Текст книги "Королева. Возрождение Луны (СИ)"

Автор книги: Девочка с именем счастья

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Возможно. – холодно отозвался Никабрик. – Возможно, она была врагом вам, людям, если бы кто-нибудь из вас жил в те дни. Возможно, она была врагом зверям. Она, осмелюсь сказать, уничтожала бобров, и теперь их не осталось в Нарнии. Но она всегда была справедлива к нам, гномам. Я гном и стою за собственный народ. Мы не боимся Колдуньи. И разве нет на стороне Королей и Королев такой же силы? Племянница Колдуньи ― Королева Элизабет Чарующая. Как ты все об этом позабыли, не так ли? Почему же ее помощь принимают с радостью, а Белую Колдунью не принимают в расчет?

– Элизабет никогда не вредила людям. ― заметил Каспиан, и в его голосе необычайным образом оказалась нотки вины. Элизабет поняла, что до Короля еще не дошла новость, что она вернулась тоже, поскольку произошло это позже, чем приход пленных.

– Если вы не можете помочь моему народу. – продолжил Никабрик, и его голос поднялся до крика. – Я пойду к тому, кто может!

– Это же открытая измена, гном. – воскликнул Каспиан.

– Вложи свой меч назад в ножны, Каспиан, – сказал Никабрик. – Убийство на совете? Так-то ты поступаешь? Не делай глупостей. Ты думаешь, я боюсь тебя? Здесь трое на моей стороне, а ты ― один!

– Колдунья мертва. Об этом говорится во всех преданиях. Как же ты хочешь ее вызвать?

Тогда стальной и ужасный голос, который они уже слышали, произнес:

–Она мертва?

Потом вступил пронзительный хныкающий голос:

– Будь благословенно твое сердце; твое дорогое маленькое величество не должно беспокоиться о том, что Белая Госпожа – как мы называем ее – мертва. Почтеннейший господин просто шутит с бедной старой женщиной вроде меня. Сладчайший господин, ученейший господин, кто же это слышал, чтобы Колдуньи действительно умирали? Их всегда можно вернуть назад.

– Позови ее. ― раздался стальной голос. ― мы готовы. Нарисуй круг. Приготовь голубое пламя.

Кто-то заворчал сильнее, вскрикнул, но над всем этим, как гром раздался тихий, но пробивающий до костей голос:

– Капля Адамовой голос ― и я свободна. И я твоя, мой Король.

И троица, которая все это время пряталась за дверью, не выдержала. Элизабет в щепки разнесла дверь, едва к ней прикоснулась и ее голос, как гром, промчался по всему помещению:

– Так вот каков твой план, Никабрик! Черная магия и вызов отвратительного привидения! Я вижу, кто твои друзья – ведьма и оборотень!

Она заметила ― сложно было не увидеть ― возмещающуюся ледяную стену, в которой, как в отражение, находилась Джадис. Она посмотрела на Элизабет, и девушка смело встретилась с ней взглядом, а после подняла руку, чтобы разрушить завесу. Превратить лед в воду, а Джадис ― в лужицу. И тут все смешалось.

Послышалось звериное рычание, звон стали. Питер краем глаза заметил ужасное, серое, вытянутое в длину создание наполовину человека, наполовину волка, набросившееся на Элизабет. Эдмунд увидел это тоже, но Королева и сама справилась: оборотень завопил от боли, когда его шерсть опалилась огнем. Эдмунд одним сильным ударом всадил меч в грудь оборотня, пока тот не пришел в себя. Питер очутился лицом к лицу с ведьмой. Ее нос и подбородок торчали наподобие щипцов для орехов, грязные серые волосы развевались. Она попыталась схватить Питера за горло, но тот взмахнул мечом, и ее голова покатилась по полу. Тут светильник был сбит и несколько секунд работали мечи, зубы, когти, кулаки и башмаки. Затем наступило молчание.

Элизабет повернулась к Джадис, которая внимательно смотрела за потасовкой. Ее равнодушный взгляд скользнул по Каспиану, который обессиленный лежал на полу в центре круга, по гному, которого Питер прижимал ногой к полу, по Эдмунду, который мог вполне уничтожить ее яростью, пылящей в глазах. Наконец добралась она и до Элизабет.

– Дорогая племянница. ― проговорила Джадис, и ее голос напомнил холодное молоко по утрам, только казалось, будто это молоко скисло. ― Я скучала. Ну же, дай мне одну каплю крови твоих друзей, милая. Вам не победить без меня.

– Мы победим. ― твердо произнесла Элизабет, и ее сиреневые глаза загорелись. Джадис перекосилась от страха, когда яркое пламя обвило руки девушки. Не сложно было догадаться, какой буде ее следующий ход. ― Но без тебя и без темной магии.

Яркое, неукротимое пламя вырвалось из рук хрупкой девушки, разрушая завесу. Эдмунд на эти мгновения замер: он любил это в Элизабет. И восхищается этим. Эдмунд не раз видел, как в них вспыхивает пламя, как Элиз приручает его, как огонь ластится под ее ладони, подчиняясь приказам хозяйки. И он любит на это смотреть. Эдмунд любит это чувство восторга, которое немного напоминает безумие, с толикой вожделения, что вспыхивает в нем вместе с этим пламенем. И Элизабет знала это.

Когда завеса была разрушена, Каспиан более-менее пришел в себя. Он посмотрел на Королеву, но по ее взгляду понял, что ему лучше молчать. Он с трудом принял сидячее положение и оперся спиной на Каменный стол. Никто не спешил ему помогать.

***

– Я хочу вам кое-что показать.

На Каспиана уставились шесть пар глаз. Элизабет и Эдмунд сверкнули глазами, без слов говоря «Не подходи», Сьюзен быстро отвернулась обратно к Питеру и Рабадашу, которые тоже не отреагировали на слова Каспиана. И только Люси ― добрая, вечно верующая в добро Люси ― не отвела больших глаз от Каспиана и спросила:

– О чем ты?

Эдмунд, будь его воля, шикнул бы на сестру, чтобы она с Каспианом не разговорила, но так бы поступил Эдмунд Пэванси ― простой мальчишка из Лондона, а не Король Эдмунд Справедливый.

– Есть одно место… Я должен был показать вам его раньше, но все случая не представлялось. Думаю, это надо сделать сейчас.

– Мы решили послать вызов Миразу. ― сообщил Питер, все-таки посмотрев на тельмаринца. Злость от поступка Каспиана во дворце уже было схлынула ― в конце концов, Элиз вернулась живой, а потерянная была часть армии вернулась к общему строю ― однако его глупый поступок с Джадис вновь разозлил Верховного Короля. Каспиан не видел Нарнию, когда в ней правила Белая Колдунья, не знал, как страдали люди, и каких трудом им стоило победить ее. ― Поэтому…

– Вам действительно надо это увидеть. ― внезапно твердо произнес Каспиан.

Питер стал подыскивать аргумент, который мог отвадить от них Каспиана, но Элизабет, до этого сидевшая рядом с Эдом, и что-то тихо обсуждающая с ним, внезапно сказала:

– Давайте посмотрим на то, что нам хочет показать Король. ― последнее слово она сказала с призрением, даже не скрывая этого. Но в ее сиреневых глазах, медленно оглядевшие каждого присутствующего, мелькнуло что-то такое, что подтолкнуло их согласиться. Рабадаш и Эдмунд поворчали, что у них и без того дел много, а когда выяснилось, что придется лететь на грифонах собирались отказаться. Однако Элиз была неутомима, а Люси полностью поддерживала свою невестку. Сьюзен была не лишена женского любопытство, а парни решили, что такое путешествие не должно пройти без них.

– Мы здесь были. ― отозвался Эдмунд, помогая Элизабет спуститься с грифона. Они летели как птицы ― косяком, Люси с Питером, он с Элиз и Рабадаша со Сьюзен. Впереди летел Каспиан; все порядком разочаровались, когда поняли, что тельмаринец привел их к Сокровищнице. Той самой, в которой они брали оружия. Питер глянул на Элизабет ― она оставалась полностью невозмутимой.

– На нижнем ярусе? Ниже сокровищницы? ― уточнил Каспиан, осматривая дверь. Он немного растерялся от того, что хлипкая и старая дверь ― какой он ее запомнил ― была разрушена, а проход затянут толстыми ветками и лианами. Собственно, Элизабет тут же махнула рукой и ветки послушно расступились, открывая проход. Каспиан первый шагнул в темный проход. Элизабет, зажигая огонь в руке, двинулась было следом, как на ее локте сомкнулась рука Эдмунда:

– О чем ты думаешь?

– О эхинацеях. Почему цветы с кладбищ растут здесь?

Они спустились быстрее, чем в прошлый раз, поскольку теперь точно знали, куда идти. Каспиан, в руках которого горел один из факелов, что они оставили тут несколько дней назад, уверенно прошел мимо сокровищ в другую комнату. Потом он остановился.

– Ну и куда мы идем дальше, великий путеводитель? ― едко произнёс Эдмунд. Все остальные были пропитаны таким же скептицизмом, кроме Элизабет, которая что-то знала, и Люси, которая была простой оптимисткой и видела мир в через чур светлых тонах.

Каспиан попытался отодвинуть одну из статуй, которые украшали зал. Получилось у него это не сразу ― никто не спешил ему помогать. Но когда статуя была сдвинута, все увидели спускающую вниз лестницу, которой при них точно не было.

– Вход есть еще и в лесу, но я его не нашел, даже если бы и захотел. ― пояснил Каспиан, и снова первым направился в темноту.

Спускались они не долго, вскоре Каспиан остановился и повернулся к ним. За его спиной лестница кончалась и начиналась ровная плитка. Она была без узора, простая мраморная плита, которую, как и вещи в сокровищнице, не тронуло время. Теперь любопытно стало всем.

– Я считаю, что вы должны остаться здесь на несколько минут. И я был обязан показать вам его. Не знаю, почему я решил именно сегодня, но когда я увидел вас всех вместе… Про это место мне рассказывал мой наставник ― доктор Корнелиус. Я долго искал его, но в итоге нашел случайно.

Элизабет сглотнула. Ей совсем не нравилось то, как прозрачно говорил об этом месте Каспиан. Догадки у нее были, но ей одновременно хотелось, чтобы это оказалось правдой, а с другой стороны ― видеть это место она не могла. Ее сердце ― принадлежи оно даже Королеве Чарующей, или Беллатрисе Грейс ― просто не выдержало бы.

Каспиан протянул факел стоящему рядом с Элизабет Эдмунду и направился обратно вверх. Но неожиданно он остановился и, не поворачиваясь, сказал:

– Это не просьба о прощение.

И фигура короля растворилась в темноте. Рабадаша подозрительно нахмурился:

– Хотя он так и говорит, мне кажется это не так.

– Не важно. ― сказала Элизабет. ― Пойдемте.

Они спустились вниз. От плит тянуло холодом. Осветить все помещение сразу не получилось, а первое, что увидели ребята ― три фигуры с двух сторон. Каждую фигуру, похожую на мужскую, окружали две женские. Три находилось перед ними, стоило им спуститься, две ― справа от входа в помещение. Люси подошла ближе к первой троицы фигур и внимательно вгляделась в слова, которые были написаны на груди.

– Это старый Нарнийский. ― вынесла вердикт она. ― Подождите, я сейчас прочитаю… Тут написано «Король Эдмунду Справедливы».

– Что? ― Эдмунд подошел с факелом ближе. Элизабет освятила другие три фигуры руками.

– Да, это точно ты, Эд. ― потвердела Люси. С каждой секундой, что она смотрела на древние письмена, она вес больше и больше вспоминал старый язык Нарнии. Пэванси была уверена, что когда она выйдет из комнаты, то сможет даже писать на нем. ― А рядом с тобой… Элизабет и я.

– А тут Питер, Элодия и Сьюзен. ― сказала Элиз, которая смотрела на три другие фигуры напротив. Та часть помещения, в которой они находились сейчас было похоже на лежащую арку ― пройдя в сторону от фигур, придвинутых к мраморным стенам, они наткнулись на полукруглую стену. Стены были вытянуты и уходили в темноту, так что судить о размерах комнаты не приходилось.

– Так где мы оказалась? ― спросила Сьюзен. Питер остановился около статуй, внимательно вглядываясь в каменное лицо Элодии. Рабадаш прошелся в одну часть комнаты, постучал по стенам, но звук был короткий, так что мысль о тайнике можно было откинуть.

– Возможно, это что-то типа Зала Статуй? ― предложил Эдмунд. ― У нас был Зал с портретами.

– Нет, ребята, это не для статуй. ― ответила Элизабет. Она вглядывалась в другую часть комнаты. ― Я думала об этом, размышляла… хотела найти это место… Так что, Каспиану большое спасибо…

Эдмунд первый услышал появившиеся в голосе любимой слезы. Он, мгновенно потеряв интерес к статуям, подлетел к девушке и положил руки ей на плечи. У них быстро формировался язык, который было просто невозможно перевести в слова особый словарь жестов, взглядов и прикосновений, а также все более глубоких поцелуев. Он постоянно обогащался, расширялся и обретал все новые значения. Это был увлекательный и совершенно необходимый для них обоих процесс, и в моменты, подобные этому, он неизменно согревал и ободрял Эдмунда, помогая бороться со стразом и отчаянием.

– Какое место? ― спросил Питер. Элиз посмотрела на Эдмунда, и его неприятная догадка подтвердилась ― ее сиреневые глаза слезились, и она вот-вот могла начать плакать всерьёз. Она всхлипнула, а потом повернулась к остальным.

– Смотрите сами. ― она сделала незамысловатый жест рукой, словно стояла в воде и провела по ней рукой. Факелы, которые были присоединены к стене, мгновенно стали загораться одним за другим. ― Это не Зал со статуями. ― и в ярком свете тысячи факелов, которые уходили дальше, чем они могли себе представить, засверкали идеальные, нетронутые временем мраморные плиты. ― Это кладбище. Это усыпальница Королей и Королев.

***

Склеп – постройка с внутренним помещением для гроба на кладбище или расположенная отдельно, также само такое помещение. Общий склеп для погребения членов одной семьи (семейный склеп) или одного рода (фамильный склеп) называется усыпальницей.

«Королева Элодия Великолепная. Жена Верховного Короля Питера Великолепного, мать Верховной Королевы Перлиты Решительной, Короля Фридриха Неудержимого и Королевы Вааны Милосердной» ― идеальным подчерком высечено на мраморе. Питер протягивает руку и проводит по буквам. И на несколько секунд ему кажется, что от камне идет тепло; родное, знакомое тепло любимой женщины, жены, матери его детей. На глазах Верховного Короля сверкают слезы, и тот быстрым движением их смахивает. Со спины обнимают тонкие девичьи руки, и Люси, а это точно была она, плачет, уткнувшись брату в спину. Ее слезы чувствуются как свои собственные.

– Она прожила счастливую жизнь, Питер. ― говорит Элизабет, стоящая чуть поодаль. Могила Элодии находилась на одной прямой с еще пяти. Практически все могилы были связаны с друг другом золотистой или серебряной нитью. Золотистая шла от Элодии к Перлит, Ваане и Фридриху, которые были похоронены рядом и продолжалась дальше; серебряная соединяла Мелестину и Анабесса. Надгробье Короля связывало красной нитью с чем-то другим.

– Эти нити… ― прошептала Сьюзен. Глаза ее были красными, она стояла в стороне, не чувствуя в себе сил подойти ближе. Рабадаш сжимал ее плечи, словно безмолвно говоря о своей поддержки.

– Они связываю родителей и детей. ― говорит Элизабет. Она проходит мимо надгробья сына, проведя самым кончиками пальцев по гладкому мрамору. Плиты были довольно большими, чтобы высечь на них имя человека, его вторую половинку, родителей и детей. ― А еще род. Золотая ― это род Питера, а серебряная ― моя и Эдмунда.

– Лиз. ― внезапно говорит обращается к невестке Питер. ― А ты можешь… хоть что-то рассказать. Немного.

Элизабет опускается на корточки перед могилой сына. Эдмунд, стараясь спрятать поступившие к глазам слезы, смотрел на могилу дочери.

– Эта усыпальница ― целая история. ― говорит Элизабет, вытирая слезы. ― Число Королей и Королев в Нарнии никогда не менялось ― всегда пятеро, два Короля и три Королевы.

– Откуда ты знаешь? ― устало спросила Сьюзен.

– Сью, для меня это место… Я вижу все, что происходило с этими людьми, которые наши по крови. Словно мгносерийный сериал. ― Элизабет усмехается сквозь слезы. Потом она сделал глубокий вдох и выпрямилась. Она осмотрела первый ряд могли и подошла к надгробию Перлит. Золотые нити были присоединены к ней и Фридриху, но дальше никуда не шли.

Элизабет присела перед камнем и прикоснулась к высеченным буквам.

«Верховная Королева Перлита Решительная. Дочь Верховного Короля Питера Великолепного и Королевы Элодии Великолепной. Супруга графа Стефана из Гальмы».

– У Перлит не было детей. ― сообщила она. ― Они пытались ей помочь, искали лекарство далеко за пределами Нарнии, молили Аслана, но ничего не помогло. Но Перлита вовсе не была несчастна. ― Элизабет внезапно слабо улыбнулась. ― Она вышла замуж за лорда из Гальмы, который очень ее любил. Она не могла оставить Нарнию, а он ― Гальму. Поэтому зимой и осенью она отправлялась туда, а весной и летом с мужем возвращались сюда. Но Перлита умерла осенью, и ее муж пожелал похоронить супругу в стране, которая значила все для Перлит. Сам он упокоился через год, рядом с ней. ― тонкая красная нить тянулась от надгробья Перлит до другого, на котором было высечено имя лорда. ― Кажется, красные нити обозначают людей в браке.

Элизабет встала и подошла к надгробью Фридриха и прикоснулась к нему.

«Король Фридрих Неудержимый. Сын Верховного Короля Питера Великолепного и Королевы Элодии Великолепной».

– Фридрих. ― произнесла девушка, поглаживая полукруглое надгробье. Все смотрели на нее с каким-то отстранённым любопытством, жадно внимая каждому слову. Питер так и не поднялся с колен, а Люси не переставала его обнимать, Сьюзен и Рабадаш придвинулись ближе, хотя голос Лиз был прекрасно слышан в мертвой тишине. Эдмунд взирал на нее со стороны. На ее лице застыла какая-то печальная улыбка. ― Дорогой мой мальчик… Он не успел не полюбить, не быть любимым кем-то, кроме своей семьи. Он погиб при нападение на дворец, защищая своих сестре и мать. Меч пронзил его насквозь, и умирая, он успел лишь прошептать «Аслан». Анабесс создал эту усыпальницу ради него, но после смерти Элодии было решено хоронить здесь всех Королей и Королев.

Находящееся рядом с Фридрихом надгробие принадлежало Ваане ― самой младшей из семьи.

«Королева Ваана Милосердная. Дочь Верховного Короля Питера Великолепного и Королевы Элодии Великолепной. Супруга лорда Филиппа из Орландии, мать Верховного Короля Саймана Бескорыстного, Королевы Томасин Терпеливой, Королевы Сьюзен и Королевы Люси».

Сьюзен и Люси практически синхронно невольно ахнули, но вопрос был задан только Великодушной.

– Она назвала дочерей в честь нас с Люси?!

– Верно. ― кивнула Элизабет. ― Ее сын был старшим и… забавная закономерность ― Верховными Королями поочередно становились то потомки Питера и Элодии, то наши и с Эдом. Ее младшие дочери королевами не стала. Учитывалось время рождения ― две моей внучки были старше. Но Сьюзен и Люси к этому не рвались они были путешественницами. Но в одном из своих путешествий Сьюзен встретила кого-то на Одиноких Островах, а Люси вышла замуж здесь и… ― Элизабет тряхнула головой, понимая, что несколько отвлеклась от первоначально истории. Она напряглась, но удивительно ― Чарующая могла больше не волноваться за свою связь с Алитоеметром. Вовремя ее заточения он бережно охранялся Эдмундом, и сейчас был возвращён хозяйке и висел на поясе. Словно он знал, что хочет знать Элизабет и рассказывал это через нее.

– Ванна… Наша солнечная девочка. Она раньше всех вышла замуж, и ее сын был первым. Она очень боялась, Филипп был ее старше, а история любви Питера и Элодии всегда вдохновляла ее на высокие чувства. Но она не ошиблась. В этом браке она родила первого сына ― Саймана и трех дочерей, но это вы уже поняли. Благодаря этому браку укрепились наши связи с Орландией.

Наверное, сейчас была самая тяжелая часть ― Элизабет должна была увидеть историю своих детей. Это резало по сердцу, увидеть то, как она взрослели без нее и Эдмунда, как любили, были любимым, делали ошибки и исправляли их. Увидеть счастливую жизнь, которую она не наблюдала. Это было сложно. По глазам Эдмунда она поняла, что он поймет, если сейчас она промолчит, что если расскажет когда-нибудь потом. Но Элиз понимала: она сама себя не простит. В то время, когда они только-только вернулись, она позволила горю захватить себя, забыть о том, что там были не только ее дети. Это были дочь и сын Эдмунда, который продолжа любить ее несмотря не на что, которого она любила. Им становилось легче, стоило разделить горе на двоих. Так может, стоит поделить его со всеми?

«Королева Мелестина Верная. Дочь Короля Эдмунда Справедливого и Королевы Элизабет Чарующей. Супруга царя Тархистана Кадыра, мать царевича Вильяма и Теобальда»

– Мелестина вышла замуж сама последняя. ― сказала Элизабет, хотя на языке крутились другие слова «Моя доченька, девочка моя, я так тебя люблю, хочу, чтобы ты это знала». Но Элиз смогла себя пересилить. ― Она вышла замуж после того, как исчез ты, Рабадаш. За твоего родственника, между прочем.

– Что?

Царевич встрепенулся и с интересом подался вперед. Он ощущал себя чужим здесь, в месте последнего упокоения Королей и Королев Нарнии. И дело было даже не в том, что он тархистанец, все то осталось в далеком прошлом. Да, он многому научил этих детей, заботился о них, покровительствовал и давал советы, они не были ему чужими, но и родными тоже не было. Между ними были теплые доверительные отношения, но все-таки какая-то пропасть оставалась. Из-за это пропасти он тогда без раздумья пошел за Асланом, хотя знал, что никогда больше не вернется.

Люси и Сьюзен ощущали себя примерно так же. Конечно, это все-таки были их племянниками и их жизни, но когда речь заходила о них, девочки чувствовали себя не у дел. У Элиз, Эда и Питера были большая трагедия, чем у них самих. Люси и Сьюзен это понимали, но помочь ничем не могли. По-настоящему такую боль понимали только эти троя, которые оставили в Нарнии многим больше, чем друзей.

– Да, твой дальний родственник. ― кивнула Королева Чарующая. ― После твоей пропажи, наследников на трон не осталось… Кроме твоего двоюродного брата Кадыра.

Рабадаш понимающе кивнул. Он как-то не думал о своей семье ― с отцом отношения всегда были несколько напряженными, и речь не шла о отцовской-сыновей любви. Рабадаш относился к отцу как к наставнику, но теплых чувств не было. Как и с остальными родственниками ― дядями и братьями. Кадыр был самым младшим в семье, он родился через год после Анабесса. Значит, он остался единственным наследником на престол?

Элизабет, словно прочитав его мысли кивнула:

– В Тархистане было много междоусобиц. Кадыр не участвовал не в одной, его соперники изничтожили себя сами. Он был хитер, изворотлив, но при всем этом ― отчаянным бойцом и хорошим товарищем. Вовремя его царствования конфликт с Нарнией был полностью забыт. Брак с Мелестиной… он словно был политическим. Да, по началу, так и было. Они сами об этом договорились, и никто не стал этому препятствовать. Но любой брак может превратиться в настоящий. Большой любви между ними так и не произошло, но чувства были. Больше, чем дружба, но меньше, чем любовь. Вечная легкая влюбленность. Мелестина родила двух сыновей ― старший, Вильям, занял трон Тархистана, а Теобальд отказался от двух тронов ― Нарнийского и Тархистанского. Я не понимаю, почему, но он не чувствовал себя правителем, хотя в нем были большие задатки. В нем был большой магический потенциал, и он всю жизнь посвятил себя изучением собственных сил. Он даже книгу написал…

Эдмунд смотрел словно сквозь нее, на выбитые буквы. Мелестина. Мелестина. Любимая дочка. Наверное, верно говорят, что отцы ждут сыновей, а больше любят все-таки дочек. Маленькая принцессы. Он видел, с каким восторгом Питер смотрел на свою старшую дочь и думал, что у него есть сын, и пусть будет дочь. Такая же красавица и волшебница как ее мама. И рождение Мелестины было для него большим счастьем. Эдмунд тогда сказал Анабессу, которому исполнилось шесть: «Это твоя сестрёнка ― маленькая принцесса. Самой главной задачи любого старшего брата ― защищать свою сестру. Ты ведь сможешь это делать, сынок?» Анабесс поклялся, что всегда будет защищать свою сестру. И, видимо, он соблюдал эту клятву до конца жизни. Эдмунд не знал, видят ли их мертвые на самом деле, наблюдают ли из кого-нибудь «лучшего места», но он надеялся, что сказанные еле слышным шепотом слова «Молодец, сынок. Я горжусь тобой» Анабесс услышит.

Неизвестно, услышал ли это сын, но любимая тут же глянула на него так, что Эдмунд понял ― от других, может быть, слова и укрылись, а от нее ― нет.

«Верховный Король Анабесс Мудрый. Сын Короля Эдмунда Справедливого и Королевы Элизабет Чарующей. Супруг Тхармы из Орландии, отец Короля Эдуарда Победоносного, Верховной Королевы Элисабет Рассудительной, Королевы Камиллы Заботливой, Королевы Анны и Королевы Альеноры»

– Его женой была Тхарма. ― начала было Элиз, но была перебита тоненьким Люсиным голосом.

– О которой нам Трам рассказывал?

– Да, она. Она действительно была ведьмой из Орландии. Ее судили, но Мелестина и Фридрих нашли доказательства ее невиновности. Но она осталась здесь и вскоре вышла замуж за Анабесса. Они очень долго ходили вокруг да около. ― Элизабет усмехнулась. ― Если бы не своевременное вмешательство Элодии, возможно, свадьбы бы так и не была. Она родила ему… Трам ошибся. Было четыре девочек и один наследник. Но третья дочь ― Альенора ― погибла еще в детстве. Я не вижу, почему, словно в ней что-то надломилось. Она перестала что-либо чувствовать, и вскоре просто… исчезла. Это был большой удар по Анабессу и Тхарме, поэтому Эдуард родился спустя почти три года. Потом через два года родилась Анна. Она тоже не занимала трон, а присоединилась к своему кузену Теобальду, они вместе изучали свои способности. Но последние года отца она прожила во дворце, после смерти Анабесса оставалась с матерью, сестрами и братьями, но после того, как и Тхарма отошла в мир иной, она вернулась в Орландию, продолжая поддерживать связь с Нарнией. Теобальд нашел ее и они не оставались одни.

Элизабет замолчала. Это было все, больше рассказать было нечего. Она просто смотрела на надгробия, не чувствуя, как по щекам текут слезы. Эдмунд подходит ближе, опускается на колени позади нее и стискивает ее плечи руками. Чтобы он сам не чувствовал, Элизабет была для него превыше всего. Элиз всхлипывает чуть громче, чувствуя поступающие рыдания. Но пока она еще могла себя контролировать, и она очень надеялась, что этого времени хватит, чтобы успокоится.

Рабадаш потянул в сторону Сьюзен и Люси.

– Пойдемте, девочки. ― и царевичу даже не пришлось повторять, или пояснять что-то двум юным Пэванси. Люси, возможно, и хотела бы возразить, но в тоже время Сьюзен схватила ее за плечи и настойчиво потянула в сторону лестницы. Она тоже не хотела уходить, но Великодушной пришлось еще раз себе напомнить о том, что это горе ― между ними тремя и ей не стоит в него вторгаться.

Когда шаги Рабадаша и девочек стихли, Элизабет почувствовала, ка подрагивает ее нижняя губа. «Перестань. – приказала она самой себе. – Прекрати сейчас же!» Но губа не переставала дрожать. А потом задергалась и верхняя. Моментально глаза Элизабет наполнились слезами, ноги подкосились, она села на холодный мрамор и заплакала.

Если говорить правду, то она кричала, как подстреленный павлин. Дело в том, что Элизабет не просто плакала; она прикрыла лицо длинными рукавами платья и выла. Девушка так устала, у нее помрачилось сознание. В течение нескольких недель она не спала ночами, не зная, как найти выход. В голове у нее пронеслась мысль «Ты ошибаешься, Элизабет. Ты все-таки думала о детях, не смогла их отпустить». Конечно, она думала. Выходило так, что ни о чем другом думать больше не могла, и тщательно внушаемым мысли о том, что надо-жить-дальше-надо-отпустить-надо-смириться рассыпались, как песок. Это было то, что нужно было не только Элизабет, но и Эдмунду с Питером: увидеть могилы детей и оплакать их.

Элиз не знала, сколько времени она провела вот так, в слезах, но обнаружила себя у Эда в объятьях, который слегка раскачивался, словно стараясь успокоить ребенка. Одной рукой парень обнимали ее за плечи, другой ― гладил по голове, и не переставая целовал в макушку. Питер сидел у могилы Элодии, смотря одновременно на камень, и в то же время ― сквозь нее. О чем он думал? Вспоминал о счастливых временах? Думал о том, как его супруга справилась с этим?

Придя в себя, Элизабет почувствовала теплое дыхание на макушке, и тут же обвила Эда руками. Он позволил ей выплакаться, а теперь она должна была как-то помочь ему. Конечно, Справедливый не станет плакать, как она, и Элиз не знала, чем она могла помочь. Она могла, снова, как тогда, окружить его своей любовью и заботой, дать понять, что он в своему горе не один. Но прямо сейчас слова были лишними ― Эдмунд продолжа обнимать ее, она обнимала его, а Питер сидел чуть поодаль и казался невообразимо одиноким. Элизабет посмотрела на него ― глаза болели от слез. Питер поймал ее взгляд.

– Во сне. ― произнесла она, но из горла вырвался только хрип. Эдмунд прекратил раскачиваться и слегка ослабил объятья, чтобы Элиз могла принять более удобную для себя позу, надеясь, что любимая от него не отстранится ― не отстранилась, только слегка повернула голову к Верховному королю. Питер посмотрел на нее покрасневшими глазами.

– На, попей. ― предложил Эдмунд, снимая с пояса флягу с водой. Руки у Элизабет сильно дрожали и ему пришлось поддерживать флягу. Элизабет провела языком по губам и пояснила:

– Она умерла во сне. Счастливой. Спустя два месяца после смерти Фридриха. Она сильно ее подкосила, она старалась держаться, но усталость навалилась на нее и… Она была счастлива, Питер. Всю жизнь хранила тебе верность, не смогла полюбить кого-то другого. Она не злилась, она сохранила о тебе светлую память. Питер, она надеялась, что ты будешь счастлив.

Парень сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Эдмунд помог Элизабет подняться и она, слегка шатаясь от сильной слабости, подошла к Питеру и обняла его, а Эдмунд обнял ее, положив руку на плечо брата. Так они и сидели, пока не пришли более-менее в себя.

– Я только вот еще что хочу спросить. ― внезапно спросил Эдмунд. Голос его звучал холодно, и в другое время Элиз бы это насторожило, но девушка поняла, что именно сейчас Эд пытается за холодностью спрятать слезы. ― Анна и Теобальд… Что между ними было?

Элизабет слегка улыбнулась. От двух надгробий, что стояли позади Анабесса и Вааны тянулось к друг другу тепло.

– Очень высокие чувства. ― ответила Чарующая. ― Это было больше, чем любовью. Они оба чувствовали себя слегка… отстранённым, оба мечтательны и путешественники. Они нашли в друг друге родственные души, но, помятую о своем родстве, никогда не были близки физически. ― Элиз, которая видела все это как нечеткую картинку, неловко покраснела. Несмотря на то, что она была бабушкой Анны, ей была слегка неловко вмешиваться в душу девочки. Именно душу, потому что душа хранит воспоминания, а вовсе не тело. ― Но им это было и не нужно. Они ощущали себя гораздо ближе, связанные необычайными чувствами. И они любили друг друга. Очень сильно. И лишь однажды Теобальд поцеловал Анну ― когда она испускали последний вздох. Он умер рядом с ней тут же, не выдержав и пяти секунд. Такая сильная любовь… Они боялись о ней говорить, но тем не менее она была самым дорогим, что у них было.