как машина превратилась в кулон.

Гермиона устроилась на своем месте, пытаясь заснуть и восполнить нехватку отдыха, но вид сидящего напротив Малфоя навевал всё новые и новые мысли. Вроде тех, что мало-помалу она действительно начала ему доверять… и что, например, не чувствовала неловкости, теряя перед ним сознание. Или что случись убийцам ворваться сюда, Малфой сделает всё, чтобы защитить их обоих. Она даже не задумывалась о том, что так на него полагается, пока он не попросил ее о доверии. Она следовала за его инстинктами, его планами, его выбором, шла туда, куда он указывал.

И это возвращало ее к мыслям об их раннем подъеме. К воспоминаниям о галерее. И теперь она бодрствовала и размышляла.

– Возможно, машина служила лишь прикрытием для того, что действительно было продано.

– В этом нет смысла. Почему просто не сказать про кулон? Они же магглы. Они не знали, что это такое…

– Может, автомобиль был частью сделки?

– Может быть, – пробормотала Гермиона. – Но ты сказал, что назвал Фелициану имя Алека и указал на машину. Разве он не решил, что ты интересуешься автомобилем? Но Оскар не получал от него машину, так что Джургелионис не стал бы упоминать его, или…

– Наверное, он подумал, что я указываю на тебя.

Гермиона озадаченно на него посмотрела.

– А какая связь между мной и кулоном?

– Ты девушка. Он мог решить, что я хочу сделать тебе подарок.

– Так ты думаешь, что мы смогли столько выяснить, основываясь на информации про машину, только потому, что нам повезло? А на самом деле это всё время был кулон?

– Конечно. А ввязались мы в эту историю из-за листка бумаги, который я нашел на столе. Не будь его, мы бы не узнали имя и не увидели никаких привязок к Алеку Кайзеру. Без этого продажа автомобиля ни к чему бы нас не привела.

– Но это же просто совпадение.

Он посмотрел на нее, помолчал и, пожав плечами, ответил:

– Называй, как хочешь.

День тридцать четвертый; 16:48

Гермиона шла за спиной Малфоя, стараясь избегать столкновений с невежливыми прохожими. Малфой и сам двигался не очень-то деликатно и, казалось, руководствовался принципом «шевелись или получишь». Единственный плюс такого поведения Гермиона видела в относительно свободном продвижении.

Одна из карт торчала из его заднего кармана брюк у самого края рубашки. На бумаге виднелась красная линия, которая бы протянулась через весь город прямо к словацкой границе, разверни Гермиона листок. Вторая карта, которую они раздобыли в местном супермаркете, лежала в ее собственном кармане. Когда они доберутся до хостела, то продолжат маршрут к следующей автобусной или железнодорожной станции. И Гермиона мысленно уже держала в ладони красный маркер: ей не терпелось самой провести линию. Ведь это как минимум на две минуты избавило бы от скуки, к тому же Малфой начал разрешать ей предлагать свои варианты продвижения, так что хотелось всё сделать самостоятельно.

Ноги Гермионы горели, и она уже давно потеряла счет тому, сколько они шли. Мышцы на бедрах ныли, и приходилось думать о чем-нибудь отвлеченном, лишь бы не слишком обращать внимание на боль. Всё будет нормально, – пока удается убеждать себя в том, что идти осталось уже недолго. За последний месяц Гермиона стала гораздо выносливее, но это все равно не означало того, что она сможет справиться с этим. Малфой же продолжал идти. Без остановок и пауз. Ненормальный.

Она действительно… Гермиона хрюкнула, когда врезалась прямо в Малфоя, ударившись носом о его спину. Ноги вспыхнули острой болью, которая быстро притупилась, и, потерев переносицу, Гермиона уставилась на внезапную преграду.

– Мал… – она осеклась, когда увидела его лицо, еще более бледное, чем обычно.

Проследила за его взглядом, оглядывая толпу через дорогу и думая о том, что понять, на что именно он смотрит, практически нереально. Но ничего невозможного не было. Это оказалось очень легко: мужчина выделялся среди остальных, как собака среди кошек. Такой же нежелательный и неуместный.

Он шел в противоположном от них направлении по другой стороне улицы, но Гермионе все равно стало очень страшно. Его одежда отличалась от обычного одеяния Пожирателей Смерти, однако мужчина был полностью в черном, и его голову закрывал капюшон. Он двигался, как машина, возвышаясь над всеми остальными. Лицо его искажала гримаса отвращения, а взгляд был устремлен вперед и вверх, словно человек не замечал никого вокруг.

Гермиона могла только предполагать, что Малфой смотрел именно на него. Ведь это мог быть обычный прохожий, – у которого просто выдался тяжелый день. И Гермиона бы в это поверила. Но Малфой стоял слишком тихий, слишком белый и почти не дышал.

Она подняла руку и сжала его рубашку, не отдавая отчета в своих действиях. Это движение отрезвило Малфоя, он потянулся назад и схватил ее кулак. И когда она дернулась, собираясь вырваться, хватку не разжал. Резко подтащил Гермиону к себе, наклонил голову и ввинтился в толпу. Он шел быстро, и ей приходилось бежать, чтобы за ним успевать. Малфой продолжал идти, не поднимая головы, но Гермиона не могла не оглядываться назад каждые две секунды. Обернуться и увидеть, что этот человек стоит прямо за ними. Она совершенно ясно представляла себе его лицо.

Я поймал вас, было бы написано на нем. Вам конец.

Гермиона рвано дышала; страх – реальный, душный, живой – мешал мыслить здраво. Она разжала кулак, обхватила ладонь Малфоя пальцами, и тот потянул сильнее, заставляя ускориться.

– Господи, – тяжело дыша, повторяла она снова и снова. – Господи.

Как они их нашли? Отследили заклинание, которые нельзя было использовать? Или это ДеЛойд? Кто-то их увидел и узнал, куда они направляются? Как, как, как?

Малфой нырнул в переулок и побежал. Гермиона бросилась следом, несмотря на обжигающую боль в ногах. Очень хотелось вырвать из грудной клетки сердце только для того, чтобы оно перестало так заполошно стучать. Биение было неровным, а вдыхаемый воздух не доходил ни до легких, ни до мозга. Сбитое, частое, неглубокое дыхание служило признаком надвигающегося плача, а рыдать сейчас Гермиона отказывалась категорически.

Малфой терпел ее медлительность, а она мирилась с рывками и тычками, пока он тащил ее, даже сам толком не зная куда. Безопасность, безопасность, безопасность. Их руки были мокрыми от пота и переживания, но они лишь крепче сжимали пальцы и плотнее обхватывали ладони друг друга.

Ему потребовалось время, чтобы справиться с охватившим его страхом, но Малфой начал приходить в себя, в то время как ей всё не удавалось успокоиться. Он остановился, крепко держа Гермиону, а та, не заметив этого, продолжила движение. Три секунды спустя запуталась в ногах и вскрикнула от вспыхнувшей боли. Он дернулся, чтобы помочь и схватить, но она все равно упала, прежде чем Малфой успел ее поймать. Так он и застыл, вывернув ей руку и вцепившись в рубашку девушки.

– Оу, оу, черт, оу, вот дерьмо, – прошипел Малфой

– Именно. Отпусти, – он фыркнул, разжал пальцы на ткани и схватился за бок.

Гермионе пришлось закрыть глаза и абстрагироваться от окружающего мира, чтобы собраться. Дыхание и ритм сердца замедлялись, и она ждала, что боль вот-вот утихнет. Малфой пошевелился, – галька под его кроссовками зашуршала, – и отпустил ладонь Гермионы. Если бы на его месте были Гарри или Рон, да любой гриффиндорец, которого она знала, у нее появился бы соблазн попросить, чтобы ее взяли на руки. Но раз уж это Малфой… Нет, кому она врала? Соблазн всё равно оставался. Она не хотела больше делать ни единого шага. Ни единого.

– Господи, – она вытерла со лба пот и неуверенно попыталась выпрямиться, когда Малфой поднял ее на ноги.

– Готова? – он поддержал Гермиону, пока та восстанавливала равновесие, а затем отошел в сторону.

– К чему?

– Нам надо пересечь границу. Оставаться в хостеле сегодня слишком опасно.

– Что если это ДеЛойд нас выдал? Тогда они узнают точно, куда мы направляемся.

– ДеЛойд бы не стал связываться с Темным Лордом…

– Волан-де-Мортом.

– Да какая разница, Грейнджер. Сейчас есть вопросы поважнее! Сколько раз я… – он выдохнул и отбросил с лица прядь волос. – Если бы он связался с ними – был бы уже мертв. Он знает об этом.

– Возможно, нет. Может, он решил, что если сообщит о том, что Драко Малфой и Гермиона Грейнджер ищут крестраж, его простят. Он мог и ошибаться, но все равно…

– Он не глупец. И знает, что к чему.

– А вдруг они его нашли и получили от него информацию…

– Нет.

– Может быть, он…

– Нет, Грейнджер. Это не гребаный ДеЛойд, ясно?

– Да почему ты так думаешь? – вскрикнула она.

– Наверное потому, что я не идиот, – рявкнул Малфой, крутясь вокруг своей оси и осматривая четыре улочки, по которым могли двинуться дальше.

Три из них вели на большие проспекты, а четвертая переходила в новые переулки, похожие на тот, по которому они прибежали. Малфой вытащил из кармана карту и нетерпеливо ее развернул.

– Это плохая идея…

– Мы будем искать Бакли. Я не в курсе, откуда они узнали, что мы здесь, возможно, просто угадали. Возможно, он тут по делам, которые не имеют к нам отношения.

– Это может быть ловушкой, вся эта…

– Если мы увидим еще одного Пожирателя Смерти в следующем городе, мы… договоримся о компромиссе. Хорошо?

Это уже был компромисс, чего она от Малфоя никак не ожидала. Не его обычный ответ «уходи домой». Судя по всему, он и сам точно не знал, что происходит, но по каким-то причинам в ДеЛойде был уверен. Со своей паранойей и подозрительностью он поставил под сомнение свидетельство о смерти, – а сейчас верил в человека, у которого были все причины соврать или подставить их, и не существовало никаких резонов этого не делать. Как-то не складывалось.

– Пошли, скоро стемнеет.

– Малфой, я не могу… Я не знаю, сколько еще сумею пройти. Мои ноги…

– Слушай, если придется, я могу вступить в бой с Пожирателем Смерти. Могу его убить. Убить нескольких. Но ты понимаешь, как быстро они определят наше местоположение? Темный Лорд отследит мою палочку. Если я убью их и аппарирую, нас буду ждать в месте аппарации меньше, чем через три секунды. Я не смогу долго противостоять группе Пожирателей, учитывая то, что палочка у нас одна, а я должен буду следить за нами обоими. Ты это понимаешь? Видишь, почему мы обязаны двигаться? Чем дольше мы тут остаемся, тем проще нас будет найти. И кто знает, может быть, нас уже заметили.

Малфой суетился. В первый раз она видела, чтобы он так вел себя. Теребил пальцами волосы, ходил и оглядывался, крепко вцепившись в палочку. Он нервничал, и ее ужас только подпитывался его переживанием.

– Ладно. Ладно, хорошо. Ты иди вперед, я пройду столько, сколько смогу.

Он кивнул, что-то пробормотал и снова посмотрел в карту. Проговорил названия улиц и направлений и, наконец, запихнул бумагу в карман.

– Хорошо. Иди быстро, держись ближе, поняла? – было бы сложно не подчиниться, потому что он снова схватил ее за руку и будто бы объясняя, добавил: – Ты всегда отстаешь.

День тридцать пятый; 4:59

Гермиона устала. Больше, чем просто устала. У нее было чувство, будто она может в любую минуту рухнуть без сознания. Мир по периферии зрения был размыт, и возможно, ей всё это просто снилось, хотя относительная ясность мышления сохранялась. Она ощущала себя словно в полудреме: каждое движение сопровождалось ощущением невесомости.

Глаза начинали слипаться, и ей приходилось постоянно контролировать себя, чтобы не рухнуть на стол. Короче говоря, Гермиона была измотана. Совершенно разбита.

– Автобус скоро придет. Ты сможешь там поспать, – Малфой знал, как она вымоталась, и понимал, какой плохой была идея спать стоя.

– Я устала, – прошептала Гермиона и прижала к лицу руки, словно это могло помочь.

И она имела в виду многое. Будто эта фраза могла вместить в себя всё. Она устала бежать, прятаться, устала от хостелов, украденных денег и незнакомых языков, устала от усталости. Устала от всего этого.

И хоть она ничего не объяснила, похоже Малфой понял. Наверное, потому, что сам тоже очень устал. Устал от всего того же, просто мог скрывать это гораздо лучше. Гермиона никогда не умела прятаться. Всегда проигрывала в прятки. Выдавала себя, когда пыталась двигаться незаметно. Она могла скрывать свои эмоции только тогда, когда злилась, а когда успокаивалась, ее можно было читать, как раскрытую книгу.

Малфой был стеной. Она была рекой.

Но он все равно ее понял… То, что он не выражал свои эмоции так, как это делала она, не означало того, что Малфой не человек. Не означало того, что он меньше чувствовал.

– Я знаю.

И он знал.

День тридцать шестой; 8:47

Где-то на заднем фоне звякнуло стекло, и жужжание утренних разговоров сбилось. Цвета в кафе между собой не сочетались: красный и фиолетовый красовались на столах, стульях и стенах, в то время как пол был покрыт неряшливым желтым узором, местами переходящим в белый. Всё заведение было само по себе безвкусным. Комбинация дизайна и расцветки вызывала у посетителей головную боль. А может быть, даже и у тех прохожих снаружи, за которыми наблюдала Гермиона, не желая разглядывать свою еду.

Малфой тоже изучал улицу. Его глаза загорались, когда он смотрел на свет, и с ее точки обзора это было завораживающее зрелище. Но Гермиона старалась долго не пялиться, потому что он всегда чувствовал ее взгляд.

Метка была уродливой. Жгуче-черной. Точно ее выжгли на коже, и судя по тому, что Гермионе доводилось читать, так и было. Она слышала, что это был очень болезненный процесс, и это радовало. Радовало потому, что боль хоть немного искупала вину.

За исключением этой татуировки, на Малфое почти не было отметин. Гермиона заметила несколько шрамов, что было нормально для человека его возраста… как минимум. Но метка бросалась в глаза. Самая неприятная и некрасивая из тех, что она на ком-либо видела.

– Тебя это задевает?

Гермиона застыла, сбитая с мысли его вопросом, и вспыхнула, осознав, что он поймал ее за пристальным разгадыванием его руки.

– Да.

Он внимательно посмотрел на девушку и потянулся за ложкой размешать кофе. Ее напиток остыл еще несколько минут назад, и она подозревала, что его стал уже совсем ледяным.

– Это всего лишь метка.

– Это не просто метка. Многие люди видели ее перед своей смертью и гибелью родных и близких. Это отличительный знак. И самый смысл его создания заключается во зле.

– Она должна порождать страх. И я не думал, что ты из тех, с кем это сработает, – он сделал глоток и сохранил невозмутимое выражение лица.

Может быть, специально ждал, пока кофе остынет? С него станется.

– Не работает. Я не боюсь. Меня тошнит. Она внушает злость… по отношению к тем людям, что ее носят, и за тех, кто был вынужден ее лицезреть.

Он посмотрел на свою Черную метку, темную, словно ночной океан. Прижал большой палец к верхушке черепа и провел по коже вниз, до кончика хвоста змеи. Словно это были чернила. И будто изображение можно смазать, и тогда всё вернется в норму.

– Это ничего не значит.

– Это значит всё, – её голос звучал сурово и жестко, и Малфой снова поднял на нее глаза.

Помолчал, убрав руку.

– Я имею в виду, моя. Именно эта. Всего лишь пропуск.

Она не знала, пытается ли он убедить ее или повторял какую-то давнюю мысль для себя.

– Не уверена, что это имеет значение. Всё равно…

– Должно. Я ношу ее без убеждений, Грейнджер. Без веры. Это не метка на моей руке – это возможность победить в войне. Инструмент. Способ приблизить конец.

Гермиона перевела глаза на его руку.

– Она уродлива.

Он продолжил помешивать кофе и ни разу не коснулся ложечкой стенок чашки. Она терпеть этого не могла. Ей нравился шум. Гермиона любила некоторую неуклюжесть. У Уизли за столом всегда стоял гвалт.

– Она исчезнет, когда исчезнет он.

– А что, если он не умрет? – ложка замерла, и Гермиона снова посмотрела Малфою в лицо. – Что, если он выиграет войну, и никто никогда не узнает, что ты был в Ордене. Ты вернешься?

– На случай, если ты забыла…

Ох… ладно.

– Гипотетически. Если это произойдет.

– Почему это имеет значение?

– Потому что.

– Потому что, – сухо протянул он.

– Да, потому что имеет.

– Я не понимаю…

– Просто имеет, Малфой. Для меня. Поэтому, пожалуйста… ответь на вопрос.

Казалось, он разрывался между желанием нагрубить, проигнорировать и ответить. Коснулся нижних зубов языком и тяжело выдохнул.

– Я не знаю, что произойдёт, но уверен, в конце концов либо об этом узнают, либо я буду мертв. Вероятно, и то и другое.

– А если нет?

– Я не гребаный Пожиратель Смерти, – он наклонился и рыкнул так неожиданно, что Гермиона отпрянула. – Я не такой. Прекрати пытаться выбить из меня признание, или что ты там все время делаешь. Я не такой! Быть Пожирателем Смерти, убивать людей просто так – я не такой! Это не для меня. Не знаю, что произойдет, Грейнджер, но я больше не буду служить Темному Лорду. Иди к черту и уймись уже. А сейчас ешь свои гребаные яйца, чтобы мы могли уйти.

– Тьфу-ты! – Гермиона выпрямилась и посмотрела прямо на него. – Проблемы с контролем гнева.

Она взяла вилку, а он продолжил сверлить ее взглядом.

День тридцать седьмой; 22:36

– Мы влипли.

Малфой застонал и повернулся к Гермионе спиной.

Та проигнорировала такое очевидное нежелание ее слушать и продолжила:

– Наш единственный вариант – Маскирующие чары, но нам придется ими воспользоваться, только когда мы окажемся в магическом мире, иначе это привлечет внимание Министерства. Слишком часто волшебники прячутся и скрывают свои темные делишки в мире магглов, чтобы Министерство не обратило внимание на такое. И это значит, нам придется пробираться туда в своем облике, и… что? Надеяться, что нас не узнают?

Малфой что-то пробормотал себе под нос, и Гермиона не разобрала, что именно: какую-то идею или список ингредиентов заглушающего зелья, но склонялась к тому, что это нечто неприятное и касающееся лично ее. Она знала, что говорит много, но так ей было легче. Она проговаривала детали и находила решение проблемы.

– Пусть так, но нам все равно придется использовать заклинания. Если мы спрячемся, например, под Аврорскими чарами прикрытия, тогда на нас выйдет Министерство. Мы можем изменить цвет, но это не спасет. Если Пожиратели Смерти или другие приспешники Волан-де-Морта нас ищут, они наверняка думают, что мы используем маскирующие чары. А значит, будут ориентироваться на рост, телосложение, форму лица и…

– Ты же понимаешь, что я обо всем этом уже подумал, верно? Я не твой дуэт идиотов, Грейнджер. Тебе не надо объяснить мне каждую мелочь.

– Да? Тогда полагаю, у тебя есть план?

Он промолчал. А она не удивилась.

День сороковой; 14:26

– Малфой, я схожу с ума.

Это на случай, если он не заметил, как она суетится и нервничает последние два дня. Будучи запертой с Малфоем в четырех стенах в течение недели, у Гермионы было не так уж много занятий. Он с ней почти не разговаривал, читать и делать было нечего. И она сходила с ума. Дурела от одиночества и безделья.

Гермиона провела два дня, наблюдая за своим соседом, словно смотрела плохое реалити-шоу по телевизору. Он тоже психовал. Они оба готовы были лезть на стенку.

– Сходишь?

– Ха, – и добавила с отчаянием: – Ты знаешь, как играть в виселицу?

– Что? – он оторвался от своей новой жуткой фигурки оригами.

Которая на оригами не походила совершенно, и Гермионе закралась в голову мысль, что Малфой не особо понимал, что делал. Сложенные странным образом старые карты были разбросаны по всей комнате, и сегодня утром около своей зубной щетки Гермиона обнаружила то, что раньше было Польшей, скомканное в виде абстрактного мужского тела.

– Это игра, в которой нужно угадать буквы, а затем и всё слово перед тем, как… Я покажу.

– Это маггловская игра?

– Нет, волшебная. Ты просто никогда о ней не слышал, – ей потребовалась секунда на осознание того, что его сарказм заразен.

Не похоже, чтобы Малфой оценил остроту, но на кровати все же немного приподнялся. Его штаны сползли на самые бедра, и Гермиона не знала, похудел он или просто опять не вдел пуговицу в петлю. Расстегнутую застежку она случайно заметила три дня назад, пока Малфой спал, и пару минут пялилась на небольшой открытый участок его кожи.

Гермиона приступила к подготовке, рисуя виселицу и черточки для ее слова.

– Просто угадываешь букву, и если ты прав, я впишу ее в правильное место. Если не угадываешь, я рисую голову. Потом туловище, и если я успею нарисовать всё тело до того, как ты назовешь слово, ты проиграл.

– Тебя повесили.

– Верно. Вот, я подскажу – это связано с готовкой.

Малфой вытащил соседний стул, сел и, поджав губы, посмотрел на листок. Затем перевел взгляд на Гермиону и выхватил у нее из руки карандаш, словно его никогда не учили вежливости.

– Я…

– Я первый, – он перевернул бумагу и нарисовал свою виселицу и длинную череду черточек.

– Ты такой гру…

– Твое слово было скучным, – в конце ряда чёрточек он поставил восклицательный знак.

– Это немного перебор…

– Я дам тебе подсказку – это оскорбление, – он ухмыльнулся, и Гермиона сердито на него посмотрела.

– Я.

– Нет, – он нарисовал голову.

– Что? Да тут пятнадцать букв, и ни одной Я?

Он выглядел довольным.

– Полагаю, я уже ответил на твой вопрос. Ты еще не проиграла, чтобы возмущаться, Грейнджер. Попробуй снова.

– А.

Он ухмыльнулся и нарисовал туловище.

День сорок седьмой; 1:49

Гермиона открыла глаза и, поискав взглядом часы, пару секунд смотрела на циферблат, соображая, сколько сейчас времени. Слишком рано, чтобы идти в ванную мыться. Но это она знала еще до того, как разлепила веки.

Она легла поздно, после того, как они с Малфоем устроили турнир по крестикам-ноликам. Чтобы победить, надо было выиграть в двух играх из трех, но пятая партия окончилась ничьей. Затем была тридцатая и еще несколько после. Никто из них не хотел идти спать, пока не будет определен победитель.

Малфой был либо хорошим стратегом, либо отлично мухлевал – зависело от игры. После того, как он попытался в виселице загадать слово на иностранном волшебном языке, Гермиона сообразила, что к чему. Что касается крестиков-ноликов, то она злилась каждый раз, как он выигрывал, и только больше бесилась, когда Малфой откидывался с наглой усмешкой назад или открыто над ней смеялся.

Она решила, что лучшим новым развлечением было бы над ним поиздеваться. И заняла себя обдумыванием того, что можно было бы сделать с вредным соседом. Ее средства были ограничены, к тому же нечто радикальное грозило отразиться на ней самой. Малфой сообразил, что Гермиона что-то замышляла. Ее прищуренные глаза и сардоническая улыбка были весьма красноречивы. Но ему не хватило совести даже хоть чуть-чуть заволноваться. Он просто смотрел на нее с таким вызовом во взгляде, что ей хотелось пнуть его в ногу или сотворить что-нибудь в этом духе.

Гермиона скатилась с кровати и поплелась в ванную комнату. Добравшись до нее и потянувшись к ручке, поняла, что дверь захлопнута, и это было необычно. Осмотревшись, Гермиона заметила пробивавшийся из-за створки свет. Вздохнула, сжала ноги вместе и поежилась. Ей правда надо было туда. Если бы она могла терпеть, то осталась бы в кровати.

Она очень надеялась, что Малфой скоро выйдет. В начале их путешествия Гермиона стеснялась надолго занимать туалет и старалась дожидаться ночи, но Малфой бодрствовал всегда. Просыпался сразу же, как только она начинала шевелиться, и Гермиона чувствовала на себе его взгляд, пока шла в ванную комнату. Тогда она стала дожидаться его ухода. Но это было слишком непредсказуемо, а ее тело требовало своего. В конце концов, Гермиона на всё плюнула, ведь она же человек, и у нее есть свои потребности. Когда она проводила в туалете больше пяти минут, Малфой не смотрел на нее с ужасом, это не становилось концом света и вообще оказалось не таким уже смущающим, как ей казалось.

Гермиона прижалась лбом к двери и обдумывала, стоит ли ей стучать. Возможно, он поторопится. У нее была двоюродная сестра, которая могла проводить в туалете по сорок пять минут. А писать Гермионе хотелось с каждой секундой всё сильнее.

И вот когда она уже взмахнула кулаком, то услышала этот звук. Низкий, глубокий – ее желудок сделал кульбит. Внутри у Гермионы всё сжалось, подпрыгнуло, а затем разлилось по телу непривычным теплом. Из-за двери раздался хрип, который перешел в гортанный стон, тягучий, протяжный, и Гермиона задержала дыхание. Послышался резкий выдох, и она тоже выпустила воздух из легких, отпрыгнув, когда что-то ударилось в створку.

Господи. Господи, потому что это… он… это могло быть… если… он… Гермиона стояла и широко распахнутыми глазами смотрела на дверь, представляя Малфоя и то, чем он там сейчас занимался. Прямо около двери. Пока она сама стояла с другой стороны всего в нескольких сантиметрах от него.

Внезапно ей стало жарко. Очень жарко, к тому же от волнения тряслись поджилки. Дверь снова вздрогнула, и Гермиона в панике огляделась, пока не уперлась взглядом в собственную кровать. Да, да, она ляжет и дождется, пока он выйдет, и притворится, что ничего не слышала. Это лучший вариант.

Гермиона дернулась, потребность попасть в ванную хоть и была весьма насущной, отступила на второй план, – не об этом сейчас думалось в первую очередь. Но уже на полпути к кровати она обо что-то споткнулась и рухнула на пол, походя врезавшись локтем в стол.