Текст книги "The Symmetrical Transit (ЛП)"

Автор книги: everythursday

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Я сказала чуть-чуть. И это не значит, что я не могу тебя ненавидеть.

Он издал смешок.

– Не ври ради меня.

Гермиона фыркнула и перекинула ногу через древко.

– Знаешь, ты становишься таким самоуверенным, когда полагаешь, будто знаешь, что я чувствую. А я ненавижу тебя, Малфой. Честное слово.

– Верно.

– Я… – она пискнула, когда он обхватил ее за талию и крепко прижал к себе.

– Поднимись мы в воздух, – и ты бы перевернула метлу, Грейнджер. Выровняй вес… ты когда-нибудь…

– Ты мог просто попросить меня подвинуться.

– Слова переоценены.

– Пфф.

– Ну?

– Что?

– Лети, пелотка. Мы не для того тут сидим и…

– Ты знаешь, я ненавижу, когда ты…

– …вверх, или наслаждайся гребаным пейзажем…

– …а ты все равно продолжаешь так делать, хотя отлично это знаешь! Ты как маленький мальчик…

– Маленький мальчик?

– Да, маленький мальчик…

– Во мне нет ничего маленького, Грейнджер.

Гермиона жарко покраснела и застыла.

– Какой ты испорченный.

Он тихо рассмеялся и наклонился вперед, чтобы ухватиться за древко перед Гермионой.

– Вообще-то, Грейнджер, я ничего не сказал про тело. Я имел в виду мою личность. Мою зрелость и…

– Врун.

– Докажи.

Гермиона негодующе хмыкнула, но была слишком сконцентрирована на том, как его грудь прижимается к ее спине, а их волосы перепутываются.

– Как бы там ни было, Грейнджер, испорчена именно ты, раз думаешь о таких вещах. Я польщен…

– Закрой. Рот.

– …ты не смогла поспорить со мной, когда ошибочно посчитала, что я имею в виду именно это. Как…

– Я правда тебя ненавижу.

– Тебе и следует.

И веселье кончилось.

Следующие десять минут они летели, не говоря ни слова. Гермиона попыталась держаться за метлу, но каждый раз, когда пугалась или отвлекалась, неосознанно поворачивала или резко толкала древко в сторону. После четвертого рывка и очередного всплеска малфоевского раздражения, она схватилась за его руки. Он не особо возражал, но недовольно ворчал всякий раз, когда Гермиона дергала его, уворачиваясь от очередного дерева, растущего в двух метрах от них.

– Знаешь, почему я люблю летать?

Она вынырнула из своих мыслей о падениях с высоты пятого этажа и увечьях, нанесенных ветвями.

– Почему?

Он оторвал левую руку от метлы и крепко обнял Гермиону.

– Держись.

– Что… – она оборвала сама себя пронзительным воплем, но тут же уткнулась лицом Малфою в предплечье, чтобы ненароком не привлечь ненужного внимания.

Она что есть силы вцепилась в обхватившую ее руку, но Малфой продолжал подниматься сквозь листву все выше и выше, пока наконец не взмыл в темно-синее небо. Казалось, этому подъему к звездам не будет конца.

– Расслабься. Я не падал с метлы с тех пор, как мне исполнилось одиннадцать, Грейнджер. И не дам тебе упасть, обещаю. Ты в полной безопасности.

Ха. Миллион метров под ногами, неминуемая смерть в случае падения, только лишь тоненькая деревяшка и сумасшедший парень, который ее держит, – и это называется безопасностью?

Он выровнял метлу. Было холодно, но это был самый свежий воздух, которым она когда-либо дышала, – Гермиона не знала, так ли это на самом деле или ей просто мерещится. Малфой ослабил хватку на ее талии и, скользнув ладонью, пальцами теперь вычерчивал на ее животе круги. Это мгновенно вернуло ее в ту кладовку. Где-то внутри заворочались приглушенные ощущения – притупленные, потому что они были в прошлом… оставались всего лишь воспоминаниями о том, что она испытала. Те же чувства, что тогда на стадионе, однако не имеющие ничего общего с настоящим, и Гермионе осталась о них только память. Но сама мысль, что Малфой вообще смог заставить ее пережить такое, не говоря уж о том, чтобы вызвать эти впечатления вновь, вынуждала ее еще более чутко отзываться на его близость. Заставляла внутренности сжиматься, а сердце сумасшедше колотиться в горле. Голова кружилась, возможно, из-за него, а может, из-за воспоминаний или же из-за высоты, но скорей всего, дело было во всем сразу.

Благодаря его ли поглаживаниям, своим ли мыслям или комбинации первого и второго, но Гермиона расслабила пальцы на его руке. Малфой одобрительно хмыкнул ей в ухо, и она спиной почувствовала, как вибрирует его грудь.

– Посмотри на звезды, Грейнджер. Ты когда-нибудь видела, чтобы они были такими огромными?

Она не видела. И сейчас мысленно их считала, попутно вспоминая названия созвездий.

Малфой чуть сместился, его волосы мазнули ее по щеке, ее же собственные локоны почти касались его кожи.

– Всё здесь, наверху. Есть только ты и раскинувшийся впереди целый мир. И никто больше не может увидеть или узнать, что ты здесь, но это не имеет никакого значения. Здесь наверху ты часть чего-то бОльшего. Часть воздуха, пейзажа, неба и этого момента. Всё застывает, кроме тебя, и можно превратить секунды в вечность. И это одна из лучших вещей, которую когда-либо возможно испытать. Как будто ты в состоянии жить вечно.

– Мы.

– Что?

– Мы. Здесь наверху.

Он дважды вздохнул, прежде чем ответить.

– Да.

Они дышали и смотрели на звезды, которые светят, но никогда не меняются. Становилось всё темнее и темнее, но никто из них не обращал на это особого внимания.

– Ты жалеешь? – прошептал он, и ему даже не пришлось объяснять, что именно имелось в виду, потому что в этот самый момент Гермиона думала о том же самом – и думала об этом уже достаточно давно.

– Нет.

Его рука снова обхватила ее талию, а когда Малфой прижался, его щека была такой же ледяной, как и ее, но взаимный холод порождал тепло. Гермиона ждала, что он скажет что-то еще, – может быть, даст знать, что сам чувствовал по этому поводу, или обо всей ситуации в целом. Но он молчал, лишь тихо дышал и держал ее в объятиях. Гермиона хотела было спросить его, когда Малфой заговорил.

– Закрой глаза.

– Что?

– Закрой их.

– Зачем?

– Потому что я хочу, чтобы в этот момент ты ничего не видела.

– В какой момент?

– В который я убиваю тебя, Грейнджер, – он вздохнул. – В момент полета.

– О, нет. Нет-нет-нет. Предпочитаю всегда знать, куда двигаюсь.

– Тебе не надо все время видеть, куда ты движешься.

– Нет, надо, – Гермиона из-за нервозности рассмеялась, и судя по всему, Малфой понял причину ее веселья.

– Я же сказал, что не позволю тебе упасть. Я не буду делать ничего безрассудного. Просто лечу и ты… Ты должна прочувствовать это. Поэтому закрой глаза.

– Я не могу. Я должна видеть, или я не знаю, и я…

– Грейнджер.

– Нет, правда. Это…

– Ты терпеть не можешь летать, потому что слишком много думаешь. А надо чувствовать, Грейнджер, ты всё слишком глубоко анализируешь, чтобы вообще хоть что-то почувствовать…

– О, это…

– …закрой их. Просто попробуй. Если тебя это так пугает, Гриффиндор…

– Даже не пытайся…

– …ты можешь их открыть. Думаю, это честная сделка.

– Ну еще бы. Ты же слизеринец, и значит, честная сделка – это то, что приносит тебе выгоду…

– Но ты тоже от этого выиграешь. Просто сделай это. Попробуй, по крайней мере. Ну как ты узнаешь, если не попытаешься? Ты слишком упряма, чтобы самой сесть на метлу или попросить кого-то помочь тебе. Я же знаю, ты умрешь от любопытства. Т…

– Заткнись, Малфой. Ты в курсе, что ты ужасно вдохновлял Слизерин?

Он замолчал и крепче обнял ее, теснее прижимая к груди.

– Клянусь, что не позволю ничему плохому сейчас с тобой произойти, Грейнджер. Мы полетим и приземлимся, и с тобой ничего не случится. Хорошо? Клянусь. Обещаю. Что там еще гриффиндорцы делают в таком случае.

– Мы плюем на ладони и пожимаем руки.

Тишина.

– Что?

– Ага. Секретным рукопожатием. А потом исполняем танец и хлопаем в ладоши.

– Ха. Хотя я бы не сомневался в плевках.

– Да. А что делают слизеринцы? Режут друг другу ладони или что-то подобное?

– Вообще-то, так делают кровные братья…

– Что?

– Грейнджер…

Гермиона вздохнула, откинулась назад и снова схватила его за руку. Окинула взглядом небо, прекрасно понимая, что вниз лучше не смотреть.

– Хорошо, – она выдохнула… и закрыла глаза.

Если он куда-нибудь врежется или что-нибудь ей сделает, она собственноручно побреет его наголо и вырвет ему ногти.

День девяносто седьмой; 11:12

– Не могу поверить, что ты нас заразила, – Малфой пялился в потолок, а Гермиона – на его щеку.

– Ты конечно извини, но если бы не твоя дерьмовая идея лететь два часа морозной ночью, я бы не заболела. Не моя вина, что ты принял такое решение. Или что стал жить со мной в одной комнате вместе с моими микробами. Если что-то…

– Меня от тебя тошнит.

– Хорошо. Надеюсь, тебя вывернет наизнанку.

Он скривился.

– Буду целиться в тебя.

– Не думай, что мне нечем ответить. У меня тут целое ведро… – судя по всему, у Малфоя был слабый желудок.

Гермиона прикрыла глаза и попыталась абстрагироваться от раздававшихся звуков, но без особого успеха. Дождалась, пока Малфой восстановит дыхание и вытрет рот, и посмотрела на него.

– Ты в порядке?

– Я умираю.

– И это я всё слишком драматизирую.

Он повернул голову в ее сторону и увидел, как Гермиона, шатаясь, сползает с кровати.

– Ты куда собралась?

– Успокойся, я не собираюсь снова забирать твое одеяло.

– Только попробуй, – пробормотал он, настороженно наблюдая за ее приближением.

– Ты весь горишь, – удивительно, но он не возмутился, когда Гермиона положила ладонь ему на лоб.

– А ты похожа на зомби. Как из… Ох!

Малфой, сердито насупившись, сбросил ее руку, сообразив, что Гермиона может дергать его за волосы.

– Теперь я не буду тебе помогать, – сказала она.

– Хорошо.

– Хорошо.

Он замолчал, и она чувствовала на себе его взгляд, пока ковыляла обратно в свою постель.

– Я в любом случае не хочу, чтобы ты мне помогала.

– А ты и не получишь помощи, так что какая разница.

Он что-то пробормотал и отвернулся, тяжело дыша забитыми мокротой легкими.

Гермиона свернулась уютным калачиком и продолжила смотреть на него.

День сто первый; 12:34

– Ты постоянно на него пялишься. Знаешь об этом?

Гермиона вынырнула из своих мыслей и посмотрела на Малфоя. Тот съел только часть своего завтрака, и это казалось странным. Они поправились пару дней назад, и он уже должен был начать нормально питаться.

– Пялюсь на что?

– На мой нос, Грейнджер… и что ты думаешь?

Малфой опять о чем-то задумался, и у Гермионы создалось впечатление, что его вообще не очень волнуют ее ответы. Он оперся щекой на кулак и рассматривал проходящих за окнами пассажиров, а может быть, и что-то еще, доступное только ему.

– Тебя это волнует?

– Думаю, ты должна была уже к нему привыкнуть.

– Никто не может к такому привыкнуть. Кроме, конечно, Пожирателей Смерти.

– Никто не может привыкнуть к такому, – пробормотал он, снова и снова лениво крутя вилку в тарелке.

Она никак не могла понять, в каком настроении пребывает Малфой. Его состояние было похоже на его обычную депрессию, но все же не совсем. В таких случаях он отгораживался от всего. Сейчас же был просто… странным.

– Ты в порядке?

– Грейнджер, я оклемался прежде тебя.

– Нет, я имею в виду… – она покачала головой. – Неважно.

Все равно он бы не стал с ней ничем делиться. Так что вопрос не имел смысла. Малфой переключил свое внимание на Гермиону. Прищурился, как ей показалось, задумчиво прикусил губу, пристально изучая. Вилка отбивала по тарелке дробь – тап-тап-тап.

– Грейнджер, что ты делаешь, когда чего-то не знаешь?

– Выясняю это.

– А если не можешь?

– Всегда есть способ.

Вилка ударилась о тарелку, и Малфой выпустил воздух из легких, кивнул и провел рукой по лицу.

– Да.

– Малфой…

– Ты закончила?

– С… Думаю, да.

Он отвел взгляд и полез в карман. Ее голос был тихим, когда она снова заговорила.

– Чего ты не знаешь?

Он то ли выдохнул, то ли рассмеялся, то ли все сразу и покачал головой.

– Ничерта. Пошли.

День сто четвертый; 11:49

– Черт возьми, в чем твоя проблема? – закричала Гермиона, указывая рукой на стол, который он только что перевернул.

– Я сказал, просто собери свое барахло! Твою мать, ты хоть раз за свою гребаную жизнь будешь слушать?

– Нет!

– Фан…

– Пока ты…

– …твою мать…

– …мне, что…

– …тастика.

– …происходит!

– Мы уезжаем! Я думал, это очевидно!

– Но почему?

– Вечно эти идиотские вопросы, и…

– Почему мы уезжаем, почему ты так злишься, почему такая спешка? Это Пожиратели Смерти? Они нас нашли…

– Нет! Нет, мы просто уезжаем, потому что… пришло время. Потому что пришло время уехать, Грейнджер, и это просто… просто надо сделать, ведь так? Надо наконец уехать. Черт! Я… я так… – он с силой провел ладонями по лицу.

– Ты свихнулся! – и это была правда.

Его не было, когда она проснулась утром. Через несколько часов, выйдя из ванной после душа, Гермиона обнаружила вот это. Всё его странное, притихшее поведение должно было послужить ей явным предупреждением, что Малфоя скоро накроет. А она не обратила внимания! Проигнорировала, приняла за последствия военных действий или что-то в этом роде, но нет! Нет, Малфой просто сходил с ума.

– Я не сумасшедший! Ты, тупая сука! Ты такая тупая гребаная сука! Почему? Почему ты… ты… – он издал звук, словно задыхался и кричал одновременно.

– Прошу прощения? – выплюнула Гермиона, направляясь прямо к нему и утыкаясь в этого ненормального указательным пальцем. – Я не знаю, о чем ты говоришь, или что произошло, но даже если…

– Твою мать, я не могу так!

– Что…

– Я никак не должен был выполнять это дерьмо! И Министерство… И ты. Ты. Всё. Испортила. Это был…

– Я всё испортила? Я ничего не портила, Малфой! Чт…

– Ты… ты вытрахала мой мозг! Ты…! Ты!

– Опомнись! Ты несешь бред! Потому что ты чокнутый, ненормальный и…

Весь кислород был выбит из ее легких, когда она оказалась прижата к твердой кровати жестким телом.

Гермиона втянула в себя воздух, проталкивая в горло горячее дыхание Малфоя. Он целовал ее, глаза его были закрыты, а она не имела ни малейшего представления о том, что же ей делать. Она даже не могла понять, что вообще происходит. Его ладони обхватывали ее лицо с нежностью, чего нельзя было сказать о том, как ощущалось всё его тело. Он целовал ее жадно, и будь на его месте кто-то другой, Гермиона бы спихнула агрессора. Но в животе затянулся тугой узел, и она не знала, ответить ли ей на поцелуй или оттолкнуть Малфоя.

Поэтому выбрала нечто среднее и обняла его руками за спину. Он замер, дыша Гермионе в губы, глаза его все еще были закрыты.

– Что ты делаешь? – прошептала она.

– Я не знаю, – ее ослепило серым, сердце бешено рванулось в груди, и Гермиона совершенно не представляла, почему.

Просто вдруг стало больно. И было в этот момент в Малфое нечто такое, отчего она захотела стать для него кем-то, что даже не приходило ей в голову. Она просто знала: он нуждался в чем-то, и сошел с ума, а ей… ей было не так уж и важно. Потому что это был он, и… и возможно, она сможет сжиться с тем, что он чокнутый. Потому что временами, – в такие редкие, случайные, памятные, восхитительные моменты, – Драко Малфой того стоил. Она не понимала этого. Совершенно. Но он был тем, кем был, и правда заключалась в том, что ей начало нравиться находиться с ним рядом. Даже когда ее это бесило. Даже когда она его ненавидела. Даже когда он совершенно съезжал с катушек и фонтанировал идиотскими идеями. И честно говоря, она могла предположить, что по этой причине тоже была сама немного сумасшедшей. По-настоящему спятившей. Так что всё нормально.

Гермиона кивнула. Просто качнула головой вверх и вниз, чтобы провести губами по его губам. Сжала крепче руки, обняла его сильнее и закрыла глаза. Секунду спустя подняла веки, чтобы убедиться, что его глаза тоже закрыты, и снова их опустила.

– Хорошо.

Его губы были чуть сухими, а ее – потрескавшимися, но все равно было очень приятно. Было здорово просто его целовать и скользить ртом по его коже. Малфой сделал глубокий вдох и обхватил ее руками, обнимая в ответ. Сжал так сильно, что ей пришла в голову мысль, что еще чуть-чуть, и она просочится ему под кожу.

Правда состояла в том, что она думала о том, каково это, быть с ним, задолго до того, как они занялись сексом, а после случившегося эти мысли посещали Гермиону каждые тридцать минут. Она никак не могла выкинуть его из головы, забыть или хотя бы просто сбежать от него. Возможно, всё бы изменилось, не находись она все время с ним рядом, а может, это просто была самая идиотская страсть в ее жизни, – Гермиона не знала. Она на самом деле не знала вообще ничего, когда дело касалось Малфоя. Кроме одного: ей это нравилось. Нравился он. И что же за смелым человеком она бы была, что за жизнь у нее будет, если иногда она не начнет уступать? Уступать чему-то, что так восхитительно?

Они не спешили. Просто наслаждались ощущениями, которые дарили друг другу, и пока довольствовались лишь поцелуями. Неторопливыми, чувственными и немного влажными, но самыми совершенными в ее жизни. И Гермиона подумала, что ей может захотеться целовать Драко Малфоя вечно.

Она ухватилась пальцами за его рубашку и потянула вверх, но он покачал головой и слегка отстранился.

– Нет.

– Нет? Но…

– Я просто… – он замолчал, снова качая головой.

– Ты не хочешь… Я имею…

– Конечно хочу, – он крепче прижал ее к груди, поцеловал раз, другой. – Я просто… Я не могу. Не… Ты бы… Просто позволь мне поцеловать тебя, ладно?

Она хотела снова взорваться фейерверком. Взорваться и взять его с собой. Но вместо этого усмехнулась, кивнула, выпустила ткань рубашки и обхватила рукой его затылок.

– Да.

Он улыбнулся, совсем чуть-чуть… но достаточно, чтобы она почувствовала, как изгибаются его губы. Поцеловал ее снова, медленно, но глубоко, заставляя Гермиону издавать тихие звуки, которые, судя по всему, ему очень нравились. И они целовались очень долго. Пока у Гермионы не опухли и не заболели губы, а в голову не пришла мысль о том, что теперь она наверняка смогла бы нарисовать карту его рта. Но у нее все равно не получилось бы описать то, как она себя чувствовала. То, что он заставлял ее испытывать.

Когда она, задыхаясь, уткнулась лицом ему в шею, Малфой прошептал ей в волосы:

– Мы возвращаемся обратно в Англию.

И она могла задать миллион вопросов и тысячу раз возразить, но всему этому было не время. И даже ее нетерпеливость и любопытство отошли на задний план. Поэтому она просто снова его поцеловала. И снова. И снова. И спрашивала сама себя, было ли это его прощанием, и когда отстранилась, Малфой притянул ее обратно, прижал к себе крепче и поцеловал жарче, – и Гермиона оставалась с ним до тех пор, пока он так делал.

День сто пятый; 16:31

Всё было похоже на то, что она сдалась. Сдалась, правда. Было больно и противно от того, что забравшись так далеко, они просто развернулись и отправились домой. Словно последние три месяца не значили ничего или же были пустой тратой времени. И здесь, в купе под номером тридцать два, Гермиона чувствовала себя неудачницей. У нее было ощущение, будто она отрезала от себя кусок, который сейчас оставался позади.

Она не сомневалась в его веских причинах. Не то чтобы она знала их или все возможные расклады, но дело должно было быть в чем-то, связанном с его вспышкой в комнате. Очень странно. Всё произошло так внезапно, и Малфой был так уверен в принятом решении.

Они вернутся в Англию, она получит новую палочку, и они аппарируют в Рим. Просто, как сам волшебный мир, детка. Так просто. Для нее это было идеальным решением с самого начала, и единственная причина, по которой она на этом не настаивала, заключалась в человеке, сидящем напротив. Сначала Гермиона не могла уехать самостоятельно, но потом просто не хотела его оставлять. Это была их миссия. Их.

И вот теперь здесь – он, несмотря ни на что направляющийся в Англию. Вопреки своей паранойе и недоверию Министерству. Что-то должно было случиться. Просто пока он не хотел ей ничего рассказывать.

– Все изменится, когда мы вернемся, верно? – именно это беспокоило ее больше, чем причина, по которой они вообще ехали обратно.

Гермиона не думала, что увидит его еще. Он исчезнет, сбежит с какой-нибудь девицей. Они принадлежат разным социальным слоям, и возможно, она никогда больше с ним не заговорит. Может, заметит его в другом конце комнаты или обменяется неловкими взглядами где-нибудь в магазине. Вот и всё. Вот и всё, чем закончились почти четыре месяца, проведенные бок о бок друг с другом. Вот и всё, к чему привело необдуманное решение на квиддичном стадионе, психическая неуравновешенность, дисбаланс гормонов, или что там еще вынудило ее проявить симпатию к такому, как он.

Это сводило ее с ума. Словно она должна была предпринять что-то, дабы изменить ситуацию, но не имела ни малейшего представления, что именно, поэтому ей оставалось только тянуть время, двигаясь, как в замедленной съемке. Это было трудно, казалось невозможным и оставляло привкус совершенного разочарования. Она не хотела больше никогда с ним не видеться. Не хотела не бороться с ним, не спорить, не смотреть на него, не целовать или просто не спать в трех метрах от него в притихшей комнате. Но Англия – это не случайный маггловский город, где их никто не знает. Англия – это возвращение к нормальности. Нормальности, в которой Гермиона Грейнджер, конечно же, не испытывает к Драко Малфою ничего, кроме презрения и ненависти. В которой они находятся по разные стороны той жирной и темной линии, которая разделяла в их жизнях добро и зло. Но ведь теперь столько всего изменилось. Столько всего изменилось для них обоих… и как это сможет воспринять весь остальной мир? Как сможет узнать об этом? Ее друзья его ненавидят. Да она сама все еще ненавидит его время от времени. Его будущее гораздо более туманно, нежели ее. Его семья ее не примет, а они сами никогда не смогут подстроиться под жизни друг друга. И это при условии, что Малфой вообще захочет иметь с ней дело при наличии массы других вариантов.

– Ты даже не представляешь, как сильно, – пробормотал он. Вот она – малфоевская честность.

Он никогда ничего не приукрашивал. Не смягчал удары и не изображал искренность, чтобы ей было легче. Это как начать симпатизировать сволочи. Просто бах – прямо тебе по голове. Прямо по голове, а жизнь идет дальше. И тебе остается только проглотить это, потому что такова жизнь. И именно так всё и обернулось.

Она чувствовала горечь на языке, отчего в глотке немного першило. Потому что действительно, вот и всё. Гермиона убеждала саму себя, что вся та излишне мелодраматичная дрянь в ее мозгу на самом деле таковой не является. По крайней мере, до некоторой степени. Дело не в том, что она не отдавала себе отчет в грядущих изменениях. Просто в глубине души была уверена, что это не коснется их… по крайней мере, не станет плохо.

Ее безумно раздражало то, что она никогда не могла понять, о чем же он думал. И злилась еще сильнее от того, что обычно это оказывалось чем-то важным.

– Что ты собираешься делать?

А он просто смотрел на нее, пока Гермиона не забыла о вызванной таким пристальным взглядом неловкости и не встретилась с ним глазами.

День сто шестой; 12:32

Обогреватель оказался прямо у нее под ногами, и Гермионе пришлось изогнуться, чтобы батарея касалась только штанины и не жарила кожу. Малфой выглядел слегка раздраженным, что она зажала его левую ступню. Хотя его недовольство могло быть связано с огромным количеством людей в автобусе, ведь толпу Малфой не любил и в таких ситуациях всегда злился.

Сиденья располагались в ряд по два-три места, а проход забился теми, кто был вынужден ехать стоя. Разгорячённые тела и включенное на всю мощность отопление привели к тому, что замкнутое пространство автобуса превратилось в сауну. Волосы Гермионы топорщились во все стороны, а лицо приходилось постоянно вытирать от пота. Ее рука прилипла к малфоевскому предплечью, и тот уже пять минут сидел с брезгливым выражением – с самого момента, как она сообщила ему, что в такой духоте полно микробов.

У кабины водителя было так шумно, что сразу же начинала болеть голова, зато в задней части салона стояла гробовая тишина. Они с Малфоем устроились посередине, но он все равно время от времени потирал правый висок.

Это было не лучшее время для расспросов, впрочем, как обычно.

– Малфой, почему мы возвращаемся обратно?

Он начал заводиться. Это было видно по тому, как он застыл, как слегка отстранился, наклонил голову. Будто человек, у которого выдался тяжелый день, только что выяснил, что кофе закончился, любимая ручка потерялась, или что на пути к такому желанному дому образовалась огромная пробка. Злой, расстроенный и смирившийся с судьбой – ведь и так уже ясно, что этот день может привести к чему угодно, только не к чему-то хорошему.

– Я расскажу тебе позже.

– В отеле?

– Когда мы приедем в Англию.

– Я не…

– Я тогда тебе всё расскажу.

– Я не хочу ждать, чтобы выяснить, почему ты вытащил нас оттуда, причем так срочно, когда я…

– Грейнджер, просто… не усложняй это, ладно? Не надо.

– Что случилось? – она выжидающе смотрела на него, но он ее проигнорировал. – Малфой, просто…

– Я уже сказал, что не расскажу тебе ничего, пока мы не вернемся в Англию, так что оставь эту тему, – яростно прошипел он, теряя остатки самообладания.

– Я не понимаю, – нахмурившись и сжав губы, она покачала головой.

Он вздохнул и потер висок сильнее.

– Поймешь… может быть. Может и нет, но что-то прояснить ты сможешь…

Гермиона прижала руки к голове, словно пытаясь отгородиться ото всей этой неразберихи.

– О чем ты говоришь, Малфой? Господи, просто скажи мне! Я…

– Мы закрыли вопрос, – рявкнул он.

– Да мне плевать! Я не собираюсь прекращать… – его челюсть сжалась, а эта дурацкая вена на виске снова проявилась. Малфой тоже не собирался уступать.

Проблема двух упрямых людей. Их проблема. Разозлившись, Гермиона решила не продолжать этот спор.

– А знаешь, что? Я даже находиться рядом с тобой сейчас не желаю. Я встаю, – она убрала от него ноги и поднялась, схватившись за сиденье и делая шаг между креслами, чтобы проскользнуть в проход. – Собираюсь поменяться местами вон с тем милым мужчиной в потной рубашке, чтобы он отдохнул…

– Грейнджер, сядь.

– Он стоит уже почти два часа, так что…

– Грейнджер…

– …действительно стоит сесть…

Он схватил ее за ногу чуть выше колена, и ей пришлось подавить смешок – стало щекотно. Малфой смотрел на нее, а она молчала, сверля его взглядом в ответ.

– Не ставь меня в неудобное положение, – прорычал он.

– В неудобное положение? Тебя? – она попыталась его обойти, но он еще сильнее впился ей в ногу.

– Ты устраиваешь истерику, как ребенок. Сядь и веди себя нормально. Злишься? А я в бешенстве. Повзрослей уже.

Гермиона презрительно ухмыльнулась, схватила его за запястье и попыталась освободиться из захвата.

– Малфой, не трогай меня.

– Хммм. Обычно ты на это не жалуешься.

Она ошеломленно уставилась на него, на его губах играла прежняя знакомая усмешка. Гермиона приоткрыла рот от потрясения. От того, что он упомянул об этом и вот так использовал против нее.

– Пошел ты к черту! – выдохнула она, толкнула его в плечо, ударила по голени, стукнула по руке и сбросила его ладонь со своей ноги.

Малфой попытался схватить ее, но Гермиона метнулась в сторону и двинулась в заднюю часть салона, протискиваясь сквозь людей. Учитывая движение автобуса, ее собственную неуклюжесть и то, что она не слишком обращала внимание на окружающих, спотыкалась Гермиона постоянно. И хорошо, что вокруг было много народу, – это уберегло ее от падения.

В самом конце автобуса в грязной от пота рубашке стоял человек с гадливым выражением на лице. Все вокруг отстранились, и Гермиона смогла учуять исходившую от него вонь еще прежде, чем разглядела его за спинами других попутчиков.

Она бы предпочла и вовсе не смотреть в ту сторону, но честно говоря, повернуться спиной не решилась. Поэтому вцепилась в поручень, пытаясь как можно небрежнее сморщить нос, и уставилась в заднее стекло. Неприятный пассажир сверлил ее взглядом, от чего по коже пробирал мороз.

Малфоя она почувствовала еще до того, как поняла, что это он. И очень удивилась, что смогла не только что-то унюхать, но и идентифицировать его запах. Но ей нравился аромат мыла в их хостеле, а он все еще пах им.

Малфой ничего не сказал, но встал так близко, что Гермиона могла поклясться: стоит ей качнуться назад, и она коснется его рубашки. Он был горячим, от него исходило больше тепла, чем ей сейчас хотелось… в особенности от него. Было бы хуже, окажись это незнакомец, но ведь она все еще злилась на Малфоя и с трудом удержалась от того, чтобы не наступить каблуком ему на ногу.

Он стоял с ней рядом, и когда автобус остановился, его рука скользнула на поручень, задев ее ладонь. Он отдернул пальцы раньше, чем Гермиона возмутилась, но она все равно покачала головой и отстранилась, демонстрируя свое отношение.

Странный вонючий пассажир несколько секунд смотрел на Малфоя, и когда тот отвернулся, тоже отвел взгляд. Глаза в пол, стекающий по его лицу пот, и запах, отравляющий воздух.

========== Одиннадцать ==========

День сто седьмой; 7:28

– Ты вела себя как идиотка. Я разозлился.

Гермиона закатила глаза.

Это была его вторая попытка извиниться. После первой она долго на него кричала, тыкала пальцем и отчитывала, каким мерзким и злым он был. А он стоял и терпел, что шокировало Гермиону даже больше, чем его слова.

– Ты ужасно извиняешься.

Он хмыкнул и передал ей остатки своего чизкейка, – Малфой вообще в последнее время ел мало. Гермиона даже начала волноваться по этому поводу, но она все еще немного злилась, а значит, не собиралась демонстрировать свое беспокойство.

– Я восполняю то, чего у меня нет, шармом, красивой внешностью и… физическими достоинствами. А еще состоянием, амби…

Гермиона фыркнула.

– Не такой уж он и большой.

Малфой удивленно на нее посмотрел. А она ухмыльнулась, уткнувшись в свой десерт.

День сто восьмой; 16:12

– Не такой уж и большой, – пробормотал он.

Гермиона застонала и мельком взглянула на Малфоя, когда тот уселся за стол, пристально следя за ней глазами.

– Ну вот честно, ты что, снова об этом?

– Это заявление было хуже, чем мое, а ты дулась целый день. А еще разбила лампу. И у меня синяк в том месте, куда ты раз тридцать ткнула меня пальцем.

– Пожалуйста.

Она стянула с волос резинку и пропустила пальцы сквозь пряди, расправляя кудри. Сняла носки, сложила одеяло, отряхнула его и отбросила носки в сторону, прежде чем заползти в кровать.

– Втрахать бы тебя в матрас, не такой уж и большой. Я…

– Что?

Он фыркнул, внимательно осмотрел ее прикрытое тело и, развернувшись, направился в ванную.

День сто девятый; 8:13

– Хорошо! Я пошутила! У тебя большой член, ясно? Просто огромный. Огромный член, очень милый и просто… просто замечательный. Хорошо? У тебя отличный, большой, фантастический член.

Он изумленно уставился на нее. Она смотрела на него в ответ. Он усмехнулся, улыбнулся и затем рассмеялся. Гермиона вжалась в свое сиденье.