Текст книги "Слава для Бога (СИ)"

Автор книги: Дед Скрипун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Глава 10 Он будет моим!

Спальня родителей. Небольшое окно, пропускающее приглушенный мутной слюдой, свет. Мягкий, пушистый ковер под ногами. Столик с серебряным подсвечником и половинками трех не догоревших свечей, словно их только что погасили с приходом утра. Огромная кровать под розовым балдахином, как уютным домиком прикрывавшая супружеское ложе, а на ней сидит незнакомая, рыжеволосая девушка и пристально смотрит на вошедшую и замершую от неожиданности Славуню.

– Вот значит на кого променял меня, богиню солнечного луча, мой несостоявшийся женишок. – Нежданная гостья встала, подошла к застывшей от неожиданности невесте Богумира, и остановилась напротив, возвышаясь на полголовы, смотря сверху вниз. – И что в тебе такого необычного, что вскружило голову внуку самого Перуна? Обычная девка, да еще и уродина. – Она обошла по кругу, и вновь остановилась напротив, прожигая взглядом лицо. – А ты знаешь, что твой горб, это заслуга Богумира? Это мы с ним так развлеклись. – Она ухмыльнулась, и вдруг ее взгляд стал жестким и засветился ненавистью. – Почему ты не сдохла тогда, мразь? Как ты посмела выжить?!

– Наверно для того, чтобы любить. – Славуня вздрогнула, но собралась и твердо посмотрела в глаза богини. – Наверно для того, чтобы сделать его счастливым, и самой быть счастливой рядом с ним. Тебе этого не понять, ведь ты любишь только себя.

– Да что ты понимаешь в любви, человечишка? Я богиня! Мои чувства выше твоих, смердящих обыденностью! Только я могу сделать его счастливым... – Она не договорила, ее перебила внезапно засмеявшееся Слава:

– Обыденностью? А что может быть прекраснее обыденности? Обыденно трудится, и гордится, радуясь делам рук своих?.. Обыденно рожать детей от любимого, и улыбаться их первому шагу, первым словам?.. Обыденно защищать, и даже жертвовать жизнью ради их счастья. Даже обыденно умереть в окружении тех, кто тебя любит и ценит таким, каков ты есть, а не за какие-то заслуги? Не это ли счастье? – Она с сожалением посмотрела в глаза Инглии. – Ты любишь не Богумира, ты любишь свою любовь к нему. Это эгоизм. Ты несчастна, богиня... Мне жаль тебя.

– Ты сдохнешь, горбатая тварь. Я не отдам тебе своего жениха. – Налилась краской гнева уязвленная правдой Инглия. – Наш союз одобрен богами. Богумир будет только моим.

– Он может быть и одобрен богами, но он не одобрен самим Богумиром, и его истинной любовью. Ты плохо знаешь своего бывшего жениха, дочь Ярила. Он не отступится и не предаст того, кто ему доверился, кто ему поверил.

При последних словах Инглия вздрогнула, словно ее ударили кнутом, глаза налились ярким оранжевым светом, а спальню наполнил невыносимый жар, от которого даже волосы на голове Славуни начали потрескивать. Оранжевое солнце заполнило спальню, вот-вот готовое сжечь все вокруг в пламени гнева разъяренной богини. Но тут дверь распахнулась, и черный ворон упал на голову невесты Богумира, и мгновенно обернувшись черным покрывалом мрака, окутал ее в темный, полупрозрачный кокон, непроницаемый для смертоносных лучей и пылающей в пространстве плазмы закручивающихся протуберанцев.

Рядом с Инглией дрогнул раскаленный воздух, и хлопком разорвался черной кляксой провала, открыв портал между мирами Яви и Нави. Грозная богиня смерти, черная Морена, вошла в мир людей.

– Ты забываешься, дочь бога солнца. – Грозный голос погасил холодом наливающийся жар. – Как ты посмела явиться сюда?

– Не ты ли, Морена одобряла наш союз со своим сыном? – Инглия готова была идти до конца, и не скрывала этого? Разъяренная, униженная простой смертной богиня, шагнула на встречу гостьи. Что может быть страшнее ярости богов? В такие мгновения чувства затмевают разум, холодный рассудок сгорает в пламени гнева. Ей обещали, но не сдержали обещания. Она строила планы, но они рухнули, разбившись об горбатую уродину, посмевшую встать на пути самой небо жительницы.

– Опомнись... – Выставила вперед руки Морена, как щит от несправедливого обвинения. – Не было никаких обещаний. Мы с тобой лишь строили планы. Говорили, что было бы неплохо соединить ваши с Богумиром сердца, в браке, но ни я, ни Даждьбог, ни Перун не давали обещаний, ты их перепутала со своими, придуманными мечтами.

– Ты врешь! – Инглия еще сильнее налилась светом, но он уже не обжигал, приглушенный холодом богини смерти. – Ты сама хотела нашей свадьбы. Ты говорила об этом...

– И не скрываю. – Кивнула Морена. – Но обстоятельства изменились. Когда мы с тобой говорили о свадьбе, то даже не упоминали о ваших с Богумиром чувствах, потому что их не было. Вы были друзьями, и это правда, вы выросли вместе, и это то же правда, соединить вас в браке было выгодно всем, и это тоже является истиной, но любви в вас не было, а вот к этой девушке она есть, и такая, что он даже готов ради нее стать смертным. – Она шагнула к Инглии, и обняла ее, посмотрев в глаза. – Ты хочешь убить моего сына? Потеряв Славу, он умрет...

– Пусть. – Оттолкнула ее богиня солнечного луча. – Раз он не достанется мне, то пусть и не достанется никому. – Она стрельнула ненавистью в глазах по укрытой непроницаемым коконом Славуне. – Ты все равно сдохнешь тварь. Не всегда к тебе смогут прийти на помощь. Когда-нибудь ты останешься одна и без защиты. Я приду и убью, я не прощу своего унижения какому-то земному слизняку. Жди, и живи в страхе.

– Одумайся. – Воскликнула в ужасе Морена, но ее уже никто не слышал. Инглия исчезла вместе со слепящим светом и огненным жаром. – Дура. – Вздохнула богиня смерти. – Обиженная дура. – Она устало опустилась на кровать. – Оставь ты ее уже в покое, твое покрывало ворона больше не нужно. – Угрюмо посмотрела она на трансформированного Орона, и перевела взгляд на Славу. – Подойди, и сядь рядом девочка, надо поговорить.

Ворон стек черным туманом на пол и сгустился в птицу, а Славуня осторожно приблизилась и присела на самый краешек кровати. Ее пробивала мелкая нервная дрожь страха.

– Не бойся. – Погладила ее по голове Морена. – Все уже закончилось.

– Думаю, что все еще только начинается. – Дрогнула голосом девушка. – Но я не боюсь, и пойду до конца, ради нашей с Богумиром любви.

– Вижу. – Нахмурилась богиня. – Не скажу, что это мне нравится, но ради сына, я готова помогать. С Ярило я поговорю, и он окоротит свою дочь, во всяком случае я на это надеюсь, но и ты поберегись. – Она нахмурилась. – Вот, возьми. – Морена протянула маленький, размером с горошину, черный череп с рубиновыми глазами. – Это амулет. Продень его в тоненький черный шнурок и повесь на шею, в случае опасности он поможет.

– Спасибо. – Дрожащей рукой девушка взяла волшебную вещь. – Я все сделаю, как ты говоришь. – Она сжала его в кулачке и почувствовала в ладони холод.

– Мама?! – В спальню неожиданно ворвался взволнованный Богумир. – Что случилось? Как ты здесь? Я слышал хлопок портала?

– Спасаю твою невесту. – Поднялась к нему на встречу богиня. – Едва успела, спасибо Орону, помог. – Она подошла и обняла сына. – Побереги ее. Постарайся быть рядом. Инглия не в себе, и поклялась убить. Мне страшно за вас.

– Никто не позволит мне, находится со Славуней рядом, так близко, как это надо, до тех пор, пока наши руки не соединятся в браке под ликами богов. – Нахмурился Богумир.

– Знаю. – Кивнула Морена. – Но не спеши с этим. Перун ищет выход из положения. У него есть идеи, как вам помочь, но нужно время. Верь. Семья на вашей стороне, и все сделает для вашего счастья.

***

Перун сидел на своем троне и угрюмо смотрел на стоящих напротив Ярило и Инглию. Он был зол на столько сильно, что слова не могли сорваться с губ, вгрызаясь спазмами в саднящее горло. Перед ним семейка неуправляемых богов. Амбициозный, вечно недовольный владыка солнца все время строил козни, он был один из тех, кто метил на место главы пантеона, и не скрывал этого. Вечный соперник, со времен создания сущего, противник всех предложений Перуна, вечно ищущий конфронтации.

Была возможность породниться через Инглию и Богумира с солнечной семьей, пусть и не подружиться, но хоть как-то сгладить углы противоречий, соединив детей в браке, но своенравный и упрямый внук, все разрушил своей неожиданной и страстной любовью. Что дальше делать бог грома знал, и это знание ему не нравилось.

– Твоя дочь, бог солнца, нарушила закон. – Перун поднял грозный, полный обвинения взгляд на Ярило, и медленно перевел его на Инглию. – Ты вторглась в мир людей с целью убийства, что недопустимо.

– Кто бы говорил мне о законе. – Перебил Бог солнца главу пантеона. – Первыми нарушила закон ваша семейка. Морена не только возжелала смерти человека ради собственных интересов, поддавшись чувствам, но еще и посмела вытащить бренное тело на кромку, я даже не могу представить, какого наказания заслуживает богиня смерти.

– Да. – Кивнул Перун и улыбнулся так, что Инглия похолодела от ужаса. – Конечно моя невестка провинилась, не спорю, и на ближайшем совете высших поставлю вопрос о ее преступлении, а также и, что она сама одумалась, осознав, что неправа. – Он встал с трона и подошел в плотную к Ярило, посмотрев полыхнувшими молниями тому в глаза. – За одно и о проступке Инглии поведаю, и о том, кто не допустил смерти невинной девушки, окоротив богиню солнечного луча, почувствовавшую вседозволенность, благодаря потакательству своего отца. – Он вновь вернулся к трону и сел. – Как ты думаешь, кто более достоин наказания: Тот, кто хотел, но передумал, или тот, кто хотел и кому не дали свершиться непотребному?

Ярило нахмурился. То, что говорил глава пантеона, было истиной. Преступления несопоставимы. Если Морена осознала, то что сотворила, и одумалась, то его дочь виновата полностью, и не раскаивается в содеянном. Даже трудно представить, какое будет за это наказание.

– Ты прав. Думаю, что не стоит выносить на всеобщее обсуждение этот вопрос, зачем нам лишние склоки и жестокость. Решим все сами. – Опустил бог солнца глаза, понимая что, обвинив семью главы пантеона, поставит собственную дочь под удар.

– Сами!!! – Взревел Перун, покрывшись тучами гнева. – Это все уже расползлось по небесам сплетнями. Ты. – Его палец уткнулся в грудь собеседника. – Решил таким образом свалить меня и занять место главы? Глупец, пустивший в Правь смуту! Ты думал о последствиях? Наш мир расколется пополам. Кто-то пойдет за тобой, кто-то останется верен мне. Это война. Религиозная война. Война богов, которая выплеснется огненным смерчем в мир Яви, и сожрет цивилизацию, которую все мы строили веками.

– Но, что же делать? – Побледнел Ярило.

– Думать! – Рявкнул Перун и нахмурился, гнев его успокоился и над головой тучи сменились облаками размышлений. – Перво-наперво, спрячь на время дочь с глаз богов, и придумай ей сам наказание, которое будет выглядеть жестоким, но и в то же время приемлемым для нее самой, естественно, что она должна отказаться от своих угроз к Славе, и сделать это публично. Пусть все думают, что справедливость восторжествовала. Дальше мы с тобой должны выглядеть не как враги, а как союзники. Я поддерживаю тебя, а ты меня. Если есть какие-то противоречия и претензии, то их надо обсуждать с глазу на глаз, без лишних ушей.

– Согласен. – Кивнул Ярило, почувствовав облегчение. Груз свалился с плеч бога. Перун не хочет войны, в которой, скорее всего, победит. Он готов договариваться.

– Я не согласна. – Инглия побледнела и плечи ее затряслись, а в золотых глазах засверкала обида. – Я не отдам Богумира уродине. Он мой!

– Замолчи, дочь! – Рявкнул бог солнца. – Богумир бог, и сам в праве решать, кому принадлежит его душа. – Перун предлагает выход...

– Плевать. – Налилась светом гнева Инглия. – Его обещали мне, и он будет моим, или ничьим более.

– Послушай, девочка... – Попытался успокоить ее бог грома и молний.

– Нет! Ничего не хочу слышать. Вы предатели, а не боги. – Перебила она, и вспыхнув солнечным светом залив огнем пространство, исчезла.

– Дура. – Вздохнул Перун.

***

Арканаим гудел как рассерженный улей. Такого количества войск, которое собрались: как в нем, так и в округе, столица княжества давно не видела. Люди приходили и приходили со всех сторон, вливаясь нескончаемым потоком в ворота. Те, кто их приводил, шли к князю с докладом и затем ставили временные лагеря, заполняя пространство звоном оружия и блеском доспехов. Везде звучало набатом только одно слово: «Война».

Славуня жила в огромном доме, практически одна, если не считать Орона, который стал ее тенью, выполняя роль, как верного телохранителя, так и забавного, умного собеседника. Отец и жених были заняты подготовкой к войне, и уделяли мало внимания девушке, но она не обижалась, все понимая. Уходили близкие люди с первыми лучами солнца и возвращались домой только на ужин, смертельно усталыми. Нескончаемые тренировки и слаживание войск занимали все их время и все думы, выливаясь вечером в неторопливые разговоры за столом.

Отец ничего не знал о недавних событиях, произошедших в спальне. Никто не стал ему ничего рассказывать, все так же считая, что не стоит волновать человека, который ничем не сможет помочь. Всему свое время.

Семья ждала окончательного прихода весны, когда вскроются реки, унеся с ледоходом зимнюю стужу. Ждали не просто так. Открытая вода, это одно из условий исцеления Славы. Вернувшиеся в мир русалки, холодной водой с крупинками еще не растаявшего льда, под молитву Богумира и благословение богов смоют уродство, вернут стройную фигуру и чистоту лица. Но это еще не скоро. До этого момента еще надо победить врага, наступающего с севера. Вернуть в княжество мир.

Богумир в последнее время приобрел огромный авторитет в столице, который все более и более разрастался, растекаясь людской молвой по округе. Он неожиданно стал неофициальным судьей в разрешении разнообразных споров между жителями, и Слава была необычайна горда этому. Все началось с одного случая в дружинной избе:

Служили два воина: Хомут и Правило. Достойные, уважаемые люди, чьи дома и земельные наделы, в ближайшей к Арканаиму деревеньке были соседскими. Их отцы были необычайно дружны, в свое время, нередко спасая друг другу жизни в войнах, которые вел князь, и потому спорный участок, образовавшийся между их землями обрабатывали по-братски, совместно, засеивая его рожью, которую продавали, а доход делили поровну.

Все изменилось со смертью родителей. Каждый из наследников посчитал надел своей собственностью, и предъявил претензии, обратившись к княжескому суду. Рар выслушал стороны, пожал плечами, и постановил, что раз согласия нет, и каждая из сторон имеет полное право владеть землей, то пусть и не достается она никому: «Нет проблемы, нет и споров», он запретил обрабатывать участок обоим, определив его как пустошь.

Княжескую волю ратники исполнили, но после этого окончательно стали врагами. Их многократно пытались примирить, взывая то к памяти друживших предков, то, к воинскому братству, но ничего не помогало, никто из них не делал шага на встречу. Вот тогда-то и отличился Богумир.

Как-то за трапезой, после тренировок, где собралась вся свободная от занятий и караула дружина, он вдруг вынул из котомки ржаной каравай и положил на стол:

– Помогите братья решить одну задачку. – Обратился он к Хомуту и Правило, сидящим по разные стороны стола, подальше друг от друга. – Хлеб хочу разделить, поровну, но так, чтобы еще оставить кусочек, воробьев накормить.

– И в чем тут проблема. – Ухмыльнулся Правило. – Режь на три части, две одинаковые, а одну поменьше.

– Глупый вопрос. – Поддержал его Хомут. – Что может быть проще.

– Не скажите. – Хитро сощурился Богумир. – Вопрос в том, какой рукой резать? Правой или левой?

– Какая разница? – Удивились одновременно оба воина, и заинтересованно подвинулись поближе.

– Как какая? – Хмыкнул внук Перуна. – Вот представьте, режу я правой рукой...

– И чего? – Еще ближе сели они.

– Левая обидится, посчитает, что ее обделили. – Посмотрел на них Богумир. – А если левой резать, то правая обидеться. Как поступить?

– Двумя режь. – Засмеялся Правило и его поддержал Хомут:

– Обе одной голове принадлежат и ее волю исполняют.

– Так-то да. – Нахмурился Богумир. – А вот что с воробьями делать?

– Причем тут воробьи? – Не поняли оба собеседника.

– Так каждая из рук, будет считать тот кусочек, что птичкам предназначен, своим, и в итоге не им, ни воробьям не достанется. – Вздохнул парень.

– Ты бредишь что ли, новик. – Нахмурились одновременно и Хомут, и Правило.

– Я? – Удивился Богумир. – Я нет, а вот вы оба, да. Вы две руки одной головы, князя нашего, те, что сами по себе жить удумали. Между собой поделить не можете то, что отцами вашими и делить не надо было. Нет бы взять, да совместно покрошить тот кусочек воробьям, тем, кому трудно и голодно, так вы склоку затеяли. Правды хотите? – Он встал и повысил голос. – Правда в том, что отцы ваши, по правде, жили, а вы память их предали, да склокам пустым поддались. Совестно должно быть.

Смутились воины, и глаза опустили. Прав оказался юнец. Что там делить? Ведь не голодают семьи, в достатке живут, не бедствуют. Тот кусочек земли не они, а гордыня делит.

– И что же нам делать? – Поднял глаза Правило.

– Так нет ничего проще. – Улыбнулся Богумир. – Думки свои о несправедливости в ведро с отходами отбросьте, руки друг – дружке пожмите, да обнимитесь. К князю пойдите, да покайтесь в глупости своей, да пообещайте совместно землицу ту обрабатывать, да с плодов, что она народит, сирых да убогих кормить. Тем и себе в душе благо поселите, и князя порадуете, и богам угодите, ибо нет ничего более достойного, чем добро в мир нести.

Помирились враги. Последовали мудрому совету, и князь вернул удел.

С того случая, и стал Богумир своеобразным судьей, к которому с просьбами разрешать споры и давать советы, потянулись люди. Он никому не отказывал, честно и справедливо, с мудростью старца, примерял спорящих, все более и более повышая авторитет, и гордость за своего жениха у Славы.

Дни тянулись за днями, солнышко все более сильно припекало таящие сугробы, а княжеская дружина готовилась выступить в поход. Разлучница война пришла в конце концов в дом, чтобы забрать с собой любимых, оставив после себя тягость ожидания.

Ворота Арканаима распахнулись, выпустив войско, и захлопнулись за их спинами, погрузив город в скребущую душу тишину и тихие молитвы.

Глава 11 Встрече быть

– А ты не жми меня к березе,И не трать свои труды.Ты не думай, я не дура.Вот поженимся – тады.

Орон прыгал по столу, и закатив глаза выкаркивал гнусавым голосом похабные частушки, пританцовывая при этом, метя по столу раскрытым веером хвостом и хлопая в такт крыльями.

– Охальник. – Скинула его рукой с зажатым в ней веретеном на пол Славуня И рассмеялась. – Не можешь что-нибудь приличное спеть? Одни пакости на уме. Противно слушать.

Девушка коротала, как всегда, вечер за пряжей. Раскручивала веретено и слушала песни ворона. Дни тянулись за днями в томительном ожидании. Близкие ей люди уехали и были далеко. Война разлучила, прошлась скребущими душу когтями расставанием, оставив после себя пустоту, печаль, и нескончаемую, саднящую грудь тревогу. Но такова судьба, она не спрашивает нашего разрешения своенравно вторгаясь в жизнь, одни, подчиняясь обстоятельствам, уходят по дороге долга в неизвестность, а другие ждут и молятся о здоровье и скорейшем возвращении любимых.

Тусклый свет свечи едва разгонял сумерки молчаливого дома. За темным окном, первыми каплями тающего с крыши снега, уже вступал в свои права цветень (апрель). Первые ручьи журчали грязными дорожками по улицам, разрезая темный ноздреватый снег мутными дорожками весны. Уже совсем скоро он окончательно сойдет, земля подсохнет, покроется нежным покрывалом первой травы и робких первоцветов, наполнив ароматами пробуждения мир.

– Все тебе не нравится. – Хрюкнул смешком вновь вспорхнувший на стол, нисколько не обидевшийся ворон и прошелся с видом мудрого учителя взад-вперед. – В моих песнях истинная жизнь, без прекрас, такая как есть, подумаешь неженка какая. Чего тогда слушаешь? Заткни уши и радуйся тишине.

– Непотребства одни в твоих песнях. —Улыбнулась в ответ Славуня, наигранно нахмурившись и махнув на ворона веретеном. – Да и как тебя не слушать, когда тут нет никого более?

Орон в последнее время стал настоящим другом. Житель Прави, сбежавший оттуда из-за скуки или другой, понятной только ему причине, скрашивал томительные часы ожидания близких людей, Богумира и отца. Он часами мог вот так сидеть рядом и болтать без умолку, обо всем на свете, или петь частушки, вызывая краску смущения на девичьем лице и застенчивый смех.

– Хочешь я расскажу тебе как Лель Параскеву-Пятницу Велесу сватал. – Перешел на заговорщический шепот Орон. – Такая смешная история тогда приключилась. Умора. Со смеху помрешь...

Он не успел договорить, так как сорвавшимся потоком воздуха, материализовавшимся в полупрозрачную сложенную лодочкой ладонь, получил звонкий подзатыльник и совсем по человечески охнув, улетел в дальний угол дома, теряя по пути перья, где врезался в стену и сполз по ней на пол, но моментально взлетел вверх и с грозным видом, нахохлившись и сверкая гневными искрами взбешенных глаз, бросился на невидимого обидчика в драку.

Попытка атаки обиженному пернатому не удалась. Резко, по гусиному крякнув, он словно споткнулся и развернувшись вниз головой повис полметра не долетев до стола, рядом с которым на табурете медленно наливалась плотью сидящая фигура молодого парня, держащего перевернувшегося Орона в вытянутой руке за лапы и с улыбкой его, заинтересованно рассматривавшего.

– Я все равно клюну тебя в твой уродливый нос. – Каркал ворон трепыхаясь, и не прекращая попыток дотянуться клювом до лица обидчика, неистово размахивая при этом крыльями. – Нельзя так подло и безнаказанно поступать со священной птицей.

– Нельзя сплетничать о боге любви, да и вообще о любых богах за их спинами, в надежде, что они не услышат, за это по головке не погладят. – Хохотнул Лель ехидно прищурившись, а это был именно он. – Успокойся, черная курица, я ныне помог тебе избежать незавидной участи, кары праведной, прервав пахабщину из твоего болтливого клюва. Только представь, что сделает с тобой Параскева-Пятница, когда узнает о похабном вранье о ней?.. А у ж о Велесе и говорить боюсь, страшен скотий бог в гневе. Так что можешь уже угомониться и начинать благодарить своего спасителя.

– Обязательно отблагодарю, будь спокоен боженька, так отблагодарю, век помнить будешь. – Не сдавался Орон в попытке достать Леля. – Вот только клюну со всем почтением длинный, любопытный нос и тут же приступлю к благодарностям нахалу, по-своему, по вороновски...

Слава наблюдала за всей этой сценой широко раскрытыми глазами, в полной растерянности, слишком уж все произошло быстро и неожиданно. Поднятый крыльями рассерженного ворона моток шерсти слетел на пол и перепутался с последовавшими за ним веретеном и нитями, но девушка этого даже не заметила, поглощённая созерцанием необычного действия.

– Трепло. – Рассмеялся бог любви. – Все на этом. Хватит. Я не просто так пришел сюда из Прави, я по делу. – Он вдруг стал серьезен и разжал ладонь. Не ожидавший подобного и не успевший отреагировать ворон, со смачным шлепком, грохнулся на пол, но тут же взлетел, и вновь кинулся в драку, однако вновь был грубо отброшен божественной рукой в угол. – Я сказал хватит. – Рявкнул Лель. – Дело серьезное. Не до шуток мне.

– Что случилось? – Орон оставил попытки добраться до обидчика и тяжело дыша сел на стол, все еще злобно сверкая глазами.

– Богумиру твоя помощь нужна, у него неприятности. – Хмуро произнес Лель.

– Что-то серьезное?

– Он ранен? Жив?

Одновременно вскрикнули Ворон и Славуня.

– Пока ничего страшного не произошло, но надо поторопиться. – Успокоил их бог любви что, однако у него не очень получилось.

– Как же я уйду? На кого я девушку оставлю? Ты же знаешь, ей опасность грозит. – Орон округлил и так круглые глаза.

– Тут побуду, до твоего с внуком Перуна возвращения. Пригляжу, что бы чего не произошло, а ты отправляйся. – Махнул рукой Лель на ворона. – Все хорошо тут будет, не дам я Славу в обиду. Прослежу.

***

Удивление, наполнявшее пространство Прави, ощущалось вполне материально, словно живое, вязкое существо, такое, что можно протянуть руку и потрогать собственные чувства.

Даждьбог не скрывал своего удивления рассматривая пустой трон отца округлившимися глазами, а Морена, в отличие от него, пыталась выглядеть невозмутимой, но все равно нервная дрожь, пробегавшая время от времени по ее плечам, выдавала возбужденное состояние черной богини.

Перун вызвал семью к себе по срочному делу, ничего при этом не объяснив, но сам на месте не оказался, что было для него необычно, не позволял себе ранее громовержец ожидать того, кого призвал.

– Что-то мне не по себе. – Произнес Даждьбог не отрывая взгляда от трона.

– Мне то же. – Кивнула Морена. – Думаю, что сейчас отец появится и все объяснит.

– Хочется верить. – Буркнул в ответ муж.

– Верить в отца и бога, это правильно. – Воздух на троне сгустился, прострелив перекрещивающимися молниями, и вспыхнув голубым сиянием появился сидящий, угрюмый Перун. – Прошу прощения за ожидание. – Пробасил он. – На то были причины. Сейчас все поясню. – Он встал и подошел к застывшим в ожидании богам. – Жизни Богумира грозит опасность.

– Ты перепил хмельного, свекр? Какая опасность может грозить жизни бессмертного? – Довольно грубо перебила его Морена. – В лучшем случае воскреснет в Прави, в худшем на кромке, но я там его встречу и переправлю сюда.

– Напугал, отец. – Поддержал жену Даждьбог. – Сколько раз боги погибали, и вновь воскрешались?.. Не счесть. Мой сын не исключение.

– Помолчите. – Перебил Перун. – Вы ничего не понимаете. Я только что был над полем боя и смотрел на внука. В нем не осталось божественной энергии...

– Как?! – Воскликнули Даждьбог и Морена одновременно.

– Этого не может быть! – Черная богиня сверкнула обеспокоенно глазами. – Я недавно его видела, он был полон сил. Лишить его божественного начала может только женитьба на смертной, но этого не было, я точно знаю...

– Оказалось, что может. – Перун опустил глаза, но тут же поднял, в упор посмотрев на невестку. – Их души со Славой на столько сильно сплелись, что это покрепче чем узы брака. Внук, в прямом смысле врос в девушку нитями судьбы.

– Что же делать?... – Морена покачнулась и едва не упала, но Даждьбог поддержал ее под руку.

– Думать. – Прохрипел громовержец, и не дать умереть сейчас Богумиру. Он дурак в самое пекло лезет, все что-то доказать пытается.

– Тебе доказать! – Выплюнул слова в лицо отца Даждьбог. – Ты виноват! Зачем его в явь отправил? Исправится он там видите ли... Исправился? Что ты натворил отец?..

– Никто не мог подумать, что он умудриться там влюбиться в смертную девку, да еще человеческими чувствами. Такого никогда не было.

– Слишком часто я стала слышать это слово: «Никогда», оно меня пугает. – Выдавила из себя слова бледная Морена.

– Это все пустая философия. – Нахмурился Даждьбог. – Что делать будем? Надо ритуал над Славуней проводить, тогда все наладится...

– Как? – Вспылил Перун. – Она в столице, а он на поле боя и вот-вот схлестнется в сече... Какой может быть ритуал в таких условиях.

– И что, мы вот так вот будем стоять и ничего не делать? – На глазах Морены выступили слезы.

– Я отправил к нему Орона. – Перун вернулся на трон и сел как-то сразу став уставшим, разбитым жизнью стариком, изрезанным морщинами лет. – Он постарается помочь.

– А как же Слава? – Воскликнул Даждьбог. – Ей грозит опасность! Пернатый ее оберегал от Инглии? Мой сын не выдержит если что-то случится с невестой. Это просто другой способ его убить.

– С ней Лель. – Отрезал Перун, махнув рукой, словно посетовав на непонятливость сына. – Бог любви посильнее черного оракула будет. За девушку я спокоен. Остается надеяться, что внук не пострадает в предстоящем бою. Но на все воля создателя.

– Будем молиться Роду. – Всхлипнула Морена и опустила голову. – Он велик, он поможет.

– Да. – Устало кивнул глава пантеона, и прошептал, словно самому себе. – Нам только это и остается.

***

Огромное, укрытое подтаявшим, ноздреватым, весенним снегом поле, с шрамом вспученного начинающимся паводком льда русла небольшой, узкой речки, рассекающей местность крутыми берегами. С права и с лева еще темный, угрюмый, в предрассветных сумерках лес. Там засадные полки, они ждут своего часа, затаились и только нервное всхрапывание лошадей выдает их присутствие, но это далеко и не слышно.

Солнце еще не взошло, но горизонт уже налился кровавым заревом, предвестником предстоящей смерти. Только богам известно, кто по окончании сегодняшнего дня встретит закат, а кто обнимется с предками по ту сторону кромки, унесясь к ним в дымах погребальных костров. Скоро жребий судьбы выберет как одних, так и других, и спорить с ним бессмысленно. Одни будут радоваться, а другим станет все равно.

Вороны! Как они догадались? Кто им рассказал о жуткой трапезе, которой падальщикам предстоит в скорости насладиться. Зловещее: «Кар», мрачной стаи над полем. Нервы и так напряжены до предела, готовые порваться истерикой, а тут еще эти кликуши, подсвеченные первыми лучами еще невидимого солнца, окрасившего черно-серые крылья бликами огня. Мечутся под розовыми облаками на фоне предрассветного неба, и ждут своего часа. Уже скоро...

Мудры Рар и Перв. Более удобного ландшафта и времени для главного сражения не придумать. Атаковать они захватчика не собирались, на месте встретят, а вот обороняться в подобных условиях милое дело. Рыхлый снег сковывает движения вражеского войска, делает его медлительным и уставшим, а пересеченное оврагами поле словно создано для отражения атаки.

Враги. Вон они. Стоят напротив и что-то поют. Что не разобрать, далече, но видимо что-то взбадривающее и славящее своих жадных до чужого добра богов, выводят хриплыми глотками. Зачем пришли? Что не хватало им у себя дома? Зачем удобрять чужую землю собственными телами? Неужели жадность так затуманила разум? Или вседозволенность вскружила голову? Но им все одно страшно, вот и воют свою заунывную песню.

Страшно!!! Тут всем страшно, и молодому новику, в первый раз смотрящему в глаза врага, и изрезанному морщинами и шрамами угрюмому ветерану, не раз прошедшему по краю между жизнью и смертью. Не боится только дурак, тому все в радость, но тут ему не место. Стоят в ратном поле настоящие мужчины, те, которые умеют загнать свои чувства куда-нибудь очень далеко, в глубины суровой души, туда, где они не будут мешать взорваться адреналином лихой удали и отваге ведущей к славе и подвигам.