Текст книги "Последний князь удела(СИ)"

Автор книги: Димыч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

  -Ладно, княжич, отрок неразумный, что ж с него взять. Затеял несусветное, выйдет непотребное. Ить кулик до воды охоч, а плавать не умет, – пеняли горожане поверившим мне кузнецам. – Вы ж зрелые мужи, в дурость таковскую кинулись. Да волостителя нашего в ум не привели. Стыд будет вам до седых волос-

  Мастера железодельного ремесла ходили хмурые, но дезертировать никто не пытался. К концу января в специально освобождённом складочном амбаре начали делать под ручным прессом формы для литья из песка и известкового молока. На лицах втянутых в производство ремесленников сомнения и грусть сменились ожесточённой решительностью. В новое дело ими были вложены свои честные имена, а многими и последние денежные сбережения. Общая смета постройки доходила до восьмидесяти рублей, из которых половину внесли из княжеской казны.

  К середине февраля на удивление посадских домна была закончена и началась её сушка. Была наша металлургическая печь высотой всего шесть с половиной аршин, при диаметре по основанию около двух. Ждать завершения высыхания стенок, к которым я еще придумал присоединить камеры для обогрева воздуха, нужно было около десяти-пятнадцати дней. После требовалось обжечь футеровку, и можно было начинать делать чугун.

  На Сретение Господне из Углича прискакал Иван Лошаков, которого я не видел уже несколько месяцев. Привёз он очередное послание, после прочтения которого, Тучков схватился за голову.

  -Поехали до дому, княже – застонал преданный дядька – Таковые дела там нераденьем приказчиков творятся, что ежели не поспеем, то полное разоренье приключится-

  – Что случилось?– тревога Ждана передалась и мне.

  -Беда – чуть не плакал удельный казначей – Токмо не пойму, от глупости великой подручников моих се аль от прямого воровства-

  Из объяснений Тучкова выходило, будто один из посланных нами торговать приказчиков распродал в Ярославле меха, железо и кучу оброчных продуктов вроде мёда и рыбы за фальшивое золото, растратив без малого шестьсот рублей.

  Сумма действительно была очень велика, не заметить такую потерю было невозможно.

  -Почто знаешь, что поддельное злато? Может истинное? – допытывался я об источниках осведомлённости дядьки.

  -В письме сказано, мол, сторговался с немецким купчиной на шессот пятнадцать рублёв, в плату взял тисячу семсот без четырёх золотых угорских -

  -Ну и что?– не видел я подвоха.

  -Как что? Ценят монету сию в пятнадцать, або до шешнадцати алтын – возмутился Ждан – Тут же куплю по 12 алтын да полушке с почкой вели. Чтоб един немчин крупную куплю да за полновесное злато почти даром сделал – небывало того. Объегорили, верно, нашего дурака -

  -Езжай сам, дядька, разберись во всём -

  -Нет – упёрся казначей – Не оставлю тебя, княже, одного. Деньги наверстаем, а случись что с тобой, не дай Бог, то уж будет не возвернуть-

  Возвращаться действительно было надо, если Тучков прав, то ущерб нанесён огромный, требовалось без промедления организовать розыск фальшивомонетчика. Каждый пропущенный день сокращал шансы перехватить немецкого 'купца' до пересечения им русской границы. Но бросить на самотёк все дела в Устюжне тоже было плохо, и я уговорил Ждана задержаться ещё на день-два.

  После вечерней службы я побеседовал с Лошаковым.

  -Как съездил, Иван, исполнил ли моё поручение?-

  -Объехал Галич, Кострому, Ярославль, да Москву, також бывал в Коломне и Серпухове. Нашёл немало семдесят семей детей боярских Отрепьевых, сыновей Григориев по возрасту схожих всего четверо оказалось -

  -И что ж далее было? – меня распирало нетерпение.

  -Двоих что постарше служить при твоём дворе, царевич, зазвал. Поведал им, мол, честь немалая ловчим аль стольником при сыне великого государя Ивана Васильевича быть – начал обстоятельно выкладывать результаты поездки мой телохранитель – остатние отроки вельми малы летами, яз их отцов в наш уезд переписаться улестил-

  -Эт каким же образом?– мне было действительно интересно, чего же этим дворянам наобещал Лошаков.

  – Сказывал им, поместье дадут на треть по более нынешнего, да сыны их как подрастут в чести великой будут от Угличского князя. Оне в сомнениях, вестимо, были, не с чего, мол, нас жаловать, да возвеличивать-

  -Как же ты растолковал-то сие?-

  Иван слегка помялся и сконфуженно продолжил:

  – Ты уж прости, княжич, сам твои речи придумал. Говорил яз детям боярским сим, будто с твоего голоса, было де, Дмитрию Углицкому, спасение от погибели, и спас его дворянин именем Григорий, а прозвищем Отрепьев, да сам при том погиб лютой смертию. Дал тогда княжич наш зарок, принять в службу всех Григорьев Отрепьевых, на свет явившихся за пять лет до, да за стокож лет после его нарождения. Вот во исполнение энтой клятвы, яз отроков с сим именем и разыскиваю-

  -Молодец, друже, ты верно всё объяснил. Будут этим дворянам поместья, а их детям место при дворе – одобрил я поведение Лошакова – Значит, двоих ты привёз, а еще пара с семьями приедут?

  -Трое со мной в Углич прибыло, княже – всё так же смущённо продолжал исполнительный Иван.

  – С чего ж трое? – такая арифметика была мне не понятна.

  -Когда на Москве жил, привели мне отрока одиннадцати лет, мол, вот тебе Гриша Отрепьев, что ты сыскивал, сирота он, как отец сгиб по пьяному делу, так за дядей живёт. Ну, яз его к нам в Углич позвал, он сразу с радостию согласился – начал объясняться мой охранник.

  -Тогда пятеро мальчишек всего прибудет?– пытался я разобраться в происходящем.

  -Тут моя промашка, как люди говорят – Федот, да не тот – вздохнул Иван – Уж с Москвы съехали, как парень проболтался, мол, не Григорей он вовсе, хучь и Отрепьев по отцу, а кличут Юшкой. В ноги пал, молил не прогонять, по сиротству идти-то не куда. Мать христа ради жива, да дядя уже старик, сам с хлеба на воду перебивается. Яз и подумал, отрок шустрый, смышлёный, грамоте учён, к какому-либо делу сгодится-

  -Да ладно, от одного лишнего мальчишки княжий двор не обеднеет – никакой особой проблемы мне в данном происшествии не виделось – Найдется этому Юрке место -

  Вообще-то с подростками при Угличском дворе надо было что-то делать. Со времён хозяйствования Марии Нагой и её братьев осталось изрядное количество детей местных дворян и просто ребятишек-'жильцов', принятых в окружение малолетнего царевича. Они должны были играть роль малого двора, по взрослению царевича становясь его постельниками, стольниками, ловчими, сокольничими и прочими придворными. Эта имитация жизни царского двора подчёркивала права юного Дмитрия на отцовское наследие. В нынешнем моём положении пользы от таких игр я не видел. Но и унижать юношей и их отцов отсылая их от двора было глупо.

  Тут я из прошложизненного уголка памяти извлёк сведения о детстве царя Петра Первого и его потешных полках. У меня конечно спутников детства не хватало на роту, не то что на полк, но в самой идее явно было здравое начало, стоило её обдумать более тщательно.

  Отъезд наш затянулся не на два дня, как я обещал Ждану, а на полные трое суток. Всё это время, в авральном порядке, мы пытались изготовить всего, чего недоставало для удачной плавки. Были испытаны цилиндрические меха с конным приводом, сделаны формы для ядер, а также валов и молотов, потребных Акинфову в Угличе. Мной было подробно расписано мастерам, что и когда сыпать и сливать. Делить шкуру неубитого медведя не стали, вопрос с разделом возможных доходов был оставлен до лучших времён.

  Уезжал я с тяжёлым сердцем, неудача в первых плавках могла надолго затормозить прогресс в устюженской металлургии. Полного краха всех начинаний ожидать не приходилось, но затруднения в изменении экономики удела увеличились бы многократно. Всё чаще на ум приходили мысли, не зря ли мной прилагаются усилия толкнуть уклад местной жизни на более привычный для меня путь развития. Деятельность, начатая для улучшения качества лично своего существования, постепенно оборачивалась грандиозным предприятием, могущего изменить судьбу огромного числа людей населяющих Московское государство. Надежда предотвратить Смутное время постепенно становилась идеей фикс. Просто живого царевича Дмитрия для этого было явно маловато, поскольку из школьных уроков я помнил, что причины того несчастья – социально-экономические, отягощённые трехлетним голодом и иностранной интервенцией. Если уж суждено мне перевернуть здешний мир, то Угличскому уделу надлежало быть точкой опоры, а рычаг ещё предстояло отковать.

  До столицы удела наш отряд добрался за четыре дня, спешили мы, словно за нами гнались. Последний кусок пути, там, где дорога шла по Волге, нам через каждые полверсты стали попадаться трупы людей. Мужчины, женщины, дети, тела их растаскивались хищными птицами и зверьми. Именно по взлетавшим падальщикам становилось понятно, где закончился путь очередного несчастного.

  -Видать удачным был поход – вздохнул Афанасий – Ногайцы с добычей в степь возвращаются-

  Мне хотелось зажмурить глаза и именно так ехать до Углича. Я был рождён в другую эпоху, и не мог скользить по сторонам равнодушным взглядом, как мои сопровождающие, не обращавшие никакого внимания на чёрные кучки на снегу, над которыми скакали и дрались птицы.

  По приезду первым делом Ждан бросился к денежным сундукам, а через несколько часов выйдя от них, вид имел довольно озадаченный.

  -Кажный угорский просмотрел, все истинные – чесал в затылке наш казначей – Даже обрезанных самый малый чуток, и двадцати не будет. Зря я на Сёмку грешил, прости меня господь-

  Позвали ездившего торговать в Ярославль приказчика Семёна Васькина, а с ним и остальных удельных торговцев.

  -Поведай нам, Сёма, каким обычаем ты так расторговался? – казначей выглядел, как кот объевшийся сметаны.

  -Приехал до города, испосместился в гостином дворе. Следующим днём до целовальника мытного пошёл, явить тарханную грамоту, князь-то наш свободен от уплат пошлин на свои товары. Дал в мытной избе подъячему две новгородки, чтоб не волокитил со списком. Сел в назначенную при гостином дворе лавку, стал торговать – обстоятельно выкладывал сведения наш приказчик, мужичок лет тридцати с невзрачным, рябым лицом – Сосед у меня по гостинке был немец любечский, сам почти и не торговал, только приглядывал, кто чем торг ведёт. Энтот купчина и по-нашему мал-мала балакал, слово за слово, сказал он, что по вешней воде к Астрахани тронется, с персами дела вести-

  -Да быстрей ты сказывай, как угорские-то получил – поторопил рассказчика Ждан.

  -Ну дык вот, куплей мало, народец щупает, да не берёт – не обращая внимания на поторапливания, так же неспешно продолжил Семён – Дай думаю до Нижнего съезжу, аль до Казани. Наново пошёл в мытную избу, нет никого. Спрашиваю – где подьячий? У стрельцов бают. Мню, по старому знакомству да за серебро мне приказной тот грамотку и у стрельцов и у себя в избе напишет. Пошёл искать, а нашедши – услыхал, как тот караульных стрельцов распекает, мол, пьяны, надо обыском идти, вы ж на ногах не стоите -

  -Нам про пьянство не надо, нам про злато надо, – потерял терпение Тучков.

  -А яз об чём? – удивился приказчик – Пока грамотку провозную мне писали, спрашиваю – вора что ль ведомого изыскали, обыск-то чинить? Нет, говорит мне тот подьячий, ябеда пришла от аглицких немцев. Мол, есть на гостином дворе чужеземец, тайком в Персию пробирается, да с ним товары заповедные, да в список не внесённые-

  – Ты меня нарошно что ль томишь, дабы язм от нетерпения извёлся?– возмутился казначей.

  -Не томлю яз, а честь по чести сказываю – не унимался Семён – воровские приметы мне обсказал приказной, ну как есть сосед мой по лавке. Но тот вроде честной купчина, злодейства за ним не заметно. Вернулся в гостинку, спрашиваю немца тово – есть ли у тебя нелюбовь какая с аглицкими купчишками? Есть говорит, ревность они ко мне имеют, что промеж них решил с Персию торговать, хучь и в Астрахани. Ну тогда готовься, сказываю, извет на тебя послали, завтра поутру обыск будет.

  -Ну и где тут угорские? – Ждан уже рычал.

  Так вот гляжу – с лица спал любечанин, бает, есть у него золото, в список не внесённое, не поменял он его в Новых Холмогорах, да и грамоту на него не получил. Ну, яз ему и молвлю – лишишся ты его, да ищщо и казнь какая будет. Немец меня просит у себя монету укрыть, яз ему отвечаю – для чего мне сие, а ну как тоже обыщут? Придумали куплю сделать, он мне угорские, яз ему товар с грамоткой провозной, видоков зазвали, по рукам ударили, вроде как в долг он взял. Но с помощи-то, как честного навара не получить? Пусть радуется, что всё вместе с головой не потерял-

  -Ловок, ах как ловок ты, брате – Тучков бросился обнимать приказчика – Княже, вели наградить сего хитреца-

  Конечно, награда ему положена, – меня не оставляли сомнения в легальности такой сделки. – Если б и правда тебя, Семён, обыскали?-

  -И что? – добродушно удивился Ждан – Сказал бы, что в заклад по долгу получил, а ежель в этом какое лихое дело, то царю Фёдору Ивановичу пущай пишут, он рассудит. У нас же грамоты есть тарханные и несудимые-

  Пользы от этих иммунитетных документов в здешнее время было никак не меньше, чем от мигалок и федеральных номеров в моей прошлой жизни.

  Дальше пошёл опрос приказчиков торговавших в Москве и Вологде. Результаты были близки – продали все оброчные продукты, большинство мехов, всю обычную сталь по местной рыночной цене уклада. Высокоуглеродистый металл практически не продался, стоимость мы ему назначили шестикратно дороже обычного. По словам торговцев оружейники брали на пробу одну-две полосы, но за новой партией никто не пришёл. Возмутился Тучков лишь когда услышал что именно принял в оплату части товара торговавший в Вологде.

  -Ты нашто черновую медь взял? – пристал к нему Ждан.

  -Дёшево было, выгодно, по полтора рубля пуд – бормотал здоровенный детина.

  -Дёшево – передразнил его казначей – это ж ведь медь не чистая. Вот чистая – красная, та ценна, два рубля с лишком стоит, этой же и по сорок пять алтын дорого будет.

  -Да ладно очистим – пытался я успокоить дядьку, готового прибить нерадивого торговца.

  -С очищения треть её убавится, из трёх гривенок чёрной еле-еле две гривенки красной меди выйдет. Да угля сожжёшь воз. Ладно, так медникам продадим – махнул рукой Тучков.

  На третий день после нашего возвращения из Устюжны в посаде внезапно зазвонили колокола. Я в этот момент находился в кремле и, услышав многоголосый звон, бросился одеваться. Пытаясь понять пожар это или очередной бунт, выкатился во двор, навстречу торопливо идущему Афанасию.

  -Княже, Углицкая сотня с похода вернулась – выдал мне причину переполоха Бакшеев.

  Мне оставалось только ждать воинов у дворца, гадая, все ли вернулись живыми и здоровыми, и кого из знакомых больше не доведётся увидеть.

  Глава 32

  К моему немалому облегчению из северного похода вернулись целыми практически все. Погиб под Выборгом один из городовых дворян, да четверых привезли тяжелоранеными в волокушах.

  Удачен был поход и на трофеи, мне в качестве государской доли достались воз мехов да шестеро полоняников, которых разместили среди дворовых слуг. Вернувшиеся с войны воины вознаграждены небольшим количеством серебра, а шестерым служившим в ертоульном полку и особо отличившимся, выдали по золотому и пригласили на торжественный ужин.

  Среди званных оказались мой старый телохранитель Андрей Козлов, угличский Гриша Отрепьев, Гушчепсе-Григорий да трое малознакомых мне дворян. За едой они делились впечатлениями от зимнего похода, и посвящали меня в детали прошедшей кампании.

  – Первую победу на свеями нам Бог даровал под самым градом Выборгом – рассказывал Козлов – Оне в поле вышли наши полки встречать, да куда там. Резво ударили, немцы свейские в крепость побежали, едва на их плечах туда не ворвались. День потом постреляли в ворота из полкового наряда, да особого успеха не имели. Разорили посад со всей округой и тронулись далее. Полки московские на закат солнца по Гаменской дороге пошли, а охочие люди – донцы, новгородцы, да прочих северных городов сходные вои упросили воевод на север их, к Кореле, отпустить. Дошло наше войско чуть не до Каянского моря, оттуда по всей земле загонами рассыпались и на обратном ходе все деревушки и городки, где крепостиц не было, запустошили, пожгли, да в полон увели-

  -Григорий-то Бесленев, новокрещён, чуть наместника Каянского не споймал – доложил мне уже изрядно выпивший мёду Отрепьев – Самый чуток их сторожке удача не далась-

  -Чтож ты молчишь – развернулся я к черкесу – Расскажи о том-

  -А-а дело-то не сладилось, говорить не обчем – махнул рукой горец.

  После продолжительных уговоров, немногословный Гушчепсе начал рассказ:

  -Под Кабы-городом наша малая сторожка ертоульного полка языка споймала. Был среди нас ижорец, что вражий говор разумел. Пораспрашивал он ятого накрепко, тот и открыл окромя прочего, што наиглавнейший их воевода, наместник Фляминк самолично поутру аль с вечера поля и станы вражеские осматривает, для лучшего устройства битвы. Ну, мы между русским станом и свейским в роще и засели. Подходили ночью вельми скрытно, коням морды и копыта холстом обкрутили, под хвосты татарские мешки подвязали, да следы замели. С восходом солнца в снег сами с лошадьми зарылись, токмо под вечер враг явился. Да не дал Тха удачи, ветер переменился и свейские кони нас учуяли. Потому стрелы мы пускали не в упор, а за сорок шагов. Под воеводой свейским я вороного жеребца подстрелил, да не сразу тот пал, ещё с поприще пробежал. Ну и знамо дело с вражьего стана конники вышли своим подмогу оказать. Яз энтого Фляминка заарканил, а утащить не успел. Дворянин немецкий кожаную петлю разрубил, да на меня бросился. С пистолей свей промахнулся, в на саблях мне счастье вышло. Пока схватка кончилась, враги своего воеводу уже уволокли, да в меня палили вовсю. Так ни с чем в стан и вернулся, други же станичные пару начальных свейских людишек до наших бояр притащили-

  -Ну, уж ни с чем – возразил черкесу Отрепьев – Наместник Каянский, сказывали, и так хвор был, а как Григорей его на аркане покатал, так вовсе с лежанки не встаёт. Ну что до полонных воевод, то их на князя Володимерв Долгорукого сменяли-

  -В Эстляндской земле також за русскими полками удача была – вставил своё слово один из угличских дворян – До самой Колывани татарские царевичи да русские воеводы полки водили-

  -В первых днях февраля, егда войско к Новгороду пошло, пришли вои что на Корелу ходили, чудесные скаски сказывали, уж не ведаю, правда оне иль нет – продолжил рассказ Козлов.

  Все присутствующие зашумели, обсуждая верить или нет вестям с северного берега Ладожского озера.

  – Что казачки да новгородцы изгоном Корелу взяли, то взаправду верно – высказал свою точку зрения телохранитель Андрей – Многожды тому видоков есть. Был с донцами атаман молодой – Ондрей Корела, с тех мест родом, исчо в малых летах бился он там со свеями, совместно с прочими христьянами, в лесах жил на них нападая. Так вот, Ондрей тот провёл рать окольными тропами, и свалились оне на свейских немцев как снег на голову, те в земляной крепости укрепиться и оборужиться не успели, в скором бою их побили-

  -Храбр атаман Корела да хитёр, но и лют преизрядно – покачал головой один из вернувшихся с войны помещиков – Почитай весь полон, тех, кто не православной веры насмерть умучил с жонками и детьми-

  Находящийся на трапезе пленный татарчонок Байкильде, до этого жадно слушавший рассказы о походе, скривил лицо и презрительно бросил:

  -Касап-

  -Нет, не живодёр казак тот – вступился за малознакомого атамана Гушчепсе – Слыхал яз в своём он праве, всю его семью свеи погубили.

  Глядя со своей колокольни, черкес был прав. В их горских обычаях, запретах и законах сам чёрт мог сломить ногу, но вот принцип 'око за око, зуб за зуб' соблюдался свято.

  -Ну а опосля истинная скаска начинается – продолжил повествование Козлов – Нашёлся в полоне казачьем немец, что желая спасти жизнь себе да семье своей, рассказал, что в Олав-крепости сторожа мала, человек сто, а воинских припасов, кормов и прочего добра запасено видимо-невидимо. Да брался тот немчин також провести воев мимо свейских караулов. Вот атаман Корела да с ним пятсот охочих людей и двинули по речке Узерве, через каменный гребень, мимо высоких порогов. Нежданными свалились казаки на Сава-городок, который есть посад при каменной крепости. День тот был праздничным, да базарным. Многих похватали казаки на торгу, почитай никто из посадских на остров к кремлю не убежал. Також попались в полон жонки стражи и самого белифа Олав-крепости-

  Рассказчик перевёл дух, хлебнул мёда и продолжил:

  – Начал тогда Ондрейка-атаман со свеями, что в осаду сели, торг вести. Мол, ежель не дадите окуп богатый за баб да ребятишек своих, всех под саблю пущу. А сам малый отряд в обход кремля, под крутым бережком пустил. Долго он с белифом рядился, начал некоторых жонок отдавать, а как на задах Олаф-крепости пальба началась, так и он с людьми своими верными в бой кинулся. Предмостье же и воротный проезд полны был из полона выкупленных, оне при начале драки в кремль-то и кинулись. Так что ни из пушек стрелять, ни ворот завалить свеям не мочно стало. Таковым-то обычаем и взяли казаки да новгородцы неприступную Олав-крепость. Истина иль лжа сказанное, пушай каждый сам решает-

  -Если б не донской атаман, а московский дворянин сей подвиг сотворил, быть бы ему при руке великого государя и ходить в думных чинах – хлопнул рукой по колену поверивший рассказу Бакшеев – Донцу и полушки в награду может не достаться, за счастье, чтоб взятую добычу не отняли-

  -Почему же так?– пришла пора удивляться мне.

  -Не любы вольные казаки боярину Борису Фёдоровичу Годунову, оттого опалу на них кладёт царь Фёдор Иванович – начал объяснять Афанасий – Супротивятся атаманцы русским острогам в Поле, разбойничают на Волге, оттого не в почёте на Москве вольница степная-

  -Вроде в войско казаков всегда зовут – не понимал я этого выверта политики.

  -Казак казаку рознь – наставительно заметил рязанец – Есть служилые по украйнам, есть донские верховские да низовые, гребенские да яицкие, волжские да литовские черкасы. Пока война идёт – в них нужда великая, их деньгами, хлебом, да зельем жалуют. Утихнет лихое время – припомнят им воровские дела, царёвы насады у Вожских гор разбитые, да острог Воронежский сожженный-

  – С Воронежем-то что случилось? – заволновался я о судьбе этого города, бывшего в прошлой жизни столицей моей малой родины.

  -В позапрошлом годе воровские черкасы и донцы спалили его, воеводу князя Долгорукого Иван Ондрееича, прозвищем Шибан, убили – пояснил Бакшеев.

  -Как сожгли? – в оставленной мною реальности такого казаки вроде не творили.

  -Да на постой попросились, баяли на татар идут. Их на ночлег пустили, а оне ночью изменою острог запалили, да пограбили всех, а кто противился – поубивали. Сей час впусте сё место-

  -Ничего себе – только и смог я вымолвить, какие-то здесь неправильные казаки.

  В последний день февраля меня затянула инвентаризация различного сырья, привезённого нашими торговцами с рынков соседних городов. Проблема состояла в том, чтобы по местному наименованию и области применения понять состав вещества и его ценность для моих дальнейших экспериментов. Выяснилось что охра, сурик и мумиё это минеральные краски, в наличии их оказалось по два пуда каждой, к чему они могли сгодиться, я пока не понимал. В большом стеклянном сосуде с залитым свинцом горлышком плескалось купоросное масло. Раскупорив ёмкость стало понятно, что маслянистая жёлтая жидкость с запахом горелых спичек это плохо очищенная, слабо концентрированная серная кислота. Узнав из росписи стоимость этого химического вещества я пришёл в ужас. Она была огромной, причём насколько мне помнилось, ничего сложного в производстве этой субстанции не было. Видевший мою реакцию на стоимость покупки ключник сообщил:

  -Фряжский олеум, зело дорогой, да и бутыль стеклянная вполовину от купли ценится-

  При осмотре привезённого свинца мне стало ясно, что этот металл были подвергнут лишь самой минимальной очистке, настолько он даже визуально казался неоднородным. Изрядно была загрязнена примесями купленная сера. Из свинца можно было попытаться выудить что-нибудь полезное, а серу явно требовалось чистить для улучшения качества пороха. Крайне заинтересовал меня руда с медно-золотым блеском.

  -Камень сей прямое огниво – сообщил знающий ключник – для высечения огня потребен, а також немцы его в свои пистоли ставят, в замки ключные-

  Тут же смотритель княжьих кладовых достал металлическое кресало и, чиркая им по куску руды, высек сноп искр. Судя по запаху тут у нас было явно сернистое соединение, либо медный, либо железный колчедан.

  -Тоже немецкий? – задал я риторический вопрос.

  – Нет, не иноземный камень сей, с Новгородских Деревской да Бежецкой пятин – удивился ключник – Вроде у реки Мсты, за порогами, хрестьяне черносошные Боровичских рядков, и монастырские Свято-Духова монастыря его копают-

  Известие меня сильно порадовало. Исходный материал для производства серной кислоты находился по российским меркам практически рядом, приблизительно в трёхстах верстах. Оставалось решить вопрос с кислотоустойчивой тарой и защищённым от кислотной коррозии оборудованием. Стеклянные ёмкости вполне можно было выдуть с помощью цилиндрических мехов в формы. Но как сделать из стекла камеры для сжигания колчедана и сбора конечного продукта я совершенно не представлял. На счастье на глаза попалась укупорка от бутыли с купоросным маслом. При внимательном разглядывании стало понятно, что пробка снизу покрылась плотным налётом, не допустившим дальнейшего разъедания металла. Значит оборудование кислото-делательной мастерской может быть сделано из дерева или кирпича, и лишь изнутри тщательно обделано свинцом.

  От размышлений о грядущем прогрессе Угличской химической промышленности меня оторвал прибежавший стрелец:

  -На реке Ждан Тучков с ногаями за провозные деньги сцепился, как бы лиха не вышло-

  По приезду на Волгу я застал удельного казначея до хрипоты спорящим с щуплым татарским мурзой.

  -О чём спор, дядька? – причину конфликта стоило узнать сразу.

  -Полон ногаи заволжские ведут, а ни мытное, ни проездное, ни поголовное платить не желают-

  Главарь кочевников опять перешёл на визг, мешая татарские и русские слова. Из его контраргументов стало ясно, что сами налоги он платить не отказывается, не устраивает его только их размер. Ждан оценил голову пленного в пять рублей, что было довольно низкой ценой, и соответственно требовал за каждого двадцать пять копеек таможенных пошлин. Помимо этого с ногаев причиталось по два алтына с каждых саней провозного сбора. От головного казначей подумав отступился, поскольку платилось оно как правило с наёмных работников и холопов.

  Мурза же кричал что по восемь алтын с двумя деньгами продаст половину полона, поскольку ему до родных юрт и трети от добычи не довести.

  -Можа и правда купим у татарина иноземцев?– спросил Тучков – Православных освободим, серебро не пропадёт, всё одно им одна дорога – в холопы. Еретиков откормим и продадим дороже, аль у нас на землю осадим-

  Учитывая что степняков было человек двадцать, а у нас за спиною стояло двадцать пять стрельцов, да еще несколько торопилось от города, торговцы невольниками особенно не наглели.

  В торг я не лез, из боязни проявлением сострадания усложнить дядьке переговоры. Через полчаса Ждан подвёл итог – дороже всех ценились молодые женщины и дети обоих полов от семи до шестнадцати лет, дешевле шли юноши и мужчины, младенцев и стариков отдавали практически совсем даром.

  -Отчего отроки так дороги? – поинтересовался я у примчавшегося подкреплять наш тыл Бакшеева, дороговизна женщин меня не удивляла.

  -Жизни степной их обучить ещё можно – выдвинул свою версию рязанец – Кобылиц доить научатся, стада пасти, войлок бить да кумыс ставить. Иные уж лет через десять обасурманятся так, что от природного татарина не отличить. Даже в разбои с ними ходят-

  Беглый осмотр несчастного двуного товара, размещённого по пять-шесть человек на санях, заставил сердце сжаться от жалости. Кормили ногайцы свою добычу явно из расчёта её дальнейшей стоимости. Некоторые из людей выглядели явными доходягами, непонятно как ещё не умершими от холода и голода.

  -Бери самых слабых, детей без матерей не выкупай – выдал я распоряжение Ждану – С остатних, кого не сторгуешь, пошлину исчисляй по ногайской цене-

  Не успел дядька приступить к выполнению моего поручения, как к нам подбежал крепкий чёрнобородый мужичок.

  Отвесив поясной поклон до земли, он вымолвил:

  -Здрав буде пресветлый княже Дмитрий, челом бью – разреши с твоим тиуном словом перемолвится-

  Я не возражал и качнул головой. Вежливый челобитчик вцепился в стремя Ждана и оттащил его для беседы чуть в сторону.

  Судя по долетавшим отрывочным фразам он уговаривал нашего казначея чуть обождать с покупкой, тот милостиво кивал головой.

  По окончанию этой беседы, я задал вопрос Тучкову:

  -Об чём просил сей посадский?-

  -А-а, пустое – отвечал дядька – Молил сей купец цену ему не сбивать, сторговал он кого-то у ногайцкв задаром, они ж за лишнюю полушку передумать могут. Да и не нашего он града, впервой его вижу -

  Тут у саней с полоном поднялся крик, кочевники отнимали детей у матерей и передавали их по двое нашему просителю. Тот ловко за шкирку оттаскивал ребятишек к своим дровням и там бросал на сено, не забывая спутать ноги. Как выяснилось, покупкой неместного купца было шестеро детишек от трёх до шести лет.

  -Зачем ему такие малые?– попытался я выяснить у сопровождающих.

  Никто толком ничего сказать не мог, все пожимали плечами. С тем же вопросом я подъехал к деловито связывавшему детей мужику:

  -На что таких малолетних берёшь?-

  Глаза у покупателя малышей забегали, он полминуты растерянно оглядывался по сторонам, потом выпалил:

  -Выкормлю, да в ученичество к посадским мастерам их отдам. Им судьба счастливая, а мне хлеба кусок – от наставников ихних спасибо-

  Поведение этого купца мне не нравилось совершенно:

  -Крест на сём целуешь, что истинно тобой сказанное?-

  Мужик опять на минуту впал в ступор, потом оживился, достал крест и смачно к нему приложился:

  -Святой крест целую, что всех младенцев сих стародавнему ремеслу учить будут, и кто выдюжит учёбу, тот до смерти будет кормить умением разученным и себя, и наставников своих -

  Такая клятва меня не удовлетворила и подозвав Лошакова, я скомандовал: