Текст книги "Спор на жизнь (СИ)"

Автор книги: Dragoste

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Что ни скажешь, все исполню.

– Эту фразу я запомню. Так вот: ты этот завертел круговорот у моих святых ворот. Ты нарушил мой приказ и явился не в тот час. А потому использую я право и пресеку твои забавы. Игра продолжится сама, разнесется, как чума. Оставь в покое его разум, оговорю я это сразу. Спор продолжится без нас, пусть восстановится баланс. Создал ты все условия для игр, пусть люди сами сделают свой выбор. Коль отвергнут райский сад, заберешь их к себе в ад. За нами я оставляю один ход, использует его пусть тот, чью сторону определит наш граф, надеюсь, он смирит свой буйный нрав.

– Ты слишком строгие возводишь рамки, внизу не так все, как в небесном замке. Тут везде свои законы, ты близок к ним лишь на иконах. Я же подле них всегда: часы, недели и года. От людей себя я не позволю отлучить.

– Так стой же рядом и молчи! Достаточно ты здесь устроил бед из-за мелочных побед. Пусть же выберут они свою дорогу, и закончатся тревоги. Когда увидимся мы вновь, надеюсь, не прольется кровь. А этих трех оставь в покое, я верю: обойдет их око злое. Теперь прощай, мой темный друг, пора замкнуть порочный круг. Открывай последний акт, завершаем наш контракт.

========== Римские каникулы ==========

Решив для себя никогда не верить тем, кто утверждает, что в ожидании время тянется целую вечность, Ван Хелсинг в очередной раз обратил взгляд к звездам, пытаясь разглядеть сквозь стекло признаки рассвета. Для него время не тянулось – оно просто замертво рухнуло на землю, и чем ближе они подходили к Ватикану, тем более бесконечной казалась та временная пропасть, в которую он провалился. Загоняя коней до белой пены, путники, как ему казалось, ни на час не сократили мучительную дорогу к вечному городу.

Из-за снега, преждевременно укрывшего высокогорные тропы, сократить маршрут было невозможно, а объездной путь на неделю затянул и без того долгую дорогу. Казалось, сама природа восстала против путешественников, возводя пред ними непроходимые снежные громады. Но самое большое разочарование постигло его, когда они прибыли в порт. Из-за непогоды и без того немногочисленные корабли отказывались покидать спокойные воды, бросив якоря в закрытой бухте, невдалеке от города. Вот уже третьи сутки они томились в прибрежной гостинице, ожидая судно, которое отважится выйти в море, но безрезультатно. Опасаясь высоких волн, прибрежных скал и подводных рифов, на которые мог натолкнуться корабль, захваченный штормом, ни один капитан не решался покинуть безопасное пристанище.

С каждым днем обстановка все более накалялась, заставляя Ван Хелсинга клокотать от злобы и безысходности, которым он не мог дать вырваться наружу в полной мере. Мысль о том, что каждый потраченный впустую час может стоить Анне жизни, заставляла его, подобно затравленному тигру, метаться по комнате, но, встречаясь с укоризненным взглядом Карла, мужчина успокаивался, бессильно сползая по стене.

Сейчас, бросив взгляд на спящего друга, Ван Хелсинг мысленно поблагодарил его за терпение и понимание, проявленные им во время путешествия.

– Который час? – проговорил послушник, почувствовав на себе пристальный взгляд.

– Судя по всему, не больше трех часов утра!

– Ты так и не ложился?

На этот вопрос Ван Хелсинг лишь отрицательно покачал головой, вглядываясь в темное окно.

– Ты больше ничего не вспомнил? – усаживаясь на кровати, поинтересовался монах.

– Каждый день ты задаешь мне один и тот же вопрос и каждый день получаешь один и тот же ответ: с тех пор, как мы покинули Трансильванию, я не видел ничего – ни одного сна, ни одного воспоминания. Пустота. Порой складывается такое ощущение, что все мы являемся участниками какой-то игры; нас посвящают лишь в то, что мы должны знать, и выпускают на поле боя. Как мы делаем ставки на корриде, так ставят и на нас.

– Господь учит нас смирению. На долю человека не выпадает больше несчастий, чем он способен вынести. То, что сейчас происходит – лишь испытание твоей веры.

– Веры во что? Каждая минута промедления грозит Анне смертью. По-твоему, это то, чего хочет Бог? Так где же его милосердие?

– Если бы люди пытались постичь каждый божественный замысел, ставили под сомнение его волю, то мир состоял бы лишь из еретиков. Ты сделал все, что от тебя зависит, сейчас остается только ждать и довериться провидению! – проговорил Карл, перебирая деревянные четки.

– Но Анна…

– Ты сейчас не сможешь ей помочь, поэтому перестань терзаться понапрасну, твой враг этого и ждет.

– Но что если он уже убил ее?

– Не думаю, что это так. Он не собирается ее убивать. К тому же слухи распространяются быстро. Если бы Анна предстала перед Создателем, мы бы уже знали об этом от таких же путешественников, – спокойно сказал послушник.

– А если он ее обратит?

– Тебе лучше меня известно, что Анна не стала бы жить, обратившись в вампира. Она бы убила себя, о чем мы непременно бы узнали.

– Может, ты и прав. Но, если он не собирается ее убивать или обращать, зачем она ему?

– Чужая душа – потемки, а среди людей бытует мнение, что у вампиров ее нет, так что откуда мне знать. Ты мне задаешь эти вопросы для того, чтобы я подтвердил твои догадки?

Гэбриэл в очередной раз кивнул.

– Ты бы лучше подумал о том, что мы будем делать дальше…

Легкий сквозняк, ворвавшись в комнату, стал колыхать пламя масляной лампы, стоявшей около окна. Карл инстинктивно поежился, натягивая выше одеяло.

– В библиотеке Ватикана должно быть что-то: книги, очерки, артефакты. Я отказываюсь верить в то, что мы единственные, кто столкнулся с этой дьявольщиной. Ты должен найти это, а я переговорю с членами ордена, возможно, они смогут найти какой-то ответ.

– Но если мы ничего не найдем?

– Есть больше тысячи способов, от которых может умереть человек, я отказываюсь верить в то, что лишь оборотень способен убить Дракулу. Когда Валерий явился в Ватикан, он привез с собой часть полотна, что если было что-то еще? Что-то затерявшееся в веках или то, что сознательно от нас сокрыли.

– Ты подозреваешь орден в измене? – с недоумением поинтересовался Карл.

– Я этого не говорил, но в последнее время меня ничего уже не удивит.

Ван Хелсинг нервно покрутил старинный перстень на безымянном пальце, подходя к окну.

– Небо прояснилось. Собирайся, возможно, какой-то корабль решится сегодня выйти в море.

***

Ватикан встретил путников недружелюбной атмосферой: улицы, всегда полные паломников, попрошаек и мелких воришек были пустынны; тесно поставленные дома, взирали на них из темных глазниц. Казалось, они очутились в зазеркалье, и по ту сторону стекла на них взирали сотни глаз, боявшихся обнаружить свое присутствие.

Стараясь не обращать на это внимания, Ван Хелсинг проследовал к собору Святого Петра, где у сводчатых ворот их ожидал кардинал, беспокойно шагавший взад-вперед по мраморным ступеням.

– Наконец-то, почему так долго? Орден полнится разными слухами, один страшнее другого… – проговорил мужчина лет шестидесяти, облаченный в красную рясу.

Его изможденное лицо избороздили глубокие морщины, водянистые серые глаза утратили былой блеск и прозрачность, отчего казались суровее, чем когда-либо. Прикоснувшись губами к рубиновому перстню святого отца, Ван Хелсинг проговорил:

– Простите меня, у нас возникли непредвиденные обстоятельства. Нам необходимо переговорить с глазу на глаз.

– Что ж, милости прошу, – указывая дорогу, сказал он.

– Карл, в библиотеку, – на ходу бросил охотник, направляясь за кардиналом.

Карл засеменил по узким ступенькам, ведущим к подземным лабиринтам вечного города. Когда его шаги стихли вдали, священник начал разговор.

– В чем причина твоего приезда? Насколько нам известно, наш враг не уничтожен.

– Это так, но все оказалось намного сложнее и запутаннее, чем мы думали.

– Что произошло? Мы получали тревожные новости от Карла. Что это за история с оживлением потомства и монстром Франкенштейна? Мы обеспокоены.

– Это история – прошлое. Монстр уничтожен, а вместе с ним утрачен шанс на оживление пищащих тварей. Сейчас есть более серьезная проблема: нам удалось выяснить, что ни один из известных способов убить вампира не применим к Дракуле. Его не страшит солнце, не обжигает святая вода, не убивает серебряный кол и не слепит распятие. Нам удалось выяснить, что убить это порождение ада способен лишь оборотень, но и это оказалось невозможно.

Кардинал шел в задумчивости, пытаясь осмыслить каждое слово.

– А где принцесса Анна?

– Пленена, – коротко ответил охотник.

– Что? Как ты посмел сюда явиться без нее? Приказ ордена был вполне понятен.

– Только неисполним. У нас есть основания полагать, что принцессе пока ничего не угрожает, – проговорил Ван Хелсинг, скорее пытаясь убедить себя, а не своего спутника. – Мы прибыли сюда за советом. Нам необходим доступ ко всем архивам Ватикана. Мы надеемся найти хоть какую-то подсказку.

– Мы готовы оказать тебе содействие во всем.

Путники остановились под огромным витражом, светившимся всеми цветами радуги при солнечных лучах. Подняв взгляд на стеклянное распятие, Гэбриэл замолчал, очевидно, что-то обдумывая, но потом продолжил:

– Отлично. Также хочу уточнить: кусок полотна, который Вы мне дали перед отъездом, был единственной зацепкой, которую Валерий привез с собой в Ватикан?!

– Если бы было что-то еще, не сомневайся, я бы сказал.

Ван Хелсинг удовлетворенно кивнул.

– Но я вижу, что тебя еще что-то гнетет, мой друг, – прошептал кардинал, склоняясь к его уху.

– Это так, святой отец. Вы были правы: в Трансильвании мне удалось приоткрыть завесу тайны своего прошлого, но оно породило еще больше вопросов.

– Это хлебные крошки, по которым ты найдешь дорогу. Не сомневайся.

– Честно говоря, я не понимаю, чего хочет от меня Всевышний. Может, эти знаки посылаются мне для того, чтоб я попытался изменить ход событий?

– Что ты имеешь в виду?

– Может, Господь лишил нас возможности убить Дракулу потому, что не желает его смерти?! Если верить моим снам, я уже однажды убил его, но ход событий возобновился. Что если это замкнутый круг, и, пока мы не изменим условия, история будет повторяться?

– Так говорят неверные! Запомни, его спасти уже нельзя. Господь хочет, чтобы ты убил эту тварь! – с раздражением прошипел кардинал.

– Он сам Вам это сказал?

– Не богохульствуй. Ты обязан нам всем, что у тебя есть! Не смей подвергать сомнению нашу волю. Ты все понял?!

– Вашу волю или волю Бога? Разве церковь не должна бороться за каждую заблудшую душу?

– Ты охотник, а не священник, занимайся тем, чем должен. Не пытайся лезть в то, что не понимаешь!

– Слишком часто за последнее время я слышу эту фразу, – буркнул он себе под нос.

– Что ты сказал? – переспросил собеседник.

– Ничего, святой отец.

– Вот и славно. А теперь ступай, вам предстоит работа.

Слегка склонившись перед кардиналом, Ван Хелсинг направился на поиски своего товарища, который по его разумению уже должен был погрузиться в атмосферу древних книг, пытаясь разгадать четырехсотлетнюю загадку.

***

Неспешно проходили день за днем, но друзья не находили никаких подтверждений своим догадкам. Вечера же тянулись особенно долго. И если Карл проводил их в компании очередного ветхого фолианта, то Гэбриэл бесцельно томился в комнате. Сначала он попытался помочь своему другу, но мысли об Анне не давали ему сосредоточиться – прочитанные слова никак не складывались в единый образ в его сознании, поэтому, с раздражением откинув книгу в сторону, он стал бродить по залу.

– Ты сводишь меня с ума! Если ты не перестанешь метаться, я не смогу ничего найти, – проговорил послушник.

– Ты и так ничего не нашел, – огрызнулся Ван Хелсинг. – Сколько дней прошло, а мы до сих пор топчемся на месте.

– Я бы так не сказал, кое-что все-таки есть, – разворачивая старинный свиток, буркнул он.

– Что же ты молчал? Рассказывай.

– Хотел проверить догадку. Ну-с начнем: о приезде Валерия в Ватикан известно не так много. Да, в общем-то и про Дракулу известно лишь то, что нам сообщили перед отъездом в Трансильванию…

– Но…

– Но я нашел древний свиток одного из выходцев с Востока. На заре становления христианства он принял нашу религию и, дабы искупить былые грехи, стал охотиться на нежить.

– Ты можешь перейти сразу к сути? – с нетерпением проговорил Гэбриэл.

– Это важно! Однажды путешествуя по Европе, он столкнулся с одним старым вампирским кланом, но ни одна его попытка убить коварных тварей не увенчалась успехом. Они называли себя Древними.

– Древними?

– Это были первые, чистокровные вампиры, жившие с незапамятных времен. От обычной нежити их отличало то, что они не были обращены другими порождениями ночи.

– Как Дракула?

– Почти…

– Ты хочешь сказать, что они были рождены такими? – с нетерпением перебил он.

– Чтобы узнать ответ на этот вопрос, охотник стал одним из них, посвятив свою новую жизнь поиску возможностей их уничтожить. Узнал он следующее: много веков назад на окраине одной из деревень на юге современной Англии, появилась банда разбойников, обладающих сверхъестественной силой.

– Это были оборотни? Другие вампиры?

– Об этом ничего не говорится. На чем я остановился? Ах, да. Они грабили, насиловали и убивали, не жалея даже детей. Чтобы защитить свою семью от этих набегов, одна селянка, обладавшая магией друидов, совершила над своей семьей древний ритуал. Она обратилась к солнцу за жизнью, а к древней золотой скрижали в храме древних богов – за бессмертием, призывая на помощь силы природы и вековые знания, накопленные ее народом. Чтобы магия подействовала, надо было выпить кровь, умереть, а после, для завершения ритуала превращения, пригубить свежей крови врага. Путем нечеловеческих усилий им удалось заманить в ловушку одно из этих созданий. Так они стали вампирами.

– Это все очень интересно, но какое отношение это имеет к нашей проблеме? – не удержался Ван Хелсинг.

– Терпение. После этого противоестественного ритуала духи природы восстали против них: на каждое преимущество нашлась своя слабость. Методично избавляясь от каждой из них, они обрели практические неограниченную силу и власть. Единственное, что они не смогли побороть – жажду крови. Но, как известно, то, что дает жизнь, способно ее и забрать.

– А можно выражаться яснее?

– Заклинания, начертанные на скрижали, оказались фатальны. Охотнику удалось узнать, что эта золотая пластина способна принести смерть этим исчадиям ада. Тогда он выкрал ее и, переплавив, сделал оружие, которое назвал копьем судьбы. По преданию это было огромное золотое копье, закаленное в священном огне, сохранившее в себе силу древней магии. Заключив в своих руках эту силу, он пронзил черные сердца порождений ночи, отправив их в преисподнюю.

– А что случилось с охотником?

– Тут говорится, что он с покаянием явился в Ватикан, после чего добровольно принял солнечную казнь. Его прах был развеян над морем.

– А где сейчас это копье?

– Безвозвратно утеряно. После смерти охотника оно было помещено в хранилище могущественного ордена, но в четырнадцатом веке его рыцари подверглись кровавым гонениям, великого магистра предали смерти в огне, а несметные сокровища рассеялись по свету. С тех пор про копье судьбы никто не слышал. Многие века предпринимались попытки отыскать награбленные сокровища, но ни одна из них не увенчалась успехом.

– Ты говоришь о тамплиерах?

– Именно.

Карл сделал глубокий вдох, но не нашел в себе сил продолжить повествование, нервно барабаня пальцами по гладкой поверхности стола, искоса глядя на своего друга. За несколько минут его пламенной речи в глазах Ван Хелсинга можно было прочитать целую бурю эмоций: начиная с огня надежды и заканчивая горечью отчаяния. Но после нескольких минут молчания Гэбриэл проговорил:

– Бессмертная жизнь Дракулы началась при иных обстоятельствах: силы ему дала не древняя скрижаль и солнце, возможно, это копье нам бы не помогло.

– Да, но это не отменяет того, что я сказал – то, что его породило, может его и убить.

– Ты предлагаешь спуститься в адскую бездну и поболтать с Сатаной? Представляю себе этот монолог: Эй, Темнейший, нас наверху беспокоят твои ночные создания, призвал бы ты их к себе, – усмехнулся Ван Хелсинг.

– Сейчас не время практиковаться в остроумии. Я не совсем это имел в виду. Безусловно, Дьявол может забрать у него силы, но ведь нам дано и другое оружие. Распятие, серебряный кол, – все это определённо причиняет ему боль. Что если усилить эту боль многократно?

– И как ты себе это представляешь? – поинтересовался Гэбриэл.

– Нам нужно сделать свое копье судьбы.

– Да что ты! И из чего же?

– Из священных артефактов. Мы сделаем оружие, которое освятит Папа в соборе Святого Петра, над ним прочитают молитвы высокие сановники…

– А еще мы можем зажечь в центре собора костер и сводить вокруг хоровод…

– Твое ехидство здесь ни к месту. Пока что это лучшее предложение, прозвучавшее здесь. Если тебя это не устраивает, можешь предложить свое.

Пристыженный своим поведением, Ван Хелсинг проговорил:

– Ты прав. Какие тебе нужны реликвии?

– Надо просить орден дать нам часть креста, на котором был распят Иисус, и мощи апостолов, – после некоторых раздумий проговорил монах.

– И кто еще здесь богохульник? – ухмыльнулся охотник. – Крест уже почти обратился в труху, поверь, из него не получится копья.

– А я и не собираюсь делать из него оружие. Достаточно сделать полое древко, куда мы положим эти реликвии. Остальное сделает молитва и святая вода, – парировал послушник.

– Мне бы твою уверенность, – проговорил Ван Хелсинг.

– Других вариантов все равно нет.

– Ладно, сходи к кузнецу, а я переговорю с кардиналом. Мы и так тут засиделись.

В считанные дни все приготовления были закончены; оружие, выкованное в кузницах Ватикана, освещено по всем канонам церкви; путники получили высочайшее благословение Папы, и, собрав вещи, направились в порт, где их ждал небольшой корабль, готовый отвезти навстречу неизвестности.

========== Несложные истины ==========

Анна очнулась в небольшой комнатушке с ветхими деревянными стенами, освещенной тусклым светом прилаженной к стене лучины. Обставлена она была скудной мебелью: узкая кровать с соломенным тюфяком, небольшой деревянный стол грубой работы, табурет и бельевой шкаф, – вот все нехитрое убранство, открывшееся ее взгляду. В углу потрескивала печь, окутавшая окружающее пространство приятным теплом. Из соседней комнаты доносился звон посуды и приятный аромат свежеиспеченного хлеба, заставивший девушку ощутить сосущее чувство голода в области живота.

Судя по слабости, расползавшейся по всему телу, Анна заключила, что пролежала тут достаточно долго. Память о событиях, предшествующих ее пробуждению, растворялась в смутных догадках. Голова потяжелела от духоты, пропитавшей каждый уголок горницы, и вскоре желание вырваться на свежий воздух стало для нее жизненной необходимостью, однако, сделав попытку подняться, она обессиленно упала на подушки.

Спустя несколько минут низкая дверь в противоположном конце комнаты со скрипом отворилась, и на пороге появилась скрюченная старуха, державшая в руках небольшой кувшин. На вид она была намного древнее ветхой избушки, в которой жила: редкие белые волосы были аккуратно сколоты на затылке, открывая обрюзгшее лицо; серые глаза заволокла белая пелена, частично лишившая ее зрения; глубокие морщины испещрили все лицо, делая ее похожей на сморщенную курагу. Плечи женщины покрывала изъеденная молью пуховая шаль, завязанная под обвисшей грудью. В целом, старуха, с ее трясущимися руками, представляла весьма жалкое зрелище, заставив девушку задуматься о неизбежности увядания жизни в любом человеке.

– Проснулась, девонька, – скрипучим голосом начала женщина. – Где ж такое видано, что б зимой девица одна ходила? Так и сгинуть недолго. В наших лесах какой только нечисти не водится, страсть какие слухи по деревне ходят. Даже мужики бывалые с заходом солнца из дома нос не суют!

– Сколько времени я тут пролежала? – спросила Анна, обратив все свое внимание на старуху.

– Давненько. Уж первая седмица Нового года минула, а ты все в горячке томилась. Я было думать начала, что заберет тебя Всевышний, но видать под счастливой ты родилась звездой. Как звать тебя? Чай из благородных? Дорогие на тебе одежды были, жаль такая красота попортилась, – проговорила она, указывая на лежащие на табурете вещи.

Анна присела на кровати, заинтересовано слушая повествование женщины.

– Спасибо Вам за то, что спасли меня.

– Пустое, дочка, к тому же не моя в том заслуга. Спасителю своему благодарности возносить будешь, ежели он еще появится.

– Спасителю?! – неуверенно переспросила Анна.

– Ну да… Посреди ночи в дверь как застучал. Я спросонья аж перепугалась, чуть с кровати не слетела, думала, смерть за мной пришла. Открываю, а он на пороге стоит с тобой на руках. Весь в черном с головы до пят, тоже без плаща – видать у Вас, у благородных, принято зимой раздетыми ходить. Оттого и мрете от хвори всякой. Волосы у него цвета воронова крыла были сколоты сзади. Сам высокий, статный, будто с древнего полотна только сошел. Явно из господ, манерный. Много на своем веку их видывала, пока гувернанткой в городе служила. Я ему в глаза смотрю, а он мне – взгляд у него такой… холодный, будто душу читать пытается. Застыл в проходе, как каменное изваяние, а войти не решается, будто позволения ждет. Вот оно воспитание, не то что наши, деревенские мужики, ногой дверь пнут, снегу в избу нанесут, а ты убирай потом.

«Не в этом дело, бабушка. Далеко не в манерах. Духи твой дом берегли – путь вампиру преграждали, вот и ждал он твоего приглашения, чтоб бдительность их усыпить. Сама себя защиты лишила», – подумала Анна, но прерывать старушку не стала, к тому же та явно получала удовольствие от своего рассказа.

Женщина налила в небольшую глиняную кружку ароматный травяной отвар, и протянула его девушке.

– Пей. То, что пришла в себя – это хорошо, но вот сил ты много потеряла, за хворыми я ходить умею, глазом не моргнешь, как на ноги встанешь, не сомневайся, девочка.

Анна взяла в руки настой и несколькими глотками осушила до дна. Приятное тепло разлилось по ее телу, возвращая ей бодрость и ясность мысли.

– А что потом было?

– Занес он тебя внутрь и положил на тюфяк. Я тебя за руку беру, а она льда холоднее, видать кровь в венах застыла. Страсть, как я напугалась, думаю всё, ушла жизнь. А он меня все из комнаты справляет, говорит, мол дров надо в печь подкинуть. Ну, я и пошла, сама не знаю почему: с тех пор, как благоверный мой почил преждевременно, не слушала я мужчин, это они ко мне за советом ходили, а тут пошла, будто супротив мою волю его голос направлял. Возвращаюсь, а этот… у твоего изголовья стоит, руку кровоточащую платком шелковым закрывает, а на подушке кровь каплями застыла.

Анна инстинктивно потянула ладонь к шее, пытаясь найти там следы укусов, но пройдясь пальцами по нежной коже, облегченно вздохнула, а старуха, будто не замечая ее волнения, продолжала:

– Я к нему навстречу: думаю рану перевязать надо, а он как шарахнется в сторону, видать припадочный какой-то, да так быстро, что я опешила. Секунду назад передо мной был, а тут раз – и за спиной. Вот помню, была я молодая, меня тоже догнать не могли, в ловкости с любым могла посоревноваться, не то что нынче. Сейчас и стакан воды, не разлив, налить не могу – старость, деточка.

– А дальше? Что дальше было? – не выдержала девушка.

– А что дальше?! Дал он мне мешочек золотых монет и наказал за тобой ходить, пока в себя не придешь. Я столько денег отродясь не видывала. Вот весна придет, крышу на конюшне перекрою да корову новую куплю, а то старая издохнет скоро. До конца дней нужды знать не буду, на старости лет Господь мне милость оказал.

Анна нетерпеливо поерзала. Больше всего она желала узнать о том, что с ней произошло, а была вынуждена слушать о планах старухи, которая вполне возможно не дотянет до весны.

«Неужели и я на старости лет стану такой же? Нет, этого решительно не может быть! Она, наверное, и в молодости была занудой!» – девушка тряхнула головой, чтобы отогнать от себя мысли о старости, а старуха тем временем вернулась к своему рассказу:

– После этого он ушел. Я к тебе подошла, смотрю, а ты вроде даже порозовела. Видать жизнь теплилась еще в твоем теле. Горячее вино и теплое одеяло сделали свое дело, и вскоре тебе стало легче, но вот к утру пришла горячка. Ты, как в агонии, металась по кровати, тебя даже привязать пришлось.

– А этот…человек больше не появлялся? – перебила ее девушка.

– Странный он, деточка, но не равнодушен к тебе. Видать я его не видала, но присутствие чувствовала. Не могу объяснить этого, уж думала, что рассудок помутился. Бывало дверь будто вихрь распахнет, а в комнате тягостное напряжение повисает, а вокруг пустота. Страшное дело. Иной раз я по воду иду и вижу, как тень в дом прошмыгнет и растворится. Я хоть и слепуха, но обмануться не могла. Страшное дело! Ой, страшное… – остановив свои причитания, она перекрестилась.

– И как часто он приходил?

– Да каждый день и приходил, как вечер наступит. Я уж было думала, что с ума схожу, возраст уже не тот, но когда на столе лекарственные снадобья нашла, в своей правоте и убедилась.

Старуха указала на стол, где стояла бутылка дорогого вина, мед, флакон опия и несколько коробочек с какими-то порошками.

– Он явно не хотел, чтоб его видели, в темноте хоронился, – продолжила женщина. – В этом все мужчины – даже если переживают, ни за что этого не покажут, – лукаво процедила она, коряво подмигнув.

– Я не думаю, что этому…эээ…человеку есть до меня какое-то дело! Всю жизнь я потратила на то, чтоб его убить, он в свою очередь хотел того же.

– Фии, что за глупости, деточка. Если б он этого желал, то не принес тебя сюда и оставил бы твое замерзшее тело на растерзание диким волкам, а то и кому похуже. Вот был у нас несколько лет назад случай, вся деревня от страха трепетала: одна девушка в лес по грибы пошла и не вернулась, а потом ее нашли на опушке, разорванной на части – видать, оборотни постарались.

– И все же это так… Просто он хочет поиграть со мной.

Призывное урчание в животе заставило старуху, уже собиравшуюся возразить, прикусить язык. Она встала с кровати и направилась на кухню.

– Это что ж я… совсем с тобой заболталась. Сейчас принесу еду.

Когда женщина вернулась, у нее в руках была крынка с молоком и огромный ломоть хлеба.

– На-ка, а то неделю твердой пищи не ела, исхудала вся. Приходилось тебе силком куриный бульон заливать, чтоб от голода не померла.

Анна с жадностью вцепилась в хлеб, в очередной раз убеждаясь в нехитрой истине о том, что голодному любая, даже самая простая, пища кажется невероятно вкусной. Сдобрив все это большим глотком молока, девушка посмотрела на свою собеседницу, которая начала говорить:

– Так на чем я остановилась?! Ах, да… Ты слишком молода для того, чтобы понимать, чего хотят мужчины. Вот помню, когда была я во служении у одного князя, изводил он меня, уж думала, что до греха доведет. Он лишь в проходе появлялся – сердце в пятки от страха уходило. Я все никак не могла понять, за что он меня так ненавидит.

– Как раз это я прекрасно понимаю, – вмешалась Анна.

– А потом поняла, – проигнорировав ее слова, старуха продолжила. – Когда заболела моя матушка, он помог. Сделал все, что от него зависело, и ничего не попросил взамен. Вот тут-то я и осознала, что неравнодушен он ко мне, а за злобой просто прятал истину. Мужчины в этом отношении трусы, боятся, что получат отказ, поэтому предпочитают скрывать чувства за маской презрения. Жаль, не получилось ничего – не ровня горничная князю, но память о нем до сих пор храню в сердце. Ах, знала б ты, какой красивой я была, краше, чем ты… – женщина вздохнула, вспоминая былые деньки.

– Поверьте, в моем случае это не так: он бесстрастен, просто не способен…

Говоря эти слова, Анна смутно осознавала, что эта истина, которую она запомнила едва ли не с пеленок, больно уколола ее сердце. Девушка была вынуждена признать, что искренне хотела, чтобы все это оказалось ложью. За то время, что она провела в особняке графа, ей пришлось многое переосмыслить. Сама не веря своим ощущениям, принцесса поняла, что место ненависти заняла благодарность за то, что он спас ее, причем не единожды, но тут же рассудок восстал против, пытаясь вернуть ее чувства в прежнее русло.

– К тому же несколько добрых дел не отменяет прошлых грехов, – добавила она.

– Господь прощает даже самые грешные души, ты считаешь себя выше него, отказывая другим в милосердии? Уверена ли ты, что тебе дано право судить? – лукаво заметила старуха.

– Нет, но…

– Так в чем же дело? За свои грехи он будет держать ответ в другом мире, предстанет пред высшим судом. Сейчас его душа стремится к свету, пусть и неосознанно пытаясь искупить былые злодеяния, но ты закрываешь перед ним двери. Уверена, что верно поступаешь? Думаешь, лучше будет, если, столкнувшись с отказом, он вернется к прошлому? Если он еще жив, значит, небеса дают ему еще один шанс.

– Независимо от моих желаний он будет творить зло. В том его суть… невозможно противостоять своей природе, – проговорила Анна.

– А чего желаешь ты? – поинтересовалась старуха.

– Второй раз за последнее время мне задают этот вопрос…

– Что ж тогда ты дважды благословлена, – ответила женщина.

При этих словах девушка густо покраснела, потому что перед ней вдруг отчетливо возник последний поцелуй с Дракулой; вполне отчетливое желание поднялось от низа живота к сердцу, разливаясь приятным возбуждением. Отказываясь принять природу этого желания, девушка попыталась отогнать от себя эти мысли.

«Господи, что же это со мной?!» – подумала принцесса, а вслух добавила:

– Я ничего не хочу от него.

– Ой, ври, девка, да не завирайся! Все мысли у тебя на лице написаны! Понимаю, хорош мужчина, чувствуется в нем необузданная сила. Ух… Вот была б я моложе… – она резко усмехнулась.

– Что Вы такое говорите? – краснея еще гуще, возмутилась Анна. – Не бывать тому никогда!

– Видное ли дело! Это у Вас, господ, принято уводить глаза при упоминании о таких вещах, а мы в деревне народ простой. Предел мечтаний наших девиц – это здоровый муж, способный работать и защитить семью, а к остальному можно привыкнуть. Я вон со своим много лет прожила, хотя красотой он не блистал, да и прикладывал меня частенько, но вот случись что – мы в одно превращались, друг за друга горой. А ты нос воротишь, – фыркнула она.

– Наши семьи враждовали много лет. По его вине погиб мой брат и, возможно, отец.

При этих словах старуха замолчала, очевидно, что-то обдумывая, но потом поинтересовалась:

– А кто из его семьи погиб по твоей вине?

Анна слегка замялась, вспоминая о том, как она собственноручно убила Алиру, стала причиной смерти Маришки и Вероны. Она понимала, что сделала все верно, что на этот поступок ее благословили небеса, но также девушка понимала то, что монстрами невесты были лишь для нее, а значит, по отношению к Дракуле, который по-своему любил их, принцесса поступила ничуть не лучше.