Текст книги "Слава для Бога (СИ)"

Автор книги: Дед Скрипун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Глава 28 После боя

– Ты видел, как я его? Чего скуксился? Нет ты скажи?.. Ты видел, как я его за ногу, а он хрясть, кубарем по траве, ручонками машет, и прямо под дубину лихо, а тот его, бумс и ржет как мерин, а мозги в разные стороны... Ну чего молчишь? Видел, али нет? – Филька возбужденно размахивал одной рукой с зажатой там кривой палкой, а второй прикрывал рваную, кровоточащую рану на щеке.

– Видел я, видел! Чего орешь? И сучком своим не маши, второй глаз мне подобьешь. – Рявкнул на друга Светлячок. – А сам-то ты видел, как тот упырь, падая, меня лапой приложил. – Он выставил вперед рожицу с наливающимся под глазом синяком. – Мало того, что едва око не выскочило, так я только чудом крылья себе не переломал. Вот чего тебе все неймется? Чего в драку кинулся? Обещал ведь в сторонке постоять?

– Да ну тебя. Нытик. Что с тобой сделается? Заживет глаз-то, а память останется. Жив же? Зато в какой сече с тобой побывали? Да о нас легенды складывать будут. Баяны сказки петь, а ты глаз... – Махнул рукой домовой, а потом вдруг рассмеялся. – А Славка то, какова?.. Огонь девка. Кровососы вокруг нее скачут, воют, о стенку невидимую колотятся, клыками грызут, слюной исходят, а достать не могут, а она знай себе, стоит, гимны поет, и в ус не дует. Только бледная вся.

– Охолонись, дурак. Какой ус? От коль у нее ус-то? Она же девка. У них усы не растут. – Рассмеялся Светозар.

– Ну и что, что девка? Она усы да бороду носить более достойна чем некоторые из воев наших. Скала, а не девка. Кремень. – Гордо выпятил грудь Филька. – А ведь мы с тобой друже, ее спасли в свое время. Помнишь, аль нет? Так что в сказки, будь уверен, попадем. Будут нас помнить.

– А ну-ка примолкните. – Рявкнул на них пробегая мимо один из оборотней стаи, перекинувшийся в молодого парня лет двадцати пяти, в рубахе с оторванным рукавом, с синеющей от травмы рукой. – Не место сейчас до шуток. Видите сколько братьев полегло? И Ратмир к предкам отходит.

– Как отходит? – Подпрыгнул Филька, выкатив глаза. – Он же бессмертный?

– А вот так. – Буркнул оборотень. – Вымолил видимо у богов смертушку. К женке своей идет.

– Ну дела... – Почесал затылок домовой, сбив набок свой треух. – Мир меняется. То бог смертным становится, то вожак оборотней. Виданное ли до селя дело. – Он посмотрел на севшего ему на плечо Светозара. – А ты чего себе думаешь?

– Че тут думать. То не нашего ума дело. Я вообще домой хочу. Надоело приключенчичать. Есть хочу и спать. Устал.

Ратмир умирал, и только сила воли держала его на этом свете. Он должен был сказать последнее: «Спасибо», – той, к молитвам которой прислушался Род, выполнив просьбу, и как бы оборотню не хотелось скорее отправится на кромку, обнять свою Беляну, он терпел и ждал.

Слава сразу после битвы потеряла сознание, и над ней колдовал Богумир, пытаясь привести в чувство. Не выдержала душа девушки огромного количества крови, которой было все здесь залито, даже черный доспех ее жениха приобрел бурый оттенок, даже единственный глаз лихо, выглядывал недоуменно из кровавой каши, и по детски, наивно не понимая, словно спрашивал: «Что тут такого страшного было-то, в этой веселой игре? С чего в обморок бухнулась?».

Тяжело понять состояние девушки тому, кто не видел столько крови и смерти, как говорится: «В живую». Это вам не красивое полотно художника, в тихой галерее под бокал вина, где герои после битвы, стоят в выглаженных, вычищенных костюмах и грозно улыбаются, гордо расправив плечи, рассматривая поле брани усеянное картинно разложенными, словно позирующими трупами врагов. То, что видела Славуня, это картина жизни без прекрас, такая, какая есть, что делать, если она бывает и такой жуткой. Здесь страшно. Вонь, грязь, кровь, и усталые лица, с каплями пота, и слез. Стоны раненых и хрипы умирающих. Не многие из мужчин выдерживают такое, а Слава всего лишь хрупкая девочка, увидевшая настоящий ад.

Ратмир смотрел черными глазами в сереющее предрассветными сумерками небо, скрипел зубами, борясь с болью, и не позволяя себе умереть, улыбался. Скоро он уже встретится с любимой. Осталось чуть-чуть. Рядом молча сидел, и жевал угрюмо травинку старший сын, и еще недоуменно поглядывающий на оборотня лихо. Никак не укладывалось в детском мозгу одноглазой нежити, как такое может быть? Как можно хотеть умереть, ведь жизнь прекрасна? Они победили, и этому надо радоваться, а этот волк в человеческом обличие улыбается близости смерти. Чудной. Смеется, когда надо плакать.

Пространство неожиданно лопнуло, и через прореху мирозданья, в явь вошла богиня.

– Девана. – Попытался подняться оборотень, но не смог и со стоном упал в траву.

– Лежи. – Мне сейчас твое поклонение не надобно. – Она подошла ближе, присела на корточки рядом с головой оборотня, и положила тому на пылающий лоб ладонь. – Зачем?

– Я хочу к жене. – Понял, что имеет в виду богиня Ратмир.

– А вот мне не хочется с тобой расставаться. – Девана посмотрела на умирающего, и не выдержав затухающего взгляда волка отвернулась. – Столько веков вместе... – Голос ее дрогнул. – Мне будет тебя не хватать.

– Я оставляю после себя достойную замену. – Улыбнулся окровавленными губами оборотень. – Тебе отныне будет служить мой старший сын Вул. Только не одаривай его бессмертием, пусть будет просто долгожителем. Пусть лучше молится о здоровье, чем о смерти, потому как бессмертие – это не дар, а проклятие.

– Хорошо. Я принимаю замену, и выполню твою просьбу. – Вздохнула богиня, посмотрев оценивающе на поднявшегося Вула, и вновь опустила глаза на Ратмира. – Иди с миром к своей Беляне, и будь счастлив, ты этого заслужил.

– Не могу. Я еще не сказал спасибо, тому, кто подарил мне счастье умереть. Та девушка не выдержала вида того, что тут происходило, не справилась с собой, хотя весь бой вела себя геройски. Она потеряла сознание. Твой племянник, и ее жених, пытается вернуть красавицу нам. – Улыбнулся Ратмир.

– Слава была с вами? – Удивленно вскинула глаза Девана, и встала. – Не знала. Надо посмотреть на эту знаменитую девчонку. – Она подошла к суетящемуся неподалеку над бесчувственным телом Богумиру, и коснулась плеча. – Что с ней?

– Не пойму. Какой-то не правильный обморок. Отказывается возвращаться, словно держит ее кто-то там. – Выдохнул горечью тот. – Проклятье какое-то. То меня не поднять было, то ее. Гляди. Улыбается. – Он склонился над невестой.

– Не суетись. – Богиня то же склонилась над Славой. – Дай ей время. Думаю, с ней разговаривают, не мешай.

– Кто? – Вскинул удивленные глаза Богумир.

– Не будь глупцом. – Нежно взлохматила его волосы богиня. – Тот, кто имеет на это право. Там, где она сейчас, не сделают твоей невесте больно.

***

Березовая роща, сливающаяся где-то в глубине леса в белесую радующую глаз дымку, обнимающихся кронами веселых сестер. Она наполнена светом двух огромных, теплых светил. Голубое, бездонное небо над головой, такое же как дома, но и в то же время другое, более высокое, наполненное насыщенной краской божественной благодати, и облака в нем, они в форме животных, и птиц, они живые, и гуляют по бескрайней синеве разговаривая друг с другом, поют, смеются, они счастливы.

Слава стоит на опушке леса, который подрагивает белесым маревом за спиной. Она только что из него вышла, и обомлела. Впереди, прямо перед глазами, расстилается бескрайний простор голубого, улыбающегося зелеными искрами солнечного света, океана. Она никогда не видела его ранее, но точно знала, что это именно он. Только он может быть таким грозным и добрым одновременно, только он может быть таким страшным и прекрасным, веселым и трагичным.

Неторопливые волны накатывают на прибрежный песок, вздыхают, и шуршат по нему, словно говоря: «Иди сюда, девица, не бойся. Мы не причиним вреда. Мы добрые, мы теплые, мы ласковые. Тебе будет хорошо с нами».

Слава решительно шагнула вперед, и океан шагнул волной ей на встречу. Вода омыла ступни, словно теплые ладони нежно погладили ноги, и счастье наполнило душу. Девушка засмеялась, зачерпнула ладонями пахнущее водорослями и свободой искрящееся чудо, и поднесла к губам...

– Не стоит. – Нежный женский голос раздался сзади. – Она очень соленая. – Слава обернулась, и словно посмотрела в свое отражение. Там на опушке стояла она сама. – Не удивляйся. – Улыбнулась гостья. – Ты просто очень похожа на меня.

– Кто ты? – Слава вышла из воды и шагнула на встречу незнакомке.

– Я родила когда-то тебя, но увы, успела лишь один раз взять на руки, и поцеловать. – Вздохнула та. – Так распорядилась смерть.

– Мама?! – Слава едва не упала от осознания, и нахлынувших чувств.

– Да. – Кивнула она. – Я твоя мама. Иди, и обними меня доченька, мне так этого не хватает. Я смотрела на тебя из нави, переживала твоему горю, радовалась удачам, но всегда желала только одного, прижать к груди, и поцеловать. Неужели мои мечты наконец сбудутся. Обними меня родная. Обними, кровинушка моя...

Они стояли, молчали и плакали, уткнувшись лицами друг в дружку, две копии одного целого, мать и дочь, и даже океан молчал штилем, не смея шуметь, и мешать двум душам любить.

– Мама. – Слава отстранилась, и посмотрела в глаза. – Какая же ты красивая.

– Как и ты. – Улыбнулась Хавронья. – Но расскажи мне, как там отец? Знаю только, что сохранил мне верность, и не женился. Здоров ли?

– Все хорошо мамочка. Он сейчас вернулся к князю воеводой, а до того мы в деревне жили. Кузня у нас была. Потом Богумир появился... – Она вдруг осеклась. – Ой! Это что же, я умерла?

– Нет, что ты, просто нам с тобой, Родом, дарована за твой подвиг возможность увидится. – Улыбнулась мама.

– Какой подвиг. Я ничего такого не совершала. – Недоуменно осмотрелась Слава, словно попыталась найти тот самый подвиг где-то рядом.

– Совершала, совершала. Еще как совершала, и достойна награды. – Раздался с небес густой смех. – Твоими молитвами и песнями, я смог помочь оборотням в сече. Ты смелая, и любви в тебе столько, что я едва не захлебнулся ей. Ты заслужила награды. Но встреча с матерью это только аванс. Основной мой подарок впереди, но всему свое время. Наслаждайся пока разговором с родным человеком. Время я остановлю. Там в Яви, ты просто несколько минут будешь спать, а здесь могут пройти года, но думаю, что столько вам не понадобится. – Голос перестал смеяться и наполнился теплотой. – Идите влево по берегу, там стоит дом, и там ждет Перв, ваш отец и муж. Там пыхтит самовар, там лежат на столе бублики. Вы никогда не жили полной семьей, так сделайте это. Отдохните, поговорите, расцелуйтесь наконец, и наслаждайтесь друг другом, вы этого заслужили.

Как только ты Слава решишь вернутся, просто скажи: «Пора». – На том покидаю вас, и ухожу, ведь счастью нельзя мешать, оно такое хрупкое, что даже я, Род, могу его сломать, и помни дочка, что главный мой подарок, еще впереди. Мир вам, дети.

***

Небо серело зябким рассветом. Легкая дымка тумана укрывала поле и дорогу, словно специально скрывая от глаз последствия произошедшего тут сражения. Тихо бродили, переговариваясь между собой оборотни. Они собирали павших братьев, и уносили в лес. Там посреди поляны соснового бора, место скорби, там с ними попрощаются, и под вой стаи, проводят дорогой предков, к далекой луне.

Пока не взошло солнце, и проснувшийся петух не разбудил деревню, надо успеть унести останки.

Упырей бросят там же, где они и сдохли, зачем утруждаться, первые лучи Ярила, растопят трупы тварей, превратив их в жижу. Ничего не будет напоминать о смерти. Все, что тут произошло видели только боги и птицы, но они ничего не расскажут людям. Не стоит волновать смертных, то не их дело. Пусть сеют рожь, строят дома, рожают детей, а о их покое позаботится стая.

Первое, что увидела Слава, открыв глаза, было взволнованное лицо Богумира. Она улыбнулась ему, и он тут же опустился и поцеловал.

– Как же ты меня напугала, Славушка. Не докричаться было. – Прошептал бог.

– Я была с мамой. – Улыбнулась девушка. – Целая неделя счастья. Мне не хотелось уходить, но тут меня ждал ты, и я не могла остаться.

– Видимо это был подарок от Рода, только он способен на такое. – Улыбнулся в ответ Богумир. – Но вставай, идем. – Парень поднялся и протянул руку. – Там умирает Ратмир, и хочет с тобой попрощаться. Ему осталось совсем немного, и только желание видеть тебя, не дает оборотню шагнуть за кромку.

Слава мгновенно стала серьезной:

– У него получилось?

– Скорее всего у тебя. – Вздохнул Богумир. – Но идем скорее, или ты себя плохо чувствуешь?

– Нет, мое самочувствие в данный момент неважно. Надо исполнить волю умирающего. Повторения не будет. Веди. – Решительно поднялась девушка.

– Правильно. – Подошла к ней Девана. – Ты умница, с огромной душой, я рада за племянника, он поймал жар-птицу. Но не будем медлить, Ратмиру тяжело ждать. Он доживает последние мгновения, и каждая из них мука.

Оборотень, не мигая смотрел ввысь, он был жив, и прощался с небом. Там на кромке оно будет другим, совсем не похожим на земное, но он об этом не жалел, ведь под чужим небом его ждала любовь.

По окровавленным губам блуждала счастливая улыбка. Лихо ушел помогать оборотням собирать павших братьев, а рядом с Ратмиром сидел понуро сын, и молчал. Второй сын был сильно ранен, и его унесла в лес дочь. Все правильно, заботится надо о живых, мертвым уже все равно, у них впереди вечность, и они в конце конов дождутся, и внимания, и радостной встречи.

– Возьми меня за руку, Вул. – Выдохнул хриплые слова кровавыми пузырями Ратмир. – Ты наверно думаешь, что я сделал неправильный поступок, лишив тебя бессмертия? Но это не так.

Отныне, ты займешь мое место в стае, и поведешь ее. Отныне, ты будешь служить Деване, и я просил ее не даровать тебе за это бессмертия, и это не потому, что я тебя не люблю, а потому, что невозможность умереть, это кара, а не благодать. Вспомни мою жизнь, и ты все поймешь.

Ты будешь жить столько, сколько захочешь, и сможешь уйти тогда, когда станет невыносимо. Это будет достойная награда за преданность богини. За службу, но не прислуживание. Чти род Ратмира, служи, но не унижай своего достоинства.

Сейчас я уйду к твоей матери, и хочу, чтобы ты знал, что не смотря на всю грубость в воспитании, суровый нрав и редкие похвалы, я любил тебя, твоего брата и сестру. Помните об этом. – Он замолчал. – Все. Теперь уходи. – Голос его стал тверд. Идет Слава, и я хочу до конца выполнить долг. Это касается только ее и меня.

Бог, богиня и смертная, опустились перед умирающим на колени. Оставались последние мгновения жизни. Оборотень повернул голову, нашел взглядом глаза Славы, и его губы прошептали:

– Спасибо. – В этом последнем слове, последнем выдохе смерти Ратмира, выразилась вся его невысказанная благодарность. Зачем нужны лишние слова? Иногда молчание и взгляд говорят больше, ведь в них кричит сама душа.

Глаза оборотня остекленели, дыханье остановилось, сердце последний раз стукнуло, и замолчало. Вожак стаи ушел с мечтательной улыбкой на устах. Богумир провел ему ладонью по лицу, и закрыл смотрящие в небо, мертвые глаза.

– Иди к своей Беляне. Иди к ней, к своей любви, она ждет, вы будите там счастливы. – Прошептала Славуня, и слезы сами собой потекли из глаз на землю. Ее взяла за плечи Девана, и прижала к груди.

– Он достоин. – Глаза дочери Перуна налились влагой. – Мне тяжело видеть тело того, кто еще совсем недавно был жив, и кто был бессмертным. Но это его выбор, и я его уважаю. – Плечи ее вздрогнули молчаливым рыданием. – Что же эта проклятая любовь делает с нами?..

Девушка и богиня, тихо плакали обнимая друг друга, стоя на коленях около того, кто ради любви, отказался жить вечно, а рядом молчал Богумир. Он не смел им мешать. Надо выплеснуть скопившуюся боль, а ее словами не утешишь, тем более что в душе он и сам содрогался, едва сдерживаясь, но не мог показать слабость. Он мужчина и бог, а они от боли не плачут.

***

Она стояла у березки, и смотрела голубыми озерами глаз. Ее толстая коса, с руку толщиной, через плечо, до пояса, его родная коса. Ее незабываемая улыбка, на родных губах, он так любил их целовать. Голубенький сарафан в мелкий горошек, развевается на солнечном ветру, и подчеркивает порывами тонкую талию, и высокую грудь.

Стоит у березки Беляна, и ждет своего оборотня, а он бежит к ней по залитому солнцем лугу, и орет дурнем от счастья, летит не касаясь земли, с распахнутыми для объятия руками. Нет больше той силы, которая их может разлучить.

Сбылось. Вот оно счастье. Они вместе, и теперь уже навсегда.

Ее ладошка в его руке, глаза в глаза, к слезе слеза, а впереди вечность. Теперь их не разлучит никто. Они идут по березовой роще, меж белоснежных стволов, и сливаясь с лесом, белоснежной дымкой тают, растворяясь нежностью.

– Они заслужили покой. – Морена смахнула слезу.

– Да. – Девана закинула за плечо лук. – Он был самым лучшим оборотнем на свете, любил смертную, и его любовь, скорее всего, переживет легендами века. Пусть будут счастливы. – Она вздохнула, и растаяла.

– Да будет так. – Морена посмотрела на опустевшую березовую рощу. – Будьте счастливы. – Богиня горько улыбнулась. – Эх сынок, сынок. Что же ты делаешь? Ведь с тобой будет то же самое...

Глава 29 Перед свадьбой

Анисья сидела за столом, сложив руки как прилежная школьница, и смотрела на угрюмого Перва. Тот хмурился напротив, и молчал, опустив глаза в скатерть. Тягостные минуты бежали одна, за другой, и наконец не выдержав, женщина заговорила:

– Что случилось? Ты как проснулся, так не произнес ни слова? Прячешь глаза. Я в чем-то виновата? – Она положила свою ладонь на его, пытаясь привлечь внимание.

Он не ответил, а лишь мотнул отрицательно головой, и вздохнул.

– Так что тебя тогда гложет? Скажи, не держи в себе. Не замыкайся. – Она сжала ему руку.

– Я видел во сне Хавронью. – Он поднял глаза. – Живую, такую, какой она была в юности. – Он вновь опустил взгляд. – Я ей все про нас рассказал. Не стал таится. Чувствую себя предателем.

– Это только сон. – Улыбнулась Анисья. – Тебе пора забыть, она прошлое, она умерла, ты достойно себя вел, был верен все эти годы, но хватит, ты жив, не хорони себя.

– Я не смогу ее забыть, я ее любил, и люблю. – Перв вновь вздохнул.

– А как же я? – На глазах женщины выступили слезы.

– Тебя тоже люблю... И ее люблю... Я запутался. Зачем ты только появилась в моей жизни? Все было просто и легко, а теперь душу рвет на части. – Он грохнул кулаком по столу. – Я не знаю, что делать?

– Расскажи сон. Что там было? – Анисья сильнее сжала ладонь. – Поделись со мной.

– Мы целую неделю жили семьей, я Слава и Хавронья. Мы были счастливы. Потом я рассказал жене о нас, не мог утаить. – Перв поднял глаза.

– И что она? Ругалась? Проклинала? – Анисья не выдержала и отвернулась.

– Нет. Она все поняла. Мало того, благословила. Она сказала, что она прошлое, а ты настоящее. Она отпускает меня, но там, в нави, будет ждать. Там все, кто любит, находят друг друга, и всегда рядом. Все, понимаешь?.. И я, и ты, и она, и твой покойный муж, мы все там будем рядом. Там все не так как здесь, мир нави, это оказывается не мир смерти, а мир чистой любви и памяти. Те, кто живет там, просто хотят, чтобы их любили и помнили, но еще больше они хотят, чтобы те, кто остался здесь, были счастливы.

– Так что же ты тогда такой грустный? – Повернулась к нему Анисья.

– Все равно, чувствую себя предателем. – Вновь вздохнул Перв.

Женщина встала, обошла стол, обняла воеводу, обвив руками его шею, и прижалась к спине, склонив лицо к волосам:

– Не надо. Она простила тебя и отпустила. Прими жизнь такой, какая она есть, зачем сложности. – Она поцеловала его в макушку. – Сейчас у тебя есть я, есть дочь, скоро свадьба, мы живы, и мы рядом. То, что будет потом, то будет потом, и только боги могут сказать, как это будет. Пусть они и решают, карать или миловать, доверься им, а сейчас просто живи.

Перв не вставая развернулся, обнял любимую женщину, и уткнулся лбом в теплый передник, пахнущий хлебом. Он вдруг почувствовал себя маленьким мальчиком, которого приласкала мама, и ему захотелось расплакаться. Захотелось, чтобы его погладили по голове, и пожалели. Пожалели сурового, грозного воина и воеводу, как любимого сына. Миг слабости присущ всем нам, можно, конечно, это скрывать, не рассказывать никому, но это так. Он не спрашивает ни возраста, ни пола, только каждый справляется с ним по-разному.

Перв на миг отстранился, встал, и взяв Анисью за плечи, посмотрел в глаза:

– А знаешь, что... – Хитро сощурился воевода.

– Что? – Улыбнулась женщина.

– Ты права... Не будем ждать. Поженимся вместе со Славкой и Богумиром в один день. Чего зря время терять, у нас его не так много осталось. Я скоро окончательно постарею, и стану дряхлой ни на что не годной развалиной. Трухлявым пнем.

– Ну на счет развалины, не придумывай, многие из молодых, такой-то развалиной хотят стать. – Она задорно подмигнула и покраснела. – А насчет поженимся? То я согласна.

– Вот и хорошо. Приедет дочь, сразу ей об этом и скажу. Две свадьбы в один день, и весело, и для кошелька экономно. – Он рассмеялся. – Вот только кто ее под венец поведет, отец-то занят будет?..

– А кто меня? – Поддержала его смехом Анисья.

– Эх. Одни от вас баб проблемы. – Перв прижал ее к себе, и поцеловал. – Но что без вас делать?..

Они стояли, смеялись, и обнимались.

Жизнь продолжается...

Прошлое ушло и уже не вернется, простило оно их, и благословило, а впереди теперь новая жизнь. Они еще будут в ней счастливы.

***

Люди спали, отдыхали от трудного дня, не подозревая, что совсем недавно были спасены стаей оборотней от жутких тварей, которые уничтожив деревню, обязательно напали бы на лакомый кусочек, где так много свежей крови.

Город спал, и только в одном окне горела свеча, там, уронив голову на руки, сидел за столом воевода. Он дремал, волновался и ждал. Как там дочь? Не взяли его на сечу, помеха он им, видите ли. Давно ли помехой стал? Сил еще много. Но зачем спорить. Не простой у него зять. Ох не простой. Внук самого Перуна.

Ночь мерцала звездами, освещая полной луной столицу княжества Первоградского, и тихо плыла по черному небу, не мешая тому, кто устал за день. Пусть отдыхают, завтра тяжелый, хоть и веселый день, нужны силы, чтобы съесть все что на пиршественные столы выставят, все выпить, что нальют, да стоптать в пляске пары две сапог.

Богумир сказал, что к этому дню вернется, значит выполнит. Он бог, а боги никогда не обманывают. Ох и повеселится народ. Повод для того великий.

Часовые в воротах узнали в усталом путнике, своего знаменитого на все княжество героя, неожиданно оказавшегося богом, и распахнули приветственно створки. Усталый, с вороном на плече, на вороном коне, с девушкой, прижимающейся к груди, Богумир въехал в спящий город.

Три дня пути, остались позади. Они все это время ночевали в лесу, прямо под открытым небом, спали прижавшись к друг – другу у костра, а когда поднималось солнце, направляли неторопливого коня по нужной дороге домой. Влюбленные ехали по благоухающим цветами лугам, веселым березовым рощам, переправлялись через реки и ручьи, с развивающимися в потоках водорослями, в прозрачной как слеза воде, по бревенчатым мостам. Они, возвращаясь, и не было в это время никого на свете счастливее их.

Кожаное седло поскрипывало, и позвякивала кольчуга, подпевая копытам: «Цок, цок – дальний путь. Цок, цок – поцелуй. Цок, цок – счастье впереди. Цок, цок – любовь сохрани». – Слава прижималась к груди дорогого сердцу человека, и изредка, украдкой посматривала на его задумчивое лицо.

Богумир о чем-то хмурился, что-то тревожило его тяжкими думами, а она никак не решалась спросить. Не хотелось серьезных разговоров, они могли нарушить идиллию счастливого пути, зачем портить то, что и так прекрасно. Надумает, сам скажет, что его беспокоит, она умеет ждать.

На крупе коня, свесив ноги по обе стороны хвоста животного, разместился Филька, с неизменным Светозаром на плече, а еще к ним присоединился ворон. Троица балагуров, не останавливаясь о чем-то постоянно болтала, то смеясь, то ругаясь, то переходя на заговорщический шепот, но Слава их не слушала, зачем прислушиваться к глупостям, да и некрасиво это – подслушивать.

– Боюсь я Славушка нашей с тобой дальнейшей жизни. – Наконец не выдержал Богумир, и заговорил. – Тяжко мне. Боюсь, что ты винить себя будешь.

– Это в чем же? – Девушка подняла глаза. – Ты со мной всегда честен, плохого я от тебя никогда не видела, хмельным не балуешься, кулаками не грозишься, да и не пошла бы я за такого-то, ума не имеющего. Не понимаю, что тебя беспокоит?

– Винить себя будешь, что ради тебя, я от бессмертия отказался. – Вздохнул Богумир. – Так уж человек устроен, что все время вину в себе ищет, и находит, даже если ее там нет, потом мается думами, места себе не находит.

– Может и буду, но это потом. Сейчас я слишком счастлива, чтобы думать о подобном. – Улыбнулась Слава. – Ты рядом, что еще надо?

– Сейчас да... – Посмотрел ей в глаза Богумир. – Но я о будущем говорю, привык за долгие века жизни, все предусматривать, многое видел, многое знаю, многое понимаю. Тяжко мне, от мысли одной, что виноватить себя будешь, а это не так...

– И что же нам делать? – Взгляд девушки стал серьезен. – Только не говори мне, что из-за этого от меня отказываешься, не переживу я разлуки.

– Нет, что ты. Как я могу отказаться от того, без чего и сам жить не могу, это все равно, что от воздуха отказаться, и дышать перестать. Я просто хочу, чтобы ты поняла, что все, что я делаю, это мое решение, и сам я этого хочу, и потому счастлив.

– Я знаю. – Слава с нежностью посмотрела в глаза жениха. – Мы может и не будем бессмертны, но зато будем счастливы. У нас будут дети, потом внуки, и даже правнуки, и они будут похожи на тебя, мы будим их любить, и они нам глаза закроют.

– У нас будут три дочери, и два сына. – Улыбнулся Богумир.

– Выдумщик. – Рассмеялась Слава. – Такое никто не может знать. То неведомо.

– Но я же все-таки пока еще бог? – Он прижал девушку к себе, и поцеловал. – Мне многое ведомо. Даже то, что звать наших сыновей будут: Рус да Сева, а дочерей: Древа, Скрева и Полева. Дела их будут славные, гордо они по жизни пойдут, продолжат они наш с тобой род.

– Расскажи мне о них?.. – Слава с любопытством посмотрела в глаза.

– Дочери будут похожи на тебя, а парни на меня. Они будут красивые и стройные, умные да сильные. Гордость да счастье наше.

– Нуу... Такое и я могу напридумывать. Детки всегда на своих родителей похожи. Удивил... А то, что они умные да сильные, так им и дурнями не в кого быть. Папка у них бог. – Она засмеялась. – Да и мамка себя дурой не считает. Ты лучше судьбу их поведай. Как сложится? Как жить будут, что делать?..

– Вот этого не могу, туманом неопределенности все покрыто. Несколько дорог в будущее ведет, и все они мне неведомы. Родом нам выбор дается, а дальше, то наша воля, по какой идти, как надумаем, так судьба и сложится. Мы с тобой сейчас на перекрестке, неведомо куда шагнем, но то, что деток будет пятеро, это точно. На любой дороге нам их столько высшим дадено, и то, что дела их будут славные, мне тоже ведомо, то вижу, как тебя сейчас. – Он улыбнулся, и еще раз поцеловал девушку. – Так что, голубка моя, пеленки готовь.

– И это все что ли? – За спиной неожиданно каркнул возмущенно ворон. Богумир обернулся. На задней луке седла, оголив одно ухо, из-под сбившегося набок треуха, стоял и слушал Филька, а на его плече, выкатив любопытные глаза, сидел светлячок, а над ними завис хлопающий крыльями ворон. – Я думал, тут откровенные знания будущего поведают, а ты только нас, как осла морковкой поманил, и сам ее тут же слопал.

– Подслушивать не красиво. – Парень погрозил им кулаком.

– Как тут не подслушивать, когда вы так громко и вкусно секретничаете. – Возмущению домового не было предела, он даже покраснел, и выкатил глаза. – И вообще... Чего таитесь?.. Любопытно нам. Ты лучше вот, что мне еще скажи, окромя того, что я подслушать успел: «Мы-то с вами останемся, али как?».

– А это от вас зависит. – Улыбнулся Богумир. – Захотите, так останетесь, а нет, так и неволить не буду. Вольному – воля.

– Как только надоест мне на вас смотреть, терпение закончится на ваши хулиганства ругаться, так я капусту, в миг квасить перестану. – Грозно нахмурилась Слава, но не выдержала и рассмеялась.

– Подумаешь, напугала. Нам и к кикиморе сбегать не лень, там недалече. – Фыркнул Филька.

– Для кабеля и сто верст не крюк, когда приспичит, а я, так вообще капусту не люблю. Чего в ней хорошего? Соленая и воняет гадко. – Посмотрел с пренебрежением на домового Орон.

– Ну и дурак. – Насупился тот. – Ничего не понимаешь, вот и не любишь. – Он сделал вид, что обиделся и отвернувшись поднял указательный палец вверх. – Деликатес!

– Тьфу на тебя, нелюдь. – Плюнул Орон. – Где только слов таких поганых нахватался. Лазаешь по местам непотребным, цепляешь там всякое.

– На себя посмотри, курица общипанная. – Огрызнулся Филька, и вернувшись на круп коня, уселся там обиженно пыхтя. – Сам, по козлодерням промышляешь.

– А я тоже капусту люблю. – Высунул язык в сторону ворона Светозар. – Вот. – он взлетел и опустился к домовому на плечо.

Молчание наполнилось обидой, но не на долго задержалось, так как тут же порвалось смехом Богумира и Славы.

Так и ехали путники, перешучиваясь, беззлобно ссорясь, строя планы на будущее. Впереди вся жизнь.

***

– Ну вроде все готово, все предусмотрел. – Перун довольно потер искрящиеся электричеством ладони. – Завтра можно мирком, да за свадебку.

– А то, что Перв, тоже женится надумал, знаешь? – Лель протирал платочком свирель, сидя на резном табурете закинув ногу на ногу, мурлыкая себе под нос мотив веселой песенки.

– А то, как же... Бог я или не бог? Такое от меня не скроешь. – Наигранно возмутился Перун. – Сразу двум парам руки рушниками обвяжу, да обвенчаю на жизнь долгую. – Он хлопнув себя по коленям рассмеялся.

– Не уж-то и впрямь, сам венчать будешь? – Морена сидела напротив и смотрела как Лель ухаживает за музыкальным инструментом. – Вроде как неправильно это, богу в роли волхва в явь являться. Небывало еще такого.

– Правильно, неправильно, бывало, не бывало... Кто осуждать будет? Сам хочу внука венчать. То воля моя. Чего он перед моим идолом деревянным кланяться да молится будет, когда вот он я сам, живой да грозный. – Махнул рукой бог.

– И я спущусь. – Поведу дочку Перва, там больше некому. – Не смогу спокойно сверху на них смотреть. – Даждьбог улыбнулся.

– Чего это некому? – Поднял глаза Лель. – Там сам князь вызвался, девку под венец вести.

– Тогда Анисью поведу. – Упрямо надул губы Даждьбог. – Не старайся, не отговоришь.