Текст книги "Последний князь удела(СИ)"

Автор книги: Димыч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)

  Внимательно рассмотрев оба способа производства мыла и с помощью поташа, и с помощью извести, точно установил что никакого глицерина не образуется. Остаётся лишь вонючая подмыльная водица, которую всегда выливали как бесполезные отходы. Искать консервант для прививок стоило только в этой мутной жидкости.

  -Давайте перегонять этот подмылок – распорядился я своим спутникам – Вместо вина в кубе курить будем-

  -Княже, может не стоит в чаны бражные помои-то лить?– осторожно поинтересовался Ждан.

  -Это важнее, дядька – объяснить, что вакцину надо законсервировать как можно быстрее, было сложно и мне пришлось ограничиться директивным указанием.

  -Посадские ямы для нечистот копать не хотят, да и на болотищах землицу гнилую копать отказываются, подмёрзлая бают, труд, мол, напрасный – поведал мне Тучков о проблемах с внедрением минимальной санитарии в удельной столице – Те кто побогаче, ямки вырыли для виду, а саме всё также на зады выносят. И бают, мол, сроду таковое не вывозили, на то у нас холопей нетути, а самим не привычно-

   Что все нововведения идут со значительным противодействием, мне было известно, но оказываться от прогресса в пользу косной привычки я не собирался. Внедрение хоть местной и вывозной, но действующей канализации должно было обеспечить некоторое снижение вероятности возникновения эпидемий.

  -Рублём наказать надо лентяев – использовал я идиому значительно более позднего времени, имея в виду лишь некоторый денежный штраф за неисполнение распоряжений по обустройству отхожих мест.

  Нежданно-негаданно наступил день именин. Исполнялось князю Дмитрию Углицкому девять лет от роду. Странно, что с моими не детским поступками окружение и дворня уже вполне сжились и, казалось, не замечали ничего необычного в деловито распоряжающемся мальце.

  Неожиданность для меня стало и то, что моё прямое имя, данное при крещении, оказалось Уар.

  Духовный наставник Феодорит мало что мог рассказать об этом святом. Упомянув лишь, что был мученик тот воином ромейским, начальником Хианинской спиры, и являлся единственным кто мог заступиться на небе за умерших без таинства крещения.

  По случаю праздника на торг были выкачено несколько бочек пива и мёда для угощения всех желающих за здравие молодого княжича. С этой центральной площади всё и началось.

  Собственно я в этот день ничего праздновать не собирался и глубокомысленно осматривал кусок материала притащенного одним из гончаров. Похоже, у него получился фаянс, плохенького качества, но лиха беда начало.

  -Как же у тебя получилось?– поинтересовался я первым успехом.

  -Яз мешал трёкратно, да перетирал подолгу, вот и получилось хоть что – доложил горшечник.

  Что ж может ключ к успеху и лежал в составлении смеси именно мельчайших частиц, которые позже сплавлялись, стоило проверить такой путь.

  Прерывая мои благотные фантазии о расширении керамического производства, в палату вбежал запыхавшийся дворянин, и тяжело дыша, выпалил:

  -На посаде чорный люд бунтует. Кричат, что чинят им княжеские люди обиды великие. Требуют показать царевича, мол, ближние люди его взаперти держат и его именем народ мучают-

  Собственно встревоженный вид сына боярского заставил меня немедленно двинуть в сторону Николиных ворот. До самого подхода к выходу в город мне казалось, что всё происходящее просто недоразумение и к моему появлению оно будет улажено. Однако встретивший меня Афанасий сразу послал какого-то воина мне за любым малым доспехом для меня и напрочь отказался выходить в город для беседы с бунтующим народом.

  – Буянистый тама народец, вроде по чарке давали, а иные уж перепились – сообщил он мне обстановку – Тут крик поднялся, будто хмельное то из гноя отхожего, посадские и взбаламутились-

  -Ерунда это, пустое дело, вина из дерьма сделать никак нельзя, надо всё объяснить – пытался я объяснить глупость происходящего старому воину.

  Можа и пустое, а кабатчика насмерть прибили, да двух людей твоих писщиков, что дворы дозирали – Бакшеев был настроен совершенно не оптимистично.

  Тут меня завернули в принесённый стёганый тягиляй и мы поднялись на стену крепости.

  На прилегавшей к кремлю площади и ближайшим улицам стояли кучки возбуждённых людей, изредка что-то оравших и махавших руками. С заднего двора кабака к торговым лавкам выкатывали бочки со спиртным, которое там же и потреблялось совершенно не умерено.

  – Орали будто нечистое, а вона как на дармовщинку-то заливаются – подивился рязанец, волей судьбы ставший осадным воеводой.

  К нам подбежал стрелецкий голова, и заорал:

  -Первое дело – пищали низовые надо дробом снарядить, по сим карамольникам жахнуть-

  -Ты иди – пушкарей уговори по соседям своим палить-то – притормозил его боевой задор Афанасий – Лучче расскажи-ка, милый друже, с чего по более половины твоих воев с бунтовщиками заодно колобродит -

  Данила Пузиков начал растерянно озираться. Действительно внутри кремля было едва ли полтора десятка стрельцов. Остальные радостно братались с мятежными горожанами. Ещё внутри находилось четверо пушкарей, трое вратарей, семь человек сынов боярских, да около пятнадцати сторожей и истопников, которые также выполняли охранные функции.

  -С таковым войском стен не удержать – резюмировал ситуацию Бакшеев – Снаружи-то человек двести, у каждого не рогатина, так кистень найдётся. Да у служилых переметнувшихся самопалы вон имеются-

  -Они наверно в карауле стояли, когда народ заволновался – оправдывался стрелецкий сотник.

  -Хороши караульные, во всяком лихом деле первые заводчики, – попенял упустившему дисциплину Даниле уездный окладчик.

  -А где Ждан? – удивился я отсутствию верного дядьки, всегда находившегося поблизости.

  – На всё воля Божья, княже – потупил взгляд Афанасий – Дьяк Алябьев будто видел, что на копья его подняли воровские люди, сам еле жив убежал. Да можа попутал, у страха очи велики-

  Меня как будто кувалдой ударило под дых, дыханье запнулось, и подогнулись колени.

   Глава 27

  Показ с крепостных стен малолетнего князя бунтовавшему народу мятежа не прекратил. Не стрелял никто из посада по осаждённым, и то было уже хорошо. Предполагаемого штурма тоже не начиналось, посадские особого желания лезть на стены не выражали. В основном горожане бражничали запасами, вытащенными с кабацкого подворья, переругивались с защитниками угличского кремля, да требовали выдать им на расправу всех обидчиков.

  К вечеру угроза прямого нападения практически полностью пропала, поскольку количество трезвого народа среди восставших не превышало пары десятков человек. В трапезной дворца заседали на импровизированном военном совете все из дворян, да стрелецкий голова с двумя своими десятниками. Основное предложение было одно – снарядить ночью гонца к Москве, и уже дня через четыре можно было ожидать избавления. Такое развитие событий было совсем мне не по душе, суровость местных законов могла привести к полному опустошению посада. Однако предложить ничего лучше я не мог, так что просто помалкивал. Выбора гонца в столицу прервал топот ног по лестнице, влетевший истопник поклонился собравшимся, и вымолвил:

  -Сквозь водяную калитку казначея Ждана от реки тащат. Излихо он поранен, представится может хучь сей миг-

  Ноги сами понесли меня навстречу людям несущим израненного воспитателя. Тучков был одним из наиболее близких княжичу людей, он пестовал его с младенчества и поэтому относился ко мне с отеческой заботой. Да и я, несмотря на то, что разумом был постарше, всё более и более ощущал его скорее старшим родственником, вроде двоюродного дяди, чем подчинённым и придворным. Потеря этого человека была бы тяжелейшим ударом.

  После первого беглого осмотра при свете десятка факелов во мне окрепла надежда, что Ждан выживет. У него было два колотых ранения, к счастью не задевших важных органов и кровеносных сосудов, также присутствовала огромная рваная рана на голове, однако кости черепа у везунчика оказались целы. Все остальные повреждения являлись лишь ушибами, да растяжениями.

  -Черкес его от Каменного ручья притащил, от рва пристенного – сообщил один из добровольных санитаров.

  -Божьей помощью язычник тот прислан – просипел раненый – Думалось, помру уж в грязи той от хлада, берега то склизки да крутёхоньки-

  -Как же так вышло, дядька, кто на тебя напал? – я надеялся услышать имена бандитов.

  – От двора Митьки-серебренника заваруха пошла – цедя слова, начал рассказ Тучков– Яз знал, что есть у него монета княжью пеню отдать. Он всё на бедность жалился, не платил, вот его ярыжки на правёж и поволокли к дьяческой избе. Ремесленный тот в крик, бабы его в плачь, тут соседи Митьки тово понабежали, стали грязью в служивых кидать. Те такого непотребства терпеть не стали, да камчами чорный люд и отделали. Задире одному так око и выбили, а у того три брата, да все лесовики, зверя в дебрях промышляют, тем и кормятся. Пока к торгу через посадских пробивались, конями особо топтать не хотели, брательники окривевшего на нас с ослопами да рогатинами и насели. Сабля ж токо у меня была. Яз к мосту через ручей прорвался, там меня кистенём кой-то вор и сшиб с седла, прям кубарем в ров и скатился. Пока силы были к Волге по бережку скрёбся, а уж тама выполз где положе, да было помирать собрался, ан Господь уберёг-

  -Что ж ты сам за должником поехал – слегка пожурил я Ждана – Пусть бы служки губные разбирались-

  – Плата больно уж велика – вздохнул воспитатель – Посулил бы Митька караульщикам по паре алтын на брата, те б за него и отговаривались, мол, болен, на правеже помрёт, аль ещё чего удумали. Мне ж ведомо, что уже подворье тот серебренник продавать собрался во еже прочь с посада сбечь -

  -Какая ж на мастеровом том недоимка? – недоумение моё было искренне, вроде непосильными налогами никого не обкладывали.

  -Рупь, ровно как ты велел княже, за нерадивость пеня на него возложена – также слегка удивился удельный казначей – Почитай все справные дворы нам одолжали, никто добром твоё веленье не справлял. Яз всех лентяев посадских, которые яму не копали, этой платой неурочной обложил-

  -Как-то круто мы с горожанами – промямлил княжич, совершенно не помнивший о своём повелении драть с не особо богатых людей довольно не малые суммы – Много уже у кого эти деньги собрали?-

  -Токмо четверо отдали с плачем великим – признал Тучков – Двоё уж сбегло, а шестеро за монастыри заложились, нет над ними теперь суда нашего. Да и с остальных опосля городского разора, мню, не собрать будет -

  – Его бы в тепло отлёживатся пока костоправа аль лекарку не найдём – прервал наш разговор о причинах бунта Бакшеев – Он в могиле одной ногой, а всё о прибылях да убытках печётся. Да и ты княжич в ту же степь -

  Действительно, болтать с израненным человеком, лишая его возможности поскорее получить хоть какую медицинскую помощь, было явно лишним с моей стороны.

  Ждана унесли в отдельную комнату дворца на попечение жены и сына, вертевшемуся рядом с отцом Баженке я велел обязательно позвать меня, когда будут чистить и зашивать раны. Притащившего казначея черкеса нигде не было видно, сторожа сказали, будто он ушёл обратно через ту же калитку, что вела к Волге. Афанасий расставлял посты и разделял между служивыми очередь несения караула, за недостатком людей привлекая к этому всех кого можно, в том и последнего пленного татарчонка, который ещё не получил полной свободы. Я мало что понимал в деле разведения часовых, но мотался вслед за осадным воеводой, не желая отдаляться от него в эту тревожную ночь.

  С крепостной башни раздались взволнованные голоса стражи. Вскарабкавшись вслед за Бакшеевым к заборолу стены, привстал на цыпочки, чтобы взглянуть в бойницу. Над юго-западной частью города, за торговыми рядами разгоралось свечение.

  – Запалили посад, пёсьи дети – ругнулся рязанец.

  Подтверждая его слова, заголосил набат Алексеевского монастыря с Огнеевой горы, позже к нему стали присоединяться голоса колоколов остальных храмов. Всмотревшись в темноту, воевода добавил:

  – Опомнились воры, все кто тверёз тушить побежали. Княжич, пора оседлать коней да в спину им ударить! Тута и мятежу конец -

  -Не стоит попусту лить кровь христианскую – не согласился я на предложение старого воина – всёж соплеменники, а не иноземцы какие-

  -Мои сродственники в иных местах живут, да с карамольниками не водятся – обиделся на мой отказ начать активные действия Афанасий – Измену надо огнём выжигать, да мечом вырубать, пока, как плесень, всюду не расползлась-

  Пятидесятилетний старик был явно старой закалки, любая попытка примирится с мятежниками, ему казалась потаканием бунтовщикам и проявлением слабоволия.

  Ночь была к счастью практически безветренная, поэтому пожар охватил лишь несколько дворов и к утру утих.

  Проснулся я довольно поздно по местным меркам, около восьми утра по временному счёту прошлой жизни, в этом мире отсчёт времени вели от восхода солнца в день равноденствия.

  Совершать гигиенические процедуры и одеваться мне в последнее время нравилось самостоятельно, что приводило сенных служек в некоторое смущение. В трапезной уже было изрядное количество дворян, с ними как ни в чём не бывало восседал и Гушчепсе.

  После того как присутствовавшие поприветствовали меня коротким поклоном, я, не чинясь, сел на общую лавку и приготовился слушать новости.

  -Дети боярские к граду сбираются. Как по более воев прибудет, по сигналу единовременно с нами в посад выступить смогут – начал излагать выработанный план Бакшеев – Надо знак вестовой выбрать, а черкешонок его прибывшей подмоге обскажет-

  – Сперва выборных от посада бы выслушать. Головные люди чёрных сотен уже с час у ворот трутся – вступил в беседу дьяк Алябьев – Можа они вину саме на себя признают? Егда б заводчиков до Москвы отослать, остальным кнута, да и делу конец-

  -Как же, жди, повинятся изменники эти – возразил Афанасий – скорее уж величаться учнут, да требовать несусветного -

  -Надо узнать чего хотят представители горожан – этим заявлением старик выглядевший отроком прекратил спор.

  Выбранные бунтовщиками переговорщики желали многого и сразу. Они выговаривали для посада уменьшение налогового оклада, сокращения времени обязательных городовых работ, прекращения ненужных на их взгляд санитарно-гигиенических работ, а также просили наказать тех, кто всё это выдумал. Виновными в небывалых притеснениях выборные от посада считали Ждана Тучкова, дьяка Алябьева, да молодого подьячего Битяговского. Именно эти злые людишки, по их мнению, обманывали доброго малолетнего княжича, и сейчас они старательно открывали мне глаза на их злодеяния.

  Тут-то я и вспомнил про израненного отца Баженки и, подозвав к себе ближайшего сторожа, отправил узнать о здоровье казначея.

  -За убойство людей господарских строго спросится – прервать лившийся на меня поток жалоб удалось практически сразу.

  – Братья звероловы, что ярыжек побили, сбегли неведомо куда – начал объясняться один из представителей городского общества.

  -А кабацкого целовальника да писчика дьяческого кто прибил? – влез в разговор Бакшеев – Пытать их надобно накрепко, все они одна ватажка с прочими карамольниками-

  -То пришлые люди, с купеческой коломенки – начали хором оправдываться переговорщики – пропились они начисто, вот обиды свои и выместили. А куда они теперича делись – так ищи ветра в поле, нам те воры не сказывались -

  -Значится, пойдём с повальным обыском, а у кого чужое с убиенных аль пограбленных сыщется, тех на дыбу. На виске укажут воры на кого, и тогда ими облихованных к пытке возьмём – обрисовал перспективы следствия над жителями посада губной староста Муранов.

   Его должность совмещала в себе функции старшего следователя, главного прокурора и судебного пристава, а также судьи первой инстанции в одном лице, однако справлялся он вполне успешно. Меня вообще удивляло как примерно пятнадцать человек губных, ездовых да недельщиков могут обеспечивать правопорядок и ведение судебных дел в уезде с примерно сорока тысячами населения.

  -Погубить невинных дело не хитрое – посланцы от мятежников крепко загрустили – Великому князю и царю Фёдору Ивановичу челом будем бить, может у него утешения обид сыщемся-

  -Прямая правда будет ежели с Москвы сюда рать придёт, покарать вас изменников, как двадцать лет тому назад Бежицкий Городецк наказан был – Афанасий изрядно гневался, если б ему дать волю то парламентёрам от восставших целыми было не уйти.

  -Милостив к чорному люду нынешний государь всея Руси, слыхивали мы, по челобитью посадскому уставные грамоты на грады даёт, даст Бог, умилосердится – в голосе говорившего особой надежды на царёву благоволение, однако не было.

  Смысла далее запугивать сотских я не видел никакого, от отчаяния люди могли бросится в крайности.

  -Без вины казнить никого не будут. Ежели и были неумышлением возложены тяготы какие лишние, то их снимем, а пени за них простим – переход от обсуждения наказаний к торгу за льготы сильно взбодрил выборных представителей горожан.

  -Первым делом от копания ям надо ослобонить – начали резво загибать пальцы послы бунтующих – Вторым, перемер да переоклад со въездом во дворы воспретить писчикам-

  – Копать отхожие места надо. Засыпать их землицей с болота тоже нужно – отступать от этой инновации я не собирался – Не годится, как прежде на зады иль прямо на улицу нечистоты выбрасывать -

  -Испокон веков у нас таковой беды не было, пустое да нестатошное дело землицу копать зимой, что во дворах, что на болоте – горевал наиболее пожилой горожанин – Сделай милость, княжич, дай нам волю от такой напасти, мы за тебя Бога молить будем, також всем посадом дары пришлём -

  -Князь Дмитрий Углицкий не по малолетнему баловству от вас сего требует, а для свово да государева ямчужного дела. Иль вы пустобрёхи не слыхивали какую гной в буртах сих пользу даёт? – разъяснил государственную важность предлагаемого нововведения Бакшеев.

  В ходе долгих препираний было оговорено, что рыть сборники нечистот начнут самые богатые, а позже по мере снабжения железным шанцевым инструментов к этому делу примкнут и остальные. Торф будут возить в счёт обязательного для всех городового дела. Для повсеместного внедрения малого прогресса в деле санитарно-эпидемиологической безопасности требовалось выделить на двор по две лопаты и кирку.

  Останавливаться на достигнутом не хотелось, и я начал переговоры о других волнующих меня обычаях местной жизни, которые, на мой взгляд, требовалось незамедлительно изменить. Первоочередной задачей стояло упорядочение употребления алкогольных напитков. Поскольку спиртосодержащие жидкости хранились явно дольше безалкогольных, то население и запасало в основном именно их. Несмотря на запрет личного винокурения и варения пива да мёда, этим занималось большинство населения. Детям крепких вин не давали, но вот разбавленная водой бражная мёдовуха, или сбитень, сваренный на том же мёде или пиве, наливался совсем малым ребятишкам как лакомство.

  – Детей бы вам до входа в полные лета поить бы токмо квасом безхмельным да сбитнем на простом, не сыченом, меду иль иными какими простыми взварами, а ежели водой то кипячёной, не простой – мне удалось сформулировать предложение от которого было трудно отказаться – Яз за то пожалую вам вольность в варке пива и медов, а курить вина всё одно нельзя. Також и кабак уберем на выселки с торга, питухов приманивать, да до беспамятства поить там будет заповедано. Но ежели кто будет по граду крепко пьян шататься, на том пеню и наказанье княжеское доправят -

  -Прямо как в Крыму нравы завести на Угличе желаешь – почесал в затылке один из переговорщиков – Где ж это слыхано – дома да в кабаке пей, а на улицу с веселья ни ногой?-

   Желание свободно, не таясь, изготавливать слабоалкогольные напитки оказалось сильнее неудобств от мелких бытовых ограничений, и в этом вопросе было достигнуто согласие.

   Перевод населения на употребление в пищу кипячёной воды вместо сырой мне казался не менее важным делом, чем прогресс в вакцинации. В обмен на отказ от обложения пошлинами дровяного привоза горожане были согласны завести по горшку, где имелся бы для питья и для приготовления иных напитков остывший кипяток. Еще некоторые пункты предполагаемого соглашения были посвящены упорядочиванию сбора и расчёта налогов. Инициируемые мной в прошлом пересчёты и новые обмеры отяготили посад, поскольку писчики традиционно требовали от участников переписи подарков и кормов. Размер уплачиваемой посадом суммы закреплялся на длительный срок с обязательством удельной власти не устраивать в ближайшее время новых пересчётов дворов.

  Жаловались тяглые и на беломестчиков, что жили за монастырями, и на отписавшихся в стрельцы. Количество податных падало, а валовый сбор оставался прежним. Финальным пунктом была выдача отличившихся в убийствах и грабежах во время этого малого бунта. Выборные обещали всем миром выдать прямых разбойников, но просили проявить к ним милость, поскольку многие по пьяному делу, не нарошно, в смутьянах оказались.

  Отправив старшину чорных сотен с дьяком составлять уставную грамоту, запрошенную недоверчивыми горожанами, я поторопился навестить Ждана. К моему немалому облегчению, раны ему обработали по новоманерному княжескому методу, на этом настоял сам больной. Шансы на его выздоровление были достаточно велики, однако услышав что именно я наобещал горожанам Тучков стал притворяться умирающим.

  -Не вынести нам такого разора, лучче помереть – причитал хозяйственный казначей – Две лопаты и заступ се пятнадцать алтын выйдет, две коровы можно купить, а потери кабацкие да мытные? Афанасий, неугомонный, десятню новую принес, мол, детям боярским жалованье почитай седьмой год не плачено, надо б пожаловать. А где деньги? Помещиков по уезду семдесят человек с лишком ныне, с новоприбранными вместе, почитай пятьсот рублёв положи, да отдай. Раздать дело не хитрое, сбирать откедова будем?-

  -Не волнуйся, дядька, тебе вредно сейчас. С деньгами что-нибудь придумаем – в голову, однако, никакие придумки по кардинальному улучшению финансовой ситуации не приходили.

  Во второй половине дня набело переписанную грамоту представили на утверждение. Я уж насколько плохо читал, но смог понять, что помимо обговоренного, туда тиснули ещё немало пунктов, в основном малозначащих и мелочных. Самым серьёзным был пункт о суде совместно с выборными целовальниками от всего посада. Ну что ж, я лично против суда присяжных ничего не имел, но уточнить стоило:

  – Какую ж мзду ты, дьяк, получил за приписки в грамоте сей?-

  Лицо Алябьева совершенно не изменилось, он довольно успешно удивился, а вот выборные от горожан изрядно смутились.

  – Верни взятое,а на устав велю печать приложить, хоть по правде и изорвать его следовало – удалось мне, наконец, выработать решение.

  -Следует втрое на сём дьяке выправить от лихоимством взятого, да кнутом его на площади бить, подарки вымученные ему на шею привеся. Вели в хоромах его сыскать? – внёс предложение раздосадованный ограничением своих полномочий губной староста.

  -Ничтоже я не имал от людишек убогих. Что оне саме под образа складывали то мне неведомо – Алябьев полностью отрицал факт мздоимства – Ежель кто из сих дурней по дремучести своей лишка какого кинул, то пусть обратно берёт, мне того не надобно -

  -Всё ж обыск учинить надобно. Коли за образами подарки цены малой, то пусть его. Ну а коли рублёв на десять сыщем, то вволю по приказной спине плеть погуляет – не оставлял надежду свести счёты Муранов.

  Обвинять дьяка Петелинской четверти мне не было никакого резона, хоть и взяточник, зато вменяемый и покладистый. Вместо него мог прибыть другой, и тогда большинству моих планов было суждено зачахнуть, не родившись.

  -Пусть просто отдаст, и на том покончим – разочаровал я уездного правоохранителя.

  На следующий день правопорядок был полностью восстановлен. Погорельцам согласно обычаю было выдано вспомоществование из княжеской казны. Пойманные активные участники мятежа сидели в клетях губной избы, тюрьмы в городе не было. Всем не совершившим тяжких проступков кнутобитье было заменено по моему предложению общественными работами. Вообще внедрение исправительного труда по обустройству городского хозяйства мне казалось удачной заменой кнуту и мелким пеням. И по согласию подсудимых, при наличии поручителей, Муранов давал им теперь восемнадцать дней возки торфа или очистки сточных канав вместо порки и штрафа.

  На пятый день после окончания волнений к Угличу прибыла сотня конных московских стрельцов. Не найдя никаких беспорядков, после обильного угощения их начальных людей, столичные служивые отбыли прочь. Жизнь медленно входила в устоявшееся русло.

  Глава 28

  К середине ноября навалились новые заботы. У прях точно по предсказанию Ждана закончилась шерсть, кузнец Акинфов истратил все запасы кричного железа и собирался за ним в Устюжну. Сталь как низко, так и высокоуглеродистую он получал довольно успешно, однако выделка из стальных плавок прутов и полос была всё так же крайне трудоёмка. Явно требовалось что-то вроде вертикального молота или прокатных валков. Однако изготовить их из железа было затруднительно, гораздо проще было лить из чугуна, тем более что состав литейных форм мне был хорошо известен. Однако такого продукта плавки руды коваль не знал, а то что ведал, мог объяснить с большим трудом. Собственно посещение крупнейшего в этих краях города металлургов было совершенно необходимо, благо, что он входил в выделенный мне удел.

  За прошедшие две недели изрядно преобразился Гушчепсе. Вроде и награда за спасение Тучкова ему была не слишком великая пожалована, лишь конь, сабля, да пару отрезов ткани на кафтан. Но черкес изменился внутренне и внешне. Он стал передвигаться как-то изящней, выглядеть бодрей, да к тому же сменил причёску. Теперь вместо стянутых ремешком волос на его свежевыбритой голове красовался хвост, на мой взгляд, более уместный на каком-нибудь матёром запорожском казаке.

  Когда я поинтересовался таким видом бывшего пленника у бывалого Бакшеева, тот пояснил:

  – Сызнова воем себя мнит, вот и отрастил энтот аче, или по-татарски кокел -

  -А зачем им такая причёска?-

  -С прадедовских времен, от прежних татаровей повелось. Ныне ежели в бою за поруганную честь убили друг дружку, то головы рубят и за хвост тот волосяной к седлу вяжут -

  -Это-то для чего?-

  – Вовсе оне там на горах да гребнях своих от света истинной веры отбились. Вот дурь такую за славу особую и почитают, вроде как храбрецов после смерти восхваляют-

  – Дикий обычай. Давай Гушчепсе на родину отпустим, если он так прошлого плена тяготится. Всё ж немало он нам помог, а дома ему полегчает? – предложил я старому воину.

  -Кликни черкеса, перемолвись с ним о том – ухмыльнулся рязанец – токмо не вскоре он от нас отъедет, помяни моё слово-

  К моему немалому изумлению, Бакшеев оказался в очередной раз прав. На предложение отправятся в Черкесию, Гушчепсе нахмурился и ответил:

  -Раз гонишь – отъеду. На Москве мне служба найдётся, а до дома мне ныне хода нет -

  -Почему же нельзя тебе в родной аул возвратится, поди там рады все будут – продолжал я недоумевать.

  – Злые в Бесленее обо мне хабары ходят. Кажный знает что я в полон попал, сотворил напетех. Любой меня может кэрабгер назвать. Пока достойными воина поступками не верну напе, нет мне на отчину возврата – сказал, как отрезал черкес. От уточняющих вопросов горец стал отмалчиваться, и за разъяснениями пришлось отправляться к Афанасию.

  – Сплетни про него в горах худые складывают, кто в неволю сдался тот по-ихнему обычаю чести лишён. Так что будут его там трусом звать, то отцу-матери в укоризну, да и жены с таковым прозвищем доброй не сыщешь. Нужно ему славное дело какое учинить – растолковал мне смысл речей юного бесленеевца рязанец.

  -Что ж за подвиг от него требуется, для возвращения доброго имени? – задал я вопрос с умыслом, желая помочь черкесу в снятии с него позорного среди сородичей статуса.

  – Да известно что сродственники его прославляют – татебное дело какое лихое, аль прямой разбой. У нас за таковое путь един – на плаху. Токмо ежель на войну его спровадить, там сии уменья надобны – выдал авторитетное заключение Бакшеев.

  Следующим кто искренне меня порадовал, был приставленный ко мне учитель Семён Головин. Он написал вполне неплохой учебник азов арифметики, с правилами перевода славянских цифр в новоначертанные арабские, с довольно остроумными задачками, сочинёнными коллективными усилиями его и учеников. Помимо занятий математикой, подьячий Посольского приказа учил меня латыни, которую знал, так же как и польский язык. Азы словесности древнего Рима мне когда-то преподавали в глубине, неизвестно в какую сторону текущих, веков. Поэтому навык владения этим мёртвым языком постепенно закреплялся, а от изучения польского я уклонился. В старогреческом должен был наставлять архимандрит Феодорит, но к счастью он сам его знал весьма не крепко.

  У пожилого настоятеля Воскресенского монастыря была двойная радость, ему удалось уговорить принять святое крещение Габсамита, да не особо сопротивлявшегося Гушчепсе. Строго говоря, черкес был и так в некоторой мере православным христианином, но отец Феодорит настаивал на необходимости проведения обряда, дабы точно не было оплошки.

  Таинство совершили за день до праздника Введения, перешедший в веру матери татарчонок получил христианское имя Иосиф или в русском произношении Осип, горец же стал Григорием, видимо за особенности своего настороженного характера. По принятии истинной, в глазах окружающих, веры новокрещенов одарили подарками. Гушчепсе, которого, несмотря на крещение, продолжали именовать как и прежде, по его происхождению поверстали в десятню и пожаловали землей на заволжской стороне. От поместья, правда, не было никакого толка, поскольку располагалось оно на безлюдной местности, в давно оставленном обитателями сельце– пустоши.

  Ходил монах кругами и вокруг последнего иноверца поблизости – Байкильде. Он пел соловьём, рассказывая какие неимоверные награды сулит ему согласие на смену веры. Царь Фёдор Иванович должен был настолько восхитится подобным поступком, что обязательно наделил бы крещёного сына мурзы неизмеримыми пашнями и угодьями, да пожаловал бы немалый чин, может и стольничий.

  Мурзёнок вероотступничать совершенно не собирался. Напустив на себя максимально гордый вид, он ответил священнику длинной отповедью по-татарски. Вкратце перевёл её нам его сводный брат: