Текст книги "The Symmetrical Transit (ЛП)"

Автор книги: everythursday

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Подожди, подожди, – выдохнул он, но она его проигнорировала, пытаясь возобновить поцелуй. – Грейнджер.

Гермиона вздохнула. Ну вот честно – и это она много говорит?

– Ты девственница?

Такого вопроса она ожидала меньше всего. И почему-то покраснела, словно это не она, голая, обнимала его руками и ногами.

– Нет, – он внимательно на нее посмотрел, и ее румянец стал жарче. – Что? Почему ты смотришь на меня так, будто это сумасшедшая мысль, что…

– Не надо так.

И она точно знала, что он имеет в виду. Не злись, не обижайся, не вступай в перебранку. Но это были они. И вели они себя именно так. Было очень легко обидеться, когда дело касалось его. Но еще проще было закрыть тему, когда обсуждение не стоило потери потенциально хорошего секса.

– Думаю, пол, – пробормотал Малфой, отступая и поворачиваясь.

– Пол?

Он замер, огляделся вокруг и снова перевел на нее взгляд. Пристально смотрел пару секунд, затем улыбнулся и чуть переместил Гермиону, высвобождая свою руку.

– Не хочешь на полу?

– Я не знаю, – она просто не понимала, зачем он опять что-то менял, если они уже устроились.

Мужская ладонь скользнула между ее бедер, и Гермиона почувствовала его пальцы внутри. На три секунды перестала дышать, инстинктивно извиваясь, чтобы принять их глубже, именно там, где ей этого и хотелось. Малфой чуть приподнял кисть и очертил клитор, заставляя ее стонать, тереться и делать множество других вещей, за которые потом ей, наверное, будет стыдно.

– Ты чего-то хочешь, Грейнджер. Я думаю, это очевидно. Так чего же? Хммм? Чего ты хочешь? Пол или стена? Ты…

– Малфой, я хочу тебя, ясно? Хочу тебя, так что выбери что-нибудь и хватит уже об этом. Госп…

Похоже, этот ответ удовлетворил его больше, чем если бы Гермиона помогла определиться, и он снова поцеловал ее так, будто от этого зависела судьба мира. Она была так этим увлечена, что не заметила, как они двигались, пока ее спина не коснулась ткани. Малфой отстранился, встал на колени и, тяжело дыша, с жадностью разглядывал каждый сантиметр ее тела, словно потом собирался рисовать Гермиону по памяти. Она засмущалась, но то, с каким трепетом его руки заскользили по ее изгибам, удержало от того, чтобы прикрыться.

Он снял свои боксеры и снова обхватил Гермиону. Она же открыто изучала Малфоя, не задумываясь, что это может быть невежливо. Он наблюдал, как она рассматривает его, выписывая ладонями на ее животе такие же круги, которые сам рисовал на своей коже перед сном. Наклонился и поцеловал ее живот всего в нескольких сантиметрах выше того места, где бы ей отчаянно хотелось почувствовать его рот. Ее бедра приподнялись, дыхание сбилось, и он негромко рассмеялся.

Его губы двинулись выше, язык очертил углубление пупка, и когда Малфой поднял голову, чтобы взглянуть на Гермиону, та не смогла удержаться, потянулась и дотронулась до него.

– Я…Черт, я… Это… Грейнджер.

– Закрой рот, – она прикрыла веки, покачала головой, раздумывая о том, перейдет ли он к более активным действия, если она коснется себя сама.

– Мне нужно, чтобы ты была со мной честна.

Бушующие гормоны придали ей смелости, и пусть Гермиона и не могла смотреть ему в глаза, она сжала ладонью свою грудь. Малфой издал странный звук, то ли шумный выдох, то ли рычание, и схватил ее за руку.

– Грейнджер…

– В чем?

– Это нормально, если ты девственница, Грейнджер, но я… Я не уверен… Это же пол в какой-то… И я могу быть не таким внимательным. Я правда… Я просто даю тебе последнюю воз…

– Ну почему тебе так сложно поверить, что я не…

– Да потому что ты покраснела, как девственница, когда я спросил…

– Покраснела. Я так делаю. Я не девственница. Не то чтобы это было такое уж большое дело…

– Хорошо, – он сбросил ее ладонь и сам обхватил ее грудь.

– Я не понимаю, почему ты так…

– Потому что секс с девственницей требует особо…

– Господи, ты невыносим! Даже заниматься с тобой секс…

– Да? – судя по сердитому взгляду, эти слова ему не понравились, но когда он погрузил в нее два пальца, она чуть не всхлипнула.

Наконец-то, наконец-то, наконец-то. Даже его руки внутри ее тела вызывали фантастические эмоции, – желание на секунду сменилось удовлетворением, но потом накрыло новой волной. Она изогнулась, вбирая его в себя еще глубже, пока Малфой двигал ладонью. Закрыла глаза, откинула назад голову и простонала что-то, что ей самой показалось всего лишь шумом.

– Ты такая узкая, Грейнджер. Такая влажная для меня, – он шептал ей прямо в ухо, а она не имела ни малейшего понятия, когда Малфой успел так переместиться.

Желая быть ближе, подалась вверх и обхватила его талию ногами, притягивая. Но этого все еще было недостаточно. Мало.

– Невыносим, хммм? – он прикусил ее за мочку уха и потянул, неосознанно толкаясь бедрами в такт движению своей руки.

Гермиона обняла его за шею и распахнула глаза, ошеломленная накатывающими ощущениями: он смотрел прямо на нее, и в тот момент, когда она подняла веки, его пальцы выскользнули наружу. Она рвано выдохнула, с силой втянула в легкие воздух и разочарованно опустилась.

Затем коснулась его бедер, провела ладонями вверх, по спине и, добравшись до плеч, с силой нажала. Приподнялась за поцелуем, заставляя Малфоя сконцентрироваться на этом, и снова легла, увлекая за собой. Он перенес вес тела на другую руку и опустился, скользя по Гермионе кожа к коже.

Разорвав поцелуй, Малфой медленно выдохнул и замер. Глядя на Гермиону, направил себя в нее, и та захлебнулась воздухом. Вцепилась в его запястье, что застыло около ее виска, и напрягла мышцы ног. С трудом удержалась, чтобы не выгнуться, закидывая назад голову, и не начать просто двигаться, выпуская на волю все те чувства, что копились в ней и рвались наружу, – было тааааак хорошо. Но она хотела видеть Малфоя, его лицо, его реакцию, знать, каково ему рядом с ней. Не желала отводить от него глаз, не желала пропустить, как он задерживает дыхание, и как бьется на его виске вена, чью пульсацию до этого она видела лишь в приступах его злости.

Это было удивительно. Невероятно ощущать его в себе, чувствовать, как он растягивает, наполняет ее собой, пуская по всему телу волны удовольствия, эмоций, всего. И на мгновение Гермионе пришла в голову мысль, что она хотела бы оплести его и врасти в него навсегда, потому что так хорошо ей еще не было никогда. Она могла сохранить в себе эти переживания и перебирать их в памяти каждый раз, когда ей потребуется почувствовать эту наполненность, и Гермиона не понимала, как вообще она теперь может быть несчастлива. Ведь эта гармония, тепло, удовлетворение и все то, что она сейчас переживает, останутся с ней.

А потом все стало еще лучше.

– Господи, – она подавилась словами, и голова поплыла от захлестнувших эмоций.

Малфой издал сдавленный звук и будто бы задержал дыхание, которое все равно с силой выбилось из легких. Замер, вскинул бедра и с силой опустился. И это было просто здорово. Одна его рука упиралась в пол рядом с ее головой, и Гермиона пятками сжала его ягодицы, приподнимаясь навстречу толчку. Малфой распрямил локти и завис, внимательно смотря на нее и прислушиваясь к тем стонам, что она издавала. Гермиона же чутко ловила его звуки, двигаясь в унисон, ее юркий язычок лизнул его нижнюю губу. Малфой улыбнулся и ответил на поцелуй, врываясь в ее рот.

Ее руки гладили его везде, куда только могли дотянуться. Он ускорился, и вскоре вокруг не осталось ничего значимого, кроме этих движений в ее теле и во рту.

И это совсем не походило на проигрыш, – как вообще такое могло прийти ей в голову? Она не сдалась, она уступила. И то, что сейчас между ними происходило, было неизбежной необходимостью. Она понятия не имела, когда или как Малфой стал ей нужен, но всё оказалось именно так. Это не было чем-то критически важным, вопросом жизни или смерти, но было тем, о чем она никак не могла перестать думать, – и теперь у нее было очень хорошее оправдание.

Они оба уступили. Уступили потребности, которая каким-то образом вылилась в обоюдное желание. Возможно, дело в том, что они слишком много времени провели неразрывно вместе, или в том, что просто были мужчиной и женщиной, которые оказались достаточно честны друг с другом, или же всё случилось из-за того, что они, одинокие и измученные, очутились далеко от дома. Может быть, существовала еще некая причина, о которой Гермиона даже не хотела думать. Да какая разница, ведь всё, что имело сейчас значение, это реальность, которая была хороша. Гермиона давно не испытывала таких эмоций. И если это внутреннее ощущение правильности, близкое к идеальности, являлось ошибкой, пусть так и будет. Она обдумает это потом. Когда-нибудь, когда он даст ей повод для сожалений, она вспомнит обо всём, что толкнуло ее на эту глупость. Но сейчас… сейчас были только он и она, и толчки, и это было почти так же прекрасно, как и он сам.

Малфой наклонился слизнуть пот с ее плеча, ключиц, груди. Гермиона скользнула пальцами по его влажной шее, протяжно застонав, когда он резче подался вперед. Она хотела его сильнее, глубже, в самые кости, под кожу. Желала стать легкой, как воздушный шарик, тяжелой, словно неподъемный валун, цельной и полной, чтобы никогда больше не чувствовать пустоты.

– Назови меня Гермионой.

Он с шумом выпустил ее сосок и поднял голову, – чернота почти поглотила серую радужку глаз. Его потемневшая от пота челка прилипла к коже, и она убрала прядь волос с его лба, прочерчивая пальцем линию до самых губ. Он поймал языком подушечку, но Гермиона повела ладонью ниже, по горлу к груди, где обвела светлый сосок. Рукой он приподнял ее бедра, меняя угол проникновения, и горячее дыхание обожгло раковину ее уха.

– Гермиона, – хрипло шептал он в такт движениям. – Гермиона, Гермиона, Гермиона.

Она кончила на девятом имени, и, все еще двигаясь в ней, Малфой отклонился, чтобы лучше видеть ее лицо. Она запрокинула голову и дрожащими ногами обхватила его бедра. Ее спина выгнулась, пальцы хватались за воздух и влажную кожу. Гермиона не отдавала себе отчета, что он смотрел на нее, что сама она издавала какие-то звуки, ей было плевать на всё. Всё, что имело сейчас значение, – это черно-красные всполохи перед глазами и поднимающееся изнутри удовольствие, заполняющее собой каждый миллиметр тела и грозящее разорвать ее в клочья. И пусть бы это случилось – ей было все равно, потому что то, что она испытывала сейчас, того стоило.

Он рвано выдохнул ей в шею как раз тогда, когда она затихла и подняла ослабевшую руку к его голове. Все это казалось Гермионе сном, кровь еще стучала в висках, заливая жаром лицо. Малфой взглянул на нее, отзываясь на прикосновение, и ей пришлось крепче обхватить его ногами, такими сильными стали его толчки. Пыталась подаваться ему навстречу, и он снова впился в ее рот поцелуем.

Затем что-то пробормотал и втянул в себя ее язык. Он был уже близко, она чувствовала, как дрожат его руки, как рвано и сбивчиво Малфой дышит. Он разорвал поцелуй и резко вздохнул, будто тонул и только что вынырнул на поверхность. Его глаза блестели, щеки были розовыми, с волос стекал пот, дорожками бежал по лицу, вниз по челюсти и каплями падал на ее грудь, заставляя Гермиону еще острее чувствовать себя частью Малфоя.

Застонал, сбился с ритма, снова несколько раз сумасшедше дернулся. Его голова запрокинулась, рот широко распахнулся. Глаза его были прикрыты, грудь тяжело и резко вздымалась, витой узор вен проступил на влажной покрасневшей коже. Малфой замер, все звуки оборвались, и Гермиона затихла вместе с ним. Задержав дыхание, смотрела, впитывая в себя его образ.

Несколько мгновений он не двигался, тесно к ней прижавшись, но секунду спустя глубоко вдохнул. Его веки закрылись, открылись, и рука рядом с Гермионой задрожала, словно Малфой хотел опуститься, но не решался на это.

Она высвободила руки, обняла его за плечи и мягко потянула на себя. Он рухнул на нее, потный и скользкий, и его сердце забилось рядом с ее собственным. Гермиона чувствовала жар его кожи, движение живота в такт дыханию. И ей это нравилось. Нравилось прикасаться, сжимать, давить и чувствовать. Нравилось ощущение единения после оргазма. Она даже могла сказать, что ей это было нужно.

Малфой вытащил руку из-под ее бедер и лениво потряс, – судя по всему, затекла, но его это не очень волновало. Сжал кулак, костяшками провел по ключице Гермионы, большим пальцем погладил кожу, разжал ладонь и обхватил ее плечо. Его дыхание холодило изгиб шеи, а растрепавшиеся светлые пряди щекотали подбородок.

Она могла бы заснуть. Эта мысль манила и соблазняла, и Гермиона не дала Малфою подняться, когда тот зашевелился. Конечно, дышать было тяжелее, но разве это важно? Поэтому просто закрыла глаза и отдалась накатившему умиротворению.

– Я тебе раздавлю, – его голос звучал низко и хрипло, почти так же хорошо, как когда он был возбужден.

– Ага, – прошептала она почти беззвучно.

Он снова попытался отстраниться, но она еще крепче вцепилась в него, и Малфой уступил напору, утыкаясь ей в шею. Она улыбнулась и чуть изогнулась: боялась щекотки, хоть и не любила этого признавать. Похоже, он это понял, – а может, Гермиона заразилась его паранойей, – придвинулся ближе и задышал чаще.

Тишина раскололась, когда кто-то забарабанил в дверь и закричал. Малфой даже не шевельнулся, и Гермиона повернула голову, будто бы могла что-то разглядеть с пола из-за огромной кучи коробок.

– Это они.

Хмыкнул.

– Они могут сломать дверь в любую секунду.

Застонал.

– И это будет очень…

Малфой поднял голову, подался назад и еще даже не вышел из нее полностью, а Гермиона уже ощутила, что ей чего-то не хватает. Не то чтобы она не хотела шевелиться, но с гораздо большей охотой осталась бы и заснула здесь с Малфоем. Тем не менее надо было уходить, и она об этом знала.

– Прошло всего три минуты, а ты снова болтаешь. Что мне сделать, чтобы заставить тебя молчать? – он смотрел на ее рот, потому что ответ на собственный вопрос отлично знал.

Внутренности скрутило узлом, и это было очень плохо, потому что Гермиона рассчитывала, что после случившегося всё пройдет.

– Нам и правда надо решить, как выбраться отсюда, – тихо сказала она, сильно сомневаясь, что изучая ее так пристально, он был в состоянии думать о чем-то еще.

Его взгляд задержался на ее губах, а потом скользнул вверх. Пару секунд Малфой не шевелился, затем отвел глаза и оторвался от Гермионы. В ответ она неосознанно издала приглушенный звук, и он снова посмотрел на нее. Они оба неуверенно замерли, но он все же поднялся, принимая решение за них обоих.

Гермиона выдохнула, чувствуя неловкость. Однако сожаления не было. Пока нет. А значит, все было не настолько плохо, как ей представлялось.

Она никогда так себя не вела. Не вытворяла ничего подобного, поэтому не знала, как… следовало… себя вести. Гермиона не имела представления о том, что ей теперь делать. Это было просто одноразовое удовольствие? Значило ли это что-нибудь для него или для нее? Ей его поцеловать? Будет ли это нормальным, если завтра, как уже бывало не раз, ей захочется его обнять, и она просто подойдет и сделает это? Или ей надо игнорировать всё то, что сейчас произошло?

Она была полностью поглощена своими мыслями и разглядыванием обнаженного Малфоя, когда в дверь снова начали барабанить. Малфой протянул ей руку, и Гермионе пришлось отвести от него взгляд, понимая, что он на все обращает внимание. Небрежным жестом попыталась прикрыться, и, наверное, это не осталось незамеченным. Просто сейчас, когда всё закончилась, она не знала. А когда Гермиона чего-то не знала, то автоматически начинала чувствовать себя некомфортно. Вдруг Малфой находил ее тело привлекательным только в момент возбуждения? Что, если взглянет на нее и заметит все несовершенства. И от одной только этой мысли она с особой ясностью осознала свою неидеальность и схватила одежду, как только Малфой протянул ее.

– Как мы будем выбираться? – она дважды откашлялась, и он так посмотрел на нее, что у Гермионы не осталось сомнений: Малфой видел ее насквозь и знал обо всех переживаниях.

– Доверься мне, – в этой ситуации сложно было поступить иначе.

Он провел рукой по своим волосам, обхватил пальцами ее запястье и потянул Гермиону себе за спину. Он всегда так делал: подтаскивал ее к себе. Малфою нравилось всё держать под контролем. Он мог контролировать себя, ситуацию, и Гермиона полагала, что физический контакт давал ему возможность хоть чуть-чуть, но контролировать и ее тоже. Потому что, уж если Малфой что и знал о ней, так это то, что Гермиона Грейнджер никому не позволяет собой руководить. Только если, конечно, сама не захочет уступить.

Его план был не особо хорош, но она сделала скидку на скорость принятия решения. В конце концов, сработало, а иногда только это и имело значение.

Малфой выстроил над ними башню из коробок и ящиков прямо около входа, оставив небольшой зазор, через который можно было проскочить к двери. Они затихли, ожидая, пока стоявшие снаружи люди самостоятельно отопрут замок. И все это время Гермиона смотрела на его пальцы на своем запястье и раз за разом прокручивала в голове то, что только что произошло. Створка наконец распахнулась, Малфой бросил свою спортивную амуницию вглубь комнаты, и когда последний человек прошел внутрь, они выскользнули наружу так тихо, как только могли.

Конечно «тихо» не означало «бесшумно», и Гермиона умудрилась рукой задеть парня, зашедшего последним, но она бы никогда не призналась в этом Малфою. И снова только благодаря ему и его любви к запасным вариантам для планов отступления, они смогли выбраться из паутины коридоров. Но этого она бы тоже никогда не признала.

========== Десять ==========

22:36

– Так что же тебе рассказал Бакли? – Гермиона все еще не знала, как вести себя с Малфоем, но эта тема казалась достаточно безопасной, к тому же ее действительно стоило обсудить.

Она пыталась всё у него узнать с того самого момента, как они покинули волшебный мир, но Малфой попросил подождать – сначала надо было добраться до безопасного места. Гермиона терпела ровно до тех пор, пока за ними не захлопнулась дверь номера.

– Бакли отдал кулон своей бывшей подружке, – он замолчал, а Гермиона застонала. – И когда слышал о ней в последний раз, она жила в Риме.

– В Риме.

Малфой кивнул:

– В Риме.

– Фан. Тастика. Ты узнал ее имя?

Он снова кивнул, почесал затылок, посмотрел на Гермиону и мотнул головой в сторону ванной комнаты.

– Ты хочешь пойти в душ первая или…

– Ой, ээ… умм… – она действительно чувствовала себя грязной и начала мечтать о воде, едва только поднялась на ноги в той кладовке. – Все равно.

Малфой неуверенно замер, отвел от Гермионы глаза и махнул рукой.

– Иди тогда.

Гермиона задавалась вопросом: было ли нормальным то, что она теперь все время представляла его обнаженным. Даже сейчас, когда Малфой стоял у стола и перебирал какие-то бумаги, она мысленно его раздевала, воссоздавая по памяти изгибы мужского тела. Упругие бугры спинных мышц, округлость ягодиц, впадины и подъемы груди и живота, родинка на тазовой косточке, шрам под левым соском.

Когда Гермиона попыталась представить вместо пыльной и захламленной кладовки то, что окружало их сейчас, перед глазами закружились яркие образы.

В ванной комнате в зеркале она смогла разглядеть все оставленные им отметины. А сняв одежду, поняла, что кожа пахла Малфоем. И Гермиона снова и снова делала глубокие вдохи через нос, пока от переизбытка кислорода не закружилась голова.

День девяностый; 8:21

Когда она проснулась, Малфоя в комнате уже не было. Наверное, собирал информацию и искал карты, по крайней мере, она надеялась, что именно этим он и был занят. В начале их совместного путешествия она все время злилась, что он делает это без нее. А сейчас точно знала, что беготни по лесам, постоянного волнения, ночевок в случайных местах по всей Европе ей вполне достаточно для того, чтобы «быть частью» этих поисков.

Кроме того, не похоже было, что он не справлялся с получением сведений. Иногда Малфой следовал лишь своей интуиции, но она всегда срабатывала.

Хорошо, что он оставил ее одну. Это давало Гермионе возможность подумать. И дело не в том, что она не была на это способна, находясь с ним рядом. Просто казалось, что если она будет серьезно размышлять о чем-то, он поймет, что все ее мысли – о нем. Это было глупо и смахивало на паранойю, но ведь и Гермиона провела с Малфоем уже много времени.

Он сбивал ее с толку. Так сильно сбивал с толку. Гермиона много думала о вчерашнем дне и пыталась полностью воссоздать картину произошедшего. Она была уверена, что все это время Малфою нужен был только секс. Что ему одиноко, а она достаточно привлекала его физически, чтобы он захотел переспать именно с ней – и ничего больше. Однако, когда Гермиона начинала задумываться, то вспоминала, что Малфой был готов остановиться. Более того, был убежден, что ему придется это сделать, но все равно целовал ее. Так что секс вряд ли являлся его главной целью. И этот вывод наталкивал Гермиону на мысль о том, что, возможно, он испытывал по отношению к ней то самое Очень Плохое Чувство, которое временами она замечала в себе по отношению к нему. Что, может быть, она тоже ему нравилась, и не только в роли подружки для Перепиха на Полу в Кладовке.

Но больше всего выбивал из колеи тот факт, что всё это продолжало жить в ее голове. Ведь действительно, бОльшая ее часть не сомневалась, что после секса с Драко Малфоем Гермиона прекратит так остро реагировать на своего соседа. Что причина лишь в гормонах и похоти, и если она уступит, это перестанет быть такой проблемой. Но похоже, на деле всё оказалось не так.

Будь тут Джинни, подруга бы посоветовала прекратить в этом копаться. Просто принять то, что случилось. Но Гермиона всегда нуждалась в анализе и категоризации. Ей нужно было изучить каждую секунду, каждое движение, слово и жест и разобраться, что же они значат. Но Малфой и ее чувства к этому придурку не имели никакого смысла. Всякий раз, когда Гермионе казалось, что она всё разложила по полочкам, происходило что-то, что разносило ее выводы в клочья. Малфой был непредсказуем. Ее чувства к нему были непредсказуемыми. А всё вместе это было постоянно меняющейся и абсолютно непрогнозируемой ситуацией, – и такое как раз входило в топ того, что Гермиона ненавидела.

Кроме того, она совсем не понимала, куда это ее заведет. Она наконец-то призналась себе, что дело не только в сводящей с ума похоти, а в идиотской химической реакции в мозгу, с которой она пока ничего не могла сделать. Малфой не разговаривал с ней с тех пор, как прошлой ночью спросил про душ, и хотя Гермиона понимала, что это ей не нравится, не была уверена, что хотела бы изменить ситуацию.

Вздохнув, она накинула на голову одеяло и свернулась калачиком. Сон помогал всегда.

День девяносто второй; 14:39

– Я никогда раньше не знал таких девушек, как ты.

Гермиона оторвалась от забытой кем-то в поезде раскраски и посмотрела на Малфоя широко распахнутыми глазами. Кроме обсуждений, касающихся того, что им надо сделать и куда ехать, они не разговаривали с того момента, как покинули поле для квиддича.

Если Гермиона и ждала, что они все же заговорят, то не рассчитывала на такое вступление. Опять же, это Малфой. А она уже столько раз убеждалась, к чему приводят ее ожидания.

– Ох, – ну вот и что она должна была на это ответить?

– В тебе всё по-другому, Грейнджер, – он перевел взгляд на окно, следя за тем, как дождь барабанит по стеклу.

– Мне следует обидеться?

Он ухмыльнулся и пожал плечами.

– Я не говорил, что это плохо.

Но и не сказал, что хорошо.

– Что ж, я тоже никогда не знала таких парней, как ты.

– А это плохо? – он снова к ней повернулся, на этот раз в нем было больше серьёзности, чем веселья.

Гермиона решила ответить честно – это у нее получалось лучше всего.

– Я еще не определилась, нравится мне или нет.

Он посмотрел на нее так, что ей захотелось сжаться и прикрыться руками.

– Справедливо.

День девяносто третий; 1:01

– Ты боишься метел.

Она поджала губы и бросила на него сердитый взгляд.

– Я не боюсь метел. Они мне просто не нравятся.

– Почему? Какая же ведьма не любит полеты на метле?

– Вот эта.

Он усмехнулся, сжимая и разжимая на древке свои длинные пальцы. Ей тут же в голову пришли совсем другие мысли о том, что эти самые пальцы могут вытворять, и Гермиона отвлеклась значительно сильнее, чем ей бы того хотелось.

– Так ты не можешь летать?

– Конечно могу. Я посещала основной курс полетов в Хогвартсе, – в конце концов, таковы были требования. Я не могу исполнять все те… трюки, что делаешь ты, но летать в состоянии, да.

Она скрестила на груди руки, и Малфой похлопал ладонью по метле.

– Спереди или сзади, Грейнджер. Сегодня луна тусклая, нам надо шевелиться, пока еще видно хоть что-то.

Гермиона действительно не могла жаловаться. Она не любила перемещения по воздуху, но всю эту беготню по лесам просто ненавидела. Малфой поступил умно, прихватив с собой метлу и наперед подумав об их передвижении, но Гермиона все никак не могла избавиться от нервозности, связанной с предстоящим полетом. После первого курса она поклялась самой себе, что никогда больше на метлу не сядет.

Вздохнув, взобралась на древко позади Малфоя, которого тут же крепко обняла. Она снова касалась его, и ей так это нравилось, что даже было смешно. Ни один нормальный человек не должен испытывать такого урагана в животе от прикосновения к другому индивиду… это попросту угрожало физическому и психическому здоровью.

– Ты там застыла, как кирпичная стена.

Она и правда несколько напряглась.

– Вовсе нет.

Гермиона умудрилась расслабиться на целых две секунды, когда метла начала свое движение.

Малфой то ли рассмеялся, то ли закашлялся, то ли резко выдохнул, и они взлетели. Не так высоко, как, ей казалось, он мог бы их поднять, – но ведь надо было помнить о магглах. И это обнадеживало… чем ниже они летели, тем безопаснее было падение. Хотя Гермиона знала, что Малфой хорош в воздухе: она достаточно видела его в деле. Так что всё, что ей оставалось, это держаться.

– Ты пытаешься убить меня? Мерлин… – Малфой оторвал ее ладонь от своего живота и переместил выше, туда, где ему было не так неудобно.

– Руки на метлу!

И вот тогда он рассмеялся. Сволочь.

День девяносто четвертый; 00:12

– Мне кажется, это никогда не закончится.

Малфой пребывал в своем притихшем и медитативном состоянии, в котором полностью ее игнорировал и терпеть не мог, если Гермиона обращала на него внимание. Однако сегодня она не была настроена ему потакать. Он лежал на жестком полу, – до этого что-то рисовал там на карте какой-то страны, ведь нормально писать ручкой на стене не получалось, – и следил взглядом за тем, как над его головой работал вентилятор, по крайней мере, создавалось именно такое впечатление. Прибор вращался с перебоями и, трясясь, издавал звук рух-рух – отчего Гермионе казалось, что сейчас этот агрегат сорвется и снимет с нее скальп одной из своих деревянных лопастей.

Она устроилась возле Малфоя, достаточно близко, чтобы соприкоснуться с ним плечами и бедрами. И тоже уставилась на вентилятор, который всё крутился и крутился, и думала о том, каким далеким и одиноким Малфой выглядел в такие минуты. Будто она могла быть Богом, который еще не вдохнул жизнь в этого мужчину. Ее это странным образом пугало. Холодило внутренности и оставляло пустоту внутри.

– Я думаю, мы приедем, найдем эту девушку, и окажется, что она отдала его своей сестре, которая передала его приятелю, который сдал его в магазин, а тот в свою очередь продал его какому-нибудь богачу в Тимбукту, который подарил его своей бывшей жене, живущей на другом конце света. Естественно, она проспорила его хорошему другу хорошего друга, который передал его безымянному прохожему, который может быть где угодно, и единственное доступное нам описание будет «Темные волосы, карие глаза, средний рост».

Она постучала пальцами по животу, остро ощущая руку Малфоя, лежащую рядом и только что коснувшуюся ее. Его мизинец, на ее бедре.

– Всё это не звучит обнадеживающе, и, полагаю, большинство знакомых были бы удивлены моим настроем. Но мы так далеко зашли и… и создается ощущение, что у этой истории не будет конца. А мне столького не хватает. Я скучаю по дому, по своим друзьям, по семье, по своей палочке. Мне не хватает понимания того, что вокруг происходит. Не хватает… всего. И чем дольше я двигаюсь, тем сильнее кажется, что я никогда не вернусь. Мы никак не можем приблизиться, Малфой. Оказываемся всё дальше, дальше и дальше.

У Гермионы бывали тяжелые дни. Дни, когда она просыпалась утром и не знала, что ей делать с собой и со своей жизнью. Такие моменты наводили тоску и угнетали даже нормальных людей, что уж говорить о таких, как она. О людях, которым было необходимо знать. Гермиона боялась неизвестности. Так сильно боялась. И была самой смелой девушкой, которую он когда-либо встречал.

– Я просто… – она сглотнула, покачала головой и уронила руки.

Ее левая кисть соприкоснулась с его правой и скользнула ниже, задевая ткань его брюк. Гермиона вспыхнула и попыталась вернуть руку на живот, но Малфой не дал. Обхватил, сжал, переплел свои пальцы с ее так, что не осталось ни миллиметра пустого пространства, и его холодная ладонь прижалась к ее теплой коже.

Желудок сделал кульбит, сердце подпрыгнуло, и Гермиона подумала о равновесии. Горячее и холодное, две крепко прижатые ладони, слившиеся без каких-либо пустот. Равновесие. Как вода и тело. Как страх и безопасность. Как любовь и ненависть. Как бремя и свобода. Как он и она.

Она лежала с ним рядом, в его тепле, его расслабленная рука нагрелась от ее кожи, и смотрела, как крутятся лопасти вентилятора. Пыталась считать обороты, пока мысли не утратили четкость и ясность, и вокруг не осталось ничего, кроме Малфоя и стука ее сердца.

День девяносто пятый; 19:02

– Что ж, после того, как я чуть не упала в прошлый раз…

– Ты не чуть не упала…

– Я соскользнула вбок и почти разжала руки, а ты потом надо мной смеялся, пока я изо всех сил сдерживалась, чтобы меня не стошнило тебе на спину. В этот раз не буду такой доброй…

Он сморщил нос и усмехнулся, подталкивая ее к метле.

– Отлично, спереди.

Гермиона фыркнула и задрала подбородок так, чтобы не видеть землю, поэтому сделав шаг вперед, запнулась о древко. Малфой хихикнул, и Гермиона немедленно пихнула его так сильно, как только могла. К сожалению, столкнуть его с метлы у нее не получилось.

– Ты постоянно напоминаешь мне о том, почему же я тебя ненавижу.

– Почему тебе следует это делать.

– Нет. Именно, почему ненавижу.

– А разве не ты называла меня другом и…