Текст книги "Вторая жизнь. Начало (СИ)"

Автор книги: Djoty

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Я сходила на кухню, выпила чаю, попутно внимательно просмотрев технологию приготовления и подчеркнув ключевые места. Затем провела короткую медитацию, концентрируя силы для бессонной и напряжённой ночи, и только после этого спустилась назад в лабораторию. Зажгла горелку, поставила на неё котелок, влила в него ровно литр воды, подождала, пока она нагреется до сорока двух градусов, и капнула в неё пять капель медовой воды. Всё, поехали…

***

Зелье я сняла с огня ровно в семь утра, сцедила его во флакон, укупорила и поставила в тёмный угол. Его можно использовать прямо сейчас, лишь подождать, чтобы оно остыло, но я прекрасно понимала, что после бессонной ночи, если оно подействует, я не смогу адекватно оценивать то, что увижу – если увижу – с его помощью. Голова болела от недосыпа и ядовитых испарений, глаза слезились от них же, в горле першило, ныли ноги и спина. Я прикидывала, что Северус проснётся где-то через час, так что у меня был ещё целый час поспать…

Ага, хрен вам, а не поспать. Когда я поднялась на второй этаж, то обнаружила, что Тобиас уже шевелится у себя и скоро может попытаться выйти из комнаты. Я оттащила стол назад в спальню, а когда зашла к себе, то увидела, что Северус тоже не спит. Он сидел на кровати, вцепившись пальцами в одеяло, белый, напряжённый, а по спальне разливалось сияние – голубое с чёрными пятнами.

Магический выброс. У всех детей магов они бывают, у кого-то они происходят чаще и интенсивнее, у кого-то реже и почти незаметно. У кого-то они начинаются с первых месяцев после рождения, у кого-то – только после семи лет. У кого-то они приятные, у кого-то болезненные. Такие выбросы стабилизируют магическое ядро, прочищают и расширяют каналы, дают возможность ребёнку почувствовать, что такое магическая энергия, и сделать первые попытки ею управлять. Судя по тому, что Северус перепуган, это первый.

– Успокойся, сынок, – я, стараясь не делать резких движений, присела рядом с ним и обняла его за плечи. – Ничего страшного не происходит. Это магический выброс. Тебе, наверно, приснилось что-то хорошее?

Он сглотнул и судорожно кивнул, не сводя с меня напряжённого взгляда.

– А потом ты проснулся, увидел сияние, и испугался?

Снова нервный кивок.

– У тебя раньше такое было? – плевать, что я должна это знать. Мне сейчас нужно владеть ситуацией.

Кивок.

– Тем более, ты должен знать, что это так нужно. Это говорит о том, что ты маг, ты становишься большим и сильным. Тебе больно?

Он помотал головой.

– Тогда успокойся, – я обняла его, прижала к себе и погладила по растрёпанным после сна вихрам. – Всё хорошо, ничего страшного не происходит. Это у всех магов так, и у меня тоже так было, и у дедушек и бабушек твоих так было…

Я говорила и говорила, стараясь не сколько донести до него информацию, сколько успокоить тоном своего голоса, и пытаясь одновременно проанализировать ситуацию. У Северуса выброс происходит не первый раз, ему не больно, тогда почему он так дико напряжён?..

Ответ не заставил себя долго ждать. Из спальни Тобиаса раздались рычание и вой, такие, что мы с Северусом оба вздрогнули – настолько ничего человеческого не было в этом вое. Потом по коридору прогрохотали шаги, дверь слетела с петель, и на пороге возник Тобиас – он был помятым, небритым, с опухшим и перекошенным словно бы от невыносимой боли лицом. С уголков его рта стекала слюна, а глаза налились кровью. Он одно мгновение смотрел на нас, я успела почувствовать, как окаменел в моих объятиях Северус, а затем то существо, которое язык не поворачивался назвать человеком, бросилось на нас.

Мне впервые в жизни стало не просто страшно, а жутко. Я визуально, без всякого зелья видела, как затухает в его близи сияние магического выброса Северуса, и понимала, что Тобиас находится в состоянии аффекта и не отдаёт себе отчёта, что он делает. И что сил в нём сейчас на десятерых.

Рефлексы сработали, однако, несмотря на все эмоции. Я вцепилась в Северуса, сдёрнула его с кровати, отпрыгнула в сторону и пинком ноги отправила в Тобиаса стул, магией придав ему ускорение. Это дало несколько так необходимых мне мгновений. Затем взлетела на стол, стоявший у окна, и, закрыв руками голову ребёнку, плечом выбила стекло и сиганула вниз. Вингардум Левиоса сорвалось машинально, смягчило падение со второго этажа, и мы рухнули в сугроб жёстко, но без травм. А мгновение спустя из разбитого окна вывалился и по-звериному воющий Тобиас. Я едва, прижав к себе ребёнка, успела откатиться, как он тяжело, почти плашмя шлёпнулся на землю. Вой оборвался.

Я не сразу смогла прийти в себя. Я сидела в снегу и судорожно сжимала Северуса, мир вокруг казался каким-то далёким и нереальным. Потом я вдруг осознала, что сижу в снегу в одних штанах и рубашке, а в руках у меня ребёнок, одетый в тонкую пижаму, и именно второе обстоятельство привело меня в чувство. Я вскочила, подняла его на руках, осматривая. Он был живой, но белый до синевы, и смотрел на меня остановившимися чёрными глазами. Я помчалась к входной двери. Аллохомора – и мы вваливаемся в тёплую прихожую.

Говорить я не могла, поэтому просто усадила ребёнка на пол и схватила пальцами его виски, посылая в него диагностическое заклинание. Ничего не поняла из возвратившегося ко мне отклика, потому что не смогла сконцентрироваться. Пришлось опустить руки, сделать несколько вдохов-выдохов, попытаться отстраниться от реальности, унять нервную дрожь в руках и ещё раз попробовать проверить состояние Северуса. И с облегчением вздохнуть.

Только переохлаждение, ушиб локтя, пара царапин от разбитого стекла и гипертонус мышц всего тела из-за насильно прерванного выброса. Всё это лечится тёплым одеялом и флаконом миорелаксанта.

Я отнесла Северуса в детскую, сняла с него мокрую пижаму и уложила его на кровать, сходила, забрала из своей спальни его одеяльце, закутала в него ребёнка, принесла из лаборатории расслабляющее зелье, развела его водой и дала ему выпить. Он по-прежнему смотрел на меня застывшим взглядом, так что мне стало не по себе. Я хотела сказать ему что-нибудь ласковое, но язык мне не повиновался, поэтому я погладила его по голове и обратила внимание, что мои руки все в крови. В некоторой прострации я поглядела на свои расцарапанные руки, понимая, что я должна чувствовать боль, но не чувствуя её. И только когда Северус смог закрыть глаза и немного расслабиться, я окончательно пришла в себя и вернулась к реальности. Заныла разодранная о стекло кожа на руках, спине и ногах. И лишь сейчас я вспомнила о Тобиасе, который так и остался лежать на улице в снегу. Я оставила задремавшего ребёнка, в прихожей сунула босые ноги в сапоги и побрела к нему.

Он был жив. На магическую диагностику у меня не хватало сил, поэтому я ограничилась тем, что осмотрела и ощупала его. Открытый двойной перелом правой руки, закрытый – ноги, наверняка сотрясение мозга и внутренние ушибы. Ну и многочисленные царапины, посиневшие от холода ступни, запястья и лицо. Спина и шея как будто бы целы, поэтому я ухватила его подмышки и поволокла в дом. В доме я устроила его в гостиной на первом этаже, туго замотала ему полотенцем руку и влила в него костерост. Всё остальное пока подождёт, зелья против сотрясения мозга волью позже. Я накрыла его одеялом и пошла в ванную смывать с себя кровь. Царапины оказались несерьёзными, так что я промыла их, извлекла несколько осколков стекла, залечила наиболее глубокие ранки и пошла к Северусу. Тот спал, его мышцы уже заметно расслабились, так что я нырнула к нему под бочок и тут же провалилась в сон.

***

Проснулись мы около двенадцати, вернее, сначала проснулся Северус, и его осторожное вошканье уже разбудило меня. Выглядел он настороженным, напряжённым, но здоровым.

– У тебя что-нибудь болит? – спросила я, садясь на кровати и пытаясь проснуться. Голова была тяжёлой и соображала туго, глаза по-прежнему болели.

– Иуи, – Северус помотал головой.

– Нет, так не годится, – я протёрла глаза. – Скажи: «Нет».

– Ииу…

– Нет. Язычок к зубкам прижми и скажи: «Ннн».

– Ыыы…

– Смотри, видишь, где мой язычок? Н, н, н.

– Ннн…

Его «н», конечно, напоминал нечто среднее между «н» и «м», но был достаточно близок к истине.

– Хорошо, а теперь скажи: «Нет».

– Еее…

– Н, н, н. Нннет.

– Дэт…

О, прогресс!

«Нет» у него в конечном итоге получилось, и вполне приличное для первого раза. Язык, конечно, из-за зубов вываливался, боюсь, логопеды потом за такое учение скажут мне много «тёплых» слов, ну и пусть. Мы все сначала говорили неправильно и непонятно.

Этот день, начавшийся столь нервно, прошёл спокойно и расслабленно. Мы с Северусом пообедали, сходили погулять, потом дома я проверила состояние Тобиаса, влила ещё один костерост – одного оказалось мало, а полчаса спустя накапала ему и зелья против сотрясения мозга. Он по-прежнему не то спал, не то был без сознания, но выглядеть стал значительно лучше.

Головная боль и общее состояние недосыпа у меня несколько отступили, поэтому я рискнула попробовать зелье магического зрения, сваренное этой ночью.

Интуиция не подвела. Когда я открыла глаза, то смогла рассмотреть, нечётко пока ещё, магические потоки в доме. Зелье начинало действовать не мгновенно, а постепенно, и пока я шла до моей спальни, где утром у Северуса случился выброс, магия становилась видна всё чётче и чётче. В спальне всё было в голубых и чёрных переплетениях, структура нитей напоминала целительские, но делать вывод о том, что у моего сына способности к целительству, было рано – это могла быть примесь магии Надеи после вчерашнего лечения. Потом я прошлась по дому, находя остаточный фон от давних экскуро, подогрева воды, трансфигурации. И сразу обратила внимание, что в воздухе везде разливается серая дымка, поглощающая магию.

Всё-таки виноват дом?

Я обошла вокруг дома, присмотрелась к земле, прислушалась к ней. Нет, это не особенности места – дом стоял на магически нейтральной территории: здесь не было никаких разломов, никаких источников энергии – ничего, что могло бы помогать или мешать творить колдовство. Я снова вернулась в дом, обошла все комнаты, не заходя только в гостиную, где спал Тобиас. Дымка была везде практически одинаковой, только в мужниной спальне её концентрация была выше.

Артефакт-вампир? Нет, я комнату Тобиаса обыскивала, и не найти или хотя бы не почувствовать присутствие такого артефакта я никак не могла. Я долго смотрела, как эта дымка вяло вытягивает из меня мою магию, ещё дольше всматривалась в саму дымку и обходила комнату в поисках её источника. Но источника не было, дымка чуть сильнее сгущалась лишь у дивана, да и структура её была не артефактная, а человеческая.

Человеческая…

Всё-таки Тобиас?

Я развернулась и направилась в гостиную.

Такого я никогда не видела. Мой супруг представлял собой огромный чёрный провал, распространяя его метра на два; в нём болезненно пульсировали расплывчатое ядро и с десяток таких же размытых каналов. Я предельно осторожно, стараясь затратить как можно меньше магических сил, вызвала на пальцы крошечный люмос. Он даже не сформировался – магия, словно притянутая магнитом железная стружка, втянулась в черноту Тобиаса. Я вышла на улицу, зажгла люмос там и, не спуская с него глаз, вернулась к супругу. Я чётко видела, как по мере приближения к нему магия всё больше затягивается в провал, пока у двери гостиной не втянулась вся.

Я подошла вплотную к Тобиасу, попробовала рассмотреть в чёрном провале его нервы. У меня это получилось не сразу, но когда я смогла нужным образом сфокусировать зрение, мне предстала жуткая картина.

Его нервы все были обожжены, некоторые до того состояния, когда они уже перестают что-либо воспринимать и чувствовать. Такое я испытала на себе два раза: один раз когда попала в район высокой стихийно-магической активности, и второй – когда пришлось испытать на себе круцио. Ощущения дикие, словно бы весь горишь, причём не только снаружи, но и внутри, от боли перестаёшь соображать, воешь, орёшь, катаешься по земле, бросаешься на всех, до кого можешь дотянуться… А потом неделю от этого отходишь, не в состоянии нормально спать, а любое колдовство заново обжигает нервы.

Я вызвала на пальцы люмос посильнее – Тобиас при этом еле заметно вздрогнул – проследила, как магия втягивается в чёрный провал и понаблюдала за нервами. На конце каждого из них словно бы загорелся крошечный огонёк.

Я затушила люмос, опустила руки и села рядом.

Что делать?

Он не виноват, что он такой. Любое заклинание, любое присутствие магии действует на него как круцио, вызывая боль и шок, и вследствие этого – приступы ярости вплоть до состояния аффекта. Теперь понятно, почему Эйлин кипятила воду в кастрюле и мыла пол тряпкой – она знала про это и старалась не пользоваться магией. Думаю, когда вокруг него никто не колдовал, его нервы постепенно приходили в норму, и он становился нормальным человеком. Но Эйлин – взрослый профессиональный маг, она умеет контролировать магию, а вот Северус – нет. И лет минимум до одиннадцати не сможет. И ладно ещё, если такие выбросы у него происходят раз в полгода. А если раз в неделю?

Если бы я ещё в первый свой разговор с Тобиасом внимательно прислушивалась к тому, что он мне говорил! А он мне по сути уже тогда и рассказал, что с ним происходит! Он же упоминал, что после брака с Эйлин у него начались галлюцинации, он видит летающих лошадей и двери там, где их нет, и если бы я не списала это на пьяные бредни, то могла бы и заподозрить неладное. Чуяла же я, чуяла, что что-то я тогда упустила! Магический вампиризм – явление крайне редкое, до сегодняшнего дня я о нём ни сном, ни духом не ведала, но предположить, что на Тобиаса что-то воздействует, будь то магия, амулет или зелье, я могла. И могла вести себя осмотрительнее. Эх, Елань, Елань, хреновый из тебя следователь.

И понятно теперь, почему Эйлин утверждала, что родиться у них может только маггл, ну или, в лучшем случае, сквиб – потому что Тобиас через магическую связь брака высосал бы магию своего ребёнка досуха. Одно дело, когда высасывают взрослого – он тренированный, у него ядро сформировано и стабильно, он как потерял магию, так её и восстановит. А у ребёнка, находящегося в утробе матери, каналы и ядро мягкие, они легко спадаются и слипаются, высосать из них всю магию – они и слипнутся насовсем, и родится сквиб, а то и вовсе маггл. Но в семье Снейпов случилось невероятное – их ребёнок родился магически сильным. Трудно сказать, что явилось причиной этого: какая-нибудь родовая защита Принцев, или отец во время беременности жены мало находился рядом с ней, или Северус изначально был мощнейшим магом и смог своими силами противостоять магическому вампиризму. Сейчас это можно только предполагать. Но факт остаётся фактом – он родился магом, и это вбило первый гвоздь в гроб семейного благополучия Снейпов. Вторым гвоздем стали магические выбросы ребёнка. Третьим гвоздём стала я.

Когда родился Северус, был только один способ сохранить нормальные отношения с мужем – отказаться от ребёнка и отправить его подальше в приют. Вариант второй – забрать ребёнка и уйти от мужа. Эйлин не сделала ни того, ни другого. Мистер Аббот говорил, что Эйлин была слабохарактерной. Да, её можно понять: английские маги вообще оторваны от мира обычных людей, слабо ориентируются в нём, и Эйлин не хватило, наверно, духу уйти в неизвестный ей мир, да ещё с маленьким ребёнком. А путь в магический мир ей, считай, закрыт. Это советский маг живёт на два мира, человеческий и магический, разбирается и в том, и в другом, и найдёт способ выжить и поднять на ноги ребёнка. Эйлин всё детство и юность видела только мир магов, на это наложилась нерешительность – и результат печален.

И у меня сейчас тоже небольшой выбор: или избавляться от Северуса и оставаться жить с Тобиасом, забыв про магию, или забирать Северуса и возвращаться в Россию. Всё-таки в родной стране прожить легче, тем более меня признала русская магия. В случае второго варианта Тобиас через магическую связь брака будет тянуть из меня и сына магию всю жизнь, но на далёких расстояниях это терпимо. Сохранить семью, по крайней мере до того времени, пока Северус не научится полностью контролировать свою магию, невозможно.

Второй вариант предпочтительней. Не только потому, что жить без магии с чужим мужчиной весьма грустно, но и потому, что к Северусу я успела привязаться. Даже не то, что привязаться – я всем своим существом ощущаю его как своего ребёнка, и без него будет пусто и плохо. Да и перед лицом магии долг перед ребёнком выше долга перед супругом.

Есть ещё, конечно, третий вариант – стать мужеубийцей. Но убить Тобиаса я… не то, что не смогу. Смогу. Но это будет уже убийство невинного, а я не приучена убивать невинных.

Значит, решение одно: лечить Тобиаса, забирать Северуса – и просить убежища в советском посольстве. А напоследок стоит попытаться прояснить ещё один вопрос.

========== Глава 9. Тобиас. ==========

15-19 февраля 1964 года, суббота-среда.

Субботу и всё воскресенье мы провели дома, потому что у Северуса после прерванного выброса поднялась температура, он отказывался есть, пил только воду и всё время порывался лечь и лежать. Хуже стало и Тобиасу, его тоже начало лихорадить, и мне пришлось проводить магическую диагностику. Оказалось, всё плохо – переохлаждение на фоне переломов, сотрясения и мелких внутренних кровотечений спровоцировало заражение крови, и мне пришлось спешно вливать в него антисептики. Был соблазн вызвать скорую и отправить его в больницу, но у меня не было уверенности, что врачи в местной лечебнице диагностируют сепсис достаточно быстро для того, чтобы вовремя начать его лечить. Не знала я и того, платное или бесплатное здесь пребывание в больнице, и если платное, то для простого ткача с завода это может вылететь в копеечку, а денег дома и так не густо. Поэтому я оставила его дома, и, пока муж и сын валялись по кроватям, спешно варила магические аналоги антибиотиков.

Долго мне пришлось думать и над способами снять у него хоть частично ожог нервов. Помнится, мне его не снимали никак – через неделю он прошёл сам, но сейчас случай был крайне запущенный. Готовых зелий такого профиля у Эйлин не было, поиски по книгам никаких конкретных рецептов не дали, поэтому пришлось обкладываться справочниками о свойствах различных ингредиентов и подбирать, исходя из них. К полудню воскресенья мне таки удалось сварить зелье, которое, в теории, должно было действовать нужным образом, но всё равно, когда вливала его Тобиасу, держала наготове безоар. Безоар, к счастью, не понадобился, зелье действовало слабо, но лучше так, чем никак. Попутно оно, правда, вызывало обезвоживание организма, так что воду Тобиасу пришлось вливать едва ли не литрами, но к вечеру воскресенья его нервы начали худо-бедно подживать. К тому же эти два дня я не использовала магию, так что была надежда, что к понедельнику мой супруг будет более-менее в адекватном состоянии.

Тобиас проснулся сам в понедельник около семи утра. Он долго лежал на диване, явно силясь вспомнить, что произошло. Я стояла в дверях и наблюдала за ним.

– Живой? – спросила я, когда он обратил на меня внимание.

Он выглядел нормально: помятый, небритый, но взгляд трезвый и осознанный.

– Что я натворил? – он сел и ладонями протёр глаза.

– Непоправимого – ничего, только в столовой и моей спальне придётся менять стёкла, – я прошла в гостиную, взяла стул и села напротив него. – Нам надо поговорить, ты в состоянии сейчас?

– Ты опять вырубила меня?

Пришлось рассказать ему, что произошло после того, как он, вусмерть пьяный, пришёл в пятницу с работы. Я ожидала всплеска ярости, но Тобиас только сжал голову руками и глухо застонал.

– Сейчас понедельник, семь утра, – сообщила я ему. – Тебе нужно на работу. Я поставила греть воду, сейчас приготовлю что-нибудь на завтрак, ты помоешься, позавтракаешь, потом, я думаю, мы успеем поговорить.

Он пристально посмотрел на меня, кивнул и тяжело поплёлся в санузел. Я выдала ему кастрюлю горячей воды и, пока он мылся, быстро поджарила три яйца, покрошив в яичницу колбасы, затем заварила чай. Тобиас вышел из ванны в домашнем халате, долго смотрел на меня от двери, и лишь когда я поставила на стол тарелку с яичницей и кивнула ему, тяжело прошёл на кухню и сел.

– Ты не Эйлин, – с какой-то тоской констатировал он, вертя в руках вилку, словно бы не зная, что с ней делать.

– Тебе чай солодить? – уточнила я, разливая чай по чашкам.

– Одну ложку.

Я поставила перед ним чай и села за стол напротив него, размешивая сахар в своей чашке. Он ковырялся в тарелке, затем, вздохнув своим мыслям, начал есть.

– Да, – я отложила чайную ложку в сторону, – я не совсем Эйлин.

– Это правда, что я её убил?

– Да.

– Тогда кто ты?

– Это не имеет значения. Я погибла, и случилось так, что моя душа заняла тело Эйлин.

Он покивал.

– Я видел, что ты – не она, – бесцветно произнёс он. – Ты ведёшь себя по-другому. Слишком по-другому. Другие привычки, другие жесты, другая мимика… Говоришь по-другому. И… и… Как это сказать. Рядом с тобой по-другому, как с чужим человеком.

А ведь любил он её. Он прямо это не сказал, но такая тоска сквозила от него, что у меня защемило сердце. Но содеянного не возвратишь и время вспять не повернёшь. Увы, можно только исправлять то, что уже натворили.

– Ты можешь сказать, как давно и часто у Северуса происходят магические выбросы?

– Первый случился в полгода, – он потыкал вилкой колбасу. – И тогда мы поняли, что он маг. Эйлин сказала, что выброс был слабым, но я помню, как меня корёжило. Все внутренности крутило, меня потом два дня рвало кровью, хотелось на стенку лезть и выть. Потом полгода ничего не было, а потом они стали происходить примерно раз в три месяца, мы научились их ловить, я уходил из дома. Но даже если я уезжал в Бирмингем, мне и там было муторно. А год назад… Да, это было на рождество… На наш дом напали маги. Эйлин назвала их Пожирателями Смерти. Они стреляли своими заклинаниями, и у Северуса случился сильный выброс. И я обезумел. Я не помню ничего, что я делал, но когда я пришёл в себя во дворе дома, я увидел себя всего в крови и пять трупов этих Пожирателей. Потом появились ещё маги, и дальше я не помню. Когда я очнулся, я увидел, что ни трупов, ни крови нет, только снег во дворе истоптан, а Эйлин ничего не помнит о Пожирателях.

Я кивнула. Обливиэйт – заклинание забвения. На Эйлин подействовало, на Тобиаса – на него наверняка тоже его применили – нет.

– После этого, – всё таким же убитым тоном продолжал он, – всё покатилось под откос. Выбросы стали сильными, иногда раз в неделю. Я после предыдущего не успею отойти, а уже новый. На всякую магию стал взрываться. Если раньше заклинание мог потерпеть, то теперь все они крутили мне внутренности. И я теряю контроль над собой, и понимаю вроде бы, что надо держаться, а не могу… И тогда, во вторник, когда я… ну, да… у парня очередной выброс был. Наверно, я полез его бить, она попыталась меня удержать, и… И вот, и всё…

Мы некоторое время молчали, он без аппетита жевал яичницу.

– Ты хочешь уйти? – вдруг напрямую спросил он.

– Выбора нет, – не стала юлить я.

– И парня заберёшь?

– Без него нет смысла уходить.

– Я понимаю…

Мы опять помолчали.

– Тобиас, – попросила я, – можешь ли ты сказать вот что. Когда вы с Эйлин заключали магический брак – неужели никто не видел, что ты не простой маггл?

– До магического брака всё было нормально. Я нормально переносил магию, мне нравилось наблюдать, как Эйлин колдует. А во время ритуала меня словно порвало… Словно во мне взяли и просверлили огромную дыру, в неё хлынул огонь и жжёт меня, и дыра растёт. Я не мог есть, пить, спать… А потом Эйлин сказала, что я тяну магию из её рода, и из других родов. Она два дня ревела, а потом отсекла себя от рода. И мне стало нормально, как и было до брака, но с тех пор стоит кому-то начать рядом колдовать – меня крутит и на меня находит безумие.

– Тебя должна была проверить специальная комиссия…

– Никто не проверял. Только тот бородатый, который её опекун был, покрутил около меня волшебной палочкой и сказал, что я маггл. И свидетели тоже что-то поколдовали своё и тоже сказали, что я маггл.

Неужели всё-таки несчастный случай?

Он без охоты доел завтрак, оставил посуду на столе и поплёлся в прихожую, словно постарев на пару десятков лет. В прихожей я дала ему два флакона с бодрящим зельем:

– Если будет тяжело, слабость, пей это. По одному флакону. Второй – не раньше, чем через час после предыдущего.

Он молча сунул флаконы в карман пальто, потоптался немного у входа, потом повернул ко мне голову и глухо сказал:

– Ты, это… Если соберёшься уходить… Не уходи без меня… Дай хоть с парнем попрощаться… Всё-таки моя кровь.

– Ты же говорил, что он не твой.

– Я много чего во время приступов могу говорить такого, о чём потом стыдно становится. Мой он. Только… У нас всегда сын на отца похож. Я на своего отца похож, мой отец – на моего деда. А Северус похож и на тебя… Если интересно, в гостиной, в шкафу на верхней полке – фотографии, – и он развернулся и, ссутулившись и сунув руки в карманы, ушёл, не обернувшись, в туманную серость утра. Я проводила его взглядом и закрыла дверь.

Ещё одна исковерканная жизнь.

***

Фотографии я нашла и внимательно просмотрела. Они занимали всего один альбом, но толстый, и примерно треть его занимали не фотографии, а небольшие портреты, выполненные красками, датированные ещё восемнадцатым и первой половиной девятнадцатого века. Первый чёрно-белый снимок был подписан 1843-м годом и принадлежал Северусу Тобиасу Снейпу и его жене Анне Снейп. Потом пошли снимки его сына Тобиаса Северуса с его женой и детьми, потом снимки уже его детей, старшим из которых был Северус Тобиас – и так до моего теперешнего супруга. Как я поняла после тщательного изучения снимков и подписей к ним, имена Тобиас и Северус были наследственными, и мальчика-первенца всегда называли в честь деда.

А вот действительно заинтересовало меня другое. Ещё с рисованных портретов восемнадцатого века на меня смотрело едва ли не одно и то же лицо. Менялись одежда, причёски, антураж, но характерные «римские» лица оставались. На одной из фотографий, где было запечатлено семейство Северуса Тобиаса Снейпа, прадеда моего супруга, все шестеро его детей – четыре сына и две дочери – все были на одно лицо, при том что близнецов среди них не было. Только сын Эйлин несколько выделялся из этого ряда – нос у него явно материнский, крупный, с горбинкой, а всё остальное – лицо в лицо отец.

А ведь Северус должен быть похож на мать. По законам магической наследственности родитель-маг имеет более сильные гены, чем родитель-маггл, особенно при заключении магического брака. Дети в таких смешанных браках всегда являются копией родителя-мага. Эйлин – Отсечённая, но она не перестала от этого быть волшебницей, поэтому её гены должны были стать в Северусе доминантными. А доминантными стали отцовские.

Или я забыла какие-нибудь нюансы магической наследственности, или Тобиас Снейп не так прост, как кажется. Но забывать в законах магии особо нечего: если в браке состоят маг и маггл – дети будут копией мага, если маг и сквиб – будут похожи на мага, но могут проявиться и черты родителя-сквиба, и лишь если оба мага, то могут перенять внешность любого родителя.

И если в браке Тобиаса и Эйлин их сын оказался похож на отца, то вывод напрашивается однозначный: Тобиас – маг, причём более сильный, чем Эйлин.

Но он не маг. Неоформленное ядро и каналы не могут позволить колдовать. Или его род когда-то был магическим, но по какой-то причине потерял способности к магии, а сейчас они проявились в форме вампиризма?

Я убрала альбом обратно на полку и прижалась лбом к шкафу.

Ничего не понимаю.

***

Я хотела написать письмо лорду Абракасу Малфою и леди Августе Лонгботтом и попросить о встрече, но сделать это можно было только из магического мира, а Северус ещё не выздоровел полностью, чтобы безболезненно пережить ещё один полёт до Бирмингема, поэтому и весь понедельник мы тоже просидели дома. Я только днём, уложив его спать, сбегала в магазин и купила ему верхнюю одёжку, чтобы не приходилось больше трансформировать Тобиасову – благо, я теперь знала, какими финансами располагаю. К вечеру Северус повеселел и даже поел, я нашла в доме картон и сообразила из него домино. Играть в него было не то же самое, как с настоящим домино, но я не хотела без острой необходимости применять магию в доме Тобиаса. Тобиас, кстати, пришёл домой поздно и со стекольщиком. Они поставили новые стёкла в столовой и моей спальне, после чего стекольщик ушёл, а Тобиас, устало посмотрев на меня и напряжённо замершего Северуса, отвернулся, поднялся к себе в комнату и больше из неё не выходил.

Ночь прошла спокойно, утром мы с Северусом дождались, пока Тобиас уйдёт на работу, позавтракали, и я пошла собираться для полёта в Бирмингем. На улице заметно потеплело, снег уже лепился, и стоял густой туман. С одной стороны мне это было на руку – меня никто видеть не будет, но с другой – и мне будет плохо видно, что творится на земле. Компас компасом, а визуальные ориентиры лучше из виду не терять.

Магический квартал, как всегда, был в меру многолюдным, оживший Северус в новенькой курточке на вырост и меховых сапожках рвался в сугробы, но я, невзирая на его протесты, доволокла его до совятни, где написала две короткие записки с просьбой о встрече, одну лорду Абракасу Малфою, другую – леди Августе Лонгботтом, привязала их к лапкам сов и отпустила их. Всё, теперь снять с метлы зацепы и оба седла, замаскировать её под обычную дворницкую – и назад в Бирмингем, я там, помнится, видела магазин игрушек, где, я надеюсь, найдётся детская лопата.

Лопата нашлась, и пока Северус в каком-то скверике ковырялся в снегу с двумя другими мальчишками своего возраста, я стояла в сторонке и время от времени перебрасывалась словами с их мамашами. И, естественно, первыми вопросами были: «Как, ему уже четыре года? А маленький-то какой. И не разговаривает? А вы его врачам показывали?». Пришлось на ходу сочинять про тяжёлые роды и букет болезней, которыми он болел в первые годы жизни. Да, у нас стоит задержка речевого развития, мы регулярно ходим к врачу, занимаемся с логопедом… Благо, мне приходилось выгуливать братишку среди обычных детей, и разговаривать с их мамочками, а там всякого наслушаешься, так что сказка о болезненном ребёнке получилась, на мой взгляд, без явных изъянов.

Первая сова нагнала нас на обратной дороге в Коукворт, так что мне пришлось садиться посреди поля, чтобы снять с её лапки письмо. Оно было от леди Лонгботтом, в котором она выражала удивление по поводу моего внезапного появления («О тебе уже четыре года ничего не слышно»), и соглашалась на встречу завтра в четыре часа дня в Косом переулке в «Чайном пакетике Розы Ли». Сова от лорда Малфоя прилетела поздно вечером. Лорд кратко сообщал, что ему известно о том, что мы встречаемся с леди Лонгботтом, и что он сделает нам милость и присоединится к нам в чайной. Поэтому завтра нам с Северусом, едва он проснулся после дневного сна, снова пришлось лететь в Бирмингем, благо, с метлой я уже немного освоилась. Времени до встречи было ещё достаточно, так что я заглянула в советское посольство, узнать у Имислава, не выходил ли на связь волхв Андрей, а заодно пообщаться с Надеей по поводу недавнего прерванного выброса. Имислав сообщил, что после той нашей операции против магов-контрабандистов волхв Андрей с несколькими боевыми магами куда-то уехал, и магическая почта его не находит. Надея просканировала Северуса, нахмурилась и посоветовала оставить ей мальчика для лечения. Я ей в двух словах описала свою ситуацию и мои подозрения насчёт причины прошлого выброса, после чего попросила повременить с лечением, если эта отсрочка не угрожает здоровью и жизни ребёнка. Целительница признала мои подозрения небезосновательными, но всё равно предложила отдать ей на часок ребёнка просто пообщаться.