Текст книги "Королева. Возрождение Луны (СИ)"

Автор книги: Девочка с именем счастья

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Тхарма посмотрела на свои руки. А потом до нее дошло что и кому она сказала. Она посмотрела на Короля, ожидая приступ злости или то, что Анабесс отругает ее за сказанные слова, но Король молчал. Потом тяжело вздохнул.

– Мама бы оценила твои слова. ― заметил он, а потом добавил, уже немного мягче. ― Пойдем.

Он дождался, пока Тхарма выйдет из комнаты, поклонится ему и бесшумно растворится в коридорах Кэр-Параваля, после чего кинул последний взгляд на портрет матери и отца, висевший рядом с изображением матушки, и закрыл дверь.

========== Пленённая Королева и маленькая фея ==========

Комментарий к Пленённая Королева и маленькая фея

приветствуются поправки ПБ

Лучи восходящего солнца просачивались сквозь густую траву, золотя зеленые травинки. По небу медленно плыли облака, похожие на неторопливо бродивших по лугу белых пушистых овечек. Эдмунд ненавидел всех и вся.

– Если бы не ты. ― шипит Справедливый Каспиану, в абсолютной тишине. ― Ничего этого не было бы. Ты ― не Король, а эгоистичный мальчишка!

Эдмунд в ярости. Он хочет до такой степени ударить Каспиана, что Рабадаш и Питер держат его с двух сторон, хотя он больше и не пытается вырваться. Поддаваться гневу и слабости в присутствии подданных ― ни один Король не мог себе такого позволить, а Эдмунду плевать. Все его мир центрит на одном человеке, и сейчас этот человек в плену или же… убита. Мысли причиняют физическую боль, Эдмунд не хочет верить в то, что Элизабет может быть уже мертва.

У Каспиана взгляд в пол опущен, на щеке небольшой порез, и весь его вид говорит о том, что ему жаль. Жаль, что из-за его эгоизма и жажды мести мертвы или в плену половина армии. И она ― Элизабет.

Эдмунд не помнит, как Питер сказал ему о том, что Лиззи осталась в ловушке с нарнийцами. Эдмунд потерял ее из виду, потом увидел рядом с Питером и Рабадашем и немного успокоился, продолжая отбиваться от воинов Мираза. Полностью сосредоточившись на битве и теориях выживания, Справедливый опомнился слишком поздно. Он посмотрел на раненого Питера, измученного Рабадаша, испуганных Люси и Сьюзен, после чего задал только один вопрос. Где Элизабет? Он помнит, как Рабадаш сделал шаг вперед, положил руку ему на плечо и сказал, что Элизабет осталась в ловушке. Что она была далеко от ворот, и не успела до них добежать ― минотавр опустил свою ношу. И все стало вдруг таким неважным. Элизабет не было рядом, ее вообще не было поблизости.

Будь здесь Элизабет, Рабадашу и Питеру не надо было удерживать Эдмунда от избиения Каспиана и просить не оскорблять его. А Эдмунд кидал такие слова, значение которых иногда не понимал Питер с родными, не то что Нарнийский юноша, но вложенное в них количества ненависти и яда не требовало объяснение. Будь здесь Элизабет, она подошла бы к Эду и молча обняла со спины, прижимаясь и ничего не говоря, потому что одно ее присутствие означало, что все хорошо или может таковым стать. Глаза метали огонь по комнате, руки то и дело тянулись к мечу, не желая находиться на одном месте. В висках отбивалось только одно имя.

Элизабет. Элизабет. Элизабет. Элизабет.

– Я не думал… ― начал Каспиан, но был грубо прерван Рабадашем.

– Конечно, нет.

Эдмунд вырывается и уходит. Молча. С потухшими карими глазами, поникший и какой-то разбитый. Элизабет в плену у Мираза. Или убита ― он в это не верил. Просто не мог и не хотел поверить, как бы стыдно и совестливо ему за это не было. Взгляд, полный неверия и сомнения, мог прожечь насквозь любого, кто попытался бы подойти к Королю. Он метался внутри, все в нем требовало только одного ― найти ее. Найти любимую. Эдмунд не успокоится, пока не обнимет ее вновь. А если увидит ее мертвой, обойдет все только существующие миры, откроет миллион шкафов и посетит тысячу станций, но найдет ее живой. Услышит ее полное любви «Эдмунд» и станет счастливым.

Парень осматривается и понимает, что зашел в лес. Ноги не держат, и он без сил опускается на землю, приваливаясь к дереву.

Элизабет. Элизабет. Элизабет.

Он ожидает, что сейчас его обнимут тонкие руки и к нему порывисто прижмется теплое тело. Лиз заворчит, что он замерзнет и будет греть его своими всполохами магии, а Эдмунд с ленивым удовольствием наблюдать за ними. И говорить ничего не надо. Они вместе, и они сильно любят друг друга. Но Эдмунд вспоминает, что ее рядом нет. И, возможно, больше никогда не будет.

Тяжело от тысячи ссадин и ушибов на теле, но внутри ещё тяжелее – приходит осознание случившегося. В груди полыхает огонь, обжигая и заставляя плакать навзрыд. На короля волнами накрывают ощущения страха, безысходности, мрака и печали.

Перед глазами появилось ее лицо. Нежное личико, серо-голубые глаза, тёмные шелковистые волосы, прекрасная фигура. Эдмунд посмотрел на нее впервые, как на девушку, когда ему было всего восемь лет и понял, что любит её. Ему хватило одного взгляда, чтобы осознать это. Они были детьми, и он уверял себя, что его чувства изменятся. В конце концов, какие серьёзные чувства могут быть у детей? Но спустя время Эдмунд уже знал: это не надолго, это ― навсегда.

Он был счастлив, когда она тоже сказала, что любит его.

Болезненный стон рождается где-то около сердца и вырывается наружу.

– Что же с тобой, Элиз?

В грудь словно кол всадили, больно. Очень. Эдмунд сворачивается калачиком, дает волю эмоциям, пуская внутрь тоску, горечь и милое личико неунывающей, его любимой девочки с уже сиреневыми глазами.

***

Темнота смыкается. Черт… Тьма поглощает все. Поглощает меня. Где-то далеко разверзается ад кромешный. Темнота… покой. Боль. Одна только боль. Голова, грудь… обжигающая боль. Бок, рука. Боль. Боль и приглушенные голоса во мраке.

Где я?

Я пытаюсь, но не могу открыть глаза. Шепот становится яснее… маяк в кромешной тьме.

– Она точно жива?!

– Да, милорд.

Слышится задумчивое хмыканье.

– Видели, что она вытворяла? Эту чертовщину необходимо держать под контролем. Вероятно, она предводительница этих тварей, как и Каспиана. ― я буквально чувствую, как по мне скользит чужой взгляд, но не могу шевельнуть даже пальцами, продолжая лежать на чем-то твердом и холодном. ― Вы уверены, что не переборщили?

– Совершенно точно ― нет, милорд. ― в отличие от первого голоса, второй менее эмоциональный и говорит, как работник банков или офисов. Видимо для них пытать человека было чем-то в порядке вещей; я никогда не могла понять, как можно наслаждаться чужими мучениями. Тщетно пытаюсь пошевелить рукой, чтобы положить ее на живот. Рука не двигается. Ничего не двигается. Тело расслабляется, и темнота снова накрывает меня, избавляя от боли.

Все тяжелое и болит: ноги, руки, голова, веки. Ничем не возможно пошевелить. Глаза и рот крепко закрыты и не желают открываться, делая меня слепой, немой и беспомощной. Хорошо, что слух остался при мне. Когда я всплываю из тумана, сознание маячит где-то рядом, как соблазнительная сирена, до которой никак не дотянуться. Звуки становятся голосами.

– Как Королева? ― голос, напряженный, мучительный шепот.

– Она жива. ― твердо отвечает незнакомый мне женский голос. По самой макушке проводят кончиками пальцев, но тут же отдергивают, словно дотянуться до меня была проблема. Чувствуя себя отвратительно, будучи запертой в собственном теле, без возможности пошевелиться. Я пытаюсь заставить себя очнуться. Я проваливаюсь в черноту.

Туман немного рассеивается, но у меня нет чувства времени.

– Девчонка еще не очнулась?

Слышится возмущённый, злой то ли вой, то ли бычье мычание, но злые звуки сливаются в одну сплошную какофонию, доставляя тупую боль в мою голову.

– Эта не девчонка! ― кричит кто-то рядом со мной. ― Эта девушка ― Великая Королева Элизабет! И когда она очнется, от вас и горстки пепла не останется!

К кому бы не обращался мой неожиданный защитник, он смог напугать говорящего. Я уже и забывала, какого чувствовать чьи-то эмоции. Нет, я часто прибывала в вакууме из чужих эмоций, но в сером Лондоне их было очень мало. Точнее, очень мало искренних, горячих, страстных, пламенных. И даже чувство такого искреннего страха радовало меня, ведь оно служили подсказкой ― я все еще жива. Я все еще сильна, а значит смогу победить.

Я борюсь с туманом… борюсь… но снова проваливаюсь в забытье. Нет…

– Что же с тобой, Элиз?

Я хочу крикнуть, что со мной все хорошо, потому что это же Эдмунд. Но я молчу, потому что понимаю, что он не рядом, а стоит мне ему ответить, как Король сразу ринется

спасать меня. А рисковать таким своим любимым я не могу.

Я пытаюсь пошевелить головой, но тело упорно отказывается исполнять посылы мозга. И следующее время слышу только приглушенные голоса. Некоторые из них говорят и говорят, какие-то замолкают, какие-то появляются совсем неожиданно. Я никого здесь не узнаю. И лишь один голос, женский, находящийся ко мне ближе всего, продолжает настойчиво звать меня.

– Эй! Эй, проснись!

Темнота смыкается. Нет…

Сладкое забытье манит…

Мое тело меня не слушается, и я вновь проваливаюсь в сон.

Я с трудом открываю глаза. Наконец-то. В висках отбойным молотком пульсирует кровь, губы в миг стали сухими. Казалось, во рту распространилась Сахара, и предела ей не было. Страшная жажда – самая маленькая проблема, когда ты лежишь неизвестно где. Хотя, нет, почему, известно ― в тюрьме замка ублюдка Мираза. Я хриплю, переворачиваюсь на живот и сплёвываю горькую кровь на холодный мраморный пол.

– Вы очнулись, Ваше Величество.

– Элизабет. Просто Элизабет. ― машинально поправляю я, пытаясь принять сидячее положение. Получается не сразу, а кандалы на ногах еще и сковывают движения. Я зло шиплю, чувствуя, как быстро начинает бурлить кровь в жилах. Вместе со злостью появляется и магия, но я стараюсь усмирить магические всплески внутри себя. Иначе, темницу я, конечно, разрушу, но такая потеря энергии неизвестно чем может обернуться для меня. Пока буду валяться без сознания враги снова свяжут и темницы отстроят. Я с трудом сажусь, опираясь на стену спиной. Щурясь, вглядываясь в темноту слева от себя, но это и не требуется: ко мне возвращаются и зрение, острый слух и осязание вместе с магией. Я без труда разглядываю сквозь ржавые, но толстые решетки клетки молодую девушку ― у нее спутанные грязные волосы, но одна лежащая на лице прядь дает понять, что волосы у нее золотистые. Глаза были ярко-зелеными, а сама она была очень худой.

– Как ты, Элизабет? ― взволнованно спросила блондинка подаваясь ко мне, звеня оковами на своих руках. ― Мы все так переживали за тебя.

– Мы? ― удивленно переспрашиваю я, осматриваясь по сторонам. Дальше, чем я могу увидеть, простираются еще множество камер, со запертыми в них фавнами, минотаврами и другими жителями Старой Нарнии. ― Я в порядке, друзья мои.

– Королева в порядке. ― послышались взволнованные перешёптывания. Рядом с собой ― но с другой стороны от пленницы с грязными волосами ― развалился минотавр.

Темница была маленькой: два метра в длину и высоту, и когда я нашла в себе силы подняться, мне хватило четырех шагов, чтобы оказаться рядом с прутьями, ограждающими меня от минотавра. Я припомнила, что его звали Астериус. Я слабо улыбнулась ему, когда тот уставился на меня черными бычьими глазами.

– Ты Астериус, верно? ― спросила я, протягивая руки к нему и накрывая его лапы, которые сжимали рану на животе. ― Ты держал ворота, чтобы как можно больше наших смогло уйти.

– Раз вы здесь. ― прохрипел минотавр. ― То я не справился.

– Астериус держал ворота очень долго. ― воскликнул фавн, чья камера находилась напротив моей. Он держался за прутья, смотря на нас. Вместо левого глаза у него зияла дыра, а правая конечность была вывернута под неправильным углом. ― Но его ранили, и бросили здесь… ― слово «умирать» фавн не смог выговорить, но смысл всем и так был ясен. ― Нам жаль, Королева, что…

– Вы не должны защищать меня ценой собственных жизней. ― твердо сказала я. Такую жертвенность я ценила и понимала, но никогда не могла заставить себя принять. Осознание того, что ради тебя умирают люди ― по сути, не люди, но все же ― убивало меня. Я протянула руку через прутья, и накрыла лапу минотавра своей рукой. Ладонью ощутила уже засохшую кровь, которая слепила шерсть. Раньше я никогда не исцеляла, но желание помочь тем, кто ради меня рисковал своими жизнями пересилило элементарное незнание.

***

– Как тебя зовут? ― тихо спрашиваю. Лежать на холодном каменном полу чертовски неудобно, но я потратила слишком много сил, исцеляя тех, кто был рядом. Все тело налилось свинцовой тяжестью, но мозг все еще отказывал мне во сне. Поэтому я лежала на боку, положив под голову руку, внимательно рассматривая свою новую знакомую.

– Корнелия. ― в полголоса ответила светловолосая. Стражники Мираза уже сделали обход, рявкнув на всех шумевших. Войти в мою камеру они не могли, обжигая руки о раскаленное железо, но если не я ― то кто-то другой. Одному фавну казнили прямо здесь, сказав, что любое неповиновение ― особенно мое ― будет жестоко караться жизнями других заключенных. ― Но друзья называют мне просто Корин.

– За что ты здесь?

Корнелия тяжело вздохнула. Она боязливо оглянулась по сторонам и подвинулась к прутьям, что разделали наши камеры. С большим усилием, я тоже подвинулась ближе, стараясь издавать как можно меньше шума. Тонкие руки девушки ― она вообще выглядела очень субтильной, хотя, возможно, являлась мой ровесницей ― прошли через решетки, и в слабом освящение факелов я увидела ее зелено-розоватые вены. А присмотревшись к ее лицу, заметила, что ушки были слегка заострены и приподняты. Не так явственно, чтобы броситься в глаза, но заметно для тех, кто знает, что это значит.

Корнелия была потомком феи.

Феи вовсе не обязательно должны были быть маленькими, как в сказках. Они могли ростом и с ребенка, и со взрослого человека, при желании изменяя свой рост и возраст. Феи были весьма неоднозначными существами: феи существо метафизической природы, обладающее необъяснимыми, сверхъестественными способностями, ведущее скрытый (как коллективный, так и обособленный) образ жизни и при этом имеющее свойство вмешиваться в повседневную жизнь человека – под видом добрых намерений, нередко причиняя вред.

Феи не обязательно должны быть добрыми. Я знала и довольно вредных мелких феечек, которые творили людям маленькие пакости: уводили скот в болота, портили урожай, насылали саранчу и даже похищали младенцев. Со временем, я научилась и их останавливаться, потому что маленькие вредные феи ― все равно, что надоедливая мошкара: одну убери, появится другая. Поэтому мнение о них разделились: за фей считали всех мифологических существ, нередко кардинально отличающихся друг от друга и внешностью, и повадками; якобы дружелюбных и приносящих удачу, чаще – лукавых и мстительных, склонных к злым шуткам и похищениям.

Фей в Нарнии было много. В лесах, около воды они часто жили сообществами и заняты коллективной деятельностью праздного толка: в основном, танцами, музицированием и участием в роскошных пиршествах. Смертные вполне способны подслушать звуки таких празднеств; достаточно лишь ступить на Курган фей; угадываются следы таких сборищ по кольцам на траве или на клумбах. В кельтских источниках утверждалось, что «музыка фей» имела «божественный характер».

Несколько фей жили во дворце в качестве фрейлин, при необходимости некоторых посылали наблюдать за врагами ― маленькие и ловкие, они были довольно умны, чтобы остановить вражеские войны при необходимости, и запомнить очень важную информацию.

У фей, которые принимали человеческий облик, оставались отличительные метки ― их крылья полностью не исчезали, но увидеть их можно было только в лучах закатного солнца, уши были всегда заточены, а вены ― ярко-выделены самыми разными цветами.

– Мой отец был тельмаринцем, а мать ― феей. ― рассказала Корнелия. ― Когда жители старой Нарнии поддались гонению, то она приняла вид обыкновенной женщины. Чтобы ее нельзя было вычислить по «меткам», она вплетала в себе волосы магические цветы, которые отвлекали внимания от ушей; никогда не выходила на закате и носила только одежд с длинными рукавами, которые скрывали одежду. Ее приютила небогатая семья мельника, и мама принесла им счастье.

Корнелия ненадолго замолчала, внимательно смотря на свои вены, а потом вновь спрятала их в длинных рукавах. Заправила за ухо прядь волос: она была очень красивой, но из-за многочисленной грязи на ней это было сложно определить. Видимо, здесь она уже довольно давно.

– Возможно, жена мельника что-то и подозревала, но мою мать не прогоняла. ― продолжила она. Ее голос звучал певуче, мелодично, словно ее голос действительно имел «божественный характер». ― Потом моя мама встретила моего отца ― он был знатным тельмарином, но, к сожалению, человеком без чести. Он говорил, что любит маму, но, как оказалось, дома у него было еще одна «любимая» жена и двое детей. Он провел с ней около недели, потом приезжал еще, клялся в любви, но в итоге вернулся к своей богатой женушке. Через десять месяцев родилась я.

– Мама назвала меня в честь дерева кизила, под которым она меня оставила. Не смогла, видимо, выдержать такое унижение. Потом она приходила навещать меня несколько раз, как я знаю, она разобралась с моим отцом и его семьей. Жестоко разобралась. ― Корнелия сглотнула. Я могла представить, насколько извращено мстили обиженная и униженная фея. Феи сами по себе очень мстительные и жестокие, а если разбить фее сердце… ― Это дело расследовали, нашли меня. Но доказать ничего не смогли: не того, что я моя мама ― фея, ни того, что я ― фея.

– У малышей, рождённых от такого союза, вроде не сразу появляются метки. ― догадалась я, и Корин кивнула.

– Верно. Меня отдали на попечение поварихи, но совсем не давно у меня стали появляться метки. Сначала она увидела уши, потом стала подозревать наличия крыльев, а потом, когда проявились вены, то без сожаления отдала меня Миразу. И вот, собственно, я здесь.

Итог Корнелия подвела спокойно, без истерики, просто указывая на факты. Это холодящая кровь спокойность мне нравилась: она вовсе не сдалась, а просто выжидала, когда у нее подвернется шанс сбежать. Такие люди мне нравились, их сложно вывести на эмоции, они всегда спокойны и рассудительны.

Я попыталась сосредоточиться, желая узнать о своей новой знакомой побольше. Как это делать, я решительно не знала, но раз уж я лежу в камере и ничего не делаю, можно попробовать сделать то, о чем говорил Аслан: говорить с Алитоеметром на расстояние. Я закрыла глаза и расслабилась, отпуская все мысли. Через тело вновь потекла энергия.

Доверять себе или верить в себя. Надо учиться смотреть внутрь себя. Внутри меня пульсировала энергия, требующая выхода. Я почувствовала прилив сил. Именно ради этого мига я и родилась на свет. Именно этого момента я ждала всю жизнь.

Мир вокруг как будто потускнел. Вдох – два-три-четыре, выдох – два-три-четыре. Я втянула в себя воздух и замедлила время. Я чувствовала ослепляющую боль, но в то же время в теле пульсировала энергия, и она давала мне странную силу.

Ещё в детстве Корнелия проявляла большое любопытство ко всему, что видит. Опекунам стоило стимулировать её творчество, развивать способности к языкам, им стоило научить девочку порядку и дисциплине, тогда она смогла бы всегда находить золотую середину, знать чувство меры, что при ее импульсивности и эмоциональности, очень важно. Но ее детство это не позволяло, поэтому она все делала в тайне и жила в страхе, что ее могут увидеть. Она всегда была восприимчива к миру, которому принадлежала ее мать.

Побои палками за то, что вещь упала, хотя к ней никто не прикасался. За то, что завязшие цвет вновь цветут, из-за того, что Корнелия была рядом с ними.

Корнелия ― девушка-ребенок, она очень обаятельная, чувствительная, нежная и женственная. Корнелия – мастер покорять и соблазнять, но её внутренний мир очень разнообразен. Она постоянно колеблется между застенчивостью и открытостью, она хочет быть зависимой и хочет быть самостоятельной.

Корнелия будет счастлива, если её заметят, она любит быть в центре событий, она любит дышать и жить событиями, происходящими вокруг нее. При этом она также желает быть незамеченной, остаться немного в тени, но все же очень честолюбива. Она ненавидит монотонность и ценит приключения и новизну. Для неё жизнь – это просто игра.

Корнелия умеет создать необходимый настрой в команде: она может всех и зажечь идеями, и может наоборот убедить быть пассивными. Она прирожденный лидер, многие только и ждут, когда же Корнелия выскажет свое мнение. Из нее получился бы отличный психолог, как отменно она умеет управлять людьми, их эмоциями, у нее всегда много друзей, но дело в том, что быть психологом для Корнелии – не интересное занятие, ей хочется чего-то большего, более значимого.

Корнелия не лишена чувства юмора, она старается использовать именно юмор, если попадает в неловкую ситуацию, Корнелия – мастер слова, её речами можно заслушаться. Она очень любит общаться, легко и непринужденно может познакомиться с любым человеком.

Корнелия приятная и веселая девушка, замечательная и заметная хозяйка, отличная мать. Конечно, она привлекательна, но не полагайтесь на авось: её ангельская улыбка может таить очень много ярости.

Корнелия похоже на Элодею.

– Ты плачешь. ― тихо замечает фея. Я чувствую, как пространство вокруг меня сжимается, резким движением возвращаясь ко мне, в меня. Моргаю, и понимаю, что Корнелия

права ― по щекам текут слезы. Беззвучно, ничем не заявляя о своем присутствие ― так я научилась плакать за прошедшее время.

– Я знаю. ― тихим шепотом говорю я, отворачиваясь, стараясь удобнее устроиться. ― Просто ты мне кое-кого напомнила.

В голове, прежде чем я усну, слышится легкий, словно шелест травы, голос Аслана: «Ты молодец, дитя».

***

– Ты должен найти ее.

Длинный коридор освещался факелами. Эдмунд долго бежал по нему, постоянно оглядываясь, он словно искал кого-то. Но рядом не было ни души. Король подошел к двери и распахнул её, не зная, что ждать за ней. Перед его взором предстал лес.

Эдмунд сделал пару шагов вперед и двери, с грохотом захлопнулись за его спиной. Назад дороги нет. Пэванси шел сквозь чащу, не представляя куда идет, но что-то влекло его за собой. Он уже начал выбиваться из сил, когда резко лес пропал, и он оказался на краю скалы. Эдмунд подошел к краю и посмотрел вниз. Острые скалы и бушующее море. Он наедине с природой. Больше никого вокруг.

– Ты должен найти ее. ― тихий, спокойный и такой родной голос Аслана. Эдмунд резко развернулся. На расстоянии десяти шагов от него стоял Аслан ― как обычно гордый и величественный, он смотрел на Принца с непонятной тоской в глазах. ― Вы всегда находили друг друга.

– Верно. ― согласился Эдмунд, еще раз посмотрев в пропасть. ― Мы всегда находили друг друга. ― его тонкие губы внезапно украсила теплая, лёгкая улыбка. ― Она всегда находила меня.

– Лишь потому, что ты ждал ее, Эдмунд. ― произнёс Великий лев и поравнялся с Принцем. Эдмунд чувствовал тепло и свет исходящие от Льва. ― Ты, сам того не ведая, всегда шел к ней на встречу. Теперь она ждет тебя, и ты должен идти к ней на встречу.

– Я хочу. ― признался парень, и сердце вновь сжалось от понимание того, что Элизабет не рядом. ― Я готов обойти весь мир, если это означает еще одну встречу с Элиз. Я могу пойти куда угодно, лишь бы найти ее и вернуть.

– Тогда ты должен идти. ― заметил Аслан, разворачиваясь. Принц в последний раз взглянул вниз, а потом последовал за Львом. Они шли медленно, прогуливаясь, и Эдмунд именно сейчас почувствовал себя свободным. Желание бежать в замок Мираза и искать Элизабет исчезло, сменившись другим ― он должен найти ее, и в этом было больше правильного. Он словно освободился от чувства постоянной спешки и испуга, что преследовали ее с момента плена любимой, заменяется светлым и трепетным чувством ожидания

– Аслан прав, они скоро встретиться. Элизабет осталось ждать немного, Эдмунд не упокоится, пока снова не заключит ее в свои объятья.

Эдмунд очень четко помнил, как проходили их первые дни после возвращения из Нарнии ― он, который черпал свою силу в Беллатрисе-Элизабет, старался как можно больше времени проводить с ней. Но Грейс, казалось, избегала мужа. Она старалась проводить часы в одиночестве, запиравшись в комнате с платинным шкафом. Она никого не желала видеть, погружалась в свои мысли, постоянно вспоминала последние минуты жизни в Нарнии.

Когда Эдмунду все-таки удалось добиться её внимания, она полностью отдалась ему. Она окружила его заботой и теплом. Утешала и вселяла надежду. Но ничего не брала взамен. Как бы не пытался экс-Король, он не мог пробиться к её чувствам, её душе. Не мог помочь ей пережить это горе, лишь потому, что она сама этого не хотела. Беллатриса полностью контролировала свои эмоции, она не желала быть слабой и уязвлённой.

Элизабет не могла спокойно спать по ночам. Если ей и удавалось заснуть, то она вскакивала через пару часов от кошмара. Элизабет практически не ела, удавалось её накормить только Эдмунду, когда они трапезничали наедине, в остальное время она просто отказывалась, ссылаясь на то, что не голодна. Поэтому Элизабет сильно похудела, она была очень бледной и ходила словно тень.

Потом они справились. Вместе. Они словно читали мысли друг друга, каждый понимал, о чем думает другой. Эдмунд стал просыпаться вместе с Беллой, которая просто одна заснуть не могла. В конце концов, это стало самой обыкновенной вещью ― спящая рядом с ним Белла-Элиз.

Эдмунд всегда был уверен, что вместе они справятся с чем угодно.

– Только доверься мне. ― говорил он Элиз. ― Я всегда буду рядом. Только с тобой мое сердце вновь забилось. Только ты возрождаешь меня к жизни. Я дышу тобой, я живу тобой. И очень хочу, чтобы я столь же важен был для тебя.

– Эдмунд. ― шептала Элизабет, заливаясь слезами. ― Ты значишь для меня намного больше.

– Эдмунд. ― говорит Аслан, и Принц быстро стирает одинокую слезу. ― Несмотря на то, что Колдунья ― Элизабет, ты можешь найти ее. Для этого тебе не нужны Алитиометра или магия. И ей они не нужны, чтобы услышать тебя. Найди Элизабет через себя, сделай собственное сердце проводником.

– Оно у нее. ― глухо шепчет Эдмунд, прикасаясь к месту, где бьется его сердце. ― Элизабет. Это всегда была она.

– Тогда тебе будет легче.

Эдмунд остается один. Он глубоко вдыхает.

– Элизабет!

Он знает, что ему делать.

***

– Ты сумасшедшая. ― шипит Корнелия, но в ее глазах играют чертята. Я улыбаюсь. У меня же как ― что в голове, то и на языке. И уж точно я собиралась сдаваться на милость судьбе: я собиралась выбраться отсюда самостоятельно. Ну, точнее с помощью остальных нарнийцев и новообретённой подруги-феи.

– Все сработает. ― уверенно, но тихо заявляю я. ― Ко мне во сне Аслан пришел. Я знаю, что нам делать.

Корнелия ― Корин ― смотрит на меня с сомнением, но я люблю таких людей, как она. Они смотрят на тебя с недоверием, явственно показывая, что против подобных авантюр, но принимая участие ― отдают всех себя. Костьми лягут, но врагам не сдадутся.

– Это очень рискованно. ― замечает она. ― Нам надо больше времени все продумать.

– Боюсь, времени у нас не так уж и много. ― замечает Астериус. Ему стало многим легче, его раны затянулись, но он старался не показывать это тельмаринцам. Ох, как они удивится, когда двери камер откроются. ― Думаю, нам надо действовать ночью.

Я задумалась об этом, и слегка ослабила «поводья», которыми держала стражника. Конечно, таких как мы не оставляли без присмотра, даже если мы ранены и за решеткой. Тут каждые пять минут ходил патрули, и мне понадобилось немного больше времени, чем я рассчитывала, чтобы затянуть невидимые нити у них на шеях и погрузить их в сон.

– Это разумно. ― согласилась я. ― Но уйти мы должны тихо, без большого боя. Некоторые из нас все еще ранены, и мы должны думать о них.

К сожалению, действие моей магии не было безгранично. Я не могла исцелить раны тех, кто находился слишком далеко от меня. Пределом было три камеры, не считая Астериуса. И честно старалась помочь настолько, насколько могла ― часами уходила в себя, пытаясь быть полезной. Я без сомнения могла уйти одна, побег в одиночку ― примитивнейший примитив. И да. Я об этом думала, но не могла бросить тех, кто рисковал ради меня жизнью. А как бы я потом смотрела в глаза тем, чьи родные оказались моими сокамерниками? Нет, мысль о том, чтобы вырваться одной я отмела сразу.

Мне приходилось нелегко. Не за что уцепиться, не на что опереться – только горячее желание быть полезной, уберечь тех, кто готов был умереть за меня. Я ясно понимала, что выхожу на новый для себя уровень ― исцеления на расстояниями. У меня, если честно, и при близком контакте получалось не очень, но, видимо, в экстремальных условиях я учусь лучше. Исцелив Астериуса, я почувствовала большой падок сил, но останавливаться времени не было. Я исцеляла тех, кто был ближе ко мне, и они разделяли мои мысли: одним бежать было нельзя. Поэтому полностью восстановить силы тем, кто рядом и хотя бы немного облегчить раны тех, кто далеко ― вот была моя задача.

Я как будто растягивала невидимую резиновую ленту, которая в любой момент могла потерять упругую твердость и расползтись клочьями тумана. И даже не спала ― теряла сознания от бессилия, барахталась в собственном сознание, и снова приходила себя.

Так прошло уже около трех дней. Четкого плана не была: я просто собиралась стащить ключи у «спящих» охранников, тихо открыть камеры и выйти через подземные ходы. Конечно, без жертв тут обойтись было нельзя ― поэтому первой шла я, а потом Корнелия. Потом шли раненные и слабые, а замыкали цепочку сильные и уже исцеленные мной. Это чем-то было похоже на волчьи стаи, когда хищникам приходилось переходить на большие расстоянии ― в центре были самки и детеныши, больные, которые не могли себя защитить, спереди ― наиболее ловкие и сильные, а закрывал процессию вожак.

– И когда будем действовать? ― спрашивает Корнелия. Я смотрю на «патруль», который видит уже десятый сон и затягиваю нити сильнее, не давая им и шанса проснуться.

Я задумалась.

– Конечно, ночью будет действовать удобнее. ― медленно произнесла я. ― Но мне нужны ключи, иначе я потрачу слишком много времени, чтобы открыть решетки…

***

– Я не хочу, чтобы он совершал глупости. ― спокойно говорит Сьюзен и Питер, не зная он свою сестру, сказал бы, что на Элизабет ей все равно. Но у Сьюзен синяки под глазами, а сами очи ― красные от слез. Она практически не спала. Она переживает за их общую подругу, но старается держаться.

Люси спала чуть поодаль, а они втроем обсуждали всевозможные варианты. Эдмунд спит в другом помещении, потому что к нему сейчас подходить опасно. Питер не хотел оставлять брата одного, но младший Пэванси лишь грубо что-то кинул ему и сразу завалился спать. Люси долго не хотела ложиться, говоря, что не сможет заснуть, пока не будет уверена, что с Элизабет все хорошо, но Сьюзен смогла ее перебудить. И по каким-то причинам, она, Рабадаш и Питер стали обсуждать план здесь, не позвали Каспиана, потому что вера к нему пошатнулись. Королева, Король и Царевич решили сами составить план, опираясь на собственный опыт, которого было в разы больше, чем у мальчишки, не знающего истинного значения слова «война»».