Текст книги "От монстра к монстру (СИ)"

Автор книги: Девочка с именем счастья

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Ей повезло.

Роман обхватывает ее за талию одной рукой, а свободной заставляет откинуть голову ему на плечо, и кусает еще глубже. Кровь Талии холодная, как донорская из пакетика, у нее вкус моря. Она впивается в его руку ― которая обхватывает ее талию ― длинными когтями, но Роман не реагирует, и постепенно хватка ее ослабляется.

Питер видит, как взгляд Талии приобретает осмысленность, как они вновь становится тепло-карими, а ногти и зубы возвращаются в свое обычное состояние. Он видит, как искажается от боли ее лицо, а глаза начинают слезиться.

– Роман, ― зовет он, поднимаясь. ― Она очнулась. Хватит уже.

Роман отстраняется медленно, стараясь не причинить лишней боли, облизывает рану языком. Талия не поворачивает головы, да и вообще как-то странно замерла.

– Талия? ― зовет Годфри, слегка встряхивая девушку. Дыхание у нее слабое, она побледнела, и находилась в вертикальном положении только благодаря рукам упыря. ― О, нет, Талия?

Роман опускается на землю, и Талия покорно опускается вместе с ним. Он перехватывает ее. Руманчек подползает к ним.

– Она жива, но без сознания, сильно ослаблена, ― быстро констатирует он, замечая, как друг бледнеет. ― Роман, черт возьми, соберись! Нам надо что-то придумывать.

Роман, признаться честно, в небольшой панике. Потому что вот Талия ― с его укусом на своей шеи и, она, блять, умирает. Вот в чем вся проблема. Талии плевать на то, что она может пострадать. Но что будет чувствовать Роман, если она пострадает от его руки?

Питер вызывает копов, потом звони Прайсу и коротко обрисовывает ситуацию с Талией. Роман продолжает сидеть на земле, укачивая ее, как маленького ребенка.

– Я опустошён, ― шепчет он. ― И если ты умрешь, я буквально сойду с ума.

Становится слишком опасно. Призраки прошлого терзают разум. Мрачные тени таятся везде. Затравленный зверь способен на всё. Обезумевшее животное не лучший спутник по жизни.

Иногда женщина уходит. Не потому что разлюбила, а чтобы понять, что любима. Чтобы вдохновить мужчину на свершения. Чтобы он осознал, насколько она необходима ему. Но женщина никогда не уйдёт без повода, так делают только взбалмошные особы. И если Вы получили приставку “экс”, то где-то не додарили любви, поскупились на тепло, какой-то крик души её остался Вами не понят или не услышан. А что скорее всего (и это самое главное) Вы не дали ей ощущение, что она единственная и неповторимая! Никогда женщина не захочет покинуть того, кто уверит её в этом. Конечно в том случае, если она любит. И вот тут начинается самое интересное… Потому что любящая женщина способна простить многое, очень многое, чтобы она не говорила в тот момент, когда уходила. Это испытание, экзамен, называйте, как хотите.

========== Кот принимает сложное решение. Все вспоминают, что Мышка Дитя Океана. Волк становится свидетелем взрыва. ==========

И если она действительно Вам нужна, Вы обязаны его пройти. Поскольку женщины не возвращаются туда, где их не ценят и не бояться потерять, как бы сильно они не любили. Прогонит двадцать раз, придите двадцать первый. Не примет цветы, напишите что-нибудь под окнами её дома. Откажет во встрече, подговорите подругу Вашей “беглянки” вытащить её на променад и ошеломите своим появлением. Сделайте что-то такое, чтобы она просто не смогла не простить Вас. Но если Вы не будете делать ничего, она лишь убедится в правильности принятого решения. Пожертвуйте своими привычками и принципами, которые причиняют ей боль. Разве они могут быть важнее любимого человека? Там, где есть гордыня, нет любви. А если любовь есть, не потеряйте её. Любви достоин тот, кто не сдаётся. И как можно чаще дарите своей женщине ощущение, что она желанная, единственная и самая неповторимая! Всю жизнь. Лучше каждый день. А кто сказал, что любить это просто?…

Талия лежала, обмотанная каким-то трубками. На аппаратах отражался пульс и сердцебиение ― стабильно, как у спящего человека. Но что-то в ней выдавало коматозного ― слишком бледная кожа, синяки под глазами.

Роман стоял ни живой, ни мертвый, и это была далеко не метафора. Он смотрел на Талию сквозь стекло, не решаясь войти в палату. Он смотрел в одну точку, на бледное лицо Лавр-Янссен, обрамлённое темными волосами и просто думал о том, что она здесь из-за него. Что это он виноват в том, что Талия едва не умерла, а возможно ― умирает.

– Почему она не приходит в себя? ― спрашивает Питер Прайса. ― Она потеряла не так уж и много крови.

После произошедшего Руманчику пришлось соображать быстро. Ситуация изменилась только немного ― они с Романом искали Талию, услышали крики, прибежали, и нашли два тела. Одно ― Давида, которого убили волки, а Талия смогла выжить, потому что Роман и Питер спугнули зверя. Все было спутанно, даже едва ли правдоподобно, но полиция не стала докапываться ― то, как Талия вырвала глотку Давиду было похоже на убийство волком.

Роман был в каком-то ступоре, но не мог реагировать на происходящее здраво. Руманчек не был уверен, что тот их даже слушает.

– У нее в организме борются сейчас два гена ― преподнесённый и врожденный, ― объяснил Йоханн. ― Ее собственный ген syreni пытается вытеснить из организма яд Романа, поэтому все жизненные функции замедлены.

Питер кивнул. Этот Прайс ― глава мега-продвинутой больнички Белая башня, принадлежащей Годфри и буквально Дарвин нашего времени ― не вызывал у Питера доверия. Он ― Йоханн ― ко всем относился с интересом, который присущ скорее ученому, наблюдающему за лабораторными мышами. У Руманчека он стойко соотносился с образом этого доктора в окровавленных перчатках.

– Но она очнется, верно? ― спросил Питер.

– Это более вероятно, чем то, что она умрет, ― сказал Прайс. Роман вздрогнул. Питер нахмурился. Йоханн тяжело вздохнул. ― Тебе известно такое понятие, как гемофилия?

– Да, плохая свёртываемость крови, ― ответил Питер.

– Весьма упрощенное понятия, но да.

– Женщины ею не болеют, ― внезапно подал голос Роман. ― Они ― переносчики, но заболеванию подвержены только мужчины.

Йоханн кивнул.

– Верно. Представьте, ген syreni в Талии ― эта самая гемофилия. А яд Романа ― какое-то экспериментальное лекарство. Чтобы оно подействовало, пришлось замедлить ее жизненные процессы. И мы получаем то, что имеем сейчас, ― Йоханн повернулся и указал рукой на Талию. ― Мы имеем три пути развития: либо лекарство поможет Талии, и она перестанет быть переносчиком; либо врожденный ген победит; либо лекарство и ген взаимоуничтожатся.

– Переведи на нашу ситуацию, ― жестко приказал Роман. Йоханн ухмыльнулся.

– Либо твой яд отступит перед врождённым геном, и она останется русалкой; либо твой яд победит ген, и Талия станет упырем; либо ген и яд уничтожат друг друга, и она станет человеком. Простым человеком. Как я и говорил, вероятность смерти очень мала. Вопрос скорее стоит не очнется ли она, а кем она очнется.

Питер и Роману после сказанных слов стало действительно легче. Годфри уже представлял, как будет долго извиняться перед девушкой, хотя она быстро его простит. Роман не собирался отказываться от Талии из-за этого ― он не был вампиром из сопливых романов, которые бросают девушек из-за того, что рядом с ними им грозит опасность. Роман знал, как Талия любит опасность, риск, да и практика питья крови у них уже была ― просто сейчас ему было необходимо уберечь Талию от ошибки.

– Все равно не понимаю, ― пробормотал Питер. ― Зачем понадобилось отрывать Талию от тела? Если дело в жажде, то…

Роман глянул на него, но тут же отвернулся. Объяснять пришлось Прайсу, хотя было очевидно, что ему не нравится роль сверхъестественной википедии.

– В отличие от жажды Романа, голод Талии ― временный. Он обостряется в определённый период ее изменения, но если Роман смог привыкнуть, то у Талии этот процесс, едва ли контролируемый. Но если она будет его удовлетворять, то ее тело будет… видоизменяться.

– Она может навсегда остаться русалкой?

– Если будет чересчур много питаться, то да.

Питер нахмурился и глянул на девушка по ту сторону стекла. Ему не верилось, что простой голод может стать причиной полного ее превращения монстра.

– Ее разум будет затуманен жаждой кровью, ― продолжал Прайс. ― И как животные изменялись для выживания, так и ее тело измениться под стать хищнику. Она потеряет человеческий разум, станет вечно голодным существом. И одни шанс из тысячи, что я смогу вернуть ее в привычное состояние. Большая вероятность, что я своими попытками окончательно переварю ей мозг.

Каждое слово бьет без промаха ― в самое сердце Романа. Он морщится, словно от боли. Но даже превращение в упыря будет лучше, чем-то, что он может потерять ее навсегда. И ведь не отпустит ― будет держать в каком-нибудь аквариуму, пытаясь вернуть ей разум.

– И если она станет упырем, будет лучше? ― спросил Питер.

Йоханн кивнул.

– Вероятно, да. И хотя у упырей голод ― часть существования, к нему можно привыкнуть, и практически в любой момент вернуться назад. У Талии же ― в ее нынешней ипостаси ― такого шанса не будет.

Роман задумался. Он уже знал об этом, Прайс рассказывал все еще в то время, когда Талия только-только начинала разбираться со своей жизнью. Тогда, на предложение стать упырем, она не ответила, и вопрос замяли, а Роман не хотел принимать подобное решение против ее воли.

Сейчас он был готов рискнуть.

– Что надо, чтобы она стала упырем, ― спросил Годфри. ― Больше моего яда? Или кровь?

Йоханн нахмурился. Несмотря на то, что Талия была для него просто интересным экспериментом, он не желал девочки подобной судьбы. Его молчания и хмурый взгляд Роман принял за согласие, и уже сделал шаг по направлению к палате, но Прайс его остановил.

– Так нельзя, Роман.

– Можно, ― едва ли не прорычал Роман.

Годфри был настроен решительно, в отличии от Прайса. Доктор даже слушать ничего не желал о таком доноре, как Роман.

– Никогда! Думаешь, я не понимаю, чего ты добиваешься? Талия не станет такой же, как ты.

– У нас есть выбор? Сам же знаешь. Делай что тебе говорят, Прайс!

– И не подумаю, маленький мерзавец.

Годфри в конце концов не выдержал. Схватив доктора за горло, он приподнял его вверх, отрывая от пола.

– Если она умрет, я сожру тебя живьем. Я не шучу, Прайс. Делай переливание, сейчас же! Я не стану повторять трижды!

–Роман! ― прикрикнул Руманчек, хватая друга за руку. Упырю пришлось отпустить доктора. Питер схватил его за локоть и оттащил в сторону. ― Подумай обо всем спокойно, ― зашептал он. ― Пока ситуация стабильная, пусть так и остается. Перелить Талии кровь всегда успеем.

– Да, а если она сейчас умирает! ― в ответ зашипел Роман. ― Я не готов так рисковать. Пусть лучше ненавидит меня ― после смириться и поймет, что это было для ее же блага. Мне главное, чтобы она была живой, черт возьми!

Годфри здесь вершил судьбы всех и каждого. Препятствовать ему – дразнить смерть. Все чаще он напоминал Оливию, такой же безжалостный эгоист, такой же жалкий и боящийся одиночества. Даже действующий, казалось бы, на благо, он в первую очередь думал только о своей выгоде.

Питер не мог ничего возразить. Он посмотрел на Талию через плечо. Он даже представить не мог, что увидит её почти мертвую, бледную, еле дышащую. Все её тело было в мелких порезах, истыкано какими-то трубками. Волосы и те потускнели. Он не узнавал её. Не мог поверить, что это та бойкая девушка, что играла с самим Романом Годфри.

– Ладно, ― сказал он, хотя очевидно, что в данном вопросе его слово ничего не значило, если даже к Прайсу Роман не прислушивался. ― Но подожди хотя бы до утра. Тогда, может она сама очнётся.

Роман кивнул. Он действительно не хотел делать этого против воли Талии, но возможность сделать ее такой же, как и он, была заманчивой. Мысль о том, что при таком раскладе Талия никуда больше не исчезнет, не оставит его и станет его навсегда ―льстило. Возможно, переливание крови для Романа было даже интимнее, чем секс.

Питер вызвался сходить рассказать о случившемся Фергусу Эрденко. Роман, не имеющий ни малейшего желания идти в тот дом, согласился. Сам он не собирался отлучаться куда-либо, пока Талия не придёт в себя, или пока утром ей не сделают переливание.

☩ ☨ ☦ ✙ ✚ ✛ ✜ ✝ ✞ ✠ † ┿

Питер остановился у красивого аккуратного дома, не решаясь войти внутрь. Он не знал, что можно было сказать: «Здравствуйте, ваш брат убит вашей женой»? Или ―

«Здравствуйте, извините, но ваш брат убит, а Талия умирает».

Он тяжело вздохнул, но решительно открыл калитку.

– Куда это ты? ― послышалось сбоку. Питер повернул голову. Через общий с соседями забор на оборотня смотрела старая сгорбленная женщина с седыми волосами. Руманчек немного помолчал, очевидно думая, что ответить.

– Я к Эрденко, ― сказал Питер. ― Я друг его жены.

Старуха как-то криво усмехнулась.

– Жена? ― проскрежетала она. ― Да, одно название. Гуляет она от него, с парнем каким-то. Шлюха, а не жена.

Питер дернулся. Оскорбление, пусть и в сторону Талии, его покорежило. Она ему нравилась, поэтому он, сцепив зубы, сказал:

– Она ― не шлюха.

Старуха ухмыльнулась, обнажив желтые зубы. Питер скривился от отвращения и, не имея желания продолжать разговор, хотел было пройти к дому.

Грохот разбивающегося окна, осколки и щепки водопадом сыплются на землю. И только через мгновение он слышит сухой треск дома.

Питера откинуло в сторону. Его глаза становятся тёмными, почти чёрными из-за расширившихся зрачков. Рот раскрывается в болезненном, судорожном вздохе. Земля ударяет по спине и затылку, из отверстия в левой части груди слабыми толчками выливается кровь. Старуха вскрикивает и бежит к своему дому. Питер понимает, что теряет сознание. Скоро он очнётся где-то в другом месте. Если повезёт, и он вообще сможет очнуться.

Дом Фергуса был взорван. Выживших нет.

☩ ☨ ☦ ✙ ✚ ✛ ✜ ✝ ✞ ✠ † ┿

Роман устало потер переносицу.

– Но он в порядке?

– Да, сэр, ― ответил грубый мужской голос по телефону. ― Небольшое ранение в груди, множество царапин, но все не так критически. Его откинуло взрывной волной.

Роман сцепил зубы. Мало того, что Талия была в плохом состоянии, так еще и Питер загремел в больницу. К этому примешивалось то, что дом Эрденко был взорван, виновники не установлены. Роман чувствовал себя загнанным в клетку, абсолютно потерявшимся и не понимающим, что происходит. Он метался, стараясь контролировать всех и вся, но терял контроль над ситуацией.

Сидя в кабинете Прайса, Роман чувствовал небывалую усталость.

– Роман, ― окликнул парня Прайс. Годфри глянул на Йохана ― тот был угрюм, стоял, поджав губы. ― Готовься к переливанию.

Годфри тут же подскочил со стула, опрокинув его:

– Ей стало хуже?

Прайс только кивнул. Он, видимо, собирался сказать еще что-то, но внезапно в кабинет ворвался доктор. Он был испуган, а на рукаве белого халата расплывалось большое пятно. Доктор был неестественно бледен и тяжело дышал.

– Там… девчонка…она… ― проговорил мужчина, прежде чем упасть на пол, и начиная биться в судорогах. Прайс присел рядом и закатал ему рукав, демонстрируя Роману среднего размера укус, чем-то похожий на акулий. Роман побледнел.

Прайс достал рацию и вызывал охрану, но Годфри уже бежал к палате, в которой лежала Лавр-Янссен.

– Талия? ― крикнул он, забегая в комнату. Талии там, естественно, не было. На полу в судорогах заходился еще один врач, одна из медсестер лежала с неестественно вывернутой головой, вторая лежал около стола с окровавленным виском ― ударилась о край, когда падала. Роман поморщился.

Йоханн зашел за ним следом.

– Господи, ― пробормотал он. ― Оно оголодало.

– Это Талия, а не оно, ― рычит Роман, и тянет воздух носом. От Талии остался резки кровяной запах, смешанный с морским. Годфри замечает, как Йоханн тянется к рации, с намерением вызвать охрану и шипит:

– Не смей.

– Роман, она способна убить тут всех, ― говорит Прайс. ― Ее необходимо остановить.

– Я сам это сделаю, ― уверенно говорит парень. ― А ты ― не смей вмешиваться. Иначе я вас сам тут всех убью.

Прайс внезапно медленно кивает:

– Роман, ее необходимо превратить, ― внезапно произносит он. ― Иначе она станет чудовищем с концами. Ты должен дать ей как можно больше своей крови и своего яду. Чтобы у врождённого гена не было шанса.

Годфри стремительно выходит из палаты. Искать Талию. Искать Талию. Искать Талию. Он подключает все возможные чувства ― нюх, слух, зрение, лишь бы не потерять след Талии. Она была где-то в здании, и к ней вели искусанные ею люди. Роман не знал ―будут они жить или нет, да и это не имело смысла. Самое главное ― найти Талию, и сделать ее упырем, и плевать, что она об этом думает ― она ему нужна, нужна живой, и уже не важно кем.

Пустота, она огромна. Ей никак не поместиться в четырёх стенах маленького сердца. Она требует большего и в конечном итоге настолько разъедает сознание, что ты с трудом осознаёшь, в какой реальности находишься. Прошлое накатывает с головой, ты уходишь к старым привычкам и менять свою жизнь не видишь смысла. И когда кафель в ванной окрасится в противно бордовый цвет, и некому будет тебя спасти. После тысячи глав, названных эпилогов, придётся поставить жирную точку. Прямо посередине строки.

Удивительно, на Талию он находит быстро. Перед ней ― бескровное тело мужчины в белом халате, а сама она сидит на полу, прижавшись к стене. Обхватив колени руками, в больничной одежде, она плачет, и выглядит слабой и убитой. Она смотрит на тело и всхлипывает.

– Талия, ― говорит Роман, но не спешит преодолевать расстояние между ним и русалкой.

Мужчина задыхался в предсмертной агонии, и сквозь его последние стоны Роман слышал, как хохочет русалка возле его тела, хотя лицо Талии было искажено болью и страхом. Талия издаёт какой-то щелкающий звук челюстями, когда открывает и закрывает рот, и ползет к застывшему на полу санитару, который больше не издавал не звука. Девушка в больничной сорочек вырвала из его груди сердце и с омерзением бросила его в другой угол коридора.

– Гадость какая, – выплюнул Роман вдогонку полетевшему органу, привлекая внимания русалки. Лицо Талии исказилось, словно ей было очень стыдно, но Романа это не волновало. Он медленным шагом направился к ней. За происходящим она совершенно не слышала, как рядом появился еще один хищник.

Талия следила за ним с насторожённостью, с которой хищник смотрит на другого, оценивая и думая ― нападет или нет, опасен или нет.

– Думаю, вот это тебе больше по вкусу, – говорит Роман с демонической усмешкой на губах. Он скидывает куртку и протягивает руку, медленно, давая ей понять, что он намеревается сделать. Талия, передвигаясь словно животное, перемещается чуть ближе к Годфри и прижимается носом к его запястью. Потом с рыком отстраняется, и в темных глазах мелькает омерзение.

Невкусно. Она с наслаждением облизывает свои окровавленные пальцы.

– Талия, пойдем, я дам тебе то, что ты хочешь, ― говорит Роман, стараясь привести ее в порядок, или хотя бы заставить следовать за ним.

– Нет, – урчит Талия, и собирается броситься дальше по коридору, но Роман мягко удерживает ее на месте. Она предупреждающе рычит, но ощущает силу и превосходство от упыря. Годфри тихо, ласково рычит, и русалка остается на месте. В ней боролись инстинкт самосохранения, который велел бежать от существа сильнее нее, но также русалка понимала, что попросту не сможет сбежать от его. Ей пришлось понадеяться на помилование со стороны этого монстра.

– Роман, ― внезапно тянет русалка, отчего Годфри улыбается.

– Талия, ― отвечает он, чуть склоняя голову, наблюдая за ней. Талия моргает пару раз и тянет к его лицу холодными руками, с перепонками между пальцами. Роман выглядит расслабленным, но прикоснувшись к нему чувствует, как напряжен парень. Талия улыбается.

– Прошу, – стонет Талия, всхлипывая, и взгляд Романа из мягко становится серьезным.

Когти русалки медленно втягиваются, а взгляд становиться более осознанным. Роман перехватывает холодные руки и прикасается губами к запястьям. не отпускала его коленей, обнимая их все крепче, чувствуя, как веет холодом от его тела.

– Талия, ― мягко повторяет он, видя результат своих действий. Его не волнует, что кровь мёртвого санитара пачкает его одежду, а Талия вся в крови. Его волнует только то, что монстра внутри нее отступает. ― Все хорошо, Талия, ты в безопасности, тебя не тронут.

Он показывает себя как главенствующего хищника, дает понять, что Талия рядом с ним в безопасности, что он может утолить ее аппетит. Русалка подается на это, позволяя себе довольно урчать. Это больше похоже на животные отношения, когда сильный самец защищает свою самку.

С другой стороны коридора послышались шаги. Роман метнулся в ту сторону, отчего русалка вздрогнула ― он был быстрым и сильным, а она была слабее. Врачи, который последовал за Талией, испуганно вскрикнул, когда Роман схватил его за шею, заставляя опуститься на колени. Упырь протащил его по полу, не обращая внимания на сопротивления и выкрики на иностранном языке. Он метнул его к Талии.

Русалка зашипела. Роман опустился рядом с ней.

– Я могу давать тебе то, что ты хочешь, ― властно говорит он, и Талия кивнула. Она причмокивает, вгрызаясь в тело мужчины. Роман лишь слышит, как хрустнули его прочные косточки, и в мгновение крик врача прекратился. Только жадное рычание чудовища, сопровождаемое тихими словами Годфри о безопасности. Он смотри внимательно, как Талия поглощает его. Ей хватило пару минут, после которых она повернулась к Годфри. Талия откинула останки тела в угол, и встала на колени, беря лицо романа в свои руки.

Приблизив Талию к себе, грубо взяв за щеки, он принялся изучающим взглядом рассматривать ее лицо. Она же покорно взирала в его зеленые глаза, задыхаясь от запаха крови, которой были испачкана. Так смотрят домашние питомцы на своих хозяев, ожидая новую порцию лакомства. Роман мягко улыбается.

– Я дам тебе еще, ― обещает он. ― Но ты должна кое-что сделать.

Он протягивает свое запястья, и русалка, пусть и с неохотой, но подчиняется, впиваясь в него зубами. Роман сжимает зубы от боли ― кровь всегда пил он, а не у него. Талии хватает пару глотков, чтобы с визгом отстраниться, и начать кашлять. Роман тут же теряет своей мягко-снисходительный облик, с которым обычно дают наркотики понравившимся проституткам, и берет Талию за плечи. Встряхивает.

– Талия, ― жестко произносит он.

– Роман…

– Тихо, девочка моя, тихо, ― шептал Годфри, укачивая ее словно младенца. ― Ну тише, успокойся.

– Я сделала это, ― произнесла Талия. ― Сорвалась. Убивала. Снова и снова. Когда я окончательно изменюсь, я… перестану узнавать тебя, понимаешь? – у Талии нервы на пределе. Она кипит изнутри.

Роман положил руку ей на голову. Талия плакала, пряча лицо у него на груди. Они оба знали, что следует за ее срывом, как медленно и мучительно Талия будет превращаться в то, что называется русалкой. Роман не мог этого допустить ― потерять ее было выше его сил. Прайс был прав ― он был эгоистом, слишком эгоистичным, чтобы отпустить Талию.

– Что это было?

– Тал… Тал, послушай, ― говорит Роман, отстраняя от себя девушку и беря в ладони ее лицо. Темные глаза Талии были полны слез. ― Моя кровь подавляет твой ген русалки. Я могу тебе помочь. Остановить твои изменения. Но для этого ты должна стать такой же, как я. Упырем.

Талия усмехается и смотрит на тела мужчин.

– Разве есть разница? ― горько произносит она. Роман встряхивает ее.

– Есть, ― уверенно произносит он. ― Я смогу тебе помочь. Ты сможешь это контролировать. И ты никогда не станешь монстром Талия, никогда.

Знаете, похоже каждому из нас нужна причина плакать, и каждому нужен тот, о ком можно страдать. Это будто заложено у нас в подсознании. Мы – мазохисты, причиняющие боль самим себе снова и снова.

Не надоедая. Вот ты уходишь от самых близких, а вот изувечиваешь своё тело в ванной. В вот ты влюбляешься в того, с кем заведомо знаешь – ничего не выйдет, в вот ты в слезах уже глотаешь различные таблетки вместе с горстью обезболивающего, думая: вдруг поможет.

Со временем понимаешь – нет.

Мы готовы страдать, получая наслаждение.

Мы – эмоциональные мазохисты.

– Скажи, что ты согласна, ― произносит Роман, глядя девушку по щеке. ― Скажи. И тебе не будет больше больно. Никогда.

– Из монстра в монстра, ― тихо произносит Талия, глядя на него сквозь пелену слёз на глазах, в которых читался страх.

– Талия. Я хочу, чтобы ты осталась со мной… Если мы монстры, которых все боятся, то я… Я хочу быть… Твоим…

Неловкое молчание заполнило коридор. Роман смотрел в упор на Талия, а она прятала глаза где угодно, только бы не смотреть парню в глаза. Подняв подбородок девушки двумя пальцами, он приблизился к её губам, нежно коснувшись их. Талия зажмурилась, и вся сжалась, но отвечать на поцелуй не спешила. Роман был не из тех, кто так просто сдаётся, поэтому уверенно продолжал сминать губы возлюбленной, но делал это максимально аккуратно и мягко, чтобы доказать девушке, что может быть романтичным, что умеет быть нежным. Что готов измениться ради любимой…

Отстранившись от Талии и тяжело дыша, парень посмотрел девушке в глаза, в которых, за долгое время, впервые читалось доверие и понимание. И его надежды были оправданы лишь одной фразой из её уст…

– Я больше никуда не уйду… От монстра к монстру. Да, ― произносит Талия. Уверенно, твердо. Хуже быть уже не может.

Роман помогает ей подняться и берет на руки, неся в какую-то комнату. Он ловит взгляд Йоханн с другой стороны коридора и медленно кивает. Прайс все сделал правильно ― подослал человека, в крови которого был яд Романа, что подавило инстинкты Талии. Доктор ничего не делает в ответ, просто наблюдает, как Роман скрывается с Талией на руках за поворотом, неся в комнату, в которой не было камер.

В какой момент это произошло? Когда привычный мир, где всегда безраздельно правил холодный циничный расчет, а во главе ставились только собственные интересы, пошатнулся, опасно накренился, медленно, часть за частью, начиная разваливаться прямо на глазах словно хрупкий замок из песка, что любят строить на пляже дети?

Может, когда он впервые за все время их непростых недоотношений по-настоящему, как оголтело влюбленный мальчишка безвозвратно потерялся в ее глазах, лучащихся таким обожанием и непередаваемой любовью, любовью к нему и только к нему?

Или, когда поймал себя на мысли, что глубоко в груди, там, где, казалось давным-давно ссохшееся в маленький черный уголек, покрывшееся плотной сеточкой паутины, спряталось сердце, постепенно разливается жаркое пламя всего лишь от ее застенчивой улыбки?

А, может, этим поворотным моментом стало то утро ранней осени после проведенной бессонной ночи вместе, одной из многих предыдущих, но отчего-то абсолютно другое, наполненное какой-то парящей вокруг мерцающими светлячками неизвестной магией, что сделала его затуманенный ранее взор как никогда ясным, неожиданно взорвала тусклую вселенную буйством новых красок и до селе неизведанных ощущений?

Это было тогда?

Скорее нет, чем да.

Но почему тогда девушка, изначально роль которой быть просто очередной в непрекращающемся потоке тех, кто согревает его постель и скрашивает ничего не значащими разговорами часы, стала самой желанной на свете, настолько необходимой, что без нее невозможно даже нормально вздохнуть?

– Роман, ― ее глаза поддернуты вязкой мутноватой пеленой, но по-прежнему полны любви и нежности, как и мягкое невесомое прикосновение к его покрытой едва заметным румянцем щеке, от которого, будь он менее сдержан, окончательно сорвало бы все ограничители.

– Все хорошо, ― говорит Роман. ― Попробуй расслабиться.

Талия никогда не думала, что значит быть упырем. Она была монстром, и жила, точно зная, что и как ей вредит, что она может сделать, а чем может навредить себе. Но бытие упыря ей было знакомо только по словам Романа, когда он рассказывал или, когда она видела.

От этих мыслей, от пробирающего до костей волнения, от липкого страха Талии стало холоднее. Роман опустился перед ней на корточки, смотря снизу-вверх. Он крепко ухватил ее руку.

– Замерзла?

– Н-ну да… немного, – ответила Талия, желая прижаться к нему всем телом, но даже через одежду чувствуя лед его кожи. ― Прости, но давай поскорее покончим с этим. Не оттягивай, тебе все равно придется это сделать. Мне страшно.

Роман ласково улыбается и садится рядом с ней. Проводит тыльной стороной ладони по ее щеке. Талия замерла, пристально глядя на него.

– Успокойся, расслабься, – повторил Годфри, снимая с себя испачканную рубашку. –Я вижу, что ты боишься. Назад уже ничего нельзя будет вернуть, – эти слова он шептал на ухо, попутно целуя девушку. ― Но лучше так, чем полностью потерять себя.

– Нет… н-нет, Роман, дело не только в этом, – ответила Талия, робко положив руки на его грудь. Роман отстранился, с удивлением глядя на нее. Талия никогда не просила сделать ее упырем. ― Мне снилось это во сне, и я была бы счастлива ощущать себя такой же, как и ты. Но сейчас, когда это вот-вот должно было сбыться, я боялась, что от страха ударюсь в панику. Прошу, сейчас или никогда.

– Посмотри на меня, – он приподнял большим пальцем острый подбородок, чуть нагибаясь к девушке, слушая биение моего сердца, слушая ее тревожное и частое дыхание. – Все будет немного по-другому. Ты готова?

– Да…

– Потерпи немного, и доверься мне.

Роман медлит. Талия чувствует это, видя, как томно взирает на нее. Она вся на нервах, не может сидеть на одном месте от нетерпения.

– Если не расслабишься, то не насладишься, – произносит он уверенно и добавляет: – Раздевайся.

Впервые за все отношения он делает это так. Никакой страсти, никакого разрывания одежды друг на друге. И ещё его приказной тон…Очень странно было делать это перед его настойчивым взглядом. Он изучал каждую линию знакомого тела, совершенно не скрывая возбуждения. Талия откидывает испачканную одежду, демонстрируя поразительное повиновение. В Романе борется две стороны ― та, которой нравится покорность Талии и которая хочет растянуть момент; и та, которая хочет поскорее все закончить и вернуть Талию к более-менее нормальной жизни.

– Ложись и расслабься, – приказывает мужчина.

Талия осторожно ложиться на больничную кровать. Дыхание сбитое и нервозное выдаёт ее. Она смотри на Годфри, который сидит рядом, ожидая от него хоть чего-нибудь. Не в силах расслабиться, она принимает самую удобную позу.

– Я сказал, чтобы ты расслабилась! – произнёс он уже зависая над девушкой. – А ты этого не сделала.

Он прошёлся рукой по ее телу. Нежно прикоснулся к самым чувствительным местам, вызвав бурю мурашек на теле, сжал грудь. Но Талия все ещё была напряжена.

– Моя девочка, – нежно прошептал он, – Не думай. Чувствуй!

Роман ласкал тело Талии, медленно достигая успеха. Он нежно массировал бугорок, шептал что-то невнятное, гладил ее. Напряжение спало, перешло в возбуждение. Талия начала выгибать спину на встречу движениям парня, а внизу живота наконец-то сладко потянуло.