Текст книги "Вторая жизнь. Начало (СИ)"

Автор книги: Djoty

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Это суп, – я подложила ему под попу сложенное в несколько раз одеяльце, чтобы ему было выше. – Кушай.

Он опустил ложку в суп, попробовал, потом опять попробовал. Судя по его виду, энтузиазма блюдо у него не вызвало, но он был голодным, поэтому признал его съедобным и принялся есть. Я нарезала не первой свежести белый хлеб – увы, с чёрным в странах Запада тяжело – и дала ему ломоть. И он впился зубами в батон, забыв про суп.

– Северус, – я отобрала у него батон, – хлеб кушают вместе с супом. Смотри, вот так, – я откусила кусочек от своего ломтя, а потом отправила в рот ложку супа, прожевала. Он внимательно наблюдал за мной, но послушно повторил. Судя по его виду, так ему понравилось больше, чем голый суп или голый батон.

Я тоже ела и попутно наблюдала за мальчиком.

Движения рук у него были хорошими, развитыми. Он правильно держал ложку, не елозил ею по тарелке, не промахивался мимо рта. Нет, точно не дегенерат – был бы дегенератом, и моторика у него была бы куцей.

Из питья было только молоко, да и то прокисшее, зато нашлись два сморщенных яблока и такая же груша, так что, пока Северус доедал суп, я помыла их, нашинковала, залила кипятком и поставила на плиту вариться. К тому времени, как он отставил пустую тарелку, я откинула компот на дуршлаг, подсластила его, налила в кружку, охладила и дала ребёнку. И увидела такой же недоумённый взгляд, каким он пятнадцатью минутами ранее смотрел на суп.

– Это… – начала я и замолчала.

А как по-английски «компот»? Тело Эйлин этого слова не знало.

– Пей, – вместо этого предложила я. – Это вкусно.

Он попробовал, скривился, пошёл за водой из-под крана, но я перехватила его и посоветовала выпить хотя бы полкружки. Пусть привыкает. Он выпил, сложил грязную посуду в раковину, что-то мымыкнул и пошёл. Я быстро вымыла посуду – холодной водой, горячая здесь не водилась – и пошла инспектировать ванную. Там я тоже убедилась, что в кране имеется только холодная, и мысленно задала своему телу вопрос, где взять горячей. Тело повело меня на кухню к плите. Ясно, кипятим.

Кстати, а где Северус? В доме же везде темно.

Он обнаружился в детской, где сам включил свет и теперь, сидя на кровати, раздевался, собираясь ложиться спать. Слишком самостоятельный ребёнок. Это плохо и говорит о том, что мать им не занималась.

– Подожди ложиться, сынок, – я подошла к нему и, повинуясь странному порыву, взяла его на руки, – мы ещё пойдём помоемся.

– Аиуимуммм…

Легилиментить не хочется – таким маленьким детям это может нанести вред мозгу, а без легилименции его хрен поймёшь. Кстати, я же хотела…

Я отнесла его на кухню. Он не пытался вырваться, но и не прижимался ко мне, не пытался обнимать за шею. Эмпат из Эйлин также был никудышный, но недоумение мальчика я ощущала даже без эмпатических способностей. Видимо, я вела себя совершенно не так, как Эйлин.

На кухне вода ещё не закипела. Я поставила Северуса на табуретку, поближе к свету, вооружилась ложкой и попросила:

– Открой, пожалуйста, ротик.

Миндалины увеличены, почти перекрывают горло, с ними нужно будет что-то делать, но это потом, сейчас меня интересовало другое.

– Подними, пожалуйста, язычок вверх.

Уздечка короткая, но не настолько, чтобы мешать нормально говорить. У моего братишки она ещё короче, но говорит он вполне внятно. Подрезать её Северусу, конечно, можно, но точно не сейчас, а когда я буду уверена, что смогу ювелирно проделать такую работу в непривычном теле и не нанести вреда собственному теперь сыну. Да и без подрезания ясно, что не в уздечке дело. Она может усугублять плохую речь, но не являться причиной того, что четырёхлетний ребёнок умеет только мычать.

Я отложила ложку и попыталась магически прощупать состояние его голосовых связок, хотя слабо представляла, какими они должны быть в норме. Не лор я всё-таки, и не учитель-дефектолог. Я проверила голосовые связки на себе, запомнила их состояние, затем на Северусе, сравнила и не нашла особой разницы. Значит, и не они всему виной.

К этому времени закипела вода на плите, я отвела ребёнка в ванную, налила в таз кипятка, разбавила холодной водой, потрогала. Вроде, не горячо. Однако на всякий случай уточнила:

– Потрогай водичку – не горячо?

Северус с подозрением сунул в неё руку и тут же с шипением одёрнул.

– Горячая? – удивилась я, но подлила ещё холодной, и вода в тазу, по моему мнению, стала в меру тёплой. Ребёнку, однако, не понравился и этот результат, он разделся – теперь я воочию убедилась, что это действительно мальчик – залез в ванную, включил кран и без тени недовольства залез под струю холодной воды. Нда, в нашей Сибири он точно будет как дома.

Я не стала возмущаться помывкой в холодной воде – не будем пока ломать все его привычки – намылила его, однако убедила его мыло смывать тёплой водой. Тёплой же водой промыла ему волосы. Северус что-то нечленораздельно, но возмущённо мычал, я его уговаривала потерпеть, потом вытерла жёстким махровым полотенцем, закутала в него же и отнесла в детскую. Там переодела в пижаму, явно сшитую из остатков взрослой пижамы, и уложила в кровать, поймав себя на том, что мне нравится вот так с ним возиться. Братишка-то таких эмоций не вызывал. Нет, я играла с Ёжиком, купала его, укладывала, и не без удовольствия, но вот чего-то такого, когда вдруг хочется схватить его и тискать, не было. Проявлять свои эмоции я, однако, поостереглась, судя по всему, Эйлин ласками сына не баловала, поэтому я просто уложила его в кровать и поискала глазами детские книги. Таких нашлись две. «Пособие для начинающего зельевара» – с картинками, крупными буквами и примитивными рецептами, и «Питер Пэн» без картинок, издания начала этого века. Я мысленно спросила у себя, где детские книги, реакции не дождалась и поняла, что в этом доме с этим плохо. Поэтому подоткнула Северусу одеяльце и, подумав, рассказала ему первое, что мне пришло в голову – сказку про Колобка. Слово «колобок» я заменила на «булочка», амбар с его сусеками – на «кухня». Песенку колобка пришлось рассказывать своими словами, потому что сходу сообразить на английском хоть какое подобие рифмы или ритма у меня не получилось, но в целом вышло сносно. Северус слушал меня, не спуская глаз и открыв рот, а когда сказка закончилась, лежал и смотрел в пространство, словно бы ещё видел, как по лесу бежит колобок. Ночника в детской не было, поэтому я зажгла магический светлячок, выключила верхний свет, чмокнула ребёнка в лобик и вышла, оставив дверь чуть приоткрытой. Северус по-прежнему, как завороженный, смотрел в никуда.

Я прошла на кухню и только сейчас почувствовала, как устала за сегодня. День выдался насыщенным, и мне хотелось наконец-то в тишине и покое посидеть и обдумать, что мне с моим теперешнем положением делать. Но едва я поставила на плиту жестяной чайник, как из-за стены раздался стон, а затем шуршание, грохот и проклятия. Я вздохнула, потушила огонь под чайником, убедилась, что в одном кармане передника у меня лежит веронал, а в другом – снотворное зелье, сунула заодно в карман кухонный нож и пошла на свидание с супругом.

========== Глава 3. Разговор с Тобиасом. ==========

11 февраля 1964 года, вторник.

Тобиас уже сидел на полу, обеими руками держась за сломанное колено и рыча. Едва я зашла в комнату, я сразу почувствовала, что здесь очень холодно, а когда щёлкнула выключателем на стене, обнаружила, что полотенце отклеилось от стекла, и в дом свободно проникает холодный февральский воздух. На улице, конечно, не минус тридцать, это вам не Россия-матушка, но всё же не лето, поэтому я обошла супруга, проигнорировала его проклятия и снова приклеила полотенце к окну. Затем я слегка согрела помещение и только после этого подняла одно из кресел, поставила его на пол и уселась в него, закинув ногу на ногу, и принялась рассматривать своего благоверного.

– Сучка! – прорычал он. – Ведьма! Что ты со мной сделала?!

Он был не сказать, что красивый, но от него тянуло каким-то обаянием, харизмой. Чёрный волос с лёгкой проседью, широкое лицо, высокий лоб, пропорциональные черты лица, крупный нос. В его облике неуловимо проскальзывало что-то от древнеримских патрициев, и тога на нём казалась более уместной, чем серый пиджак не первой свежести. Может, в нём есть примесь вейл или вампиров – они славятся своим обаянием? Но в то же время – расплывчатые ядро и каналы…

– Что ты со мной сделала, тварь? – прорычал он, пытаясь встать. В выражении его глаз и лица было нечто безумное. Может, он просто псих?

– Сломала тебе ногу, – сообщила я очевидное, пытаясь понять, чем он может быть опасен. От маггла можно ждать только физического нападения, от мага – и магического, но кем являлся мистер Тобиас Снейп, я не понимала, соответственно, не знала, какой гадости от него ждать, а потому опасалась и была настороже.

– Убью, шлюха.

– Не убьёшь, – спокойно объяснила я, – потому что я сломаю тебе вторую ногу, а если будешь настаивать, то и обе руки.

Он яростно смотрел на меня, его глаза налились кровью, а на виске задёргалась жилка. Он снова попытался встать, не смог, поэтому подполз ко мне и попытался стянуть на пол. Я, не вставая с кресла, убрала ногу и резко дала ею ему в нос. Хруст, Тобиас схватился за нос и зарычал.

Это тело не так слабо, как мне показалось вначале. Слабее Елань из рода Святогор, которой я была ещё часов восемь назад, но сильнее, чем я ожидала от обычной домохозяйки – а Эйлин, насколько я успела уяснить, брала подработку в виде шитья на дом, но нигде не работала.

– Тварь! – он размазывал по лицу кровь и едва ли не брызгал слюной. – Сразу надо было тебя убить! И выродка твоего ублюдочного! Не мой ведь он, не мой, сука продажная!

Я хладнокровно смотрела на него и ждала, пока он выговорится. На кого был похож Северус, я ещё не разобралась, но суть не во внешнем сходстве, а в том, что в магическом браке ребёнок может родиться только от законного супруга.

Наконец он приутих, некоторое время сверлил меня глазами, не делая на этот раз попыток приблизиться ко мне, потом практически спокойно заявил:

– Ты не Эйлин.

Я про себя усмехнулась – наблюдателен, ничего не скажешь.

– Ты не она, – продолжал сквозь зубы бормотать он. – Она бы уже на коленях просила у меня прощения. И никогда не осмелилась бы ударить меня. И не смотрела бы так… так… как санитар в прозекторской.

– Я Эйлин, – ответила ему я, когда он замолчал. – Эйлин. Только ты сегодня преступил черту дозволенного. Ты убил меня.

Он отшатнулся. Я чуть повернула голову, демонстрируя ему синяк на виске.

– Ты слишком сильно ударил. Перелом височной кости, кровоизлияние в мозг. Смерть мгновенная.

– Так ты… Ты… призрак? – в его голосе звучал не страх, а скорее недоверие.

– По-твоему, призраки могут ломать носы?

– А мне откуда знать? – снова взорвался он. – Откуда мне знать, что могут призраки и всякие твои магические штучки! Ты испоганила мне жизнь, ты своей проклятой магией превратила меня в демона! До тебя, сука, у меня всё было хорошо, меня ценили на фабрике, меня любили женщины, у меня были деньги, друзья, любовницы и бесплатное пиво в пабе по пятницам! А как появилась ты – всё покатилось под откос! Станки, на которых я работаю, ломаются! Ткань, которую я тку, рвётся! С меня постоянно высчитывают штрафы и лишают премий! Мне больше не проставляют бесплатное пиво, говоря, что я проклятый! На женщин у меня не встаёт! А когда родился твой припадочный ублюдок, мне начали мерещиться всякие летающие лошади, я вижу двери посреди улицы там, где их нет, я вижу призраков на кладбище.

– Магический брак, мистер Снейп, – напомнила я ему, когда он закончил свою тираду, – обоюдоострый. Я говорила это перед свадьбой, придётся напомнить.

На самом деле то, говорила Эйлин ему это или нет, я не знала. Но должна была, или свидетели должны были просветить, или договор он должен был прочитать – но знать он обязан.

– И я напоминаю, – продолжала я. – Нанесение в магическом браке сознательного вреда супруге отражается и на супруга. Ты бил меня – у тебя начали ломаться станки. Ты срывал злость на мне – тебя начали штрафовать.

– Конечно, – источая яд, процедил он. – Я ещё и виноват! Я во всём виноват, а моя дражайшая супруга, конечно, невинный ангел… Сучка! – он сплюнул на пол кровью. – Да я тебя на руках носил, дышать на тебя боялся! Ты мне обещала не поганить своей проклятой магией мой дом, а сама размахивала своей палкой направо и налево. А потом родила своего выродка! Не думаешь ли ты, что я не понимаю, что он не мой!

– А чей тогда? – не без любопытства поинтересовалась я.

– Откуда мне знать, шлюха, к кому ты бегала, пока я зарабатывал деньги!

– Мистер Снейп, – я покачала головой, – снова я вынуждена напоминать: в магическом браке ребёнок может родиться только от законного супруга. Раз ты утверждаешь, что Северус – не твой сын, значит, ты не Тобиас Снейп.

– Магический брак, – снова сплюнул он и поднял на меня своё измазанное кровью и перекошенное от ярости лицо. – Дерьмо это – твой магический брак! Маги презирают нормальных людей, держат нас за говно и не считаются с нами! Я ли не видел, как маги подчищают память людям! Я ли не видел, как они убивали людей только за то, что они увидели что-то лишнее!

– Зачем же ты тогда женился на мне?

– Эйлин, ты набитая дура. Или тебе память отшибло! Я увидел всё это дерьмо после того, как ты втянула меня в свой проклятый магический брак! Да знай я это раньше, я бы на милю к тебе не подошёл!

Итак, он считает себя магглом и до брака с Эйлин, похоже, в мир магии вхож не был.

– А всё-таки, откуда уверенность, что Северус – не твой сын?

– Точно все мозги отшибло. Не ты ли утверждала, что у нас может родиться только нормальный ребёнок, а не колдун?

На каком основании Эйлин могла такое утверждать? Чтобы успокоить его? Не лучше ли было бы, наоборот, заранее обработать его и подготовить к тому, что ребёнок может быть волшебником?

Нет, я что-то упускаю, причём достаточно очевидное.

– Молчишь? – глянул он на меня исподлобья. – Нечего возразить, шлюха?

Оправдываться перед ним смысла нет – он ещё больше уверится в том, что он рогоносец, тем более я же не знаю, может, Эйлин ему действительно изменяла. Да мне сейчас это и не надо. Мне нужно было посмотреть, что из себя представляет мой супруг, и уже исходя из полученной информации, планировать, что делать дальше. Магический брак нерасторжим. Причиной расторжения может быть только смерть одного из супругов, но убить Тобиаса – это получить клеймо предателя магического договора. Но и жить с домашним насильником – не дело. Я не Эйлин, я боевой маг советской выучки, я не позволю избивать себя или сына, но постоянно жить как на войне – не выход. По-моему, решение может быть только одно – брать ребёнка и уходить из дома. Да, магический брак сохранится до конца жизни, да, детей от другого мужчины я зачать и родить не смогу, да и вообще жить с другими мужчинами будет болезненно для меня же. Но ничего лучшего я не вижу.

Впрочем, повременим пока с поспешными решениями, особенно на тяжёлую голову.

– Слушай меня, Тобиас, – я вынула из кармана передника упаковку веронала. – Ты сейчас пьёшь снотворное. Когда ты засыпаешь, я лечу тебе ногу и нос. Утром ты уходишь на работу и больше никогда не смеешь поднять руку на меня или на Северуса.

– Ты в моём доме, тварь, и смеешь ставить мне условия?

– Мистер Снейп, – я встала. – Повторюсь, если не понятно: та Эйлин, которая позволяла себя избивать, мертва. Эйлин, которая сейчас стоит перед тобой, может постоять за себя и не позволит избивать ни себя, ни ребёнка. Я понятно объясняю? Или мне нужно сломать тебе вторую ногу для пущей убедительности?

Наверно, в моём голосе что-то прозвучало такое, что он понял – это не бравада. Когда на тебя наставлен автомат Калашникова, и тот, кто держит этот автомат, ласково предлагает отдать ему твой кошелёк, сомнений в том, что его требование лучше выполнить, обычно не возникает. У меня не было сейчас ни АК, ни даже простого ТТ, но Тобиас внезапно поверил, что я опасна и без них. К тому же, подозреваю, боль в сломанной ноге и носу тоже способствовала его сговорчивости.

– Давай сюда свой веронал, – сдерживая ярость, процедил он. Я бросила ему две таблетки, проследила, что он их проглотил. Затем развернулась к двери.

– Когда ты уснёшь, я приду.

Ответом мне было яростное рычание.

Когда я закрыла дверь столовой, то увидела, что в коридоре, прижавшись к стене, стоит Северус, бледный и напряжённый. Я взяла его на руки, он молча вцепился в меня. Я вздохнула, прижимая его к себе.

Нет, растить ребёнка в обстановке домашнего насилия нельзя. Или действительно уходить, или любыми способами возвращать в семью мир. Но возможно ли перевоспитать взрослого мужчину? А держать его постоянно на зельях – выход ли?

И всё же я что-то важное упустила.

Впрочем, об этом завтра. Сегодня ещё нужно срастить ему сустав и поспать. У меня был ещё план прогуляться ночью по городу, но его придётся отложить – сил не хватит.

Я отнесла Северуса не в детскую, а в свою спальню. Кровать там стояла полуторная, двоим взрослым тесно, но взрослому и ребёнку места хватит. Одеяло, однако, было узкое, поэтому пришлось сходить в детскую за маленьким одеяльцем. Ночник, что я зажигала каких-то полчаса назад, уже потух, хотя по моим расчётам должен был гореть часа два. Я мысленно поморщилась от магической слабости тела Эйлин, сделала себе зарубку, что его придётся долго и упорно тренировать, то есть заново повторять всё то, чему меня учили в старших классах школы и университете, забрала одеяльце, вернулась в спальню, закутала в него ребёнка и уложила его к стенке.

– Спи, сынок, – я чмокнула его в щёчку. – Всё будет хорошо, не бойся.

Я снова зажгла магический светлячок, спустилась на кухню, вскипятила воды в чайнике и наконец-то заварила себе чаю, а пока он настаивался, быстро ополоснулась в ванне под холодной водой – греть ни магически, ни на плите сил уже не было. Кстати, только сейчас сообразила я, а почему Эйлин воду грела на плите, а не подогревала магически? Причём инстинкт подогревать воду на плите был у неё до такой степени силён, что я тогда даже не вспомнила про магию. Она не настолько слабая волшебница, чтобы это было для неё непосильной задачей. Обученная работе только с палочкой – это да, но не неуч. Я же видела её оценки в дипломе – крепкий середнячок, для такого подогрев воды не должен представлять каких-либо трудностей. Перед Тобиасом не хотела лишний раз светиться магией? Но ведь он не всегда маячил у неё за спиной.

Ещё одна непонятка.

Я вышла из ванной, прислушалась к шуршанию и проклятиям, доносившимся из столовой, нашла на кухне чашку побольше, сделала себе чаю и вернулась в спальню. Там было как-то уютнее, да и Северуса одного оставлять не хотелось.

Он лежал с закрытыми глазами, тяжело сопел и не спал. Когда я, переодевшись в застиранную ночную рубашку и халат, присела на кровать, привалившись спиной к изголовью, он открыл глаза и внимательно посмотрел на меня. Я погладила его по голове, поправила одеяльце, взяла в руки чашку с чаем и задумалась. Вернее, попыталась задуматься, но голова не варила. Метались обрывки мыслей, мелькали события сегодняшнего дня, вспомнился волхв Андрей, Любомир, и я подумала, что нужно как-то дать им знать, где я и во что вляпалась. Я зевала всё чаще и поняла, что нужно ложиться спать – ни размышлять, ни лечить Тобиаса в таком состоянии я не смогу. В инструкции было написано, что веронал действует через полчаса-час, но полчаса уже прошло, а возня в столовой слышалась до сих пор. Поэтому я приняла компромиссное решение: сейчас было десять вечера, я завела будильник на полдвенадцатого, отставила недопитую чашку, приставила к двери стул – на случай, если Тобиас решит и сможет нанести нам визит, чтобы я проснулась от грохота, потушила магический светлячок и легла, прижав к себе Северуса. И отключилась мгновенно.

========== Глава 4. День второй. Бытовые хлопоты. ==========

12 февраля 1964 года, среда.

Будильник зазвонил ровно в полдвенадцатого ночи. Я вскочила, машинально выключила его, а потом долго сидела на кровати, соображая, где я, кто я и зачем звонил будильник. Северус поворочался, но толком не проснулся. В комнате было темно, освещения на улице не было никакого, поэтому я зажгла светлячок, набросила на ночную рубашку халат и спустилась вниз. Из столовой доносился приглушённый храп, поэтому я, ополоснув лицо холодной водой и немного придя в себя, спустилась в лабораторию и нашла зелья и мази для сращивания суставов. Они тут были в немалом количестве, что позволяло сделать вывод, что ими регулярно пользовались. Да уж, семейка.

Тобиас спал на диване, положив сломанную ногу на приставленный к дивану стул. Я ножницами разрезала ему колошину брюк и приступила к лечению.

Диагностика далась тяжело, заклинания уходили словно в бездонную пропасть, и попытка срастить сустав магически провалилась – в это сращивание мне нужно было вбухать столько сил, сколько у меня не водилось. Поэтому я ножом разжала супругу зубы, влила в него суставосрост, а затем обмазала колено заживляющей мазью. Нос оказался сломан очень аккуратно – я вправила его и тоже смазала мазью. Всё, можно идти спать.

Утром я слышала фабричный гудок, слышала, как по дому ходил Тобиас, ворчал, громыхал посудой. Северус тоже проснулся и прижался ко мне. Я обняла его, и мы, не вставая, ждали, когда Тобиас уйдёт на работу.

Он ушёл в начале девятого, и мы с сыном встали, оделись, умылись, и я пошла на кухню смотреть, чем можно накормить ребёнка. В холодильнике оказались кислое молоко и яйца, а в навесном шкафчике – мука. Ни дрожжей, ни соды я не обнаружила, но когда я подумала о соде, то испытала желание зайти в лабораторию. И точно, в одном из шкафчиков среди простейших реагентов нашёлся и кулёк с пищевой содой.

Северус после утреннего умывания ушёл к себе в детскую, но когда я начала месить тесто, увидела, что он стоит у двери кухни и неуверенно смотрит то на меня, то на мою работу, словно боится зайти.

– Заходи, Северус, – улыбнулась я. Мальчик недоверчиво посмотрел на меня, но вошёл и робко забрался на стул в торце стола. Там ещё лежало домино, которое мы вчера пытались трансфигурировать. Пятна жира и засаленность с них исчезли, а вот всякие мячики-машинки уступили место родным точкам. Северус повертел доминошки в руках, попытался снова вернуть им красивые картинки, не получилось, поэтому он, явно не зная предназначения этих дощечек, принялся строить из них домик.

И я поняла, что мне нужно сделать – приготовить зелье магического зрения, чтобы посмотреть на собственную магию и понять, почему все заклинания так мало держатся.

Проблема в том, что рецептов зелья магического зрения – сорок восемь, и каждому конкретному человеку подойдут не все они, а штук пять, не больше, причём сварены они должны быть именно тем человеком, который их потом и будет использовать. Остальные не сработают, или сработают не так, как нужно. И искать, какое зелье подойдёт именно мне, можно только методом проб и ошибок, то есть сварив все эти сорок восемь вариантов и попробовав все из них. Причём пробовать следующее можно не ранее, чем через сутки после приёма предыдущего. И если некоторые рецепты требуют минимума ингредиентов и варятся в течение получаса, то самые сложные состоят из нескольких десятков не самых распространённых компонентов и готовятся неделю. И предугадать или просчитать, какое тебе подойдёт, практически невозможно. Помню, на последнем курсе университета у нас было семестровое задание подобрать себе зелье магического зрения. И если мне повезло – девятая попытка принесла результат, то Любомиру пришлось приготовить все сорок восемь рецептов. Правда, эти зелья разделены на семь групп, и если подошло одно зелье из группы, скорее всего, подойдут и остальные, но это тоже не закон: мне подошли три зелья из одной группы, а вот четвёртое из этой же – нет. Миле тоже подошли три – и все из разных групп. А на Любомира подействовало только одно – самое сложное и дорогое, а другие пять из этой же группы результата не дали. Так что, если не будет особых проблем с добычей ингредиентов, то месяца через два я их все испробую.

Да, и книгу с рецептами найти бы где-нибудь.

Блины зашли Северусу на ура. Сначала он смотрел на них с опаской, переводил взгляд с них на меня и обратно, не зная, что с ними делать. Я нашла в холодильнике абрикосовый джем, выложила его в блюдце, оторвала кусок от блина, обмакнула его в джем и дала попробовать Северусу. Тот опасливо открыл рот, осторожно прожевал, но за следующим куском уже потянулся сам, а дальше уминал так, что трещало за ушами, а я не успевала жарить. На шестом блине он всё же отвалился от стола, повеселев и с сожалением глядя на оставшиеся блины, которые в него уже не влезали. Я поставила перед ним чашку с чаем.

– Ты накушался? – спросила я его, когда он выпил чай.

– Уу, – издал он подобие утвердительного мычания, а чтобы было понятнее, кивнул.

– Нет, так не годится, – я покачала головой, переворачивая на сковородке блин. – Скажи: «Да».

– Уу.

– Да.

– Уу.

– Хорошо, скажи: «А».

– Аа.

– Отлично, а теперь: «Да».

– А-а…

Прогресс есть, «аа» всё-таки больше похоже на «да», чем первоначальное «уу».

К концу завтрака, когда блины закончились, а оставшееся тесто было убрано в холодильник, у Северуса таки получилось некое подобие «Да». Язык у него, правда, вываливался из-за зубов, из-за чего звучание портилось, но для первого раза сойдёт.

Так, сейчас, значит, займёмся…

Походом в магазин – деньги в доме я нашла ещё вчера – стиркой и уборкой в столовой. Если управлюсь до обеда и уложу Северуса спать, то можно попробовать приготовить зелье магического зрения, какое-нибудь из простых, рецепты которых я помню. Если управлюсь и с этим, совершить вылазку в магический мир и отыскать там учреждение, где регистрируются акты гражданского состояния – посмотреть, что сейчас творится с родом Принц, уточнить, когда произошло отсечение и, если это общедоступная информация, по какой причине оно произошло. Также заскочить в библиотеку за книгой с рецептами зелья магического зрения. По идее, отказать мне не могут, даже несмотря на статус Отсечённой. Если же откажут…

Если откажут, будем действовать по ситуации.

– Северус, – позвала я, – пошли мыть ручки и пойдём в магазин.

– Уиуиаммамум? – и недоумённый взгляд на меня.

Не удивлюсь, если окажется, что мать его никуда не брала. Судя по рефлексам тела, ребёнок в её жизни занимал мало места.

– Пойдём, – я взяла его за руку и подтащила к раковине. – Надо к обеду купить чего-нибудь.

С одеждой для него возникли проблемы: ни тёплой куртки, ни пальто у него просто не было, как и не было зимней обуви. Я проглотила так и рвущийся вопрос, как же он ходил гулять – судя по моим рефлексам и бледному цвету лица Северуса, он никак гулять не ходил. Нда, Эйлин, за что же ты так не любила собственного сына? Вернее, судя по её эмоциям, она любила, но не занималась с ним совершенно, и ребёнок рос, предоставленный самому себе. В четыре года это уже поздно исправлять, но лучше поздно, чем никогда.

Час мы потратили на трансфигурацию куртки, штанов и ботинок Тобиаса в детские, и я надеялась, что она продержится достаточно для того, чтобы мы успели сходить и вернуться. До магазина, подсказывала память тела, было пятнадцать минут ходьбы, с ребёнком это займёт раза в два больше при условии, что он не будет отвлекаться на то, чтобы поковыряться в сугробах, то есть час – это только на дорогу туда и обратно. Ещё накинуть полчаса на сам магазин, в итоге – полтора часа. Я с сомнением посмотрела на трансфигурированную одёжку, надевая её на Северуса. По идее, хватить должно.

Поход за продуктами занял три часа. Ребёнок сначала косился на снег с опаской, жался ко мне, но потом осмелел, тронул его раз, другой… Два с лишним часа мы шли до магазина, не пропуская ни одного сугроба. Было морозно, снег не лепился, но Северус с абсолютным восторгом в глазах, не переставая весьма эмоционально мымыкать и угукать, кувыркался в снегу. В магазине, до которого мы таки дотащились, я с ужасом обнаружила, что ребёнок мокрый насквозь. Высушить одежду возможности не было – вокруг сновали люди, многие из которых со мной здоровались – так что я быстро пробежалась по магазину, порадовалась продовольственному изобилию, похватала, что мне нужно, расплатилась, а на улице посадила протестующего Северуса себе на плечи и почти бегом направилась домой. Ребёнок не сидел спокойно, вертелся, размахивал руками и что-то мне рассказывал – явно делился впечатлениями. Дома я его раздела догола – трансфигурированная одёжка, кстати, выдержала – закутала в одеяло, усадила на кухне на стул, а сама побежала греть воду в ванной. Магически – это быстрее, чем на плите. Северус на этот раз против тёплой ванны не протестовал, но согласился лезть в неё, только когда вода, на мой взгляд, стала едва тёплой. После ванны я разогрела вчерашний суп, накормила Северуса, заметно притихшего и уже клевавшего носом, отнесла его в детскую, уже полусонного переодела в пижаму и уложила спать. Даже, прежде чем он уснул, успела рассказать сказку про курочку Рябу.

После этого я быстро перекусила сама и спустилась в лабораторию. Стирка и уборка могут подождать, зелье магического зрения важнее.

За лабораторией обнаружилась не замеченная мною ранее библиотека, книги – сотни три – занимали весь стеллаж и были сплошь на магическую тематику и в большинстве своём – по зельям. Некоторые издания были раритетными, древними, насчитывающими не одну сотню лет, ощутимо дышавшими родовой магией. Я прошлась пальцем по корешкам, благоговейно зачитывая названия. Затем очнулась и стала прикидывать, в каких книгах могут быть хоть отдельные рецепты зелья магического зрения. Моя рука сама потянулась к стопке конспектов в углу на столике и уверенно вытащила почти из-под самого низа толстую тетрадь в клетку. Я открыла её, пролистала.

В библиотеку идти не понадобится, почти все рецепты были записаны в этой тетради. На некоторых были даже карандашом сделаны пометки: «Нет». Видимо, Эйлин когда-то тоже подбирала для себя такое зелье. В конце тетради я обнаружила несколько карандашных заметок: «Попробовать №3 из аконит. гр.», «Гр. омелы не подходит», «Драконью гр. пока не трогать – чешуя некачеств.».

Я посмотрела на рецепт под номером три аконитовой группы. Около него приписки «Нет» не было, пробежалась глазами по рецепту, технологии приготовления, посмотрела, что из компонентов у меня есть. Нужные ингредиенты были все, но вот время на его готовку займёт четыре часа. Днём мне это не сделать, Северус столько спать не будет, значит, придётся переносить варку на ночь.